Как до Жирафа… Ардо Маргарита
– Это мне неловко! – огрызнулся он. – Почему вы гундосите? У вас же не было насморка!
– В глаз что-то попало, – соврала я и опять вытерла забитый сожалениями о несбывшемся нос.
– Умойтесь. В квартире две ванные комнаты. Пользуйтесь любой. Я вижу, что вы слишком щепетильны. Оставьте это до офиса. Считайте, что вы в гостях. Берите без спроса всё, что нужно. На кухне есть холодильник, в нём достаточно продуктов. В резной шкатулке на полке я оставил карту, если что-то потребуется купить. Пароль там же на стикере. Мультиков Маше показывать не больше пятнадцати минут в день. Конфетами не баловать. На обед обязательно суп.
– Хорошо. Спасибо.
– Я туда и обратно. А вы ложитесь спать, – приказал он.
Послышались короткие гудки. На этот раз царевич не перезвонил. Офигеть, какой контролёр! Я пошла исследовать его жилище, на поверку оказавшееся квартирищей метров на сто двадцать, нашпигованной электроникой и ультрасовременной мебелью. Дорого. Видимо, стильно. Но я такое не люблю. Когда-нибудь, когда у меня появятся деньги, – верю, что этот день наступит, если даже и к пенсии, – так вот я куплю в свою квартиру что-то более уютное, ближе к классике: диван с кучей атласных подушечек, в тон шторы, большое, мягкое кресло, чтобы можно было забраться с ногами и пить чай, слушая дождь, как сейчас. А ещё у меня будет книжный шкаф или стеллажи, на которые я расставлю кучу всяких ненужных, но милых фусечек… Ох, как же мне хотелось тратить деньги на чудесную ерунду!
Я заглянула в следующую комнату. Тут тоже был книжный шкаф, на полках которого весьма вольготно чувствовали себя книги о бизнесе, маркетинге, стратегиях развития и управлении персоналом. Непонятно как между «Критической целью» Голдратта и учебнику по нейролингвистическому программированию затесалась Анна Каренина. Силён Толстой Лев Николаевич! Ему даже бизнес-акулы ни по чём!
Я читала корешки томиков про персонал и думала: надо бы вампиру какую-нибудь книжку про человечность подсунуть, про ценность людских ресурсов и дружественных отношений. И о высоком что-нибудь. Вдруг бы он прочитал случайно и бац – осознал, что орать на подчинённых нехорошо, пусть они и ниже в пищевой цепи, но не муравьи всё-таки…
Жаль, не успею – ледяной царевич слишком быстро вернётся. Хоть, конечно, до Пекина и обратно – это не на самокате в парк отдыха сгонять.
Вздохнув, я продолжила рассматривать предметы быта «великого и ужасного», чувствуя себя, как Бобик в гостях у Барбоса. Бобику было любопытно, но по большей части не комфортно, ведь известно, что Барбос горазд рычать и откусывать головы. Главное, чтобы после всего этого «Дедушка», точнее владелец нашей сети Виктор Геннадьевч Гринальди не турнул меня с работы. Не сомневаюсь, кто-то из них заставит меня подписать договор о неразглашении, чтобы сор из избы не…
Почему-то при слове «договор» в голове заиграла песня Элли Гулдинг из фильма «Пятьдесят оттенков серого» – там героиня с договором про подчинение носилась, как дурень со ступой. Правда, мне представилась не Анастейша «как-там-её», а орущий на меня вампир-красавец. В животе затикало, я покраснела: что-то я совсем не о том думаю! И я таких типов терпеть не могу! Хотя улыбался он дочурке так мило… От неожиданности меня чуть не снесло обаянием.
Я обернулась – с фотографии на полке смотрел с укоризной Андрей Викторович, строгий, хмурый – вот-вот заорёт. Я сглотнула, споткнулась о рассыпанный на дорогущем ковре конструктор Лего и полетела носом вперёд. Растянулась бы, если бы мой полёт не прервал роскошный диван. Кожаный, красный… И я опять подумала не о том. В бёдрах запульсировало активнее и стало жарко.
Чёрт, это явно побочные эффекты моих выдумок про чужую страсть. Оговорочка по Фрейду получилась. Не удивительно: секса у меня не было уже два года. Если один раз после ухода мужа не считать. Но от той пьяной, яростной мести и желания кому-то чего-то доказать у меня до сих пор голова болит и хочется под землю провалиться. Снова одолела неловкость, словно я своими мыслями в чужой дом мусора нанесла.
Я застыла на коленях и вытянутых руках, опираясь на диван, глянула на стену и обнаружила, что на светлых обоях над кожаным элементом фильмов для взрослых было нарисовано фломастерами нечто очень цветное и экспрессивное. Машины проделки. Я склонила голову, пытаясь понять: это баба-яга или трактор?!
Большие электронные часы показывали полночь. Самое время превратиться в тыкву или снять, наконец, шерстяные штаны, от которых уже кожа чешется. Забивая сказкой о Колобке мысли о неприличном, прущие в голову, как бешеные кони, я поспешно нашла гардеробную, а в ней запечатанную футболку и тапочки. Выйдя, уставилась на установленный вместо кровати безразмерный плацдарм в спальне босса. Смятый, словно по покрывалу кто-то прыгал. И красивый, ледяной царевич вдруг представился мне не одетый… Дыхание спёрло, воображение вздыбилось. В животе стало горячо.
Я опомнилась, замахала на себя руками и, постыдно сбежав, постелила себе на диванчике в детской напротив Машиной кроватки. Малышка сладко спала.
Журя себя, напомнила, зачем я тут. Возможность пообщаться с ребёнком куда важнее! Для такой, как я, она вообще бесценна. Так что это мне надо шефу приплатить… Наверное.
Я легла, накрылась одеялом, вжала голову в плечи и призналась себе в очевидно-неприятном: мы думаем о том, что болит. А то, о чём подумала я, когда ко мне явился Андрей Викторович, вызывает вопрос: кто из нас самом деле озабоченный маньяк? Кажется, не он.
Внезапно в коридоре открылась дверь, кто-то осторожно вошёл и… уронил ключи.
Глава 4
Кто бы это мог быть? Ночью!
Я вытаращилась в ночи на косящую на меня неоновым глазом колибри. Волосы встали дыбом. Логика подсказала: если с ключами, значит, точно не грабитель. Хотя вдруг неуклюжий вор грохнул об пол связкой отмычек?
Я поджала губы: нет, это только я везде грохаюсь… Я скривилась от догадки: ах, это наверняка деловая маман вспомнила о дочке. Мне сразу представилась подвыпившая молодая дива на лабутенах, а затем скандал, который она закатит, увидев в квартире меня, то есть постороннюю девицу в одной футболке. Андрей Викторович сейчас уже должен быть в режиме полёта, не дозвониться. Я похолодела: она же меня и в полицию может сдать! Судя по поведению, эта самая Лана не слишком адекватна… Чёрт!
Или это Виктор Геннадьевич срочно вернулся из Парижа ночным рейсом? Час от часу не легче! Чёрт! Чёрт! Он сразу подумает, что у меня с его сыном интрижка… А он такого не любит, я помню, как уволил Ларису из отдела кадров, которая слишком распущенно повела себя на корпоративе. Меня нахлобучило паникой, и я не нашла ничего лучше, как спрятаться под одеялом – когда в таких ситуациях в кино герои лезут проверять, кто и что, обязательно остаются без головы. Нет уж, мне и с головой нелегко живётся!
Я услышала тихие шаги. Забыла, как дышать. Кто-то приоткрыл дверь, постоял секунду и закрыл. Я замерла. Жаль, по дыханию не определить, кто это: мужчина или женщина. И вообще из-под одеяла ни черта не определить.
Шаги отдалились. Я высунула голову и села. Тьфу! Что за день сегодня?! Позвонить царевичу? Я оглянулась и осознала, что, как на зло, оставила телефон возле сумочки в прихожей. Прислушалась, повела носом, как суслик в степях. Неизвестный бабайка походил немного, чем-то снова грюкнул и затих. Я осторожно спустила ноги с дивана. Крадучись, прошла к двери и открыла. В щёлочку протиснулась темнота, еле уловимый запах спиртного и тиканье часов. Видимо, пришедший лёг спать. Точно маман!
Я ещё постояла-постояла в нерешительности. Потом прикрыла плотно дверь, взяла из кучи игрушек что-то непонятное, больше всего похожее на палку. Деревянное и достаточно увесистое. Кажется, это был жираф. Глянула на Машу – кроха посапывала, беззаботно раскинувшись в кроватке. Я накрыла её одеяльцем, вздохнула и села на свой диван. Буду сторожить.
Сколько времени просидела я так, прислушиваясь, разглядывая уголки темноты, неоновые ночники и пытаясь разгадать в наваленной куче игрушек, кто есть кто, не знаю. Но как-то незаметно для себя провалилась в сон.
– Афф! – разбудило меня радостное, но приглушённое. Я встрепенулась, ничего не понимая, где я, кто и что, и вдруг возле моего живота под одеялом зашевелился тёплый комочек. Что-то пушистое ткнулось мне в ладонь, я откинула одеяло и задорная детская рожица повторила: – Аф! Аф!
– Маша… – пробормотала я, растаяв.
– Нет, я не Маша, я собачка. Аф-аф!
Я хмыкнула. Накрыла её краем одеяла. А малышка захихикала и сказала:
– Я в нолке!
Я открыла одеяло снова, и Маша залилась смехом. Как же тепло было от её смеха и копошения! Настоящее счастье! Я тоже рассмеялась. Но тут же вспомнила, что я чужой человек и так нельзя. И там кто-то есть!
Ох, сейчас зайдёт в комнату маман и обвинит меня чёрт знает в чём…
Я села. Часы в виде весёлого солнышка на стене показывали шесть утра. Маша, как червячок в пижамке, попятилась и снова зарылась в моё одеяло.
– Вылезай, котёнок! – сказала я.
– Я в нолке. И я собачка. – Маша притаилась и через секунду выпрыгнула на меня из засады и смешно зарычала: – Эллл.
– Разве ты сердитая собачка? – удивилась я, пытаясь вспомнить, где мои штаны.
– Я тигл, – заявила Маша и забралась ко мне на колени. – Но я очень доблый тигл. Ты меня не боись. – Посмотрела на меня хитренько. – А ты будешь со мной иглать?
Я кивнула, продолжая выискивать свои штаны. Вроде вчера на стуле оставила. Где же они? И кофты нет. Только один носок валяется на ковре.
– Машуня, солнышко, а ты не брала мою одежду? – поинтересовалась я у новоявленного тигрёнка.
– Одёжку? Какую одёжку?! – сделала подчёркнуто невинные глаза Маша и театрально мотнула головой. Затем съехала на пузе с дивана и с хохотом побежала в открытую дверь. – Догони меня!
Я подскочила. Да где же моя одежда?! Не разгуливать же по чужой квартире в одной футболке, еле прикрывающей причинные места! Тем более где-то там находится нерадивая маман, возможно с похмелья. Я увидела, что кончик моих штанов торчит из-за гигантского игрушечного динозавра в углу. Ах, Маша… Я направилась туда, и вдруг что-то зазвенело, упало и раздался отчаянный детский плач. На кухне?!
– Маша! – кинулась я к ребёнку, забыв обо всём.
Малышка сидела на полу кухни, громко рыдая, а рядом валялась пустая кастрюля и крышка.
– Маленькая моя, ты ударилась? – бросилась я к ней. – Что болит?
– Лучка… – хныкала Маша и протянула мне ладошку: – Тута.
– Котёночек мой, солнышко, не плачь, маленькая. Я сейчас поцелую и всё пройдёт, – подхватила я кроху на руки и, убедившись, что нет царапин и ссадин, принялась зацеловывать миниатюрную ручку. – Вот, видишь. Чмок-чмок, и ручке сейчас будет не больно! И слёзки вытрем.
Шмурыгая носиком, Маша успокоилась и обняла меня. Посмотрела карими глазёнками и спросила:
– Будешь моей мамой?
Я растерянно улыбнулась и пробормотала:
– У тебя же есть мамочка.
– Я тебя хочу.
Почувствовав что-то, я обернулась с Машей на руках и замерла. В дверях стоял заспанный Андрей Викторович в одних домашних штанах и с майкой в руке. Святые все, я аж забыла, кто! Какой торс! Чувствуя, что густо краснею, я опустила глаза и поняла, что сама стою практически в неглиже.
– Извините… – пролепетала я.
– Доброе утро, – сказал Андрей Викторович и бесстыже уставился на мои ноги.
Всё разумное, доброе, вечное, в том числе и слова про утро застряли в моем горле. Я кашлянула и выпустила Машу, вырывающуюся с криком «Мапа! А где длакон?!».
– У драконов нелётная погода, – сказал царевич с полуулыбкой и чересчур внимательным взглядом, в котором опять сквозило изумление.
– П-понятно… – Оттягивая ниже край футболки, я попятилась к детской. Юркнула за дверь и, покрываясь пятнами, выдернула нещадно измятые брюки из-под тяжёлой лапы мехового монстра. Оделась, с трудом от волнения попав в штанины. Обнаружила свой второй носок, надетый, как гномский колпак на голову пупсика. Раскопала кофту из-под подушек на полу. Запахнула ее и пригладила распушившиеся волосы. Стыдобище-то какое!
Я подошла к двери и прислушалась.
Маша болтала что-то без умолку, царевич ей отвечал. Кажется, сонно. Нервно сминая края вязаной кофты, я, наконец, решилась выйти из укрытия. Идиотка! Идиотка! Идиотка! Кусая губы, прошла в кухню. Андрей Викторович уже спрятал торс под синей хлопчатобумажной майкой и набирал чайник из-под диспенсера.
– Будете с нами завтракать? – спросил он, будто ничего не случилось.
Маша в пижамке радостно запрыгала:
– Завтлакать-завтлакать! Агушу!
– Н-нет, спасибо, – ответила я, запинаясь. – Вы не улетели?
– Как видите. В Пекине землетрясение. Всё отменилось.
Маша залезла на стул, а я пробормотала:
– Ну, тогда я пойду? Вы же дома…
Отвлекшись от чайника, царевич посмотрел на меня, мгновенно сменив сонное добродушие на презрение, словно я неприлично выругалась. Процедил:
– Как хотите.
– А у меня Агуша есть! – сказала громко Маша.
Я посмотрела на неё, проглатывая подступающую тоску и желание схватить чужого ребёнка в охапку и сбежать вместе с ним, даже если меня посадят. Царевич продолжать взирать на меня исподлобья. Я вздохнула и наступила на горло своим желаниям: всё это ничем хорошим не кончится. И привыкать не стоит.
– Д-до свидания, – пробормотала я, снова краснея.
Поспешно прошла в прихожую, надела пальто и мокасины, взяла сумку, шагнула к выходу и вдруг меня чуть не шибануло дверью по лбу – та распахнулась и в квартиру вошла, как подарок, красавица на диких шпильках, с чёрными, длинными, блестящими, как атлас, волосами, и в сногсшибательном белом пальто. Будто с подиума. Где наливают, судя по запаху…
– Мама! – закричала позади меня Маша.
Я вздрогнула и обернулась. Меня уже никто не видел.
– Явилась? – зло процедил царевич вошедшей красотке.
– И что? – надула капризно пухлые губки Лана.
А я, чувствуя себя сироткой Марысей на чужом празднике жизни, не стала прислушиваться больше. Бочком-бочком выбралась на площадку. Дверь за мной захлопнулась. На макушку посыпалась штукатурка. Здравствуй, реальность!
Глава 5
Вышла я на улицу с явным намерением пострадать. Подумаешь, солнышко светит и улыбается? Что и говорить, жизнь не удалась.
Я увидела забрызганный грязью джип царевича. Очень захотелось вывести на лобовом окне что-нибудь типа «Козёл», даже подсознательно палку поискала. Чтобы не наделать глупостей, я прошла поскорее через элитные авто элитного двора при элитном доме, раскрыла красивую кованую калитку и оказалась на проезжей части для простых смертных. Ощущение, что меня использовали и не сподобились ни на «спасибо», ни на нормальное «до свидания» было неприятным. И отгул этот невовремя! На работу хоть придёшь и упрёшься в перевод, чтобы думать было некогда и нечем – режим «робот Вася» онлайн. И девчонки там. Мне все нравятся, кроме Сергея – он первостепенный зануда и всегда жизнью не доволен.
Я набрала Аню, она вроде как мой начальник, хотя в нашем штатном расписании чёрт ногу сломит.
– Привет! Я сегодня не выйду.
– Заболела, Катюша? – обеспокоилась Анечка.
– Нет, Андрей Викторович дал отгул.
– Ничего себе! – ахнула Аня. – С чего это подобный аттракцион невиданной щедрости?!
Признаваться, что я была няней поневоле, не хотелось. Девчонки хорошие, но мало ли что подумают. Особенно Анжела, у неё богатое воображение и всё в одну сторону: ей достаточно сказать «он мне улыбнулся», и от одних её «понимающих» взглядов и шуточек можно забеременеть, родить внебрачного ребёнка, переспать самыми неприличными из способов и почувствовать себя неисправимо испорченной. Нет уж, никому не скажу!
– Просто я допоздна вчера выполняла срочную работу… – пробормотала я.
А что, почти правда!
– Ну хорошо, – ответила Аня. – Аж приятно, что иногда в Андрее просыпается понимание, что мы тоже люди.
«Это вряд ли», – подумала я, но вслух согласилась.
Солнце светило совсем по-весеннему, небесная голубизна отражалась в лужах, расширяя мир во все стороны. Я глянула на забитую маршрутку и пожалела, что подобное расширение пространства на городской транспорт не действует. Так что пошла пешком.
В мокасинах было зябковато, ну и пусть. Зато весной пахнет. Даже странно: все торопятся на работу, а я праздно шатаюсь! Ветки деревьев налились соком, это чувствовалось, хоть и почки были крошечными, почти спящими. Настроение было либо поплакать, либо убить кого-нибудь, либо шоколадку съесть. Поэтому я свернула к центру и пошла по Чехова мимо старых, облупившихся за зиму монументально-жёлтых сталинок. Свернула на Пушкинскую, нашла нужный дом и спустилась в полуподвальный магазинчик под цветастым навесом. Звякнул колокольчик, в нос пахнуло запахом кофе, молочного улуна, специй и индийских палочек.
Вегетарианское кафе и лавка «Весёлый слон» принадлежало Агнессе, лучшей подруге моей тёти, уехавшей жить во Францию лет -дцать назад. Сейчас им обеим по сорок пять. Меня воспитывала бабушка, а Агнесса забегала к ней по старой памяти на праздники. Потом бабушки не стало, и теперь я заглядываю к Агнессе редко, но с удовольствием.
– Девочка моя! – встретила меня распростёртыми объятиями Агнесса, как всегда в чём-то невероятно пёстром и самого смелого кроя.
Сегодня это были широкие штаны-юбка ярко-красные с синим, оранжевая рубашка-полуплатье с синей вышивкой и накрученный вокруг шеи пурпурный с бахромой платок. Полная противоположность мне. Она обняла меня, и я уткнулась носом в тяжёлые серебряные серьги с авантюрином и запах восточного базара. Агнесса отстранила меня:
– Ну как ты, Маська?
– Хорошо, – грустно улыбнулась я.
– Врёшь, – догадалась Агнесса. – Пошли чай пить.
– Лучше кофе, – сказала я. – А у вас как дела?
Накрашенная, как героиня индийских фильмов, Агнесса развела руками с кучей браслетов, показывая на увешанные всевозможными масками, ловцами снов, батиком с изображением лотосов и индийских божеств стены:
– Ни хрена не продаётся! Кризис, мать его за ногу! – тут же шлёпнула себя по губам и сделала быстрые десять приседаний. Потом встала, покрутила бёдрами, разминаясь, и пояснила в ответ на мои вытаращенные глаза: – Это у меня аскеза такая. Мы с девчонками договорились по десять раз приседать, как только выругаемся.
– Зачем?! – опешила я, медленно снимая пальто.
– Как же зачем?! Во-первых, воспитывать чистоту речи, хотя не знаю, с такими продажами у меня наверное, скоро попа будет, как у Дженифер Лопес – накачаю. А во-вторых, – для здоровья и фигуры полезно. Весна же!
– Ага, – пробормотала я и села за деревянный столик, сделанный из нескольких паллет из-под газированных напитков и накрытый бамбуковыми салфетками. Очень демократично.
В кафе «Весёлый слон» не только меню было индийское, но и прочее было всё, как в Индии. Агнесса так и говорила: в Дели на картонке возле пятизвездочного отеля вполне может жить целая семья, должны же мы сохранить дух страны вечных коров? Так что никаких предрассудков!
Агнесса осмотрела меня критически и заявила:
– Тебе бы тоже хорошо бы поприседать. Присоединяйся!
– Да я обычно не ругаюсь.
Агнесса выставила вперёд палец:
– А стоило бы! Сидишь, как медуза тухлая, на своей работе! – Она распахнула полы моей кофты и выругалась неприлично: – Ёперный павлин, ты уже на футболки мужские перешла! Да что же мне с тобой делать?! В следующий раз придёшь в армейских ботинках и бритая под ноль?!
Тут я поняла, что забыла про свою рубашку, она осталась зарытая где-то Машей. Ой, – я схватилась за грудь, – и лифчик!
– Вот чёрт! – вырвалось у меня.
– Приседаем, – скомандовала Агнесса.
И я, хоть не собиралась, вместе с ней хором присела десять раз. Бодрит. Аж в ногах горячо стало.
– О, разрумянилась! А то бледная, нечёсанная, без макияжа, как спирохета. Едрить, обнять и плакать! Тьфу, да когда ж я… – Хозяйка «Весёлого слона» снова присела и схватилась за поясницу. – В следующий раз чтоб накрашенная пришла, а то у меня так попа отвалится! Я буду ругаться трёхэтажно, предупреждаю сразу!
Потом Агнесса метнулась к стойке и налила мне кофе. У неё вечно словно десять заводных моторчиков в том самом месте, которое она качает.
– Рассказывай свою беду.
– Да нет беды.
– Опа, тебя уволили, что ли? Пятница жеж, а ты не на работе с утра! – расширила глаза Агнесса. – У меня уже вот-вот посетители придут, а ты никуда не торопишься!
– Нет, не уволили.
– Жаль, – сказала она, наливая себе из тяжёлого чугунного чайничка молочный улун. – Тебе бы что-нибудь повеселее найти. Переводчик всё-таки, а не канцелярская крыса. Сидишь в своём углу, как сыч в подземелье.
– Да не как сыч… – запротестовала я. – Зато у меня зарплата хорошая, на выплату ипотеки хватает.
– А на жизнь?
Я пожала плечами.
– Ну так…
Агнесса встала и погрозила мне пальцем:
– Жить надо сейчас! А не завтра, послезавтра, когда ипотеку выплатишь или когда американцы станут нам друзьями-побратимами! Погоди-ка! – она метнулась к стойке и извлекла откуда-то из глубин планшет. – Слушай! В контакте сегодня в новостях прочла: «Если вы не счастливы с тем, что имеете, вы не будете счастливы и со всем, чего вам не хватает!». Что скажешь?
– Я счастлива…
– Угу, с такими-то глазами! Больными прям! Как у побитой собаки! – разошлась Агнесса. – Нет, если ты хочешь страдать, пожалуйста. Но ведь можно не страдать! Мудрецы, хрен их знает, кто, Ошо, что ли, сказали: «Если ты не можешь изменить ситуацию, измени своё отношение к ней!»
Я поджала губы:
– Вовсе я не хочу страдать. Вы прекрасно знаете, как у меня всё случилось.
– Три года прошло! – воскликнула Агнесса. – Три! А ты не живёшь!
– Возможно, мне и этого мало! – огрызнулась я, выскочила из-за стола, подхватила пальто. – Пойду я.
Агнесса удивилась:
– Ну чего ты?! Обиделась, что ли?
– Нет, – буркнула я, чувствуя, как глаза наливаются слезами. – Мне надо идти!
– Девочка моя…
Но я сбежала. Поговорила, называется. Агнессе меня никогда не понять! У неё какой-то наркоманский настрой на позитив, а если во мне нет позитива, что тогда? Но всё равно пока я убегала от правды в глаза, в голове бренчало обиженное: «Не хочу я страдать! Не хочу! Не хочу!»
Я пробежалась до следующего угла, свернула и пошла тише, запыхавшись.
«И зачем мне этот чёртов выходной?!» – злилась я.
Глянула на часы на старинной башне и поскользнулась. Ветки, небо, солнце, верхние этажи старых домов закружились в скоростном полёте, но за секунду до стыковки попы с землёй я ухватилась за торчащую над головой ветку и повисла. Хлопнула веками. Фуух! Гнев как рукой сняло от стресса. Встав раскорякой, я глянула на раззявистую лужу под ногами – её только не хватало для последнего гвоздя в настроении сегодняшнего дня. И вдруг, подняв голову, я увидела кусок афиши на тумбе: «Жить…», потом на рекламном баннере бросилось в глаза выделенное крупное «НАДО», повернула голову – на растяжке было написано «Сегодня!» Ого!
Я еще раз посмотрела слева направо и прочла: «Жить НАДО Сегодня!» Три раза прочла. И набрала Агнессу.
– Ой, ну ты прости меня, девочка, не хотела тебя обидеть! – виновато проговорила Агнесса.
– Я не обижаюсь, – улыбнулась я. – Уже перестала.
– Ну вот и славно. Иди обратно кофе пить.
Я снова глянула на «Жить НАДО Сегодня!» и у меня вдруг возникла мысль. Очень неожиданная, скажу я вам, мысль. Откладывала я это до бльших денег, до лучших времён, чтобы потом уж если сделать, то идеально! Но в голове перещёлкнуло, и я сказала:
– Нет, спасибо! Я на днях загляну. А сейчас пойду, куплю себе обои.
– Умница! Чтобы жизнь изменилась, надо делать то, что не делала раньше, когда ехала прямиком в попу! У тебя денежка хоть есть?
– На какие-нибудь недорогие хватит! – ответила я. – Спасибо!
Я бродила по строительному супермаркету, подсчитав, что дня три просижу без шоколадок, хлеба и на работу пешком похожу. Ну и что! Не всё царевичам бессердечным жить в нормальных условиях.
В итоге мне даже на симпатичные хватило – нашлось несколько рулонов английских по акции, остальные купила простые, светлые. И обрадовалась: будет чисто, наконец! Большего мне пока и не надо!
«Живу сейчас!» – звенело в голове, как мантра, и настроение повышалось. Нагрузившись всем, что требуется для поклейки обоев, я пошла по торговому центру, поглядывая на витрины и внезапно впервые за -нное количество времени почувствовов себя богатой! А это оказалось не так сложно…
Не знаю, как меня занесло в детский книжный, но увидев на распродаже чудесную иллюстрированную сказку про «Конька-Горбунка» я не смогла остановиться. Я же богатая сегодня! Вдобавок ещё и крошечного пони купила, кудрявого, как Маша. Обрадовалась и вдруг спросила у себя: а это ещё зачем?! Настроение, как мяч на вершине горы, покачнулось, намереваясь скатиться со всей дури вниз, но я сказала себе: «Нет. Куплю. И всё!» и легко вычла ещё семь шоколадок из своего бюджета. Пофиг.
И вдруг раздался звонок. Радостная, с пакетами, как Трындычиха с ярмарки, я неуклюже поднесла телефон к уху:
– Я слушаю.
– Это Андрей, – вдруг раздался голос шефа. – Здравствуйте снова, Катерина.
– Здравствуйте, – опешила я.
– Вы тут кое-что забыли…
– Да? – я покраснела и притворилась ветошью. – Разве?
– Я принесу завтра на работу, – сказал он.
– У нас разве рабочая суббота? – с сожалением уточнила я.
– Ах да, чёрт! В понедельник. – Царевич помолчал немного, было слышно, как что-то весело кричит Маша, у меня аж на сердце потеплело от её переливчатого голоска. Он сказал: – И ещё. Я не сказал. Спасибо вам.
– Не за что! – ответила я, просияв.
Дома я сгрузила покупки в угол и развела активную деятельность, как учуявший весну бобёр. Переоделась в маечку на бретельках и шорты – топят у нас нещадно. Телефон запихнула в карман, чтобы услышать, если с работы позвонят. Они всегда звонят, даже когда я в отпуске. Накрыла газетами кровать, журнальный столик, намешала обойного клея и поняла, что как-то надо снять бумажный китайский фонарик, служащий светильником. Глянула на потолок. Три с половиной метра.
О чм я только думала, когда покупала квартиру?!
Встала на стул. Не достать. Залезла на табуретку, подставив стопку книг – не дотягиваюсь. Лампу-то Миша вешал. Пошла к соседям напротив. На звонок не ответили. Наверняка Станислав Алексеевич ушёл собаку выгуливать. Я не захлопнула дверь, чтобы услышать, когда тот вернётся. Расстелила газеты. С радостным сердцем развернула рулон. От собственной непредсказуемости кровь в организме запенилась весёлыми пузырьками. Вот он, новый день моей жизни! Ура!
Я примерилась к рулону и так, и эдак, отрезала. А потом, подпевая себе под нос песенку, которую каждый день крутят на Европе плюс, решилась попробовать снять светильник сама. Подложила тряпки под древнее пианино – оно выше всего. Поднатужилась и подкатила его к центру комнаты. Залезла на табуретку, потом на верхушку пианино. Чувствуя себя ловкой, как человек-паук, сняла осторожно с крючка фонарик. Вдруг в коридоре что-то хлопнуло и заскрежатало. Я резко повернулась и… зацепилась кудряшками за крюк. Ой! И тут пианино тихо поехало к окну.
– Нет! Нет! Нет!
Волосы потянуло, я взвигнула, чуть не уронила лампу и застыла, вытянувшись в виде буквы Зю, балансируя на одной ноге, носком другой еле доставая до края пианино, подвешенная за собственные волосы на крюк.
Мама!
Как я ни пыталась отцепиться, всё становилось только хуже – пианино медленно отползало, моя шея была готова сломаться! В лучшем случае я останусь без скальпа.
В коридоре послышались шаги и лай.
– Станислав Алексеевич! Станислав Алексеевич! – закричала я во весь голос.
Но шаги затихли. Надежда упала в пятки. Что же делать? И тут я вспомнила о телефоне в кармане. Не в состоянии нормально повернуть голову, я, стараясь не дышать, достала из заднего кармана шорт смартфон. Провела пальцем, ткнула на контакты, пытаясь набрать соседа. Пошёл звонок, и раздался голос царевича:
– Да. Что вы хотели? Катерина?
Ой, только не он! Пианино скользнуло ещё на сантиметр, и я решилась – положение-то безвыходное. И он говорил, что мой должник! – судорожно подумала я и выкрикнула, кривясь от тянущихся всё сильнее волос:
– Андрей Викторович, вы мне нужны. Как мужчина. Прямо сейчас!
Глава 6
Хорошо, что я успел сдать Марусю в садик.
– Вы мне нужны как мужчина! Прямо сейчас! – вызывающе громко заявила Катерина. Требовательно так.
Ого! Недолго скромницей притворялась!
Сколько работаю с Катериной, выглядит она вечно так, будто мужчины её в принципе не интересуют. Классический синий чулок. И тут такие заявления! Вот и не верь поговоркам насчёт тихого омута… Народная мудрость, мать её!
Ночь у меня была отвратительная, утро ещё отвратительнее, от дня тоже мало что позитивного можно было ожидать, а тут вдруг стало любопытно: с чего вдруг у моей подчинённой такое позднее зажигание? Неужто накатила, воспользовавшись выходным?! Чудны дела твои, Господи! Поэтому я сказал:
– Адрес.
Она продиктовала. И вдруг выдала странный звук, типа стона, какой женщины издают… ну вы понимаете когда. У меня взлетели от изумления брови. В трубке что-то бряцнуло.
– Катерина? – спросил я, быстрее подходя к машине.
Она не ответила. Чем она там занимается?! Офигела совсем?
Мой Ровер завёлся с полоборота. Воображение чего только не подкинуло, стало весело и жарко, а ещё сами собой вспомнились ножки нашей мыши-переводчицы. Очень, скажу я вам, зачётные ножки. Вид утром в футболке у неё был гораздо лучше, чем в старушечьем тряпье, которое она носит на работу. Особенно, когда к Маруське наклонилась, и я увидел её ракурс сзади – аж проснулся. Недаром Тёмыч говорит, что самые скромные девочки – самые страстные… Походу ещё и изобретательные! Я хмыкнул под нос.
Хотя завязывать отношения с подчинённой? Да не, ну нафиг. И так не жизнь, а не прекращающийся форс-мажор. Но чёрт, любопытно же!
Упс, да она ж и лифчик наверняка спецом оставила! Типа жирный такой намёк. Хотя странно, конечно, было надевать его глубокими чашечками на головы Маруськиных кукол. Если б не Лана, я б и не заметил!
Я въехал в необустроенный ещё двор нового дома. Очень хотелось оторваться, несмотря ни на что, хотя бы просто назло Лане. Эта стервь задумала устраивать мне сцену ревности! Забыла, что мы в разводе! Тьфу, лучше б не вспоминал, сразу тошно стало. Стервь она и есть стервь.
Я выбрал нужный подъезд. Вышел какой-то мужик, и я воспользовался – проник без звонка в домофон. Задумался: тринадцатая квартира – это какой этаж? Третий-четвертый? Оказалось, второй. Дверь была не закрыта. Я притормозил.
А стоит ли?
Но щель приоткрытой двери выглядела так таинственно и призывно, что у меня аж в животе на мгновение что-то сжалось и взбодрило, как обычно, когда лезешь в какую-нибудь непроверенную пещеру. Я махнул рукой: зря ехал, что ли? И вошёл. Два шага. И оторопел снова.
Меня ждала картина маслом: ободранная квартира, газеты-газеты-газеты, и клоун под куполом цирка – Катерина. Даром что волосы не рыжие, зато кучеряшки дыбом, как парик. Хотя нет, – прищурился я, – не клоун. Скорее девочка на шаре, как у Пикассо, только вместо шара пианино, а в руке японский бумажный фонарик. Воу, а маечка-то и шортики чисто условные. Изогнулась вся, вытянулась. Живописно. Хотя обычно девушки себя лепестками всякими осыпают или укладываются на столе голыми, как тарелка под суши.
Интересно, а у неё шея так не сломается?
– Андрей Викторович, это вы? – жалостливым голосом сказала «соблазнительница», но не обернулась. – Снимите меня, пожалуйста, я застряла.