(Не)нужная жена дракона Углицкая Алина
Дарг поклонился, пряча усмешку:
– Так и есть, ваша святость, – и бросил на блюдо золотую монету.
– Хм… – жрец погладил бороду. – Ну, раз так, думаю, господину Даберсону следует говорить именно с вами.
– О чем? – напряглась Нериль.
– А это вам лучше спросить у него.
Жрец коснулся лба Рейни и Ника и поплыл дальше. Нериль же недоуменно огляделась:
– Странно, не припомню, чтобы у господина Даберсона были ко мне вопросы, тем более те, которые нужно обсуждать с моим братом!
Жрец обошел толпу, высокие двустворчатые двери храма открылись, и народ рекой устремился туда.
– Госпожа Эрисса! – кто-то окликнул Нериль.
Женщина оглянулась. К ней, улыбаясь, спешила Флоранс – деревенская лавочница и главная сплетница.
Стрельнув глазками в сторону Ника, на которого уже посматривали местные кумушки, лавочница уставилась на Нериль.
– Ох, госпожа Эрисса, вы очень хорошо выглядите! Признавайтесь, это ваше новое мыло? То, в которое вы добавили козье молоко?
Нериль удивленно нахмурилась:
– Госпожа Флоранс, не понимаю, о чем вы…
– Ну как же! – лавочница всплеснула руками. – Вон, даже морщинка между бровей стала меньше. Да и вообще лицо посветлело. Или это вы в Антфурте купили какой-то чудодейственный крем?
Нериль совсем растерялась, не зная, что ответить наседавшей Флоранс. А тут и другие женщины подошли, окружили. Загалдели наперебой:
– Ах, вы так посвежели, госпожа Эрисса, у вас такой изумительный цвет лица! Поделитесь секретом!
Спас Ник. Протиснулся сквозь толпу, подхватил Нериль под локоть и улыбнулся деревенским кумушкам так лучезарно, как только мог:
– Дамы, это моя вина. Я взял на себя большую часть работы по хозяйству, так что моя сестра может позволить себе больше спать. Вот и весь секрет.
Женщины недоверчиво зашумели, но дарг втолкнул Нериль в молитвенный зал и потащил за руку вдоль лавок.
Рей уже занял им место возле амвона. Увидев мать, приподнялся и помахал рукой. Через минуту Нериль и Ник упали на лавку с двух сторон от него.
Вскоре и остальные прихожане расселись. Младшие жрецы встали у символа Двуликого – большого деревянного обода, прикрепленного к трем перекрещивающимся жердинам. Этот символ означал непрерывность жизни и смерти, света и тьмы, добра и зла – всего, что сочетал в себе двуликий бог Радус. В четыре руки они толкнули обод, и колесо закрутилось. Жрецы запели гимн двуликому богу. Паства с готовностью его подхватила.
Пели, пока колесо не перестало крутиться. Затем старший жрец откашлялся и начал читать с листа проповедь. Причем читал он из рук вон плохо: постоянно причмокивал губами и протирал очки, вследствие чего забывал, где прервался, и начинал с начала абзаца.
Рей крутился, выискивая в толпе других мальчишек, Нериль шикала на него, в зале кто-то уже храпел, кто-то тихо ругался, выясняя, кому принадлежит теленок, родившийся на меже, и сколько местный пьянчуга задолжал в кабачок.
– Похоже, народ не слишком обеспокоен, что Двуликий разгневается за такое неуважение, – хмыкнул Ник, обращаясь к Нериль.
Та возмущенно глянула на него.
Их взгляды столкнулись. И женщину охватило забытое чувство. Будто внутри появилось тепло: тягучее, сладкое. Оно влажно плеснулось, затуманивая разум, и растеклось по коже мурашками.
Вздрогнув, Нериль поспешно перевела взгляд на жреца и зашептала молитву.
Глава 7
Наконец с официальной частью было покончено, и народ начал поспешно покидать храм. Дома всех ждали дела: в своем хозяйстве нет выходных.
Нериль в сопровождении Ника и Рея тоже направилась к выходу. И почти нос к носу столкнулась с Бьернаром Даберсоном. Тот надел сегодня лучший костюм: песочного цвета штаны и дублет из тонкой шерсти, украшенный барсучьим мехом. Его тщательно причесанные рыжеватые волосы украшала неизменная шапка, а в окладистой бороде краснел праздничный шнурок.
Увидев Нериль, мужчина сдернул шапку с головы и поклонился:
– Доброй седмицы, госпожа Эрисса.
– Доброй седмицы, господин Даберсон, – улыбнулась она и нахмурилась. – Кажется, вы хотели о чем-то поговорить?
Бьернар стал пунцовым, как шнурок в его бороде. А Нериль перевела взгляд ему за спину, где стояли его четверо сыновей: двадцатилетний Сигурд, семнадцатилетний Вальдур и тринадцатилетние близнецы Олаф и Олсо. Младшие исподлобья посматривали в сторону Рея и Ника, Вальдур с независимым видом жевал травинку, а Сигурд держал в руках слегка потрепанный букет из полевых колокольчиков и ромашек.
– Отец! – шикнул он, но из-за низкого басовитого тона шепот не получился.
Бьернар, словно опомнившись, приосанился:
– Да, госпожа Эрисса. Есть важное дело. Его святость сказал, что мне лучше обсудить этот вопрос с вашим братом.
Нериль оглянулась на Ника. Тот стоял со странным выражением на лице. Казалось, дарг еле сдерживается, чтобы не сказать что-то резкое. Его кулаки были сжаты с такой силой, что побелели костяшки пальцев.
– Ник? – действуя интуитивно, она коснулась его руки.
Дарг вздрогнул. В месте прикосновения пальцы Нериль прострелил мимолетный разряд, и она поспешно отдернула руку.
– Я вас слушаю, – проскрипел он пугающим тоном.
Бьернар замялся.
Он был хорошим мужчиной: спокойным, работящим, положительным со всех сторон. Только очень стеснительным.
Его жена умерла, едва родив близнецов, и все эти годы он сам растил сыновей. Конечно, поначалу помогали приходящие женщины. Кто-то из них даже рассчитывал войти в его дом хозяйкой, но Бьернар и мысли не допускал, что другая займет место Марики. Пока в Вистхейне не появилась печальная и молчаливая вдова с ребенком – госпожа Эрисса.
Она была не похожа на местных женщин. Это сразу бросалось в глаза. Да, лицо простоватое, но проницательный взгляд и спокойная, исполненная достоинства улыбка придавали ему особое очарование. А царственную осанку не могло испортить ни вдовье платье из дешевого сукна, ни бесформенная зимняя одежда.
И говорила, и двигалась чужестранка не так, как местные. Даже улыбалась не так! Она казалась солнцем, проскользнувшим меж серых туч и осветившим маленькую деревню. Со всеми одинаково приветливая, милая, и в то же время не принимающая участия в женских сплетнях, никого не осуждающая и не обсуждающая.
Многие мужчины поглядывали на нее, предлагали помощь. Но она всем отказывала. А к нему, Бьернару, сама подошла и спросила, не может ли он помочь ей с дровами. Разумеется, не бесплатно! Он не мог поверить, что такая женщина заговорила с ним первой. Почти шесть лет он с радостью брался за любую мужскую работу в ее доме и сыновей заставлял помогать «госпоже Эриссе». Она всегда угощала его выпечкой, расспрашивала о детях, передавала гостинцы мальчишкам, дарила им на праздники нехитрые подарки, даже лечила, когда они метались в горячке.
А когда в ее доме появился другой мужчина, немолодое сердце Бьернара совершило кульбит. Он испугался. Даже то, что незнакомец оказался братом, не уняло его беспокойства.
Бьернар уже привык считать госпожу Эриссу своей. Он представить не мог, как лишится этой маленькой радости! Две недели ходил сам не свой, пока наконец старший сын не сказал:
– Отец, хватит себя изводить! Иди и посватайся! Мы не против.
Остальная часть семейства активно закивала головами, подтверждая эти слова.
И вот, с трудом дождавшись седмицы, Бьернар вломился к жрецу с щедрыми подношениями и бухнулся на колени:
– Благословите, ваша святость!
Жрец подношение принял, но покачал головой:
– Я слышал, у госпожи Эриссы объявился брат. Если так, то только он вправе распоряжаться судьбой сестры.
И вот теперь Бьернар Даберсон стоял перед этим самым братом, неловко мял шапку и не знал, с чего начать. Слова застряли в глотке. Зато возникло желание хлебнуть чего-нибудь покрепче, чтобы проглотить этот комок.
– Ну же, – поторопил Ник.
Его брови сошлись на переносице, образуя глубокую складку. Нериль закусила губу, чтобы не вскрикнуть: в эту секунду он напомнил ей Аргена. Тот точно так же смотрел на пленных чудовищ! Будто мысленно живьем снимал с них шкуру и четвертовал.
Бьернар под этим взглядом досадливо поежился. Потом, видимо, вспомнил, что он мужчина и что на него смотрят сыновья. Еще раз поклонился:
– Господин Ник, простите, не знаю, как вас по батюшке, не откажите мне в чести. Дозвольте просить руки вашей сестры, госпожи Эриссы Жерман.
Нериль показалось, что дарг заледенел. Для нее самой слова Даберсона стали полнейшей неожиданностью, но Ник уж совсем странно отреагировал. Он будто превратился в глыбу льда, от которой волнами расходился смертельный холод. Она всем нутром ощутила, как этот холод расползается по стенам, полу и потолку храма, окружает несчастного Бьернара, подбирается к нему невидимым убийцей…
И инстинктивно схватила Ника за руку.
Снова разряд, проскочивший по коже. Но в этот раз Нериль не разжала пальцев.
На застывшем лице дарга выступили желваки.
– Я не неволю мою… сестру, – произнес он так, будто говорил через силу, превозмогая боль. – Если она желает…
Лицо Бьернара осветила робкая надежда. Но слова Нериль убили ее на корню:
– Простите, господин Даберсон, вы очень завидный жених и достойны хорошей партии. Но я не могу ответить согласием. Я все еще скорблю… – голос предательски дрогнул, но она быстро поправилась, – скорблю по мужу.
***
Домой возвращались в полном молчании. Нериль чувствовала, что Ник напряжен. Казалось, он о чем-то думает, скользя невидящим взглядом по пыльной дороге.
Состояние дарга передалось и мальчишке. Рейни нервничал, крутился, сопел. От его близости взбрыкивала и испуганно хрипела лошадка. А еще опасливо шарахались в стороны лошади проезжавших мимо соседей. Пришлось Нику притормозить и свернуть с дороги.
– Переждем, пока все проедут, – сказал он, не обращаясь ни к кому конкретно.
Нериль пожала плечами.
Она тоже не спешила завязывать разговор. После того, что случилось в храме, чувствовала смятение. Бьернар Даберсон был хорошим мужчиной, порядочным, работящим. Всегда помогал, и сегодня ей было ужасно неловко говорить ему «нет». Тем более на глазах у его сыновей.
Но ответить согласием она не могла. Скорбь по мужу была отличным прикрытием. На самом деле Нериль просто не представляла себя рядом с другим мужчиной. Пока.
Пока в ее жизнь не ворвался Ник.
Две недели назад она и помыслить не могла, что будет жить под одной крышей с мужчиной. С даргом! А теперь почти привыкла к нему. К его присутствию.
И все же что-то в нем беспокоило ее. Может, его подозрительное сходство с Аргеном? Но Ник точно не из Рубинового клана!
А если на нем иллюзия? От этих мыслей сердце Нериль замирало раненым зайчонком, а затем колотилось, словно тревожный набат.
Целый день она мучилась сомнениями, искоса поглядывала на Ника, но при сыне так и не рискнула заговорить. А вечером, едва Рей ушел спать, и сама как ошпаренная выскочила из кухни. Потому что находиться рядом с даргом, в такой опасной близости от него, было невыносимо.
Быстро сполоснувшись в тазике, накинула ночную сорочку и забралась в кровать.
Но сон не шел.
Женщина крутилась в постели, пока не решила: она должна поговорить с ним серьезно. Пусть объяснится, если хочет оставаться в ее доме и дальше. Она имеет право знать правду!
А если нет… то у нее в шкатулке припасено особое снадобье. От одной его капли дарг будет спать как младенец, а когда проснется, то уже ни ее, ни Рейни рядом не будет.
Стараясь не шуметь и не будить сына, Нериль завернулась в одеяло поверх ночной рубашки и босиком спустилась по лестнице. Доска на нижней ступеньке громко скрипела, но вчера Ник ее заменил. Так что женщина беззвучно приблизилась к кухне.
Замерев под дверями, прислушалась. Но с той стороны не раздавалось ни звука, если не считать мерный стук ходиков.
Она взялась за ручку, но засомневалась. Может, Ник спит уже? Насколько это прилично – врываться к спящему мужчине?
Что ж, если он спит, то она разбудит его!
Закусив губу, Нериль поплотнее завернулась в одеяло и постучала.
Никто не ответил.
Она постучала громче – и вновь тишина.
Обеспокоенная, потянула дверь на себя и заглянула в кухню. К ее удивлению, на столе горела свеча, а лавка была пустая. Ник даже не разложил перину!
Куда же он делся?
Сердце тревожно ёкнуло, а за окном что-то мелькнуло. Затем раздался негромкий голос и радостный лай, подсказавшие, куда делся дарг. Но что он делает так поздно на улице?
Волоча за собой покрывало, Нериль прошлепала через кухню к окну. Как раз вовремя.
Из-за туч вышла луна. Она осветила двор, колодец, Ника, стоящего у колодца с ведром, и Грома, который вертелся рядом, пытаясь поймать свой хвост, как щенок.
Только вот Ник стоял полуголый. Точнее, на нем было исподнее – короткие, свободно висящие на бедрах штаны с завязками под коленями.
Нериль сглотнула и почувствовала, как жар медленно заливает ее щеки и грудь.
Надо отвернуться, уйти. Подсматривать нехорошо!
Но как отвернуться, если хочется смотреть и смотреть?
В памяти Нериль ее муж был самым красивым мужчиной на свете. Высокий, широкоплечий, с мощной мускулатурой, позволяющей удерживать в воздухе гигантское драконье тело. С гордым аристократическим профилем. Настоящий воин. Комендант крепости, не боящийся первым броситься в бой.
Ник был другим. Более щуплым и жилистым. Казалось, он еще растет, еще успеет раздаться в плечах и нарастить горы мышц.
Лунный свет позолотил татуировку на его спине. Нериль зачарованно уставилась на нее, а затем услышала скрип ведра.
Дарг поднял его над головой и перевернул.
Поток ледяной колодезной воды в одно мгновение окатил мужчину сверху донизу.
Нериль вскрикнула: мокрая ткань облепила ягодицы и бедра, ничего не скрывая.
Дарг оглянулся. Нахмурился.
Закрывая ладошкой рот, женщина отпрянула за занавеску. Может быть, недостаточно быстро. Налетела на стол. Сбила свечу. Та упала и тут же погасла.
Трясущимися руками Нериль в темноте нащупала дверь. Хотела толкнуть, но та сама распахнулась, и она буквально вывалилась из кухни в крепкие мужские объятия.
Пискнула, прижатая к влажной прохладной коже. Забилась пойманной птахой.
Руки разжались, и Нериль стремглав бросилась прочь.
С пылающими щеками, не зная, куда деть глаза от стыда, она влетела в свою комнату и заперлась на засов. С гулко колотящимся сердцем съехала по двери на пол и прислушалась.
В доме стояла тишина.
Где-то в кухне осталось лежать одеяло, соскользнувшее с плеч при поиске двери. Намокшая ткань облепила ключицы и грудь.
Он ведь не заметил, что она полуголая? Не заметил?
Эльха Пресветлая, сделай так, чтобы он ничего не заметил!
Глава 8
С тех пор Нериль почти перестала спать. Теперь уже она избегала Ника, прятала взгляд, боялась ненароком прикоснуться к нему и обжечься. Ведь он наверняка решил, что она подглядывала за ним. Стыдно-то как!
А вечерами лежала в своей постели и слушала, как он ходит по кухне, как укладывается спать, и в ее голову лезли бесстыдные мысли.
Память раз за разом подкидывала картинку: Ник стоит у колодца в мокрых штанах, с его волос стекает вода, капли прочерчивают по спине блестящие дрожки.
Вот он оборачивается. Хмурится, глядя прямо на нее, и тут его губы раздвигает понимающая усмешка….
Нериль до боли закусала губы. Мотала головой, желая сбросить наваждение. Плескала в лицо холодной водой из кувшина.
Но ничего не могло вырвать из памяти эту сцену и ощущение его рук на своем теле!
Будоражащее ощущение. Греховное…
И такое желанное…
Она сошла с ума, если думает о своем постояльце! Да он годится ей в сыновья! Пусть он дарг, пусть, может быть, ровесник годами, это все равно ничего не меняет.
Но телу было плевать. Оно устало от одиночества. Оно хотело прикосновений: мужских, горячих, настойчивых. Хотело плавиться от ласк и изнывать от тягучего наслаждения.
И его совершенно не волновало, что по этому поводу думают рассудок и совесть.
Только перед рассветом Нериль забывалась чутким, тревожным сном. И просыпалась резко, вся в поту, на скрученных простынях. Тяжелые груди ныли, будто их только что ласкал умелый любовник, а внутри плескалась сосущая пустота.
Она с трудом приводила себя и мысли в порядок. До последней минуты оттягивала момент, когда надо спуститься и поздороваться с домочадцами. Ник молчал о том, что случилось, и она тоже молчала, а глупое происшествие висело над головой незримым мечом.
Дарг все больше времени проводил с Рейни: то уйдут с ним в лес на охоту на целый день, то отправятся на лодке рыбачить. Это, конечно, существенно сократило затраты на пропитание. Сам Рей незаметно вытянулся и возмужал. Нериль обратила внимание, что он стал более серьезным и уже не таким капризным. Но материнское сердце еще не готово было смириться, что ее маленький сын начал взрослеть.
Так прошло несколько дней.
***
Закончив с утренними делами, Нериль бочком протиснулась в кухню. Но, к ее удивлению, там никого не было. На столе лежала записка: все необходимое сделано, наставления работникам даны, мы ушли на охоту.
Сжав записку, она села на лавку. Еще раз перечитала скупые строчки, нацарапанные на обрывке серой бумаги.
Бумага в этих краях была дорогой, но Нериль не скупилась. Она покупала сыну толстые рыхлые тетради, в которых мальчик учился писать. Похоже, этот листок был взят из такой тетради, а вот почерк был точно не Рея!
Значит, записку оставил Ник. Буквы четкие, ровные, с сильным нажимом. Без лишних петель и завитушек, но угловатые, с наклоном влево.
Необычно для дарга. Драконья письменность изобиловала всякого рода украшательствами. И дарги по привычке рисовали все эти хвостики, завитушки и вензеля, когда писали на других языках.
Залаял Гром, заставляя ее вскочить и забыть про записку. В калитку кто-то стучал:
– Госпожа Эрисса! Мы к вам!
Недоуменно хмурясь, Нериль вышла на крыльцо. За калиткой виднелись головы деревенских молодок.
– Ко мне? – она растерянно посмотрела на них. – Что случилось?
– Ну как же! – широко улыбнулась Флоранс и подняла над головой плетеную корзину, из которой торчал кусок полотна. – Пора на источник! Лунник уже цветет!
Нериль охнула, засуетилась: а ведь и правда, совсем забыла! В Вистхейне были свои традиции. Как только зацветала лунная фиалка, в центре чашеобразной долины разливалось горячее озеро. Деревенские женщины отправлялись туда, чтобы хорошенько попариться и напитать кожу целебной водой. Считалось, что вода из этого озера лечит женские болячки и продлевает молодость.
Пришлось бежать в дом, выносить специально припасенное мыло в горшочках. Женщины, радостно галдя и толкаясь, меняли его на потемневшие от времени медяки. Более крупных монет в деревне сроду не водилось.
– А вы, госпожа Эрисса? Вы с нами идете? Вас подождать?
– Идите, – отмахнулась Нериль, – я вас догоню.
Проверив скотину и убедившись, что работа на стройке кипит, она быстро побросала в корзинку необходимые вещи, оделась попроще и выскочила за ворота.
Товарки успели уйти далеко вперед. Ветер носил над цветущей долиной их смех и громкие голоса.
Но Нериль, к своему удивлению, уже через несколько минут нагнала толпу. И даже не запыхалась. Тело наполняла непривычная, забытая легкость, от которой хотелось смеяться и петь.
– Ох, госпожа Эрисса, вы будто помолодели! – окликнула Марта Ульфсон, которая тоже шла на источники. – Вон как бежали к нам, словно девочка!
Нериль рассмеялась. Она и правда ощущала себя беззаботной девочкой. Уже и забыла, когда ей было так хорошо.
– Какой у вас брат молодец, – полетели восторги, – сразу видно, что заботится о вас. Мужиков наших нанял, чтобы вы ручки в щелоке не портили. Вот и кожа разгладилась, посмотрите!
Она недоуменно опустила взгляд на свои руки. А ведь и правда, разгладилась! Сухость ушла, почти исчезли заусенцы и некрасивые темные пятна, а испорченные щелоком ногти начали отрастать – здоровые, блестящие. Как она сама не заметила?
А как тут заметишь, если за делами даже в зеркало на себя глянуть некогда?
– Вот! Говорила я, что госпожа Эрисса благородных кровей! – заявил кто-то в толпе. – Пусть лицом и не вышла, зато кожа такая нежная, беленькая, ни одной веснушки, не то что у нас! А вы мне не верили!
Женщины окружили ее, охали, ахали, пытались то дотронуться, то выведать секрет. Нериль заразительно смеялась, принимая все за шутку. Шагала легко, не чувствуя усталости, и ей казалось, что она вполне может дошагать так до Антфурта. Или вообще, взмахнуть руками – и полететь!
Вскоре толпа спустилась по тропинке к самому озеру, деревня осталась далеко в стороне.
Здесь долину окружал густой еловый лес, с одной стороны переходивший в тайгу и нехоженые болота, а с другой – упиравшийся в скалы, покрытые вечным льдом. За скалами не было ничего, только холодное свинцовое море, уходящее в такое же неприветливое небо. Но от озера шел теплый пар, а ближе к центру вода почти кипела. Туда, конечно, никто не совался, но как же приятно было скинуть с себя одежду и понежиться в горячей водичке!
Быстро раздевшись, женщины с шутками и прибаутками забрались в воду и вытянулись на плоских камнях.
Нериль аккуратно сложила одежду. Оставшись в тонкой рубашке, она вошла в воду по бедра. Присела, млея от удовольствия. Теплая вода укрыла ее по подбородок.
– Госпожа Эрисса, идите к нам! – помахала Марта. – Здесь глубже!
Она поднялась.
Со стороны леса раздались крики и шум, привлекая ее внимание. Кто-то ломился к озеру сквозь валежник. Кто-то большой.
Нериль застыла, глядя, как трещат ветки под натиском огромного зверя. За ее спиной женщины с визгом выбирались из воды. А она не могла даже пошевелиться. Все стояла и смотрела, оцепенев, пока из леса не выскочил дикий вепрь.
Обезумев от ярости, животное издало жуткий звук. Его крошечные, налитые кровью глазки подслеповато вгляделись в пространство, и, заметив одинокую жертву, вепрь бросился на нее.
Нериль содрогнулась.
«Это конец», – устало мелькнуло в ее голове.
Бежать бессмысленно. Да и куда? Вглубь озера, в кипяток?
Какая нелепая смерть!
Непослушные губы зашептали слова, казавшиеся сейчас бесполезными:
– Эльха Пресветлая, Радус Двуликий! Спасите меня! Я не хочу умирать!..
Будто в ответ на ее молитву наперерез кабану бросилась тень.
Нериль широко распахнула глаза.
Это был Ник. Вот только двигался он с такой скоростью, что его движения смазались, а за плечами невидимым, но вполне ощутимым шлейфом стелилась драконья аура.
Не отдавая себе отчета, Нериль уставилась на него. Перед ней, как во сне, разворачивалась ужасающая и вместе с тем потрясающая картина. Она настолько шокировала ее, что каждая деталь отпечаталась в памяти, будто выжженная каленым железом.
Вепрь несся вперед, уже ничего не видя от ярости, когда перед ним вырос противник. Огромная зверюга остановилась резко, словно налетела на невидимую стену.
Дарг вскинул руку. Сверкнул клинок, входя в шею зверя. Раздался истошный визг. Зверь дернулся, собираясь насадить противника на клыки, но второй клинок вспорол его брюхо.
Кабан захрапел. Роняя внутренности и клочья кровавой пены, он по инерции пробежал еще несколько шагов, пошатнулся и начал валиться на бок.
Упал уже в воду. Так близко от Нериль, что ее обдало веером брызг. Вода озера смешалась с кровью, и алые росчерки легли на лицо и рубашку женщины.
Не в силах ни двинуться, ни закричать, она смотрела на тушу у своих ног. Кабан еще хрипел и подрагивал, прощаясь с жизнью. В полной прострации Нериль подняла взгляд на Ника.
И вздрогнула.
Он был спокоен, словно ничего особенного не случилось. Стоял, опустив руки с окровавленными кинжалами, и смотрел на нее. На его лице алели пятна кабаньей крови, а в потемневших глазах колыхалось что-то опасное, чуждое и в то же время завораживающее, как омут.
В его глазах еще бурлил азарт охоты и жажда убийства, свойственная всем хищникам. Но на застывшем лице не дрогнул ни один мускул.
Взгляд дарга скользнул вниз, впитывая образ Нериль в облепившей ее рубашке. И в нем появился голодный блеск.
Только тогда она поняла, что стоит перед ним почти голая, а мокрая ткань ничего не скрывает. Прижала руки к груди, сделала шаг назад и закричала.
Дарг вздрогнул. Его лицо передернула судорога. А затем он попятился, бормоча:
– Прости, не хотел тебя напугать…
– Отвернись! Не смотри на меня! Не смотри!
Нериль быстро села в воду. Зачерпнула пригоршню воды и плеснула на Ника. Это словно привело его в чувство.
– Я должен забрать добычу, – он кивнул на кабана.
– Так забирай и убирайся отсюда!
Дарг виновато склонил голову, схватил тушу за задние ноги и направился прочь, волоча ее за собой. Ему навстречу по проложенной вепрем дорожке из леса выскочил Рей.
– Я не успел! – воскликнул он, не сдерживая разочарования.
Затем заметил мать в воде и покраснел:
– Ой, мам, извини…
– Убирайтесь! – зарычала она раненой львицей и швырнула в них поднятый со дна комок вулканической грязи. – Вон отсюда! Оба!
Горе-охотников как ветром сдуло. Только валежник затрещал, указывая на поспешное бегство.
Нериль рухнула в воду и разрыдалась. Сидя по горло в воде и закрыв лицо ладонями, она тряслась от рыданий. Пока рядом не раздались взволнованные женские голоса:
– Ох, какой ужас! Видели, какой матерый кабан? Госпожа Эрисса, он вас не задел? Мы все так напугались!