30 вопросов, чтобы влюбиться Воробей Ирина
– Чтобы знать, на чьи звонки отвечать не стоит, – усмехается он. – А то будешь дышать мне в трубку.
Я, наконец, прихожу в себя и надуваюсь. Как матрас. Медленно и с натугой.
– Не бойся, я поняла, что ты – недостижимое солнце. Больше доставать не смею.
– Не сердись, малыш. Я не могу отдать тебе сердце, но в музыке частичка моей души. Слушай и наслаждайся, – парень подмигивает и обходит меня, выворачивая шею. – Если что, у меня еще канал в телеге5 есть. Ссылка в личном профиле.
Меня бесит его уверенность в собственной звездности.
– О, спасибо, что напомнил. Как раз собиралась отписаться, – бурчу, оставаясь на месте.
– Не занимайся глупостями. Бунтарством ты не добьешься моего расположения.
Он разворачивается полностью спиной и, надев наушники, уходит легкой походкой. А я в ступоре.
Что это было?!
Мы с Ксюней встречаемся у входа в столовую и выстаиваем небольшую очередь. Пока стоим, я ищу подходящие формулировки для вопроса, насколько Слава адекватен, а за столом выдаю:
– Ты не замечала за братом признаков звездной болезни?
Ксюня от смешка чуть не сплевывает рис обратно в тарелку и прикрывается ладонью.
– А что? Он уже просил целовать ему руки?
Теперь я смеюсь и пересказываю коротко, что произошло в коридоре ранее. Ксюня отмахивается.
– Да он выпендривается просто. Всегда таким был. Ты его первая фанатка. Он этому дико обрадовался.
– Правда? – зачем-то переспрашиваю, хотя с первого раза поверила. Просто это забавно.
– Ага.
– Он смешной, – не выдерживаю и хихикаю.
– Скажи ему об этом. Спусти с небес на землю.
Ксюня захапывает огромную ложку плова и заедает булкой. А я не могу перестать улыбаться. Меня смешит вся эта ситуация: с кроссовками, фанатизмом, мнимой влюбленностью. Но я начинаю вживаться в роль и даже подмечаю:
– Диджеит он, действительно, неплохо. На дискотеках все отрываются.
– Есть такое.
Я смело признаюсь в своем невежестве, ведь абсолютно ничего не понимаю в диджеинге. И на уроках музыки я витала в облаках. Наверное, мечтала о Валентине, пока остальные разбирались в нотах и ладах. А Ксюня, очевидно, много знает от брата, и меня вводит в курс дела. Мы болтаем до самого звонка, а потом несемся на уроки стремглав.
На следующей перемене я по инерции вскакиваю с места и несусь в столовую. Только по дороге вспоминаю, что уже ела. Решаю, что просто посижу за компанию. Заодно подсмотрю, чем сегодня будет питаться Слава. От нечего делать в очереди я всовываю наушники в уши и включаю его ТикТок.
В роликах Бархатов танцует, параллельно миксуя на пульте. Энергичная музыка затягивает. Повторяющийся ритм и биты как будто зацикливают тебя в моменте. А движения завораживают. Слава постоянно крутит какие-то тумблеры, передвигает переключатели, скользит пальцами по диску и пританцовывает. Между прочим, пластично.
На школьных дискотеках я еще не встречала парней, которые бы хорошо танцевали. Все как-то дергаются или ломаются, смущаются сильно, предпочитают просто стоять или двигать только руками. Валентин вообще не танцует. Всегда стоит в сторонке. Даже девчонкам в медляках отказывает.
А Слава ничуть не зажат в движениях, легко попадает в такт, весь его корпус подстраивается под музыкальный ритм. Раньше я вообще не обращала внимания на него, как и на все то, что творилось за диджейским пультом. Просто он обычно спрятан где-то поближе к сцене, за кучей оборудования. В темноте и тесноте мне мелкой толком ничего и не увидеть. Наверное, Слава и на дискотеках танцует. Именно так он себя и снимает, скорее всего. Обстановка на фоне плохо различима, но мой мозг уже достраивает знакомые шторы, стены и полы вокруг диджея на видео. А может это специальная студия, не понятно.
В общем, Славины ролики завлекают простотой и динамичностью. Не удивительно, что набирают просмотры. В его ТикТоке много ремиксов на какие-нибудь нестандартные вещи. Например, электро-фольклор: народные песни в современной обработке, да еще с подгонкой под разные жанры. Звучит оригинально или забавно. Когда как.
– Смотри, Барх, она реально твоя фанатка, – раздается за спиной, а следом смех.
Несколько парней во главе с Дегтяревым стоят за мной, навалившись друг на друга, и заглядывают мне через плечо в экран. Я так увлеклась, что даже их не почувствовала. Но только осознаю все, вжимаюсь в витрину столовой и таращу глаза. Сказать ничего не могу.
Господи, частота неловких ситуаций на день моей скромной жизни увеличивается в геометрической прогрессии. Когда все это закончится?
– А то, – Бархатов выходит из толпы, держа кулаки в карманах бомбера, и вскидывает подбородок горделиво. – Я же говорил, что популярен.
Пацаны смеются. Другие ученики в столовой на нас оборачиваются. Даже кассирша улыбается. А я понимаю, что вот-вот появятся Анжелика и Валентин. Опасность близко.
Дегтярев первым успокаивается и переводит на меня любопытный взгляд.
– Бедняжка, ты мазохистка или глухая? Это же без боли слушать невозможно.
– Иди ты! – Бархатов толкает его в плечо и выметает рукой к выходу, а потом смотрит на меня убежденно, и я сразу чувствую себя защищенной. – Не обращай внимания на этих идиотов.
Мне остается только кивнуть. Еще было бы неплохо убежать, чтобы Анжелика нас не застала. Но Славин уверенный взгляд пригвождает меня к витрине. А за ним еще с десяток других, таких же внимательных.
– И вообще, малышка, никому не позволяй сомневаться в своем вкусе, – Бархатов тычет пальцем мне в грудь, не касаясь. – Наоборот, активно убеждай других. Пусть нас становится больше. Чем нас больше, тем мы сильнее. Так что шэрь6 мои посты из телеги.
Мой взгляд мечется к входу – там пока не появилась Анжелика, значит, еще есть шанс смыться по тихой. Я киваю Бархатову и поначалу осторожно обхожу, сама не знаю, чего боюсь, а потом несусь со всех ног к дверям.
– Довел единственную фанатку, – усмехается Дегтярев.
– Кипятком писаться побежала, наверное. Не выдержала счастья, – Бархатова, очевидно, сложно смутить и застыдить.
Гогот парней быстро заглушается, как только я выбегаю в коридор. Тут же натыкаюсь на Анжелику с компанией.
Фух. Пронесло.
– Ты куда? – удивляется Валентин, заглядывая в проем столовой.
– Приспичило, – краснею. – Извините.
И снова срываюсь с места.
– И что, нам теперь в очереди заново стоять? – Анжелика возмущена. – Минуту не подождать было?
– Ну, приспичило человеку. С кем не бывает, – успокаивает ее Валентин.
Мне стыдно перед ним, но я не реагирую. Сердце бьется так тяжело, что и мозг трясется. Все мысли в нем переворачиваются.
Блин, надо поскорее добыть уже всю информацию и перестать так жить. Только как потом быть с Ксюней и Славой?
Глава 9.
После уроков мы собираемся в актовом зале для первой репетиции нового спектакля. Мне редко дают роли, поэтому на репетиции я почти не хожу, обычно сижу в это время в мастерской, с Ксюней или одна, готовлю реквизит и костюмы либо бегаю по блошиным рынкам в поисках нужного.
Гимназия выделяет небольшой бюджет на постановки. Бюджет более чем скромный, поэтому нам с Мариной Антоновной приходится креативить. Я у нее многому научилась за пять лет. Как наносить грим, как шить простые платья и рубахи, как делать что угодно из папье-маше и вообще. В принципе, такая работа руками успокаивает и легко завлекает. Мне грех жаловаться.
Но я радуюсь каждой возможности побыть с Валентином. И когда мне дают роли, не пропускаю ни одной репетиции. А в этот раз я аж главная злодейка. Даже Ксюня не прошла этот кастинг, наверное, она слишком розовощекая и милая для злого привидения.
– Так, первая сцена, действующие лица, выходим, – командует Марина Антоновна.
Она сама выглядит сошедшей с Чеховских страниц героиней. Высокая, плечистая и в очках. Волосы по-монашески прилизаны и собраны в низкий хвост. Платья всегда темных оттенков, длинные, с высокими воротниками и рукавами-манжетами.
В первой сцене меня еще нет. Там Валентин забредает в темный лес со своим верным другом – говорящим псом, которого играет Кузьмин.
Я любуюсь Валентином, всегда, когда есть возможность. Глаз не отрываю. Пока мне не прилетает сообщение в телеграме. От Бархатова. Причем не из публичного канала, а личное.
Это настолько удивительно, что я даже открываю.
«Подготовил сет для осеннего бала. Вся классика в фирменной Барховской обработке. Зацени. Между прочим, тебе первой даю послушать, как самой верной фанатке».
Что? Ты успокоишься когда-нибудь, звезда? Реально, кем он себя мнит?
Но я почему-то послушно достаю наушники и включаю высланные им аудиодорожки.
Хм, а действительно, звучит… интересно. Легко узнается знаменитая мелодия Чайковского из «Щелкунчика». Перезвоны колокольчика в ней заменяют электрические вставки. Да, именно такие, по-другому не описать. Я чувствую их фибрами, даже если не знаю, что это вообще такое. Но пробирает.
– Леерааа! – тянет Марина Антоновна грозно.
Блин! Я что пропустила свой выход?
Неуклюже слезаю с высокого табурета и бросаю на него телефон. От волнения не сразу соображаю, что выйти надо медленно, как положено по сценарию, и буквально вылетаю пулей. За мной раздается грохот, а затем и музыка кричит на весь зал. Наушники остались в моих ушах, а телефон теперь валяется на полу.
Все замирают и следят за каждым моим движением. В глазах Марины Антоновны назревает ярость. Валентин тоже хмурится. А Ксюня, наоборот, сначала удивляется, а потом улыбается. Я несусь обратно к табурету.
Фух. Стекло треснуло, но экран вроде работает. Вытираю пот со лба и тыкаю пальцем на кнопку «play». Музыка не утихает.
Черт!
Я тыкаю еще раз, и еще, потом двумя сразу. Экран не слушается.
– Наушники воткни обратно, – не выдерживает Валентин.
Он уже скрестил руки и угнетает меня взглядом.
Господи, надо же так испортить свой первый значимый выход.
Я делаю, как сказал Валентин, и воспроизведение, наконец, останавливается в самом приложении. Блин, еще и телефон разбила. Мама меня убьет.
Бархатов, зазвездившийся гад!
Ладно, надо брать себя в руки. С телефоном потом разберусь.
Во второй раз я выхожу гораздо медленнее, но понурой. Совсем не выгляжу грозной. Понимаю это по закатывающимся глазам Валентина.
– Так не пойдет, – Марина Антоновна, как дирижер, сжимает в кулаке воздух и пуляет им в меня, распуская ладонь, а я получаю плотное презрение. – Это должно быть жутко. Заново. Как можно неестественнее.
Коростылева с Еловской усмехаются. По Ксюниным глазам видно, что она за меня переживает. Мне становится еще постыднее. Но больше всего добивает укоряющий взгляд Валентина. Он время репетиций впустую тратить не любит.
Все сцены я кое-как вытягиваю. Утешаю себя тем, что это первая репетиция. Еще есть возможность наверстать. Буду заниматься дома перед зеркалом, как посоветовала Марина Антоновна. Она сердится на меня, поэтому не смотрит. За ней постепенно уходят остальные.
Мы с Валентином последними остаемся на сцене. Внизу копошатся некоторые. Среди прочих вижу Ксюню. Она мнется на месте.
Валентин поворачивает ко мне лицо. Я не могу сдержать улыбку, хотя, наверное, выгляжу по-дурацки. Хочу вложить в этот взгляд всю гамму эмоций, которые испытываю: стыд, сожаление, восторг.
– Ты сильно зажата, – говорит он, двигаясь ко мне по прямой.
Я от неожиданности даже отступаю на шаг. Только потом останавливаюсь.
– Оттого движения, которые должны выглядеть устрашающе ломанными, кажутся неуклюжими.
Мне нравится, как он выражается. Так… профессионально, что ли. Я внимаю.
Валентин подходит совсем близко и встает всего в шаге от меня. И смотрит прямо в глаза. Таким серьезным взглядом. Господи, как трепыхается сердце.
Угомонись! Ксюня ведь следит за нами.
Не выдерживаю и опускаю голову.
– Наверное, ты слишком добрая для злого духа, – он улыбается.
Блин, я таю, как мороженое. Сейчас как растекусь по сцене белой жижей.
– Знаешь, мне помогает вжиться в роль какая-нибудь соответствующая эмоция, – Валентин закусывает губу и складывает руки на груди. – Например, я специально вспоминал кошмары, которые меня пугали в детстве, чтобы воспроизвести страх. Это дает запал.
О боже, он опять смотрит на меня. Уши горят. Коленки подкашиваются.
– Тебе, возможно, надо вспомнить что-то несправедливое, на что ты злилась. И эту злость вылить на сцене.
На что я злилась? Хм. На Бархатова, однозначно. До сих пор злюсь. И на Анжелику. Они так усложнили мою жизнь…
Да, думаю, в следующий раз я воспользуюсь этим советом рационально. Буду проклинать обоих до седьмого колена. И вылью все на сцену.