Звезды в кармане Кулагин Олег

Я кашлянул:

– Вполне возможно, кое-кто успел побывать здесь… до нас.

– Ага, – согласился Васька, – Тогда от осьминогов мало что осталось.

– В лучшем случае. В худшем – «любители» моллюсков еще шатаются где-то поблизости. Будет сложно наладить с ними отношения. Кажется, у Ленки нет инструмента, способного проделывать в звездолетах такие же дырки.

– Не каркай! – поморщился Лубенчиков.

Ух ты, какой суеверный! А футболить, почем зря, инопланетные артефакты – разве, не дурная примета?

Минуты тянулись отвратительно долго.

Спустя еще один час, мы сильно поумнели. Окончательно осознали, как это неразумно с бухты-барахты лезть на чужой корабль. Помощи не было. И главное, не было ни малейших признаков, что кто-то пытается пробиться к нам на выручку.

За это время мы успели припомнить все, хотя бы отдаленно, похожие ситуации из книжек и фильмов. Но так и не смогли определиться – светит нам что-то хорошее или нет. Выходило где-то «пятьдесят на пятьдесят».

Если только книжки не врут.

Первым лопнуло терпение у Лубенчикова. Он добрался до внешней стены и врубил резак на полную мощность.

– Стена слишком толстая, – заметил я, – Это еще труднее, чем сделать дырку в колонне.

– Зато искажения меньше, – объяснил Васька.

Я повис рядом, включил инструмент и понял, что Лубенчиков выдает желаемое за действительное. Вместо сфокусированного луча – такое же бледноватое длинное пламя. Просто Ваське надоело сидеть без дела, ожидая неизвестности.

Ну и ладно. Хоть что-то похожее на осмысленную деятельность. Даже, если мы без толку посадим энергоэлементы, хуже не будет.

Всё и так, хуже некуда.

Спустя минут сорок у Васьки выдохся очередной энергоэлемент. Остался последний. У меня – на один больше. На стене красовался результат наших титанических усилий – едва намеченный контур отверстия. Углубиться в металл удалось максимум на два-три миллиметра. Если толщина стен здесь такая же, как в районе пробоины, оставалось ещё каких-нибудь сто двадцать миллиметров.

Васька перезарядил резак и тоскливо поморщился:

– Надоело. Чувствую, себя килькой в банке. Килькой у которой вот-вот закончится срок годности.

Он взглянул на люминисцентный циферблат часов, неумолимо просвечивавший сквозь скафандр.

– До момента «П» осталось чуть больше шести часов.

– Почему это «П»? – не сообразил я.

– Догадайся с трех раз.

– А-а… Действительно. Полный «П».

Васька отпустил опору и медленно поплыл в сторону восьмигранника.

– В принципе, если б здесь был кислород… я может не так бы переживал…

– По-моему он здесь есть, – указал я на кое-где запорошенные инеем стены.

– Не впечатляет, – констатировал Лубенчиков, – Маловато.

– Даже, если б было больше – врядли помогло, – сказал я, выпуская поручень и проплывая вслед Ваське.

– Почему?

– Ты умеешь дышать твердым кислородом?

– Ну… можно разогреть.

– А ты умеешь дышать жидким? Это тебе не суп подогревать! Здесь почти абсолютный нуль – минус двести семьдесят три. И огромная масса. Всей нашей энергии – и в костюмах, в резаках – не хватит, чтобы повысить температуру хотя б на десяток градусов. Да и давление… Я бы сказал, что давление здесь низковатое…

– Плохо быть таким умным, – вздохнул Лубенчиков, – Дуракам всегда есть на что надеяться.

Он покосился на вспыхиваший искрами, вращающийся восьмигранник и процедил сквозь зубы:

– Чертов металлолом!

Я невесело хмыкнул:

– Ну, это ты загнул. Из-за металлолома – не пришлось бы здесь торчать…

Последовала пауза. Мы переглянулись. Похоже, нас осенила одна и та же мысль.

– Попробуем? – спросил Васька.

Я облизал губы. Часа четыре уже прошло. За это время Ленка обязательно что-нибудь сделала бы. Если бы могла. А судя по тому, как работают в искаженном пространстве резаки – надеяться не стоит.

Пока функционирует этот чёртов гипергенератор…

– Можно попытаться, – еще сомневаясь, кивнул я. И вдруг вспомнил яркую картинку из голливудского фильма – разорванные скафандры и взрывающиеся в космическом вакууме тела космонавтов. Когда наступит момент «П» и наши костюмчики самораспадутся, зрелище будет впечатляющее…

Я поежился и добавил куда увереннее:

– Надо попробовать!

Для начала, мы снова внимательно осмотрели восьмигранник. Совершенная гладкая, однородная металлическая поверхность, без малейших намеков на выключатель. Никаких проводов, никакого внешнего энергоснабжения.

Что ж. Выбора не оставалось. Если техника не понимает по-хорошему, к технике применяют грубую физическую силу.

Следуя этому принципу, кое-как мы отпилили длинный кусок трубы. К счастью, он торчал на таком расстоянии от стены, что наш инструмент еще можно было использовать.

Запустили отпиленной трубой в восьмигранник и быстро нырнули за обломки оборудования.

Ничего не произошло. Мы выглянули из укрытия. Труба плавала рядом с гипергенератором. Слегка обнаглев, мы нарезали из имевшегося металла еще штук семь кусков поменьше. Васька притащил назад плававшую среди отсека трубу и начал тренироваться в космической лапте (или бейсболе?). Один раз он промазал, но остальные удары достигли цели.

Без особых последствий. Лишь голубоватые искры на поверхности восьмигранника стали вспыхивать ярче, да чуть ускорилось вращение.

– Не идет дело… – вздохнул Васька, – Может опять попробовать ногой? Может эти гипергенераторы только так и выключают?

– Погоди, – отмахнулся я, – Твоя нога – наш стратегический резерв. А пока…

Я подплыл к восьмиграннику и нажал спусковую кнопку резака. Тонкий луч бил здесь в полную мощность, так что меня отнесло к стене. Васька немедленно принял эстафету. Причем так рьяно, что минут через пять у него сел последний энергоэлемент.

Я продолжил один и, с радостью, отметил, что торцевая поверхность восьмигранника начинает деформироваться под моим лучом.

– Лёха! – вдруг выпалил Лубенчиков.

– Чего?

– Посмотри!

Я проследил куда указывает трясущаяся васькина рука и оцепенел.

Теперь мы были не в центре шара, а посредине трубы. Уходившей в бесконечность – вверху над головой и внизу под ногами. А еще в этой бесконечности, было бесконечное число вращающихся восьмигранников и возле каждого – пара фигур с глупо вытаращенными глазами. Где-то там, в невообразимой дали, и фигурки и восьмигранники сливались в едва различимые точки.

– Похоже на мираж, – успокоил я Лубенчикова и помахал рукой. Половина фигурок начала повторять движение. Правда, с некоторым отставанием. Чем дальше от меня, тем с большей задержкой. Крохотные двойники, метров за сто вверх и вниз, даже спустя минуту еще и не думали двигаться.

– Странноватый мираж. Но, по крайней мере, уже что-то происходит, – с оптимизмом заметил я. И продолжил дело.

Васька посильнее оттолкнулся и полетел вверх. Любопытно ему.

Тем временем, поверхность гипергенератора начала ярко светиться под лучом моего резака. Раньше я старался бы оказаться как можно дальше от порождения чужого разума. Но сейчас мне уже было наплевать. Я таки добью, добью эту проклятую штуковину! Древнему египтянину вполне по силам угробить «жигуленок», значит и у меня должно получиться!

– Ни хрена себе! – заорал Лубенчиков, прилетая назад.

Я вздрогнул. Откуда-то появилось эхо. Только какое-то странное:

– Ни фига себе!

– Охренеть!

– Обалдеть!

– Полный отпад!

И что-то еще, неразличимое в сплошном гуле одинаковых васькиных голосов.

Я повернул голову.

– Лёха! – вполголоса пробормотал Лубенчиков, – Это не отражения, понимаешь. Они все настоящие!

Я посмотрел вверх и вниз. Замахал рукой. Никто из моих двойников и не думал повторять. А ближайший сверху покрутил пальцем у виска.

Ой! Впору припоминать советы знакомого санитара. Я закрыл глаза и затряс головой.

– Ты чего? – обеспокоился Лубенчиков.

– Васька, по-моему этот сверху прав, – выдавил я, проглатывая комок в горле, – По моему, у нас крыша съехала.

– Никуда она не съехала! – возмутился он, – Дальше, чем есть, съезжать некуда!

И погрозил вверх кулаком. В ответ, его двойник согнул руку в локте, показывая неприличный жест.

– Придурок!

– Сам придурок!

– Я тебе репу начищу!

– А я тебя по стенке размажу! Легче будет закрасить, чем отодрать!

– Да заткнитесь вы все! – вежливо предложил я.

Остальные Лёхи закивали, выражая полную солидарность.

– Что предлагаешь? – хмуро поинтересовался ближайший ко мне Васька.

– Продолжать, что ж еще?! – буркнул я, снова врубая инструмент на полную мощность. Если удастся угробить гипергенератор, всё само собой должно стать на место. По-крайней мере, хочется в это верить. Ни я, ни Вселенная не выдержат Лубенчиковых в количестве больше одного!

Восьмигранник вращался всё быстрее, словно подпитываясь энергией от моего резака. Продолжая работать, я скосил глаза на Ваську и поинтересовался:

– Что делают остальные?

Он пожал плечами:

– То же самое. Лёхи работают, а эти идиоты торчат рядом и глазеют друг на друга.

Какая самокритичность!

Поверхность гипергенератора дрожала и выгибалась под моим лучом, словно пытаясь избавиться от обжигающего прикосновения плазмы. Похоже, штуковина готова была капитулировать. Но, когда я уже поверил в успех, у меня сел последний энергоэлемент.

И тогда я сделал то, что, наверное, не должен был. Схватил болтавшийся рядом кусок трубы и с размаху ударил по восьмиграннику.

Труба прошла насквозь!

Не веря своим глазам, я ударил еще, и еще… По граням гипергенератора бежала рябь, словно я бил по жидкости, а не по поверхности металла, сохранявшей геометрически четкие очертания. Труба проходила, словно через какую-то вязкую, но податливую массу.

– Дьявольщина…

– Лёха! – сдавленно забормотал рядом неузнаваемый голос, – Лёха, мы опять меняемся! Всё меняется!

Я оглянулся и едва не сплюнул в сердцах:

– Ну и рожа у тебя, Лубенчиков!

– Ты своей не видел!

И вправду, хотя собственного лица я видеть не мог, то что можно было разглядеть, меня не радовало. Руки еще так себе, но ноги… Одна – тонкая, словно у страуса, рахитично изогнутая. Вторая – напоминала конечность слона-инвалида, которую где-то в африканских саваннах злобные браконьеры переехали на танке.

Окружающая действительность тоже не лучше.

Даже Сальватор Дали окончательно свихнулся бы от таких сильных впечатлений, а Джим Моррисон немедленно умер от передозировки. Узнать здесь первоначальный замысел создателей корабля-цилиндра было уже совершенно невозможно.

Фантасмагория кривых поверхностей, невообразимо пересекавшихся под невообразимыми углами и где-то, отдельными вкраплениями среди этого буйства материи – высокохудожественно-уродливые фигурки наших двойников. Которые, впрочем, перестали быть двойниками, приобретя под рукой неизвестного мастера такие яркие черты индивидуальности, что волосы вставали дыбом!

– Лёха, может мы слегка погорячились? – спросил дрожащим хриплым басом монстр-Лубенчиков.

– Теперь, уж точно, отступать некуда! – вздохнул я и начал помешивать обрезком трубы внутри восьмигранника, словно в кастрюльке с пригорающей кашей.

Васька схватил кошмарными куцефалками один из вырезанных раньше кусков труб, и последовал моему примеру. Голубоватые искры всё гуще, всё более угрожающе змеились на поверхности гипергенератора, но мы не останавливались.

С каждой секундой двигаться было труднее, словно само пространство загустевало в желе.

– Врешь, не возьмешь! – утробно ревело чудище, ничем уже не напоминавшее прежнего Лубенчикова.

– Не возьмешь, – шептал я, словно заклинание, – Не возьмешь… не возьмешь…

Каждый вдох и выдох теперь требовали усилий, будто и воздух в наших скафандрах начинал превращаться в почти ощутимо вязкую субстанцию. Но я не останавливался. Судорожно хватая отяжелелый воздух, я поднимал глаза и видел, как сотни наших товарищей по несчастью тоже не прекращают орудовать кривыми кусками металла, доводя до неистовства сотни сверкающих восьмигранников.

Мы с Васькой не одни. И пусть пространство обрушится, распадется на хаос виртуальных частиц, но мы не сдадимся. В конце концов, лучше рассыпаться на виртуальные частицы, чем жить с такой душераздирающе кошмарной рожей, как у ближайшего ко мне Лубенчикова.

И пространство действительно не выдержало. Завращалось, постепенно захватывая нас, словно мух в тарелке с медом. Всё быстрее и быстрее. До головокружения, до темной мути перед глазами… А потом взорвалось вспышкой разноцветного, ослепляющего пламени.