Азъ есмь Софья. Крылья Руси Гончарова Галина
– В монастырь? Женский? Банщиком?
Софья не собиралась церемониться с братом. Федор надулся, как крыс на рис.
– Соня, твои шутки неуместны.
– Федя, неуместно твое поведение. Какой монастырь, когда у тебя ребенок? Ты на кого его оставишь?
– На тебя. Соня, милая, ты же понимаешь, что мне жизнь не в радость…
– Да мало ли кому она не куда! Живут же люди, а ты с жиру бесишься!
– Соня…
Протопоп Аввакум вошел в комнату как раз вовремя, помешав сестрице оторвать любезному братику голову. Ну надо же – монастырь! Вместо работы на благо общества и лично Руси! Мало ли у кого жена умирает?! Так все ж потом живут! И ничего, нормально! Работают, детей растят… А этот – то в алкоголизм, то еще куда. Что за наглость?!
– Сонечка, отпусти его.
Аввакум был неотразимо убедителен. Но не для царевны.
– Нас не так много, чтобы принцами разбрасываться. Дети когда еще в возраст войдут, а Федя уже сейчас помочь может.
– Пусть примет послушание, а там и постриг. Тяжело ему в миру, я же вижу…
– А кому сейчас легко, отче? – Софья топнула ножкой в дорогой туфельке. – Федя хоть звезд с неба и не хватает, а все ж его присутствие в тех или иных местах полезно!
– У него другое призвание…
– У всей царской семьи одно призвание – родине служить. Иного и быть не может.
Софья уперлась бараном, Аввакум настаивал, Федя просил… Одним словом, через два часа обе договаривающиеся стороны пришли к консенсусу. Еще десять лет Федя добросовестно пашет на благо родины и брата. Потом – хоть в монастырь, хоть куда. Сейчас ему тоже никто не мешает готовиться к постригу, но так, чтобы это делу не мешало. Лучше бы, конечно, еще раз жениться и детей нарожать, но тут Софья настаивать не будет. Имеющегося воспитаем, а там – кто знает? Может, еще и передумаешь?
Федор передумывать не собирался, но об этом собиралась позаботиться Софья. Надо бы наведаться в школу, есть там такая Марфуша Апраксина. Красавица, аж глаз не отвести. Попала к царевне после смерти отца, семья бедная, в долгах как в шелках, но боярыня ведь, не кошка безродная! В жены царевичу сгодится, ежели что…
Вот и подумаем, как их правильно подвести друг к другу. Девочка хорошая, умненькая, правильная… хватит горевать по почившей китаянке! По ней даже родной брат не горюет, а муж никак в себя прийти не может!
Софья ее, вообще-то, хотела выдать замуж за другого человека, но чего не сделаешь для родного брата?
Мария кормила дочь. Сыновья играли у окна. Фрейлины были безжалостно выставлены за дверь. Ворчите, не ворчите – мне все равно. Пусть здесь Испания, но я – русская! И попробуйте только мне возразить! Мигом со двора выгоню!
А потому дети проводят много времени при матери, которая учит их говорить, в том числе и по-русски, рассказывает сказки своей родины, поет песни, учит играм…
Дверь скрипнула.
– Дорогой!
Мария улыбнулась супругу. Дон Хуан выглядел уставшим и осунувшимся – и она еще раз подумала, что правильно нарожала детей. Так вот стукнет супруга инфаркт, а у нее наследники останутся. Законные – и единственные из Габсбургов, кто будет иметь права на престол после смерти Карлоса.
– Налить тебе вина?
– Корми ребенка, я сам.
Супруг удобно разместился в кресле, потянулся…
– Куда бы сбежать от этих государственных дел?
– У меня так брат всегда говорит, – улыбнулась Мария, – так ведь все равно не сбежите, потому как это – ваш долг.
– Да, ему надо написать…
Разговор шел своим чередом. Русь, политика, Франция, война с турками, Испания, колонии…
Потом муж ушел к себе, а она осталась. Все равно супружеские отношения им пока не грозили – слишком мало времени прошло после родов.
Дети играли у окна, смеялись, шутили, она уже собиралась спать…
Мария так и не поняла, в какой момент насторожилась. Но… будь она кошкой – у нее бы вся шерсть распушилась и спина выгнулась. Потом уже, вспоминая, она поняла – шаги. Ее насторожили именно шаги. Быстрые, уверенные, ничего общего с тем, как ходят во дворцах. Тем более – на женской половине дворца.
Мария схватила детей, быстро впихнула их в гардеробную, сунула старшему дочку.
– Что бы ни было – не вылезайте, пока я вас не позову. Или отец. Поняли?
Во дворцах взрослеют быстро. Мальчишки кивнули, прячась в платьях матери. Они не выйдут, а она…
«Господи, помоги!
Не за себя прошу, но, переступив через мой труп, они пройдут к моим детям…
Только после моей смерти!»
За дверью послышался лязг металла… охрана дорого продавала свою жизнь. Мария рысью метнулась по комнате. Когда-то ее учили защищаться тем, что есть под рукой. И умирать, как овца на бойне, она не собиралась. Сверкнул нож, распарывая неудобные юбки, остатки ужина еще не унесли – и слава богу!
Первый вошедший поскользнулся на жирной подливке и умело разложенных фруктах – и достаточно неудачно упал навзничь. Сейчас бы и добить, но…
Шестеро…
Мария трезво оценивала свои шансы. Ей не справиться. Да, один временно выбыл из строя. Она хотя бы выиграет время, потому что ее смерть – это и гибель детей. Но если она протянет время – может прийти помощь. Главное – поднять шум, позвать на помощь. Это нападающие надеются убить ее и уйти. Она уйти не надеется. Ей – некуда.
За своего ребенка любая женщина кинется зверем. Мария же, загнанная в угол, была вдвойне опасна.
Лица мужчин были закрыты масками, в руках – кинжалы. Это хорошо, значит, им надо подойти поближе, а она должна держать дистанцию. И еще хорошо, что в ее комнате было оружие. Хоть какое-то…
Грохнул пистоль.
Пятеро.
И еще один выстрел. Вот сейчас Мария и оценила подарок сестры. Спасибо тебе, мастер, придумавший многоствольный пистоль! Жаль, что стволов всего четыре, а нападающих шесть. Жаль, что давно не практиковалась, говорила же Соня…
Спасибо тебе, сестрица…
И еще выстрел.
Трое оставшихся бросились вперед – и четвертый выстрел пропал втуне. Мария отбросила пистоль и выхватила саблю. Небольшую, как раз по руке, богато изукрашенную, выглядящую игрушкой. Но это вполне боевое оружие…
В головы нападающим полетел тяжелый серебряный канделябр. Свечи в полете тоже вылетели, сбивая бросок. Все-таки горящая свеча – это всегда неприятно, особенно когда она летит тебе в голову. И второй туда же!
Еще минута выигрыша.
Мария прекрасно понимала, что не справится. Погибнет наверняка. Но пока она жива – к ее детям не подойдет ни одна тварь!
Впрочем, вид принцессы в одном корсете и чулках на миг ошеломил нападающих – и Марии удалось нанести удар. А вот потом удача ее покинула.
Звякнули, сталкиваясь, клинки. Раз, другой… правое плечо пронзила резкая боль, рука повисла плетью. Мария упала на колени. Звякнула выпущенная из рук сабля.
– Проклинаю!
Сверкнула шпага, но женщина уклонилась.
Рана в плечо чертовски болезненна, но сознания она не лишает. А благородства в женщине отродясь не водилось. Ты слабее мужчины? Ну так и будь слабой! Умоляй, плачь, лишь бы тебя подпустили поближе. А там – вцепляйся врагу в горло хоть зубами, все средства хороши для победы.
Блеснул кинжал, пущенный в полет умелой рукой. Неважно, что левой, она все равно попала, хотя и не туда, куда целилась. Не в живот. В пах. Впрочем, врагу от этого легче не стало. И тут везение нападающих закончилось.
Грянули выстрелы. Мария упала навзничь, понимая, что пуля – дура, а на пороге комнаты возникла ее личная охрана. Девушки от царевны Софьи, в количестве двух штук.
– Государыня? Вы как?
Успели! Помощь – пришла!
– Ранена, – огрызнулась Мария. – Помогите подняться и проверьте, все ли сдохли.
Этим девушки и занялись. Одна подняла Марию и потащила почти волоком на кровать.
– Сейчас перевяжу плечо, а чуть позже обработаем.
Вторая прошлась по комнате. Добавила одному подобранным клинком в горло, а второму – рукоятью в голову. Допросить сгодится.
– Отличная работа, государыня.
Мария улыбнулась. Приятно все-таки. Она ничего не забыла из полученных уроков. А как ругалась, как возмущалась… зачем это может понадобиться, на нее никто покушаться не будет… Как насмешливо улыбалась тогда сестра.
Как же! Не будут!
Не зарекайся, вот и не будут!
– Мария, ты жива?!
О, а вот и любящий супруг. И тоже весь в крови.
– Да.
Дон Хуан подошел к кровати – и аж переменился в лице.
– Ты ранена! Боже!
– Все в порядке, девочки окажут мне помощь, – успокоила супруга Мария. – Ты не ранен?
– Нет.
– А меня вот едва не достали. Кстати… дети, вылезайте!
Выгонит она к чертовой матери всех горничных, в гардеробной – хоть брюкву сажай! И где они так перемазаться успели? Зато вылезли целы-невредимы, только грязные по уши.
– Ну и поросята! Отмывать вас…
Хуан заулыбался, понимая, что если супруга шутит, то жить точно будет.
– Кто на нас покушался?
– А вот это нам предстоит узнать. У тебя все мертвы?
– Государыня одного ранила. Может, и не сразу сдохнет, в Турции такие годами живут, – вмешалась одна из девушек. Одернуть ее никто и не подумал – форс-мажор.
Король морей оценил рану и уважительно покачал головой.
– Дорогая, напомни мне тебя не сердить.
– Я в живот целилась, просто промахнулась, – обиделась Мария.
Но на душе у нее было спокойно. Она жива, муж жив, дети целы… ну а кто покушался и кто за этим стоит…
Разберемся и ноги переломаем, чтобы стоять было не на чем! А лучше – и некому!
– Кто посмел?! Какая …?!
Гнев Алексея был непритворным. И неудивительно. Если бы Мария с детьми сейчас погибли, дело обернулось бы куда как невесело для Руси. Вот считайте. Дону Хуану сейчас пятьдесят пять годочков. Очень почтенный возраст для этого времени-места, недаром Мария так с детьми торопилась. Если сейчас что с ней случается – не факт, что и с благородным доном все будет в порядке. И дети… в чьи руки они попадут? Кто вырастит из них свое подобие? Карлос, который до двадцати лет и читать-то не умел?
Вот спасибо!
– Я выясню.
Софья тоже была зла.
– Выясни. – Алексей сверкал глазами. – И чтобы эта тварь своими кишками подавилась!
– Подавится.
Когда Соня говорила таким тоном, ее начинали бояться даже безмозглые мухи. Потому что она была убийственно серьезна. До убийства. Сегодня Маша, завтра Ваня, послезавтра – кто?!
Нет уж, вы у меня на всю жизнь запомните, европейские, что лучший способ самоубийства – это посягнуть на одного из членов русской царской фамилии. Вас от слова «русские» еще корчить и крючить будет! Вы еще сами с доносами прибегать будете, ежели кто худое на русского замыслит. Потому что каждый живущий на Руси должен знать: за ним стоит государство. Его обида – это обида государства. Покусился на русского – получи. С избытком.
Вот она и отсыплет. Надо начинать вырабатывать условный рефлекс у всяких подлецов, надо! Здесь – и сейчас!
– Маша прислала письмо. И приложила копию допроса убийц.
– А скольких удалось допросить?
– Двоих. Одного не добила Мария, второго – ее супруг.
– Больше взять не могли?
– Алешка, окстись! Машка одна оказалась против шести! Хорошо хоть отбилась!
– Да уж мне не надо рассказывать, на что твои девочки способны.
Софья скромно потупилась. А что? Женщина, конечно, пол слабый, но недаром же д'Артаньян от миледи Винтер без штанов сбежал? Когда разозлил хрупкую женщину?[4]
И не подумал, что он там герой, гвардеец и прочее, – шкура бы уцелела!
То же самое и здесь. Если умеешь защищаться… Почему чаще всего проигрывает человек, на которого напали? Софья это из опыта двадцать первого века знала. У порядочного человека как стопор – он не может причинить зло другим. А вот у отморозка такого нет. Поэтому своих людей Софья учила бить первыми. Потом грехи отмолим!
Лезет к тебе отморозок – пни его так, чтобы коленную чашечку из титанового сплава заказывал! Ступню шпилькой пробей и скажи, что случайно каблуком наступила! Глаза выдави! Да много чего! А не хлопай ресничками, ожидая, пока тебя изнасилуют или искалечат!
– Алешка, я узнаю – кто…
– Заранее даю добро на самый жесткий ответ.
Софья кивнула. Хотя пока не могла ничего толкового выудить из протоколов допросов. Мало ли что покушались именно эти! Важно, не в чьей руке кинжал, а кто заказал и оплатил. А этого испанец и сам не знал.
Придется отправлять туда кого-нибудь ради дознания (если негодяев еще не сожгут к тому времени), раскапывать самые важные документы – банковские, беседовать с людьми…
Но она дознается – кто. И этот кто-то заплачет кровью.
– Ваше величество, спешу сообщить, что ваша супруга в тягости.
Его величество Карл Одиннадцатый расцвел улыбкой. Стянул с руки дорогое кольцо и протянул лекарю.
– Отличная новость. Просто отличная.
– Наследник появится через семь месяцев, если Бог будет милостив.
– Вы же будете наблюдать королеву, Густав?
– Как прикажет ваше величество.
– Считайте, что я уже приказал.
Осталось обрадовать мать этим известием. Впрочем, Гедвига Элеонора не обрадовалась.
– И пяти лет не прошло! Посмотрим, что она еще выродит!
– Мама!
– Я не доверяю этой английской девке!
– Это моя жена. И она ждет моего ребенка, – чуть надавил голосом Карл.
Гедвига тут же перестроилась и сахарно заулыбалась.
– Разумеется, мальчик мой. И мы все сделаем, чтобы он появился на свет крепким и здоровым! Такая радость! Тем более что у Анны до сей поры только дочки рождались…
– И у Якова – тоже. Хотя с молодой женой…
– Кто бы признал эту безродную девку!
– Мама!
Спору нет, Гедвига была мила, умна и очаровательна, но… если человек ей не нравился, она упорно красила его в самые черные тона. А невестка ей решительно не нравилась.
– Между прочим, у русского царя уже трое!
– И что?
– Если бы ты женился на Ульрике Элеоноре…
– Она бы не нравилась тебе точно так же. – Карл рассмеялся и приобнял мать за плечи. – Мама, милая, я все понимаю. Ты у меня самая лучшая, но иногда…
Гедвига покачала головой. Да, они с сыном отлично понимали друг друга. И потому…
– Русские должны нам за все заплатить!
– Обязаны. Но пока еще рано. Еще года три придется ждать, не меньше.
О, три года Гедвига готова была подождать. Она бы и больше подождала, лишь бы сквитаться с обидчиками.
Русь!
Эта страна становилась для женщины просто символом ненависти. Невеста сына, которая вышла замуж на Русь и сейчас плодовита в браке, немалый кусок территории, союз с Данией… Тут было за что ненавидеть.
И она отомстит! Страшно отомстит! Они вернут себе все утраченное, а русские еще горько пожалеют о своей наглости.
– В чем дело, Аглая?
Когда государыня Софья говорила таким тоном, девочки искренне старались слиться со стеной. На них не ругались, не повышали голоса, не бранились. Но вот это осознание, что ты не оправдала оказанного тебе доверия… Вот что жгло хуже крапивы!
– Государыня, я виновата…
– Шан уже мертва. Неужели так сложно вытеснить ее из человеческой памяти?
– Да, государыня.
Аглая могла бы сказать многое. И что она, хоть и подхватила Федора на взлете отчаяния, все равно осталась лишь заменой, и что хуже нет – сражаться с памятью умершей, потому что мертвый всегда идеален, и что…
Могла бы.
Не сказала, потому что Софья и сама это понимала. Читала сейчас по ее лицу – и задумчиво перебирала пальцами косу.
– Твой вердикт?
– Отпустите его, государыня. Благочестивый отшельник или монах будет вам более полезен, чем достаточно бездарный управитель на месте.
Софья покачала головой.
– Настолько бездарный?
Ну да, Федя и тяготел больше то к науке, то к религии… вот Ваня, в отличие от брата, весь был в учебе, а Федя… слишком он был отвлечен от мира, чтобы копаться в его делах – и не всегда чистыми руками.
– Ему это просто не дано. Он хороший, но слабый. Вот как проверяющий – может быть, но управлять ему сложно. Он слишком добрый и мягкий для этого.
Ругать девушку не стоило, Софья всегда требовала от своих людей честности. Не нравится – не кушай, но прятать голову в песок и утверждать, что этот человек самый лучший, просто потому, что это – он? Нет уж, не стоит.
– А его сын? Из маленького Юрия получится что-то хорошее?
– Сложно сказать, государыня. Задатки пока неплохие. Он хорошо учится, интересуется всем новым, но возраст мал.
– Подлость в любом возрасте видна.
– Это – нет. Не злой, не подлый. Но вот что выйдет?
– Как воспитывать будем. Спасибо, Глашенька.
Девушка улыбнулась.
– Рада служить, государыня.
– Если Федя уйдет в монастырь, как хочет, тебе нужно будет новое дело.
– Все в вашей власти, государыня.
– Не устала пока? От моей-то работы?
– Бог даст, еще лет пять бы покрутиться, а потом и замуж можно, – лукаво улыбнулась девушка.
– Покрутишься, – задумчиво пообещала Софья. – Работы у нас много.
Аглая бросила взгляд на стол царевны, где лежала и ее докладная записка по Федору. Ну и по Юрию Федоровичу. Что нужно, что не нужно, что любят, к чему тянутся…
– Разрешите идти, государыня?
– Пока – разрешаю…
Познакомить Федора с первой московской красавицей Софья все равно собиралась. Так, на всякий случай. Получится – хорошо. Нет?
Ну… пусть идет Богу служить. Здесь и сейчас – это и неплохо.
1687 год
Шотландия оделась в траур.
Умирал его величество Яков Стюарт. От чего? Якобы от водянки, а уж что там и как точно? Бог знает… Может быть, сказалось бегство из Англии, может, то, что мужчина «жег свою свечу с двух концов», а может, и отравили чем? Правды было не доискаться. Яков умирал, не оставляя законного наследника. Дочери были, а вот сына, которому можно бы оставить трон…[5]
В трауре была его супруга, в девичестве леди Винтер, а ныне ее величество Анна Стюарт. В трауре были его дочери – Мария и Анна.
Справедливости ради, были и довольные. Например, Джеймс Монмут, которому Яков оставался бельмом на глазу. Протестанты, которым было все равно, кто из них двоих помрет – Яков ли, Джеймс ли, они любому обрадуются.
А вот Шотландия… Шотландии грозил клановый передел. Или – беспредел. Приглашать кого-то со стороны на трон Стюартов шотландцы не хотели. И государство не то, и силы не те, и вообще… Вот если бы кто пришел из потомков Якова, отвоевал Англию, опять соединил ее с Шотландией…
А кто?
Шведам не до того. Датчане? Георг? Тот сам по себе ни на что не способен, разве что брат займется. Но Кристиан вовсе не хотел воевать за чужие интересы. Ему приятнее было отгрызать себе кусочки от английских колоний и богатеть на поставках оружия и продовольствия. Пригласят – придем. А так… Лезть в чужую свару?
Вот еще не хватало.
Анна де Бейль скользнула в спальню к мужу, выставила за дверь доктора, присела рядом на кровать… М-да, как меняются люди. Яков сгорел буквально в полгода от какой-то внутренней хвори. Ничего не мог есть, иссыхал на глазах, не удерживал в себе даже вино…
Но в ответ на нежное пожатие руки муж открыл глаза.
– Энни…
– Я здесь, любовь моя.
Улыбка леди Винтер была очаровательной. Никто бы и не догадался, что под сердцем она носит ребенка, о котором не собирается говорить даже умирающему супругу. Под местными платьями – хоть поросенка прячь, не то что месячную беременность.
– Я скоро умру.
– Ты поправишься. Обязательно поправишься.
Анна не верила в это, но не говорить же умирающему правду? Ты умрешь, а я уеду. И увезу с собой кровь Стюартов. Куда?
А посмотрим, куда будет выгоднее. Здесь я точно не останусь, здесь у меня нет таких союзников. Меня просто уничтожат, а ребенка воспитают под свой клан. А потому… смотря что прикажет государыня Софья. Франция?
Возможно.
Или Испания, или… Короче, помер бы ты быстрее, муженек, чтобы я сбежать успела.
Она и не сказала. Слушала Якова, который, искренне любя молодую жену, инструктировал ее, куда поехать, на кого можно положиться, на кого нельзя, кто поможет с деньгами, на какие имена и в каких банках открыты для нее счета… Она это уже знала. Но почему бы и не послушать о хорошем?
А вот про ребенка она не скажет. Благо муж с ней давно не спит. Да-да. Именно так.
А кто спит?