Между Вороном и Ястребом. Том 1 Соловьева Евгения
Призрак женщины словно потускнел, опустил плечи, и даже ее лицо словно бы разом постарело.
– Турнир поцелуев, – прошептала она едва слышно. – Я устроила его ради вас, милорд, только ради вас… Я надеялась, так надеялась, что вы посмотрите на меня и увидите, наконец, а вы… вы даже меня не помните! Какая же я дура!..
Турнир поцелуев?! То есть эта рано поблекшая женщина и есть та молоденькая целительница, милая и нежная, за губки которой соперничали… Неласково же обошлась с ней Всеблагая! Бездетная вдова, потерявшая даже тень былой красоты, разве что волосы… И чего она хочет от него теперь?! Что это за намеки?!
Осознав смысл услышанного в полной мере, Грегор нахмурился. Неужели эта… женщина всерьез на что-то рассчитывала?! Может, она и на службу к нему устроилась, чтобы… осуществить свои глупые надежды?! Впрочем, нет, Эванс всегда была очень почтительна и безупречно добродетельна… Если ей просто хотелось быть рядом, это можно понять… Несчастное существо, живущее прошлым и памятью о кратком миге своего триумфа… Но причем это сейчас?!
– Эванс, послушайте, – сделал он последнюю попытку договориться с убитой. – Если вы и в самом деле… испытывали ко мне чувства… Прошу, помогите мне! Помогите отыскать жену, и я… я буду всегда благодарен вам!
– Жену?! – выдохнул призрак, вдруг обретая неприятное сходство с живой женщиной, причем разгневанной. – Эту мерзавку, которая не ценила своего счастья?! Она могла быть с вами всю жизнь, каждую минуту, когда бы только пожелала! Вы ее обожали, исполняли все ее желания, а что взамен?! Как я надеялась, что вы увидите ее непокорность и все поймете! Поймете, что она вас не любит и никогда не хотела брака с вами! Я надеялась, вы разуверитесь в этой особе, которая никогда не хотела соблюдать правила и беречь свою репутацию! Почему все любили ее за это? Даже вы! Вы! Я любила вас всю жизнь, милорд! Я готова была поклоняться вам как божеству, но даже взгляд не смела бросить издали, ведь кто вы – и кто я?! И что я получила за свою любовь? Забвение и презрение! Ну так если бы даже я что-то знала – ни за что не сказала бы вам! Ничего! Ни слова! Надеюсь, она пропадет навсегда. Живая или мертвая, она разобьет вам сердце так же, как вы разбивали сердца, не думая об этом!..
– Прочь, – сухо велел Грегор, уловив главное – Эванс и вправду ничего не знает. – Отпускаю тебя, Эмма Эванс, убирайся в Сады или к Барготу, как тебе определит милость Госпожи.
Рыдающий и визжащий призрак растворился в пространстве, а Грегор почувствовал себя так, словно испачкался в чем-то отвратительном. Эта дрянь посмела клеветать на Айлин?! Да в одном мизинце его жены больше благородства, чем в этой наглой дуре! Очень жаль, что он когда-то с ней целовался! Дед был прав, мужчине должно соблюдать воздержание и не поддаваться неприличным желаниям, невзирая на возраст и чужие подначки!
Он опять заменил свечи, чувствуя, что сойдет с ума, если немедленно не узнает правду. Кого ему искать, живую Айлин или ее тело?! Волос Айлин у него нет, горничные знают свое дело, и в ее комнате убирают со всей тщательностью, не пропуская ни соринки, ни шерстинки с проклятого умертвия, ни волоса хозяйки. Впервые Грегор об этом пожалел. Как он мог проявить подобную неосторожность и не запастись хотя бы прядью?! Но силы на призыв по имени у него еще хватит…
– Айлин Мелисса Элоиза Игрейна Бастельеро, урожденная Ревенгар, приди!
Он повторил призыв, потом опять – уже в третий раз.
И снова – никакого ответа. Даже намека на ответ! Что ж, значит, она жива – если только не думать о том, что ее душа просто не желает явиться!
Далекое рассеянное: «Не хочу!» – всплыло в памяти так ясно, словно Грегор услышал его только вчера. Проклятье! Трижды проклятье! Ну почему с этой девчонкой всегда было так сложно?!
Он взмахнул рукой, намереваясь стереть бесполезную звезду, и невольно вздрогнул: в комнате повеяло ледяным ветром и пронзительно запахло сырой землей, прелой листвой, осенними цветами…
– Не стоит искать того, кто не желает быть найденным, – прозвучал голос, похожий на звон хрустального колокольчика, и Грегор медленно поднял голову.
Зеркало на стене лаборатории затуманилось, а потом стекло прояснилось, наполнилось бездонной далью, из которой выступила изящная фигура, затянутая в лиловый шелк. Платье в сумраке лаборатории казалось траурно-темным, лицо нежно белело, а волосы были убраны в строгую высокую прическу…
«Хорошо, что я стою перед зеркалом, – мелькнула поразительно неуместная мысль. – Не хватало только встретить Госпожу… спиной».
Женщина в зеркале, словно услышав его мысли, улыбнулась – без гнева, но и без веселья.
– Простите, Госпожа, – тихо промолвил Грегор, опустив глаза. – Я плохо заботился о… вашем подарке.
– Ты так ничего и не понял, мальчик, – снова прозвенел голос, от которого у Грегора по спине пробежал холодок. – Я не дарила тебе жену, ведь не меня вы зовете Всеблагой Матерью. Но ты, мой Избранный, просил забрать память о несбывшемся, чтобы вдохнуть полной грудью. И я сделала тебе подарок, драгоценный подарок – я указала тебе путь, которым надлежит следовать! Указала так, чтобы ты не мог ошибиться. Ты мог найти свое счастье в Академии, как это случилось со многими. Стать любимым наставником, найти свое счастье и гордость в учениках и оставить о себе память как о великом ученом.
Но ты выбрал другую дорогу и сделал несчастными троих человек. А ведь я пыталась тебя остановить. Помнишь свечи в храме? Те, что не хотели зажигаться во время вашей свадьбы? И я, и моя Всеблагая сестра – мы обе тебя предупреждали! Но ты не послушался, теперь пожинаешь плоды. Последний раз я предупреждаю тебя, мой Избранный, в память о прежних заслугах. Остановись, не пытайся поднять из могилы умершую любовь. Не ты ли говорил, что любое умертвие – страшная тварь?
Голос стих, и видение в зеркале померкло, превратившись в силуэт, а потом и вовсе растворившись. Грегор, вдруг лишившись последних сил, опустился на пол лаборатории и несколько минут сидел, уставившись в потемневшее зеркало. Так это все была ложь?! Его покровительница, единственная, которую он истово чтил, тоже предала его?! Сначала не одобрив брак с Айлин, потом отказав ему в силе во время дуэли… А теперь и вовсе велев отступиться?! Что за безумие? Никто, даже не боги не вправе указывать ему, как жить, кого любить и с кем враждовать! Если бы он мог, он швырнул бы Госпоже обратно дар Избранного, отказавшись от ее милостей.
Но поскольку это невозможно, он употребит свою магию по собственному усмотрению. Любые средства хороши, чтобы спасти Айлин и узнать, к чему эти многозначительные намеки? Кто эти трое, кого он сделал несчастными? Почему какая-то простолюдинка-недоучка позволяет себе говорить, что жена не любит Грегора, а сама Претемнейшая Госпожа ей вторит?!
Виски заломило пронзительной болью, и Грегор потер их ладонями. Боль стала менее острой, но расползлась по затылку. Пустяки, это лишь усталость и страх за Айлин. Нужно навестить сына. Ему всегда становится легче от вида улыбки маленького Аларика. Ради сына он справится с чем угодно, с любой болью и разочарованием, и Айлин он тоже найдет, а потом они всегда будут счастливы вместе.
Когда он въезжал в дворцовые ворота, колокол прозвонил шесть часов, и Лучано поразился, как быстро пролетел день. Послав пажа к Аранвену-младшему с просьбой о встрече, он отправился к Аластору. К его удивлению, Дарра Аранвен, невозмутимый и свежий, словно только что явился на службу, подошел к покоям короля с другой стороны. Поклонившись, Лучано пропустил грандсиньора в королевский кабинет, а сам прошел следом.
– Ну что?! – встретил их Аластор, мгновенно отвлекаясь от бумаг. – Вы ее нашли?
– Поиски продолжаются, ваше величество, – склонил голову синьор Дарра. – Мы отыскали зачинщиков драки, которые отвлекли стражу во время нападения. Им заплатил неизвестный сударь с фраганским выговором и без особых примет.
– Серьга, выговор… – помрачнел Аластор. – Значит, все-таки Фрагана?
– Или просто фраганский наемник, – словно прочитал мысли Лучано сын канцлера. – Делать выводы пока рано.
– Возможно, вам поможет вот это? – протянул ему Лучано конверт и пояснил Аластору: – Этим письмом синьорину выманили из дома.
– Печать Эддерли, – сказал Аранвен, внимательно оглядев конверт и едва заметно нахмурился. – Либо подлинная, либо виртуозная подделка. Я прекрасно знаю их печать и разницы не вижу. Само письмо… – Он открыл конверт и прочел послание. – Содержание безусловно лживо. Саймон все еще в беспамятстве, приди он в себя, меня бы немедленно известили. Но почерк очень похож… Я немедленно отправлюсь к Эддерли за ответами на вопросы, но сначала, милорд, позвольте повторить вопрос его величества.
Лучано, оказавшийся под прицелом сразу двух взглядов, таких непохожих, но одинаково пронзительных, принял сдержанный и почти чопорный вид, словно кот, которого застигли над кувшином сметаны, а потом сообщил:
– Монсиньор, ваша светлость, позвольте мне промолчать.
– Промолчать?! – поразился Аластор. – Лу, ты рехнулся?! Уморить меня хочешь?!
– Вовсе нет, – возразил Лучано обиженно. – Но пока во дворец не явился грандсиньор Бастельеро, я буду молчать как рыба! Потому что грандсиньор наверняка начнет задавать вопросы, а королям и благородным синьорам лгать неприлично, не вы ли меня этому учили?
– А себя ты к дворянам по-прежнему не относишь? – буркнул Аластор и вдруг расплылся в улыбке. – Значит…
– Какая похвальная осмотрительность, – склонил голову грандсиньор Дарра. – Милорд Фарелл, примите мою благодарность.
Они с Аластором переглянулись, и Лучано с изумлением увидел, как серый лед в глазах молодого Аранвена… нет, не растаял, конечно! Однако чуть заметно потеплел. Словно устыдившись этого, синьор Дарра тут же попросил позволения удалиться. Но не успел он ступить за порог, из комнаты перед кабинетом заглянул секретарь Вильмон и сообщил:
– Лорд Бастельеро просит аудиенции у его величества.
– Надо же, как вовремя! – хищно обрадовался Аластор и приказал: – Впустить!
Король смотрел на него так тяжело и холодно, что Грегор вдруг вспомнил, как несколько лет назад этот самый король, тогда – мальчишка, в котором разве что истинный пророк смог бы увидеть будущее величие, сказал, что однажды вырвет ему горло. Что ж, кровь Дорве победила позорное происхождение бастарда, и в волкодава он действительно вырос, только последний болван будет с этим спорить.
Однако сейчас Грегору было плевать и на дурное настроение короля, и на итлийца, замершего за широким королевским плечом в ожидании приказа. Ему уже доложили, что Фарелл успел побывать у него дома и забрать то самое письмо, которое толкнуло Айлин в руки похитителей. Забрать для службы канцлера единственную улику!
Он посмотрел на Дарру Аранвена, застывшего у окна, тот ответил невозмутимым взглядом человека, прекрасно знающего, что сила на его стороне. Вторая встреча за день и снова некстати! Глупо ожидать, что Аранвены будут беспристрастно расследовать дело, в котором замешаны Эддерли… С другой стороны, такими клятвами не бросаются, да и Айлин в семье Эддерли всегда любили, так что Говард и Мариан вряд ли виноваты…
Но вдруг хотя бы король станет его союзником в поисках?
– Ваше величество, я прошу позволения присутствовать при допросе тел негодяев, напавших на мою жену, – проговорил Грегор со старательной почтительностью и замер в ожидании ответа.
– Зачем? – осведомился король со столь искренним недоумением, что Грегор стиснул зубы.
Да он же… издевается!
– Эти люди напали на мою жену, ваше величество. Я хочу знать, кто им это приказал и куда она исчезла, – выговорил он, прикладывая немалые усилия к тому, чтобы голос звучал хотя бы бесстрастно.
В то, что у него получится говорить почтительно, Грегор уже и сам не верил. Он ожидал, что Аранвен-младший возразит на эту просьбу, но Дарра молчал, стоя совершенно неподвижно и ничего не выражая красивым, но безразлично-холодным аранвеновским лицом.
– Я не позволяю вам этого, милорд, – бросил король, прищурившись, и прежде, чем Грегор успел сказать хоть что-то, добавил: – Вы получили мой приказ, не так ли? Поиски леди Айлин вам тоже запрещены. Мне трудно поверить, милорд, что если вам удастся найти ее, то вы удержитесь от встречи или разговора. Что будет прямым нарушением моего приказа.
В груди вдруг стало так холодно и больно, будто сердце превратилось в острую льдинку. Как в дурном сне Грегор попытался сосредоточиться на происходящем, но то, что он видел и слышал, словно распадалось на отдельные краски, звуки, ощущения.
Голубые глаза короля стремительно выцвели, став холодно-серыми. Лицо с короткой светлой бородкой и северными косичками от висков застыло, словно вырубленное из камня. Как же хорошо, что с этой прической он не похож на Малкольма!
Аранвен… Вот на него смотреть точно не хотелось! Не хватало еще сорваться и вызвать эту хладнокровную тварь на дуэль прямо при короле!
Грегор с усилием отвел взгляд и, просто чтобы отвлечься, посмотрел на Фарелла.
Руки итлийца не касались королевских плеч и лежали на резной спинке кресла расслабленно, однако от этой расслабленности почему-то было тревожно. На смуглых пальцах блестели перстни. На правой руке – родовой с пожалованным гербом, издалека видно только золото на черной эмали, на левой – кроваво-алый рубин и знакомый аметист, мертвый, но все равно яркий.
«Почему Фарелла считают улыбчивым безобидным щеголем? – так же отстраненно удивился Грегор. – Он ведь убил Денвера, не говоря об остальной крови на его руках… А об этом совершенно все забыли, даже я… Интересно, рубин – тоже трофей? Малкольму не было нужды держать при себе убийцу, для казни по закону у него имелся канцлер, а пожелай Кольм чьей-то смерти вне закона, неужели я бы ему отказал? Этот же король пригрел ядовитую змею в пушистой шкурке домашнего кота, и никто даже не боится!»
Он вздрогнул, услышав королевский голос и вынырнув из размышлений, в которые провалился так не вовремя.
– Однако, – добавил проклятый щенок, все-таки выросший в волкодава и теперь медленно сжимавший клыки на горле Грегора, – вы, несомненно, должны знать, кто отдал приказ о похищении. Поскольку этот негодяй мог целиться в вас. Даю слово, если службе канцлера удастся допросить и опознать нападавших, вы узнаете имя заказчика.
– И это все, ваше величество? – тихо спросил Грегор, истово жалея, что нельзя забыть о присяге. Да, он клялся быть верным и покорным подданным! Но у сеньора тоже есть обязательства перед вассалом! И сейчас не время для сведения счетов. – Я прекрасно понял, что вы желаете разлучить меня с женой. Оставляю это желание на вашей совести. Но я никогда в мыслях не имел причинить ей вред. И уж точно не способен на это сейчас, когда она в опасности…
Его голос предательски дрогнул, и Грегор не успел устыдиться, как во взгляде короля, устремленном на него, что-то изменилось.
– Я всего лишь хочу спасти ее, – сказал Грегор, и это было настолько близко к покорности и мольбе, насколько он вообще был на это способен. В сторону Дарры он по-прежнему старался не смотреть. – Лорд Аранвен отказывается от моих услуг, но если его усилия потерпят неудачу… Ваше величество, неужели я не заслуживаю хотя бы узнать, жива она или?..
– Жива, – уронил король, все так же глядя на него в упор. И продолжил с явной неохотой: – Об этом говорит наша с ней связь. Когда на леди Айлин напали, мы с лордом Фареллом ощутили ее страх и гнев. Однако я клянусь, что никакой боли не было. И насколько мы можем понять сейчас, леди Айлин в полном здравии.
Связь! Проклятый аркан, которому Грегор обрадовался первый раз в жизни! Действительно, как же он мог забыть про эту шипастую дрянь?! Но если Айлин жива и не испытывает страданий, значит… надежда есть! Возможно, она совсем близко! Пусть Эддерли оказались ложным следом, пусть сама Претемнейшая предала своего Избранного, если в мире есть хоть капля справедливости, Грегор найдет Айлин! И вернет ее любовь, чего бы ему это ни стоило.
Глава 4. Очень странный дом
Айлин разбудил запах. Густой, пряный, чудесный запах шамьета, а еще топленого молока, орехов, меда, муската и корицы! И… чего-то цветочного, кажется?
Она открыла глаза, села на постели и замерла от восторга – на туалетном столике в узкой стеклянной вазе стояла веточка, усыпанная маленькими, но прелестными белыми цветами, источавшими нежный аромат, чем-то похожий на жасмин и в то же время совсем иной. Цветы Айлин тоже были незнакомы, но она не сомневалась, что веточка – родом из Арлезы. Чем-то она напоминала ту ветку кофе, что Кармель принес ей в лазарет… Как же чудесно!
А еще на столике были чашка шамьета, над которой поднимался парок, и тарелочка с ореховым печеньем!
Айлин тут же схватила самое маленькое и сунула в рот целиком. Еще теплое печенье оказалось нежным, рассыпчатым и просто таяло во рту! Проглотив его, Айлин собиралась взять второе, но тут открылась дверь, и в комнату вошла Амина, неся… любимое темно-голубое платье Айлин, то самое, что она носила еще до замужества в доме тетушки, да так и оставила там вместе с другими девичьими нарядами!
– Госпожа хорошо отдохнуть? – улыбнулась Амина. – Вчера госпожа устать и быть в печаль, потом вода и сон унесли все тревога. Новый день – новый радость!
Айлин решительно кивнула. Ведь и правда унесли! Вчера она проснулась, когда день уже начал клониться к вечеру, и Амина, как и обещала, повела ее в купальню, отделанную красивыми расписными плитками. От узорчатых бассейнов Айлин пришла в полный восторг несмотря на усталость. С гордостью показав начищенные медные краны, из которых льется чистая вода, Амина не ушла, а принялась помогать, хотя Айлин прекрасно вымылась бы сама. Но экономка решительно заявила, что «сам госпожа косы как надо не промыть и себя не размять». Сначала она долго что-то делала с ее волосами, потом отправила Айлин в горячий бассейн, спустилась следом и растерла ее тремя разными мочалками, от которых кожа загорелась, а тело наполнилось приятной истомой. А после бассейна уложила ее на широкую скамью и принялась массировать ничуть не хуже, чем костоправы Академии! Под сильными руками Амины Айлин едва сдерживалась, чтобы не пищать, но в конце концов расслабилась и с удовольствием почувствовала, как быстрее бежит по жилам кровь, прогоняя грусть и усталость.
А еще Амина принесла не только мыло и массажное масло, но и алхимический бальзам для удаления лишних волос, похожий на тот, которым Айлин пользовалась в Академии, только с другим запахом, и даже со всей деликатностью осведомилась, когда «госпожа идти путем красная луна» и чем предпочитает пользоваться в этой трудной дороге. Айлин сперва не поняла, о чем речь, и Амина, с трудом подбирая дорвенантские слова, растолковала, что так у мауритских дам называются женские дни. Айлин, признав поэтичность сравнения, все же немного смутилась, но не смогла не подумать, что из Амины получилась бы просто бесценная камеристка, умелая и заботливая!
Кармеля она вчера так и не увидела, а когда осторожно спросила о нем Амину, та ответила, что господин уехал по делам, сказав, что госпоже наверняка нужно побыть одной и о многом подумать. Значит, вот где он был вчера вечером?! Позаботился о ее гардеробе, а заодно предупредил тетушку, что с Айлин не случилось ничего плохого!
Пока Айлин ела печенье, запивая его восхитительно сваренным шамьетом и наслаждаясь такой вызывающей, прямо-таки развратной роскошью – завтракать в постели! – Амина приготовила щетку для волос и ленты. Дождалась, пока Айлин встанет, усадила ее у зеркала в одной рубашке и принялась бережно расчесывать, смочив щетку каким-то нежно пахнущим зельем, от которого спутавшиеся пряди укладывались на удивление быстро и легко! Одобрительно цокая языком, Амина заплела ей косы, попутно сообщив на ломаном дорвенантском, что у мауритов женщины с огненными волосами очень ценятся, а за такие кудри семья госпожи получила бы сверх обычного выкупа три дюжины баранов, таких же лохматых и кудрявых, как сама госпожа!
Айлин не выдержала и рассмеялась, представив, как мауриты, таких же смуглые, черноглазые и красивые, как Амина, тщательно отбирают баранов на предмет кудрявости – вдруг уступят Айлин! Улыбчивое спокойствие экономки Кармеля было так не похоже на чопорное поведение прислуги в доме Бастельеро, что Айлин едва верила самой себе – вдруг это сон, который вот-вот развеется?
Освежившись в уборной и сменив белье, она оделась и посмотрела в зеркало – там отражалась настоящая, прекрасно знакомая ей Айлин! С простыми девичьими косами, в любимом и привычном платье, румяная, с блестящими глазами и губами, тянущимися в улыбке, стоило покоситься на Амину и вспомнить про баранов. Или подумать о том, что сейчас она выйдет в сад и позовет с собой Пушка, терпеливо ожидающего в углу спальни…
А потом она вспомнила все, что узнала вчера, и радость не ушла, но схлынула, притаившись где-то на дне души, уступив место вине и вернувшейся печали.
– Мне нужно написать пару писем, – сказала она Амине, и экономка, понимающе кивнув, ушла, через несколько минут вернувшись с письменным прибором и горящей свечой для запечатывания.
Пока ее не было, Айлин собиралась с мыслями, зная, что одно письмо, горькое и полное жалости, написать все-таки будет просто, потому что она точно знает, что в нем должно быть. Зато второе… Стоило подумать о нем, и мысли путались, но отступить Айлин не могла, просто не имела права!
Устроившись за туалетным столиком, с которого Амина убрала пустую посуду, Айлин взяла первый лист и обмакнула перо в чернильницу.
«Дорогая тетушка, – старательно вывела она, – простите за возможное беспокойство! Я постараюсь навестить вас так скоро, как только смогу, а до этого времени прошу хранить в тайне и мое пребывание в доме известного вам лица, и мои намерения, и даже то, что вам известно о моем спасении. Еще прошу вас взять на себя исполнение обещания, данного мною одной несчастной душе. Как можно скорее отправьте в заведение, именуемое «Страстоцветом», платье голубого цвета из тех, что предназначены для дневных прогулок. Прошу вас выбрать нарядное платье, непременно отделанное кружевом, а также ленты к нему в тон, туфельки и перчатки. Размер платья должен быть таким же, как у меня, в остальном всецело полагаюсь на ваш вкус, дорогая тетушка. Передайте распорядительнице заведения госпоже Элегии Барлис, что в этом наряде следует похоронить девицу Марту, исполняя ее посмертную волю… – Айлин остановилась, торопливо смахнула слезу, едва не испортившую письмо, сглотнула ком в горле и продолжила: – Кроме того, пусть наш поверенный отправит в это же заведение двести десять золотых – трижды по семь десятков в честь Семи Благих – с указанием, что эти деньги следует передать семье девицы Марты из деревни Глаффин. С любовью, ваша Айлин».
Высушив листок и вложив его в конверт, она подписала адрес тетушки, капнула немного воска и приложила родовой перстень, подаренный Аластором. На воске четко отпечатался пятилепестковый цветок шиповника – ничего общего с гербовым вороном Бастельеро, и как же это правильно!
«Никаких воронов! Больше никогда!» – пообещала сама себе Айлин и посмотрела на уже готовое письмо, словно набираясь в нем уверенности перед следующим. Да если бы она даже хоть на миг усомнилась в собственном решении, стоило вспомнить бедняжку Марту и много чего еще…
Нет, конечно, написать это второе письмо необходимо! Но какими именно словами – вот над этим следовало подумать…
«Я должна быть очень осторожна, – сказала себе Айлин, покусывая кончик пера – дурацкая привычка, приобретенная в Академии и неожиданно вернувшаяся вместе с другими вольностями вроде кос и завтрака в постели. – Очень-очень осторожна! Получив это письмо, лорд Грегор страшно разгневается, а ведь рядом с ним в одном доме живет батюшка Аларик… и маленький Аларик Раэн… Если бы я только могла быть уверенной, что лорд Грегор никому не причинит вреда! Но я не могу – и это, кстати, одна из причин, по которой мне вообще приходится это писать! Так что письмо должно быть учтивым, сдержанным и осторожным… Таким осторожным, словно я накладываю трехуровневый аркан одной рукой и вслепую… Смертельно осторожным, в общем! Пусть он разочаруется во мне, пусть презирает и даже ненавидит – но только меня! Лишь бы не подумал, что в моем решении виноват кто-то еще…»
Она решительно обмакнула перо в чернильницу и принялась писать, стараясь делать это как можно аккуратнее. Казалось, пальцы вот-вот задрожат от внутреннего напряжения! Как ни странно, почерк в кои-то веки получился разборчивым, почти красивым, словно все, что кипело в душе Айлин, никак не отражалось в том, что она делала.
«Лорд Бастельеро, спешу сообщить вам, что я нахожусь в полном здравии и безопасности. Хочу также заверить, что не имею ни малейшего представления, кто и зачем желал меня похитить. Прошу вас прекратить искать меня – уверена, что вы заняты именно этим. Полагаю, вы уже знаете, что я просила у короля раздельного проживания, надеюсь, что соответствующий указ уже составлен и получен вами. Заверяю, что это прошение было подано мною в ясном рассудке и после должного обдумывания всех последствий…»
Чернила высохли, перо царапнуло бумагу, и Айлин опять задумчиво прикусила его верхушку: оперение пощекотало губы. Нужно ли объяснять свое решение? Если не объяснить, лорд Бастельеро его попросту не поймет…
«Даже если объяснить, все равно может не понять, – возразила она самой себе. – Да и что я ему скажу? Что не могу простить вскрытого и прочитанного письма? Но ведь это так глупо и мелочно! Что он поступил с Саймоном слишком жестоко? Наверняка сам лорд Грегор считает иначе – ведь мог бы и убить! О бедняжке Марте? Это попросту опасно – он наверняка захочет выяснить, откуда я об этом узнала. Расспросит госпожу Барлис, кому она говорила, узнает о Кармеле… и переживет ли эту беседу сама госпожа Барлис? Нет, упоминать о Марте нельзя!»
Она снова обмакнула перо в чернильницу и продолжила:
«После года нашего брака я пришла к твердому убеждению, что не являюсь той женщиной, которая может составить ваше счастье. Боюсь, я не могу выполнять супружеский долг леди Бастельеро в соответствии с вашими представлениями о нем. Позвольте заверить, что я сохраню в памяти ваши старания быть достойным супругом и все, что вы для меня сделали, но решения оставить вас и ваш дом не изменю. Заранее прошу прощения за урон вашей репутации и готова взять на себя всю вину в глазах общества, как только мне представится возможность это сделать. Надеюсь на ваше благородство и еще раз прошу не искать меня и не тревожить никого из моих родных и друзей – предусмотрев такую возможность, я не воспользовалась их помощью и скрыла от них место своего пребывания. Если же вы сами пожелаете полного развода, я всемерно поддержу это решение и присоединюсь к вашему прошению королю. Прошу вас считать себя совершенно свободным с момента получения этого письма. Айлин, леди Дориан».
Запечатав и это письмо, она несколько мгновений смотрела на пару конвертов с подписанными адресами. Следовало подумать, как отправить послание в особняк Бастельеро, чтобы не навести бывшего супруга на свой след. Но об этом лучше спросить Кармеля, когда он вернется со службы…
«Возвращение со службы… Впервые жду с таким нетерпением, – удивленно призналась она себе. – А я ведь думала, что навсегда возненавижу эти простые слова. Оказывается, все зависит от того, кто именно возвращается! Я хочу увидеть Кармеля, хочу узнать, как прошел его день, хочу обсудить с ним все и попросить совета… Я хочу разговаривать с ним и поужинать вместе тоже хочу! Всеблагая Матушка, может, я слишком тороплюсь? Может, я не вправе чувствовать это все к чужому для меня мужчине? Изменять супругу если не телом, то помыслами… А разве это измена?! Я же не хочу ничего такого… Если год супружества чему-то меня и научил, так это знанию, что без всего, происходящего в спальне, женщина запросто может обойтись и ровно ничего не потеряет. Совсем наоборот, без этого куда спокойнее и приятнее жить! Но… вдруг несмотря на свои заверения Кармель ожидает от меня… взаимности? Что мне тогда делать?! Я же теперь точно знаю, что просто не создана… ну… для всего этого…»
Она сглотнула снова вставший в горле ком и почти с отчаянием посмотрела на письма. Нет, к лорду Бастельеро она никогда не вернется! Но, возможно, стоит не подавать Кармелю лишних надежд? Объяснить ему… А что, собственно, она может ему объяснить?! Он спас ее и предложил помощь, ничего не требуя, его дом – надежная гавань, где она может укрыться…
«Я просто с ним поговорю, – тоскливо пообещала себе Айлин. – В конце концов, сейчас у нас обоих есть более важные дела, чем…»
– Госпожа опять грустить? – проницательно спросила Амина, терпеливо ожидающая, пока Айлин закончит с письмами. – Не надо грустить. От печаль женщина стать некрасивый. Госпожа хотеть купальня? Или смотреть дом? Или сад?
– Да, я очень хочу посмотреть дом и сад, – старательно улыбнулась Айлин. – И Пушок наверняка захочет побегать в саду. Правда, хороший мой?
Пушок немедленно вскочил, всем видом показывая, что побегать – его самое горячее желание. Вот прямо сейчас!
– Амина показать госпожа дом! – торжественно сказала экономка. – Господин говорил, госпожа придет, и Амина долго ждать! Самый красивый ковер выбирать Амина, самый тонкий белье для постель, господин все платить. Самый лучший вещи для госпожа! Прислуга учить! Дом готовить! Госпожа пришла, господин рад, Амина и слуги тоже рад! Мужчина нельзя без женщина! – Подумала и добавила со вздохом: – Только большой кот не рад. Собака видел, спина делал как верблюд и шипел как сто змея!
– У вас есть кот? – уточнила Айлин, торопясь перевести беседу с опасной темы про радость «господина» и даже слуг от ее появления. – Пушок его не обидит!
Пушок повилял хвостом, Амина посмотрела на него с некоторым сомнением и заявила:
– Этот кот никто не обидит. Он сам любой собака обидит.
И Айлин поняла, что немедленно хочет познакомиться с котом, способным, по мнению Амины, обидеть Пушка.
Вчера за ужином Аластору пришлось обойтись без любимого шамьета – Лу отправился навестить приемного отца. Для этого визита он переоделся в удобную неприметную одежду простого итлийского горожанина и снял перстни, оставив только железное кольцо с розой, обернувшейся вокруг пальца шипастым стеблем. Как-то раз Аластор удивился, что наемные убийцы так открыто носят знак своего противозаконного ремесла – неужели первый же попавшийся стражник его не разглядит?
Лу только улыбнулся и пояснил, что итлийские законы запрещают простонародью носить украшения с драгоценными камнями, а железное кольцо любой формы – это пожалуйста. И, конечно, всем прекрасно известно, что именно означает эта розочка, однако схватить Шипа можно лишь на месте преступления. В ином случае он просто поклянется, что знать ничего не знал, а кольцо с розой подобрал на соседней улице пару часов назад. Сдуру надел на палец, простите идиотто, благородные синьоры!
Аластор вздохнул и порадовался, что Дорвенант эта чума миновала – хотя лихого люда хватает и здесь, все-таки ведут они себя не в пример скромнее, а купить чужую смерть в Дорвенне куда сложнее, чем в Вероккье или Лавалье. Тому, кто пожелает это сделать, мало зайти в парфюмерную лавку и заплатить веселому приказчику с железным шипастым кольцом…
А еще Лучано собрал подарки. Целую корзину подарков, как и положено почтительному сыну, давно не навещавшему родной дом. Шерстяной плед из Вольфгарда, бутылку карвейна и три бутылки «Золотой Вуали», пакет каких-то сушеных трав и кореньев и закрытую корзину поменьше – ее он доверху наполнил свежими булочками, которые испекла Катрина. Последним, что он уложил, к огромному изумлению Аластора, были пять-шесть заячьих хвостов, принесенных с кухни.
– Для кошек, – невозмутимо пояснил ему Лучано. – Я видел, как синьор Флориморд играл с таким. Они легкие и пушистые, отличная забава. Вернусь после завтрака.
И исчез.
Аластор снова вздохнул и тоже отправился навестить родителей…
Как и обещал, на следующий день Лучано явился еще до полудня. Корзина из-под подарков была полна золотых итлийских апельсинов, от которых по кабинету Аластора сразу поплыл свежий сладковатый аромат.
– Это не все тебе! – предупредил Лучано. – Сейчас отложу половину и пойдем навестить грандсиньора Ангуса, м? – И добавил, рассеянно поглядывая в окно: – От Айлин еще нет известий?
– Нету, – буркнул Аластор, откладывая бумаги, с которыми работал. – Если Дункан до обеда не появится, я сам за ним пошлю. А вот навестить лорда Ангуса – превосходная мысль! Я бы и раньше это сделал, но целители просили его не беспокоить. Сегодня уже можно, наверное? Сейчас пошлю узнать.
Оказалось, что можно. Лучано наполнил апельсинами корзинку поменьше, и они с Аластором отправились в особняк Аранвенов. После ночного дождя Дорвенна посвежела, подковы Огонька, Донны и гвардейских лошадей звонко цокали по влажной мостовой, и Лучано махнул охране, чтобы растянулись подальше.
– Мастер ничего не знает, – сказал он негромко. – При дворе Пьячченца новостей не слышно, в других городах Итлии – тоже. У гильдии есть свои люди во Фрагане и Арлезе, им прикажут узнать все, что можно. Если выплывет хоть слово про похищение синьорины, нас известят.
– Передай ему мою благодарность, – отозвался Аластор. – И если я могу выразить ее как-то…
Он повел перед собой рукой, подбирая слова, и Лучано усмехнулся.
– Считай, что уже выразил, – сказал он серьезно, однако в глазах так и плясали смешливые огоньки, золотые, словно кожура итлийских апельсинов. – Круг мастеров трижды читал мое письмо про позор Пьячченца на той охоте. И велел передать, что гильдия не возьмет заказ ни на короля Дорвенанта, ни на кого-либо из королевской семьи, пока ты жив. Разумеется, если такой заказ поступит. Это подарок Шипов тем, кто поставил Пьячченца на должное место. Я ведь говорил, что пауков из Капалермо не любят, м?
– Не возьмут заказ? – поразился Аластор. – А… могли бы?!
– Теперь уже не узнаем, – пожал плечами Лу. – Обычно Шипы стараются не забираться так высоко, но… всякое бывает. За королевскую кровь и платят по-королевски, знаешь ли. Когда ее величество Беатрис покупала у гильдии услуги Шипа, Разлом еще не случился, так что цель меня ждала другая…
– Думаешь, она хотела убить Малкольма? – помолчав, спросил Аластор.
Говорить об этом было неприятно, даже настроение разом испортилось, но глупо прятаться от собственных мыслей – он и сам не раз думал, зачем Беа понадобился наемный убийца.
– Либо короля Малкольма, либо Пьячченца, если те появятся во дворце, – подтвердил Лучано. – И за это ее даже я не осужу. Самое большое терпение однажды заканчивается, а она жила с мужем больше двадцати лет, и жизнь эта была не из приятных. Избавиться же от Пьячченца – это и вовсе не грех. Если ядовитый паук забрался к тебе в дом, надо быть глупцом, чтобы его не прихлопнуть. Но наверняка мы уже не узнаем, разве что в Садах спросить…
– В Садах, я надеюсь, и получше найдутся темы для беседы, – мрачно сказал Аластор. – Хотя сказать несколько слов королю Малкольму я бы не отказался.
В молчании они доехали до особняка Аранвенов, где Аластор, как ни странно, еще ни разу не был. Или не странно, ведь лорд Ангус, а теперь и леди Немайн проводили во дворце больше времени, чем дома, и застать их там было проще, чем явиться с визитом.
Спешившись во дворе, они с Лучано отдали поводья груму в светло-серой ливрее, и Лу забрал корзинку у лейтенанта гвардии, который ее вез. Апельсины вызывающе горели маленькими солнышками, и Аластор не мог не подумать, как причудливо иногда распоряжается жизнь. Ведь в Дорвенну могли прислать другого Шипа! Кого-то с окончательно очерствевшим сердцем, не способного на любовь и преданность и знающего только долг перед гильдией. И сейчас Лу продолжал бы варить яды в Вероккье, а сам Аластор навещал канцлера один… если бы выжил в том походе, что вряд ли!
Немолодой дворецкий чинно провел их по огромному особняку в спальню хозяина дома, такую же светлую и на вид прохладную, как все комнаты здесь. Высокие потолки, белое, словно выгоревшее на солнце дерево, серебряный шелк обоев и голубой балдахин над кроватью… Лорд Ангус попытался привстать из подушек, на которые опирался, но Аластор торопливо ему возразил:
– Даже не думайте, милорд! Извольте забыть про этикетные глупости! Как вы себя чувствуете?
– Уже вполне хорошо, – чуть заметно улыбнулся канцлер, посмотрел на Аластора, на Лучано, который держал перед собой корзину с апельсинами, словно прикрываясь ей, и на следующей фразе голос его заметно дрогнул: – Не знаю, как и благодарить… Ваше величество… это не просто честь… Лорд Фарелл…
– Мой батюшка передает вам пожелания здоровья! – Лучано поставил корзину возле кровати, одновременно поклонившись, а потом сунул руку за ворот камзола и достал из потайного кармана небольшой плоский флакон темного стекла. – И вот это… Ровно три капли на полстакана чистой воды за полчаса-час до завтрака. Лучше всего – сразу после пробуждения, пока еще не встали с постели. Когда ваш целитель спросит, что это, скажите, что вам прислали «Слезы феникса» от лучшего зельедела Итлии. Можете показать алхимикам…
Он понимающе улыбнулся, ставя флакон на столик у кровати, и канцлер ответил усмешкой.
– Думаю, в этом нет нужды, – сказал он с удивительной простотой. – Прошу передать сударю Ларци мою глубокую благодарность. Так вышло, что мой отец тоже страдал от слабого сердца и принимал это зелье, поэтому оно мне известно. Целители сказали, что «Слезы феникса» изрядно продлили ему жизнь. Но с ними редко кто расстается. Единственный флакон, который мне удалось купить, закончился… примерно год назад. И я не знал, что в Итлии остались мастера, способные их сделать.
– Скажу больше, грандсиньор, – улыбка Лу стала по-кошачьи самодовольной. – Не сочтите за похвальбу, теперь у вас и в Дорвенанте есть такой мастер. Так что когда этот флакон закончится, я сварю еще. – И добавил, повернувшись к Аластору: – «Слезы феникса» варятся без магии, в этом их главное достоинство и главный же недостаток. Очень уж хлопотный состав и требует отменного нюха. Но не будь у меня «Слез феникса», когда я наглотался зелий на холме, я бы даже с вашей магией так дешево не отделался. Провалялся бы точно куда дольше!
– Что же вы стоите? – виновато воскликнул Аранвен, взглядом указывая на единственное кресло возле кровати. – Простите, я не ждал… Но ваше величество может сесть, и сейчас принесут второе! Шамьета, вина? Мне-то нельзя, но позвольте хоть чем-то угостить…
– О, не стоит беспокоиться ради меня! – заверил его Лучано. – Если монсиньор позволит, я постою за его спиной, как обычно.
– Да садись уже на подлокотник, – хмыкнул Аластор, опускаясь в кресло. – Вряд ли мы чем-то удивим лорда Ангуса. Пожалуй, я бы выпил шамьета… Знаете, милорд, мне вас ужасно не хватает! Но прошу учесть, что я не позволю вам вернуться к службе, пока целители не скажут, что вы совершенно здоровы. Да и тогда будьте любезны поберечь себя. Вы же самый ценный человек в Дорвенанте! Если бы не вы, я бы ни за что не справился…
И замолчал в испуге, увидев, как по щекам Аранвена медленно катятся две слезы.
– Лорд Аластор… – прошептал канцлер, отводя от него взгляд. – Благими клянусь, я много лет надеялся услышать это от кого-то из Дорвеннов… И вот… дождался… Ради этого стоило…
Аластор почувствовал, что кровь бросилась ему в уши, щеки и шею, чего уже давно не было. Да он думал, что вовсе разучился краснеть! И тут такое…
– Позвольте, я вам апельсин почищу! – торопливо вскинулся Лу и в самом деле принялся чистить апельсин как по волшебству появившимся узким ножом. – Грандсиньор, вам непременно следует есть побольше фруктов. И еще высыпаться! Скажите вашему садовнику, пусть собирает вам букет из лаванды, хмеля и… Я ему сам список напишу и пришлю! А если у вас в саду это не растет, прикажите послать в Итлию… Букеты из трав – превосходное средство, если ставить их возле кровати! У вас-то нет енота, который растащит их по всей комнате и половину погрызет, а остальное сунет в простыни…
Не переставая болтать, он стремительно ободрал апельсин, разломил его на дольки и почтительно положил на столик. Аранвен не глядя протянул руку, взял золотистую дольку, истекающую соком, положил в рот… Потом, так же не глядя, привычным движением дернул шнурок возле кровати и велел появившейся горничной:
– Шамьет гостям… Лорд Фарелл, может, вам вина? Вы, кажется, предпочитаете арлезийское?
– С вашего позволения, грандсиньор, мне бы ягодного отвара, который обычно пьете вы, – бодро отозвался Лучано, присев на подлокотник рядом с Аластором, и тут же со вздохом сообщил: – Я полночи пил арлезийское с двумя старыми крокодилами… то есть почтенными мастерами, храни их Благие. Вино у грандсиньора Дункана отменное, не зря я именно его с собой взял, но… некоторые разговоры пьянят посильнее карвейна, чем их ни закусывай. Кстати, хотите свежих новостей из Итлии? Говорят, ее высочество Лоренца Пьячченца выходит замуж. Папенька купил ей жениха откуда-то из княжеств – нелегко найти приличную партию, когда за спиной то и дело слышишь песенки про собачью невесту… Риккарди подгребли Лавалью, и адмирал Браска собирает флот на поиски морского пути в Вендию. Если у него получится, Лавалья расцветет, а вместе с ней и Джермонто!..
– Цены на пряности упадут, – заметил Аранвен, и его глаза привычно заблестели. – Ваше величество, это очень интересные новости! Если у Дорвенанта появится хотя бы один порт… Мы тоже сможем отправлять корабли в Вендию! Ах, как же я жалею, что мое время прошло, – добавил он со спокойной грустью. – Увы, расцвет Дорвенанта я уже не увижу. Но позвольте мне верить в великое будущее нашей страны! Лишь бы Благие хранили вас для королевства, милорд Аластор…
– Вы слишком рано собрались на покой, лорд Ангус, – пробормотал Аластор, чувствуя, что глаза позорно щиплет. – Ваш сын прекрасно справляется с обязанностями, но позвольте уж мне и дальше пользоваться вашими советами… Лу, почисть и мне апельсин! И… какие там еще новости в Итлии? Расскажи что-нибудь не про политику, а?
С каждой новой увиденной комнатой дом нравился Айлин все сильнее. Было заметно, что его недавно ремонтировали: дерево нигде не потемнело и не покоробилось, на лакировке ни трещинки, чудесные тканые обои тоже выглядели безупречно свежими. Везде царил порядок, но не строгий и мрачный, как в особняке Бастельеро, а как у тетушки или у семьи Эддерли – светлые комнаты, просторные и, одновременно, уютные. Правда, здесь обстановка выглядела иной, и сначала Айлин не понимала, в чем дело, но потом пригляделась.
Та спальня, в которой она очнулась, была совсем дорвенантской, а вот остальной дом нес отпечаток любви к южным странам с их нарядной роскошью и причудливыми традициями. Вчера она заметила это в купальне, отделанной узорчатой плиткой, а не деревом, как везде в Дорвенанте, сегодня замечала повсюду более низкую и мягкую мебель, изысканные резные орнаменты настенных панелей, множество редких вещиц – вазы, картины, яркие вышитые подушки. Хозяин дома явно предпочитал удобство во всем и не жалел денег, а в обстановке чувствовалась женская рука – теперь Айлин по достоинству оценила гордость Амины, когда та говорила, что сама выбирала ковры и белье. В Дорвенанте редкая леди позволила бы себе обставить дом так ярко и вычурно, однако Айлин это… завораживало!
Иногда они видели прислугу, которая спокойно занималась своими делами, не спеша исчезнуть при появлении гостьи, и это тоже было необычно. В гостиной две горничные протирали пыль и чистили ковер. Это были женщины средних лет, смуглые, черноволосые и черноглазые, одетые в синие платья с белыми передниками и нарядные цветастые косынки, завязанные сзади пышными бантами. Отличие от привычных чепцов просто бросалось в глаза, в Дорвенанте прислуга ни за что не позволила бы себе одеваться для работы так броско, но Айлин не могла признать, что обеим южанкам их головные уборы замечательно идут и выглядят очень нарядно. Увидев Айлин и экономку, горничные с достоинством присели, придерживая юбки, а потом, встав и ожидая, пока Амина их представит, с любопытством уставились на Айлин.
– Это Луиса, – показала Амина. – Это Роза.
Горничные снова присели, и Айлин молча обрадовалась, что их зовут не Тильдами. Хотя запомнить, кто есть кто, будет нелегко, такими похожими, словно сестры, они выглядели. Она приветливо кивнула, и Роза с Луисой вернулись к работе, а мауритка повела Айлин дальше.
В кухне их встретил повар – широкоплечий здоровяк в белой рубахе и черных штанах, тоже смуглый и чернявый, с густой короткой бородой, очень ровно подстриженной и ухоженной. Эта самая борода, шрам через всю щеку, прищуренные глаза и шелковая косынка, из-под которой выбивались смоляные кудри, придавали ему такой разбойничий вид, что Айлин легко могла бы представить повара на лесной дороге с тесаком и мешком для добычи, а не в кухне среди начищенных до блеска кастрюль и сковородок. Повар восхищенно посмотрел на Айлин и, прижав ладонь к сердцу, разразился длинной тирадой, из которой она не поняла ровным счетом ничего, кроме несколько раз повторенного слова «донна».
Она беспомощно посмотрела на Амину, та расплылась в улыбке и кратко перевела:
– Красивая, говорит. Повезло наш господин, говорит. Будет хорошо кормить, говорит. Его Алонсо звать.
– Благодарю, сударь Алонсо, – сказала Айлин с улыбкой.
Повар обрадованно закивал, Айлин же снова поразилась: прислуга, которая позволяет себе делать комплименты леди?! Да еще и одобрять… сердечный выбор хозяина?! Это что же за дом такой?! Или в Арлезе совсем другие нравы и обычаи?
– Хорошо готовить, – невозмутимо сообщила Амина. – Раньше море ходить, дорогой товар возить, стража денег не давать. Потом удача потерять, его ловить, хотеть вешать. Господин его купить и отпустить. Алонсо честно жить хотеть, служба просить. Господин его сюда брать. Арлеза Алонсо нельзя, там опять вешать!
Повар сокрушенно развел огромными лапищами, в которых нож для разделки мяса выглядел детской игрушкой, и расплылся в доброжелательном оскале.
– Он господин клятва давать, – пояснила Амина, когда они с Айлин вышли из кухни. – Верный как собака быть.
Они прошли длинным коридором в правое крыло дома, и Амина распахнула очередную дверь, посмотрев при этом лукаво и как-то… выжидающе. Мигом позже Айлин поняла – почему.
Комната оказалась…
Айлин замерла на пороге, затаив дыхание.
Детская! Залитая солнечным светом, просторная, но уютная, со светлыми бежевыми стенами, оживленными бледно-розовым и нежно-голубым орнаментом, с толстым ковром на полу и красивой резной колыбелью из светлого дерева. На стене за колыбелью висел гобелен – над бушующим морем летели двенадцать белых лебедей, неся в клювах сеть, в которой спала девушка в потрепанном платье. На головах у лебедей поблескивали золотые короны, а на горизонте вставал над бурными волнами призрачный замок… Судя по ярким, ничуть не выцветшим краскам, гобелен тоже был новенький, как и все здесь. У Айлин почему-то защипало в глазах, и она поспешно отвела взгляд.
Лучше от этого не стало, здесь и без гобелена было, на что посмотреть. У другой стены высился огромный шкаф, на верхних полках которого выстроились книги, а нижние занимали игрушки. Сбоку от окна стояла лошадка-качалка размером немного меньше настоящего пони.
– Детская первой делали, – гордо похвасталась Амина. – Господин дом купил и сразу сказал детская делать. К свадьба король закончили!
Кармель сделал в своем доме детскую! Глаза снова защипало так сильно, что Айлин стиснула зубы и поспешно отвернулась от Амины, делая вид, что разглядывает книги. Он делал детскую, зная, что она ждет ребенка. От другого мужчины, от своего врага… А потом прислал подарки для Аларика Раэна…
– Амина, покажи мне сад, – попросила Айлин, стараясь, чтобы голос не дрогнул, но прозвучало это все равно глухо и до отвращения отчаянно.
Даже если лорд Бастельеро даст ей развод, она не сможет забрать у него сына! «Правда Дорве» гласит, что ребенок принадлежит отцу, в лучшем случае она сможет иногда с ним видеться… Но как оставить Аларика Раэна с безумцем?! Чему такой отец его научит?! И как самой жить от встречи до встречи с сыном? Пусть она и не знала, как за ним ухаживать, пусть видела его пару раз в день, но эти минуты, когда она держала его на руках неловко и бережно, как бесценное хрупкое сокровище, они наполняли ее жизнь каким-то особенным смыслом и нежной тихой радостью от мысли, что именно она подарила этому малышу жизнь. Что сумела каким-то чудом сберечь его, еще нерожденного, и в походе к Разлому, и в смертельных объятиях Запределья, и в родах… Иногда она могла не вспоминать о нем целый день, точно зная, что Аларик Раэн совершенно доволен и благополучен под заботливым присмотром Дороти, но стоило заглянуть в детскую, чтобы пожелать ему доброй ночи, увидеть еще беззубую радостную улыбку…
Но как было бы прекрасно увидеть Аларика Раэна в этой детской, которая готовилась для него с такой любовью! Лежащим в колыбели, сидящим на лошадке, листающим книгу…
«Ну почему жизнь так несправедлива?! – с болью подумала Айлин. – В чем лорда Бастельеро уж точно нельзя упрекнуть, так это в том, что он не любит сына! Мне иногда кажется, что он любит его гораздо сильнее, чем я! Он часто видится с ним, беспокоится о его здоровье, играет… Да редко кто из мужчин вообще умеет держать ребенка на руках! Хотя… Кармель как раз умеет… И я хотела бы, чтоб Аларик Раэн рос именно с ним, потому что я точно знаю – Кармель научит его быть не только честным и отважным, но и добрым, и великодушным – потому что он сам именно такой! А каким воспитает моего сына его настоящий отец, одни Благие знают. Впрочем, зачем обманывать себя? Каким еще может вырасти Аларик Раэн в доме Бастельеро, как не похожим на лорда Грегора и лорда Стефана? Разве что батюшка Аларик сумеет как-то повлиять… Но надеяться, что твой свекор сотворит чудо, когда сама отказалась быть рядом с ребенком, это… трусость и подлость…»
– Я хочу посмотреть сад, – сказала она, стараясь незаметно смахнуть все-таки навернувшиеся слезы. – А где Пушок?
Пес ходил с ними по дому, потом незаметно где-то отстал. Но как только Айлин с Аминой вышли на просторную террасу, плавно спускающуюся в сад, Пушок встретил их, радостно помахивая хвостом.
– Хороший собака, – одобрила его Амина. – Большой, зубастый. У Амина дома тоже большой собака быть. Баран пасти, шатер охранять. Шакалы, волки не пускать. Сразу горло кусать! Человек тоже кусать, если человек как шакал. Господин говорить собака мясо не есть. Что есть?
– Мясо он и правда не ест, – начала Айлин, не зная, как объяснить, чтобы Амине было понятнее, и не желая пугать мауритку. – Пушок очень… необычная собака. Он… ест магию. Может съесть проклятие… или остатки от призрака… Наверное, и самого призрака мог бы… – продолжила она неуверенно, впервые рассмотрев подобную возможность, ведь призраки тоже частично состоят из некротических эманаций. Правда, Пушок никогда на них не покушался, но это лишь потому, что он добрый и воспитанный пес. – В общем, он ест всякую вредную для людей магию, – закончила она.
– Человек не кусать? – с некоторым сомнением взглянула на Пушка Амина.
– Только демонов! – заверила ее Айлин. – Или дичь, если попросить. Зайцев, уток… – Поколебалась и добавила, решив честно прояснить вопрос: – Когда на меня напали… Ну, вчера… Он загрыз человека. Но только потому, что тот хотел меня схватить!
– А! – просияла Амина. – Это хуже шакал! Собака его кусать – хороший собака! На охота ходить, мясо носить, сам не есть! Совсем хороший собака! Колдовство кусать! Джинн, да? У, какой хороший джинн!
И бестрепетно погладила Пушка, который под ласкающей его рукой прищурился и еще сильнее завилял хвостом.
Спустившись с террасы, они пошли по саду, сопровождаемые важно ступающим Пушком. Айлин полной грудью дышала сладким влажным воздухом – похоже, ночью прошел дождь, и земля до сих пор хранила его следы. Воздух был полон запахом роз, будто рядом разлился флакон любимых духов Иоланды…
Они почти обошли дом, когда из ближайшего окна послышалась перебранка двух женских голосов. Во всяком случае, Айлин показалось, что это именно перебранка, поскольку язык был ей не знаком. Певучий, звонкий, со множеством гортанных и рычащих звуков, пожалуй, он напоминал речь повара Алонсо и… альбу, которую читал дон Раэн! «Арлезийский! – догадалась Айлин. – Значит, у Кармеля вся прислуга из Арлезы? Точно, он ведь говорил, а я совсем забыла!»
Амина, услышав голоса, встрепенулась, прислушалась и хмыкнула, тут же успокоившись.
– Что там за шум? – полюбопытствовала Айлин, невольно вспомнив дом Бастельеро, где слуги были тихими, словно немые призраки.
А здесь жизнь просто кипит! Вот одна из женщин взвизгнула, словно ее дернули за волосы или дали оплеуху – Айлин не раз такое слышала в Академии. И сразу голоса стихли, будто спорщицы сами испугались того, что натворили.
– Два горничные делить повар, – важно объяснила Амина. – Уже неделя ругаться. Госпожа их видеть! Роза, Луиса и Алонсо. Повар – горячий мужчина! Но драка – непорядок, Амина проводить госпожа, потом делать суд!
– И как же ты будешь делить? – заинтересовалась Айлин, невольно хихикнув – так живо ей представилась Амина в мантии судьи, две горничные, с надеждой ждущие решения, и огромный Алонсо, который, оказывается, пользуется таким успехом!
Амина приняла необыкновенно задумчивый вид.
– Если делить по правила, надо рубить сабля, тогда господин останется без горячий ужин. Это нехорошо. Пусть Алонсо два жена берет!
– У нас так не положено, – улыбнулась Айлин, искренне забавляясь. – В Дорвенанте свои законы, у нас мужчина может жениться только на одной женщине. А у мауритов по-другому, да?
– Ай, глупый закон! – искренне возмутилась Амина. – Мужчина много, хороший мужчина – мало! Каждый женщина хочет хороший мужчина. Если каждый хороший мужчина возьмет два жена, пять жена, пять женщина счастливый будет! А если хороший мужчина два жена не может, то пусть кушает хорошо и к лекарь идет. Тогда даже пять сможет, да! – И, вздохнув, прибавила: – У муж Амина отец был вождь. Умный воин, а сын совсем слабый, совсем дурной, да. Хорошо, что убили, такой племя бы разорить, сыновья слабых и глупых дать. Лучше бы Амина за отец выдали, чем за сын. Но отец старый был, мужской сила ослабел: пять жен довольный были, больше взять не мог. Вождь пять жен нужно, а повар не вождь, повар два хватит. Нельзя две жена, пусть одна женщина берет, а к другая так ходит.
– А господину тоже нужно две жена? – слукавила Айлин, совсем развеселившись.
Амина замахала руками.
– Господин не нужно! Мужчина жена берет дом вести, еда готовить, одежда стирать. У господин Амина дом вести, прачка – стирать, повар – готовить, горничная – убирать, госпожа – сердце радовать! Не нужно два жена, все место занят!
Айлин, не выдержав, расхохоталась – и вдруг подумала, как же давно ей не было так легко и весело! И как же порядки в этом доме действительно отличаются от дома Бастельеро! Айлин искренне попыталась представить двух почти одинаковых Тильд, с одинаково ханжескими лицами тянущих дворецкого Руверса каждая в свою сторону, и даже головой помотала. Вот уж это вряд ли!
– В другой дом горничный за это выгнать, – продолжила Амина. – Повар наказать, слугам запрещать любовь. Но господин сказать – пусть работа не страдать и в дом быть покой, тогда пусть любовь. Всеблагая Мать говорит, любовь – хорошо! А горничный так играть, драка не всерьез. Но если госпожа прикажет, Амина всех наказать.
– Не надо наказывать! – попросила Айлин. – Если Кармель… то есть… – Она замялась, как назвать магистра, и тут же вывернулась: – Хозяину дома виднее, как обращаться со своей прислугой. Мне кажется, он… очень добрый.
– Господин добрый, – подтвердила Амина. – Хороший муж будет! – Снова лукаво глянула на Айлин и спросила: – Госпожа сама гулять? Амина много дел делать надо.
– Да, конечно! – заверила Айлин, понимая, что у экономки действительно хватает работы.
Проводив уходящую Амину взглядом, Айлин погладила Пушка и пошла по дорожке, с любопытством оглядываясь по сторонам. Пушок под ее рукой вдруг напружинился, и Айлин завертела головой. Что он такое учуял?
Тут же пес восторженно заскулил, и Айлин увидела в траве длинные пушистые ушки чудесного черно-белого цвета. Кролик! В саду?! Пушок заскреб лапами, и Айлин рассмеялась.
– Хорошо, беги! Можешь за ним погоняться. Только не убивай, слышишь? Вдруг это чей-то любимец?
Пушок радостно тявкнул, лизнул ей руку и сорвался с места.
Какой интересный сад!
Читать бесплатно другие книги:
