Лиллехейм. Волчий ветер Ободников Николай
– Отпусти ее, недоумок, или крупно пожалеешь!
Догадавшись, что они вот-вот станут жертвами спятившего шахтера, Франк затрясся и потянулся за телефоном. Но пальцы, как назло, покрыла пленка пота, и сканер биометрических данных никак не мог «прочитать» отпечаток.
Шакальник, казалось, не замечал ни своих пугающих действий, ни страха, охватившего подростков.
– Может быть, меня недостаточно? Может быть, серой крошке нужна другая жидкость… иного цвета?..
Диме доводилось совершать ненужные и опасные поступки вроде прыжков через турникеты метро или катания на трамвайной сцепке на спор, но еще ни разу он так четко не осознавал важность собственных действий. Казалось, уродливая статуэтка Сифграй сама прыгнула ему в руки. Он поднял ее над головой и шарахнул о тяжеленный поднос из мутно-красного берилла.
Кристаллический сланец треснул – и волчица со звоном лопнула.
Один из осколков полоснул Диму по руке.
– Что ты натворил, маленький ублюдок?! – заорал Шакальник.
– Предложил серой невесте стать моей женой! Понял?! Выкуси!
Выходка Димы вывела всю компашку из ступора. Дэгни сейчас же рванула прочь со двора. Франк и Арне с хохотом устремились следом. Дима немного помедлил, ожидая ответной реакции Шакальника, но тот уже потерял интерес к склочным гостям. Пожилой шахтер со слезами на глазах пытался собрать осколки в одну кучу.
– Моя крошка… Не плачь, мы еще потанцуем под бледной луной… Мы еще… мы…
Оказавшись у велосипедов, все выдохнули и, не сговариваясь, покатили прочь от дома полоумного Шакальника.
– Господи, думал, кучу в штаны навалю! – проорал Арне, захлебываясь от восторга.
– А я! Я так вообще представил, как старая галоша Анне-Лисе по мне слезы льет! – крикнул Франк и расхохотался.
– Ага, все-таки и ты ее так называешь! Дима, а ты молодец – с яйцами!
– У нас в роду все такие. И женщины тоже.
Слова Димы вызвали всеобщий взрыв смеха. Солнце светило ярко. Позади билось море, посылая на сушу прохладу. Умы подростков впитывали каждую мельчайшую деталь, которую дарило это северное лето.
– Погодите.
Все остановились и взглянули на Дэгни. Она толкнула свой велосипед Франку, после чего шагнула к Диме и крепко обняла его. Мальчик ощутил мягкие девичьи груди. Его лицо залила краска смущения.
– Спасибо.
– Вроде не за что.
– Скромняга, да?
Подчеркивая важность благодарности, Дэгни поцеловала Диму в щеку, отчего едва заметный пушок у его губ еще ярче выделился на фоне пожара румянца. Франк и Арне глупо рассмеялись.
– Тили-тили тесто! – противным голоском пропел Арне.
Рот Франка захлопнулся, а сам он резко посерьезнел.
– Мы про это расскажем?
– Расскажем? – переспросил Арне. – Чтобы нам вообще запретили на улицу выходить? Шакальник и сам молчать будет, если не хочет у Полицайки в камере гнить.
Дэгни, Франк и Арне посмотрели на Диму. Они словно предлагали решить, каким дальше будет его август: с нескончаемой родительской опекой или с ревом бухты Мельген, брызгами и приключениями. Ничего лучше не придумав, он протянул руку тыльной стороной ладони вверх.
Франк первым накрыл его руку своей, затем то же самое сделали Дэгни и Арне.
– Пусть это лето пройдет без надсмотра! – провозгласил Дима, вызвав всеобщий рев восторга.
Ему и в голову не пришло, что он вскоре сильно пожалеет об этих словах.
Добро пожаловать на танцпол, детка
– Святотатство, святотатство, святотатство, – раз за разом повторял Микаэль.
Совершенное на его глазах кощунство лишило его остатков рассудка. Он не мог поверить, что все впустую; что часы, проведенные в плену у камня, ничего не стоили. Микаэль знал о сплетнях, которые ходили по Лиллехейму. Говорили, что он псих, идиот, недоумок, свихнувшийся на волках. И что с того?
– Да что они знают, Сифграй? – всхлипнул Микаэль. Он лег на осколки статуэтки, будто на растолченную гранитную подушку. Действие таблеток не давало боли достучаться до отупевших нервных окончаний. – Что они понимают, милая?
Ему почудилось, что камни под щекой вздохнули, и он хихикнул. Раскинул руки и нагреб себе под голову все, до чего мог дотянуться, включая дворовый мусор. Почти так же четыре года назад он распластался в «Гунфьеле». Образы, всплывшие из колодца памяти, до сих пор сверкали, потому что это было знакомство с Сифграй.
Он и братья Бротен как раз закончили возиться с проходческим комбайном, конструкция которого позволяла агрессивно врезаться в горную породу. Комбайн отключили и подготовили к завтрашней разборке с последующим подъемом на поверхность. Тогда-то он и услышал свою крошку. Она скулила и царапалась где-то в толще камня.
Микаэль рванул на звук. Туре и Айнар не пошли за ним. Их напугала одержимость, с которой он помчался в законсервированный западный штрек, разработку которого прекратили еще три месяца назад. И братья Бротен не прогадали, сохранив тем самым свои шкуры целыми.
Тоскливый вой доносился из пласта кристаллического сланца. Микаэля охватила сладкая дрожь. В камне билась живая женщина! Он принялся молотить кайлом по сланцу. Удар. Еще удар. А потом его руки сами всунули в пробитую выемку баллон технического кислорода, использовавшегося для сварки. Безумие? Только не для него.
Последующий удар стал последним.
Машинное масло у клапана дало необходимую искру, и все потонуло в яркой вспышке. Но даже тогда, находясь в полубредовом состоянии, под грохот оседавшей породы, Микаэль успел обнять кусок кристаллического сланца, напоминавший формами волчицу.
Его завалило с головой, передавив тело сразу в шести местах. Он словно оказался под траком застывшего бульдозера. Но все это было сущей ерундой: в его руках нежилась она. Когда его откопали, от прежнего Микаэля Скоглунна ничего не осталось. И никто не смог доказать, что обвал произошел по его вине.
Микаэль, давясь слезами, поцеловал остатки сланца:
– Моя крошка… уничтожена. Как я без тебя? Буду загнивать на пиве и обезболивающем?
Его ушей коснулся знакомый позабытый звук. Микаэль вскинул голову. Его тонкие губы скривились в улыбке неверия. Вой женщины-волчицы набирал силу. Мягкая рычащая вибрация шла ниоткуда и отовсюду разом.
– Сегодня, сегодня, я знаю, ты придешь сегодня. Под луной, под бледной луной мы займемся любовью, – пропел Микаэль полушепотом. – Этой ночью мы потанцуем, малышка. О да, добро пожаловать на танцпол, детка.
И он оскалился.
Явление бога метеорологии
Лео и Диана наслаждались прогулкой. Они двигались вниз по улице Гренсен, выискивая бакалейную лавку «Аркадия», о которой сообщил полицейский. Людей на улице было мало, и Диане то и дело на ум приходили мысли о катастрофе, оттянувшей население Лиллехейма к очагу бедствия. То чесалась шкура жителя мегаполиса, привыкшего ежедневно плыть по стремнинам толпы.
– Так мало машин и людей. – В голосе Дианы прозвучала не до конца оформившаяся жалоба.
– Весь август твой, мамуля. Только ты, тишина и телескопы, торчащие из горных склонов.
– Мне кажется, я хочу домой.
Лео пристально посмотрел на нее, потом взглянул на ясное небо, насыщавшееся синевой по мере приближения вечера.
– Летающих тарелок не видно. Дождь из лягушек пройдет только утром. Я смотрел прогноз погоды, так что верь мне, милая. Значит, причина только одна: ты боишься полюбить это место.
– А я смогу?
– С такой же легкостью, с какой обскакала меня на сегодняшних постельных соревнованиях с разгромным счетом.
Диана ахнула и зашипела, приложив указательный палец к губам. Лео кивнул ей с самым серьезным видом, и они рассмеялись, вполне довольные собой, друг другом и жизнью.
Вскоре показалась «Аркадия». Бакалейная лавка, представлявшая собой магазинчик с темно-коричневыми стенами и широкими витринами, находилась сразу за пошивочным ателье «Игла и ножницы», пользовавшимся у населения Лиллехейма не меньшей популярностью. Запахи внутри «Аркадии» не отличались от запахов любых других бакалейных магазинов мира, где торговали крупами, пищевыми концентратами, развесным кофе и такими нетребовательными к хранению овощами и фруктами, как морковь и яблоки.
Стоявшая за прилавком Ингри Орхус расплылась в широкой улыбке, отчего морщины у ее губ образовали четкое сердечко, в центре которого промелькнули сероватые искусственные зубы. Легкий свитер с обтрепанными рукавами, чуть засаленные джинсы, тугая коса белоснежных волос, убегавшая к пояснице. Было видно, что Ингри, несмотря на свои шестьдесят с хвостиком, оставалась в хорошей физической форме, чему немало способствовало отсутствие в лавке других работников.
– Ингри Орхус, – представилась она и заняла за прилавком позу бармена, решившего выпытать у клиента всю подноготную. – Вы, должно быть, Леонид и Диана?
– А в Лиллехейме слухи расходятся быстро, не так ли? – усмехнулся Лео, и Диана дернула его за рукав ветровки.
– Мой сын не так болтлив, как может показаться, но от матери секретов не держит.
– А ваш сын? – спросила Диана.
– Кристофер. Тот полицейский, что встречал вас, милая. Пройдитесь, осмотритесь. «Аркадия» к вашим услугам.
– Да, спасибо.
Лео уже было собрался присоединиться к супруге, начавшей исследовать полки магазинчика, как Ингри поманила его пальцем. Бросив недоумевающий взгляд по сторонам, мужчина послушно подошел к прилавку. На витринное стекло, за которым виднелись различного рода зажигалки, батарейки и лампочки, выбивавшиеся из ассортимента бакалеи, шлепнулась потрепанная книженция.
«Песни малиновых глубин», 2019 года выпуска, впервые переведенные на английский язык еще в 2017-м. Автором романа ужасов значился не кто иной, как Леонид Хегай. В книге рассказывалось о человеке, к которому посреди ночи заявились неизвестные твари. И каждая поведала ему ужасную или трагическую историю. Впрочем, сам Лео не особо был доволен творением. Слишком уж раздутым и кровожадным оно казалось. Он поднял глаза на Ингри.
– Я бы узнала вас и без помощи сына. – Она трогательным жестом приложила книгу к груди. – Могу я получить ваш автограф?
– Конечно, само собой.
Авторучка, явно заготовленная для такого случая, возникла как по волшебству. Лео взял ее и склонился над разворотом книги.
– Э-э, на каком языке расписаться?
– На английском. Для аутентичности.
Лео пристроил поудобнее локоть, и на белом поле появилась ироничная надпись: «Вот они и встретились: мой корявый почерк и ваши прекрасные глаза». Далее – число и размашистый росчерк.
Ингри прочитала оставленное послание, и ее лицо породило еще одно сердечко из морщин.
– Никогда не сомневайтесь в себе и любите каждую свою работу, даже если она и кажется вам грязью на окне. Через это окно люди смотрят на мир, тогда как разводы замечаете только вы.
– Похоже, я выиграл куда больше от нашей встречи, – с удивлением ответил Лео. Наставление каким-то образом принесло успокоение, которого так не хватало.
– Похоже на то, герр Хегай.
Из-за стеллажа с крупами и макаронами выглянула Диана:
– Звонил Дима. Все в порядке. Он уже направляется домой.
– Вот видишь, – сказал Лео, – первый звонок на новом месте – маме.
– Ой, да брось. – Диана взяла корзинку для покупок и окинула взглядом полки.
– Не забудь кофе. – Лео повернулся к Ингри, любовавшейся автографом. – Скажите, у вас найдется что-нибудь от крыс?
– Мешают спать? – Ингри знала, что семейство Хегай еще не провело ни одной ночи на новом месте, но на подсознательном уровне искала возможность рассказать о своем ночном кошмаре. О страшных тварях, что выглядели как волки. Она бы даже сказала, что обмочилась, спроси у нее кто-нибудь, как она провела эту ночь. – Есть мумифицирующая отрава и живоловки. Что вам?
– Живоловки?
– Металлические клетки, оставляющие грызунов живыми.
– Живыми, – повторил Лео. Он задумался о подвале, что, по словам Эрика, притягивал грызунов, и о крысе-каннибале, в которую при желании можно было превратить самую обычную. – Пожалуй, мы возьмем две живоловки.
Пока Ингри доставала из подсобки заявленные клетки, к прилавку подошла Диана с полной корзинкой продуктов. Лео заглянул в корзинку и удостоверился, что среди яблок, двух упаковок печенья с клюквой и белым шоколадом, макарон, спичек и моющего средства и прочего затесалась банка быстрорастворимого кофе.
– Я волнуюсь перед завтрашним визитом на метеостанцию, – внезапно призналась Диана.
– Да что с тобой? Перегорела?
– Просто не по себе. Будто… будто…
– Будто кто-то ходит по твоей могиле, а ты и понятия не имеешь, где это происходит и кто обладатель этих ледяных ножищ?
– Да, в точку! – Диана с благодарностью взглянула на улыбнувшегося мужа. – А тебе это нравится, не так ли?
– Ну еще бы.
На прилавок опустилась вторая металлическая клетка, а рядом с ней звякнула пол-литровая стеклянная бутылка с тягучей янтарной жидкостью.
– Персонально от меня. Хорошему автору для хорошего сна, – объяснила Ингри неожиданный презент и принялась подсчитывать общую стоимость покупок.
Лео схватил бутылку и, помахивая ею, поддразнил Диану. Но та не обратила внимания на ребячество мужа. Ее глаза, обычно серые с небольшой примесью зеленого, потемнели, став похожими на два глубоководных камешка, по которым скользили блики. Она неотрывно смотрела наружу. Лео проследил за ее взглядом и едва не выронил бутылку.
Коттеджи и проезжую часть Гренсен закрывали быстро бегущие тени. Полоска неба, просматриваемая над крышами домов и вершинами Подковы Хьёрикен, меркла, хотя не было и шести вечера. Прохожие с побледневшими лицами указывали куда-то вверх.
Диана бросилась из «Аркадии» на улицу. Не успела дверь за ее спиной захлопнуться, как она уже вскинула голову.
Над Лиллехеймом раскручивалось спиралевидное облако, напоминавшее многокилометровое светящееся лассо. Оно словно пыталось заполнить собой все воздушное пространство Подковы Хьёрикен.
– Господи, господи! – забормотала Диана. Она скользнула обратно в «Аркадию», подбежала к прилавку и принялась сгребать покупки в пакет. – Лео, господи боже мой, не стой столбом! Чертова аномалия не стала ждать, когда я уеду! Я должна срочно быть на «Химмелфангере»!
– Сколько с нас, дорогая Ингри? – спросил Лео, выдавливая улыбку, которой надеялся извиниться за поведение Дианы.
Ингри объявила сумму, и он, бормоча невнятные оправдания, расплатился. Пытаясь прикинуть, сколько бы это вышло в рублях, Лео поспешил за женой.
– Это все Ноготь Гарма! – крикнула вдогонку Ингри.
– Ноготь Гарма? Что это?
– Муссон, дующий летом с моря на сушу. Он приносит дурные сны.
– Я понял, спасибо!
– И заведите хотя бы собаку – она поможет от крыс!
Но Лео уже не услышал этого. Оказавшись на улице, он побежал следом за Дианой, то и дело с восторгом поглядывая на небо. Разворачивавшееся над головой представление требовало, чтобы его срочно занесли на бумагу.
Первый вечер
Лео проводил глазами удалявшийся фольксваген, за рулем которого Диана, бледная от лихорадочного волнения, направлялась к выезду из Лиллехейма. Ей не терпелось увидеть воочию данные приборов «Химмелфангера», особенно после звонка Эрика, сообщившего срывающимся голосом, что метеостанция «сходит с ума».
– И мы тоже сходим с ума, – в задумчивости произнес Лео.
Ему нравились подобные фразы: они хорошо продавали книги.
Он перехватил пакеты с продуктами поудобнее и зашагал по дорожке к коттеджу. Раздался скрип тормозов, и он повернул голову на звук.
– Привет, пап, – бросил Дима, сбрасывая ногу с педали велосипеда.
– Как дела, шеф? – отозвался Лео. – Поможешь?
– Конечно. Что купили?
– Так, приятные и сытные мелочи.
Заглянув в один из пакетов, Дима поморщился:
– С каких пор спички, яблоки и гель для мытья посуды – приятные и сытные мелочи?
– Ты не зришь в корень, шеф. У нас еще есть клетки для ловли крыс и картофельный самогон. Называется – аквавит. Как покатался?
Они подошли к входу, и Лео передал Диме ключи. Тот, немного повозившись, отпер дверь.
– Нормально покатался. И ребята хорошие, если ты это хотел узнать.
Дима не находил удовольствия во вранье, но это, на его взгляд, таковым и не считалось. Он просто умолчал о визите к Шакальнику и о том, что случилось дальше. Того требовала их беззвучная клятва, которую он про себя почему-то назвал Клятвой Северного Моря.
Они еще немного покатались по Лиллехейму, и на каждом углу им чудился сумасшедший шахтер с разломанными лопатками, торчащими из спины. Но окончательно все веселье заглохло, когда в небе появилась эта странная штука. Арне создал новый групповой чат, назвал его «Слюня Одина», после чего добавил туда их четверку. На том они и расстались, условившись выйти на связь вечером.
– А где мама?
– Отправилась на метеостанцию. Разберешь тут все? А мне надо кое-что записать.
Оставив сына раскладывать покупки, Лео захватил бутылку аквавита со стаканом и поднялся в кабинет. Ноутбук терпеливо дожидался, пока его включат, помаргивая оранжевым огоньком, означавшим «спящий режим».
– И излил он энергию воображения на их вытянувшиеся лица, – оповестил Лео незримую аудиторию и открыл пустую страницу.
Сперва он описал цвета странного облака, потом дал ему поэтическую характеристику разворачивающегося лассо и замер, осознав, что чертово облако его не так занимает, как история пропавшей семьи и крысы у них в подвале.
– Долбаный Эрик, – проворчал Лео, коря метеоролога за чересчур длинный язык.
Он плеснул немного аквавита в стакан и выпил. Удивился приятному яблочному аромату, хоть аквавит и делался из обыкновенного картофеля. Не иначе у старушки Ингри где-то стоял отменный самогонный аппарат. Приятная женщина.
Лео спустился, забрал клетки и отправился с ними в подвал. Наглухо закрыл три плоских окошка, в которые мог пролезть ребенок… или крыса размером с ребенка.
– Господи! – воскликнул Лео и рассмеялся, удивившись собственным мыслям.
Он тщательно осмотрел подвал и пришел к выводу, что крысы могли приходить только по шахте вентиляции. Ничего лучше не придумав, Лео поставил клетки в двух противоположных углах, у полок с хламом и у газового котла отопления. В каждой живоловке надломил специальную ампулу с ароматизатором. По подвалу разнесся запах бекона.
– Куда же ты делся, Магне Хеллан? – Лео еще раз огляделся. – Не крысы же утащили тебя и твою семью?
Его взгляд упал на бетонный пол, а мысленный взор проник еще глубже. Лео охватила необъяснимая уверенность в том, что директора шахты вместе с семьей закопали именно здесь, в подвале. Сперва перерезали вены, дали истечь кровью, потом опустили в вырытые могилы и залили жидким бетоном. И сейчас бедолага Магне Хеллан вместе с супругой и сыном таращатся на него, Лео, из своей рыхлой темницы под бетонной глазурью.
– Ты не псих, ты просто-напросто фантазер, – сказал себе Лео.
Он покинул подвал и плотно затворил за собой дверь. Только оказавшись в коридоре коттеджа, сообразил, что почти пулей вылетел на первый этаж. Взгляды воображаемых покойников все еще жгли спину.
Дима в этот момент находился у себя в комнате. Он без труда вычислил ее. Красноречивую подсказку дали его вещи: спортивная сумка и рюкзак, сложенные у кровати. Он слышал, как отец зачем-то спустился в подвал, а потом выскочил оттуда как ошпаренный. Вскоре по коридору разнесся стук клавиш. Видимо, отец нашел свое вдохновение, в чем бы оно ни заключалось.
Ему же оставалось заняться ненавистной вещью: определить законные места простыне, наволочке и пододеяльнику из новенького комплекта постельного белья, лежавшего на голой подушке.
Телефон пискнул, и на экране высветилось: «Привет», отправленное Дэгни.
Лиллехейм вдруг показался Диме самым чудесным местом на свете.
Ужин Арне
На ужин давали тушеную ягнятину в капусте и консервированный зеленый горошек. И это было стократ лучше, чем подъедать нераспроданную выпечку «Золотой челки». Арне без особого энтузиазма откатил горошины на край тарелки, после чего взялся за спасательные работы, выискивая кусочки мяса в капустных залежах. Его отец, Эджил Петтерсон, капитан траулера «Кунна», крупный мужчина, чей мальчишеский блеск в глазах по-прежнему манил женщин, несмотря на сорокатрехлетний возраст, с аппетитом поглощал ужин. Горошек, капуста и фрагменты овцы, замученной во имя сытости, исчезали с его тарелки с поразительной скоростью.
– Что сегодня дала суша, сын? – спросил он.
Его ручища протянулась через весь стол и взяла из корзинки картофельную лепешку.
– Суша дала пищу для размышлений, – ответил Арне.
– Ответ мужчины, – хохотнул Эджил. – Ну что, познакомились с русским парнем?
– Ага.
– И как он?
Перед глазами Арне предстал образ Димы, разбивавшего каменюку на заднем дворе Шакальника. Возможно, это спасло кому-то из них жизнь. Шахтер явно был не в себе.
– Крепкий, – наконец сказал Арне. – Жизнь рыбака выдержит.
Отец опять хохотнул, заполнив гостиную-столовую тем самым громким и бесстрашным смехом, который способен заглушить рокот моря, качающего палубу.
Арне криво улыбнулся, но кровь взяла свое, и он тоже рассмеялся, наслаждаясь родством с гигантом, сидевшим по левую руку.
В холле послышались шаги, и показалась Сигни. Ей пришлось встать из-за стола, чтобы выйти к Астри Финстад, которая привезла часть нераспроданной выпечки «Золотой челки». Пекарня работала до восьми вечера, и, как правило, продукцию, не успевшую к тому времени разойтись, разбирали ее сотрудники. Сигни, будучи хозяйкой «Золотой челки», была первой в этой очереди.
Она вынула из бумажного пакета два куска пирога с брусникой и три вафельные трубочки с кардамоном. Обычный хлеб разбирали подчистую. Вбежавший за ней Тор пискнул и сделал оборот в погоне за хвостом, рассчитывая на угощение.
– Все-таки ты неважно выглядишь, Сигни, – с беспокойством заметил Эджил. – Ты в порядке? Эй?
Сигни вздрогнула, не сразу сообразив, что Эджил обращался к ней. Она взглянула на свои руки. Плотные и начиненные настоящим поварским жирком, они были растерты чуть ли не до крови. Вспомнился дурной сон, в котором она кормила холодным тестом шнырявших перед пекарней хищников. А когда тесто закончилось, она подала им собственные руки.
Сигни опять вздрогнула, и Тор, ко всеобщему удивлению, зарычал, словно нечто зловещее пробралось в дом Петтерсонов и теперь пряталось где-то поблизости.
– Плохо спала, – наконец произнесла Сигни с вялой улыбкой, после чего заняла свое место за столом.
– Тогда прекрати тереть руки, – сказал Арне.
Он поглаживал элкхаунда, не сводя глаз с матери.
– Что?
– Ты с самого утра трешь руки, – добавил Эджил. – Может, просто обветрила?
– Да, скорее всего.
Они продолжили прерванный ужин. К недоумению Арне, Тор забился под его стул и, обретя сомнительное укрытие из нескольких перекладин, тихо рычал.
Элкхаунд следил за Эджилом.
Семья Дэгни
Ужин проходил в полнейшем молчании, но Дэгни знала, что ежевечернее втаптывание дневных событий в грязь вот-вот начнется. И не ошиблась. Как обычно, начала мать.
Хелен отставила стакан с содовой и рыгнула, абсолютно убежденная, что у себя дома она имеет право на все. Такого же принципа она придерживалась и при управлении «Мохнессом», единственным в Лиллехейме кафе, где подавали все, что могло насытить рыбаков и бывших шахтеров. Все, кроме десертов, потому что в этой сфере общепита властвовала ее подруга Сигни Петтерсон, хозяйка «Золотой челки». Сигни в качестве ответного жеста, помогавшего сохранять перемирие между конкурентами, не готовила салаты и избегала блюд обеденного меню.
– Матс, ты видел сегодня Сигни Петтерсон?
Матс с затуманенным взглядом оторвался от четырехлетней Фриды, которой как раз нарезал куриный биток.
– Она передавала привет.
– Папа врет. Папа сегодня весь день был дома, – поделилась Фрида важным наблюдением и съела кусок запеченной морковки.
– Ты не был в аптеке? – спросила Хелен, слегка удивленная ложью супруга.
– Просто решил провести день с Фридой.
– Папа мне сегодня надоел, – сейчас же сообщила та.
Матс допускал, что в этот день мог быть навязчив и даже в чем-то назойлив. Но чертов сон с самого утра не шел из головы: волк, прокравшийся к ним в спальню и… и… Он даже боялся сформулировать саму мысль о том, что обитатель кошмара сотворил с Фридой. Поэтому он позвонил Оскару, с которым работал в аптеке на Ривер-стрит вот уже двадцать лет, и попросил поменяться сменой. В конце концов, кто угодно может продать сироп от мокроты. Аптекаря переполняли дурные предчувствия, и возникшее странное облако, переполошившее весь Лиллехейм, только укрепило их. Матс с любовью посмотрел на младшую дочь, и такой же нежный взгляд получила Дэгни. Она нахмурилась, подростковым радаром ощущая, что где-то поблизости витает неприятный разговор.
– Ты хоть предупредил Юдит? – Хелен чувствовала раздражение.
– Да, я позвонил няне и сказал, что сам побуду с Фридой.
– Значит, ты не видел Сигни Петтерсон?
– Господи, мама, он целый день провел дома! – не выдержала Дэгни. – Кого он, по-твоему, мог видеть?
Хелен пропустила мимо ушей выпад дочери и как ни в чем не бывало продолжила:
– Сигни была сама не своя. Руки красные, взгляд такой, будто она застала Эджила за поеданием их сына. Возможно, она предчувствовала появление облака. Как думаешь?
– Думаю, тебе нужно захлопнуть пасть, – тихо сказал Матс.
На мгновение лицо Хелен отразило недоумение, а потом ее мозг благополучно отшвырнул комментарий, которого попросту не могло существовать в природе.
– Дэгни, – повернулась она к старшей дочери, – мы с отцом хотим поговорить с тобой о половом воспитании.
Дэгни вздрогнула: а вот и оно – неугомонная Хелен Андерсен готовилась всех раскатать.
– Полагаю, она все знает, – отозвался Матс, продолжая ухаживать за Фридой.
– Уверена, нет.
Дэгни постаралась говорить спокойно, но в ее голосе все равно слышались нотки подступающей истерики:
– Нам читают лекции в школе, показывают обучающее видео. Я знаю, как работают пенис и вагина и что они делают вместе. Мы же обсуждали мои месячные, мама!
– Отец при этом не присутствовал.
– И не должен! – крикнула Дэгни. – Ты просто больная, Хелен.
Она выскочила из-за стола и, ничего толком не видя из-за слез, отправилась к себе в комнату.
– Дай ей контрацептивов, Матс! – взвизгнула Хелен. – Ты же чертов аптекарь! Мы должны поговорить с ней вместе!
– Я могу поговорить с тобой, мама, – с серьезным видом предложила Фрида.
– Мама сейчас никого не слышит, – сказал ей Матс и улыбнулся, помогая подцепить вилкой очередной кусочек куриного битка.
– Когда у тебя были месячные, Дэгни?! – продолжала орать Хелен. – Молись, чтобы они были, дрянь, иначе Бог возьмет глину и сделает тебя сосудом бесплодным!
Оказавшись у себя в комнате, Дэгни бросилась на кровать. Она не понимала свою семью. Любовь матери иногда будто распахивала черные крылья, и тогда под ними обнаруживалась безумная женщина, способная убивать любое тепло. Отец почти никогда не спорил с ней, а когда это происходило, как сегодня, Хелен Андерсен воспринимала подобное как легкий дождик, который даже не заслуживал раскрытого зонта. Даже Фрида, казалось, была на стороне матери.