30 вопросов, чтобы влюбиться Воробей Ирина

Глава 7.

Успокоение ко мне приходит спустя полчаса возни с платьем. То есть будущим платьем. В мастерской драмкружка есть удобное зеркало. Я верчусь перед ним, пытаясь придумать интересный и простой фасон. Но мне все не нравится, потому что мысли постоянно возвращаются к сегодняшнему позору.

Господи, кажется, это мой удел – вечно плошать и выставлять себя идиоткой.

Одно утешает, что Бархатов не Валентин. Он, в принципе, в этом году окончит школу, и мы с ним никогда больше не увидимся.

Ну, да. Тут еще весь год впереди, считай, но это лучше, чем жизнь. Пусть мнит себя суперзвездой и тешит самолюбие. Мне не жалко.

Ты симпатичная, встретишь нормального парня, будешь счастлива.

Хм, какой мудрец.

Сильно не страдай.

Тоже мне.

Ты симпатичная.

Хм.

Ты симпатичная.

Он реально так считает? То есть я совершенно незнакомому парню, да еще с таким самомнением, кажусь симпатичной?

Воодушевление во мне просыпается на секунду. Но тут же трескается.

А, нет. Это, наверное, было просто утешением.

Я срываю с себя тюль, перемотанный по много раз не так. Хочу беситься, но просто валюсь в кресло-мешок рядом.

Дверь мастерской открывается. За ней Ксюня. Она улыбается радостно, совсем по-другому, не как обычно.

– Я так и думала, что ты здесь.

– А ты зачем пришла?

– Мы же черепа еще недоделали.

Она спокойно пожимает плечами и проходит за стол. Он весь завален заготовками – клей давно высох. Ксюня аккуратно, едва касаясь, проверяет одну штучку и на автомате одергивает палец.

– Точно, – я соглашаюсь и откидываю скомканный тюль на пол.

– А ты чем здесь занимаешься? Костюм новый готовишь?

Она смотрит на мой рюкзак у зеркала и развороченный пакет со шторами. Мне так странно слышать ее голос. Вроде тот же, но какой-то больно мягкий. Снисходительный, что ли. Я смотрю на нее с недоверием, пытаясь сканировать мысли.

– Нет, хочу сделать себе платье для бала, чтобы не идти в старом.

– А почему не купишь… новое? – Ксюня осекается на последнем слове, будто догадывается, что задает неудобный вопрос.

– Денег нет, – стыдиться мне уже нечего. И наверное, бедность видна на глаз. Рюкзак я ношу с седьмого класса, например. Перед Ксюней можно не выпендриваться.

– Это крутая идея, – она одобрительно кивает и садится, положив локти на стол. Подпирает руками обе щеки, отчего они становятся наливными, как спелые яблоки. Аж блестят. Мне не нравится ее настрой.

Мы молчим недолго. Мне нечего сказать. Я чувствую парящую неловкость, которую никак не могу себе объяснить и преодолеть.

– Тебе нравится мой брат? – выстреливает Ксюня и улыбается так счастливо, будто ей только что в любви признались.

И сразу попадает мне в печень.

Или что там больнее всего? От чего не сразу умираешь, а мучаешься?

Ксюня потрошит меня взглядом, препарирует с детской жестокостью.

Да, разумеется, Бархатов узнал, что я из драмкружка, и сразу рассказал все сестре.

– Нет! Совсем не нравится. Я просто хотела узнать бренд кроссовок, – мне так хочется ее в этом убедить, что, кажется, я переигрываю.

– Ага, чтобы подарить парню, которого у тебя нет, – Ксюня хихикает и снисходительно махает на меня ладошкой. – Перестань. Все же очевидно.

Я закрываю глаза и роняю голову на грудь.

Да уж. Влипла так влипла.

– Знаешь, я почему-то думала, что тебе Валентин нравится.

Это меня, действительно, пугает.

– Что?! – были бы силы, я бы вылетела снарядом в потолок, но энергии хватает только воздуха набрать в легкие и застыть. – Какой Валентин? Ты о чем? Разумеется, твой брат. Ты же сама сказала, все очевидно.

Я бегаю взволнованным взглядом по комнате. Хорошо, что здесь не такое яркое освещение. И плохо, что толком нет вентиляции, лишь маленькая форточка. Хочется прильнуть к ней, высунув язык, и дышать-дышать-дышать.

Ксюня никак не уберет дурацкую улыбочку с лица и смотрит так…

Аргкх! Чертова Анжелика! Чтобы Слава от нее всю жизнь шарахался!

– Знаешь, ко мне уже подкатывали девчонки, которые хотели со мной подружиться из-за Славы, – Ксюня, наконец, опускает глаза и вешает рюкзак на спинку деревянного стула, на котором сидит. – Но они такие… типа Коростылевой. Не пара моему брату. А ты, кажется, искренняя. Тебе я готова помочь.

Я разеваю рот невольно. Уж в чем, в чем, а в этом мне точно помощь не требуется. Господи, если Ксюня начнет это делать при Анжелике, мне крышка.

Вселенная, я уже спрашивала, во что вляпалась? Где мой ответ?!

– Ой, да что ты… Не нужно, – я встаю и начинаю ходить по комнате. Благо здесь больше места, чем дома, можно разгуляться. – Он меня уже отшил. Я это приняла. Тем более, у него есть девушка… Не буду им мешать…

– Девушка? – Ксюня таращит глаза. – Это он тебе сказал?

А что, нет? Люсе он тоже отказал, получается? Блин.

– Нууу… я это… сама поняла, – руки витают в воздухе где-то рядом с лицом, словно не мои. Я ими не управляю.

– Да нет у него девушки. Если ты про Белкину, то она застряла во френдзоне. И вряд ли оттуда выберется, – в голосе Ксюни чувствуется легкая гордость. И важность.

– Может, ты просто не знаешь? – выдавливаю последнюю попытку.

– Да знаю я все. Он же мой брат.

Она закатывает глаза. А я еще определяю, радоваться этой новости или нет. Может, если я принесу Анжелике благую весть, она будет ко мне снисходительнее?

Ксюня водит пальцем по столешнице и хихикает про себя. Я смотрю на нее с подозрением.

– Что?

– Да ничего, – она поджимает губы, но глазами уже щурится от смеха. – Я понимаю, любовь сводит с ума, но знаешь, нюхать кроссовки – это борщ.

И взрывается хохотом. Я сначала злюсь и сжимаю кулаки, а потом понимаю, что Ксюня при мне еще никогда так искренне не смеялась. Расслабляюсь и заражаюсь ее весельем. Действительно, со стороны ситуация ужасно глупая. Меня тоже пробирает смешинка. Мы обе очень долго не можем остановиться. Пока последние слезы не вытекают из глаз. И животы не начинают болеть.

Отойдя от смеха, Ксюня подходит к выброшенному мной тюлю и спрашивает:

– А какой фасон ты хочешь?

Я выдыхаю остатки веселья и плетусь за ней к зеркалу.

– Не знаю. У меня такая конституция антиуниверсальная. Мало что подходит.

– Ты стройная зато, – Ксюня с завистью скользит взглядом по моей фигуре. Мне неловко. Спешу оправдаться.

– Слишком. Все хорошо в меру. Вот как у тебя.

Ксюня опять розовеет и улыбается, не по-идиотски, а благодарно.

– Мне кажется, тебе только талию надо подчеркнуть, и тогда будет огонь, – замечает она вдохновленно и оглядывает меня в зеркале.

Да, я как раз этого и добиваюсь. Но тюля мало, чтобы получить пышную юбку. Верх я уже решила сделать из гардин. Они жаккардовые, бежево-розовые с крупными цветами и непонятными завитушками. Не элегантно, зато ярко.

– Как думаешь, все поймут, что это шторы? – спрашиваю у Ксюни удрученно.

– Ну, даже если и поймут, что с того? По-моему, это круто самой сшить себе платье. Хоть из чего.

Мне очень хочется с ней согласиться, а внутри что-то мешает. Застряло и все, не идет дальше. Но мы все равно кучу времени убиваем на то, чтобы придумать фасон.

Ксюня старается, ходит вокруг меня, осматривает внимательно. Вероятно, ищет, за что зацепиться, но я со всех сторон плоская. Она помогает перематывать тюль и плотную занавеску. Придерживает где надо, открыто критикует, если ей не нравится. А все не то и не так.

Только спустя два часа, бросив недоплатье, мы принимаемся за черепа. Ксюня боится их красить, думает, что напакостит случайно. Приходится потратить минут десять на уговоры. Я тоже поначалу много портачила и перекрашивала по тысячу раз, но все поправимо. Наконец, Ксюня соглашается. Мы придаем черепам из ваты натуральный цвет – бежевато-желтоватый.

– Хочешь, завтра в столовой подсядем к Славе и его друзьям на обед? – внезапно предлагает Ксюня.

У меня голос падает на дно желудка. Приходится прочищать горло, пытаться его поднять. Я не сразу отвечаю.

– Что ты? Не надо так явно действовать. Мне неловко. Я сперва хочу узнать о нем побольше.

Раз Ксюня сама предлагает помощь, грех этим не воспользоваться.

– Дату рождения, например. Хочу проверить нашу совместимость.

Я вспоминаю специальные сайты, где по цифрам в датах рождения эксперты предсказывают, насколько люди подходят друг другу в партнеры. С Валентином я такой фокус уже проделывала. Сайт показал меньше тридцати процентов, но меня это не страшит. Я в такие бредни не верю.

А Ксюня заинтересовалась.

– Правда? И как это?

Она уже держит поисковик наготове. Я достаю свой смартфон и нахожу десяток подобных сайтов. Ксюня называет дату рождения Славы, а я запоминаю: восьмое апреля. Первый сайт выдает нам с ним совместимость на девяносто пять процентов. И рекомендует побольше времени проводить друг с другом.

– Вау! Вот видишь, я это сразу считала, – в Ксюниных глазах восторг, а на щеках смущение. Она спрашивает осторожно. – А можно мне тоже?

Девчонка заглядывает в экран, чуть ли не носом тыкается.

– Тебе тоже кто-то нравится? – я уже знаю, но мне хочется посмаковать этот момент.

Ксюня краснеет вся, мне кажется, даже пальцы становятся румяными, и уводит взгляд в сторону.

– Ну, есть один парень.

– Не скажешь, кто это? – мне почти обидно. Я ей, получается, сердце свое открыла, а она… стесняется.

Хотя сразу вспоминаю, что сфальшивила. И мне даже стыдно, ведь Ксюня назвала меня искренней. А я ее использую. Как и Анжелика. Возможно, хуже, потому что Коростылева не стала резко менять свое отношение к Ксюне, даже ради брата. Да, меня эксплуатирует, но все равно. С Ксюней она честна, а я… Еще и на доверие рассчитываю.

Но я же не буду издеваться над ней из-за симпатии к Дегтяреву. И вообще, хочу ей помочь. Это же искренне. А с братом – меня вынудили.

Тяжесть оседает где-то на дне души.

– Ты, наверное, посмеешься надо мной, – Ксюня сама улыбается.

– Почему?

– Ну, он старше меня на целых два года. И Славин друг.

Я не выдерживаю:

– Дегтярев?

Ксюня бросает в меня одновременно радостный и испуганный взгляд. Наверное, ей легче, что эту фамилию произнесла не она. Все-таки ей хочется делиться чувствами и переживаниями, просто раньше, очевидно, было не с кем. Меня даже удивляет, как легко я вторглась ей в доверие. Совесть все-таки щиплет.

– Это тоже очевидно, да?

– Да нет, просто он вроде как лучший друг твоего брата. Я потому и предположила.

Ксюня уводит лицо в сторону, сдерживая улыбку, и натягивает капюшон на голову.

– Не вижу ничего смешного, – мне надо продолжить разговор. – Я вон вообще в твоего брата влюблена. Хотя не знаю его толком.

Она хихикает.

– Наверное, поэтому ты в него и влюблена, что не знаешь. Это он в школе типа крутой. А дома… бесит меня по сто раз на дню.

Мы обе смеемся. Я не знаю, какого это иметь брата или сестру. Мы с мамой всегда были вдвоем. У меня даже двоюродных нет. То есть они все сильно старше, совсем взрослые, со мной особо не общаются. У некоторых уже свои дети.

Но почему-то мне кажется, что Ксюне со Славой дома весело. Есть с кем побеситься хотя бы. Я всегда одна. Мама приходит поздно. Мы порой не успеваем и поговорить.

– А чем бесит? – мне правда интересно.

– Да блин всем. Врывается ко мне в комнату без спроса. Музыкой постоянно гремит. Все соседи на нас жалуются. Или вот приспичит ему фильм посмотреть, и я должна с ним смотреть, потому что одному скучно. Ему, видите ли, обсуждать с кем-то надо, – Ксюня закатывает глаза, водя кисточкой по глазнице черепа. – Или Ваню в гости позовет в самый неудачный момент. Когда я в пижаме и с грязной головой.

– А он знает, что Ваня тебе нравится?

Ксюня таращит на меня глаза.

– Неет! И ты ему ни в коем случае не говори!

– Да не буду, разумеется, – улыбаюсь. Внутри я уверена, что мне и возможности такой не представится. – Ты про мою фанатичную любовь тоже никому не говори, пожалуйста. Я не хочу, чтобы надо мной смеялись.

Ксюня кивает серьезно и закрывает рот на невидимую молнию.

– Я все понимаю.

Мы закрепляем взглядом и улыбкой неписаную сделку.

Дальше Ксюня много и в деталях рассказывает о Дегтяреве, о том, какой он добрый и как классно играет на разных инструментах, вспоминает забавные истории с ним и ее братом. Я слушаю внимательно, пытаясь выловить в этом что-нибудь полезное для Анжеликиной анкеты. Ничего нового не узнаю, а мне все равно любопытно. У них словно другая жизнь. Насыщеннее, что ли.

– Я хочу поменять платье. Все-таки возьму то, с открытым плечом, – заявляет Ксюня, пока я закрываю мастерскую на ключ. – Сходишь со мной?

– Конечно. Погнали опять на самокатах.

Я не могу отказать себе в этом удовольствии. Эти катания составляют большую часть моих карманных расходов. Мне надо сохранить сбережения на выходные. У всех ребят свои электросамокаты, поэтому они могут ездить на них неограниченное время, а я всегда арендую и считаю каждую минуту. Мне хочется накататься вдоволь и подольше побыть с Валентином, но обычно денег не хватает, и я вынужденно ухожу раньше. Я обещала себе, что не буду больше в будни тратиться на самокаты, но не могу не разделить с Ксюней эту радость.

Домой я опять возвращаюсь поздно. Мама уже на кухне, жует бутерброд и смотрит женский стендап. Я боюсь заходить туда, а желудок буквально стонет от голода. Топчусь в ванной. Наверное, рассчитываю, что мама скоро закончит и уйдет в комнату, а там ляжет спать, и мы не пересечемся. Надежды не оправдываются. Приходится выходить.

Мама оборачивается на меня еще до того, как я пересекаю проем. Я сразу прячу глаза в пол и двигаюсь к холодильнику. Макароны с сосисками мы вчера доели, а ничего нового я не приготовила. И сегодня нет сил. Сделаю бутерброд с сыром. Голод должно притупить.

– Где ты пропадала? В драмкружке опять? – спрашивает строгий голос.

Я киваю молча.

– Зачем ты тратишь на это столько времени? Лучше бы училась.

Мама сует в рот остатки бутерброда и запивает черным чаем. Мне хочется сказать, что большую часть времени я потратила на платье, которое не могу себе позволить, но гордо молчу.

– И что ты сделала с занавесками? У нас их не так много, чтобы кромсать налево и направо.

– Тебе и занавесок на меня жалко? – вырывается на высоких нотах.

Я кладу сыр на стол и врезаюсь в него ножом. Кусок выходит неровным и толстым, но так даже лучше, ибо я голодная. Батон уже нарезан. На приготовление ужина уходит всего минута.

– Лер, – мама вздыхает, – просто объясни, зачем портить хорошие шторы, когда у тебя есть готовое и красивое платье. Чем оно тебе не нравится?

– Тем что оно старое! И уже ношенное! И свадебное. Это не такой бал. Как ты не понимаешь?

Я смотрю на маму слезливыми глазами. Ее лицо выражает недоуменное равнодушие. Конечно, ей сколько уже, полжизни прожито. Она и не помнит, что такое быть школьницей.

– Не бойся. Не покромсаю я твои драгоценные шторы. Сделаю себе платье без единого шва!

Это сильно усложняет мне задачу, но я не хочу уступать. И не буду. У меня еще есть время. Что-нибудь придумаю. Я видела ролики, как девушки из обычного куска ткани крутили шедевры без единой булавки. Должно получиться.

Положив два бутерброда на тарелку, я ухожу в комнату, чтобы там поесть и успокоиться. Мама еще долго возится на кухне. Масло шипит – готовит что-то. Я съедаю хлеб с сыром за два прикуса, а дальше принимаюсь за сценарий пьесы для Хэллоуина, ведь завтра у нас первая репетиция. Слов у меня почти нет, но все равно надо быть в курсе, как себя вести, что за чем идет и т.п. Параллельно слушаю в наушниках МакSим. В ее песнях всегда много тоски – подходит для этого вечера, как и для жизни в целом.

Глава 8.

Наутро Анжелика встречает меня у ворот школы. Явно, специально ждала. Она скалится самодовольно и хватает меня под руку, словно мы лучшие подружки. Так мы и идем по двору.

На улице резко холодает. По моим ощущениям. Ветер подвывает, а солнце не торопится просыпаться. И небо, сдавленное тучами, выжимает морось.

– А ты молодец, проворнее, чем я ожидала, – хвалит меня Коростылева. – Белкина, значит, во френдзоне. Как ты это узнала?

– У Ксюни спросила, – отвечаю честно. Придумывать что-то еще у меня нет времени и желания.

– Хм. Надеюсь, она ничего не заподозрила? – Анжелика сверлит меня взглядом, подозревает.

– Вроде нет. Она сама заговорила о брате.

– Хорошо, – ее хмыканье меня настораживает. – Позови Ксюню с нами на покатушки в выходные.

– Зачем?

– Просто так, за компанию. Я видела, как вы уезжали вместе на самокатах. Она, значит, тоже катается.

Возразить мне нечего.

Я приглашаю Ксюню в мессенджере, успев решить задачи по физике раньше других, но не тороплюсь сдавать работу. Хочу остаток урока побездельничать с пользой.

Ксюню это предложение тоже настораживает.

«А ребята не будут против? Коростылева меня вроде не любит».

«С чего ты взяла? Ребята не будут против. И Анжелика… она так-то нормальная. Обычно это весело. Чем больше народу, тем интереснее», – пишу я, а сама не могу оценить, насколько это правдоподобно.

«Ну, хорошо. Только у меня нет самоката».

«У меня тоже. Арендуем», – я высылаю много веселых эмодзи.

Ксюня присылает в ответ большой стикер с жестом «Ок».

Переписка вроде закончилась, но я вспоминаю, что у меня осталась еще куча вопросов о Славе. И надо их выудить, пока она готова мне помогать.

«Ксюнь, а можно вопрос о брате?» – начинаю деликатно.

«Конечно, – она подмигивает смайликом. – Спрашивай, что хочешь».

Будь моя воля, я бы выкатила буквально весь список, пусть Ксюня за меня заполнит, но понимаю, что это будет слишком палевно. Надо собирать информацию по крупицам, будто меня, действительно, все это волнует.

«А какая у него любимая книга? Что он читает?».

«Пфф. Слава? Читает? – Ксюня ржет со слезами из глаз. – Максимум, что он прочитал, это инструкцию по настройке микшера».

Я улыбаюсь и вписываю напротив «Любимые книги» жирный прочерк.

«А тогда, какие фильмы любит или сериалы?».

Ксюня долго не отвечает. Я уже боюсь, что она там все перечисляет, но приходит короткое сообщение.

«Да все подряд. Экшен, в основном. Всякую фантастику, комедии. Как все».

Ага. Я вычеркиваю «Марвел» из списка ответов. Правлю на «Экшен, комедии».

От Ксюни прилетает дополнение:

«Если хочешь позвать его в кино, то выбирай ужастик с призраками. Он их жутко боится. В кинотеатре будет кричать громче всех. И полезет к тебе обниматься. Проверено тысячу раз».

Ксюня опять подмигивает кокетливо. А я смеюсь. В графе «Страхи» отмечаю «привидения».

«Ты не хочешь есть? Я могу и брата позвать. Пообедаем вместе?».

«Только без брата. А так давай», – печатаю быстрее, чем соображаю, и непроизвольно оглядываюсь на Анжелику. Она плетет из длинных волос толстую косу. Видимо, тоже уже все решила и досиживает.

Моя компания пойдет обедать только после третьего урока, поэтому могу не бояться. Я благодарна Ксюне за приглашение и рада этому.

Мы договариваемся встретиться на входе в столовую. Я иду по коридору второго этажа, быстро семеня. Телефон вибрирует в кармане. Достаю и ахаю – Бархатов.

Что за?

Секунду размышляю, решаю не брать ни за что и поднимаю трубку.

– Так и знал, что это ты вчера мне названивала, – раздается в динамике и сзади.

Что?!

Я оборачиваюсь и вижу высокую фигуру в бейсболке, которая идет на меня с усмешкой. Это меня парализует. А Бархатов ведет себя как ни в чем не бывало. Смотрит открыто, не боясь и не стесняясь. Даже неловкости нет. Я ее не чувствую. Удивительно.

– Привет, фанатка. Скажи, как звать? – он сбрасывает звонок и держит большой палец наготове, чтобы печатать.

Первым делом я озираюсь по сторонам. Не дай бог, Анжелика где-то рядом. В коридоре толпятся ученики. Трудно выделить конкретного, но я успокаиваюсь догадкой, что уже почувствовала бы убийственный взгляд Коростылевой, если бы она нас заметила.

– Лера. Палкина, – выдавливаю несмело, сама еще в шоке. – Зачем тебе?

Бархатов вписывает «Лера Палкина Фанатка» в контакты и сохраняет.