Глубина в небе Виндж Вернор
– Только, Эзр… в общем, Фам хочет потом с тобой поговорить.
– Ладно, ладно! – Но он уже не слушал. И почти сразу оказался в групповом зале. Часть его была еще открыта, и даже десять-пятнадцать кресел были заняты, и люди сидели тесными кружками и разговаривали. К нему повернулись головы, в глазах было любопытство, ранее невозможное. Были лица испуганные, были печальные, с потерянным выражением, как у Ханте Вена после де-фокусировки. Освобожденным эмергентам не к кому было возвращаться. Они проснулись свободными, но отделенные от всего знакомого световыми годами и целой жизнью.
Эзр смущенно улыбнулся и проскользнул мимо них. Для нас с Триксией все вышло хорошо, но этим потерянным надо обязательно помочь.
Дальняя сторона комнаты была поделена на ячейки. Эзр летел мимо открытых дверей, останавливался перед закрытыми прочитать таблички. И вот… «ТРИКСИЯ БОНСОЛ». Кончился вдруг этот бег очертя голову, и Эзр заметил свой рабочий комбинезон и растрепанные волосы. Как зипхед какой-то, забыл все, кроме своего фокуса.
Он кое-как пригладил волосы… и постучал по легкому пластику.
– Войдите!
– …Триксия, привет!
Она плавала в гамаке, не слишком отличающемся от обычной кровати. Медицинские приборы кружились вокруг ее головы легкой дымкой. Это неважно, этого Эзр ожидал. Анне окружала пациентов приборами, собирая данные для руководства де-фокусировкой, а потом для слежения в целях предупреждения ударов и инфекций.
Очень трудно в такой ситуации так обнять человека, как хотел Эзр Винж. Он подплыл поближе, глядя в лицо Триксии, утопая в нем. Триксия глядела на него – не мимо, не тем взглядом нетерпения, как когда он загораживал ей данные – но прямо ему в глаза. И на губах ее играла слабая улыбка.
– Эзр!
И она оказалась в его объятиях, руки ее потянулись к нему. Губы оказались мягкие и теплые. Он секунду подержал ее, бережно обнимая в гамаке. Потом отвел голову, тщательно обходя медицинские приборы.
– Сколько раз я боялся, что это никогда не вернется! Ты помнишь, сколько раз… – в буквальном смысле годы жизни, – сидел я с тобой в этой твоей проклятой клетке?
– Да. Ты страдал больше, чем я. Для меня это было вроде сна, когда время идет как хочет. Все, что вне Фокуса, видится размыто. Я слышала твои слова, но они не имели значения.
Рука ее поднялась и погладила его по шее, мягко и нежно, как бывало, когда они были вместе по-настоящему.
Эзр улыбнулся. Мы разговариваем. По-настоящему. Наконец.
– А теперь ты вернулась, и мы снова можем начать жить. У меня столько планов! Я много лет их обдумывал – что будем делать, если удастся уничтожить Нау и спасти тебя. После всех смертей наша экспедиция обернулась таким сокровищем, какого мы себе и представить не могли. – Великий клад – великий риск. Но риск был принят, жертвы принесены, и теперь… – С нашей долей прибыли от экспедиции мы можем делать все, что захотим. Можем основать свою Великую Семью!
Винж. 23.7, Винж-Бонсол, Бонсол 1 – как угодно, неважно. Это будет их Семья.
Триксия улыбалась, но в ее глазах появился намек на слезы. Она покачала головой:
– Эзр, я не…
– Я знаю, что ты хочешь сказать, Триксия, – перебил он. – Ты не хочешь Семьи – не надо. – За годы под игом Томаса Нау было много времени все продумать и понять, какие жертвы – вовсе и не жертвы. Он глубоко вздохнул и сказал: – Триксия, даже если ты хочешь вернуться на Триленд… я тоже хочу пойти с тобой, оставить Кенг Хо. – Семье это не понравится, он уже больше не младший наследник. Эта экспедиция баснословно обогатит семью Винж. 23, но… он знал, что вряд ли в этом заслуга Эзра Винжа. – Ты можешь быть кем хочешь, и мы все равно можем быть вместе.
Он придвинулся ближе, но на этот раз она мягко его отодвинула.
– Нет, Эзр, не в этом дело. Мы с тобой на многие годы старше. Я… очень, очень много времени прошло с тех пор, как мы были вместе.
Голос Эзра сорвался на писк:
– Это для меня были годы! А для тебя? Ты же сказала, что это было как во сне, где время не имеет значения?
– Не совсем так. По некоторым вещам, тем, которые были в центре моего Фокуса, я, наверное, помню время лучше тебя.
– Но…
Она подняла руку, и он замолчал.
– Мне было легче, чем тебе. Я была фокусирована, и еще кое-что, хотя я никогда сознательно этого не понимала и – слава Создателю – Томас Нау и Брюгель не понимали тоже. У меня был мир, куда я могла бежать, мир, который я строила из своих переводов.
Невольно вырвались слова:
– Я-то думал! Там столько было вроде как из фэнтэзи про Темные Века! Значит… это все была выдумка, а не реальные пауки?
– Нет. Все это было ближе всего к тому, насколько может человеческий разум стать на точку зрения пауков. И если внимательно читать, ты заметишь намеки, где нарушается буквальная правда… Я думал, ты догадался, Эзр. Арахна была моим убежищем. Я была переводчиком, и все, что касается жизни паука, было в моем Фокусе. Нас грызло знание о том, что значит быть свободным пауком. И когда милый Шерканер это понял, хотя вначале он считал нас машинами, вдруг оказалось, что этот мир нас тоже принял.
Это как раз и свергло Нау и спасло всех, но…
– Но ведь теперь ты вернулась, Триксия. Кошмара больше нет. Мы можем быть вместе, и лучше, чем нам думалось!
Она снова тихо покачала головой:
– Как ты не понимаешь, Эзр? Мы оба переменились, и я больше, чем ты, хоть я и была… – она подыскивала слово, – …хоть я и была «заколдована». Понимаешь? Я все помню, что ты мне говорил. Но, Эзр, все теперь поменялось. Я и пауки – у нас есть будущее…
Он попытался говорить ровным убедительным тоном, но даже в его собственных ушах слова прозвучали наполовину паническими. Боже милостивый Всей Торговли, я не могу снова ее потерять!
– Я знаю. Ты все еще идентифицируешь себя с пауками. Мы для тебя инопланетяне.
Она коснулась его плеча:
– Немножко. На первых стадиях де-фокусировки это было как вход в кошмар, а не выход из него. Я знаю, как выглядят люди для арахниан. Бледные, мягкие, как личинки. Существуют похожие вредители и съедобные животные. Но мы для них не так ужасны на вид, как они для нас. – Она подняла на него глаза и на миг улыбнулась. – Очень умилительно, как вы должны поворачивать голову, чтобы смотреть. Вы не понимаете, но любого арахнианина с отцовской шерстью на спине, да и большинство женщин при близком разговоре это очаровывает.
Как в тех снах на планете. В своем сознании Триксия еще считала себя частично пауком.
– Послушай, Триксия. Я буду приходить каждый день, и это изменится. Ты это преодолеешь.
– Эзр, Эзр! – ее слезы теперь плавали между ними в воздухе, но она плакала о нем, а не о себе и не о них двоих. – Это же то, кем я хочу быть – переводчиком, мостом между вами и моей новой Семьей.
Мостом. Она не вышла из Фокуса! Анне и Фам как-то заморозили ее на полдороги между Фокусом и свободой. Осознание это было как кулак под ложечку… приступ тошноты и вслед за ним волна гнева.
Анне он поймал в ее новом кабинете.
– Анне, доделай работу! Триксия все еще под властью гнили!
Лицо Рейнольт было еще бледнее обычного. Он внезапно догадался, что она ждала его.
– Эзр, ты знаешь, что вирус мы уничтожить не можем. Можем его отстроить, сделать дремлющим – да, но…
Голос звучал почти просительно, совсем не так, как у Анне Рейнольт прошлых времен.
– Анне, ты знаешь, о чем я говорю. Она все еще в Фокусе. Она зафиксирована на пауках, на ее фокусированном задании.
Анне молчала. Она знала.
– Верни ее назад, Анне!
Анне скривила губы, будто подавляя физическую боль.
– Слишком глубокие структуры. Она потеряет все накопленные знания, почти наверняка – свой талант к языкам. Она будет как Ханте Вен.
– Но она будет свободна! И сможет научиться новому – как тот же Ханте Вен.
– Я понимаю. До вчерашнего дня я думала, что мы сможем это сделать. Мы пришли запустить последнюю реструктуризацию – но, Эзр, Триксия не хочет, чтобы мы шли дальше!
Это было уже слишком, и Эзр внезапно заорал:
– Черт побери, а чего же ты ждала? Она же в Фокусе! – Он сбросил громкость, но слова были напряженными, как смертельная угроза. – Я знаю. Вам с Фамом все еще нужны рабы, особенно такие, как Триксия. Вы никогда и не собирались ее отпускать!
Глаза Рейнольт расширились, лицо вспыхнуло ярко-красным. Такой никто никогда ее не видел, хотя именно этот оттенок появлялся в лице Ритцера Брюгеля, когда на него накатывала ярость. Она открыла и закрыла рот, но ничего не сказала.
Громкий глухой стук в стену кабинета – кто-то летел в адской спешке. В следующее мгновенье в кабинете появился Фам.
– Анне, прошу тебя, давай я здесь разберусь.
Он сказал это очень кротко, и Анне через секунду сделала судорожный вдох и кивнула, кажется, закашлявшись. Над столом она проплыла, не сказав ни слова, но Эзр видел, как сильно она стиснула руку Фама.
Фам осторожно закрыл за ней дверь. Когда он повернулся к Эзру, выражение его лица кротким не было. Он ткнул пальцем на кресло перед столом Анне.
– А ну-ка сядь.
Что-то было в его голосе, от чего ярость Эзра замерзла, а сам он послушно сел.
Фам сел на той стороне стола. Секунду он просто смотрел на своего молодого собеседника. И это было странно. Фаму Нювену всегда была присуща внушительность, но вдруг показалось, что до этого момента он ее ни разу не включал полностью. И наконец Фам сказал:
– Пару лет назад ты меня заставил поговорить начистоту. Ты меня заставил понять, что я ошибался и что я должен перемениться.
Эзр ответил холодным взглядом:
– Кажется, мне это не удалось. – Ты все равно рабовладелец.
– Ошибаешься, сынок. Тебе удалось. Не так уж много людей могли меня переубедить. Даже Сура не могла. – Странная печаль проскользнула в этих словах, и на миг он замолчал. Потом: – Ты очень сильно обидел Анне, Эзр. Я думаю, придет день, когда ты захочешь за это извиниться.
– Ой, вряд ли! Вы двое так тщательно все рационализировали. А на самом деле де-фокусировка вам слишком дорого обойдется.
– Хм, здесь ты прав, она нам обходится дорого. Почти ценой хаоса. В системе эмергентов зипхеды поддерживали практически всю автоматику, и их работа неотделимо сливалась с работой настоящих машин. Хуже того, все обслуживающие программы флота составлялись фокусированными программистами, и у нас остались миллионы строк бессмысленного мусора. Еще не скоро мы сможем заставить работать старые системы… Но ведь ты знаешь, что Анне – Френкийский Орк, «чудовище» на всех алмазных фризах.
– Д-да.
– Тогда ты знаешь, что она готова умереть, лишь бы дать фокусированным свободу. Это было ее необсуждаемое требование ко мне, когда она вышла из Фокуса. Это смысл ее жизни. – Он остановился, глядя мимо Эзра. – Знаешь, что в Фокусе самое страшное? Даже не то, что это – эффективное рабство, хотя видит Бог, это делает его хуже любого злодейства. Нет, самое страшное – что спасители становятся вроде убийц, и жертву увечат второй раз. Даже Анне не понимала этого до конца, и теперь это рвет ее на части.
– Так значит, если они хотят быть рабами, пусть так и будет?
– Нет! Но фокусированный человек – все равно человек, не очень отличающийся от довольно редких типов, которые были во все времена. Если такой человек может жить своей жизнью, может высказывать свои желания – так в этот момент его уже надо слушать… Мы еще полдня назад считали, что у Триксии Бонсол все будет хорошо. Анне приняла меры против случайного разбегания гнили. Триксия не станет ни психотиком, ни маразматиком. Она избавлена от фиксации на преданности эмергентам. С ней можно разговаривать, убеждать. Но она решительно отказывается отдать более глубокие структуры. Понимание пауков – это центр ее жизни, и она хочет, чтобы так и было.
Они секунду оба молчали. Самое страшное, что слова Фама могли быть правдивыми. Может быть, они даже не были самообманом. Может быть, разговор шел просто об одной из трагедий жизни. Если так, то зло, порожденное Томасом Нау, будет преследовать Эзра весь остаток его жизни. Боже мой, это тяжко! И хотя в кабинете Рейнольт было светло, ему вспомнилась темнота в парке базы Кенг Хо сразу после убийства Джимми. Фам тогда тоже был с ним и дал ему утешение, которого Эзр не мог понять. Он вытер лицо тыльной стороной ладони.
– Ладно. Значит, Триксия свободна. Значит, она свободна и измениться в будущем.
– Да, конечно. Человеческая натура всегда богаче любого анализа.
– Я ждал ее половину жизни. Сколько понадобится, столько я и буду ее ждать.
Фам вздохнул:
– Я боялся, что ты это скажешь.
– А?
– Ты один из самых преданных людей на свете. И у тебя талант работы с людьми. Ты больше всех сделал для выживания Кенг Хо под гнетом Нау.
– Нет! Я никогда не мог ему противостоять. Все, что я мог – обходить острые углы, пытаться сделать жизнь не такой страшной. И все равно люди погибали. Я был бесхребетен, административно бездарен, я был просто идиотом, которым пользовался Нау, чтобы держать людей получше под контролем.
Фам качал головой:
– Ты был единственным, с кем я вступил в заговор, Эзр. – Он резко остановился и усмехнулся: – Конечно, частично потому, что у тебя хватило ума догадаться, кто я. Ты не согнулся и не сломался. Ты даже меня за цепь дернул… Ты знаешь, куда мне пришлось вернуться.
Эзр поднял глаза:
– И что?
– Я видал много умелых ребят. – Кривая усмешка. – Мы с Сурой основали много Великих Семей в этом краю космоса Кенг Хо. Но ты лучше других, Эзр Винж. Я горжусь родством с тобой.
– Хм…
Эзр не думал, что Фам стал бы лгать о таких вещах, но его слова были слишком… необычны, чтобы быть правдой.
Но собеседник еще не кончил:
– Но в твоих достоинствах есть и минусы. У тебя хватило терпения играть роль в течение сотен мегасекунд. Ты держался своей цели, где многие другие бы начали совсем новую жизнь. Теперь ты говоришь, что будешь ждать Триксию, сколько бы ни пришлось. И я верю, что ты действительно будешь ждать… вечно. Эзр, ты думал когда-нибудь, что для Фокуса не всегда нужна мозговая гниль? Некоторые люди могут фиксироваться сами по себе. У них настолько сильная воля – или такой негибкий ум – что они могут исключить все, кроме центра фиксации. Тебе это было нужно многие годы под гнетом Нау и Брюгеля. Это то, что спасло тебя и помогло выжить людям Кенг Хо. Но теперь – думай, определи проблему. Не выбрасывай жизнь на помойку.
Эзр вспомнил слова эмергентов, что общество всегда держалось на людях, «не имеющих жизни». Но…
– Триксия Бонсол – это цель, которая того стоит, Фам.
– Согласен. Но ты говоришь об очень высокой цене – ждать всю жизнь того, что может и не случиться. – Он остановился, склонил голову набок. – Просто стыд и срам, что ты не поражен вирусом эмергентов: это было бы куда легче снять! Ты настолько зафиксирован на Триксии, что не видишь, что творится вокруг, не видишь людей, которым делаешь больно или человека, который, быть может, тебя любит.
– Да? Кого?
– Думай, Эзр. Кто организовал систему стабилизации скал? Кто убедил Нау ослабить цепь? Кто сделал возможными бар Бенни и фермы Гонле? И сделал все это несмотря на повторные мозгочистки? Кто спас твою задницу в финальной стычке?
– Ой! – это слово прозвучало тихо и смущенно. – Чиви… Чиви хороший человек.
И тут в лице Фама показалась настоящая злость – впервые за все время после свержения Томаса Нау.
– Да очнись же ты, черт тебя побери!
– Я в том смысле, что она умница, и смелая, и…
– Да, да, да! Она на самом деле гений почти во всем. Я за свою жизнь только двух-трех таких видел.
– Я…
– Эзр, я не думаю, что ты эмоциональный кретин, или я бы вообще с тобой не разговаривал, и уж тем более о Чиви. Но очнись наконец! Ты должен был бы заметить это уже много лет назад, но ты слишком зациклился на Триксии и на собственных переживаниях вины. А теперь Чиви ждет тебя, но без особой надежды, потому что она настолько благородна, что не хочет мешать твоему ожиданию Триксии. Подумай о том, кем она стала, когда мы избавились от Нау.
– Она участвует во всем… кажется, я встречаю ее каждый день…
Он чуть не ахнул. Это было как де-фокусировка – увидеть совсем по-новому то, что видел все время. Да, это правда, он зависел от Чиви даже больше, чем от Фама или Анне. Но у Чиви были свои тяготы. Он помнил ее лицо, когда она встретила Флорию Перес. Он помнил ее улыбку, когда она радовалась, что у него все кончилось хорошо. Странно было чувствовать стыд за того, о ком ты мгновенье назад вообще не думал.
– Мне… мне очень жаль… я никогда не думал.
Фам откинулся в кресле.
– На это я и надеялся, Эзр. Ты и я – у нас одна проблема. Мы отлично разбираемся в великих принципах и хромаем в простых человеческих отношениях. Нам над этим надо поработать. Я тебя секунду назад хвалил, и это не было ложью. Но Чиви в самом деле чудо.
Эзр не мог ничего ответить. У него в душе шла полная перестановка мебели. Триксия, мечта всей его жизни, куда-то ускользала.
– Мне надо подумать.
– Так и сделай. Только поговори об этом с Чиви, ладно? Вы оба прячетесь за стенами. И оба удивитесь, что может получиться из прямого разговора.
Эта идея вспыхнула как новое солнце. Просто поговорить об этом с Чиви.
– Да. Я так и сделаю!
66
Прошло время, но Арахне еще долго предстояло остывать. Последние сухие бури еще метались в средних широтах, все подбираясь к экватору планеты.
У флаера не было ни крыльев, ни реактивных двигателей, ни ракет. Он опустился по баллистической дуге и снизил скорость перед мягкой посадкой на голые скалы плоскогорья.
Майор Виктория Лайтхилл похлопала по земле кончиками рук.
– Не повезло нам, что здесь нет снега. Следов не осталось. – Она махнула в сторону скалистого склона в нескольких дюжинах ярдов. Там был снег, забившийся в трещины, лежащий сейчас в тени ветра. Он призрачно-красноватым блестел на солнце. – А там, где снег есть, его всегда переносит ветер. Ты чувствуешь ветер?
Триксия Бонсол высунулась наружу. Слышно было, как он поет вокруг шлема.
– Посильнее тебя! – рассмеялась она. – Мне-то приходится стоять всего на двух ногах.
Они направились к склону. Триксия вывела звуковую связь с сетью на ноль. Здесь и сейчас ей хотелось испытать все самой, и чтобы ее не отрывали. Но гудение звука и дисплеи в верхних углах поля зрения все время держали ее в напряженном контакте с тем, что происходит в космосе и в Принстоне. В реальном мире за шлемом свет был разве что чуть ярче луны Триленда, и единственным движением было пересыпание поземки.
– Это наше самое вероятное предположение, где Шерканер покинул вертолет?
– Да, но здесь нет никаких его следов. Файлы журналов все смешались в кашу. Папа управлял вертолетом Рахнера по сети. Может быть, он шел куда-то в выбранное место. Скорее же он направлялся случайно в никуда.
Сейчас Триксия не слышала настоящего голоса Маленькой Виктории. Эти звуки транслировались и перерабатывались ее шлемом. Результатом была не человеческая речь и уж точно не голос паука, но Триксия понимала этот язык так же легко, как низский, и, слушая, могла одновременно смотреть и действовать руками.
– Но… – Триксия показала рукой на неровный пейзаж, – Шерканер казался мне рациональным, даже в самом конце, когда, казалось, все разваливается.
Она говорила на том промежуточном языке, который слушала. Процессор скафандра выполнял рутинную работу по сдвигу звуков в слышимый для Вики диапазон.
– Тяга к глубине иногда так проявляется, – сказала Виктория. – Он только что потерял маму. Нижнимор, Джейберта и их контрразведывательный центр только что из-под него вышибли.
Нижним краем обзора Триксия заметила, что у Вики подергиваются передние руки. Это был эквивалент поджатых губ у человека, преодолевающего душевную боль. Все годы Фокуса Триксия постоянно представляла себе разговор один на один на одном уровне. В невесомости более или менее так и было. Но на земле… человеческие тела расправляются вверх, а тела пауков в стороны. Если не держать постоянно вид вниз, она бы не замечала «выражений лица» – и хуже того, могла бы наступить на лучших друзей.
– Спасибо, что полетела со мной, Триксия. – Перепады промежуточного языка показали, что голос Вики дрожит. – Я здесь и в Зюйдвиле уже бывала, официально, с братьями и сестрой. Мы обещали друг другу, что на время это оставим, но… но я не могу, и быть здесь одна тоже не могу.
Триксия покачала рукой в жесте, означающем утешение и понимание.
– Я хотела сюда прилететь еще тогда, когда вышла из Фокуса. У меня такое чувство, будто я наконец стала личностью, а с тобой – как будто у меня есть семья.
Одна из свободных рук Вики приподнялась и потерла локоть Триксии.
– Для меня ты всегда была личностью. Я помню день, когда погибла Гокна, когда Генерал рассказала нам о тебе. Папа нам показал журналы, до самого того дня, когда ты впервые вышла с ним на контакт. Тогда он думал, что вы, переводчики, что-то вроде искусственных интеллектов. Но мне ты казалась личностью, и я думала, что ты очень любишь папу.
Триксия сделала жест улыбки.
– Милый Шерк был так уверен в существовании таких невозможных вещей, как ИИ. Для меня Фокус был вроде сна. Моим заданием было в совершенстве понять вас, пауков, а эмоции просто из этого вытекали. Побочный эффект, которого Томас Нау вообще не ожидал.
Осознание себя как личности в виде паука пришло постепенно, нарастая с каждым шагом вперед в постижении языка. Диспут на радио послужил поворотным пунктом, когда Триксия и Зинмин Броут полностью вжились в образы и приняли стороны в своем великолепном спектакле.
Ксопи, прости меня. Мы были фокусированы, а ты вдруг оказалась врагом. Когда мы стирали твои коды МДИ, мы не знали, что на самом деле тебя убиваем. Любой из нас мог оказаться переводчиком Пьетры, оказаться на твоем месте.
Это был тот момент, когда Триксия впервые по каналам связи открыла себя Шерканеру Андерхиллу.
Гладкий камень стал изломанным, переходя в склон холма. Здесь были пятна снежников и обрывы, бросающие тени в свете солнца и звезд. Виктория и Триксия перелезли через нижние скалы холма и вгляделись в эти тени. Это не был серьезный поиск, скорее акт почитания. Наблюдения с воздуха и с орбиты были выполнены много дней тому назад.
– Ты… ты думаешь, мы его когда-нибудь найдем, Виктория?
Почти все годы Фокуса Шерканер Андерхилл был для Триксии Бонсол центром вселенной. Она только смутно осознавала присутствие Анне Рейнольт или Эзра при сотнях его верных посещений, но Шерканер Андерхилл был реален. Она помнила старого коббера, который не мог обходиться без поводыря, чтобы не ходить по кругу. Как же он мог уйти?
Виктория ответила не сразу. Она была несколькими метрами выше по склону, заглядывая под нависший скальный карниз. Как вся ее раса, она куда лучше людей умела лазать по скалам.
– В конце концов да. Мы знаем, что на поверхности его нет. Может быть… я думаю, Моби могло посчастливиться найти дыру глубже нескольких ярдов. Но это еще не создает жизнеспособной глубины, папино тело быстро высохло бы до смерти. – Она вылезла из-под скалы. – Забавно. Когда План стал рассыпаться, я думала, что мы потеряли маму, но папу сможем спасти. Но сейчас… ты знаешь, что люди сняли новые эхограммы дна Зюйдвиля? Ракеты Братства разбили Зал Парламента и верхние уровни. Под ними – миллионы тонн переломанных скал – но есть и полости – то, что осталось от суперглубин южан. Если мама с Хранком добрались туда живыми…
Триксия нахмурилась: эти новости она видела.
– Но в докладе говорится, что там слишком опасно копать, что полости могут обрушиться.
А когда придет Новое Солнце, эти миллионы тонн камней наверняка упадут на глубины.
– Да, но у нас есть время все спланировать. Мы усовершенствуем землеройную технику людей. Может быть, мы сможем провести туннель за несколько миль, по-настоящему глубокий, а равновесие поддерживать кейворитом. И где-то перед Новым Солнцем узнаем, что в этих глубинах. И если мама с Хранком там, мы их спасем.
Они шли на север вокруг выступа склона. Даже если бы это был тот холм, где Шерканер покинул Тракта, они ушли довольно далеко от места, где мог тогда сесть Тракт. И все же Виктория вглядывалась в каждую тень.
Триксия не могла угнаться. Он выпрямилась и отвернулась от холма. Небо над северным горизонтом светилось, будто зарево над городом. И так это почти и было. Прежних ракетных полей не стало, но мир нашел для плоскогорья лучшее применение. Кейворитные шахты. Компании со всего бодрствующего мира бросились на их разработку. С орбиты были видны открытые карьеры, тянущиеся от бывших полигонов Братства на тысячи миль через пустыню. Миллион пауков был занят на этих шахтах. Даже если никогда не будет найден способ синтеза этого волшебного вещества, кейворит революционизирует космическую технику, частично компенсировав недостаток других небесных тел в этой солнечной системе.
Виктория, кажется, заметила, что Триксия не выдерживает темпа. Она нашла закругленный выступ скалы, защищенный от ветра, и устроилась на нем. Триксия села рядом, довольная, что они на одном уровне. Уходящая на юг равнина была покрыта сотнями холмиков, и каждый из них мог быть местом последнего покоя Шерканера. Но в светящемся небе из-за горизонта двигались вверх точечки света – антигравитационные буксиры выводили массы в космос. Во всех учебниках человеческой истории антигравитация определялась как одна из Несбыточных Грез. А здесь она работает.
Вики сидела молча. Человек, не знающий пауков, мог бы решить, что она спит. Но Триксия видела красноречивые движения пищевых рук и слышала непереведенное бормотание. С Вики часто такое бывало, часто ей приходилось затенять образ, который она проецировала своей группе, и Белге Андервиль, и пришельцам из космоса. Маленькая Виктория действовала отлично, по крайней мере не хуже, чем могла бы ее мать, в этом Триксия была уверена. Она организовала окончательный триумф Великой Контрразведки своих родителей. У себя на скорлупках Триксия видела дюжину вызовов, ожидающих ответа майора Лайтхилл. Час или два одиночества – больше Вики не могла в эти дни выкроить. Если не считать Брента, Триксия была единственным живым существом, знавшим, какие сомнения живут в душе Виктории Лайтхилл.
Мигающая ползла вверх по небу, перемещая тени по изрытой земле. В это самое теплое время Верхней Экватории на ближайшие двести лет Мигающая могла вызвать разве что слабое испарение льда.
– Я надеюсь на лучшее, Триксия. Генерал и папа – они были очень умны. Не может быть, чтобы они оба погибли. Но им – и мне – много пришлось сделать очень трудного. Те, кто верил нам, погибли.
– Это была война, Виктория. Против Пьетры, против эмергентов.
Это Триксия повторяла сама себе, вспоминая Ксопи Реюнг.
– Да. И уцелевшие процветают. Даже Рахнер Тракт. Он так и не вернулся на службу короля. Он чувствует, будто его подставили. Его и в самом деле подставили. Но он теперь там, с Джирлибом и Диди, – она ткнула рукой в сторону L1, – создает что-то вроде Кенг Хо пауков.
Она помолчала, потом вдруг резко хлопнула по скальному насесту. Триксия слышала, что голос ее сердит, будто отбивается от не высказанных обвинений.
– Черт возьми, мать была хорошим генералом! Я никогда не могла сделать того, что могла она – во мне слишком много от папы. И в ранние годы это помогало – его гений и ее умножали друг друга. Но скрывать контрразведку становилось с каждым годом труднее. Видеомантия – великолепное прикрытие, оно позволило нам завести аппаратуру вне сети и передавать потоки данных под самым хоботом у людей. Но одна ошибка, одна догадка со стороны людей – они бы могли убить нас всех. Это грызло матери сердце.
Ее пищевые руки бесцельно заметались, потом раздался сдавленный шипящий звук. Виктория рыдала.
– Я только надеюсь, что Хранкнеру она сказала. Он был нашим самым преданным другом. Он любил нас несмотря на то, что мы были для него извращением. Но мама просто не могла этого принять. Она слишком многого хотела от дяди Хранка, и когда он не смог измениться, она…
Триксия обняла ее рукой за середину спины – самое лучшее приближение к многорукому объятию, на которое способен человек.
– Ты знаешь, как сильно папа хотел рассказать Хранку о контрразведке. В последний раз в Принстоне мы с папой думали, что сможем это устроить, а мама примирится. Но нет, генерал была такая… не прощающая. Но под конец… в общем, она хотела, чтобы Хранк летел с ней в Зюйдвиль. Если она доверила ему это, ведь наверняка доверила и остальное. Правда ведь? Она должна была сказать ему, что все не напрасно.
Эпилог
Прошло семь лет…
У мира пауков была луна: груду скал L1 перевели на синхронную орбиту на широте Принстона. По стандартам большинства обитаемых миров лунишка была жалкая, еле видимая с поверхности. На высоте сорока тысяч километров кусок алмаза и льда слабо блестел в свете звезд и солнца. И все же она напоминала половине мира, что вселенная не такова, как они думали.
Впереди и позади груды скал тянулась цепочка крошечных звезд, бисерин, которые с каждым годом становились все ярче: обитаемые базы и фабрики пауков. Сначала это были самые примитивные конструкции, которые только видел космос, дешевые, перегруженные и перенаселенные, взлетевшие на крыльях кейворита. Но пауки учились хорошо и быстро…
Перед этим в Большой Арахнинской Базе прошли официальные обеды. Сам король поднялся на орбиту проводить отбывающий к Триленду флот. Он состоял из четырех звездолетов, подновленных промышленностью его империи и всего мира. И в экипаж флота входили не только люди Кенг Хо, трилендеры и бывшие эмергенты. На борт кораблей поднялись двести пауков под командованием Джирлиба Лайтхилла и Рахнера Тракта. На звездолетах установили первые усовершенствованные двигатели и новое анабиозное оборудование. Что еще важнее, звездолеты несли ключи к зашифрованному знанию, посланному ранее направленными лучами к Триленду и Канберре.
К этому отбытию в космос поднялись почти десять тысяч пауков, сам король на одном из первых всеарахнийских космических паромов, и «обед» растянулся больше чем на 300 Ксек. С этого времени в космосе возле Арахны пауков стало больше, чем людей.
Фама Нювена это вполне устраивало. Цивилизация Клиентов должна господствовать в пространстве около своей планеты. Черт побери, для Кенг Хо это было самой важной функцией туземцев – обеспечивать гавани, где можно ремонтировать и переоборудовать корабли, быть рынком, который делает путешествия между звездами прибыльными.
На этом втором отбытии Большая База была почти так же наводнена народом, как при отлете на Триленд, но сам обед был куда меньше – всего на десять-пятнадцать персон. Фам знал, что Эзр, Чиви, Триксия и Вики организовали все именно так, чтобы можно было говорить и слышать друг друга. Может быть, это последний раз, когда столь многие уцелевшие участники игры могут друг с другом увидеться.
Бальный зал Большой Арахнинской Базы был для вселенной чем-то новым. Пауки вышли в космос едва ли 200 Мсек тому назад, или семь своих лет. Бальный зал был первой попыткой величия в невесомости. До биоинженерии парков Кенг Хо они еще не доросли. На самом деле пауки в большинстве своем не понимали, что для космонавта живой парк – это и есть самый большой символ возможностей и силы в космосе. Вместо этого инженеры короля взяли неорганические конструкции Кенг Хо и попытались приспособить к невесомости собственные архитектурные традиции. Конечно, через столетие-другое они сами будут считать эти попытки смешными. Или же эти ошибки станут частью традиции.
Внешняя стена была мозаикой сотен прозрачных пластин, закрепленных в титановой сетке. Были пластины алмазные, были кварцевые, некоторые для глаз Фама были почти непрозрачными. Пауки предпочитали прямой вид. Видеообои и человеческая технология отображений не соответствовали их зрительному диапазону. Многогранная поверхность расходилась и образовывала пузырь диаметром пятьдесят метров. В основании его инженеры пауков заложили насыпь, поднимающуюся к обеденным столам у вершины. Склон по арахнианским меркам был пологим с широкими ступенями. С точки зрения людей это был крутой уступ с приставными лестницами. Но общий эффект – для людей или пауков – состоял в том, что где бы ты ни сидел, тебе была видна половина неба. Большая база была длинной конструкцией, стабилизированной приливным трением, и бальный зал находился в том конце, который выходил на Арахну. Для глядящего прямо вверх почти весь вид занимал мир пауков. Глядящему в сторону представлялся упорядоченный хаос скопления скал и людских баз, удлиняющийся с каждым годом. В другую сторону были видны Королевские Верфи. Издали Верфи казались неразличимым скоплением огней, то и дело полыхающих крохотными вспышками. Пауки строили орудия для строительства орудий. Еще год-другой, и они запустят собственный межзвездный корабль.
Анне и Фам прибыли точно в назначенное время – как бы ни был мал этот банкет, но хозяева определили формальности. Они восходили на возвышение ярус за ярусом, касаясь время от времени ступеней, направляясь к круглому столу наверху. Хозяева уже присутствовали – Триксия и Вики, Чиви и Эзр, и другие гости тоже уже собрались – и люди, и арахнианцы. Анне и Фаму полагалось прийти последними – гости Прощания.
Когда все уселись, служители-пауки вышли из основания возвышения, разнося паучьи и человеческие блюда. Обе расы могли есть вместе, хотя каждая находила еду другой более чем странной.
Закуски поглощались в традиционном для пауков молчании. Потом Триксия Бонсол поднялась со своего места среди пауков и произнесла речь такую же торжественную, как при отлете Джирлиба. Фам про себя застонал. Кроме Белги Андервиль, здесь все были близкими друзьями, и он знал, что эти формальности им нужны вряд ли больше, чем ему. Но сегодня было печально как-то больше, чем полагалось бы на простой отвальной. Он украдкой оглядел стол. Все так торжественно, люди в официальных костюмах для невесомости с покроем, сохраняющимся уже тысячу лет. Но вообще здесь вряд ли необходимо следовать дипломатическому протоколу. Андервиль, наверное, была здесь самой чопорной, но и она не особо соблюдала формальности. Теперь если слово возьмет еще кто-нибудь, так и весь обед может пройти без нормального разговора.
Так что когда Триксия закончила речь и села, Фам аккуратно опрокинул в воздух над столом пол-литра вина. Темно-красная жидкость закачалась – очень смущающее обстоятельство, и оно могло стать еще более смущающим, если на кого плеснет. Фам сунул в раскачивающуюся каплю палец и раскрутил. Клякса вытянулась, заплетаясь в косички под действием поверхностного натяжения. Фам теперь определенно привлек внимание всех, пауков даже больше, чем людей. Движением руки он отогнал служителя, поспешившего с вакуумной салфеткой. И ухмыльнулся своей аудитории:
– Правда, ловкий фокус?
Чиви наклонилась в его сторону:
– Еще ловчее он будет, если ты эту штуку чисто посадишь. – Она тоже ухмылялась. – Я-то знаю, моя дочка точно так же играет со своей едой.
– Это да. Ладно, я ее сохраню без распадения как можно дольше. – Его рука вернула вертящуюся косичку в форму колеблющейся сферы. Пока что он даже кружева манжет не запачкал. Чиви смотрела на него с напряженным профессиональным интересом. Примерно такой фокус она проделывала с миллиардом тонн скал. Фам не сомневался, что Кира Винж-Лизолет играет с едой, наверняка Чиви этого дьяволенка поощряет.
Он оставил красную каплю плавать над своим местом и махнул официантам, чтобы несли следующую перемену.
– Другие фокусы я покажу вам потом, вы только смотрите.
Виктория Лайтхилл чуть приподнялась на насесте. Ротовые руки смодулировали ее речь в грустное чириканье.
– Фокусы… долго не будет… шен.
По крайней мере это услышал Фам. Даже после столь долгого общения, даже с понижателями, которые делали все фонемы слышными – речь пауков была труднее любого человеческого языка. Сидящая рядом с Лайтхилл Триксия улыбнулась и дала свой перевод.
– Нам будет недоставать твоих фокусов, волшебник.
В голосе ее звучала та же печаль, что в словах паучихи. Черт возьми, они превратят отвальную в поминки!
Поэтому Фам весело улыбнулся и сделал вид, что не понял смысла.
– Да, уже меньше мегасекунды осталось, как мы с Анне улетим. – И возьмут с собой тысячу других – эмергентов, бывших фокусированных, даже кого-то из Кенг Хо. Три звездолета и тысяча экипажа. – Когда мы вернемся, пролетят уже два столетия. Но! В Кенг Хо всегда бывали долгие расставания. Я знаю, что у вас строятся корабли на верфях. – Он махнул рукой в сторону вспыхивающих огней позади Виктории Лайтхилл. – И многие из вас тоже отправятся странствовать. Очень возможно, что мы встретимся снова – и тогда у нас будет, что рассказать друг другу, как всегда бывает у Кенг Хо и всех вообще, кто странствует среди звезд.
Эзр Винж сидел и кивал:
– Да, мы обязательно встретимся, даже если не знаем сейчас когда, где и как. Но для многих из нас эта встреча – последняя.
Эзр не смотрел ему в глаза. В душе даже Эзр сомневается. Тот самый Эзр, который половину своей доли отдал им с Анне на подготовку.
Но Чиви положила Эзру руку на плечо.
– Я так скажу, что надо наметить ориентиры встреч, как делают Великие Семьи.
Время и место, и число прожитых жизней. Она поглядела на Анне и улыбнулась. Чиви теперь была не только инженером, но и матерью. Почти все время она казалась счастливей всех вокруг. Но Фам иногда видел тень на ее лице, быть может, когда она думала о своей матери, Кире-старшей. Чиви одобрила его поход на Балакрею. Черт побери, он был уверен, что она была бы на борту, если бы не Эзр, дети и тот новый мир, который она здесь создавала. Эзр много узнал об управлении людьми, тем более что сейчас он действительно был начальником флота для всех людей. Но гений Чиви был тем каркасом, на котором держался Эзр. Она была человеком, который всегда соображал, какую технологию пауки оценят выше всего. Если бы не те сделки, которые она провернула, верфь пауков так и осталась бы мечтой. Эзр всегда считал себя неудачником, младшим сыном. Интересно, понимают ли они с Чиви, что создают? У них теперь есть дети, и у Дзау и Риты тоже, и у многих других. Гонле и Бенни построили детский сад для малышей, где дети и кобберята вместе играли, пока их родители вместе работали. Совместное человеко-паучье предприятие росло к с каждым годом. Как когда-то Сура Винж, Эзр и Чиви сами много не летали, но этот край космоса Кенг Хо готовился к взрыву света, к рождению такого, что затмит Канберру и Намчен.
Взрыв света, да именно так!
– Да! Наметим ориентир! Следующее Новое Солнце – или на несколько мегасекунд позже, поскольку, как мне помнится, первое время после вспышки тут не очень приятно.
Примерно два столетия. Вполне совместимо с моими планами.
Читать бесплатно другие книги:
