Северное сияние Робертс Нора

ГЛАВА 29

Он нагнал ее на пороге заднего крыльца, с винтовкой в руках. В один прыжок Нейт оказался рядом и захлопнул дверь.

— Какого дьявола ты делаешь?

— Защищаю своих собак. Их там сейчас искалечат. Уйди, Бэрк, я знаю, что делаю.

Не тратя времени на любезности, Мег уткнула дуло ему в живот, но, вместо того чтобы попятиться, он остался стоять и даже начал ее оттеснять, чем вызвал у нее и гнев, и изумление.

— Дай сюда ружье.

— У тебя свое есть. Это мои собаки. — Бешеный лай перемежался прерывистым, громким рычанием. — Он же мне собак порвет!

— Не убьет. — Он еще не знал, кто такой «он», но, судя по звуку, это был зверь куда крупней любой собаки. Он включил наружное освещение, после чего достал из кобуры табельный пистолет. — Оставайся здесь!

Позже он корил себя за то, что решил, будто она его послушается, внемлет здравому смыслу. Останется в безопасном месте. Но в тот момент, как он распахнул дверь и в боевой стойке вынес вперед руку с пистолетом, она нырнула под его локоть, выскочила на улицу и стремглав с винтовкой в руках помчалась туда, откуда доносился шум ожесточенной схватки.

Нейт остолбенел от изумления, смешанного с ужасом и восхищением. Медведь был гигантских размеров, здоровенная черная туша на фоне островков снега. При свете фонарей зубы его зловеще сверкали — он раскрыл пасть и злобно рычал на собак.

Они бросались на него — короткими прыжками, с опаской. Рычали и рвали зубами. На земле были пятна крови, в одном месте — целая лужа, она быстро впитывалась в землю. И в воздухе пахло кровью. А еще — диким зверем.

— Рок, Булл, ко мне! Ко мне живо!

«Ну нет, теперь уж они вряд ли вернутся, — подумал Нейт. — Дело далеко зашло». Даже ее они сейчас не послушают. Они уже сделали выбор между дракой и бегством и были распалены жаждой крови.

Медведь опустился на четыре лапы, сгорбился и издал рев, нисколько не похожий на тот, какой бывает у медведей в голливудских фильмах. Он был более дикий, более страшный. Настоящий.

Он ударил лапой, острыми когтями, и одна из лаек кувырком полетела в снег с тонким визгом. Тогда медведь встал на задние лапы. Он был выше человеческого роста и огромный, как луна. На клыках была кровь, в глазах — безумие битвы.

Медведь сделал выпад, и тут Нейт выстрелил. Потом еще раз. Зверь уже был на четырех лапах и приготовился кинуться на людей. Стреляла и Мег из винтовки — раз, другой. Медведь взвыл от боли — так это, во всяком случае, истолковал Нейт. Мех его окрасился кровью.

Он рухнул в каких-то трех футах от места, где они стояли, под его тушей задрожала земля.

Бросив винтовку Нейту, Мег рванулась к раненой лайке, которая уже ковыляла к хозяйке.

— Все в порядке, все будет хорошо. Дай посмотрю. Только царапнул, да? Ах ты, глупый, глупый пес. Я же сказала — ко мне!

Нейт задержался на месте, желая убедиться, что медведь сражен наповал, а Рок уже обнюхивал тушу, тычась носом в кровь.

Затем он подошел к Мег, та стояла на коленках, в одних трусиках и рубашке нараспашку.

— Мег, иди в дом.

— Ну, ну, ничего страшного, — уговаривала она Булла. — Я тебя вылечу. Натравили. Натравили на дом, видишь? Мяса с кровью притащили. — Она показала ненавидящими глазами на надорванные куски мяса возле заднего крыльца. — Развесил свежее мясо возле самого дома, а наверное, и на опушке. Выманил медведя. Мерзавец! На такое только мерзавцы способны.

— Мег, иди в дом. Ты замерзла. — Он поднял ее на ноги, она дрожала. — На, держи. А я собак заберу.

Она взяла оружие, свистнула вторую собаку. Вошла в дом, положила ружье и пистолет на стойку и бросилась за аптечкой и одеялом.

— Положи его на одеяло! — прокричала она, когда Нейт на руках внес раненого пса. — И сам рядом ложись, держи его крепче. Он будет сопротивляться.

Он сделал, как было сказано, держал собаке голову и молча смотрел, как Мег промывает раны.

— Не глубоко, обойдется! Боевые раны, ничего страшного. Рок, сидеть! — прикрикнула она, когда пес попытался протиснуться у нее под мышкой и обнюхать раненого товарища.

— Придется сделать пару уколов. — Она достала шприц, умелой рукой набрала лекарство и выпустила тонкую струйку.

— Держи крепко.

— Если хочешь, можем его к Кену свозить.

— Не понадобится. Все, что сделает Кен, я и сама умею. Сейчас введу наркоз, он успокоится, и можно не спеша накладывать швы. Потом дадим антибиотик, завернем потеплее — и пусть спит.

Она выщипнула клочок шерсти и сделала укол. Булл заскулил и бросил жалобный взгляд на Нейта.

— Не напрягайся, лежи спокойно, малыш, сейчас тебе станет лучше.

Нейт гладил собаку, а Мег шила.

— И ты все это держишь дома?

— У нас тут надо быть во всеоружии. Представь себе: ты колешь дрова и вдруг поранил ногу, электричества нет, дороги закрыты — что ты тогда будешь делать?

Она с сосредоточенным видом делала свое дело и ровным голосом продолжала:

— Невозможно из-за всякой ерунды ехать к доктору. Ну вот, почти закончили. Теперь мы тебя уложим на мягкое, теплым одеяльцем укроем. У меня тут есть одна мазь — и раны заживляет, и собака не лижет: вкус у нее препротивный. Потом перевяжем. Завтра к врачу все-таки свозим, пусть посмотрит, но, думаю, ничего страшного.

Убедившись, что пес спит под одеялом, а рядом с товарищем примостился Рок, Мег взяла вино и стала пить прямо из бутылки. Только сейчас у нее затряслись руки.

Нейт взял у нее бутылку и аккуратно отставил. Потом подхватил Мег под локти и чуточку оторвал от пола.

— Никогда, слышишь, никогда больше не смей так делать!

— Эй!

— Смотри на меня. И слушай.

Сопротивляться она и не думала — уж больно голос его был грозен, а лицо — разгневано.

— Никогда больше не смей так рисковать!

— Но надо же было…

— Нет, не надо. Я был здесь. Никакой не было необходимости выбегать из дома в полуголом виде — и прямо на гризли.

— Это был не гризли! — огрызнулась она. — Это был черный медведь.

Он поставил ее на ноги.

— Черт возьми, Мег!

— О себе и о своей живности я в состоянии позаботиться сама.

Нейт развернулся, и в лице его было столько бешенства, что она попятилась. Это был не терпеливый возлюбленный и не хладнокровный полицейский. Это был разгневанный мужчина, и его злости хватило бы, чтобы испепелить ее заживо.

— Теперь ты моя, так что привыкай.

— Ты не заставишь меня стоять и беспомощно хлопать глазами, потому что…

— Хлопать глазами, как же… Да кто тебя заставлял ими хлопать? Что ты называешь беспомощностью? То, что выскочила из дома в одном белье, не разобравшись в ситуации? Это, Мег, большая разница. Тем более — когда ты тычешь мне в живот дулом, чтобы я не мешался под ногами.

— Я… Я тыкала в тебя ружьем? — Удивительно, но его гнев помог ей справиться с эмоциями, и она, кажется, начала соображать. — Прости. Прости. Я была не права.

Она закрыла лицо руками и сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, пока страх, злость и дрожь в пальцах не начали проходить.

— Наверное, я еще что-то сделала не так, но я просто реагировала на ситуацию. Я… — Она протянула руку в знак примирения, потом снова взяла вино и медленно, по глотку, стала промачивать пересохшее горло.

— Собаки для меня — это компаньоны. Ты же понимаешь: когда твой товарищ в опасности, не до раздумий. И ситуация мне была ясна. А времени на объяснения не было. И на то, чтобы сказать тебе, что одно твое присутствие прибавляет мне уверенности. Если бы я по-другому себя повела, мне все равно было бы важно знать, что ты рядом.

Голос у нее задрожал, она закрыла глаза рукой и не отнимала, пока не успокоилась.

— Если тебе охота злиться — я обижаться не стану. Но, может, дашь мне сперва одеться, а потом закончишь свою нотацию? Я замерзла.

— Я уже закончил. — Он шагнул вперед и, заключив ее в объятия, долго не выпускал.

— Вот видишь, я вся дрожу. — Она тесней прижалась к нему. — А ведь если бы тебя здесь не было — не дрожала бы: рассчитывать-то было бы не на кого.

— Давай-ка тебя оденем. — Продолжая обнимать ее одной рукой, он повел ее в гостиную, потом подошел к печи и подбросил дров.

— У меня потребность о тебе заботиться, — тихо проговорил он. — Но я тебя не задушу в объятиях, не бойся.

— Знаю. А у меня потребность — самой о себе заботиться. Но я постараюсь, чтобы и тебе дело нашлось.

— Договорились. А теперь объясни-ка мне, кто кого и куда подманил.

— Медведи любят поесть. Поэтому, когда люди ночуют в лесу, пищевые отходы всегда закапывают, а еду берут в закрытых емкостях и вешают на деревья подальше от лагеря. И по той же причине для припасов мы строим кладовые на сваях, а лестницу за собой всякий раз убираем.

Она натянула брюки, провела рукой по волосам.

— Стоит медведю унюхать еду, как он пускается на поиски. И между прочим, медведи даже по лестнице забираются. Если бы ты знал, что еще эти звери умеют, ты бы удивился. Могут и в город притащиться, в гущу людей, чтобы порыться в мусоре, в птичьих кормушках и так далее. Случается, какой-нибудь особо любопытный и в дом заберется — проверить, что там есть интересненького. В большинстве случаев удается пугнуть. Но не всегда.

Она застегнула рубашку, подсела ближе к огню.

— Там, за крыльцом, на земле, мяса полно. Наверняка, если посмотреть, и куски целлофана найти можно. Кто-то его принес и разбросал — в расчете, что это приведет к нам медведя. Учитывая время года, расчет очень верный. Медведи только просыпаются от спячки. Они голодные.

— Кто-то подбросил приманку, чтобы выманить тебя в ловушку.

— Не меня — тебя. — От этой мысли кровь бросилась ей в голову. — Ты сам подумай. Приманку должны были разложить сегодня, до моего возвращения. Если бы это сделали при нас, мы бы услышали собак. Предположим, сегодня ты бы опять ночевал один — что бы ты сделал, если бы собаки зашлись?

— Вышел бы посмотреть, в чем дело. Но с оружием.

— Ага, с пистолетом, — кивнула она. — Испугать им медведя, может, и можно. И даже уложить — если повезет и он не кинется на тебя прежде, чем ты выпустишь всю обойму. А уж если кинется — пистолет наверняка выбьет, а руку откусит. Пистолетом ты его скорее разъяришь. А что такое против медведя две сердитые лайки? Да он бы от них мокрого места не оставил, Нейт. В лучшем случае они бы успели его чуточку потрепать — прежде чем он разорвал бы их на куски. А если бы ты вышел один со своей пушечкой, тебя бы тоже разорвали на куски. Скорее всего. Подраненный медведь, разъяренный медведь мог бы и в дверь за тобой вломиться. На это и расчет был.

— Если так, значит, кому-то я очень мешаю.

— Легавые всегда кому-то мешают, так ведь? — Он сел рядом, она погладила его по коленке. — Кто бы это ни был, он задумал все так, чтобы ты или погиб, или надолго выбыл из строя. А что для этого надо пожертвовать моими песиками — ему чихать.

— Или тобой — если бы все пошло иначе.

— Или мной. Ну, вот что. На этот раз он меня достал. — Еще раз потрепав Нейта по коленке, она поднялась и заходила из угла в угол. — Убил моего отца — сделал мне больно. Но это дело прошлое, с этим я еще могла справиться. Найти его, посадить за решетку — и мне бы хватило. Но никому не позволено убивать моих собак.

Она повернулась и увидела на его лице улыбку.

— Или убивать парня, за которого я собралась замуж, да еще прежде, чем он купит мне дорогое кольцо. Все еще злишься?

— Не очень. Никогда, наверное, не забуду, как ты там стояла на ветру в одних красных трусиках и рубашечке с винтовкой в руках. Со временем эта картина станет казаться мне уже не страшной, а очень даже сексуальной.

— Я тебя очень люблю. И это ужасно. Ладно. — Она потерла лицо. — Нельзя оставлять там эту тушу. На нее сбегутся незнамо сколько других охотников до жратвы, да и собаки утром набросятся. Позвоню-ка я Джекобу, пусть приедет, поможет ее разделать. А заодно посмотрит, может, по каким-то признакам сумеет распознать, кто это сделал.

Она взглянула ему в лицо и подошла ближе.

— Вижу, мозги заработали. Джекоб здесь сегодня был, к тому же — с медвежатиной. Он бы этого не сделал, Нейт. Могу назвать несколько веских причин — помимо того, что он хороший человек и любит меня. Во-первых, он ни за что не причинит зла моим собакам. Он слишком к ним привязан. Во-вторых, он знал, что я сегодня возвращаюсь. Когда я мотор починила, связалась с ним по рации. В-третьих, если бы ему надо было от тебя избавиться, он бы просто всадил в тебя нож и закопал в таком месте, где тебя бы никогда не нашли. Дешево и сердито. А это? Это был трусливый, ничтожный человек, к тому же охваченный паникой.

— Убедила. Звони.

Наутро у себя в кабинете Нейт изучал свежие улики. Обрывки белой пленки — похожей на ту, в которую в Угловом расфасовывают некоторые продукты. Клочья мяса, которые он запечатал в пакет для вещдоков.

И серебряная серьга.

Не видел ли он ее раньше? Эту серьгу? Что-то сидело в дальнем уголке его памяти, не давало покоя.

Одна серебряная серьга. Теперь мужчины такие чаще носят, чем когда-то. Мода меняется, теперь даже с костюмом серьгу надевают — и ничего.

Но шестнадцать лет назад? Не массовое явление. Тем более для мужчины. Скорее — атрибут какого-нибудь хиппи, музыканта, художника, бунтаря. И это ведь была не маленькая скромная сережка и не тонкое кольцо в ухо — это был мальтийский крест.

А это кое о чем говорит.

Это не была вещь Гэллоуэя. Он рассмотрел фотографии — Гэллоуэй погиб с кольцом в ухе. И, насколько позволяла судить лупа, второе ухо у него вообще не было проколото.

На всякий случай он проверил заключение медицинской экспертизы.

И он знал: эта вещь принадлежит убийце.

Маленькая задняя застежка — как они называются-то? — отсутствовала. Он мысленно представлял себе, как некто заносит ледоруб — и в этот момент теряет серьгу, сам того не замечая. И опускает топор. Всаживает в грудь жертвы.

Неужели он так и стоял и смотрел, как, с застывшим в глазах изумлением, мешком оседает по обледенелой стене его близкий друг? Стоял и смотрел? Что он чувствовал? Ужас или радость? Восторг или оцепенение? «Неважно, — подумал Нейт. — Дело все равно было сделано».

А потом? Взял рюкзак, заглянул внутрь? Какой смысл оставлять еду или деньги, если они там есть? Надо быть практичным. Надо выживать.

Сколько прошло времени, прежде чем он обнаружил пропажу серьги? Возвращаться и искать поздно. Стоит ли беспокоиться из-за такой мелочи?

Но любое дело всегда строится на мелочах. Мелочи позволяют вершить правосудие.

— Нейт?

Не выпуская из ладони серьгу, он ответил по селектору:

— Да?

— К тебе Джекоб, — доложила Пич.

— Пусть войдет.

Вставать он не стал, а, наоборот, откинулся в кресле. Джекоб затворил за собой дверь.

— Я ждал вашего прихода.

— Мне надо кое-что сказать, о чем я не хотел вчера при Мег говорить.

На Джекобе была замшевая рубашка поверх линялых джинсов. На шее висела нитка бус с крупным, отполированным камнем коричневого цвета в середине. Длинные седые волосы были забраны в хвост. В открытых мочках ушей никаких украшений не наблюдалось.

— Присядьте, — пригласил Нейт. — И говорите, что хотели.

— Я стоя скажу. Ты или примешь мою помощь, или я сам сделаю то, что должен. Но я положу этому конец. — Он шагнул вперед, и впервые за время их знакомства Нейт прочел в его лице негодование.

— Она — мой ребенок. Я ее растил дольше, чем Пэт. Она моя дочь. Что бы ты обо мне ни думал — это ты должен понимать. И я так или иначе приму участие в поисках того, кто вчера подверг ее жизнь опасности.

Нейт качнулся в кресле вперед, потом назад.

— Выдать вам жетон?

Джекоб сжал пальцы в кулак. Медленно разжал. Очень медленно — по мере того, как стихал гнев. Точнее — закрывался непроницаемой маской.

— Нет, жетон не по мне. Слишком тяжелый.

— Хорошо, тогда ваша помощь будет неофициальной. Так вас устроит?

— Да.

— Вы кое-кого расспрашивали, вам рассказали о деньгах. Как думаете, возможно такое, чтобы старый ветер задул?

— Более чем возможно. Люди болтливы, особенно белые.

— А раз ветер снова задул, несложно было догадаться, зная ваши отношения с Гэллоуэем и с Мег, что вы передадите мне информацию?

Джекоб пожал плечами.

— Не проще было бы заткнуть вам рот, пока вы ко мне не пришли?

Теперь Джекоб улыбнулся:

— Я прожил долгую жизнь, и убить меня не так-то просто. Чего не скажешь о тебе. Вчерашняя затея была исполнена небрежно и без большого ума. Почему было не застрелить тебя, когда ты был один, скажем, на озере? Потом напихать тебе камней в карманы и утопить. Я бы так поступил.

— Спасибо. Но наш злоумышленник не действует напрямик. И даже с Гэллоуэем, — сказал Нейт, видя, что Джекоб заинтересовался стендом. — То убийство было совершено в минуту помешательства, из жадности или потому, что случай представился. А может быть — по всем трем причинам. Оно не было спланировано.

— Не было, — поразмыслив, согласился Джекоб. — Есть более простые способы убить человека, чем лезть с ним для этого на вершину.

— Один удар топора, — продолжал Нейт. — Один. А потом у него даже не хватает мужества выдернуть ледоруб и избавиться от тела. Это уже требовало бы от него прямых действий. То же самое с Максом. Инсценировка самоубийства. На Максе такая же вина, как и на нем — он мог и так рассуждать. Собака? Ну, это просто для отвода глаз, для прикрытия. А заодно — насолить Стивену Уайзу. Но один на один на меня он не пойдет.

Он выложил на стол серьгу.

— Знаете эту вещь?

Джекоб наморщил лоб.

— Побрякушка. Символ. Но не индейский. У нас свои.

— Думаю, шестнадцать лет назад ее обронил убийца. Он давно о ней забыл. Но если увидит — вспомнит. Где-то я такую уже видел. — Нейт взял серьгу в руки, покачал крестик. — Только вот где?

Серьгу он взял с собой. Это было не совсем по правилам, но, мотаясь по городу, Нейт держал ее в кармане.

О случившемся накануне он никому не сказал и попросил Мег и Джекоба тоже держать язык за зубами. Решил сыграть с убийцей в игру.

Весна была в разгаре, дни удлинялись, и зеленый цвет все настойчивее вытеснял белый. Нейт патрулировал улицы, говорил с горожанами, выслушивал их жалобы и проблемы.

И у всех мужчин проверял, не проколоты ли уши.

— Они могут и зарасти, — сказала как-то Мег.

— Кто?

— Дырки в ушах. Или в любом другом месте. — Она легонько потеребила пальцами его пенис.

— Перестань. — Его охватил трепет, и она засмеялась коварным смехом.

— Говорят, это усиливает… натиск.

— И думать не смей. Что ты хочешь этим сказать — «могут зарасти»?

— Дырки могут затянуться. Если долго не носить серьги, они, — она чмокнула губами, — зарастают.

— Сукин сын. Ты точно знаешь?

— У меня в этом ухе было четыре дырки. — Она подергала себя за левое ухо. — Стукнуло как-то, вот и проколола.

— Что, сама? Сама проколола?

— Ну да. Я что — маленькая? — Она легла на него, и, поскольку на ней ничего не было, тема разговора моментально улетучилась у него из головы — пришлось приложить волевое усилие.

— Какое-то время поносила четыре серьги, но потом надоело, я стала вдевать две — а остальные быстренько затянулись. — Она протянула руку и зажгла лампу, потом наклонила голову. — Видишь?

— Могла бы и раньше сказать. Что я, как дурак, мотаюсь по городу и переписываю мужиков с проколотыми ушами?

Она потеребила ему мочку уха.

— А тебе бы пошло.

— Нет.

— Могу проколоть.

— Нет, нет и нет. Ни в ухе, ни в каком другом месте.

— Ну и противный.

— Да, я такой. Теперь придется начинать сначала — мой список больше не имеет никакого смысла.

Она приподнялась и оседлала его. Приняла в себя.

— Потом займешься делами.

Он заскочил в «Приют» и застал там Хопп и Эда, которые совещались за салатом «Буффало».