Разбойничья злая луна Лукина Любовь
Валентин смотрел на него, приоткрыв рот.
– Ты… не хочешь домой? – потрясённо вымолвил он, и тут его наконец осенило. – Слушай… Так тебе, наверное, понравилось быть вождём? А я, значит…
Толик вскочил, и минуты две речь его была совершенно нецензурной. Валентин оторопело смотрел на него снизу вверх.
– Ты мне скажи такое ещё раз! – выходил из себя уязвлённый Толик. – Вождь! Хвост собачий, а не вождь! Хуже снабженца!..
– Тогда почему же ты?..
«Разгоню! – державно подумал Таура Ракау. – Вальку – к общественно полезному труду, а Тупапау – на атолл! Поживёт одна с недельку – вернётся шёлковая!»
– Ты кому голову морочишь? – повторил он, недобро щурясь. – Ну, допустим, выгнул ты проволоку. На сто восемьдесят два градуса. И что будет?
– Да-да, – озабоченно сказал Валентин. – Самое главное… Здесь грозы бывают?
Таура Ракау сбился с мысли. Грозы? Таароа что-то говорил о сезоне дождей… А при чём тут грозы?
– Громоотвод? – спросил он с запинкой.
– Изящно, правда? – просиял конкурент колдуна. – Молния нас сюда забросила, она же нас и обратно отправит. По всем расчётам должна сложиться аналогичная ситуация…
Замысел Валентина предстал перед Толиком во всей его преступной наготе. Нагнать страху. На всех. И в первую очередь – на Тупапау. Да в самом деле, кто же это в здравом уме согласится второй раз лезть под молнию!.. Понятно… Он думает, Наталья испугается и притихнет… Ой, притихнет ли?
Тут Толик заметил, что Валентин умолк и как-то странно на него смотрит:
– Ну? Что там ещё у тебя?
– Толик, – сказал Валентин, – можно я останусь здесь?
– Где здесь?
– Ты не сомневайся, – преувеличенно бодро заверил Валентин. – Вы прибудете куда надо. В целости и сохранности.
Таура Ракау Ха’а Мана-а остолбенел вторично.
– Стоп! – рявкнул он. – Ты хочешь нас отправить, а сам остаться?
– Но если мне здесь нравится! – неумело попытался скапризничать Валентин. – Климат хороший, море… и вообще… Люди приветливые…
Может, он в самом деле – того?.. А как проверишь? Все сведения Толика по психиатрии, как правило, начинались словами: «Приходит комиссия в сумасшедший дом…»
– Валька! Слушай сюда. Раз уж вы меня выбрали, то я за вас, за обормотов, отвечаю. Или мы все возвращаемся, или мы все остаёмся. Понял?
Всю фразу Толик произнёс очень тихо, а последнее слово проорал так, что Валентин отшатнулся.
«А чего это я ору? – с неудовольствием подумал Толик. – Будто и впрямь поверил…»
– Валька! – почти что жалобно сказал он. – Ну объяснил бы, что ли, я не знаю…
– Конечно-конечно, – заторопился Валентин. – Видишь ли, минус в подкоренном выражении…
– Стоп! – решительно прервал его Толик. – Будем считать, что я уже всё понял. Давай говори, что куда гнуть…
19
– Нет! Ни за что! – вскрикнула Наталья. – Вы меня не заставите!
Бесспорно, медная проволока с вывихнутым на сто восемьдесят два градуса витком, установленная на заякоренном плотике, напоминала авангардистскую скульптуру из вторсырья и доверия не внушала ни малейшего. Другое дело, что над ней возились вот уже около недели, а Наталья вела себя так, словно видит её впервые.
– Вы меня не заставите! – выкрикнула эта удивительная женщина в лицо растерявшемуся Лёве, как будто тот силком собирался тащить её в каноэ.
Мглистая туча уже наваливалась на остров. Гроза не торопилась, у неё всё было впереди. Как-то профессионально, одним порывом, она растрепала пальмы и сделала паузу.
– Фанатик! Самоубийца! – летело с берега в адрес Валентина. – Ради своих формул ты готов жертвовать даже мной!
Возможно, этот скандал под занавес был продуман заранее, хотя не исключено, что вдохновение снизошло на Наталью в последний миг. Но так или иначе, а с этим пора было кончать. Толик встал, покачнув дюральку.
– Дура! – гаркнул он изо всех сил.
Наталья удивилась и замолчала. С одной стороны, ослышаться она не могла. С другой стороны, ещё ни один мужчина на такое не осмеливался. Оставалось предположить, что вождь приказал ей что-то по-полинезийски. А что? «Рура», «таро», «дура»… Очень даже похоже.
– Никто тебя не заставляет, – сказал Толик. – Не хочешь – не надо. Лёва, отчаливай.
Чувствуя себя крайне неловко, Лёва оттолкнулся веслом от берега, и узкий «Гонорар» заскользил по сумрачной предгрозовой воде, неохотно теряя скорость, пока не клюнул носом в борт яхты.
В полном молчании все смотрели на оставшуюся на берегу Наталью.
– Это подло! – хрипло выговорила она, и губы её дрогнули.
Толик хладнокровно пожал плечами.
– Валентин! – взвыла Наталья. – Неужели ты допустишь?..
– Сидеть! – тихо и грозно сказал Толик дёрнувшемуся Валентину.
А пустой «Гонорар» уже скользил в обратном направлении. Его оттолкнул Лёва – просто так, без всякой задней мысли, но Наталья почему-то восприняла этот поступок как пощёчину:
– Мне не нужны ваши подачки! – И порожнее каноэ снова устремилось к яхте. Лёва поймал его за нос и вопросительно поглядел на Толика.
– А не нужны – так не нужны, – всё так же невозмутимо проговорил вождь. – Счастливо оставаться.
Но тут потемнело, заворчало, пальмы на склонах зашевелились, как бы приседая, и Наталья поняла, что шутки кончились.
– Это подло! – беспомощно повторила она.
– Лёва… – сжалился Толик, и Лёва опять послал каноэ к берегу.
На этот раз Наталья не ломалась. Неумело орудуя веслом, она подгребла к латаному борту «Пенелопа» – и в этот миг вода в бухте шумно вскипела от первого удара тропического ливня.
Толик мельком глянул на Валентина и поразился, прочтя в его глазах огромное облегчение.
«Всё-таки, наверное, Валька очень хороший человек, – подумал Толик. – Я бы на его месте расстроился».
20
На втором часу ожидания Фёдор Сидоров прокричал с борта «Пенелопа», что, если хоть ещё одна капля упадёт на его полотна, он немедля высаживается на берег. Но в этот момент брезентовый тент захлопал так громко, что Фёдора на дюральке не поняли.
– Сиди уж, – буркнул Лёва. – Вплавь, что ли, будешь высаживаться?
Гроза бесчинствовала и мародёрствовала. В роще трещали, отламываясь, пальмовые ветви. Объякоренный по корме и по носу «Пенелоп» то и дело норовил лечь бортом на истоптанную ветром воду. Вдобавок он был перегружен и протекал немилосердно.
Страха или какого-нибудь там особенного замирания давно уже ни в ком не было. Была досада. На Валентина, на Толика, на самих себя. «Господи! – отчётливо читалось на лицах. – Сколько ещё будет продолжаться гроза? Когда же наконец этот идиотизм кончится?»
Не защищённый от ливня «Гонорар» наполнился водой и, притонув, плавал поблизости. Толик хмуро наблюдал за ним из дюральки.
– Зря мы его так бросили, – заметил он наконец. – И берег за собой не убрали. Чёрт его знает, что теперь Таароа о нас подумает, – пришли, намусорили…
Пожалуй, если не считать Валентина, вождь был единственным, кто ещё делал вид, что верит в успех предприятия.
– Ну, каноэ-то мы так или иначе прихватим, – сказал Валентин. – Оно в радиусе действия установки.
Толик мысленно очертил полукруг, взяв плотик с проволокой за центр, а «Гонорар» – за дальнюю точку радиуса, и получилось, что они прихватят не только каноэ, но и часть берега.
В роще что-то оглушительно выстрелило. Гроза, окончательно распоясавшись, выломила целую пальму.
– Вот-вот! – прокричал Толик, приподнимаясь. – Не хватало нам ещё, чтобы громоотвод разнесло!
Последовал хлёсткий и точный удар мокрого ветра, и вождь, потеряв равновесие, сел. На «Пенелопе» взвизгнули.
– Валька, – позвал Толик.
– Да.
– А ты заметил, в прошлый раз, ну, когда нас сюда забросило, молния-то была без грома…
– Гром был, – сказал Валентин.
– Как же был? Я не слышал, Лёва не слышал…
– А мы и не могли его слышать. Гром остался там, на реке. Мы как раз попали в промежуток между светом и звуком…
За последнюю неделю вождь задал Валентину массу подобных вопросов – пытался поймать на противоречии. Но конкурент колдуна ни разу не сбился, всё у него объяснялось, на всё у него был ответ, и эта гладкость беспокоила Толика сильнее всего.
– Валька.
– Да.
– Слушай, а мы там, на той стороне, в берег не врежемся?
– Нет, Толик, исключено. Я же объяснял: грубо говоря, произойдёт обмен масс…
– А если по времени промахнёмся? Выскочим, да не туда…
– Ну знаешь! – с достоинством сказал Валентин. – Если такое случится, можешь считать меня круглым идиотом!
Толика посетила хмурая мысль, что если такое случится, то идиотом, скорее всего, считать будет некого, да и некому.
Ну, допустим, что Валентинова самоделка не расплавится, не взорвётся, а именно сработает. Что тогда? В берег они, допустим, не врежутся. А уровень океана? В прошлый раз он был ниже уровня реки метра на полтора. Не оказаться бы под водой… Хотя в это время плотина обычно приостанавливает сброс воды, река мелеет. А прилив? Ах, чёрт, надо же ещё учесть прилив!.. И в который раз Толик пришёл в ужас от огромного количества мелочей, каждая из которых грозила обернуться катастрофой.
Многое не нравилось Толику. Вчера он собственноручно свалил четыре пальмы, и та, крайняя, на которой был установлен штырь громоотвода, стала самой высокой в роще. Но что толку, если ещё ни одна молния не ударила в эту часть острова! Вот если бы вынести штырь на вершину горы… А где взять металл?
А ещё не нравилось Толику, что он давно уже не слышит голоса Тупапау. Наталья молчала второй час. Молчала и накапливала отрицательные эмоции. Как лейденская банка. Бедный Валька. Что его ждёт после грозы!
«Ну нет! – свирепея, подумал Таура Ракау. – Пусть только попробует!»
– Мужики, это хороший пейзаж, – доносилось из-под тента яхты. – Это сильный пейзаж. Кроме шуток, он сделан по большому счёту…
Толик прислушался. Да, стало заметно тише. Дождь почти перестал, а ветер как бы колебался: хлестнуть напоследок этих ненормальных в лодках или же всё-таки не стоит? Гроза явно шла на убыль.
Валентин пригорюнился. Он лучше кого бы то ни было понимал, что означает молчание Тупапау и чем оно кончится.
– Эй, на «Пенелопе»! – громко позвал Толик. – Ну что? Я думаю, всё на сегодня?
И словно в подтверждение его слов тучи на юго-западе разомкнулись и солнце осветило остров – мокрый, сверкающий и удивительно красивый.
– Ну и кто мне теперь ответит, – немедленно раздался зловещий голос, – ради чего мы здесь мокли?
«Началось!» – подумал Толик.
– Наташка, имей совесть! – крикнул он. – В конце концов, это всё из-за тебя было затеяно. По твоему же требованию!
Это её не смутило.
– Насколько я помню, – великолепно парировала она, – устраивать мне воспаление лёгких я не требовала.
– Ну что делать, – хладнокровно отозвался Толик. – Первый блин, сама понимаешь…
– Иными словами, – страшным прокурорским голосом произнесла Наталья, – предполагается, что будет ещё и второй?
На «Пенелопе» взвыли от возмущения. Первого блина было всем более чем достаточно.
Толик, не реагируя на обидные замечания в свой адрес, стал выбирать носовой якорь. Якоря были полинезийские – каменные, на кокосовых верёвках. Тросы, как и щегольские поручни яхты, пошли на протянутый до первой пальмы громоотвод.
Невозмутимость вождя произвела должное впечатление. На «Пенелопе» поворчали немного и тоже принялись выбирать якоря и снимать тент. Не унималась одна Наталья.
– Валентин! – мрачно декламировала она, держась за мачту и поджимая то одну, то другую мокрую ногу. – Запомни: я тебе этого никогда не прощу! Так и знай! Ни-ко-гда!
Толик швырнул свёрнутый брезент на дно дюральки и в бешенстве шагнул на корму.
«Ох, и выскажу я ей сейчас!» – сладострастно подумал он, но высказать ничего не успел, потому что в следующий миг вода вокруг словно взорвалась. Всё стало ослепительно-белым, потом – негативно-чёрным. Корма дюральки и яхта ощетинились лучистым игольчатым сиянием.
«Ну, твое счастье!» – успел ещё подумать Толик.
Дальше мыслей не было. Дальше был страх.
21
Никто не заметил, когда подкралась эта запоздалая и, видимо, последняя молния, – все следили за развитием конфликта.
Дюралька вырвалась из беззвучного мира чёрных, обведённых ореолами предметов и, получив крепкий толчок в дно, подпрыгнула, как пробковый поплавок. Толик удачно повалился на брезент. Но, ещё падая, он успел сообразить главное: «Жив!.. Живы!»
Толик и Валентин вскочили, и кто-то напротив, как в зеркале, повторил их движение. Там покачивалась лёгкая лодка с мощным подвесным мотором, а в ней, чуть присев, смотрели на них во все глаза двое серых от загара молодых людей, одетые странно и одинаково: просторные трусы до колен и вязаные шапочки с помпонами. Оба, несомненно, были потрясены появлением несуразного судна, судя по всему выскочившего прямо из-под воды.
– Кол! Скурмы![15] – ахнул кто-то из них, и молодые люди осмысленно метнулись в разные стороны: один уже рвал тросик стартёра, другой перепиливал ножом капроновый шнур уходящей в воду снасти.
Лодка взревела, встала на корму и с неправдоподобной скоростью покрыла в несколько секунд расстояние, на которое «Пуа Ту Тахи Море Ареа» при попутном ветре потратил бы не менее получаса.
– Стой! – опомнившись, закричал Толик. – Мы не рыбнадзор! У нас авария!
Лодка вильнула и скрылась в какой-то протоке.
– Могли ведь на буксир взять! – крикнул он, поворачиваясь к Валентину. – Или бензина отлить!..
Тут он вспомнил, что мотора у него нет, что за два месяца мотор целиком разошёлся на мелкие хозяйские нужды, вспомнил – и захохотал. Потом кинулся к Валентину, свалил его на брезент и начал колошматить от избытка чувств.
– Валька! – ликующе ревел вождь. – Умница! Лопух! Вернулись, Валька!..
Потом снова вскочил:
– А где «Пенелоп»? Где яхта? Опять потеряли?.. Ах, вон он где, чёрт латаный! Вон он, глянь, возле косы…
Толик бросался от одного борта к другому – никак не мог наглядеться. Вдоль обрывистого берега зеленели пыльные тополя. Мелкая зыбь шевелила клок мыльной пены, сброшенный, видать, в реку химзаводом. А над металлургическим комбинатом вдали вставало отвратительное рыжее облако. Да, это был их мир.
Валентин всё ещё сидел на брезенте, бледный и растерянный.
– Этого не может быть, – слабо проговорил он.
– Может! – изо всех сил рявкнул счастливый Толик. – Может, Валька!
– Не может быть… – запинаясь, повторил Валентин. – Тростинкой! На песке! А потом взял кусок обыкновенной проволоки…
Он ужаснулся и умолк.
– Что же это выходит… я гений? – выговорил он, покрываясь холодным потом. – Толик!!!
Толик не слушал.
– Мы дома! – орал Толик. – Эй, на «Пенелопе»! Дома!..
«Пенелоп» шёл к ним под парусом. Судя по счастливой физиономии Фёдора Сидорова, картины не пострадали, и мировая известность была ему таким образом обеспечена.
Справедливости ради следует заметить, что мировую известность, которой Фёдор в итоге достиг, принесли ему вовсе не полотна, а небольшая книга мемуарного характера «Как это было», хотя читатель, наверное, не раз уже имел возможность убедиться, что было-то оно было, да не совсем так.
На носу яхты стояла Наталья и всем своим видом извещала заранее, что ничего из случившегося она прощать не намерена. Её большие прекрасные глаза напоминали лазерную установку в действии.
И вот тут произошло самое невероятное во всей этой истории. Валентин, на которого столь неожиданно свалилось сознание собственной гениальности, вскинул голову и ответил супруге твёрдым, исполненным достоинства взглядом.
Наталья удивилась и приподняла бровь, что должно было бросить Валентина в трепет. Вместо этого Валентин нахмурился, отчего взгляд его стал несколько угрожающим.
Определённо в мире творилось что-то неслыханное. Наталья нацепила очки и уставилась на мужа выпуклыми радужными зыркалами тупапау.
Полинезийцы бы, конечно, бросились врассыпную, но гениальный Валентин только усмехнулся – и Наталья растерялась окончательно.
Впрочем, дальнейшая судьба этой удивительной четы интересовать нас не должна. Открытие было сделано, и как бы теперь они там ни переглядывались – на дальнейший ход истории человечества это уже никак повлиять не могло.
1981
Во избежание
– Так вы, значит, и есть автор научно-фантастического романа «Изгородь вокруг Земли»? – Редактор с доброжелательным любопытством разглядывал посетителя. – Вот вы какой…
– Да, – засмущался тот. – Такой я…
– Прочёл я ваш роман. Оригинально. Кажется, ничего подобного у других фантастов не встречалось.
– Не встречалось, – сдавленно подтвердил автор. – У меня у первого.
– Ну что вам сказать… Читается роман залпом. Так и видишь эту титаническую Изгородь, уходящую за горизонт… Да… А тот эпизод, когда на строителей Изгороди нападают коллапсары, а те отбиваются от них искривителями пространства, – это, знаете ли, находка! Потом – разоблачение Аверса, который на поверку оказывается матёрым агентом Реверсом…
Автор зарделся.
– И название удачное, – продолжал редактор. – Есть в нём этакий элемент неожиданности. Изгородь – и вдруг вокруг Земли. Читатель это любит…
– Любит, – убеждённо подхватил автор. – Я знаю нашего читателя.
Редактор покивал:
– Собственно, у меня только один вопрос. Эта Изгородь… Для чего она? С какой целью её возводят?
Автор вскинул на него изумлённые глаза.
– Как для чего? – опешив, переспросил он. – Так ведь ежели её не будет, непременно кто-нибудь с края Земли вниз сорвётся!..
1981
Ты, и никто другой
Светлой памяти Серёжи Пчёлкина
1
Монтировщики посмотрели, как уходит по коридору Андрей, и понимающе переглянулись.
– Она ему, наверное, сказала: бросишь пить – вернусь, – поделился догадкой Вася-Миша.
– Слушай, – встрепенулся Виталик, – а что это он в театре ночует? Она ж квартиру ещё не отсудила.
– Отсу-удит, – уверенно отозвался два года как разведённый Вася-Миша. – Все они…
Андрею показалось, что левая фурка просматривается из зала, и он толчком ноги загнал её поглубже за кулисы. Низкий дощатый помост, несущий на себе кусок дачной местности, отъехал на метр; шатнулся на нём тополёк с листьями из клеёнки, закивало гнутой спинкой кресло-качалка.
До начала вечернего спектакля оставалось около трёх часов. Андрей вышел на середину сцены, присел на край письменного стола и стал слушать, как пустеет театр.
Некоторое время по коридорам бродили голоса, потом всё стихло. Убедившись, что остался один, Андрей поднялся, и тут его негромко окликнули.
Вздрогнул, обернулся с напряжённой улыбкой.
Возле трапа, прислонясь плечом к порталу, стояла Лена Щабина. Красиво стояла. Видимо, всё это время она, не меняя позы, терпеливо ждала, когда Андрей обратит на неё внимание.
Тоскливо морщась, он глянул зачем-то вверх, на чёрные софиты, и снова устроился на краешке.
Лена смотрела на него долго. Уяснив, что со стола он теперь не слезет, оторвала плечо от портала и замедленной, немного развинченной походкой вышла на сцену. Обогнула Андрея, задумчиво провела пальчиком по кромке столешницы и лишь после этого повернулась к нему, слегка склонив голову к плечу и вздёрнув подбородок.
– Говорят, разводишься? – Негромкая, подчёркнуто безразличная фраза гулко отдалась в пустом зале.
Андрей мог поклясться, что уже сидел вот так посреди сцены и подходила к нему Лена Щабина и задавала именно этот вопрос.
– Ты-то тут при чём?..
– Хм… При чём… – задумчиво повторила она. – При чём?
Словно подбирала вслух нужную интонацию.
– При чём!.. – выговорила она в третий раз. – Так ведь я же разлучница! Змея подколодная. А ты разве ещё не слышал? Оказывается, я разбила твою семью!
Голос Лены был чист, звонок и ядовит.
«Ну вот… – обречённо подумал Андрей. – Сейчас она за всё со мной расквитается… За всё, в чём был и не был виноват. Прямо обязанность какая-то – расквитаться за всё. Главное, что она от этого выиграет? Зачем ей это надо?..»
– Ну и зачем мне это надо? – словно подхватив его мысль, продолжала тем временем Лена. – Почему я должна впутываться в чьи-то семейные дрязги? Твоя история уже дошла до директора, и, вот посмотришь, он обязательно воспользуется случаем сделать мелкую гадость Михал Михалычу!..
– Михал Михалычу? – не понял Андрей. – Он что, тоже разлучник?
– Но я же его сторон-ница! – негодующе воскликнула она.
Тут только Андрей обратил внимание, что Лена ведёт разговор, почти отвернувшись. Обычно она стояла вполоборота или в три четверти к собеседнику, помня, что у неё тонкий овал лица. Сейчас она занимала самую невыгодную позицию – в профиль к Андрею. Внезапно его осенило: Лена Щабина стояла вполоборота к пустому зрительному залу.
– Так чем я могу помочь тебе, Лена? – И Андрей понял, что тоже подал реплику в зал.
«Сейчас сорвём аплодисменты…»
– Ты должен вернуться к семье, – твёрдо сказала она.
– Что я ещё должен?
Лена наконец обернулась.
– Что ты делаешь? – прошептала она, и глаза её стали проникновенными до бессмысленности. – Зачем тебе всё это нужно? У тебя жена, ребёнок…
Андрей опустил голову и незаметно повернул левую руку так, чтобы виден был циферблат. До начала спектакля оставалось чуть больше двух часов.
– …цветы ей купи, скажи, что пить бросил. Ну что мне тебя, учить, что ли?
– Ты не в курсе, Лена, – хмуро сказал он. – Это не я, это она от меня ушла. Забрала Дениса и ушла.
Лена опечалилась.
– Тогда… – Она замялась, опасливо посмотрела на Андрея и вдруг выпалила: – Скажи, что во всём виновата тёща!
– Кому? – удивился он.
– Н-ну, я не знаю… Всем. К слову придётся – ну и скажи. Сам ведь жаловался, что тёща…
Андрей молча смотрел на неё.
– Я нехорошая, – вызывающе подтвердила Лена. – Я скверная. Но если ты решил красиво пропадать, компании я тебе не составлю. Нравится быть ничтожеством – будь им! Будь бездарностью, вкалывай до конца жизни монтировщиком!.. А моя карьера только начинается. Ты же мне завидуешь, ты… Ты нарочно всё это затеял!
– Развод – нарочно?
Лена и сама почувствовала, что зарвалась, но остановиться не могла. Не думая уже о выгодных и невыгодных ракурсах, она упёрла кулаки в бёдра и повернулась к Андрею искажённым от ненависти лицом.
– Спасибо! Сделал ты мне репутацию! Нет, но как вам это нравится: я разбила его семью! Да между нами, можно сказать, ничего и не было!..
– Да, – не удержался Андрей. – Недели две уже.
Здание театра было выстроено в доисторические, чуть ли не дореволюционные времена по проекту местного архитектора-любителя и планировку имело нестандартную. Неизвестно, на какой репертуар рассчитывал доисторический архитектор, но только сразу же за сценической коробкой начинался несуразно огромный и запутанный лабиринт переходов и «карманов». В наиболее отдалённых его тупиках десятилетиями пылились обломки старых спектаклей.
Пьющий Вася-Миша божился, что там можно неделями скрываться от начальства. Насчёт недели он, положим, преувеличивал, но были случаи, когда администратор Банзай, имевший заветную мечту поймать Васю-Мишу с поличным, в течение дня нигде не мог его обнаружить.
Острый на язык Андрей пытался прилепить за это Васе-Мише прозвище Минотавр, но народу кличка показалась заумной, и неуловимый монтировщик продолжал привычно отзываться и на Мишу, и на Васю.
Шаги разгневанной Лены Щабиной сухими щелчками разносились в пустых коридорах театра.
Андрей достал сигарету, заметил, что пальцы у него дрожат, и, не закурив, отшвырнул. Полчаса! Если и ненавидеть за что-либо Лену Щабину, то именно за эти отнятые полчаса.
Он прислушался. Ушла, что ли? Ушла…
Андрей миновал пульт помрежа и неспешно двинулся вдоль туго натянутого полотна «радиуса», пока слева в сером полумраке не возникло огромное тёмное пятно – вход на склад декораций. Не замедляя шага, он вступил в кромешную черноту и пошёл по центральному коридору, который монтировщики окрестили на шахтёрский манер «стволом». Потом протянул руку, и пальцы коснулись кирпичной стены.
Читать бесплатно другие книги:
