Право учить. Повторение пройденного Иванова Вероника

— Понимаю. В таком случае они будут вести себя со мной куда более скованно и церемонно, да и лишнего шага в сторону ступить не дадут. И будут тратить силы и время на меня, а не на свои проблемы. Что ж, дяденька, разумное пожелание. И я его выполню. Но то, что ты пытаешься всучить, всё равно не возьму. Есть причины, и к тебе они не имеют никакого отношения. Просто поверь — мне этот Знак не нужен.

— Тебе — да, а всем остальным? Знак Мастера открывает многие двери.

— Ничего, если не получится с главными воротами, проберёмся задворками! — улыбнулся я. — Не переживай, дяденька, всё будет.

— Хорошо?

— Да кто ж его знает? Главное, будет! Ну я побегу, пожалуй, а то и не догоню парней.

— Беги, — разрешил Рогар. — Не знаю, чего дождусь, но почему-то кажется, что всё идёт правильно.

— Подтверждаю! Уж что-что, а правильность я нутром чую!

На этой радостной ноте я всё-таки покинул пределы гостеприимного трактира, но едва успел выйти за ограду, как столкнулся с Кианом, угрюмо протянувшим мне сумку и пробормотавшим: «Dan-nah велел передать».

Рассматривать, что прячется в увесистом кожаном чреве, было некогда, и я, повесив лямку на плечо, припустил быстрым шагом по дороге за телегой, успевшей удалиться на порядочное расстояние, потому что Хок, исполнявший обязанности возницы, заставил лошадку изобразить тряскую рысцу, от которой, впрочем, больше пострадали седалища парней, чем мои ноги.

Наверное, найдётся под лунами этого мира немало людей и нелюдей, которым странствия «из зимы в лето» и обратно придутся по душе и даже станут любимым развлечением, а мне как-то не по себе, когда меняю цветущие яблоневые сады на бурую слякоть ранней весны. Знать, что в нескольких сотнях миль к югу изумрудный ковёр травы уже стал почти по-летнему густым, и дышать сыростью растаявших, но не успевших исчезнуть в земле снегов… Обидно.

Нет, в этом клятом ивняке сухих веток отродясь не водилось! Вернусь, как говорится, ни с чем. Правда, от меня и не ждут, что притащу охапку хвороста. Возможно, вообще ничего не ждут…

Телегу я догнал довольно быстро, не успев устать, но, заняв место на соломенной подстилке в окружении мешков с припасами и угрюмых лиц, искренне пожалел, что поторопился: до самой остановки на ночлег тишину сгущающихся сумерек нарушали только поскрипывание колёс да чавканье грязи, в которую ступали копыта везущей нас лошадки.

Причин скоропостижного приступа молчания я не понимал. Не хотят разговаривать со мной? Я не против. Но зачем сидеть словно воды набрав в рот? Конечно, в ряде Уложений «О речи и прочих действах, связующих или отталкивающих» утверждается, что вести беседу, не принимая в неё кого-то из окружающих вас людей, невежливо и предосудительно. Но делать на основании этого вывод, что лучше молчать всем? Глупо. И если парни на самом деле руководствуются такими мыслями, Рогар совершенно прав: занозы имеются. И, похоже, сидят очень глубоко. Вот только откуда и как давно они появились?

Положим, у белобрысого мага есть поводы для странного поведения — в конце концов, человек был на волоске от смерти два раза и с таким небольшим промежутком во времени, что эти разы вполне могли по ощущениям слиться в один. Хотя вряд ли Мэтт помнит свою схватку с шаддой. Не должен помнить. Неясные образы и слабо ноющие шрамы — вот и всё, что осталось от смертельной опасности. Не без моего участия. Моего… Может быть, в этом и кроется причина? Уж второй-то раз, отводя удар магички, я никоим образом не затрагивал чужую память, следовательно… Если парень не дурак и сравнил впечатления, он не мог не заметить в них определённого сходства. Мелких чёрточек, похожих друг на друга как две капли воды. Хорошо, пусть так. И в чём же проблема? Что так огорчает Мэтта: сам факт спасения или личность спасителя?

А Бэр? Уж он-то из-за чего переживает? Хоть мы и были знакомы несколько дней, лучник не показался мне человеком, цепляющимся за обиды и разочарования. А теперь в синем взгляде мелькают тени, которых быть не должно. Что-то случилось? Возможно. Времени было достаточно: лето, осень, зима, весна. Почти целый год на то, чтобы заиметь занозу в сердце.

Хок — вообще разговор особый, но именно в младшем брате Борга я не заметил каких-то особенных перемен, если не считать явного начала взросления. Кстати, самый опасный период жизни — стоит на мгновение ослабить внимание, и вьюнок души может обвиться вокруг совершенно неподходящего плетня. Но относится ли это к рыжику? Нет, не должно относиться: он был в хороших руках, по крайней мере до середины зимы — под присмотром Матушки. А потом снова вернулся на попечение Мастера. Тогда в чём причина его молчания?

Ну Рогар, ну, удружил! Ведь все трое, встретившись со мной в первый раз, не прятали чувств за чопорной вежливостью, легко и охотно принимая условия игры. Или сейчас всё изменилось? Парни собирались отдохнуть и развеяться, а наставник подкинул им ненужную обузу в моём лице? Очень похоже на правду. Я бы тоже не обрадовался, получив нежелательного попутчика. Что ж, если вся беда именно в этом…

— Гадина такая! А ну, отцепись!

Голос, больше удивлённый, чем испуганный, принадлежал Мэтту.

Это ещё что такое? С кем они могли столкнуться на лужайке для привала? Надо посмотреть, но на сей раз торопиться не буду: если дело пустяковое, справятся и без меня, а если серьёзное… Лучше иметь возможности к отступлению. Трусость? Нет, осторожность. Угодив в ту же ловушку, что и парни, я вряд ли смогу помочь из неё выбраться, и совсем другое дело, если мои движения и намерения ничем скованы не будут.

Костёр в каменном круге уже весело потрескивал сухими прутиками, и не только ими. Постойте-ка! Во всей округе не было ни одного сухостоя, а значит, кое-кто применил магию, чтобы удалить лишнюю воду из древесных волокон. Не спорю, обеспечение компании дровами полезно и заслуживает всяческого одобрения, но я бы наградил Мэтта затрещиной — в отсутствие доступа к Источникам тратить свои личные запасы Силы на ерунду не только глупо, но и рискованно. Впрочем, белобрысый затылок избежал знакомства с моей ладонью, потому что…

Маг растерянно тряс рукой, пытаясь освободить пальцы из пасти… книги.

«Четвертушечка», одетая в кожаную шкурку, не желала разжимать тиски обложки, доставляя Мэтту если не болезненные, то наверняка неприятные ощущения. А все попытки применить вторую руку, чтобы справиться с взбесившейся книгой, заканчивались провалом, потому что хитрая вещица ловко уворачивалась, не давая свободным пальцам ухватиться за кожаные бока.

Странное поведение обитателя библиотеки, ничего не скажешь. Впрочем, если вспомнить мою домашнюю… Эй! Неужели? Пользуясь тем, что отблески пламени смешались с сумерками, образуя причудливый узор, не позволяющий разглядеть деталей, я поменял Уровень Зрения. И с трудом удержался от смеха.

В самом деле, книжка из Дома. Но над ней хорошо поработали, опутывая сетью охранного заклинания, не дозволяющего чужому разуму проникнуть в содержимое переплёта. Скорее всего, она лежала в той сумке, что принёс Киан. И, разумеется, только одна персона на свете способна на такую… подлянку. «Милорд Ректор» мог бы и предупредить о своих проделках… Страшно подумать, что ещё таится в недрах «подарка в дорогу»! А вообще, Ксаррон вряд ли ставил себе целью подобную публичную демонстрацию. Скорее заботился о сохранности книги и знаний, в ней содержащихся, учитывая, что я буду путешествовать в обществе мага. Мага… Хм. Понятно, отчего активировались охранные чары: сначала Мэтт на весь лес и близлежащий тракт возвестил о нашем присутствии посредством магических упражнений, а потом имел неосторожность, не закрыв каналы, прикоснуться к книге. Дальнейшее развитие событий неудивительно и крайне обидно для молодого мага, который из-за собственной небрежности оказался в нелепом положении, вызывающем недоумённые, но постепенно наполняющиеся искренним весельем взгляды товарищей. Ладно, не буду мучить парня:

— И не стыдно тебе, малыш, людей за пальцы хватать? — обратился я к книге.

Движения вещицы замедлились, словно она узнала мой голос. А впрочем, могла и узнать: с Ксо станется вплести и звуковые, и зрительные образы в Кружево заклинания. Но на всякий случай, чтобы у зачарованной книжки не осталось сомнений, я щёлкнул хлыстом Пустоты по оконечным Узлам «сторожевого пса».

Книга обиженно тявкнула, отпуская пальцы Мэтта, упала, коснулась земли четырьмя лапами, в считаные доли мгновения выросшими из обложки, и встряхнулась, всем своим видом показывая: я на службе, хозяин, и нечего меня упрекать. Я и не собирался.

— Не делай так больше, хорошо? Он тебя трогать не будет. Верно?

Последний вопрос бы адресован магу, который ошеломлённо кивнул, прежде чем понял, что извиняется перед книгой.

«Пёсик» потоптался вокруг мага, только что не обнюхивая сапоги, потом выжидательно застыл на месте. Я улыбнулся и сказал:

— Умница! Хороший зверик! А теперь иди ко мне.

Книжка помедлила не больше вдоха и посеменила в мою сторону, смешно переваливаясь на коротких «лапах» и виляя закладкой. А когда между нами осталась лишь пара шагов, с силой оттолкнулась от земли, взмывая вверх, и опустилась в мою подставленную ладонь. Конечно, я принял меры, дабы не допустить тлетворного влияния своей сущности на искусную работу кузена, но мог бы не особенно стараться: как только обложка приблизилась к моей коже, заклинание уснуло. До будущих сражений с любителями копаться в чужом имуществе. Кстати, об имуществе.

Я нахмурился и спросил у Мэтта строго, но беззлобно:

— И где, позволь спросить, ты приобрёл привычку шарить по чужим карманам?

Маг, с трудом вернувший равновесие духа, поджал губы, как человек, незаслуженно оскорблённый:

— Я не шарил. Она… сама из сумки выползла.

Кто-то другой на моём месте счёл бы слова парня неуклюжей попыткой оправдаться, но для меня они и были самой настоящей правдой: таковы охранные заклинания высокого уровня, очень не любящие удаляться от хозяина защищаемой вещи. Проще, конечно, зачаровать предмет на пассивную оборону, но тогда злоумышленник, покусившийся на чужое добро, может преспокойно унести его с собой, а такой вариант Ксо не устраивал, почему кузен и потратился на плетение не просто «замка», а «сторожевого пса», наделённого и подобием жизни, и подобием разума.

— И только поэтому нужно было за неё хвататься? Любопытство одолело?

Тёмные глаза блеснули.

— Я хотел положить её обратно.

Хм… А ведь он не врёт. Что ж, намерение, достойное уважения.

— Видишь ли, Мэтт, не все вещи нужно возвращать на покинутое ими место. Особенно если они того не желают. Ты не почувствовал просыпающееся заклинание? Хорошо ещё, «пёсик» не был научен перегрызать глотки, иначе ты мог бы пострадать, и серьёзно.

Белобрысая голова чуть склонилась набок.

— Ну пострадал бы. А тебе-то что?

В голосе мага отчётливо проступила непонятная мне горечь. Такое впечатление, что ему совершенно всё равно, умирать или оставаться в живых… Да, Рогар, заноза есть. И её нужно постараться извлечь как можно скорее, пока она совсем не ушла под кожу.

Я подошёл к телеге, собираясь ознакомиться с содержимым сумки.

— Со слухом у тебя и у остальных, полагаю, всё в порядке? Или ты забыл слова Мастера? Он ведь чётко и ясно сказал, что в конце пути нас должно остаться столько же, сколько было в начале.

— Но он ничего не говорил о том, какими мы должны прибыть — живыми или мёртвыми! — усмехнулся маг.

Вот как? Хочет поиграть? Не буду препятствовать. Если парень пока не понимает, что острия слов чаще всего наносят раны самому игроку, а не его противнику, подсказывать не буду. Пусть обжигается на своих ошибках сам. Но последнее слово оставлю за собой.

— Согласен. Лично я намереваюсь закончить путь в добром здравии. Если у вас другие планы, сообщите о них сейчас, мне спокойнее будет путешествовать с тремя трупами, а не с тремя врагами.

Над лужайкой повисло напряжённое молчание, которое решился нарушить тот, кто полагал себя воином.

— Сам убьёшь? Интересно чем? У тебя и оружия-то нет! — ехидно заметил Хок, тряхнув рыжей чёлкой.

— С чего ты взял?

Извлекаю из сумки кольца свёрнутых чиат[36].

— Это? — презрительное фырканье. — Да оно и на женское украшение не потянет!

— Для твоей шеи и такая красота сгодится.

— Ах так?

Хок в два прыжка оказался на телеге, запуская руку в пространство между мешками, а я миг спустя едва успел отскочить назад, избегая встречи с рванувшимся ко мне клинком: лезвие в полтора локтя длиной, прямое, обоюдоострое, остриё длинное, как у наконечника стрелы — таким хорошо и колоть, и чиркать по оказавшемуся в пределах досягаемости противнику, оставляя длинные порезы. Крестовина гарды не слишком большая, но вполне достаточная, чтобы…

Никогда не мог понять азарта схватки, возникающего у некоторых поединщиков при встрече с незнакомым типом оружия. Ты же не знаешь, на что оно способно, зачем лезешь на рожон? Жизнь не дорога? Конечно, Хоку в его юном возрасте простительно не отдавать себе отчёт в чрезмерном риске, но куда смотрят все остальные?

Куда-куда… На нас, скачущих вокруг телеги. Ладно Мэтт, погружённый в раздумья о том, как от меня избавиться, если даже мои книги наделены зубами и лапами. Ну а Бэр о чём думает? Стрела в спину — самый надёжный способ пресечь разногласия.

А ловко Хок орудует мечом! Не ожидал. И штаны… не ожидали: в один из особенно длинных и низких выпадов рыжик зацепил мою левую ногу над коленом, и это событие вполне могло стать предпоследним в нашей случайной дуэли, потому что в тот момент, когда металл коснулся плоти, я перестал чувствовать и его, и мышцу.

Умерь пыл моего серебряного друга, драгоценная!

«Зачем? Он же защищает тебя…»

Затем! Если я перестану владеть собственным телом, умру гораздо скорее, чем от царапины, которую мог бы получить!

«О… Понимаю… Ты совсем отказываешься от его услуг?»

Нет! Ни в коем разе! Просто пусть он прибережёт силы для настоящей опасности, хорошо?

«Как пожелаешь, радость моя…»

Онемение исчезло быстрее, чем появилось, — как раз вовремя, чтобы я успел оттолкнуться от земли, делая шаг в сторону, свободную от присутствия хищного острия. Право, пора заканчивать, благо кольца бусин наконец-то расположились на ладони в нужной мне последовательности.

На новом выпаде я выбросил руку вперёд по линии удара, отпуская чиато в полёт. Они обвились вокруг гарды меча, оставалось только легонько потянуть на себя, воспользовавшись энергией, уже заложенной в движение Хока, и… Подставить сжатый кулак. При необходимости убить противника следовало бы направить ребро ладони в кадык, но у меня были совсем другие цели, и рыжик получил сильный, но не смертельный удар в челюсть, на несколько вдохов затруднивший дыхание, координацию и прочее, а также убедительно доказавший бессмысленность продолжения поединка.

Когда чиато снова заняли место в сумке рядом с книжкой, Хок пришёл в себя уже настолько, что поспешил спросить:

— Это что за штука?

— Оружие.

— Да уж понял… — тяжёлый вздох. — А откуда оно взялось?

— Из Восточного Шема. Правда, оно не шибко распространено.

— Почему?

— Потому! — Я не удержался и щёлкнул Хока по носу. — Это оружие защиты, а не нападения.

— Ага, как же! — возразил рыжик. — То-то ты только и делал, что защищался! А это как понимать?

Взглянув на представленный к обозрению синяк, проступающий на скуле, я виновато пожал плечами:

— Ты просто наткнулся на мою руку, вот и всё.

— Наткнулся?!

— Конечно. Я всего лишь соорудил препятствие на твоём пути.

— На моём?! Это ты меня тащил!

— Не меняя направления, если ты заметил… Если считаешь, что я поступил нечестно, приношу извинения. Но, знаешь ли, когда в меня без предупреждения тыкают мечом, я и сам не придерживаюсь правил. Кроме одного.

Тут же следует заинтересованный вопрос:

— Какого?

— Живи и дай умереть другим.

— А!

Хок умолкает, но ненадолго: карие глаза чуть смущённо щурятся.

— Я тоже… извиняюсь. Нехорошо получилось, да?

Киваю:

— Не очень. Хотя мудрые люди полагают физические упражнения непременным средством для усиления аппетита… Проще говоря, я проголодался. А ты?

— Есть маленько, — согласился рыжик, и я обратился с вопросом к последнему из троицы:

— Надеюсь, тебе я ничего не должен сегодня доказывать?

Бэр растерянно вздрогнул:

— Доказывать?

— Ну да. Перестрелку устраивать не надо?

Лучник покачал головой:

— Знаю я, как ты стреляешь… Почему спросил?

— Потому что устал и хочу как можно скорее завалиться спать, но делать это на голодный желудок не намерен. Поэтому предлагаю отложить выяснение отношений (если оно требуется, конечно) на завтрашний день, а сейчас заняться ужином.

— Ужином! — хмыкнул Хок, роющийся в мешках на телеге. — Не знаю, кто всё это собирал, но из того, что я нашёл, получится только одно блюдо. Кашка.

— Кашка… какашка, — пробормотал Мэтт, видимо, также не испытывающий любви к еде из крупы.

— Не вижу ничего страшного, господа! Кашка — так кашка. Хотя и то, что упомянул почтенный маг, некоторые тоже полагают полезным для принятия внутрь. Правда, вряд ли однажды покинувшая желудок еда мечтает вернуться туда снова. Лично я буду всячески этого избегать.

Почему, чтобы подружиться, сначала надо подраться? Не животные же мы, в самом деле, чтобы выяснять, кто заслуживает уважения, с помощью клыков и когтей? Если уж на то пошло, то из всех четверых я куда ближе к звериному миру, чем другие, но почему-то не считаю необходимым условием признания силы непременный поединок. Наверное, потому что предпочитаю выявлять сильные и слабые стороны противника другими способами.

Кто бы что ни говорил, но труднее всего контролировать слова, которые так и норовят сорваться с нашего языка, доверяя сокровенные мысли всеобщему обозрению. Поступками управлять легче — я сам видел много раз, как люди, стоявшие плечом к плечу против опасности, грозящей всем, в мирное и спокойное время без малейших угрызений совести втыкали кинжалы в спины недавних друзей. Можно совершать какие угодно благородные и отважные деяния, спасая жизни и целые государства, но в глубине души таить обиду и лелеять злобу. Чем дольше человек живёт на свете, тем больше опыта на скользком пути обмана приобретает, и в конце концов достигает такого мастерства, что способен верить в собственное враньё. Как увидеть червоточину в спелом плоде? Выманить червячка наружу. А для этого больше всего подходит беспечная беседа, которая вскрывает гнойники сердца лучше, чем острый клинок.

Конечно, нужно уметь подвести собеседника к такому повороту тропинки, пройти который можно, только обнажив скрытое, и это ничуть не менее трудно, чем мастерски фехтовать, потому что требуется изрядное напряжение и тела, и разума. Я, в отличие от своей тётушки, таинствами беседы пока не овладел (да и не стремлюсь к познанию сего искусства), зато мне доступно другое умение. Умение слушать.

Да, слушать тоже нужно уметь! В каждом изречённом слове и даже звуке можно уловить столько всего, что иногда достаточно просто поздороваться, чтобы узнать, какое впечатление ты произвёл. Кстати, чаще всего подобное знание приносит разочарования… но от того не перестаёт быть важным и нужным.

Многие презрительно задерут нос и отвернутся, когда им предложат «послушать». Наверное, я поступал бы так же, если бы… Не был вынужден большую часть своей жизни именно слушать. Хотя бы потому, что мои слова и мысли никого не интересовали. Как мне казалось. Теперь понимаю, что вовсе не из брезгливости или ненависти меня заставляли молчать и внимать чужой мудрости: просто боялись не успеть вложить в мою голову необходимое. Торопились, ошибались, упорствовали в своих ошибках, приводили меня в унылую ярость, но не снижали темп. Возможно, были и другие пути к намеченной цели, но и этот, трудный и безжалостный, позволил добраться. Куда? К подножию новой лестницы, где я и топчусь, не решаясь шагнуть на первую из ступенек…

Хок всё же напугал нас безосновательно — при более внимательном исследовании содержимого мешков обнаружились ленточки сушёного мяса, разом поднявшие настроение парней. Правда, общим обсуждением было решено не увлекаться мясными блюдами, а сочетать продукты друг с другом. То есть варить кашу с мясом: так и расход будет меньше, и еда сытнее.

Конечно, было бы неплохо поесть и свежатинки, но времени на охоту у нас не было, а к торговому тракту по собственной воле дичь выходить не спешила. Отовариться же окороками и куриными тушками в придорожных трактирах и селениях, мимо которых мы проезжали, не удавалось по другой причине. Из-за отсутствия денег. Уж не знаю, о чём думал Рогар, отправляя своих подопечных фрэлл знает куда с тощими кошельками, но факт оставался фактом: казны, которой мы располагали, и на обильное питание, и на непредвиденные расходы не хватило бы — приходилось беречь монеты на случай действительно безвыходных ситуаций. Правда, в моей сумке обнаружился вполне увесистый кошель, но и его постояльцев было совершенно недостаточно на весь оставшийся путь. Поэтому мы продолжали давиться кашей и… притираться друг к другу.

После незапланированной, но оказавшейся полезной дуэли с Хоком положение вещей изменилось, но отнюдь не в ту сторону, на которую хотел бы рассчитывать я. Ведь что произошло, если посмотреть на случившееся беспристрастно? Утверждение превосходства, обычное и для звериной стаи, и для человеческого общества. Видят боги, я к этому не стремился! Больше того — если бы знал, чего добьюсь, наверное, позволил бы себя продырявить, а не оказываться победителем. Сначала дал отпор Мэтту, довольно грубо указав магу его место, потом поставил синяк рыжику, опять-таки словно говоря: сиди тихо, мальчик, и не лезь под ноги старшим. Да, возможно, эти действия были не только правильными, но и неизбежными, если я хотел установить хоть какие-то отношения между собой и парнями. Уступок они не приняли бы, потому что уже успели убедиться в моих… странных возможностях. Хм. Но почему тогда они вообще бросили мне вызов и почему сделали это только двое из троих?

Мэтт совершенно очевидно напрашивался на свару, результатом которой, скорее всего, стало бы его поражение — не думаю, что маг забыл, как я умею справляться с чарами, а значит, и не рассчитывал победить. Хотел погибнуть сам или пытался установить пределы моего терпения? Неясно. Но отчаянную дерзость он спрятать не смог, следовательно, вызов был. Ох, знать бы ещё его причины…

Что двигало Хоком, обнажившим меч, вообще непонятно. Рыжик должен прекрасно помнить, как я обращаюсь с оружием. Не заметил у меня клинка и потому решил померяться силами? Глупо. Отсутствие предмета, похожего на оружие, ещё не означает отсутствия оружия. Или Рогар плохо его учил? Не верю. Разве что обучение было совсем уж непродолжительным. Да и зачем ему равняться со мной? И по возрасту, и по жизненному опыту мы не можем стоять на одной ступени. К чему тогда проверка моей способности ответить на удар? Как всё запутано…

Наконец, третья, но самая загадочная загадка. Бэр. На фоне остальных он кажется нерешительным и вялым, хотя должно быть наоборот: именно от лучника или от Хока я ожидал первого вызова, а никак уж не от мага. Из-за чего произошла столь разительная перемена ролей? Что говорило в Бэре — рассудительность или робость? Если первое, рад за него. Если второе… Дурные дела творятся, потому что невесть откуда взявшаяся робость способна в считаные дни изменить характер до неузнаваемости.

Рогар, старый хитрец! Видел проблему, но не хотел ей заниматься? Пройдоха… Но твои-то мысли и устремления я знаю: ты просто решил меня наказать. За всё хорошее и плохое. А поскольку ты предпочитаешь не просто наказывать, а делать это с пользой и для себя, и для провинившегося, остаётся только отвесить поклон и смиренно принять заслуженную кару. Ты был прав: парни в беде, хотя сами этого не понимают. Пока. Когда поймут, станет поздно, поэтому приложу все силы, чтобы разобраться, откуда взялись их занозы, и если не вытащить, то хотя бы найти место ранки.

— Этот туман когда-нибудь рассеется? — сладко зевнул с козел Хок.

— Прекрати сейчас же!

— Что прекратить?

Рыжик повернулся к нам и обиженно уставился на рассерженного Мэтта.

— Своё зевание!

— Оно тебе мешает?

— Оно меня раздражает!

— Потому что он и сам рад зевнуть, но считает это неподобающим своему рангу, — охотно пояснил Бэр.

— А разве магам не положено зевать? — удивился я.

Мэтт сжал губы и перевёл взгляд с растерянно-лукавой физиономии Хока на обочину дороги, тонущую в тумане. Лучник пожал плечами:

— Да он просто злится, что задремал и не уследил, как лошадь свернула не на ту дорогу.

— Я не дремал! — взвился маг.

— Угу. Просто спал, — согласился Бэр, ехидно улыбаясь.

— Я… не знаю, как это получилось, — выдержав виноватую паузу, признался белобрысый.

— Думаю, переживать не стоит — раз есть дорога и на ней видны свежие колеи, куда-нибудь мы обязательно выедем!

Я постарался примирить враждующие стороны, но хмуро сдвинутые брови одного, насмешливость второго и недоумение третьего не исчезли. Стали чуть слабее, быть может, но не пропали совсем.

Хорошо, что право решать предоставлено мне!

— Вот что, парни… Кажется, подошла моя очередь держать вожжи? Чем я и займусь, а вы можете совершенно спокойно вздремнуть. Согласны?

Ответа я не получил, но, расценив молчание как знак согласия, поменялся местами с рыжиком, принимая залоснившиеся бразды правления.

Можно всё время за вожжи не держаться, но едва лошадка почувствует, что возница расслабился, как и сама поступит точно так же. Наверное, именно поэтому мы и попали на странную дорогу: Мэтт задремал, перестал пошлёпывать вожжами по крупу, раз, два — и куча неприятностей. Впрочем, преувеличиваю — всего лишь небольшое отклонение от маршрута. Как только рассеется туман, станет ясно, где мы находимся.

Я посмотрел на грязно-белое марево, не доползшее до обочины буквально нескольких футов. Высокое-то какое… Обычно туман стелется понизу, а этот не позволяет разглядеть небо. Или оно такое же мутное? Нет, не может быть — если бы оно было закрыто облаками, мы дрожали бы от холода, а здесь… Тепло. И сыро. Воздух вязкий, как кисель. Дышать нетрудно, но кажется, что он давит на глаза, заставляя их закрываться… закрываться… закрываться…

«Подъём!» — командирским басом орёт Мантия.

Что-то случилось?

«Ещё нет, но очень хочет случиться…» — Укоризненное ворчание.

Не понимаю. Что плохого в нескольких минутах сна?

«Плохого? Ничего… Всего лишь смертельная опасность. Экая безделица…» — Равнодушное объяснение.

Смертельная? О чём ты говоришь?

«Тебе ничего вокруг не кажется странным?»

Мм… Туман слишком густой.

«И всё?»

Дорога несколько… однообразная.

«Скажи уж прямо: не меняющаяся!.. Ты помнишь хоть один поворот?»

Я задумался.

В самом деле, мы всё время едем по прямой. Но ничего не видим впереди, словно только и делаем, что поворачиваем. Поворачиваем…

Мы движемся по кругу?

«Возможно… Не берусь утверждать, что это круг, а не овал, но основное ты уловил: вы описываете кривую…»

Ещё скажи, замкнутую!

«Догадался? Браво!»

Ни до чего я не догадывался! Что происходит?

«И от кого ты только набрался этой лени? — вздыхает Мантия. — Ладно, намекну… Ты ведь ходил с караванами? Ходил… Помнишь, почему погонщики в дороге всегда бодрствуют, а того, кто заснул, ждёт скорая и жестокая расправа? Ну вспоминай!»

Почему погонщики в дороге не спят? Но… Не может быть. Сонная Дорога?!

«Именно!»

Самый жуткий кошмар путешественников, место, где нет ни «вчера», ни «завтра» — одно только бесконечное «сегодня», в котором несчастные обречены блуждать вечно. На Сонную Дорогу попадают, если все живые существа в караване задремлют хоть на одну минуту. Должно быть, лошадь плелась в полусне, если мы таки свернули сюда… Что же теперь делать?

«Прежде всего, не засыпать: если вы все заснёте здесь, то уже никогда не проснётесь…»

Легко сказать «не спать», если вся обстановка вокруг располагает к дремоте!

«Ты уж постарайся…»

А что потом? Ведь этого мало, чтобы выбраться обратно в мир.

«Молиться о спасении не пробовал?» — В словах Мантии нет даже тени насмешки.

Молиться? И только-то?

Я спрыгнул с козел в жидкую грязь, прошёл вперёд и взял лошадь под уздцы. Ты уж извини, милая, но повишу немного на тебе: глядишь, так нам обоим бодрствовать будет легче.

Тёмные глаза посмотрели на меня с сомнением, но возражений не последовало, и телега покатилась дальше, меся дорожную грязь.

Молиться, значит. А есть ли смысл в молитве? Говорят, что Сонная Дорога проходит между мирами, не принадлежа ни одному из них. Если это правда, какому богу мне жаловаться и кого просить? Кто сможет меня услышать? Только я сам — мои спутники спят глубоким сном, а лошади глубоко безразлична её участь, потому что рядом шагает тот, кто несёт ответственность. Круг замкнулся.

Ты любишь шутить, Пресветлая Владычица? Наверняка любишь. Зачем иначе сотворила такую пакостную штуку, как Сонная Дорога? Не знаю, что ты находишь забавного в том, чтобы погрузить людей в сети сна: от спящих игрушек ни проку, ни забавы.

— Это верно, — доносится с обочины.

Голос. Звонкий. Детский. Что за фрэлл?!

Рядом с дорогой на поросшем мхом валуне сидит девочка. Лет десяти, не больше. Бледная, невесомая, со смешно торчащими в стороны косицами. С глубоким тёмным взглядом. В простой рубахе с чужого плеча, которое с лёгкостью заменяет крохе платье.

— Чего уставился? — перекатываются в голосе серебряные монеты.

Монеты…

— Я тебя знаю!

— Да-а-а-а-а? — недоверчиво тянет малышка. — Тогда тебе повезло больше, чем мне: я себя и не пытаюсь узнать.

— Ты… Это ты заставила меня посмотреть в Зеркало!

— Ну уж и заставила… — Тонкогубый рот девчонки растягивается в довольной улыбке. — Всего лишь подтолкнула. Ты-то сам так и не решился бы.

— Это моё дело.

— Ты правда так считаешь?

Она посерьёзнела, сползла с камня и, шлёпая по мокрой глине, подошла поближе.

— Да.

— А вот врать — нехорошо!

Маленький пальчик поднятой руки грозно качнулся из стороны в сторону на уровне моей груди.

— Я не вру!

— Значит, лжёшь. Обманываешь. Притворяешься. Такие слова тебе больше подходят?

— Ни одно из них!

— Вот ведь упрямец… — Она вздохнула, словно после тяжёлой работы. — Ну да ладно, упрямство — вещь полезная. Хотя и вредная.

Наградив моё внимание сим противоречивым откровением, девочка повернулась и двинулась по дороге, словно приглашая следовать за ней. Я так и поступил, потому что других вариантов действий всё равно в наличии не имелось.

Некоторое время мы шлёпали по грязи, но, взглянув на босые ноги нежданной попутчицы, в очередной раз по щиколотку погрузившиеся в глиняное месиво, я не выдержал — подхватил девчонку и усадил на лошадь, за что был удостоен загадочного взгляда и вопроса:

— Это ещё зачем?

— Какая разница? — опешил я. — Ты не хочешь прокатиться верхом?

Она помолчала.

— Может, и хочу. Но не просилась же! Так почему ты решил так сделать?

— Почему-почему… — Я дёрнул лошадь за уздечку, заставляя двигаться быстрее. — Потому что босиком — холодно. И ноги можешь поранить.

Девочка расхохоталась, обхватила шею лошади руками и долго хрюкала в гриву, а я вымещал досаду на попадавшихся под ноги камешках, поддевая их носком сапога и отправляя в полёт.

Что смешного, скажите на милость? Опять выставил себя дураком, но в отличие от прочих ситуаций сейчас совсем не понимаю, почему надо мной смеются. Потому что проявил неумелую заботу? Это достойно осмеяния? Никогда бы не подумал.

— Извини, — фыркнули сзади.

Не отвечаю.

— Я же сказала: извини, — повторяется уже с меньшей долей смешливости в голосе.

Нет, так просто меня не разжалобить. Продолжаю молчать, считая собственные шаги.