Замок лорда Валентина Силверберг Роберт
Он тренировался целыми часами, работая всего с тремя мячами, но делая это до тех пор, пока раз десять не проник в бесконечность, переходя от скуки к экстазу и обратно к скуке, так что сама скука стала экстазом. Одежда его промокла от пота и прилипла к телу. Даже когда пошел обычный для Пидруда короткий летний дождь, Валентин продолжал перекидывать мячи. Дождь кончился и уступил место сумеркам. Вечернее солнце закрылось легким туманом. Валентин продолжал жонглировать. Бездумная интенсивность переполнила его. Он смутно видел фигуры, идущие по двору – Слита, Карабеллы, скандаров, Шанамира, незнакомцев, приходящих и уходящих, но не обращал на них внимания. Он был пустым сосудом, который наполнился этим искусством, этой тайной, и не смел остановиться, боясь, что потеряет это и снова будет выжатым и пустым.
Затем кто-то подошел к нему, и он вдруг оказался с пустыми руками. Это Слит перехватил мячи один за другим, когда они пролетали в воздухе. Какое-то время руки Валентина еще продолжали двигаться в заданном ритме. Глаза были сфокусированы только на плоскости, через которую пролетели мячи.
– Выпей это, – мягко сказала Карабелла, поднося к его губам стакан. Пальмовое вино. Он выпил его, как воду. Карабелла подала второй.
– У тебя изумительный дар, – сказала она. – Не только координации, но и сосредоточенности. Ты прямо испугал нас, Валентин, когда не мог остановиться.
– В Звездный День ты будешь лучшим из нас, – сказал Слит. – Сам Корональ выберет тебя, чтобы похвалить. Эй, Залзан Кавол, что скажешь?
– Скажу, что он весь мокрый и ему надо переодеться, – прогромыхал скандар и протянул Слиту несколько монет. – Сходи на базар, купи ему подходящую одежду, пока ларьки не закрылись. Карабелла, отведи его в очиститель. Через полчаса будем ужинать.
– Пойдем, – сказала Карабелла.
Она провела все еще ошалевшего Валентина через двор, в спальный и дальше. К боковой стене здания был пристроен грубый, открытый сверху очиститель.
– Животное! – сердито сказала она, – не сказал тебе ни словечка похвалы. Но, думаю, хвалить вообще не в его привычках. Но ты произвел на него впечатление.
– На Залзана Кавола?
– Да. Он был поражен. Но разве он может хвалить человека? У тебя всего две руки! Ну, и вообще хвалить не в его стиле. Сюда. Раздевайся.
Она первая быстро разделась, и он сделал то же самое, бросил мокрую одежду на землю. В ярком лунном свете он видел наготу Карабеллы и восхищался. Тело ее было стройным, гибким, почти мальчишеским, если не считать маленьких круглых грудей и неожиданной выпуклости бедер ниже узкой талии. Под кожей играли хорошо развитые мускулы. На крепкой ягодице был вытатуирован цветок, красный и зеленый.
Она подвела Валентина под очиститель, и они стояли рядом, пока вибрация снимала с них пот и грязь. Затем они голые вернулись в спальни, где Карабелла достала для себя чистые брюки из мягкой серой ткани и камзол. Вскоре вернулся Слит с базара и принес Валентину новую одежду: темно-зеленый камзол с алой отделкой, плотные красные брюки и темно-синий, почти черный легкий плащ. Этот костюм был куда более элегантным, чем тот, который Валентин скинул. Надев его, он почувствовал себя как бы выше рангом и нарочито-высокомерно пошел за Слитом и Карабеллой в кухню.
На обед было тушеное мясо, обильно смоченное пальмовым вином. Шесть скандаров сели за один конец стола, а четыре человека – за другой. Разговоров почти не было. Поев, Залзан Кавол и его братья встали, не говоря ни слова, и вышли.
– Мы их чем-нибудь обидели? – спросил Валентин.
– Это их обычная вежливость, – ответила Карабелла.
Хьорт, заговоривший с Валентином за завтраком, Виноркис, перешел комнату и навис над плечом Валентина, пристально глядя вниз своими рыбьими глазами; очевидно, у него была такая привычка. Валентин неохотно улыбнулся.
– Видел, как ты жонглировал во дворе. Очень хорошо.
– Спасибо.
– Твое хобби?
– Именно. Никогда раньше этим не занимался. Но скандары, похоже. взяли меня в свою труппу.
На хьорта это, кажется, произвело впечатление.
– Вот как? И ты пойдешь с ними дальше?
– Похоже на то.
– А куда?
– Не имею представления. Это еще не решено. Но куда бы они ни пошли – для меня одинаково хорошо.
– Ах, свободная жизнь! – сказал Виноркис. – Я и сам хотел бы. Может, скандары наймут и меня тоже.
– Ты умеешь жонглировать?
– Я могу вести счета. Я жонглирую цифрами. – Виноркис захохотал и сердечно хлопнул Валентина по спине. – Я жонглирую цифрами! Тебе это нравится? Ну, спокойной ночи!
– Кто это? – спросила Карабелла, когда хьорт ушел.
– Я встретился с ним сегодня утром за завтраком. Местный торговец, кажется.
Она сделала гримасу.
– Мне он что-то не нравится. Впрочем, хьортов мало кто любит. Безобразные существа. – Она грациозно поднялась. – Пошли?
В эту ночь он опять спал крепко. Казалось бы, после событий дня ему должно было присниться жонглирование, но нет: он снова оказался на пурпурной равнине – смущающий признак, ибо маджипурцы с детства знали, что повторяющиеся сны имеют исключительное значение, чаще всего плохое. Леди редко посылает повторные сны, но Король часто практикует это. И опять сон был фрагментарным. В небе парили насмехающиеся лица. Водовороты пурпурного песка кружились на тропе. Из земли вырастали шипы. Все содержало угрозу, дурное предзнаменование. Но сон не имел ни действующих лиц, ни событий. Он только предвещал зловещее.
Мир сна уступил место миру рассвета. На этот раз Валентин проснулся первым. Шанамир рядом блаженно посапывал. Слит свернулся, как змея, в дальнем конце. Рядом с ним Карабелла улыбалась во сне. Скандары, видимо, спали в другой комнате; из чужаков здесь были только два глыбообразных хьорта и трио вруонов, свернувшихся в трудно различимый клубок рук и ног. Валентин достал из чемоданчика Карабеллы три жонглерских мяча и вышел в туманный рассвет заострить свою расцветающую ловкость.
Слит, появившийся часом позже, застал его за этим занятием и всплеснул руками:
– У тебя прямо-таки страсть, друг! Ты жонглируешь, как одержимый. Но не утомляйся чрезмерно. Сегодня мы будем учить тебя более сложным вещам.
Утренний урок состоял из вариаций основного положения. Теперь Валентин упражнялся в воздухе в трюке как бросать мячи, чтобы один все время был в пространстве, и он овладел им, добившись за полдня контроля над техникой, хотя Карабелла говорила, что это требует многих дней практики – его заставляли ходить, бегать, поворачиваться и даже прыгать. Он жонглировал тремя мячами, поднимаясь и спускаясь по лестнице. Жонглировал, присев на корточки, жонглировал, стоя на одной ноге, как важная чихорн-птица с болот Зимра. Он жонглировал, опускаясь на колени. Теперь он был абсолютно уверен в гармонии глаза и руки, а все то, что делало остальное его тело, никак не влияло на жонглирование.
Днем Слит учил его новым хитростям: бросать мяч из-за спины, из-под ноги, жонглировать со скрещенными руками. Карабелла учила его бросать мяч в стенку и мягко переводить его возвращение в полет, и как посылать мяч из одной руки в другую и тут же отправлять его обратно тыльной стороной кисти, вместо того, чтобы ловить и бросать. Все это он быстро усвоил. Карабелла и Слит не осыпали его комплиментами – постоянно хвалить не годится – но он замечал, как часто они изумленно переглядывались, и это было ему приятно.
Скандары жонглировали в другой части двора, репетируя то, что они покажут на параде, – чудеса с серпами, ножами и горящими факелами. Валентин мельком взглянул на них и восхитился работой этих четвероруких существ. Но в основном он был сосредоточен на собственной тренировке.
Так прошел Морской День. На четвертый день его стали учить жонглировать дубинками вместо мячей. Это было сложно, потому что, хотя принципы были в основном теми же, дубинки были больше и менее удобны, и Валентину приходилось бросать их выше, чтобы иметь время сделать захват. Он начал с одной дубинки, перебрасывая ее из руки в руку. Карабелла указывала, как держать дубинку, как бросать и как ловить, и он делал, как она говорила и скоро освоил.
– Теперь возьми, – сказала она, – в левую руку два мяча, а в правую – дубинку.
Сначала его смущала разница в массе и скорости, но не надолго, и после этого были две дубинки в правой руке и один мяч в левой, а к вечеру четвертого дня он уже работал с тремя дубинками, и, хотя запястья болели и глаза стягивало от напряжения, работал и работал, не желая и почти не имея возможности остановиться.
Вечером он спросил:
– Когда я научусь перебрасываться дубинками с другими жонглерами?
Карабелла улыбнулась.
– Позже. После парада, когда мы пойдем на восток через деревни.
– Я мог бы сделать это и сейчас.
– Сейчас не время. Ты показал чудеса, но есть границы тому, что ты можешь усвоить за три дня. Если бы мы стали жонглировать на параде с новичком, нам пришлось бы опуститься до твоего уровня, и Короналю будет от этого мало радости.
Он признал справедливость ее слов, однако мечтал о том времени, когда он примет участие во взаимной игре жонглеров, будет перебрасываться с ними дубинками, ножами и факелами, как член единого общества из многих душ.
Ночью Четвертого дня шел дождь, необычно затяжной для субтропического лета Пидруда, где короткие ливни были правилом, и утром Пятого дня двор был мокрым, как губка, и трудным для ног. Но небо было чистое, солнце жаркое и яркое.
Шанамир, болтавшийся по городу во время тренировок Валентина, рассказывал, что подготовка к великолепному параду идет полным ходом.
– Повсюду ленты и флаги, – говорил он, стоя на безопасном расстоянии, когда Валентин с утра начал разминку с тремя дубинками, – и знамена с горящей звездой, их выставили вдоль дороги от ворот Фалкинкипа до Ворот Дракона, а от Дракона вдоль всего порта, как я слышал, на много миль украшений, даже золотые ткани и зеленая роспись по дороге. Говорят, все это стоит не одну тысячу реалов.
– А кто платит? – спросил Валентин.
– Как кто? Народ Пидруда, – сказал удивленный мальчик. – Кто же еще? Ни-мойя? Велатис?
– Я бы сказал – пусть Корональ платит за свой фестиваль.
– А чьими деньгами он будет платить. Налогом со всего мира? Зачем бы городам Алханрола платить за фестиваль в Зимроле? Кроме того, это честь – принимать Короналя! Пидруд охотно платит. Послушай, как ты умудряешься бросать дубинку и хватать ее в то же самое время и той же рукой?
– Бросок раньше, дружище. Но только чуть-чуть раньше. Смотри внимательно.
– Смотрю. И все-таки не могу представить себе этого.
– Когда у нас будет время – как кончится парад – я покажу тебе, как это делается.
– Куда мы пойдем отсюда?
– Не знаю. На восток, говорила Карабелла. Мы пойдем в любое место, где ярмарка, карнавал или фестиваль и где наймут жонглеров.
– А я тоже стану жонглером, Валентин?
– Если захочешь. Я думал, ты хочешь идти в море.
– Я и в самом деле хочу путешествовать, – сказал Шанамир, – но не обязательно по морю. Я не хочу возвращаться в Фалкинкип. Восемнадцать часов в день в стойлах, в заботе о животных – нет, это не для меня, хватит уж! Ты знаешь, в ту ночь, как я покинул дом, я видел во сне, что научился летать. Это был сон от Леди, Валентин, я сразу понял, а полет означает, что я пойду туда, куда надеялся. Когда ты сказал Залзану Каволу, чтобы он взял меня, если хочет иметь тебя, я затрясся. Я думал… я чувствовал все… – Он овладел собой. – Валентин, я хочу быть таким же хорошим жонглером, как ты.
– Я еще не хороший. Я только начинающий.
Однако самоуверенность Валентина возросла, и он стал бросать дубинку по более низким дугам, в какой-то мере рисуясь.
– Не могу поверить, что ты научился этому за два дня.
– Слит и Карабелла хорошие инструкторы.
– Я никогда не видел, чтобы кто-то чему-то научился так быстро, – сказал Шанамир. – У тебя, наверное мозг особенный. Бьюсь об заклад, что ты был какой-то важной особой, пока не стал бродяжничать. Ты выглядишь таким добродушным, таким… простым, однако же…
– Скрытые глубины, дружелюбно сказал Валентин. Он попытался бросить дубинку из-за спины, и она с треском ударила его по левому локтю. Все три дубинки упали на мокрую землю, а он морщился и потирал ушиб. – Мастер-жонглер – сказал он. – Видал? Обычно требуется несколько недель, чтобы научиться так бить свои локти.
– Ты это сделал, чтобы сменить тему разговора, – более чем наполовину серьезно сказал Шанамир.
8
Утром Звездного Дня, дня парада, дня Короналя, первый день великого фестиваля Пидруда, а Валентин спал, свернувшись, и видел спокойный сон: пышная зелень холмов, прозрачные озера с голубыми и желтыми водяными цветами. Его разбудили пальцы, воткнувшиеся в его ребра. Он сел, моргая и бормоча что-то Темно. До рассвета еще далеко. Над ним нагнулась Карабелла, он ощущал ее кошачью грацию, запах крема от ее кожи, слышал ее легкий смех.
– Почему так рано? – спросил он.
– Занять хорошее место, когда Корональ пройдет мимо. Поторопись? Все уже готовы.
Он нехотя встал. Запястья ныли от жонглирования дубинками. Он раскинул руки и потряс расслабленными кистями. Карабелла усмехнулась, взяла его руки в свои и посмотрела на него.
– Ты будешь великолепно жонглировать сегодня, – тихо сказал она.
– Надеюсь.
– В этом нет никаких сомнений, Валентин. Что бы ты ни делал, все у тебя выходит отлично. Это соответствует твоей личности.
– А ты знаешь, что я за личность?
– Конечно, знаю. Наверное, даже лучше, чем знаешь ты. Валентин, ты можешь сказать, какая разница между сном и явью?
Он нахмурился.
– Не понял.
– Я иногда думаю, что для тебя то и другое одинаково, что ты живешь во сне или спишь в жизни. Но вообще-то я так не думаю, и Слит тоже. Ты околдовал его, а Слита околдовать не просто. Он везде бывал, многое видел, однако он постоянно говорит о тебе, пытается понять тебя, заглянуть в твой мозг.
– Не думал, что я так интересен. По-моему, я скучный.
– По мнению других – нет. – Ее глаза блеснули. – Ну, давай одевайся и поешь перед парадом. Утром мы будем смотреть, как проедет Корональ, днем у нас представление, а ночью… ночью…
– Да? Что ночью?
– Ночью мы празднуем фестиваль! – крикнула она и выскочила за дверь.
Туманным утром труппа жонглеров направилась к забронированному для них Залзаном Каволом месту на Главном шоссе. Путь Короналя начинался от Золотой Площади, где он остановился на ночь, шел к востоку по изогнутому бульвару, ведущему к одним из второстепенных городских ворот, и кругом к главному шоссе, по которому Валентин и Шанамир въехали в Пидруд и где стояли в два ряда огненные пальмы в цвету, а оттуда через Ворота Фалкинкипа обратно в город, через него по Портовой Дороге к Арке Снов и из Ворот Дракона в порт, где на краю бухты был построен главный стадион Пидруда. Так что парад, в сущности, был двойной: сначала Корональ проходит мимо народа, а потом народ проходит мимо Короналя. Парад будет продолжаться весь день и ночь, вероятно, до зари Солнечного дня.
Поскольку жонглеры были частью королевского развлечения, им необходимо было занять место где-нибудь вблизи конца порта, иначе они не смогут вовремя пройти через переполненный город и попасть на стадион для выступления. Залзан Кавол сумел выбрать для них место возле Арки Снов, но это означало, что они потратят большую часть дня и в ожидании, когда парад подойдет к ним. Но тут уж ничего не поделаешь. Они шли пешком по диагонали через окраинные улицы и наконец появились в нижнем конце Портовой Дороги. Как и говорил Шанамир город был обильно украшен, загроможден орнаментами, знаменами и свисающими из всех домов светильниками. Сама дорога была заново раскрашена в цвета Короналя – в блестящий ярко-зеленый с золотой окантовкой.
В этот ранний час дорога была уже забита зрителями, но в толпе быстро образовалось место, когда появились скандарские жонглеры и Залзан Кавол показал пачку билетов. Люди Маджипура, как правило вежливы, миролюбивы и сговорчивы. К тому же кое-кто здесь остерегался связываться с шестью угрюмыми скандарами.
И вот – ожидание. Утро было теплое, скоро стало жарко. Валентину ничего не оставалось, кроме как стоять и ждать, пялясь на пустое шоссе и на богато украшенный черный полированный камень Арки Снов. Карабелла была прижата к Валентину слева, Шанамир – справа. Время тянулось бесконечно долго. Разговоры быстро засыхали. Минутную передышку доставила удивительная фраза, которую Валентин выхватил из разговора позади себя:
– Не понимаю всех этих приветствий. Я ему ни капли не верю.
Валентин прислушался. Двое зрителей-гейрогов, судя по голосам, говорили о новом Коронале, и отнюдь не благожелательно.
– …издает слишком много указов, если хочешь знать мое мнение. То одно регулирует, то другое, тычет пальцами туда-сюда. Этого вовсе не нужно!
– Он хочет показать, что он работает, – примирительно ответил другой.
– Не нужно! Не нужно! При Лорде Вориаксе, а до него при Лорде Малиборе все шло хорошо и без этих дурацких правил. Признак неуверенности, я считаю.
– Тихо! Сегодня особенный день, об этом говорить не следует.
– Если хочешь знать, парень еще не уверен, что он действительно Корональ, вот он и обращает наше внимание на себя. Вот как я тебе скажу.
– А я тебе не спрашиваю, – раздраженно ответил второй.
– И еще одно. Имперские надзиратели все внезапно слетели с мест. Чего он хочет? Насадить свою полицию? Чтобы шпионили для Короналя? А зачем? Что он хочет найти?
– Если он найдет что-то, то тебе первого притянут. Заткнешься ты или нет?
– Я никакого вреда не делаю, – возразил первый гейрог. – Видишь, я держу знамя с горящей звездой, как и все прочие. Разве я не лояльный гражданин? Но мне не нравится, как идут дела. Граждане имеют право заботиться о благе государства, нет? Если нам что-то не нравится, мы должны об этом говорить. Это же в наших традициях, нет? Если мы сейчас позволим хоть мелкое злоупотребление, кто знает, как обернется дело через пять лет?
Интересно, подумал Валентин, при всех этих диких приветствиях и размахиваниях руками отнюдь не все обожают нового Короналя и восхищаются им. Хотелось бы знать, много ли таких, что высказывают энтузиазм просто из страха или личного интереса?
Гейроги замолчали. Валентин прислушался к другим разговорам, но ничего интересного не услышал. Время снова еле ползло. Валентин перевел внимание на Арку и осмотрел ее, пока не запомнил всех ее украшений, резных изображений древних Сил Маджипура, героев далекого туманного прошлого, генералов давнишней войны с метаморфами, Короналей, предшествующих легендарному Стиамоту, древних Понтификсов, Благословенных Леди. Эта Арка, по словам Шанамира, была древнейшей и самой святой в Пидруде, ей было девять тысяч лет, она была вырезана из блоков велатисского мрамора и противостояла всем климатическим воздействиям. Пройти под ней означало встать под защиту Леди и в течение месяца получать полезные сны.
Утро оживляли слухи о продвижении Короналя через Пидруд. Корональ, как и говорили, вышел с Золотой Площади; направился к воротам Фалкинкипа; останавливался, чтобы разбросать две пригоршни пятикроновых монет в кварталах, населенных преимущественно хьортами и вруонами; остановился утешить плачущего ребенка; остановился помолиться у гробницы своего брата Лорда Вориакса; нашел, что слишком жарко, и отдыхал несколько часов днем; сделал то, сделал это. Корональ, Корональ, Корональ! Сегодня все внимание было обращено на Короналя. Валентин размышлял: что это за жизнь – все время делать такие громадные объезды, улыбаться, махать рукой, раздавать монеты, участвовать в бесконечном безвкусном спектакле, показывать себя в вечном параде то в одном, то в другом городе, демонстрировать в одном физическом теле всю правительственную власть, принимать весь этот почет, это шумное общественное возбуждение, и при всем этом еще ухитриться держать бразды правления. А вообще-то надо ли их держать? Система была такой древней, что наверное, шла сама собой Понтификс, старый и по традиции закрытый в таинственном лабиринте где-то в центральной части Алханрола, издавал декреты, которыми управлялась планета, а его наследник и приемный сын Корональ правил как исполнитель и первый министр с вершины Горного Замка в то время, когда не предпринимал церемониальных походов вроде теперешнего. И не были ли они оба только символами величия? Мир был спокойный, приветливый, веселый, как казалось Валентину, хотя нельзя сомневаться, что у него есть и теневые стороны, спрятанные где-то – иначе почему Король Снов бросает вызов авторитету Благословенной Леди. Эти правители, эта конституционная помпезность, эта экспансия и смятение чувств – нет, думал Валентин, это не имеет значения, это пережиток далекой эры, когда все это, возможно, было необходимым. А что имеет значение сейчас? Жить, дышать свежим воздухом, есть, пить, спокойно спать. А остальное – пустяки.
– Корональ едет! – закричал кто-то.
Так уже кричали десять раз в течение прошлого часа, но Короналя все не было. Но сейчас, как раз в полдень, похоже было, что он и в самом деле близок.
Ему предшествовали приветственные крики – далекий рев, похожий на морской прибой. Когда рев стал громче, на шоссе появились гарольцы на быстрых животных. Они неслись почти в галоп, время от времени издавая губами трубные звуки; наверное, губы их потом будут болеть от усталости. А затем появились на низкой, быстро плывущей моторизованной платформе несколько сот личных телохранителей Короналя в зеленой с золотом униформе – специально отобранный отряд мужчин и женщин разных рас, сливки Маджипура; они стояли навытяжку на борту своей платформы и выглядели, по мнению Валентина, весьма достойной и чуточку глупо.
И вот показалась колесница Короналя. Она тоже была моторизованная и плыла на высоте нескольких футов над мостовой. Щедро украшенная блестящей тканью и толстыми белыми квадратами из чего-то вроде меха редких животных, она выглядела величественно и богато. На ней стояли с полдюжины высших чинов Пидруда и провинции – мэры, герцоги и тому подобные, все в парадных мантиях, и среди них на возвышении стоял, благосклонно протягивая руки к зрителям по обе стороны шоссе, Лорд Валентин Корональ, второй сиятельный властелин Маджипура и поскольку его приемный отец Понтификс держался отчужденно и простые смертные никогда его не видели – может быть истиннейшее воплощение авторитета, какое только могло быть на этой планете.
– Валентин! – кричали вокруг. – Лорд Валентин!
Валентин рассматривал своего королевского тезку так же внимательно, как перед этим изображения на древней черной Арке Снов. Этот Корональ был импозантной фигурой: человек роста выше среднего, с властным видом, с сильными плечами и длинными крепкими руками. Кожа имела оливковый оттенок, черные волосы закрывали уши, подбородок окаймляла коротко подстриженная борода.
В ответ на гром приветствий Лорд Валентин грациозно поворачивался в одну и в другую стороны, слегка склоняясь и простирая руки в воздух. Платформа быстро проплыла мимо того места, где стояли жонглеры, и как раз в это время Корональ повернулся к ним, и на миг глаза Валентина и Лорда Валентина встретились. Между ними как бы возник контакт, проскочила искра, Корональ улыбался сияющей улыбкой, темные глаза таили ослепительные вспышки, парадная одежда, казалось, имела собственную жизнь, власть и цель, а Валентин стоял прикованный к месту, захваченный колдовством имперского могущества. На секунду он понял благоговение
Шанамира, благоговение всех присутствующих здесь перед их принцем. Да, Лорд Валентин был всего лишь человеком, ему нужно было опорожнять мочевой пузырь и наполнять брюхо, он спал ночью и просыпался утром, зевая, как и всякий другой, он пачкал пеленки, когда был младенцем, но все-таки, все-таки он был в священных кругах, он жил в Горном Замке, он был Сыном Леди Острова и приемным сыном Понтификса Тивераса, как и его брат, покойный Вориакс, он прожил большую часть жизни у основ власти, ему была тяжесть управления всем этим колоссальным миром с великим множеством жителей. Такое существование, думал Валентин, меняет человека, ставит его отдельно от других, дает ему ауру и чуждость. И когда колесница проплыла мимо, Валентин почувствовал эту ауру и она смирила его.
Затем колесница прошла, этот миг исчез, и Лорд Валентин отодвинулся, все еще улыбаясь, простирая руки, грациозно кивая и глядя своим вспыхивающим взглядом на горожан, но Валентин уже не ощущал присутствия мощи. Наоборот, неизвестно почему он почувствовал себя обманутым и замаранным.
– Пошли скорее, – проворчал Залзан Кавол. – Нам пора быть на стадионе.
Это было нетрудно. Весь Пидруд, кроме больных и заключенных, стоял вдоль линии парада. Прилегающие улицы были пусты. Через пятнадцать минут жонглеры были в порту, а еще через десять минут подошли к стадиону. Здесь уже начала собираться толпа. Тысячи людей давились на пристанях позади стадиона, чтобы еще раз увидеть Короналя, когда он прибудет.
Скандары построились клином и врезались в толпу; Валентин, Слит, Карабелла и Шанамир шли в кильватере. Участники представления должны были собраться в отгороженной задней части стадиона, у самой воды, и здесь уже толкались сотни артистов. Тут были гиганты-гладиаторы с Квейна, перед которым даже скандары выглядели хрупкими, труппы акробатов, в нетерпение лезших друг другу на плечи, абсолютно нагая балетная труппа, три оркестра странных инопланетных инструментов, дрессировщики, удерживающие на привязи морских зверей невероятных размеров и ярости, женщина одиннадцати футов ростом и тонкая, как палка, двухголовый вруон, три близнеца-лимена, соединенные в талии полосой страшной сине-серой плоти, кто-то, чье лицо походило на топор, а нижняя часть тела – на колесо, и много всяких других. У Валентина закружилась голова от вида, звуков и запахов этого неприятного скопления.
Обезумевшие писцы с муниципальными бляхами старались установить всех этих выступающих в правильную процессию. Какой-то порядок марша в самом деле существовал; Залзан Кавол отдал писцу документы и взамен получил номер, указывающий место его труппы в строю, но найти соседей по ряду было уже их заботой и дело это оказалось непростым, поскольку все в огороженном пространстве находились в непрерывном движении, и найти номера было все равно что навесить ярлыки на морские волны.
Но все-таки жонглеры нашли свое место между труппой акробатов и оркестром. После этого уже не было движения, и они несколько часов стояли на месте. Артистам предлагалось освежающее: слуги ходили по рядам, разнося кусочки жаренного на вертеле мяса и стаканчики зеленого и золотого вина, не требуя платы. Но от жаркого и душного воздуха от испарений стольких тел многих рас и метаболизмов Валентин чувствовал дурноту. Через час, думал он, я буду жонглировать перед Короналем. Как странно это звучит! Хорошо, что Карабелла была рядом, веселая жизнерадостная, всегда улыбающаяся, неутомимо энергичная.
– Да избавит нас Божество от повторения этого в будущем, – шепнула она.
Наконец у ворот стадиона началось какое-то движение, словно повернули кран, и вихревой поток вытянул первых артистов из огороженного участка. Валентин встал на цыпочки, но так и не увидел, что случилось. Прошел почти час, прежде чем волна движения дошла до их места. Теперь вся линия плавно двинулась вперед.
Из стадиона доносились звуки музыки рев животных, смех аплодисменты. Оркестр, стоящий перед труппой Залзана Кавола, уже готовился войти. Он состоял из двадцати музыкантов трех нечеловеческих рас. Их инструменты были незнакомы Валентину; все они были очень изящных линий, но звук их был крайне неприятным. Но вот последний музыкант исчез за большими двойными воротами стадиона, и официальный распорядитель важно шагнул вперед, загородив проход жонглерам.
– Залзан Кавол и его труппа! – объявил он.
– Мы здесь, – сказал Залзан Кавол.
– Ждите сигнала. Когда выйдете, последуете за музыкантами в процессии слева направо вокруг стадиона. не начинайте представления до тех пор, пока не пройдете мимо большого зеленого флага с эмблемой Короналя. Дойдя до павильона Короналя, сделайте почтительный поклон и стойте на месте шестьдесят секунд, демонстрируя свое искусство, а потом двинетесь дальше. Дойдете до дальних ворот и сразу же выходите из стадиона. При выходе получите свое вознаграждение. Все понятно?
– Вполне, – сказал Залзан Кавол.
Скандар повернулся к своей труппе. До сих пор он был резким и грубым, а тут вдруг обернулся другой стороной: он протянул три руки своим братьям и обменялся с ними рукопожатием, и на его грубом лице появилась почти любовная улыбка. Затем он притянул к себе Валентина и сказал так ласково, насколько это было возможно для скандара:
– Ты быстро научился и показываешь признаки мастерства. Я взял тебя только для удобства, но теперь рад, что ты с нами.
– Благодарю тебя, – торжественно ответил Валентин.
– Не каждый день мы жонглируем для Власти Маджипура, – продолжал Залзан Кавол, обнимая Слита и Карабеллу. – Пусть это будет нашим лучшим выступлением.
– Жонглеры! – пролаял распорядитель.
Слит и Карабелла шли впереди, жонглируя пятью ножами; они обменивались ими в быстром, постоянно варьирующемся рисунке. За ними, несколько поодаль, шел Валентин, жонглируя тремя дубинками с напряженной интенсивностью; за ним шесть братьев-скандаров пользовались двадцатью четырьмя руками, чтобы наполнить воздух самой несообразной смесью летающих предметов. Шанамир замыкал шествие, как господин: он ничего не делал, просто служил человеком-точкой.
Карабелла была энергична, неуемна: она подпрыгивала, щелкала каблуками, хлопала в ладоши, но ни разу не сбила такт, а рядом с ней Слит, быстрый, как удар кнута, собранный, динамичный, представлял собой прямо источник энергии, когда выхватывал ножи из воздуха и возвращал их партнерше. Всегда спокойный экономящий движения, Слит позволил себе немыслимый прыжок, пока мягкий воздух Маджипура держал ножи наверху необходимую долю секунды.
Они обошли вокруг стадиона, держа ритм по скрипучему визгу флейт и труб идущего перед ними оркестра. Обширная толпа уже устала от чередования выступлений и едва реагировала, но это не имело значения: жонглеры были преданы своему искусству, а не потным лицам, едва видимым на далеких сидениях.
Валентин придумал номер вчера, практиковался сам и фантастически преуспел в этом деле. Об этом никто не знал, потому что это было рискованно, а королевское представление – не место для риска. Однако, думал он, королевское представление – самое подходящее место для того, чтобы человек сделал все, что может.
Итак, он взял две дубинки в правую руку и швырнул их вверх. Он тут же услышал удивленное ворчание Кавола: "Эй! но думать над этим у Валентина не было времени, поскольку дубинки опускались, и он бросил дубинку из левой руки между ними на двойную высоту. Он ловко поймал падающие дубинки в каждую руку, бросил из правой вверх и поймал ту, что вернулась из двойного полета, а потом с полной уверенностью занялся знакомым каскадом дубинок, не глядя по сторонам и следуя за Карабеллой и Слитом по периметру громадного стадиона.
Оркестры, акробаты, танцоры, дрессированные животные, жонглеры впереди и позади, тысячи пустых лиц на сидениях, украшенные лентами аркады вельмож – ничего этого Валентин не видел, разве что подсознательно. Бросок, бросок и захват, вперед и вперед, пока не увидел краем глаза блестящие, зеленые с золотым флаги по бокам королевского павильона. Он повернул лицо к Короналю. Это был трудный момент, потому что пришлось делить внимание: следить за положением дубинок и искать Лорда Валентина. И он нашел его в середине павильона. Он жаждал второго толчка обмена энергией, второй искры контакта с ищущими глазами Короналя. Он бросал дубинки автоматически точно, каждая взлетала на определенную высоту и по дуге спускалась между большим пальцем и остальными, пока он искал лицо Короналя. Но в этот раз толчка энергии не было, потому что Корональ был рассеян и вообще не видел жонглера; он скучал смотрел через стадион на какое-то другое действие то ли на животных, то ли на голые зады танцоров, то ли вообще ни на что. Валентин настойчиво отсчитывал положенные ему шестьдесят секунд, и в конце этой минуты ему показалось, что Корональ действительно мельком взглянул на него, но и только.
Валентин двинулся дальше. Карабелла и Слит уже подходили к выходу. Валентин обернулся и сердечно улыбнулся скандарам, которые шли под танцующим балдахином из топоров, горящих факелов, серпов, молотков и фруктов, добавляя один предмет к тому множеству, что кружилось над ними.
Валентин шел вперед по своей одиночной орбите. Вперед и через ворота. Проходя во внешний мир, он держал свои дубинки в руках. И снова, отойдя от Короналя, он почувствовал упадок, усталость и пустоту, словно Лорд Валентин не излучал энергию, а вытягивал ее из других, создавая иллюзию яркой, блистающей ауры, а когда люди отходили от него, они ощущали только потерю. К тому же представление кончилось; момент славы Валентина пришел и ушел, и никто его, похоже, не заметил.
Кроме Залзана Кавола, который смотрел на него угрюмо и раздраженно.
– Кто научил тебя этому двойному броску? – спросил он, едва выйдя за ворота.
– Никто, ответил Валентин. – Я сам это придумал.
– А если бы ты уронил дубинки?
– Так ведь не уронил же.
– Нашел место придумывать трюки, – пробормотал скандар, но несколько смягчился. – Но я должен признать, что ты держался хорошо.
От другого распорядителя, он получил кошелек с деньгами, высыпал их в две внешние руки и быстро пересчитал. Большую часть сложил в карман, но по одной монете бросил братьям, потому – Слиту и Карабелле и, после некоторого раздумья, по меньшей монетке Валентину и Шанамиру.
Валентин заметил, что он и Шанамир получили по полукроне, а остальные по кроне. Но какая важность? В его кошельке еще звенело несколько крон, а премия, пусть и небольшая, была неожиданной. Он истратит ее сегодня на крепкое вино и пряную рыбу.
Долгий день почти кончился. С поря поднялся туман и принес в Пидруд ранние сумерки. На стадионе все еще шло представление. Бедный Корональ, подумал Валентин, ему придется сидеть там до ночи.
Карабелла стиснула его запястье.
– Пошли, – шепнула она весьма повелительно. – Наша работа кончена, теперь мы будем праздновать!
9
Она выскочила из толпы, и Валентин после некоторого замешательства последовал за ней. Его три дубинки, подвешенные к поясу, колотили его по бедрам. Он подумал было, что потерял Карабеллу, но она снова появилась на виду. Она бежала широкими прыжками, время от времени оборачиваясь и маня его за собой. Валентин догнал ее на спуске к бухте. Буксиры привели в гавань баржи с тонкими бревнами, уложенными замысловатыми кострами. Хотя ночь еще не наступила, некоторые костры были уже подожжены и горели холодным зеленым огнем, почти не давая дыма.
В течение дня весь город обратился в игровую площадку. Карнавальные ларьки выросли, как поганки после дождя; гуляки в странных костюмах мотались по набережным. Со всех сторон музыка, смех, лихорадочное возбуждение. По мере усиления темноты зажигались все новые огни, и бухта стала морем разноцветного света. С востока появилось нечто вроде фейерверка: высоко вверх взлетела сверкающая ракета и рассыпалась с слепящими потоками над крышами самых высоких зданий Пидруда.
Ажиотаж Карабеллы захватила и Валентина. Взявшись за руки, они без устали шли через город, от ларька к ларьку, разбрасывая монеты, как камешки, на игру. Много было игорных ларьков, где сбивали шарами кукол или нарушали какую-нибудь тщательно сбалансированную конструкцию. Карабелла, с ее глазом и рукой жонглера почти в каждой такой игре, а Валентин, хотя и менее ловкий, тоже брал свою долю призов.
В некоторых ларьках призами были кружки вина и куски мяса; в других они получали ненужных животных или знамена с эмблемой Короналя; это они тут же оставляли. Но мясо они ели, глотали вино и по мере приближения ночи становились все более возбужденными и дикими.
– Сюда! – Крикнула Карабелла, и они присоединились к танцу вруонов, гейрогов и пьяных хьортов – скачущий хоровой танец, в котором, казалось, нет никаких правил. Они прыгали с чужаками довольно долго. Когда хьорт обнял Карабеллу, она в ответ обняла его так крепко, что ее маленькие сильные пальцы глубоко вошли в его жирную кожу, а когда женщина-гейрог, вся в змеиных локонах и с множеством болтающихся грудей, прижалась к Валентину, он принял ее поцелуй и вернул его ей с большим энтузиазмом, чем сам предполагал.
Затем они пошли дальше, в открытый театр, где угловатые куклы в стилизованно резких движениях разыгрывали драму, потом на арену, где за несколько весовых единиц посмотрели на морских драконов, плавающих кругами в сияющей цистерне, а оттуда в сад одушевленных растений с южного побережья Алханрола, существ со щупальцами и высоких дрожащих резиноподобных колонн с удивительными глазами на вершине.
– Время кормления через полчаса, – сказал сторож, но Карабелла не захотела остаться и с Валентином на буксире нырнула в сгущающуюся темноту.
Снова взрывались фейерверки, теперь уже куда более эффектные на фоне ночи. Это была тройная горящая звезда, а за ней – изображение Лорда Валентина на половину неба, а потом ослепительный блеск зеленого, красного и голубого, рисующий форму Лабиринта, заслоненного лицом старого Понтификса Тивераса, а через минуту цвета пропали, новый взрыв бросил простыню огня через все небо, и из нее проступили любимые всеми черты великой королевской матери, Леди Острова Снов, с любовью глядящей на Пидруд. Вид ее так глубоко подействовал на Валентина, что он готов был преклонить колени и заплакать. Но в толпе не было для этого места. Леди растаяла в темноте. Валентин взял руку Карабеллы и крепко сжал.
– Мне нужно еще вина, – прошептал он.
– Подожди. Сейчас будет еще одно изображение.
И правда. Еще ракета, еще взрыв красок, на этот раз грубых желтых и красных, и на них лицо с тяжелой нижней челюстью и угрюмыми глазами, лицо четвертой Силы Маджипура, самой темной и самой надменной фигуры в иерархии – Короля Снов, Симонана Барджазеда. Толпа затихла, потому что Король Снов не был другом никому, хотя все признавали его власть, поскольку он приносил несчастье и страшную кару.
Затем они пошли за вином. Рука Валентина дрожала, когда он быстро опрокинул две кружки. Карабелла смотрела на него сосредоточенно. Пальцы ее играли на его крепком запястье, но она ни о чем не спрашивала и свое вино оставила почти нетронутым.
Следующая дверь, открывшаяся перед ними ради фестиваля, была дверью в музей восковых фигур. Он был сделан в форме Лабиринта; войдя внутрь, нелегко было выйти, и они дали служителю три медяка, чтобы он сопровождал их. Из тьмы выступали герои королевства. Они были как живые, они двигались и даже говорили на архаических диалектах. Один высокий воин назвал себя Лордом Стиамотом, победителем метаморфов. Здесь была легендарная Леди Тиин, его мать, леди-воин, которая лично вела защиту Острова Снов, когда его осадили аборигены. Затем появилась фигура, назвавшаяся Дворцом, первым Понтификсом; он был так же далек по времени от Стиамота, как сам Стиамот от теперешнего Короналя. Рядом с ним стоял Дипитак Барджазед, первый Король Снов, персонаж куда более древний. Чем глубже проникали в Лабиринт Карабелла и Валентин тем больше насчитывалось Хозяев Власти разумно подобранный ассортимент Понтификсов, Леди и Короналей: великие правители Конфалум и Престимион, Понтификс Ариок и наконец последняя фигура – румяный мужчина лет сорока, черноволосый и темноглазый, в туго облегающей черной одежде. Ему не было нужды называть себя, потому что это был Лорд Вориакс, последний Корональ, брат Лорда Валентина, погибший два года от глупой случайности на охоте, он правил всего восемь лет. Изображение поклонилось, протянуло руки и воскликнуло:
– Оплакивайте меня, братья и сестры потому что я погиб раньше времени, и мое падение было тем сильнее, что я упал с такой высоты. Я был Лордом Вориаксом. Задумайтесь о моей судьбе!
Карабелла вздрогнула.
– Мрачное место и мрачный конец. Уйдем отсюда!
И она снова повела его по праздничным улицам, через игорные холлы и ярко освещенные павильоны, мимо обеденных столов и домов радости, нигде не останавливаясь, перелетая, как птица, с места на место, пока наконец они не свернули за угол и оказались в темноте за пределами всеобщего веселья. Они пошли дальше, в тишину деревьев, в аромат цветов. Это был парк.
– Пошли, прошептала Карабелла, взяв Валентина за руку.
Они вышли на залитую лунным светом поляну, где деревья сплелись вершинами. Рука Валентина мягко скользнула вокруг тонкой талии Карабеллы. Дневное тепло задержалось под этими сплетенными кронами, от влажной земли поднимался сладкий аромат громадных, больше головы скандара, цветов. Фестиваль и все его хаотическое возбуждение, казалось, отодвинулись на десятки тысяч миль.
– Здесь мы и останемся, – заявила Карабелла.
Подчеркнуто рыцарски он расстелил свой плащ. Она села, потянула к себе Валентина и быстро оказалась в его объятиях. Они лежали в укрытии между двумя густыми кустами. Где-то неподалеку журчал ручей.
На бедре Карабеллы висела маленькая карманная арфа искусной работы. Она сняла ее, сыграла короткое мелодичное вступление и запела чистым прозрачным голосом.
Моя любовь прекрасна, как весна,
И так же нежна, как ночь.
Моя любовь сладка, как запретный плод,
Моя любовь чиста и светла.
Она мне дороже всех богатств мира
Всех драгоценных камней моря,
Дороже всего Горного Замка.
– Красива песня, – прошептал Валентин. – И у тебя прекрасный голос.
– А ты поешь? – спросила она.
– Ну… наверное.
Она протянула ему арфу.
– Теперь спой ты. Что-нибудь любимое.
Он растерянно повертел в руках маленький инструмент и сказал:
– Я не знаю никаких песен.
– Никаких? Ты должен знать хоть какие-нибудь!
– Похоже, что они все ушли из моей головы.
Она улыбнулась и взяла арфу.
– Я научу тебя. Только, не сейчас.
– Нет, не сейчас.
Он коснулся ее губ своими. Она хихикнула и крепко обняла его. Глаза его привыкли к темноте, и он более ясно видел ее маленькое острое лицо, яркие озорные глаза, блестящие растрепанные волосы. Он было подался назад до того, что могло случиться, смутно опасаясь, что придется брать на себя какие-то обязательства, но потом отбросил эти страхи. Была фестивальная ночь, и они желали друг друга. Он вспомнил как она стояла обнаженная под очистителем: мышцы и кости, кости и мышцы, только и мяса, что на бедрах да на ягодицах. Плотный сгусток энергии. Он видел, что она дрожит не от холода, не от ночной сырости. Он гладил ее руки, лицо, мускулистые плечи, маленькие сферы грудей.
Их тела двигались в нужном ритме, словно они уже несколько месяцев были любовниками и хорошо сработались.
Потом он в полудреме лежал в ее объятиях и слушал, как колотится его сердце.
– Мы останемся ночевать здесь, – прошептала она. – В эту ночь нас никто не потревожит.
Она погладила его лоб, отвела от его глаз мягкие желтые волосы и легонько поцеловала в кончик носа. Она была ласкова и игрива, как котенок. Все ее темное возбуждение ушло, сгорело в пламени страсти. А он был потрясен, оглушен, растерян. Да, для него это был внезапный острый экстаз. Но в момент этого экстаза он смотрел через ворота ярчайшего света в таинственную область без цвета, формы и субстанции и рискованно качался на берегу этого неведомого, прежде чем откатиться обратно в реальный мир.
Он не мог говорить. Не было подходящих слов. Он не предполагал, что акт любви вызовет такую дезориентацию. Карабелла, как видно, чувствовала его беспокойство, потому что ничего не говорила, только обнимала его, нежно покачивала, положив его голову к себе на грудь, и тихонько напевала.