Разведчик Мамонтов Павел

6. Живые инструменты

Группа поддержки приехала не сразу, мы пока занимались своими делами. Михаил Игнатьевич проводил обряды погребения неупокоенных. Игла, сидя на крыше, осматривала окрестности. Гаврик и я в качестве его ассистента пытались спасти от ампутации ногу Григория. А Саша и Коля осматривали дом в поисках материальных ценностей, теперь по праву принадлежащих моей группе.

Подкрепление прибыло часа через два. Да еще какое! На двух «КамАЗах», видимо, тех, которые мы встретили по дороге, приехало, набившись в кузов, человек тридцать солдат с собаками-искателями, между прочим. Вывалились, как пена из бутылки, и начали рыскать вокруг забора. Из кабины, как наскипидаренные, вылетели контрразведчики.

Ещё бы, такое событие! Чтобы какая-то нечисть целую заставу разгромила! Такого лет десять не было. С другой стороны, сами обитатели, видно, расслабились до невозможности. На дверях охранных чар почти нет, на бараке тоже. Оружие у всех самодельное, сложено в одной комнате. Да и в самом доме, судя по большому столу с остатками попойки, гуляли вовсю. В общем, бардак.

А ведь это вроде ещё не южный город. Вот там, на юге, спокойно, только нечисть иногда попадается, да и всё. Даже факторцев там не опасаются: не рискнут торгаши посягать на Антрацит – нашу угольную столицу. Слишком далеко от их баз. Хотя почему Антрацит только угольная столица? Там производится разное химическое сырьё для промышленности, но, какое именно – военная тайна. Антрацит – самое крупное после Зелёного Города поселение Колонии, больше десяти тысяч человек. Правда, это не совсем город, а скорее цепочка поселений, но тсс! Остальное – военная тайна.

Насчёт «КамАЗов» я немного ошибся: половина кузова второй машины была набита живым грузом – неандертальцами. Их выталкивали из грузовика, чтобы кормить, наверное. Мощные, приземистые, с тяжелыми надбровными дугами, приплюснутыми головами и совершенно бессмысленными глазами. Одеты неандертальцы были в серо-коричневые лохмотья, напоминающие комбинезоны. Охраняли их несколько автоматчиков.

Где-то среди них должен быть Дэн, раз везут новую партию живых инструментов. Но найти его мне не удалось. Меня уволок на допрос следователь, как и остальную группу, но сначала те, кто присутствовал в городе до прибытия группы проверки, прошли двойную проверку перед незнакомым магом с ясными голубыми глазами и худым, шустрым дьячком с маленьким томиком Библии в руках. Даже Михаила Игнатьевича проверили.

Допрос затягивался, примерно в полдень отпустили меня и Заторного. Воспользовавшись моментом, я нашёл Дэна. Тот стоял рядом с «КамАЗами» и что-то вталкивал водителям, усиленно размахивая руками.

– Не помешаю, товарищ лейтенант?

– Ааа, Витёк! – обрадовался Денис. – А ты запомни, чтобы больше такого не было, – бросил он водителю.

– А я что могу сделать? – запротестовал шофёр, вытирая тряпкой замасленные руки.

– Не можешь, вали лошадям хвосты крутить, на болота!

И обратился ко мне:

– Привет, герой, рад тебя видеть.

Друг крепко обнял меня и на радостях даже приподнял над землей, похлопав по спине.

– Да какой там герой, – отмахнулся я, – ты-то куда пропал? Закопался в угле, в своём Антраците аж почернел.

– Да нет, это масло, – ответил Дэн, отирая лицо, – сам понимаешь, работа, блин, совсем задолбала. Ну вот хорошо, что встретились.

Дэн, высокий парень с чёрными глазами, еле выступающими скулами и небольшим шрамом под левым глазом. Старый друг.

– Ты свою счастливую фляжку так же с собой носишь? – спросил я и щёлкнул по его левому нагрудному карману. И не услышал привычного звона.

– Да я, Витя, это дело бросил. Совсем.

– Как так? Что случилось? Заболел?

– Да нет, – Денис огляделся по сторонам, – пошли, расскажу.

И отвёл меня в сторону.

– Да ладно, – проговорил я сквозь смех, когда услышал его рассказ, – прямо в озеро?

– Ну да, – ответил друг, – на полной скорости.

– А она что говорит?

– Говорит, понравилось, – Дэн замялся, – причем очень. Вот с тех пор и живём. Пожениться собираемся через месяц. Только она просила больше не пить.

– Жениться! Ничего себе! – искренне порадовался я.

Обидно только, что на свадьбе погулять не получится – по разным причинам. Да Денис и не предлагает, знает, что, если будет возможность, я обязательно приеду, и он мне всегда будет рад.

– Так, я сейчас быстро отойду по делам. Потом вернусь, ещё поболтаем. Ты о своих подвигах расскажешь.

– Конечно, иди, – ответил я.

Денис отправился в барак к командиру отряда проверки, который привёз.

Я спокойно прохаживался по хутору, пока моё внимание не привлекла одна сцена.

Белобрысый парень, похоже из охранников Дэна, вывел из толпы одного неандертальца и принялся лупить его в живот кулаками что есть мочи. Рядом с ним стоял другой парень в кепке и улыбался. Неандерталец на удары никак не реагировал, и не столько потому, что из-за наркотиков не чувствовал боли, а скорее потому, что удары белобрысого не могли пробить каменной твёрдости пресс.

Боец изгалялся минуты три, строил из себя то боксёра, то рукопашника, когда вдруг раздался возглас:

– Что вы делаете, беззащитных мучаете! Зачем издеваетесь? – в полный голос зарокотал Михаил Игнатьевич. – Как вам не стыдно! Побойтесь Бога!

– Да ладно вам, батюшка, – весело ответил белобрысый, на вид ему было лет восемнадцать, – они не люди. И боли не чувствуют. Вот смотрите.

Белобрысый принял красивую стойку и с разворота собрался ударить неандертальца пяткой в голову, но тут произошло что-то странное. Неандерталец отшатнулся, и нога, обутая в берец, ударила точно в лоб стоявшего рядом скалящегося парня в кепке. У того пятки взлетели выше головы, и он надолго выпал из реальности.

Белобрысый вытаращенно смотрел на приятеля, ещё больше его глаза выкатились из орбит, когда неандерталец вдруг схватил его за горло.

– Вашу мать! – рявкнул я и рванулся к неандертальцу.

С ужасом я видел особым зрением разгорающиеся всё ярче всполохи над головой коренного жителя этого Мира, а что, если остальные его сородичи взбесятся?

Подбежав, я ударил неандертальца правой рукой с разворота прямо в затылок. Больно, зараза! Но реакции никакой, кулаком как по камню. А вот рубящий удар левой рукой по локтевому суставу достиг цели, пальцы неандертальца разжались сами собой, но его удар локтём мне по рёбрам вышиб из груди воздух на землю. Неандерталец повернулся в мою сторону, в его груди начинал клокотать рёв, он сделал шаг ко мне. А у меня рёбра болели даже сильнее, чем когда меня бегемот шандарахнул, дышать получалось через раз.

Двое солдат набросились сзади на неандертальца, стрелять пока никто не думал. Одного он отшиб прямо в воздухе, другого оторвал от спины и бросил в сторону. Я перекатился вправо и сумел подцепить ногу неандертальца – раз противника нельзя вырубить, его можно свалить. Я дёрнул изо всех сил, левая нога упиралась в колено противника, правая тянула за стопу. Неандерталец упал на одно колено. В этот момент на него накинулись сразу четверо солдат, подбили опорную ногу, повалили наземь. Я кинулся помогать, бросился сверху, прижимая весом, не давая подняться. В это время другие охранники Дэна, вооружившись дымарями, похожими на чайники (с помощью похожих штук окуривают пчёл), начали окуривать остальных неандертальцев. Те сначала немного зашевелились, но потом успокоились.

Из барака выбежал Денис, закричал:

– Что случалось? – И сразу: – Коли его, быстро!

Кто-то принес шприц, вдвоём кое-как отогнули неандертальцу руку.

– Аккуратнее, бестолочь, – рыкнул Дэн на парня со шприцом, – если ты ему вену порвёшь, я тебе башку оторву.

– Что случилось? – спросил он у меня, когда укол сделали и неандерталец наконец затих.

– Два твоих недоумка, один белобрысый, другой – вот лежит, вытащили неандертальца и начали строить из себя рукопашников. Неандерталец вдруг решил их поучить. Вышло интересно.

– Понятно, разберёмся, – ответил Денис. – Росин, Лямцев, ко мне, быстро.

Я ушёл, оставил Дэна разбираться со своими подчинёнными.

– Их сильно накажут? – спросил Михаил Игнатьевич, подойдя ко мне.

– Да уж, не пожалеют. Ещё бы, такой бардак устроили! Плюс нарушение порядка транспортировки.

– Я не то имел в виду.

– Да понял я. А что вы от меня хотите? Ведь это же нелюди, и везут их на угольные карьеры.

– Ну и что? Они ведь тоже живые существа, разумные причём. У них есть язык, письменность, музыка и прочие искусства. Ты видел их бронзовые статуэтки? А само племя и каждая семья в нём связаны особой связью на глубоком уровне.

– Ничего нового вы мне, Михаил Игнатьевич, не сказали, видел я и их резьбу по дереву, и рисунки на камнях, многие считают это письменностью. Ну они разумные, и что с того?

– Нехорошо это, не по-людски… Ну ладно, пусть будет не по-христиански. Мучить живых существ – это грех, зло, в конце концов.

– Так, а что делать? Лучше уж пусть они уголь в карьерах добывают, чем люди там горбатятся. Кто же столько же, сколько и они, будет выработки в день делать?

– Ну надо же что-то менять. Я не мечтатель, я знаю, что людям нужны свет и тепло. Но можно же что-то сделать? Наладить нормальное сосуществование. В конце концов, заставить их работать за еду, за какой-нибудь бобовый суп, например.

Михаил Игнатьевич махнул рукой, как будто хотел стукнуть посохом.

– Так ведь если бы неандертальцы не были такие умные, то и колоть наркотой их не надо было бы. Ментальную связь между членами племени по-другому не перебить. Свой Мир они уступать не хотят. Свободолюбивые ведь, гады. С нами сотрудничать тоже не будут. Нападают на караваны. Что делать? Пусть получают то, чего хотят.

– За все наши грехи нам рано или поздно придётся отвечать, – сказал Михаил Игнатьевич, повернулся и ушёл к грузовикам.

Впервые в его всегда добром, спокойном голосе зазвенела сталь.

– Я знаю, – тихо ответил я ему вслед.

«КамАЗы» уехали на юг. Григория с забинтованной ногой увезли на подводах в Зелёный Город. А нам отдали приказ возвращаться домой. Короткий получился рейд.

7. Лика

Домой я вернулся быстро. На следующий день командование снова отправило меня в отпуск – «до особого распоряжения». Группа разошлась по домам, никаких серьёзных травм ни у кого не было, даже Коля не пострадал – так, пара синяков и задетое самолюбие. Дома мне были, конечно, рады. Постановка оперы затягивалась и отходила на второй план из-за проблем с залом, и Лика вдруг захотела посвятить себя домашним делам, она решила, что наша квартира имеет необжитой вид. Хотя правда, три комнаты на двоих – это много.

Лика купила на рынке специальные ароматные палочки, зажгла их и оставила меня в комнате одного. Я лежал на диване, вдыхал пряный аромат, по телу разливалась приятная слабость. Лика занималась своими делами в соседней комнате, что-то напевала. А я погрузился в воспоминания, почему-то вспомнил сестру и наш… первый раз.

Я тогда только вернулся со сборов. На улице шёл сильнейший ливень. Вошел в дом я весь мокрый, повесил на вешалку плащ, с которого сочилась вода. Зажег свет гостиной и только тогда увидел Лику, сидевшую за столом.

– Выключи свет, – попросила она хриплым голосом.

Я послушался.

– Ты чего? – спросил я у неё.

Подошёл поближе, уловил знакомый запах, любимая смесь Лики с недавнего времени.

– Они все говорят, что им очень жаль, – тихо проговорила она, – что отец им был как родной, – и, срываясь на крик: – А сами живы, твари! Живы! А отца больше нет!

Я бросился к ней, подумал: «Неужели почти полтора месяца прошло, как я мог забыть?»

Со звоном разбилась о стену тарелка, запущенная её ударом.

– И эта грёбаная наркота ни черта не помогает, – взвизгнула Лика.

Я взял её за руку, украдкой проверил: крови нет, не порезалась.

– Не говори так, – прижался к щеке. – Люди… понимаешь. Так бывает.

– Они говорят, что сочувствуют, – сказала Лика. – Как они могут сочувствовать? Какая разница, если они живы, а его нет. Ненавижу!

Столько ненависти и отчаяния было в ее словах, что я даже содрогнулся.

– Перестань, Лика, хватит, успокойся, – тихо говорил я ей и гладил по голове.

Она повернулась и обняла меня за шею.

– Они все говорят, что им тоже плохо, да как им может быть плохо…

Лика расплакалась. Она что-то бормотала сквозь слёзы, я не стал слушать – поднял её на руки и отнёс на кровать. Её всю трясло, руки и ноги дрожали, зубы выстукивали дробь, а сердце колотилось как бешеное.

– Успокойся, забудь, – говорил я ей, – не думай об этом. Всё пройдёт, всё… всё будет нормально.

Лика ещё долго что-то шептала, потом просто прижалась ко мне и плакала. Я гладил ее по голове, успокаивал как мог, потом нежно поцеловал в щёку.

– Ты весь мокрый? – спросила она через какое-то время. – Это из-за меня?

– Нет, на улице сильный дождь, – улыбнулся я.

– Я не слышу.

– Он уже кончился. Извини, что оставил тебя одну.

– Нет, ты правильно сделал, что уехал. Тебе надо было… уехать, заняться чем-то.

– Теперь я рядом с тобой. И никуда не отпущу.

– Да, – сказала Лика, – ты со мной. Поцелуй меня ещё раз.

– Что?

– Поцелуй меня снова, пожалуйста.

– Моя дорогая, – сказал я тихо.

Конец лета пролетел незаметно, промелькнула осень, наступила зима. На улице было холодно, а нам… было тепло. Меня взяли в офицерское училище. Полугодовые курсы, на которых мне рассказывали то, что я уже знал. И вбивали в голову мысль, что теперь я буду командовать другими и отвечать за них. С четырнадцати лет отец брал меня на охрану торговых караванов. К тому времени он уже полгода как оставил регулярную службу по состоянию здоровья и зарабатывал тем, что сопровождал торговцев. Тогда не только тупая нечисть представляла для караванов опасность, но и разный разбойный люд, который ещё шастал по земле Зелёного Города. Вычислить и уничтожить разбойников было не так уж трудно, и не потому, что они не умели воевать. Просто, чтобы выживать на отшибе, в лесу, среди зверья и нечисти, всё равно нужно строить какие-то защитные укрепления, а они легко обнаруживаются. Хотя самое последнее такое гнездо зачистили, когда я уже два года прослужил офицером. Теперь разбойников, обычно из разорившихся трапперов, дезертировавших солдат, ну и просто преступников, как правило, прикармливали враждующие Колонии, стараясь после рейдов держать их на своей территории и у себя сбывать награбленное ими.

В общем, пока я охранял с отцом торговые караваны, я оттачивал умение бегать, стрелять, драться и убивать. Первый человек, которого я убил, был именно разбойник. Бандиты устроили засаду в лесу, прямо перед поселением, в которое мы направлялись. Правильно, в принципе. В конце пути охрана обычно расслабляется, только мы были не простой охраной. Наступила уже ночь, когда Отец остановил караван и, чувствуя опасность, решил обойти с двух сторон возможную засаду. Для большинства охранников темнота была кромешная, но только не для меня. Отец доверил мне идти в другой группе, без него, и в лесу мы действительно нарвались на разбойников. Дело было сделано быстро. Даже пленных взяли. Комендант поселения, а им был, кстати, Стёпка Штефанко, тогда ещё капитан, сразу бросился их пытать, чтобы узнать, где схроны с награбленным. Узнал он что-нибудь или нет, не знаю, но мы от него ничего не получили.

В общем, боевой опыт у меня был, и на офицерские курсы меня приняли без вопросов. Длились они полгода. Наверное, это было моё самое счастливое время. А когда я их закончил, мы с Ликой поссорились.

– Я не хочу и не буду работать клоуном-охранником в твоей шарашке! – крикнул я ей тогда.

– Тебе на меня наплевать! – крикнула она в ответ. – Ты хочешь только бегать по лесам и подставлять свою шкуру под пули. А каково мне будет, если с тобой что-то случится, ты об этом подумал?

– Это моя работа. Я больше ничего не могу и не хочу делать. И не буду!

– Ну и иди тогда к чёрту со своей работой!

– И пойду. Встречу, передам привет.

Я ушёл из дому и жил в общежитии для негородских офицеров-наёмников. Начал ходить в рейды, сначала рядовым бойцом группы, конечно. А потом случилось очень важное событие.

Это был мой третий рейд – конец весны, снег уже почти сошёл. Моя группа закончила участие в операции по отлову стада снежных людей. Мы работали загонщиками, но сегодня утром нам по рации передали, что больше от нас помощи не требуется.

Группа отдыхала. Я отошёл к ручью умыться. Погода было хорошая: тепло и свежо. Ветер прохладный, а природа уже почти проснулась после зимы, лес прямо-таки дышит. Ручей весело журчал, отражая солнечные лучи, вдоль него росли молоденькие берёзки. Я постоял немного, подышал свежим воздухом. Потом наклонился, зачерпнул ладонями воды и умылся. Хорошо! Родниковая вода, холодная, чистая, вкусная, стекала по лицу. Я выпрямился и тут увидел его… Короткая шерсть, огромные мускулы, конусообразная голова, выступающие вперёд челюсти с торчащими клыками и красные глаза, а в них такая ненависть, что словами не выразить. Я бы тоже ненавидел, если бы всю мою семью схватили и отправили в рабство, где они и умрут.

Снежный человек стоял на другом берегу ручья чуть согнувшись и смотрел на меня. Полтора центнера мышц и костей бесшумно подошли ко мне сквозь лес, а я даже не заметил. Снежный человек пронзал меня взглядом. Конечно, у меня автомат на плече и «стечкин» за поясом, но, если он прыгнет, даже если я успею выхватить оружие и выстрелить, пули такую махину не остановят. Остаётся нож.

Мне стало страшно, красные глаза снежного человека излучали ярость, силу, ненависть и страх одновременно. Но мой враг не боялся, он заставлял меня бояться. Ужас и паника охватили меня, сжали сердце, сковали тело. Так бывает, когда вот-вот ужас лишит разума, захватит тело, победит волю, и человек, превратившись в безумное существо, бросится прочь от опасности, не осознавая, что происходит вокруг. Но бывает и по-другому, когда страх превращается в гнев, в ярость…

Снежный человек пошевелился, внутри у меня будто струна лопнула, я закричал и прыгнул. Глаза ослепила жёлтая вспышка.

Я увидел себя со стороны, летящего навстречу снежному человеку, который тоже прыгнул через ручей. Время будто замедлилось. Моя левая рука на ходу вырывается вперёд, упирается в оскаленную морду с торчащими клыками, старается отвернуть подальше, а правая рука с ножом бьёт снизу прямо в живот, покрытый шерстью. Стальное лезвие с трудом пробивает каменные мышцы и погружается в нутро. Я проворачиваю рукоять ножа, а тем временем стальной крепости лапы хватают, сжимают меня.

Я снова в своём теле, чувствую, как ломаются рёбра, как больно впивается в грудь рукоять торчащего ножа, время снова набирает обороты. Мне больно. Я кричу. Господи, как мне больно! Боль накатывает тёмной пеленой, застилает глаза. И я проваливаюсь в спасительное забытьё.

– Эй, – спросил белокурый разведчик с мечом за спиной, – а чья это разгрузка лежит?

– Эта? – Командир группы Виталий Осипов показал берцем на рюкзак. – Да это Витьки. Оставил, дебил. Куда он, вообще, делся, Коля?

– Не знаю, к ручью вроде пошёл, – Викинг пожал плечами и, взяв рюкзак за ремень, предложил: – А давай-ка я лучше его спрячу. Пусть Витька побегает.

– Пускай.

И будто в ответ на эти слова по лесу прокатился мощный рёв, в который влился пронзительный крик человека. Группа из шести человек рванулась на звук.

– Твою мать! – выкрикнул Антон Пряхин, перепрыгивая через ручей, когда увидел Ахромеева в объятиях снежного человека посреди ручья. Антон плюхнулся одной ногой в воду и перепрыгнул на другой берег. Там упал на живот и стал выцеливать лес, прикрывая остальных.

– Ни хера себе! – пробормотал, пыхтя, Дима Коломийцев, тащивший пулемёт; он тоже перепрыгнул ручей и упал рядом с Пряхиным, чтобы прикрывать остальную группу.

Коля Викинг, Виталий Осипов и маг разведгруппы Гавриил Русаков подбежали к лежащим в воде. Сержант Александр Заторный их прикрывал сзади.

– Чего там? – спросил он, обернувшись.

Виталик и Коля попытались разомкнуть лапы снежного человека, но те опять сомкнулись. Виктор вскрикнул в беспамятстве.

– Погоди, – сказал Коля.

Он вынул нож, перерезал сухожилия на железных мускулах и развёл конечности в стороны. Виктора сняли с мохнатой груди, аккуратно перенесли, положили на землю. Только тогда он пришёл в себя, попытался глубоко вздохнуть, но только сипло застонал.

Коля и Виталий переглянулись. Коля взглядом показал на кобуру Осипова, тот отрицательно покачал головой: «Пока не время».

К раненому подошёл маг. Гавриил положил руки ему на грудь, Виктор застонал. Маг закрыл глаза, будто прислушивался.

– Так, – сказал он, – позвоночник цел, – все с облегчением выдохнули. – Сломано пять рёбер. Внутреннее кровотечение. Кровь я остановил на время. Если в ближайший час оказать врачебную помощь, выживет.

Ахромеев что-то попытался сказать.

– Терпи, Витёк, мы тебя вытащим. А вы что встали? – осведомился командир у остальной группы. – Ну-ка, быстро делаем носилки, и понесли! Тоха, Дима прикрывают, Сашок впереди!

Виктор Ахромеев

Когда я проснулся, в груди было ощущение, будто на меня навалился слон. Что со мной произошло, я помнил смутно. Но после этого навсегда запомнилось ощущение, когда хочешь, но не можешь вздохнуть. А когда вдохнуть получается, воздуха всё равно не хватает. Когда я очнулся в больничной палате, Лика была рядом. Она все три дня была рядом. С тех пор мы не расставались.

Я вынырнул из воспоминаний – прошло почти четыре года, но они оставались все такими же яркими.

– Что приснилось? – спросила тихонько подкравшаяся Лика.

Воздух в комнате уже стал чистым и холодным, наверное, сестра открыла окна.

– Ты, – ответил я.

Тихо и незаметно прошла ещё одна неделя, а потом в доме раздался телефонный звонок.

8. «Сломанный цветок»

Мы ползли по-пластунски по изрытой воронками земле, пахнувшей кислой взрывчаткой и обожженным металлом. За мной моя группа и двоё сапёров, которые проделали проходы в минных полях. Ползущие облака изредка перекрывали светящиеся звёзды. Луны не было видно. Даже не верилось, что совсем недавно я был совершенно в другом месте.

– Ну и какие будут предложения? – спросил Михаил Азаров, осматривая всех присутствующих в его блиндаже. – Я вас слушаю.

Первым решил высказаться я, как самый младший по званию:

– Разрешите, товарищ генерал.

– Давай, Ахромеев.

– Идея у меня простая, – начал я. – Выдвигаем ночью на боевой рубеж бронетехнику, давим огневые точки противника, в это время артиллерия работает по дальним позициям, не даёт факторцам занять окопы, а пехота броском вперёд захватывает передний край обороны. Ну а дальше уже дело техники. Точнее, дальше – прорыв вперёд на этой самой технике, – усмехнулся я.

– Интересно, как мы подавим огневые точки противника? – спросил капитан Бергманов, командир «Шилки», а вместе с этим отдельного бронебатальона, на машинах которого ездит моя пехота, такой же лысоватый и горбоносый, как его отец – генерал, работающий в штабе, только еще без живота.

– Мы же в темноте не видим, как некоторые.

– А мы вам поможем. Есть одна идея…

Остался позади тяжёлый переход по нейтральной территории к землям Факторий. Трудность состояла не столько в длине маршрута, сколько в специфике передвижения. Кто хоть раз ехал в одной колонне с гужевым транспортом, знает, что это за удовольствие. А тут даже одной колонной идти не получалось – войска Зелёного Города раскинулись широким веером по степи, прорезанной балками или неглубокими оврагами.

Так двигалось несколько десятков небольших конвоев, на ночёвку собиравшихся в пять-шесть лагерей. Пехота набивалась в грузовики по тридцать человек, причем в полном обмундировании, а вывалившись после остановки, как кильки из банки, солдаты с нетерпением ждали, когда подойдут подводы с боеприпасами, потому что, если нападёт враг, им придётся несладко. Бронетехника была разбросана по укреплагерям. Только перед самым началом наступления, глубокой ночью, с помощью магических маячков технику собрали в одну колонну. Покрасили задние борта белой краской, чтобы лишний раз не использовать магию, и на малом ходу, с выключенными фарами перебросили машины на направление главного удара.

Погода тоже подвела – лили дожди, хотя было довольно тепло, несмотря на позднюю осень. Правда, маги утверждали, что скоро придёт похолодание, а главная река Факторий в устье у Северного Океана уже замёрзла.

Весь переход по ничейной земле обошёлся без особых происшествий, впереди основного войска двигались усиленные группы разведки. В западню, которую устроили факторцам, мы сами не хотели угодить, но, кроме нескольких случаев захвата наблюдателей, ничего не произошло. Это погано. Если всё тихо, значит, враг что-то задумал.

А я теперь в разведке не участвовал, а трясся в общей колонне на броне БТРа, обложенного мешками с песком. Кроме повышения в звании, меня ещё наградили командованием усечённым батальоном в семьдесят человек, который состоял наполовину из молодых разведчиков, наполовину – из более-менее опытных наёмников. Командовать двумя своими ротными взводными я перепоручил Заторному, как бы тот ни возмущался. Мне как командиру надо принимать ответственные решения, об остальном некогда думать. Да и, если честно, просто не хотелось заниматься банальной армейской рутиной.

Наш батальон получил гордое название 1-й бронепехотный, или, как переиначил генерал Азаров, «панцерин-фантерийный», правда, кроме него, выговорить это слово почти никто не мог.

Но важно другое: кроме громкого названия, наш батальон получил на вооружение одну «Шилку», четыре БТР и одну БМП. А также магов для прикрытия – по одному на каждую боевую машину. Командовал отрядом чародеев маг по имени Глеб, фамилию свою он так и не назвал. Он немного напоминал Гаврика, глазами и бородкой, но в остальном был на него не похож. Глеб выглядел старше двадцати пяти, но младше тридцати, был среднего роста, мускулист, широк в плечах. У него высокий лоб и мощный подбородок, казавшийся ещё внушительнее из-за короткой чёрной бороды.

Номинально командиром бронебатальона считался я, а на деле командование делало всё возможное, чтобы максимально снизить риск потерь в бронетехнике, так что фактически главным был Бергманов.

Вторым бронебатальоном командовал мой друг Виталик Осипов. А отрядом магов в нём руководил Алексей Вахрушев, «правая рука» Борисова. Всего в танковой армии Азарова, как бы смешно это ни звучало, было два батальона аналогичного друг другу состава. По одной «Шилке» и БМП и по четыре БТРа. Жалко, что БМП были только «двойки», единственную в нашем автопарке «тройку» передали частям в другом районе для отвлекающего удара[16].

Вот примерно в такой компании я и доехал до пункта сбора. Отдохнув после ночного перехода, я отправился в командирский блиндаж на совещание.

Пока наша танковая армия пряталась в лесу, остальные войска Зелёного Города, почти две дивизии, прощупывали оборону факторцев. Трём тысячам наёмников и разведчиков, не считая кавалеристов и бронепехоты (тотальная мобилизация поставила под ружьё семь с половиной тысяч человек, но ополчение оставили охранять внутренние земли), предстояло пробить укреплённую оборону противника – цепь (по-другому и не скажешь) бетонных дотов, растянувшуюся на несколько десятков километров. Одним флангом она упиралась в топкие болота, другим – в болотистый лес у подножия Северных гор. Эта линия обороны прикрывала кратчайшее направление к главным городам Союза Факторий. К югу от дотов раскинулись Южные степи, которые тянулись в глубь континента на тысячи километров. Так что обходить оборону факторцев никакого горючего не хватило бы. Зато прямо полосой дотов на западе лежала голая степь, незащищенная территория аж до самой реки Серебряной – ключевой реки Факторий, вдоль которой и стоят главные города этой Колонии. Перекрыть эту реку – основная цель плана «Сломанный цветок».

Дело оставалось за малым – прорвать эту первую линию обороны факторцев. Для решения этой задачи все офицеры войск Зелёного Города и собрались в блиндаже у Азарова.

– А мы вам поможем, есть одна идея, – сказал я и обвёл взглядом всех присутствующих, а потом улыбнулся.

Снова ползем по-пластунски, по рыхлой земле, пахнущей кислой взрывчаткой и обгоревшим металлом. А над головой пахнет грозой. Вахрушев со товарищи решил проблему с магической сигнализацией изящно и просто: они наслали на позиции факторцев туман, те изо всех сил пытались его разогнать, с обеих сторон начала бить артиллерия, вспыхнули кое-где перестрелки, завязались магические схватки. К вечеру воздух буквально искрился над перерытыми взрывами позициями, зато тумана не было. Но и сторожевые амулеты в большинстве своём либо сгорели, либо не могли ничего определить из-за постоянных магических помех. Правда, на всякий случай специальные «гасящие» амулеты Глеб нам выдал.

Я вместе с тремя моими разведчиками и двумя сапёрами (Игла прикрывала издалека) полз по рыхлой земле. Звёздное небо затянули тяжёлые тучи. Сапёры Веня и Женя (как они представились), битые мужики лет по тридцать, проверенные профессионалы, обеспечили проходы в минных полях и теперь ползли замыкающими. У них была и своя задача.

– Чи, ши, – тихо сказал Саша.

Я пригляделся, впереди, посреди остатков разбитого проволочного заграждения, засёк движение. Охранение перед основной обороной.

Гаврик потёр запястье – специальный знак. На охранении магические амулеты. Я показал два пальца, махнул рукой. Заторный и Коля поползли в разные стороны. Гаврик отполз немного назад. Я пошарил рукой вокруг, нащупал металлический осколок, досчитал до тридцати и со свистом бросил его в проволоку. Солдаты в укрытии зашевелились, и тут на них с разных сторон набросились мои бойцы. Влажный хруст, хрип и вспышка магии, которую я остро почувствовал.

Вот блин, что это – сигналка охранения, поставленная на «убей», или наши «гасящие» амулеты. Гаврик неопределённо пожал плечами, прикрыть вспышку он не смог. Ладно, в любом случае секунд тридцать у меня есть. Я махнул рукой правому саперу. Он тащил за собой на длинном проводе фонарь – из тех, которые заряжают от дизеля и которыми освещают территорию вокруг лагеря по ночам.

Мы вдвоём уже не ползком, а перебежками бросились в сторону, на прямую линию к доту. В темноте я нацелил фонарь точно на амбразуру бетонного сооружения в ста метрах передо мной. Наведя фонарь, мы отползли в сторону.

Сапёр Веня соединил провода, и белый луч осветил серую исколотую поверхность. Ещё один луч ударил во вражеский дот в пятистах метрах левее – это работа Осипова. Мы отползли как можно дальше от фонаря. Над головой вспыхнула зелёная ракета, а на бойницу дота обрушились разноцветные светлячки. Это стреляла «Шилка» – значит, целеуказание мы провели правильно. Через мгновение одиночный выстрел, я это точно расслышал, сшиб фонарь, но спустя секунду рация, поставленная на минимальную громкость, заговорила голосом Иглы:

– Одного снайпера нет, командир.

А над головой уже послышался свист, пушечные и миномётные снаряды начали перемалывать вражеские позиции в глубине обороны. Я подполз к щели, где прятались Коля, Саша и Гаврик. С трудом к ним втиснулся.

Минутный жесткий огневой налёт прекратился, и снова над головой взлетела ракета, уже красная.

– Веня, давай сигнал, – приказал я.

Сразу же за нашими спинами в небо взлетела зелёная ракета.

– Коля Викинг, за мной, ты, Гаврик, остаёшься на месте, пусть к тебе переползут сапёры. Игла, видишь нас?

– Да, – короткий ответ по рации, – перед вами в траншее никого не вижу.

– Понял. Гаврик?

– Я людей не чувствую, командир.

– Тогда за мной, – приказал я Саше и Коле.

Бегом семьдесят метров по изрытой земле в полной темноте, перед глазами – искрящееся облако «Силуэта». В глубине обороны факторцев взрывались наши снаряды, пару раз просвистели осколки на излёте. Мы прыгнули в пустую траншею, осмотрелись. Я кивнул Саше, тот достал маленький фонарик и три раза мигнул им. Через тридцать секунд к нам прыгнул Гаврик с сапёрами-подрывниками. Каждый из моего штурмового отряда уже повязал на ствол автомата ярко-зелёный лоскуток ткани. Вряд ли, конечно, этот отличительный знак сильно поможет при внезапной встрече с нашими же солдатами, но это лучше, чем ничего.

«Двинулись», – показал я жестом.

Первым шел я, за мной Сашок с дробовиком, затем остальная группа, замыкающий – Коля Викинг. Впереди показался изгиб траншеи. Я пригнулся, быстро выглянул из-за поворота с автоматом наготове и увидел летящий в меня сгусток света. Не раздумывая, упал на землю, надо мной что-то с шипением хлопнуло, волосы на голове слиплись, по маскхалату покатились голубые искры. Не видя цели, выстрелил наугад. Надо мной трижды грохнул дробовик, и совсем тихо на его фоне несколько раз хлопнула Беретта Гаврика. Я приподнялся, осмотрелся и уже прицельно выстрелил в дёргающееся тело, окутанное тусклым свечением.

– Мёртв, – сказал Гаврик.

– Двинули, – в полный голос приказал я, прятаться больше не имело смысла.

Проходя мимо убитого, я заметил у него на груди амулет, примерно такой же, как у Гаврика.

«Наблюдатель, – мелькнуло в голове, – надо спешить!»

Группа почти бегом двигалась по траншее.

– Слева четверо, – сообщила по рации Инга.

Слева от меня показался ход сообщения, ведущий в тыл, по нему бежали люди.

– Стрелять? – спросила снайперша.

– Нет, – тихо ответил я и знаками показал остальным, откуда грозит враг, а что делать дальше, все знали.

Решив не рисковать на этот раз, я закинул автомат за плечи, вытащил пистолет. Подойдя к ответвлению, выставив вперед только руку с пистолетом, я, не глядя, дал несколько очередей из Стечкина. Заторный сразу же пальнул из «Защитника» поверх траншеи, кто-то из сапёров бросил гранату. А Коля сразу после взрыва выскочил из траншеи наверх, в три прыжка преодолел расстояние до окопа и спрыгнул вниз. Дважды свистнул меч, раздался чавкающий звук, с которым острое железо перерубает плоть, а потом голос Викинга:

– Чисто, командир.

Мы снова бежим по траншее, согнувшись почти вровень с верхним краем укрытия, чтобы не получить пулю от своих и не быть замеченными в темноте.

Впереди показался дот, в котором в этот момент открывалась железная дверь. Тёмный прямоугольник с зияющими отверстиями закрывал меня от выходящего. Я рванулся вперёд и изо всех сил ударил ногой по металлической двери, та со звоном закрылась. Один из сапёров-подрывников кинул гранату далеко вперёд. Заторный у меня за спиной «держал» ход сообщения в тыл, Коля осмотрел окопы вокруг укрепления.