Звезды в кармане Кулагин Олег
– Не знаю. Но я, лично, верю в развитие электроники! И поэтому, предлагаю обследовать корабль.
– Давно пора. Почему-то мне кажется, нас будут ждать сюрпризы, – я зевнул и глянул на вечную ночь над головой. Только в этот момент по-настоящему осознал, что рассвета, по крайней мере, в ближайшие месяцы, не предвидится.
– Гады… – пробормотал я в сердцах.
– Гады, – согласился Васька, даже не уточняя, о ком речь.
Мы воспользовались местными чудесами сантехники, а затем приступили.
Диму будить не стали. После инцидента с инопланетным харчем, и я, и Васька чувствовали себя слегка… как это говорят самураи? Ага, «потерявшими лицо». Лица надо было срочно восстанавливать. В конце-концов, что сложного в том, чтобы прочесать какую-то там летающую посудину. Это ж не «зайцев» в троллейбусе отлавливать – можно обойтись и без взвода омоновцев.
Конечно, ничего не стоило затребовать у Ленки данные по всем отсекам. Только, хрен его знает, каких распоряжений успели надавать ей инопланетные «кидалы». Что если она до сих пор их выполняет? И старательно вешает нам лапшу. Лучше уж всё увидеть собственными глазами и ощупать собственными руками.
– Ну и топология здесь! – снова восхитился я, когда мы выбрались в коридор.
– Кто? – не понял Васька. Вообще-то он парень умный, но четыре года в бизнесе плохо на него повлияли.
– Говорю, те умельцы, которые делали Ленку, могут вытворять с пространством, всё что угодно. Центральная рубка явно находится над Большим залом. А тем не менее, двери выходят в один и тот же коридор.
– Это точно, – кивнул Васька, – Не говоря уже о том, что снаружи эта посудина кажется раз в пять меньше.
Мы двинулись по единственному коридору, опоясывавшему центральную часть «тарелки». Процедура «зачистки» проходила вполне мирно. Добросовестная Лена выделяла матовым свечением каждый новый отсек. Стена проседала, гостепреимно распахиваясь, и мы с Васькой заглядывали внутрь, придирчиво изучая содержимое.
Большинство просторных помещений оказались абсолютно пустыми. Как объяснила Лена, их можно было использовать и для складирования грузов, и для размещения пассажиров.
Только в трех обследованных отсеках, до самого потолка, стояли какие-то прямоугольные контейнеры. В одном, по словам Ленки, находились пищевые концентраты, изготовленные на планете с труднопроизносимым названием. И совершенно непригодные для земных желудков. Во втором – «синтезаторы одежды» и кой-какие потребительские товары. Несмотря на богатый словарный запас, почерпнутый из наших мозгов в ходе сканирования, Ленка так и не смогла объяснить, что же там такое. Звучало это как «кульвураторы для прозибакции атродаксов».
Мы открыли первый попавшийся контейнер. Внутри – нечто среднее между пылесосом и полуведёрной клизмой.
– Наверное, полезная вещица, – заметил Васька не слишком уверенно.
– Ага, – кивнул я, – Для прозибакции – в самый раз.
– Ну, если загнать их по-дешевке, – Лубенчиков мечтательно глянул куда-то в потолок, – Скажем за…
– Только сначала придется отыскать этих самых атродаксов, – оборвал я васькины мечтания.
В третьем отсеке были «ампуразивные бибрикоксы многоразового применения».
– И для чего их применяют? – допытывался Лубенчиков у звездолета.
– Для инсервации вакерпупсов, – ответила Лена без малейших колебаний.
– Все ясно, – кивнули мы с Васькой и не стали вдаваться в дальнейшие подробности. Открывать контейнеры тоже не стали. Решили, что в ближайшее время прекрасно обойдёмся без бибрикоксов и прочих предметов инопланетной роскоши.
Следующие несколько отсеков – пустые. Оставалось проверить еще штук шесть, когда стена очередного помещения тревожно замигала красным.
– Внимание! – в голосе Лены прорезались тревожные нотки, – Внимание! Отсек Полной Изоляции! Отсек Полной Изоляции!
– Да не ори ты, – поморщился Васька, – Со слухом у нас нормально. И так ясно – местное КПЗ. Открывай!
– Возможна биологическая угроза! – ничуть не понижая голоса, заявил звездолет. И дверь не открыл.
Такое неповиновение было удивительно. Васька даже присвистнул:
– Эй ты, калькулятор-переросток! На кого шары гонишь?!
Я почесал затылок: зря подымать переполох Ленка не будет. И спросил:
– Что внутри?
– Информация удалена.
Ясно. Опять козни прежних хозяев.
– Ну, а показать-то ты можешь?
– Невозможно. Сенсоры и анализаторы внутри отсека блокированы. Внесистемная блокировка. Снять не удается.
Мы переглянулись с Васькой. Оба подумали об одном и том же. Жалобный детский голосок, ворвавшийся в наши сны.
– Это действительно была не галлюцинация! – прикусил губу Лубенчиков.
Я кивнул. В любой бульварной газете хватает историй о похищениях людей зловредными «зелеными человечками». Теперь-то мы на собственном опыте знали, что иногда бульварные газеты пишут чистую правду. Гадские инопланетные «кидалы» успели порезвиться на Земле еще до встречи с нами!
– Открывай! – в один голос потребовали мы у Ленки.
– Возможна биологическая угроза! – не унимался звездолет.
– Если не откроешь, я сам стану такой угрозой! – пообещал Васька.
И Ленка с обреченной интонацией спросила:
– Это приказ?
– Разумеется, – нетерпеливо кивнули мы.
Мигавшая красным стена просела в стороны, освобождая вход.
– Первый контур защиты деактивирован, – прокоментировал звездолет.
Мы вошли в небольшую и совершенно пустую комнату.
– Деактивировать Второй контур? – как мне показалось, с робкой надеждой уточнила Ленка. Но мы не собирались отступать:
– Снимай на фиг всю эту защиту!
– Выполняю, – мрачно отозвался звездолет.
Последняя стена оказалась прозрачной. Едва мы увидели то, что было за ней, сердце у меня ёкнуло и болезненно сжалось.
– Последний контур… – начала было Ленка и тут же заткнулась, потому что мы с Васькой хором рявкнули что-то угрожающе-свирепое.
Прозрачная стена растаяла, и Лубенчиков осторожно коснулся плеча мальчугана лет семи, робко сжавшегося в углу отсека:
– Не бойся, малыш… Этих инопланетных уродов больше нет.
– Плохие дядя слиняли, – подтвердил я.
Мальчуган поднял на нас заплаканные глаза:
– Я так устал быть один.
– Ну, теперь ты не один, – улыбнулись мы с Васькой, – Теперь у нас на «тарелке» даже многолюдно.
– Ага, – хихикнул кто-то сзади, – Почти как в переполненном троллейбусе.
Мы оглянулись – заспанный Димыч на пороге Изоляционного отсека зевал и почесывался.
– Они так долго держали меня здесь… – всхлипнул малыш, – Они были плохие…
– Можешь не объяснять, – кивнул Васька, – Полные уроды. Уж мы-то знаем…
– Слушайте, – спохватился я, – А ведь он, наверное, голодный!
– Есть хочешь? – улыбнулся Васька, склоняясь над мальчишкой.
– Да ясное дело, хочет, – снова зевнул Димыч, – Я и сам хочу. Задаете дурацкие вопросы и бродите неизвестно где. Давно пора завтракать.
– Черствый ты человек, Капустин, – укоризненно заметил Васька, подхватывая малыша на руки, – Ты вчера недельную норму пайка сожрал, а он взаперти сидел…
Уже вчетвером, мы покинули Изоляционный отсек и направились в Центральную Рубку. Решено было и впредь использовать её в качестве столовой.
По дороге Васька пытался разлекать мальчика анекдотами. Но поскольку те, что он знал, были в основном нецензурные, анекдоты в Васькином исполнении обрывались где-то на первой фразе. Малыш смотрел на него большими пытливыми глазами и бормотал, как тяжело быть одному. Похоже, он всё еще был в шоке. Ничего, оклемается. Худшее позади. А мы приобрели нового члена экипажа.
Вроде полный порядок.
Но что-то тревожным червячком ворочалось внутри, не давая мне расслабиться. Как мы могли услышать детский плач через все эти контуры защиты? Поневоле начнешь верить в телепатию!
Глава 5
Не задавая лишних вопросов, звездолет уже вырастил из пола Центральной Рубки дополнительное кресло – на более длинной ножке и меньших габаритов – специально по фигуре ребенка.
Васька усадил малыша. И, пока Димыч с уверенностью ресторанного завсегдатая заказывал Ленке завтрак, мы с Лубенчиковым мягко пытались добиться от ребенка хоть каких-то подробностей:
– Как тебя зовут?
Малыш улыбнулся чуть виновато и промолчал. «Бедняга,»– подумал я, – «Видно нелегко ему пришлось.»
– Вот меня, например, зовут Вася… – терпеливо продолжал Лубенчиков.
– Вася! – повторил ребенок со счастливой улыбкой.
– Тебя тоже зовут Вася? – искренне обрадовался Лубенчиков.
Малыш с готовностью кивнул.
– А меня – Лёха, – представился я.
– Лёха! – радостно повторил ребенок, и даже заёрзал в кресле от возбуждения, – Я тоже – Лёха!
Мы с Васькой озадаченно переглянулись.
– Они были плохие, – весело сказал малыш, – Держали меня взаперти. Не хотели знакомиться. Вы хорошие. Давайте знакомиться!
– А мы чем занимаемся? – недоумевающе буркнул Васька и указал на Капустина:
– Это – Димыч… Дима.
– Дима! – радостно завопил малыш.
Все таки, новый член экипажа вел себя странновато. Наверное, сказывалось душевное потрясение.
– Хватит болтать, – вмешался бесцеремонный Капустин, – Садитесь, пока еда не разбежалась!
Тут он, конечно, слегка преувеличивал.
Мы с Васькой разместились за столом по левую и правую руку от малыша. Димыч тут же пододвинул ему несколько раскрытых пищевых контейнеров и высокую коробочку со специальным круглым раструбом для питья – внутри была жидкость, смутно напоминающая апельсиновый сок:
– Пробуй, не бойся. Это всё вкусно.
Малыш широко улыбнулся и, тут же, прямо пригоршней зачерпнул зеленоватых шариков с грибным вкусом. Пока он с интересом разглядывал шарики, соус капал с его руки на стол и на вылинялые штанишки, где, впрочем, уже и так красовалось розовое пятно.
Васька дипломатично кашлянул и пододвинул ребенку вилку, давая понять, что воспитанные дети обычно используют эту штуковину.
Малыш благодарно кивнул, схватил вилку и… откусил половину. Как следует прожевал. В наступившей гробовой тишине отчётливо слышался хруст и скрежет нержавеющей стали. А малыш безмятежным взглядом окинул наши перекошенные физиономии и… проглотил остатки вилки.
– Ребята, – слабо сказал Лубенчиков, – Кажется, парень любит острое…
– Я больше люблю органику, – спокойно пояснил малыш, откладывая недожеванный кусок металла. Взял коробочку с грибными шариками и высыпал содержимое в рот. Проглотил, на этот раз даже не пережевывая, и снова одарил нас обворожительной улыбкой:
– Органика это хорошо!
– Да уж, – торопливо согласились мы, отодвигаясь как можно дальше и пытаясь потихонечку выбраться из-за стола.
Малыш тем временем слопал коробочку. Ещё две, вместе с содержимым, захрустели, исчезая где-то внутри детского организма.
Лубенчиков, с застывшей физиономией, глянул в сторону дверей. Димыч чуть кивнул.
А ребёнок прекратил трапезу, вытаращился на нас и вдруг радостно объявил:
– Но больше всего я люблю живую органику!
Детские ручонки потянулись в нашу сторону. Стремительно вырастая в длину.
Васька перекувыркнулся в кресле, вылетая на пол, не хуже заправского акробата, Димыч сиганул из-за стола, словно ошпаренное кенгуру. Я сам… не помню как, оказался вдруг в коридоре.
– Куда же вы? – донесся вслед обиженный тонкий голосок, – Давайте знакомиться!
– Ленка, закрывай двери! – истошно заорали мы, едва Васька последним вылетел из Центральной Рубки.
– Что это было? – выдавил Лубенчиков, слегка переведя дыхание.
– Маленький мальчик попал в звездолет – больше в «тарелке» никто не живет, – криво усмехнулся бледный Димыч.
– Ленка, живо выкладывай информацию! – потребовал я, чуть успокоив бешено колотившееся сердце.
– И так ясно… Сюрприз от прежних хозяев, – нахмурился Капустин.
– Информация удалена, – виновато отозвался звездолет, – Вероятная биологическая угроза.
– Ну, на счет этого мы уже догадались, – заметил Димыч, – А можно конкретнее?
– Идет обработка данных, – пояснила Лена. В голосе её была искренняя озабоченность. Не нравится мне, когда бортовые компьютеры настолько озабочены! Компьютерам положено жизнерадостно рапортовать о том, что все проблемы будут устранены.
Стена коридора в том месте, где обычно возникал дверной проем, вдруг замигала красным.
– Внимание! Угроза проникновения агрессивного биологического объекта!
– Что? – ошалело заморгали мы, – Оно и через стену просачивается?!
Час от часу не легче!
Мы бросились по коридору и заперлись в большом зале. Куда отступать дальше? В космос?
– Ленка! – в голосе Васьки прорезалась решительность, – Имеется на борту оружие?
– Имеется…
Мы переглянулись: уже кое-что!
– …но в целях безопасности экипажа и оборудования оружие не активируется внутри корабля.
Приехали называется!
– Да? А если кое-кто собирается позавтракать экипажем? – уныло спросил Васька.
– На всем оружие установлена автоматическая блокировка, – пояснила Лена с искренней озабоченностью в голосе, – Не разрушая оружия, снять блокировку невозможно.
– Надо же, какая совершенная техника, – ядовито усмехнулся Димыч, – Слушай, уважаемая… у тебя ведь должны быть какие-то стандартные алгоритмы в подобных ситуациях?
– Стандартный алгоритм – содержать потенциально опасный объект в Отсеке Полной Изоляции, – ответил звездолет чуть укоризненно.
Мы с Васькой молча переглянулись и Лубенчиков выругался вполголоса. Сами виноваты! Нас же предупреждали, идиотов. На будущее, никогда не буду спорить с электроникой! Даже с «Виндой» на собственном «компе»! Если я, конечно, когда-нибудь до него доберусь…
– На всех порядочных «тарелках» есть бластеры! А нам всучили утиль! – бормотал Васька, нервно расхаживая взад-вперед.
– Ну их на фиг, эти бластеры, – отозвался хмурый Димыч, – Нам бы чего проще… Без всех этих автоматических блокировок.
И тут меня осенило!
– Ленка! У тебя есть что-нибудь… не оружие, а то что можно использовать для… физического воздействия!
– Имеются плазменные резаки…
– Годится!
– …но внутри корабля они тоже не активируются.
– А что-нибудь еще проще? Без всякой автоматики?
– Есть.
– Так что же ты молчала, дубина! – заорал Васька, – Немедленно тащи сюда!
– Исполняю.
В радостном возбуждении мы склонились над выраставшим из пола бутоном. Бутон раскрылся и… ликующие вопли захлебнулись, так и не вырвавшись из наших глоток.
Внутри лежали три здоровенных, очень внушительных на вид мухобойки. По-крайней мере, так эти предметы выглядели.
– Серьезная вещь, – мрачно ухмыльнувшись, заметил Димыч, поднимая одну, – Сработана на совесть, с художественным вкусом… Но главное – бьет наповал.
А я, уже не стесняясь Ленки, произнес одну короткую, но чрезвычайно емкую по смыслу фразу.
Наше дело было дрянь. Пожалуй, хуже того случая, когда Васька втянул нас в торговлю гербалайфом.
На целых две минуты воцарилось мрачное молчание.
– А может они с антигравитационным приводом! – выпалил наконец, не желавший сдаваться Лубенчиков. И в безумной надежде завертел мухобойку в руках. Наверное, пытался отыскать ту заветную кнопку, которой этот самый привод включается.
Я не пытался его останавливать. Я прекрасно его понимал. Так неприятно, ждать завтрака, когда знаешь, что ты сам будешь главным блюдом. Точнее, одним из трех главных блюд… Тьфу-ты, дурацкие мысли лезут в голову!
Стена, на месте прохода, через который мы недавно вбежали, зловеще мигнула красноватыми вспышками. А Ленка опять задолдонила свое мрачное:
– Угроза проникновения агрессивного биологического объекта!
Оно не унималось. После долгого одиночества, оно страстно желало попасть в нашу кампанию.
Что ж, если нет ничего другого – обойдемся мухобойками. Во всяком случае, эта тварь не раз поперхнётся во время предстоящего завтрака.
Но торопиться к столу тоже не хотелось. Крепко сжав рукоятки мухобоек, мы помчались к дальнему выходу из зала.
В коридоре было пусто. Пока что, оно было занято дверью. И значит наше бренное существование продлевалось.
– Что делать будем? – хмуро вздохнул Васька, – У кого нибудь есть свежие мысли?
– Может попробуем с ним поговорить? – насупился Димыч, – Оно явно разумное. И кстати, вполне сносно понимает русский язык…
– Да. Небось, прежние хозяева научили, – скривился Лубенчиков, – Собирались сбросить его на Москву. Вместо нейтронной бомбы.
– А вдруг удастся с ним поладить? Объясним, как нехорошо есть братьев по разуму…
– Ага, – кивнул Лубенчиков, – Вот иди сам и объясняй.
Капустин кашлянул и почесал нос рукояткой мухобойки:
– Боюсь, что у меня не хватит педагогического таланта.
– Макаренко недоделанный, – буркнул Васька.
– Надо спрятаться, – предложил я, – В какой-нибудь из отсеков.
– И что это даст? – пожал плечами Лубенчиков.
– Ну, по крайней мере оно не сразу нас найдет.
– Ага, походит по «тарелке» туда-сюда, как раз нагуляет аппетит… – вставил Дима.
– Ты-то что предлагаешь? – огрызнулся я, – Вести с ним беседы о вкусной и здоровой пище?
– Ребята, а я знаю, где оно нас не достанет! – вдруг просиял Васька.
– Где, в космосе что ли?
– Раскиньте мозгами остолопы! На корабле есть только одно такое место!
Мы с Димычем переглянулись: а ведь и Васька иногда высказывает здравые мысли!
В следующую секунду мы уже мчались в сторону Отсека Полной Изоляции.
А еще через несколько секунд застыли как вкопанные. Румяный симпатичный малыш вышел из-за поворота коридора, как раз между нами и Отсеком, и приветливо помахал рукой:
– Давайте знакомиться! Давайте дружить!
Он был весь сплошное обаяние, способное растопить даже самую черствую душу. Например, душу какого-нибудь детского писателя. Но мы детских книжек не писали, поэтому начали тихо пятиться назад.
Малыш улыбнулся, очень широко, так что даже голова его стала раза в полтора больше. Тонким голоском нежно пропел:
– Я люблю живую органику! Сильно-сильно люблю!
И двинулся в нашу сторону, попутно увеличиваясь в размерах. Должно быть наша кормежка пошла ему впрок.
– Не спеши, малыш, – ласковым, хотя и дрожащим голосом, начал Димыч, продолжая отступать по коридору, – Давай сначала поговорим.
– Давай! – обрадовался мальчуган.
– Ты ведь разумное существо…
– Да, – кивнул «ребёнок», – Я очень люблю разумных существ.
Он уже вырос раза в два, правда слегка непропорционально: огромная голова все еще держалась на тонкой детской шейке.
– Ты ведь не сделаешь нам ничего плохого? – с робкой надеждой поинтересовался Димыч.
– Я не сделаю ничего плохого, – подтвердил мальчуган.
– Вот и хорошо, – обрадовался Капустин, – Чувствую, что мы подружимся…
– Мы познакомимся и подружимся, – закивал малыш, – Наши разумы будут вместе.
Димыч торжествующе подмигнул мне и Ваське: «Видите, а вы боялись! Всегда можно договориться!»
– Наши разумы будут вместе, – улыбнулось оно и уточнило ангельским тоном, – А вашу живую органику мы используем для своих оболочек.
Капустин поперхнулся, стремительно бледнея и торопливо отступил назад. Расставаться с собственной, можно сказать родной, органикой ради какого-то единения разумов – очень сомнительная затея. В этом мы трое были единодушны.
С другой стороны, всё запросто могло произойти и без нашего желания.
Предчувствуя это, Васька выронил мухобойку и зачем-то стал рыться в карманах. Что он там хочет найти? Парочку гранат Ф-1? Не знаю, хватило бы этого или нет. Полное взаимопонимание иногда требует очень весомых аргументов.
– Я всегда использую живую органику для оболочек. Это очень хорошо, – продолжал малыш с таким выражением, словно рассказывал стихотворение на детском утреннике, – Если у меня будут хорошие оболочки, я смогу принимать любую форму.
И, в доказательство, немедленно превратился в здоровенную, больше двух метров ростом, карикатурную копию Димыча.
– Не похож, – продолжая отступать, хмуро заметил Капустин. Судя по голосу, желания общаться с братьями по разуму у него заметно поубавилось.
– Не надо бояться, – с легкой укоризной сказало существо. Вернулось к первоначальному облику ребенка-переростка и сделало пару шагов в нашу сторону.
– Это будет хорошо и приятно… – добавило оно почти тем же тоном, с каким во времена перестройки рассказывали о приватизации молодые реформаторы. В общем, и до самой тупой органики должно было дойти, насколько приятная процедура нас ждёт.
– Малыш, ты зря торопишься, – заискивающе улыбнулся я. И махнул товарищам рукой: дескать, сваливайте, пока я ему зубы заговариваю!
– Разве вы не хотите познать новые ощущения? – искренне удивилось существо, – Это так прекрасно, освободиться от старых оболочек…
– Заманчивое предложение, – засмеялся я чуть фальшиво, – Мы его обязательно рассмотрим.
И торопливой скороговоркой продолжил: