Изнанка Палий Сергей

Кадр восьмой

Кривые смерти

Джакузи Сти терпеть не могла. Эти назойливые пузырьки вовсе не успокаивали ее тело, как задумывалось многочисленными производителями, а, наоборот, отвлекали от спокойной гармонии воды.

Поэтому в ее просторной двухъярусной квартире на проспекте Мира была обыкновенная ванна, правда, размером раза в три больше совковых аналогов. И чуть глубже.

Проведя пальчиками по гладкой коже на коленке, Сти опустила ногу и повернулась, разбрызгивая пену.

– Как тебе нравится Москва? – спросила она, отфыркиваясь.

– Мне с вами очень хорошо... – несколько стесненно ответил визави.

– Я про Москву спросила, а он мне – про трах... – Сти наигранно надулась и бросила пластмассовую бутылку с гелем в салатного цвета раковину.

– Простите... – совсем стушевался он, не зная, куда деть глаза. – Москву я еще не посмотрел...

– Иди ко мне... – Она скрылась под водой, прикасаясь к его напряженному животу. Отплевываясь, вынырнула, вскочила на ноги и быстро провела ладошками по телу – от плеч до бедер, сбрасывая невесомую пену...

Зуммер нервно пискнул, моргнув зеленым индикатором возле полочки с косметикой. Его противное жужжание, как показалось Сти, проникло внутрь, растворяя в себе блаженное возбуждение, словно концентрированная кислота тонкой струйкой протекала в кишки через пупок.

Она выругалась и, не обращая внимания на страстно протянутые к ее телу руки, зашлепала к двери, на ходу срывая с вешалки полотенце и обтираясь. Уже выйдя в холл и увидев Володю в широком проходе к столовой, набросила халат и сунула ноги в теплые тапочки.

– Ну? – раздраженно бросила она. – Инопланетяне-интервенты захватили Землю? Или большевики вновь у власти? Если событие, ради которого ты вытащил меня из ванной, по масштабу мельче двух названных – лично застрелю.

– Кристина Николаевна, с вами хочет поговорить Роберт, – сказал телохранитель. – Он, кажется, кого-то прибил возле Усть-Лабинска. В эсе...

– Где этот урод?

– В гостиной.

Сти прошлепала в столовую, налила себе стакан морковного сока и залпом выпила. Взяла тарталетку с овощной икрой и приказала Володе:

– Собери ребят, через двадцать минут поедем в институт. Да, еще... одного человека отправь с парнишкой, пусть покатается по Москве с ним. Покажите человеку столицу нашу, в конце концов...

...Тринадцатилетний Петя из Вологды так и остался стоять посреди огромной ванны, покрытой пеной. Его худые руки, впервые познавшие сегодня женщину, опали плетьми вдоль бледного тела. Он до сих пор думал, что спит. Заснул, наверное, уронив голову на клавиатуру, в тот вечер, когда наткнулся на странное объявление в Интернете.

В такой позе его и застал сотрудник охраны.

– Облачайся, ловелас сушеный. Поехали, город покажу...

Мальчишка посмотрел на вошедшего человека очумевшими глазами, задержал взгляд на дорогих запонках его пиджака и до идиотизма счастливо улыбнулся...

– Выкладывай, – резко сказала Сти, заходя в гостиную.

Мужчина, до этого момента ерзавший в кресле с высокой спинкой, вскочил и выпустил из ноздрей воздух, как разъяренный бычара. Надо отдать должное его внешним данным – он как раз подходил под образ гиганта-осеменителя: рослый, с широкой костью и выдающимися скулами, коротко стриженный и слегка сутулый. Единственное, что его выдавало, – умные голубоватые глаза с полопавшимися от долгого пребывания в С-пространстве сосудами.

– Выкладывай, выкладывай, – повторила она.

– Если я выложу, у тебя соски набухнут! – грубо ответил он, выпустив пар.

– Не хами. – Сти забралась на кожаный диван с ногами и жестко посмотрела на него. – Сядь, Роберт. И по порядку, по порядочку... без эмоций.

– Хватит мне подмигивать! – взвился бык-осеменитель, когда женщина в очередной раз моргнула. – Лечись, блин, если у тебя веко западает!

– Сядь, – морозно улыбаясь, повторила она и отхлебнула морковный сок.

Роберт наконец сумел взять себя в руки и грохнулся в кресло, хмуро глядя на Сти. Стараясь не срываться, проговорил:

– Я сегодня узнал, что накануне человека убил. Там, на встрече с головорезами этого... как его... Вахида.

– В каком смысле? – удивилась она. – Ты же в эсе был.

– Был... – протянул Роберт. И не выдержал: – Что вы со мной сделали, сукины отродья?! Я в последние дни путаться начинаю! Иногда посреди улицы остановлюсь и понять не могу: реальность ли вокруг? Или я сейчас мирно валяюсь на кровати, похрапывая?! Так недолго натуральным шизоидом стать, между прочим! Без всяких там шипящих приставок...

– Да расскажи ты толком, истерик! – в свою очередь, заорала Сти, шарахая стакан с соком об стол. Оранжевые капли подпрыгнули и чиркнули ее по щеке.

– Пацан тот, которого я в эсе об асфальт приложил, сдох! Под С-визором, у себя в квартире в Краснодаре, понимаешь?! Утром его по наводке соседской менты из местного отделения нашли. Обоссался и помер.

– Что ж ты орешь? – несколько разочарованно поинтересовалась Сти. – Мало ли... сердечко у болезного не выдержало. Или наркоты какой-нибудь передозил.

– Какой на хрен болезный?! Он разрядник по боксу, а болел только свинкой и ветрянкой. В детстве! Не курит даже! Не курил, точнее...

– Слушай, ты чего развел балаган? Как баба, ей-богу...

– Кристинка... – прошептал Роберт, глядя на нее в упор, – все, шуточки кончились. Менты сдали это дело федералам... Там, под Усть-Лабинском, во время катавасии меня человека три видели точно. Деревенские, наверное. Свидетели железные. Так что кранты. Меня ж если свои поймают – хана. В Соликамск, на «красную зону», отправят. Рассказать, что там с бывшими операми делают?

– Уволь от подробностей. – Сти наморщила нос.

– И еще... ты не отбрехивайся, послушай. Время смерти этого паренька совпадает с моментом, когда я его по асфальту размазал в эсе. Это не случайность, Кристинка...

Женщина провела ладонями по лицу – правая щека была немного липкой от разбрызгавшегося сока.

– Ладно, поехали в институт. Спросим у наших ученых мужей. Они с тобой экспериментировали, вот пусть и объясняют.

Сти постаралась сказать все это спокойно, но внутри уже что-то екнуло. И когда они спускались на лифте вместе с Володей и Ромой, и когда выходили из подъезда, и когда садились в машину – ее не покидало то самое тянущее предчувствие, которое она впервые испытала в метро, в тот памятный вечер на Таганке. Пугающая и спесивая энергетика буквально искрила в голове и груди, возвещала о чем-то новом. Мысли тасовались, Сти не успевала схватить и окучить хотя бы одну. Она зажмурилась и почувствовала, как знакомое возбуждение постукивает где-то возле горла, снизу вверх.

Машина мягко тронулась, выворачивая на бурлящий слякотью проспект Мира. Роберт сидел рядом, теребил рукава свитера и хмуро глядел на свои ботинки сорок четвертого размера.

Неужели теперь в С-пространстве можно убивать по-настоящему?.. Ну дела.

Институт Исследования Сновидений, который полностью финансировала Сти, находился под полуразрушенным стадионом неподалеку от Малаховки. Официально объект считался секретным правительственным бункером, и поэтому местные зеваки по старой памяти старались не совать нос за предупредительные ограждения. Семь минусовых ярусов разместились точно под ветхими трибунами с облезлыми красными и синими креслами из дешевого пластика и занесенным снегом полем.

Свернув с Новорязанского шоссе, колонна из трех тонированных автомобилей замелькала между толстыми сосновыми стволами. Вокруг витала тревога. Невидимая, но ощутимая самим естеством – среди белесых волн лесных полян, в темных, угрюмых кронах вековых деревьев, щетинившихся застывшими в безветрии иголками, на лицах людей, сидящих в машинах и смотрящих бесцветными глазами на ухоженную дорогу...

Въехали в ворота и остановились на поле стадиона, возле длинной лестницы, ведущей в бывшую комментаторскую.

Володя привычно огляделся, помог выбраться Сти. Она, не говоря ни слова, уверенным шагом направилась к неприметной дверке, распахнула ее и вошла внутрь ярко освещенного помещения. Роберт и телохранители последовали за ней.

Здесь находился КПП института. Двое дюжих ребят в серой форме спецназа сидели за толстым бронебойным стеклом, в котором имелся единственный проход в виде двух сомкнутых створок. Володя вскинул руку, приветствуя спецназовцев, они устало улыбнулись и критически оглядели несколько растрепанного и озлобленного Роберта.

Сти подошла к черному кругу биометрической системы контроля доступа и посмотрела туда, зафиксировав на миг взгляд. Ей вдруг стало неуютно от того, что бездушная электронная тьма сканирует ее радужку. Словно в этой глубокой неподвижной бездне кто-то был. Кто-то холодный... изучал ее сквозь еле заметные щелочки лиловых глаз... Разглядывал пристально через многослойное бликующее стекло, а прикоснуться пока не мог... Ну же! Сейчас стрелочка хронометра проглотит еще одно мизерное деление на бесконечной плоскости ледяного циферблата времени, и...

Она зажмурилась и дернула головой – тут же тишину тамбура вспорол противный звук несоответствия биометрики.

– Кристина Николаевна, еще раз, будьте любезны, – сказал один из несущих службу парней чуть дрогнувшим голосом. Его слова глухо отдались в небольшом помещении, усиленные динамиком.

Она кивнула и твердо повернулась к тьме круга. Широко раскрыла глаза. Глянула зло, с вызовом... И через несколько секунд прозвучала приятная трель, стеклянные створки, зашипев, слегка вдавились внутрь и разошлись в стороны.

Вслед за Сти процедуру сканирования радужной оболочки повторили все остальные. Таким образом, по ту сторону прочной прозрачной перегородки оказались Володя с Ромой и Роберт, совсем за последний час примолкший и ушедший в себя.

– Посмотри, где я могу найти Бориса? – спросила Сти у одного из спецназовцев, подходя к терминалу охраны.

– Минуту... – Парень повернулся к экрану.

Одной рукой он принялся вводить на сенсорной клавиатуре запрос, а другой – нервно теребить кончик носа и приглаживать короткие волосы на виске.

– Ты чего такой напряженный? – подозрительно нахмурилась Сти.

– Напряженный?.. – Он с непонимающим видом обернулся, снимая очки. И, видимо, мгновенно про себя решив не юлить, близоруко прищурился и пробормотал: – Тут сегодня происшествие небольшое... так сказать, случилось.

– Происшествие?.. – Она еще сильнее сдвинула узкие брови и сунула руки в карманы брюк.

– Ерунда... – поспешил объяснить спецназовец. – Денис Буранов из пятого отдела устроил с утра дебош в аппаратной на минус третьем. В принципе, ничего страшного – покрошил приборчики какие-то немножко... Покричал что-то про армагеддон, мол, все мы скоро уснем и не проснемся. Когда под белы ручки выводили, от него спиртом на весь тамбур несло.

На самом деле разволновавшийся рассказчик в камуфляже больше всего боялся, что Сти спросит о сумме ущерба, который нанес Буранов посредством расколошмачивания высокоточной аппаратуры. Ибо сумма, по словам начальника охраны, была с пятью нолями... Но она не спросила.

– Понятно, – покачала головой Сти. – Ну, так где Бориса искать?

Спецназовец, обрадовавшись такому безболезненному исходу беседы, быстро нацепил очки, застучал по сенсорной панельке и, глянув на экран, повернулся:

– Минус шестой ярус. Депривационная лаборатория.

Пройдя по освещенному неоновыми дугообразными лампами коридору, Сти со своей молчаливой свитой зашла в лифт. Двери бесшумно сомкнулись, и все почувствовали, как закладывает уши и возникает приятное ощущение в желудке.

Минус шестой ярус находился на глубине порядка ста метров. Выйдя из кабины лифта, Сти со спутниками оказалась в большом удлиненном помещении с высоким сводчатым потолком, напоминающем внутренности авиационного ангара.

– Как я иногда завидую вам – сильным сшизам! – Вместе с голосом к вошедшим приблизился мужик с нелепой авоськой в руке и вперил в них неудачно посаженные глаза с искрящейся сумасшедшинкой. – Ведь это ж представить боязно, что может вытворять в эсе человек со второй и даже третьей категорией!

Сти лишь краем глаза успела заметить, как Роберт метнулся в сторону встретившего их ученого. Спустя миг он уже держал беднягу за отворот замызганного халата и шипел, вперив в него дикий взгляд:

– Я тебе, Боря, сейчас покажу, как эксперименты над гуманоидами проводить! Ты быстро у меня вообразишь, что я умею со второй категорией! И уж гарантирую: боязно тебе станет! Непременно!

– Кристина Николаевна, сегодня что, ревизия моих нервов? – Авоська безвольно покачнулась в руке ученого. – То один молодчик напился и под корень разворотил установку моделирования гиперсомнии, то эта... ошибка С-генетики... ой!.. с кулаками на людей бросается... Ай... Больно же, кретин!.. Я отказываюсь работать на вас, Кристина Николаевна, и быть директором этого сборища дуболомов тоже отказываюсь...

Подойдя к Роберту сзади, Сти приподнялась на цыпочки и впаяла ему звонкий подзатыльник, от чего тот еще выше приподнял засипевшего Бориса.

– Отпусти дядю, – скучным голосом произнесла она.

Не сразу, но Роберт все же разжал кулачищи. Ученый отбежал, потирая ключицу и обиженно помахивая авоськой.

– Форменное свинство! – воскликнул он. – Позор! Я отказываюсь работать в подобных условиях!

– Еще ни у кого не получалось отказаться, – хищно улыбнувшись, заметила Сти. – Увольняю только я сама. Или списываю на пенсию...

– Ты мне из башки эту хрень свою вытаскивай давай! – зарычал Роберт, снова наступая на затюканного профессоришку и тыча в тонкий послеоперационный шрам за ухом. – Я не хочу людей убивать! Слышишь, не желаю этого!

– Я что-то не совсем понимаю... – растерянно заморгал Борис. – Кого убивать? Я тебе подправил немножко кристаллики в ресивере-имплантанте, чтобы процесс пробуждения облегчить. У сшизов же блокировка функции ретикулярной формации варолиева моста срабатывает раз через двадцать... А мозги твои, Роберт, я даже не трогал... Хотел как лучше, а ты – душить...

– Он вчера убил человека в эсе, – коротко пояснила Сти. – И этот реципиент погиб в реальности.

– Не может быть, – махнул авоськой Борис. – Это исключено. Физиологические изменения, происходящие со сновидной личностью, не могут проецироваться на реальный прототип. Усталость – да, переживания и воспоминания – пожалуйста, нервное истощение и психические расстройства – не исключено. Но не физиология. Поймите: наша реальность и С-пространство – это два разных измерения, связь между которыми поддерживается через целомудренный и, заметьте, полностью электронный прибор – С-визор, который пока – слава всем ядерным силам! – не научился думать. Физически человек может пострадать от эса, только если... ну скажем, этот самый С-визор на него ночью свалится и башку разобьет. А тут совет один: крепить надежнее надо.

– Он умер, – уже более спокойно сказал Роберт. – Умер от того, что я его в эсе с асфальтом смешал, используя свои способности шосш... тьфу! – сшиза. Это факт.

– Совпадение. – Борис, постепенно теряя уверенность, беспомощно брыкнул авоськой. – Роберт, как ты не понимаешь, это два разных мира!..

– Значит... уже не совсем разных... – тихонько сказала Сти.

Моргнула. Правое веко на долю секунды запоздало. А когда поднялось и оно, в глазах красивой женщины впервые проскочило понимание. И... жестокий задор.

– Ты окажешься в этой лаборатории, но тут будет пусто, потому что мы не пойдем в С-пространство, – втолковывал Борис, держа ладонь на вспотевшем лбу Роберта, лежавшего на столе, под несколькими овальными излучателями. – Подойдешь к тому столу, возьмешь карандаш и напишешь на листке что-нибудь. Только запомни, что конкретно, хорошо? Когда проснешься, мы посмотрим, появилась ли надпись здесь. Понятно? Вот и весь эксперимент. Если из эса действительно можно менять реальность, – с сомнением покачал головой ученый, – то вот на этой самой бумажке появятся буковки, которые ты там начеркаешь.

Сти сидела на неудобном стуле возле какого-то низко гудящего железного шкафа и, вполуха слушая наставления ученого, размышляла о будущем. Оно представлялось ей все необычней и необычней. Все сильнее она с каждой минутой убеждалась, соглашаясь со своими мысленными доводами, что мир меняется. Пока трудно точно предугадать, к чему он себя готовит, но одно ясно – власть в новой эпохе, что вот-вот наступит, должна быть централизованная. ООН и прочие органы всепланетарного контроля давно несостоятельны...

– Ну, поехали! – громко сказал Борис, отходя к экрану, покрытому интерактивной растровой пленкой, и быстро проводя по нему пальцами, будто рисуя замысловатый узор.

Ничего не изменилось. Лишь Роберт, только что вертевший головой, обмяк и захлопнул глаза, будто по команде.

Теперь он был в другом мире.

«Хотя кто покажет границы между сном и явью?..» – с внутренней усмешкой подумала Сти, разглядывая безмятежное лицо спящего человека.

Можно смотреть на мир открытыми глазами. Он сер, подл и мерзок. Можно – с закрытыми. Тогда все становится непонятным, часто расплывчатым и неточным. Но ведь есть и третий вариант...

Может быть, попробовать взглянуть на него с полуопущенными веками?

В памяти снова всплыли тревожно-пророческие строки Мартина Ли Гора, который тогда, на рубеже 90-х, даже не мог себе представить, как близко подошел к великой тайне следующего века в своей наркотической лирике:

– ...Кристина Николаевна!

– Что? – встрепенулась она и чуть не грохнулась со стула, ухватившись за выступ гудящего шкафа. – Задремала...

Борис сиял. Авоська, будто верный песик, старающийся лизнуть хозяина в подбородок, подпрыгивала у него руке.

– Ну! Что я вам говорил? – Ученый потряс чистым листком бумаги. – Не-воз-мож-но повлиять на материальный мир из эса. – Он повернулся к потирающему лоб Роберту. – Ты что там написал?

– «Мама мыла раму», – огрызнулся бывший опер. – Что-что? Теорему Пифагора.

– Да ладно? Серьезно, что ль? – остолбенел Борис.

– А что? – хрустнув кулаком, улыбнулся Роберт.

– Ничего-ничего... Ты, конечно, извини за прямоту, но я тебя до нынешнего момента считал несколько... м-м... туповатым.

– Ты ошибался лишь отчасти. Я иногда могу быть туповатым, – заверил его Роберт, зашнуровывая гигантские ботинки.

– Верю, – быстро согласил Борис, снова повернулся к Сти и качнул авоськой за спину. – Так что, Кристина Николаевна, происшествие с вашим сотрудником можете считать чистейшей воды случайностью.

– Борис... – Она приблизилась к нему, вероломно вторгаясь в зону личного пространства. – Ты провел эксперимент над листом бумаги, верно?

– Да. – Ученый задержал дыхание, чтобы не чувствовать манящего аромата всегда желанной им женщины.

– Ведь бумага не может умереть. Она неживая, Борис.

Его близко посаженные глаза на миг помутнели и тут же заполыхали огнем буйно помешанного пациента психушки, пребывающего в состоянии острого припадка.

– Вы думаете... – Он даже задохнулся, отбегая к столу и бросая на него авоську. – Вы полагаете, что изменения могут затрагивать только живых существ?.. Это... это гениально! Почему я не подумал так же?! Элементарно! Трансформироваться могут только объекты с психополем. Или биополем... Да какая разница!..

Он вдруг понурил плечи и, намотав на палец перекрученные ручки авоськи, печально заявил:

– Бедные, несчастные кенгуру...

– Что? – непонимающе вылупился на ученого Роберт. – При чем здесь кенгуру?..

– Кенгуру? – Борис поднял на него влажные глазки. – Мне с детства жаль этих милых тварей... Глисты и мухи, глисты и мухи. Представляете?!

Роберт стоял посреди лаборатории, удивленно раскрыв глаза; один шнурок у него так и остался развязан. Сти подошла к столу и с опаской посмотрела на Бориса.

– Ты в порядке?

Тот лишь разочарованно махнул авоськой: мол, что вы, тщедушные, понимаете в страдании сумчатых... Через минуту он встряхнулся и, глянув сперва на офигевшего Роберта, а затем на обеспокоенную Сти, бодро провозгласил:

– Не обращайте внимания! У меня изредка случаются приступы циклотимии. Нервы везде, суета кругом, повсюду проблемы – вот и накатывает. Сейчас мы попробуем убедиться в истинности вашей, Кристина Николаевна, шикарной гипотезы...

Роберт подошел к столу и наморщился, чувствуя подступающее отвращение. Мышь лежала под миниатюрным С-визором, и ее шея была неестественным путем вывернута. Там, в эсе, все казалось не таким... мерзким. Он, убивая грызуна, задворками сознания еще надеялся, что результат эксперимента будет отрицательным, поэтому не испытывал той противной волны страха и растерянности, что нахлынула теперь.

– Она задергалась, словно электроды воткнули, – с безумными нотками в голосе сообщил Борис. – Туда-сюда, туда-сюда – так и мотало бедную! А потом р-раз и вырубилась. Я еще отдам ее экспертам-ветеринарам, но думаю, шея сломалась от того, что животное само каким-то невероятным образом неловко повернулось во сне. Жуть какая! Бр-р-р... – Ученый картинно содрогнулся и наивно спросил: – А тот парень, которого ты с асфальтом смешал, он как...

– Заткнись ты!.. – заорал Роберт, не выдержав, и его вывернуло прямо на пол: – Ур... б-хе-хе... урод, бл...

Он грубо отодвинул удивленного ученого в сторону и вышел вон из лаборатории, умудрившись шарахнуть дверью с прорезиненной кромкой.

– Хм... – пожал плечами Борис. – А еще мент бывший... Подумаешь, мышке шею свернул...

Сти наконец заставила себя оторвать взгляд от умерщвленного животного.

– Значит, гипотеза верна?

– Именно! – Борис осатанело крутанул авоську над головой, чуть не разбив один из овальных излучателей. – В С-пространстве произошли необычные перемены. Теперь сильные сшизы могут влиять на людей в эсе так, что изменения будут проецироваться на реальность. Тут есть, правда, какой-то коэффициент... Точно не знаю, это еще нужно считать. Но факт остается фактом! Вы сегодня мне все мировоззрение перевернули! Более десяти лет я изучал С-пространство, потом сам стал феноменом, хотя и с весьма слабенькой категорией... Но теперь! Это – революция! Это новые теории пространств и высокоорганизованных полиморфных структур! Да это Нобелевка, черт меня подери!

Он заткнулся на миг, вытаращившись на Сти своими неудачно посаженными глазенками, будто хотел усилием воли выдавить их наружу. После паузы очень виртуозно выругался, почему-то шепотом, и отчетливо изрек:

– Понял. Господи, я же понял...

– Что? – подбодрила Сти.

– Механизм. Как это происходит... Мы круглые остолопы! Я – в первую очередь!

Он отбросил авоську и схватил трупик мышки. Аккуратно провел двумя пальцами по ее тонкой шейке. Нежно положил обратно.

– Точно. Позвоночник не сломан. Просто из мозга поступил сигнал, и мышцы сократились идентичным образом.

– И что с того?..

– Заметь: убить-то сшиз может... – продолжил Борис, резко меняя тему и не обращая внимания на ее вопрос. – А вот другое... Ни покалечить, ни ранить... ну там синяк чтоб остался или пролом в черепе... Ничего. Сшизу подвластны две полярные вариации влияния на реципиента в С-пространтсве, которые могут отразиться в действительности: либо насмерть замочить, либо – ни-че-го.

– Но почему?

– Вот-вот-вот... – плотоядно ощерился ученый. – За это я и получу Нобелевку. Кстати, будешь моим свидетелем при оформлении патента на открытие?

– Подавись ты своей премией! Объясняй!

Внезапно Борис сник. Такая перемена в его настроении всегда происходила столь неожиданно, что собеседники, которые присутствовали рядом в этот момент, не сразу могли адаптироваться под «второго» ученого. Срабатывала определенная инерция поведения. Поэтому и теперь Сти гневно повторила:

– Рассказывай быстрей! У меня нет времени, чтоб здесь до ночи торчать!

Он потрепал халат, апатично ткнул кулаком в бок авоську. Промямлил:

– Это узкоспециальное, вряд ли вам, Кристина Николаевна, будет интересно... – Тяжко вздохнул, уронив плечи, и загундосил дальше: – Ну хорошо, я поделюсь своими соображениями, если настаиваете. Все-таки вы – мой работодатель... Дело в том, что давно доказано существование так называемых «кривых умирания». Ортодоксальный сон напрямую связан со смертью. Да-да, это так... Вспомните, вам, наверное, приходила в голову такая бредовая мысль, что человек существует всего один день. Проживает его, засыпает и – все. Память его, инстинкты, боль и чувства записываются на безразмерный винчестер, а само сознание умирает. Утром, просыпаясь, человек просто перезагружает систему, заново прогоняя разум на наличие вирусов, подключая модули оперативной памяти, звук и видео... А ведь этот вздор меж тем не так далек от истины...

– Можешь попонятней? – попросила Сти, поглаживая свою коротко стриженную нижнюю часть затылка.

– Могу. Каждый раз во сне мы почти умираем. Это не обывательские бредни, а научный факт. Ортодоксальная фаза сна имеет четыре уровня, или, если угодно, стадии. Причем при переходе от первой к последней электрическая активность мозга человека претерпевает такие же изменения, как и перед смертью. И в конце концов эта активность в затылочных областях становится весьма схожей с «кривой смерти». В таком, мягко выражаясь, неуравновешенном состоянии человек остается очень недолго: буквально спустя минуту-другую психика осуществляет внезапный переход ко второй или третьей стадии ортодоксального фазы. Включаются какие-то механизмы и спасают спящего от угрозы более длительного пребывания на уровнях «смертельных кривых»... Вот тут и разгадка. Стало быть, сшизы своими воздействиями на С-пространство и конкретные психокопии людей каким-то образом отрубают этот блок.

– Стоп. Я совсем запуталась, – честно призналась Сти. – Фазы ортодоксального сна, ты сказал. Ведь так?

– Да.

– Я, конечно, не сильна в теории... Но ведь под воздействием С-волн и ресивера сознание человека перманентно находится в парадоксальной фазе. Только так, насколько мне известно, можно видеть сновидения...

– Вот именно. И поэтому до известного вам случая никаких проблем не было, – угрюмо промолвил Борис. – А теперь, видимо, изменения совсем выходят из-под контроля приборов. Трудно сразу сказать... Пожалуй, убийство происходит так: сшиз как-то там воздействует на жертву, вводя ее в ортодоксальную – медленную – фазу, дожимает до четвертой стадии и не дает вернуться. Вот и все. Пшик...

– Но как сшиз может контролировать столь сложные процессы?

– Да не контролирует он их. Для него это вообще выглядит образно. Ну, типа закатывания в асфальт... Остальное – чудачества С-пространства... Я вам могу сейчас еще десяток нелогичностей привести, связанных с этой гипотезой. К примеру... м-м... Вот, пожалуйста: почему мышка дергалась? Этого не должно быть. При условии, что «кривые умирания» существуют и у нее... Не знаю точно, так ли это на самом деле, – не проверял. Но возьмем это как аксиому. В таком случае она должна была подохнуть, даже не пошевелившись. Ведь ортодоксальный сон – самый глубокий. А вы сами видали, как ее куролесило...

– Что это значит?.. – совсем усталым голосом спросила Сти.

– Да ничего. С-пространство в стенах только этого института преподносит нам по два-три сюрприза в день. Попробуй угадай! Феноменом больше, феноменом меньше...

Сти посмотрела на Бориса и внутренне улыбнулась. Кажется, ученый был действительно не совсем в себе и не собирался возвращаться в привычное бесшабашно-приподнятое настроение. Ей даже стало чуточку жаль этого странного гения. То жестокого до садизма, то проникающегося искренним состраданием к далеким кенгуру...

– Борис, – миролюбиво успокаивала она, обнимая его за костлявое плечо и выводя из лаборатории, – хватит уже грустить. Ты же талантливейший ученый! Мы с тобой таких дел наворочаем, что тебе нобелевскими дипломами останется только стенки обклеивать. Скажи, как у нас продвигается проект «Изнанка»?

– Нормально, – без энтузиазма откликнулся он, даже не обратив внимания на ласковое прикосновение женской руки. – Согласно графику.

– То есть к началу следующей недели можно будет монтировать установку?

– Думаю, да. Успеем. – Он остановился и вскинул близко посаженные глаза на нее. Равнодушно спросил: – Зачем? Я никак не могу уразуметь, чего вы добьетесь с помощью этой «Изнанки»?

– Счастья, – снисходительно погладив ученого по голове, ответила Сти. – Моего. Твоего. Общего.

Авоська недоуменно колыхнулась в руке Бориса. В ее движении не было веры. Зато еле заметно проскользнуло сомнение...

Музыку в салоне машины Сти врубила на полную катушку. Володя даже поморщился от уханья басов и уставился в окно.

Неон, бетон и фараон – вот самое краткое описание московского пейзажа... Возле поворота на Цветной бульвар снова митинговали бодряки. Мороз и ажиотаж вокруг их тусовки заставлял противников искусственных снов выглядеть по-настоящему бодро. Основная масса столпилась возле какого-то рекламного баннера. Неподалеку бдительно прохаживались несколько сержантов из патрульно-постовой службы.

Что-то насторожило Сти. Она выключила музыку и попросила водителя:

– Ну-ка останови около этих бодрячков неугомонных.

Он пожал плечами и подрулил к группе хмурых людей, топчущих сапогами грязный снег. В сопровождении Володи и Ромы Сти вышла из машины.

– Что на этот раз? – миролюбиво спросила она у краснорожего мужика, явно прячущего за пазухой поллитровку.

– Да вон... – мотнул он головой в сторону основной массы. – Щит рекламный валят.

– Зачем валят-то?

– Так иди посмотри, что на нем понарисовано – сама, чай, и докумекаешь...

«Люмпен, – мысленно окрестила мужика Сти, направляясь к наполовину раздраконенному баннеру. – Тупой, пьяный. И бездельник к тому же». Вслух она ничего не сказала – много чести.

Пробравшись не без помощи телаков через клокочущую и пахнущую перегаром толпу, она остановилась, глядя на порванное полотно. На успокаивающем звездном фоне была нарисована красивая девушка, держащая в ладонях голубоватую Землю. Внизу крупным кеглем написано: «Спасем наши сны! Новый всепланетный С-канал „Либера“. Скажи свое „нет“ сшизам!»

– Оп-ля... – возвращая нижнюю челюсть на место, произнесла Сти.

– Вот что творят, бандиты! – как по сигналу возопила укутанная в платок баба со старомодным портфелем в руке. – Хулиганье! Не могут этим гадам бошки поотшибать! Куда правительство смотрело, когда разрешало эти сны вообще показывать?! Теперь вон внук ни одной ночи не может поспать просто так, а эти программы ого в какую копеечку вылетают! Скоро...

Сти не успела узнать, что, по мнению бабы, произойдет скоро, потому что в гурьбе началась потасовка и Володя с Ромой принялись довольно грубо локтями расчищать путь для отхода.

В машине Сти набрала телефонный номер одного человека, уже не первый год прочно сидящего в аппарате президента, которому приплачивала хорошие денежки за своевременную информацию, проходящую через верхи.

– Алло? Миша, ты? Ну да, кто же еще...

– Кристина... – В трубке раздалось недовольное сопение. Шлюху какую-нибудь в отеле, поди, трахает. Ничего, прервется – не надорвется...

– Миша, я тебя не отвлекаю? Ну и отлично. Слушай, а почему я о канале «Либера» узнаю из рекламы на улице?

Невидимый собеседник помолчал секунду-другую. Сти буквально почувствовала, как скуксилось его выбритое рыльце.

– Тут какое дело... Информация эта через наши каналы не проходила...

– Чего? Как не проходила? Вы что, совсем водкой там моргалы залили и икрой трахеи набили?

– Тихо-тихо... Не кричи так, мне прекрасно тебя слышно и без праведного надрыва. Темное какое-то дело. В комитете по СМИ они не регистрировались, понимаешь? Как вещать без лицензии собираются – хрен знает! Но реклама пошла не только у нас, но и в Штатах, и в Европе, представляешь? Зачем они туда полезли – абсолютно непонятно. В Европе вон вообще доступ иностранных реципиентов в местные С-секторы закрыт. И самое главное – концы теряются. Совершенно не ясно, кто за этой акцией стоит. Трансляции-то еще не ведутся, пока лишь превентивную рекламную кампанию запустили. Мы федералам дали вводную, чтоб они покопались. Одно точно – тот, кто эту «Либеру» выводит, в финансах не нуждается. И дело знает. Серьезная там команда, Кристина! Не по-детски ребята решили войну сшизам объявить. С подобной пропагандой на весь мир они, чего доброго, таких коврижек наворотят – без кефира не съешь!

– Ну и ну, – только и сказала Сти.

– Вот-вот... Кстати, Кристин, ты если что-нибудь вперед меня накопаешь по этому делу, поделись опытом. Только лучше все же не по телефону, а приватно.

– Да-да... Хорошо, – рассеянно ответила она, прерывая связь.

Вот это привет, не ждали, лихорадочно подумала Сти. Как же не уследили? Они ведь не местное кабельное С-видение в поселке Скипидарный из пятнадцати дворов решили устроить. Они на масштаб планеты замахиваются. Кто же это может быть? Перебрав варианты в уме, Сти даже хмыкнула вслух. Непонятно. Полный, глубокий, беспросветный ноль. Ну да ладно... это выяснится рано или поздно. Лучше, конечно, рано... Главное – в другом. Зачем они это делают? Это же открытый вызов самой сильной касте в эсе – сшизам. Не страшно, друзья-товарищи? Борцы за чистоту нации, блин...

Сти, повертев мобильник на ладони, все-таки набрала номер Роберта.

– Роберт? Слушай внимательно...

– Кристинка, не сейчас! Я...