Северное сияние Робертс Нора

— Тридцать два.

— И вы служили в полицейском управлении Балтимора?

— Верно.

— Вы женаты?

— Разведен.

— Дело житейское. Дети?

— Нет.

— Балтимор — ваш родной город?

— Да, я там родился и прожил всю жизнь. Если не считать последних двух недель.

— И как вышло, что детектив из Балтимора оказался шефом полиции Лунаси?

— Меня приняли на эту должность.

Макс сохранял дружелюбное лицо.

— Но чтобы взяли, надо же было заявку подать?

— Мне захотелось перемен. — «А точнее — начать с нуля. Использовать последний шанс». Но этого он не сказал.

— Это очень крутые перемены, вы не находите?

— Если менять привычный ход вещей, зачем мелочиться? Предложение показалось мне интересным, да и место тоже. У меня есть возможность делать свою работу, но совсем в новых для меня условиях и в другом ритме.

— Мы с вами затронули тему полицейской отчетности. Вряд ли это то, к чему вы привыкли. Не боитесь, что быстро наскучит? Поселок с населением меньше семисот человек — после насыщенной событиями жизни большого города?

Осторожнее, сказал себе Нейт. Ведь он и в самом деле только что сидел и умирал от скуки. Или от депрессии? Подчас и не поймешь. И то, и другое оставляет тяжелое, беспокойное чувство.

— Балтиморцы считают, что их город замыкает список крупных мегаполисов. Но в каком городе ни работай — по большей части действовать приходится как бы анонимно. Один полицейский мало чем отличается от другого, да и дела все очень похожи.

«И никогда не удается раскрыть все, — мысленно добавил он. — Сколько ни копай, а всегда остаются нераскрытые дела, которые на тебя давят, и давят, и давят».

— Здесь, если человек приходит в участок, он может быть уверен, что либо я, либо кто-то из моих замов к нему выйдет и займется его проблемой, поможет разобраться с ситуацией. А в скором времени я уже буду со всеми знаком лично, и за каждым обращением для меня будет стоять не просто имя и фамилия, а живой человек, которого я знаю. Думаю, это сделает мою работу еще более значимой.

Он вдруг сам удивился правоте сказанных слов.

— Вы охотник?

— Нет.

— Рыбак?

— Пока тоже нет.

Мак надул губы.

— Хоккей? Лыжи? Альпинизм?

— Нет. Питер учит меня ходить на снегоступах. Говорит, здесь без этого никак.

— Это правда. А как насчет хобби? Какие у вас увлечения, интересы? Как проводите свободное время?

Свободного времени у него отродясь не водилось. Точнее, он его себе не оставлял. Может, поэтому Рейчел и ушла?

— Я еще не решил. Начнем со снегоступов, а дальше видно будет. А как вы тут оказались?

— Я?

— Мне тоже хочется знать что-то о человеке, который берет у меня интервью.

— Справедливо, — сказал Макс после минутного раздумья. — В шестидесятые годы я учился в Беркли. Секс, наркотики, рок-н-ролл. Появилась женщина — как и полагается, — и мы перебрались на север. Какое-то время прожили в Сиэтле. Там я подружился с одним парнем, он увлек меня альпинизмом. И мы подались еще дальше на север. Вместе с подругой. Мы с ней исповедовали нонконформизм, вегетарианство и интеллектуальный образ жизни.

Он улыбнулся. Полноватый, лысеющий мужчина средних лет, вполне довольный своим прошлым и настоящим.

— Она хотела заниматься живописью, я собирался писать романы, раскрывающие глубинную сущность человеческой натуры. Все это — до тех пор, пока мы не решили пожениться. Этой затеей мы все испортили. Она вернулась в Сиэтл. А я остался здесь.

— И стали издавать газету вместо того, чтобы писать романы.

— Ну, от романов я пока тоже не отказался. — Он больше не улыбался, взгляд стал каким-то отстраненным и немного тревожным. — Время от времени достаю из стола. Ничего выдающегося, конечно, но я продолжаю работать. И по-прежнему не ем мяса, по-прежнему причисляю себя к зеленым, чем вызываю раздражение у массы людей. С Кэрри мы познакомились лет пятнадцать назад. Поженились. — На лицо вернулась улыбка. — Похоже, этот брак оказался более удачным.

— А дети?

— Девочка и мальчик. Двенадцать и десять лет. Итак…

Давайте вернемся к вам. Вы одиннадцать лет прослужили в полиции Балтимора. Я разговаривал с лейтенантом Фостером, и он…

— Вы говорили с моим шефом?!

— С вашим бывшим шефом. Я же готовился к интервью. Так вот. Он вас характеризует как дотошного и неутомимого следователя, из тех полицейских, кто доводит дело до конца и не боится трудностей. Мы, конечно, рады, что нашей полицией руководит такой человек, но, на мой взгляд, нынешняя должность — не ваш уровень.

— Это моя проблема, — холодно ответил Нейт. — Извините, больше времени уделить вам не могу.

— Всего пару минут. После прошлогоднего инцидента, когда вы были ранены, а ваш напарник и подозреваемый — убиты, вы два месяца провели на больничном. Потом вы четыре месяца работали, после чего подали рапорт об отставке. Предполагаю, что решение приехать на работу к нам было во многом принято из-за случившегося. Я прав?

— Я уже объяснил, почему я сюда приехал. Гибель моего напарника не имеет никакого отношения к моему переходу на работу в Лунаси.

Макс сохранял бесстрастное выражение, и Нейт понял, что недооценил этого человека. «Журналисты всегда верны себе», — подумал он. А этот уже чуял запах сенсации.

— Но она имеет отношение к вам, шеф. К вашему опыту, вашей мотивации, вашему послужному списку.

— Послужной список — вот ключевое слово.

— Наше издание хоть и маленькое, но, как издатель, я обязан выполнять свою работу добросовестно. Я должен предоставлять своим читателям точный и достоверный материал. Мне известно, что та перестрелка стала потом предметом служебного расследования и ваши действия были признаны правомерными. Но в ту ночь вы все же убили человека, а это не может не висеть на вас тяжким грузом.

— А вы что же думаете, Хоубейкер, что жетон и оружие полицейским дается для забавы? Или как украшение? Каждый полицейский прекрасно осознает, что когда-нибудь ему придется применить оружие. Да, вы правы, это тяжкий груз.

Он разозлился. В голосе появился металл и лед, похожий на тот январский ветер, что бушевал за окном.

— Это не может не висеть тяжким грузом — оружие и то, для чего оно нам дается. Сожалею ли я о том, что пришлось стрелять? Нет, не сожалею. Я жалею о том, что промедлил. Если бы я выстрелил раньше, хороший человек остался бы жив. Не было бы вдовы и осиротевших детей.

Макс откинулся на спинку стула и несколько раз облизал губы. Но не отставал:

— Так вы вините себя?

— Я единственный, кто вышел оттуда живым. — Злость утихла, глаза потускнели, в них появилась усталость. — Больше винить некого. Выключите диктофон. Интервью окончено.

Макс подался вперед и выключил аппаратуру.

— Простите, что нажал на болевую точку. Народу у нас тут немного, но и эти немногие имеют право знать правду.

— Вы так всегда говорите. Я должен вернуться к работе.

Макс убрал диктофон и встал.

— Мне еще потребуется фото. — Под молчаливым взглядом Нейта он прокашлялся. — Может быть, Кэрри потом заедет и щелкнет вас. Она у нас за фотографа. Спасибо, что уделили мне время. И… удачи вам со снегоступами.

Нейт остался один. Он сидел неподвижно, ожидая, что сейчас вернется гнев. Но этого не происходило. Он был бы рад вновь испытать эту безудержную, слепящую ярость. Но оставался спокоен.

Он знал, что будет, если не двигаться. Поэтому встал, не спеша и размеренно. Вышел в общую комнату и взял рацию.

— Мне надо ненадолго отлучиться, — обратился он к Пич. — В случае чего — свяжешься со мной по мобильному или по рации.

— Погода меняется, — предупредила она. — Судя по всему, буран будет нешуточный. Смотри, далеко не забирайся, а то потом не выберешься.

— Я скоро. — Он вышел в сени, надел парку. Стараясь ни о чем не думать, сел в машину и поехал. Подъехал к дому Хопп и постучал в дверь.

Она открыла. Поверх теплой вельветовой рубашки висели на цепочке очки для чтения.

— Игнейшус! Входи.

— Нет, спасибо. Больше никогда не устраивайте мне засады.

Она внимательно посмотрела, поглаживая цепочку от очков.

— Войди, поговорим.

— Больше мне сказать нечего.

Он резко повернулся и вышел, оставив ее в недоумении.

Лишь отъехав от города на приличное расстояние, Нейт вырулил на обочину. По ледяной глади озера несколько человек катались на коньках. Чуть подальше, на берегу, виднелся полуразвалившийся рыбацкий домик.

Самолета Мег нигде не было. Он не видел ее с той ночи, когда они любовались северным сиянием.

Надо возвращаться и делать свою работу. Но неожиданно для самого себя Нейт поехал дальше.

Подъехав к дому Мег, он обнаружил, что оба пса на посту — сторожат жилище. Нейт вышел из машины и решил посмотреть, как они среагируют на непрошеного гостя.

Собаки насторожились, а потом кинулись к нему с дружелюбным лаем. Попрыгав и повиляв вволю хвостом, один пес ринулся в будку и вернулся с огромной костью в зубах.

— Чья же это кость? Мастодонта?

Кость была многократно обгрызена и облизана, но Нейт решил поддержать игру и, как копье, метнул ее что было сил.

Собаки бросились за ней, соревнуясь между собой, как футболисты в борьбе за мяч. Нырнули в снег, вынырнули — все белые. Кость они ухватили оба. После несколько попыток завладеть ею единолично они вместе понесли ее «хозяину».

— В команде работаете, да? — Он взял добычу и снова запустил ее в снег. Все повторилось.

На четвертой попытке псы вдруг позабыли про забаву и кинулись к озеру. Через несколько секунд он понял, что их привлекло. Все громче слышался рокот моторов, и Нейт направился по собачьему следу к «посадочной полосе».

По лобовому стеклу пилотской кабины скользнул красный, а потом тускло-желтый луч заходящего солнца. Как быстро и низко она заходит на посадку! Он уже приготовился к тому, что сейчас лыжи зацепят верхушки деревьев или, того хуже, самолет клюнет носом лед.

Оглушительный рев. Нервничая, Нейт смотрел, как она описывает круг, снижается и касается лыжами льда. А потом наступила тишина, такая полная, что было слышно, как садится потревоженный самолетом воздух.

Рядом с Нейтом, подрагивая боками, ждали собаки. Потом оба пса в нетерпении присели — и в следующий миг уже рванули на лед. Когда дверца кабины распахнулась, они бросились выражать свою радость прыжками, лаем и вилянием хвостов. Мег соскочила на лед. Присев, дала себя облизать, а сама ласково трепала псов по мохнатым спинам. Потом выпрямилась и достала из кабины рюкзак. И только после этого посмотрела на Нейта.

— Опять кто-то крыло помял? — прокричала она.

— На этот счет ничего сказать не могу.

В сопровождении возбужденных от радости собак она вышла на берег.

— Давно ждешь?

— Несколько минут.

— Твой организм еще не приспособлен к нашим морозам. Идем в дом.

— Куда летала?

— Да так, в разные места. Пару дней назад нанялась свозить одну компанию поохотиться на оленей. Не дергайся — только фотоохота. А сегодня отвезла их назад в Анкоридж. И вовремя успела, — добавила она, глядя в небо. — Буря надвигается. В воздухе уже чувствуется.

— А тебе страшно не бывает?

— Нет. Интересно бывает, это точно. — Они уже вошли в сени, Мег сняла пуховик.

— И в аварию никогда не попадала?

— Случалось, скажем так, совершать вынужденную посадку. — Она сбросила сапоги, взяла полотенце и стала вытирать лапы псам. — Проходи дальше. Мне еще тут пару минут нужно, а вчетвером здесь не повернешься.

Он прошел в дом, плотно, как его учили, прикрыв за собой дверь, чтобы не выпускать тепло.

Окна переливались последними отблесками заходящего солнца, комната была наполнена игрой света и тени. Пахло цветами — но не розами, а какими-то более скромными цветами.

Он ожидал увидеть сельский дом, но даже сейчас, в этом сумрачном свете, было понятно, как он ошибся.

В просторной гостиной стены были светло-желтого цвета. «Наверное, чтобы в доме светлее было», — решил он. Камин был сложен из полированного камня золотистых тонов, и тлеющие в нем поленья отбрасывали на его внутренние стенки теплый отблеск. На каминной полке стояли невысокие подсвечники — бежевые и синие. Синей была и обивка дивана, на котором, конечно же, были разложены диванные подушки, без которых женщины, похоже, жить не могут. Спинку дивана покрывал пушистый синий плед.

Еще в комнате были лампы с абажурами, полированные столы, узорчатый ковер и два больших кресла.

Стены украшали картины и акварели с пейзажами Аляски.

В левом углу была лестница на второй этаж. Опорная деревянная колонна была резная, в виде тотемной фигуры.

Дверь распахнулась. Первыми вбежали собаки, каждая тут же заняла свое кресло.

— Я совсем другого ожидал, — признался он.

— Когда все в жизни совпадает с нашими ожиданиями, очень скучно становится.

Мег пересекла комнату, открыла большой резной короб и достала несколько поленьев.

— Давай я.

— Уже все. — Она нагнулась, подбросила поленья в огонь и повернулась к гостю: — Есть будешь?

— Нет, спасибо.

— Выпьешь?

— Да нет, не стоит.

Она зажгла свет.

— Тогда секс.

— Я

— Иди, поднимайся. Вторая дверь налево. Я только собакам поесть-попить дам.

Она вышла, оставив его наедине с собаками, неотрывно следящими за ним своими голубыми глазами. Ишь, усмехаются.

Вернувшись, она застала его в том же положении.

— Лестницу не нашел? А еще детектив!

— Послушай, Мег… Я ведь заехал просто… — Он провел рукой по волосам. Никакого объяснения у него на самом деле не было. Он уехал из города, испугавшись огромной разверзшейся перед ним черной дыры, а здесь, позабавившись с лайками, вдруг понял, что она куда-то исчезла.

— Стало быть, секса не желаешь?

— Провокационный вопрос.

— Ну что ж, ты тут пока думай, как на него отвечать, а я тем временем поднимусь и разденусь. — Она тряхнула головой, черные волосы рассыпались по плечам. — В голом виде я очень хороша, если тебя это интересует.

— Я так и подумал.

— А ты хоть и худой, но вполне в моем вкусе. — Она двинулась к лестнице, не спуская с него глаз. Потом поманила пальцем: — Идем же, красавчик.

— Так просто?

— А что такого? Закон это не запрещает, по крайней мере пока. Секс — это очень просто, Нейт. Сложно — это все остальное. Призываю тебя к простоте.

Она зашагала наверх. Нейт оглянулся на собак и вздохнул.

— Надо еще посмотреть, может, я забыл, что такое эта простота.

Он прошел наверх, задержался у первой комнаты. Стены здесь были огненно-красными, а одна — зеркальная. Напротив зеркала на полке стояли телевизор, проигрыватель DVD-дисков, стереосистема. На полу — новейшие тренажеры.

Маленький холодильник, надо полагать, забитый водой, а может, и так называемыми энергетическими напитками.

Судя по тренажерам, тело, которое ему предстояло увидеть обнаженным, было изрядно тренированным.

Дверь в спальню тоже была открыта. Мег сидела на корточках перед камином и разводила огонь. В комнате стояла необъятных размеров кровать темного дерева с резными стойками. Здесь тоже были картины и светильники, но в зеленых и кремовых тонах.

— Неплохо ты оснащена.

Она улыбнулась, слегка повернув голову.

— Ты же еще ничего не видел!

— Я о тренажерах.

— А ты тренируешься, шеф?

— Раньше тренировался. — «До Джека». — В последнее время забросил.

— А я люблю пропотеть. И прилив эндорфина люблю.

— Я тоже любил.

— Значит, надо возобновить.

— Да. Вообще домик у тебя что надо.

— Четыре года обустраивалась. Мне нужно пространство, в тесноте я делаюсь раздражительной. Со светом или без? — Не дождавшись ответа, она выпрямилась и внимательно на него посмотрела. — Расслабься, шеф. Я не укушу — если сам, конечно, не попросишь.

Мег прошла к туалетному столику, открыла ящик.

— Безопасность превыше всего, — объявила она и бросила ему презерватив в упаковке. — Ты слишком много думаешь, — сказала она, видя его замешательство. И мысленно прибавила: «До чего хорош! Эта лохматая голова и глаза раненого героя!» — Думаю, у нас получится. Пожалуй, немного романтизма тебе не повредит. И мне тоже.

Она зажгла свечу, потом обошла комнату, зажигая все остальные.

— Музычку. — Она включила встроенный в шкаф CD-плеер, убавила звук. На сей раз это была Аланис Морисетте, которая страстным голосом пела о том, как боится счастья.

— Пожалуй, тебя бы следовало подпоить, но сейчас уже поздно об этом.

— А ты оригиналка, — проворчал Нейт.

— Это уж точно. — Она стянула через голову свитер и швырнула на кресло. — Термобелье лишает стриптиз должной сексуальности, зато результат себя оправдывает. Он уже был возбужден донельзя.

— Сам разденешься или хочешь поручить это мне?

— Я волнуюсь. Как идиот.

«Еще какой, — подумала она. — Восхитительный». Честность в мужчине всегда подкупает.

— Ты волнуешься оттого, что слишком много думаешь. — Она шагнула, оставив трусики на полу. Села на кровать и стала стягивать носки. — Если бы в Новый год тебя не отвлекли, мы бы уже тогда завалились в постель.

— Я тогда вернулся, а тебя и след простыл.

— Приступ рефлексии тогда случился у меня. Видишь теперь, как это губительно? — Она откинула покрывало и одеяла.

Он пристроил рубашку рядом с ее свитером. Потом вынул из кармана мобильник и положил на видном месте.

— Я на службе, — пояснил он.

— Будем надеяться, что никто ничего не нарушит. — Мег стянула маечку, обнажив хорошо тренированное тело.

Она была словно фарфоровая — нежная белая кожа. При этом — никакой хрупкости. Напротив — ее тело источало уверенность и силу. Она была как черно-белая фотография, освещенная золотым светом.

Мег повернулась, чтобы выключить верхний свет, и Нейт увидел у нее на пояснице миниатюрную красную татуировку в виде распростертых крыльев, и острое желание пронзило его.

— Половина мыслей у меня из головы уже улетучились.

Она рассмеялась;

— Давай позаботимся и о второй половине. Вылезай из брюк, Бэрк.

— Слушаюсь, мэм.

Нейт расстегнул пряжку и замер: Мег сидела на кровати совершенно голая. Во рту у него пересохло.

— Ты была права. Без одежды отлично смотришься.

— С удовольствием отвечу комплиментом на комплимент, если ты наконец расстанешься с одеждой. — Она вытянулась на постели. — Ну же, красавчик, иди ко мне.

Он стал раздеваться, а она пальцем провела себе по груди сверху вниз.

— Ну что ж, совсем неплохо, торс развит. Отличный мышечный тонус, если учесть, что давно не занимался. И… — Она усмехнулась и оперлась на локоть, наблюдая, как он снимает брюки. — Так, так, вижу, что думать ты уже перестал. Надевай на солдата мундир и марш на войну!

Он повиновался, но когда сел на кровать, то лишь погладил ее по плечу.

— Дай мне минутку, я должен продумать стратегию боевых действий. Никогда такой кожи не видел. Она прямо светится.

— Красивая обертка еще не гарантия качества.

Она привстала, схватила его за прядь волос и притянула к себе.

— Где эти губы? Я в прошлый раз не распробовала.

Неудовлетворенность, отчаяние, безумное желание все для него слилось в одном порыве. Вкус ее поцелуя пронизал все его жилы, жар ее объятий довел кровь до кипения. Он жадно впился в нее губами, и давно забытые желания вновь всколыхнулись.

Он не мог насытиться этим ртом, этой шеей, этой грудью. Ее прерывистые вздохи, стоны и вопли лишь обостряли его желание.

Рука скользнула ниже, туда, где уже было жарко и влажно, и он вмиг довел ее до вершин такого блаженства, что обоих охватил трепет.

Это было все равно что подниматься по пологому зеленому склону и оказаться в жерле вулкана. «Вот он какой, — подумала она. — Ранимый и спокойный — а внутри огонь». Мег с первой минуты почувствовала к нему влечение, ее тянуло к этим печальным глазам, этому тихому голосу. Но такого она не ожидала.

Она выгнулась дугой, и он вошел в нее. Она громко застонала от наслаждения. Не размыкая объятий, они перевернулись на постели, она впивалась в него ногтями, кусала, а ее руки жадно скользили по мокрой от пота коже.

Мег дышала прерывисто и шумно.

Ему хотелось измучить ее, взять силой, подчинить своей воле, пронзить насквозь. С каким наслаждением он зарылся бы в ее волосы! Но она поднесла руку к его лицу и нежно провела пальцем. Она пожирала его взглядом своих синих глаз, а он настойчиво продвигался вперед и целиком растворился в ней. Она так и продолжала неотрывно смотреть на него, когда он в изнеможении, обессиленный, опустился рядом с ней на кровать.

Нейт чувствовал себя совершенно выпотрошенным. Он уже забыл это ощущение — когда сознание затуманивается и остается одно тело, такое тяжелое, что элементарно встать с постели — и то требует усилия воли.

Он словно ослеп и оглох. Вот бы в таком состоянии — и в забытье. Он бы не возражал.

— Не спать при исполнении!

— А? Что?

— Задний ход, красавчик.

Нет, он все-таки не ослеп. Он видит свет, тень, различает форму. Ничего не понимает — но видит. И слух, кажется, сохранился, потому что сквозь легкий гул в голове до него доносится голос. Ее голос.

И он ощущает рядом с собой ее тело. Мягкое, упругое, гибкое тело, влажное от пота, пахнущее мылом, сексом, женщиной.

— Толкни-ка меня, — попросил он. — Я, по-моему, парализован.

Но она положила руку ему на плечо и притянула к себе.

— Бог мой!

— Кажется, я Его видел. Мимолетно. И Он улыбался.

— Это была я.

— А-а!

У нее не было сил вытянуться. Она проговорила: