Право учить. Повторение пройденного Иванова Вероника
— Я вовсе не над тобой смеялась.
— А над кем же? Здесь кроме меня есть ещё хоть кто-то смешной?
— Есть.
— И кто?
— Я сама.
Упрямо качаю головой:
— А вот теперь ты врёшь!
— И почему же? Разве ты сам над собой никогда не смеялся?
Над собой? Что-то не припоминается. Если я и вызываю сам у себя улыбку, то скорее печальную, нежели по-настоящему радостную и беззаботную. Пожалуй, не смеялся.
— Никогда.
— Вот! — жизнеутверждающе звучит сзади. — В этом твоя главная беда!
— Есть ещё и неглавные?
— Сколько угодно! Но это самая страшная.
— Может, объяснишь чем?
— Да ты и сам знаешь, верно? Только не находишь времени, чтобы отложить дела, сесть и чуточку помолчать, не мешая телу и духу договариваться.
— Договариваться? О чём?
— Как им дальше жить со своим нерадивым хозяином!
Новый взрыв смеха, но теперь не столько обидного, сколько озадачивающего.
Всю жизнь мечтал попасть в место, которого нет, чтобы вести дурацкий разговор с малявкой, которой… А кстати, существует она в реальности или родилась в воспалённом воображении?
— Это как тебе удобнее, — ответила девочка на невысказанный вопрос.
Читает мои мысли? Точно, разговариваю сам с собой!
— Если тебе нравится так думать, думай, — следует милостивое разрешение.
— Прекрати копаться в моей голове!
— Было бы в чём копаться… — хмыкает моя собеседница. — Как будто у тебя там целое поле! В лучшем случае маленькая клумба.
— Послушай, если я сразу не отшлёпал тебя по… — И какое определение подобрать? Задница? Сомневаюсь, что даже на ощупь отыщу названный предмет под рубахой. И взяться-то не за что… — В общем, если не отшлёпал сразу, думаешь, не сделаю этого чуть позже?
— Не сделаешь, — довольно подтверждает малявка.
— Не будь так уверена!
— А я и не уверена. Я знаю. Хороший отец никогда не наказывает своих детей. А из тебя получится очень хороший отец.
Я оступился, и от падения носом в грязь меня удержала только уздечка, за которую судорожно схватились мои пальцы. Какой к фрэллу отец?!
Гневно поворачиваюсь, собираясь отчитать маленькую насмешницу, но встречаюсь взглядом с тёмными и тёплыми, как южная ночь, глазами.
— Очень хороший, — повторяет девочка и улыбается. Такой странно беззащитной улыбкой, что всё моё негодование бесследно улетучивается.
— Я… вряд ли смогу стать отцом.
— Не торопи время — оно способно на истинные чудеса, но всё происходит в свой черёд, а не по заказу.
— Да, но…
— Тебе ещё рано думать о детях! — важно заявляют мне. — Вот на пару годков старше станешь, тогда и…
Она вдруг осеклась, словно к чему-то прислушиваясь, потом кивнула и весело сообщила:
— Как раз сейчас один шаг по оси времени ты сделал. С днём рождения, Джерон!
«С днём рожд…» Фрэлл! В самом деле. Как я мог забыть? Ай, зачем спрашиваю? Потому и забыл, что слишком давно не отмечал годовщину своего появления на свет. Неужели именно сегодня? Значит, дома начинается траур…
— Не волнуйся, траура больше не будет.
— Ты-то откуда знаешь?
Девочка обиженно поджимает губу:
— Моя осведомлённость в других вещах тебя не удивляет, а простейший вывод, который ты мог бы сделать сам, вызывает прямо-таки бурю эмоций! Вот уж кто состоит из странностей, так это ты!
Опять сглупил. Всё верно: нет нужды в трауре, если никто не умер. То есть умер, но вернулся. В другой форме и с другим содержанием, но всё же вернулся. И привёл с собой новую жизнь.
— Это правда? Будет праздник?
— Ну ты как ребёнок… Какой же день рождения без новорождённого? Этот праздник — твой и только твой, а все остальные участвуют в нём, если ты им это позволяешь.
И она права. Мой праздник… Но не думал встречать его на Сонной Дороге.
— Почему там? Мы давно уже вернулись на тракт, и не дальше чем в миле отсюда есть трактир, в котором ты сможешь выпить за собственное здоровье, — невинным тоном изрекла девочка.
Вернулись?! Я огляделся по сторонам.
Никакого тумана: лес, ощетинившийся голыми ветками и темнеющий мокрыми стволами. И дорогу видно, несмотря на быстро приближающиеся сумерки. Самый обычный пейзаж, разве что… Ветки деревьев не такие уж голые, даже в сером свете заметны набухающие на них почки. Но когда мы выезжали из Виллерима, не было даже намёка на появление листьев!
— Туда, куда вы попали, время не заглядывает, но это не значит, что оно обходит стороной и весь остальной мир! — ехидно подмигивает девочка.
— Мы… опоздаем?
— Почему? Приедете как раз вовремя: дорога шла хоть и между мирами, но параллельно вашему пути. Ты всё успеешь, Джерон. Всё, что должен.
— Кто ты? — наконец решаюсь задать вопрос, с которого следовало бы начать беседу.
— Ты же говорил, что знаешь меня? Или передумал? — Так могла бы улыбаться зрелая женщина, но и на бледном детском личике эта улыбка кажется удивительно уместной.
— Я говорил, что знаю ТЕБЯ, но не говорил, что знаю, КТО ТЫ!
— И верно… — тихий смешок. — Но ты мог бы и понять… Сначала спросил, люблю ли я шутить, а потом дурачком притворяешься. Некрасиво.
Шутить? Но в мыслях я поминал…
— Пресветлая Владычица?
Она поморщилась, словно не одобряла такого обращения к себе.
— А ещё Всеблагая Мать. Так меня называют. И всё время ошибаются… Я ничем не владею, и у меня нет детей, потому что…
— Потому что ты сама — дитя.
— Правильно! А что больше всего любят делать дети?
— Играть.
— Странно, что ты знаешь это, хотя сам никогда не был ребёнком. Впрочем… Ты ведь уже играешь со мной, а значит, не отказываешься от детства. Подойди поближе!
Я исполнил её просьбу, и когда оказался совсем рядом с лошадиным крупом, девочка нагнулась и мимолётно прикоснулась губами к моему лбу.
— С днём рождения, Джерон!
А в следующий миг она соскользнула вниз по другую сторону лошади, но босые ноги так и не коснулись земли. Словно и не было никакой девочки и странного разговора. Я бы подумал, что мне всё приснилось, если бы не глиняные разводы, оставшиеся на жёлто-серой шкуре в тех местах, где Пресветлая Владычица возила по ней испачканными ступнями…
— У тебя и в самом деле сегодня день рождения?
Поскольку, заканчивая фразу, Хок впился зубами в куриную голень, последние слова прозвучали совершенно невнятно. Впрочем, смысл вопроса был полностью ясен и мне, и Мэтту, который смерил рыжика взглядом, полным сожаления, и заметил:
— Ты спрашиваешь об этом уже в одиннадцатый раз.
— Правда? — Потрясённый Хок на мгновение оторвался от поглощения жареного мяса. — Ты что, считал?
— Конечно, нет, — вздохнул я. — Он тебя дразнит.
— А-а-а! — успокоенно кивнула рыжая голова.
Теперь маг посмотрел на меня. С лёгкой досадой в тёмных глазах.
— Зачем испортил веселье?
— Веселье? — Я подпёр подбородок рукой. — И часто тебя веселят издёвки над теми, кто слабее?
— Это почему я слабее? — возмутился Хок.
— Да-да, расскажи, в чём он слабее меня! — подхватил Мэтт, злорадно улыбаясь.
Я вздохнул.
— Потому что поддаёшься на чужие уловки. Веришь каждому слову.
— И вовсе не каждому!
— О, прости — каждому слову, произнесённому персоной, которую зачислил в друзья.
Мэтт насмешливо сузил глаза, но не спешил вмешиваться в разговор. А рыжик нахмурился:
— С чего ты взял, что мы друзья?
— А разве вы враждуете? Что-то незаметно.
— Ну мы…
Последовавшая заминка показала: в данном случае дружба — понятие одностороннее. То есть для себя Хок уже решил дружить со своими попутчиками, но понятия не имеет об их мнении на сей счёт. Занятно. Хотя, зная характер старшего брата и его способность определять, с кем стоит водиться, а с кем нет, можно и у младшего предположить наличие схожих качеств. Да и нет ничего дурного в том, чтобы идти навстречу людям с открытым сердцем. Трудность состоит в другом: Мэтт и Бэр уже покинули «возраст доверия» и, похоже, со снисходительной улыбкой воспринимали энтузиазм своего более молодого спутника.
— Друзья, разумеется. Я прав?
Обращаюсь к магу. Тот лёгонько кривится, но, догадываясь о причинах моего вопроса, кивает:
— Конечно. Друзья.
— Вы меня несказанно этим порадовали! Так вот что я хотел сказать: друзьям, конечно, можно и нужно верить. Но их слова не всегда следует воспринимать всерьёз.
— Почему?
— Потому что друзья обожают шутить, но их шутки могут сильно обидеть, если вовремя не будут распознаны.
— А как это делать? — Хок проявлял всё больше и больше интереса.
— Довольно просто: обычно шутник сохраняет на лице очень серьёзное и спокойное выражение.
— Да? — Рыжик немного подумал, а потом радостно заявил: — Тогда выходит, что Мэтт всё время шутит!
Белобрысый маг чуть не поперхнулся:
— Ах ты, маленький мерзавец!
— Ну не такой уж маленький, да и не мерзавец. — Я поймал Мэтта за рукав и удержал, не позволив броситься вдогонку за сорванцом, довольно скалившимся уже через стол от нашего. — Он просто принял урок к сведению и повторил твою глупость.
— Глупость? — Гнев, предназначенный Хоку, излился на меня. — Да кто ты такой, чтоб об этом судить?
— В сущности, никто.
Маг заглянул в мои глаза, осёкся и опустился на скамью.
Пресветлая Владычица оказалась права: до придорожного трактира, совмещённого с гостевым домом, мы добрались засветло, и он даже был не слишком переполнен. По крайней мере, нам нашлись места и за столом, и для ночлега под крышей. Когда я заявил парням, что в честь своего дня рождения угощаю всех праздничным ужином, мне не хотели верить и не верили, пока истекающие соком ароматные и румяные тушки куриц не оказались в пределах досягаемости. А когда к мясу присоединились свежевыпеченные лепёшки и кувшины с элем, все прочие вопросы уступили место одному: как быстро мы сможем всё это съесть?
— Тогда зачем…
— Зачем я разбираю ваши отношения по косточкам? Не знаю. Можешь считать, что мне это интересно. В качестве наглядного пособия по теории ошибок и заблуждений. И вообще, могу я получить свой подарок?
— Подарок… — Мэтт задумчиво погладил глиняный бок кружки. — У тебя действительно сегодня день рождения?
— Двенадцатый раз! — торжественно объявил я. — Жаль, что Хок не слышит.
Тонкие губы мага тронула нерешительная улыбка:
— Смешно, конечно. И всё-таки?
— Да. Именно сегодня.
— Почему же ты раньше об этом не говорил?
— С какой целью?
— Мм… Мы бы хоть придумали, что тебе подарить.
— А если мне ничего не нужно? Нет, я бы принял подарок и радовался ему напоказ, чтобы вас не обижать, однако… То, о чём я мечтаю, не в силах подарить никто. А всё остальное ни к чему.
Мэтт помолчал, внимательно изучая засохшие разводы на поверхности стола.
— Тогда не надо было и праздновать.
— Вот уж нет! Вы (да и я тоже, чего греха таить?) соскучились по хорошей еде, а тут как раз подвернулся повод наесться до отвала. Зачем же откладывать?
— Притворяешься, что не понял, да? — В голосе мага снова проступила горечь.
— О чём ты?
— Нехорошо садиться за праздничный стол, не отблагодарив хозяина праздника. Не по-людски это.
Я едва сдержался, чтобы не сказать: всё правильно, ведь я и не человек. Нет, не нужно парням об этом знать. Не сейчас.
— Потом отблагодарите. Позже. Я не тороплюсь.
— И что же ты согласен принять в знак благодарности?
— Я могу сказать, но вряд ли вы поймёте, почему это важно для меня.
— Так скажи!
— Не хочу, чтобы вы отгораживались друг от друга. Раз уж учитесь у одного Мастера и вместе едете исполнять его поручение, постарайтесь быть единым целым.
— Это в каком же смысле? — усмехнулся маг, глядя на Бэра, обхаживающего одну из служанок в глубине зала. Вот молодец! Хоть кто-то из нас делом занят. Но, кажется, имелось в виду… Тьфу!
— Не в этом! Вас разве не учили, что для наиболее эффективного взаимодействия каждый участник боевой группы должен, с одной стороны, чётко выполнять предписанные ему одному действия, но с другой — знать, что, как и в какой момент времени делают все остальные?
— Учили, — нехотя признался Мэтт.
— Так почему вы оказались плохими учениками? Почему не желаете понять мотивы друг друга? Почему не пытаетесь открыться перед другими?
Лицо моего собеседника стало неподвижным, как камень. А миг спустя маг встал и направился прочь, не говоря ни слова.
Что его так задело в моих словах? Не понимаю. А, ладно! Наверное, ляпнул по пьяни очередную заумную глупость, которую и сам потом не вспомню. Впрочем, не так уж я и пьян: всего-то пару кружек опорожнил.
Заглядываю в стоящую передо мной посудину. М-да, вторую даже не допил. А голова тяжёлая и тупая, как будто перебрал. И настроение скверное. Больше похоже не на день рождения, а на поминки. Хотя, что есть празднование начала нового года жизни, как не проводы старого? Тризна по прожитому, вот что такое день рождения. И чему, спрашивается, радоваться? Тому, что ушло и никогда не вернётся? Да и не особенно хочется, чтобы возвращалось.
Печально оглядев оставшуюся на столе снедь, я поманил пальцем служанку, свободную от мужского общества, и попросил приберечь мясо и всё прочее для нашего завтрака, а сам поднялся на ноги и, пошатываясь, отправился на свежий воздух.
Кому как, а мне приятнее, приняв на грудь определённое количество выпивки, оказаться в одиночестве. Наверное, потому что в такие минуты голова счастливо прощается с мыслями, позволяя наслаждаться самим фактом существования и не задаваться вопросом, зачем всё это нужно. А ночь очень располагает к безмятежному покою, хотя многие предпочитают проводить её как минимум вдвоём и вовсе не глядя на звёзды — вон, в одной из дворовых пристроек кто-то хихикает на два голоса и шуршит сеном. Рановато ещё для забав на природе, но уверен: замёрзнуть полуночники не успеют. Да и ночь хорошая выдалась — сухая, напитанная горькими ароматами молодой листвы, покидающей созревшие почки. Луна яркая, хоть и не полная, можно разглядеть почти каждый камешек под ногами. Буду считать безоблачное небо подарком от Владычицы, хоть это и самонадеянно с моей стороны. Но думаю, она обижаться не будет…
В тихое дыхание ночи вплетается голос:
— Твоё имя Джерон?
Поворачиваюсь к вопрошающему.
Молодой человек. Статный. Высокий. Одет просто и неприметно, но держится в полном несоответствии с костюмом, так, будто привык к собственной значимости. Правильные черты лица то ли расслаблены, то ли напряжены, а может, и то, и другое сразу. Незнакомый. Да и меня не знает, если уточняет моё имя. Вот только для чего?
— Да, меня так зовут.
Короткий вдох, и я получаю удар в живот. Снизу вверх. Куда-то рядом с печенью, точнее сказать не могу, потому что в тот же миг (или за миг до?) область поражения немеет настолько, что перестаю её ощущать. Совсем. Словно сразу под нижними рёбрами находится дыра. Пустая.
А он бьёт второй раз, чуть правее, но с те же результатом: ничего не чувствую. Сила удара сгибает меня пополам, и я полагаю правильным упасть на землю вместо того, чтобы ответить своему обидчику. Почему поступаю именно так? Не знаю. Может быть, потому, что незнакомые ощущения волнуют меня гораздо больше, чем возможность и необходимость нанести ответный удар.
— Джерон! Ты где? — раздаётся с крыльца, и незнакомец отступает в тень, забиваясь в узкое пространство между двумя пристройками. Насколько помню, второго выхода оттуда нет, поэтому могу себе позволить ещё немного полежать, тем более что онемение начинает проходить, медленно и болезненно.
— Эй, ты что? — Надо мной нагибается Хок. — Ты ранен?
Шепчу одними губами:
— Справа, десять шагов, в щели между домами. Справишься?
Рыжик еле заметно кивает, кладя руку на меч, с которым в людных местах не расставался никогда.
Не могу видеть, что происходит, но мастерства Хока хватает, чтобы вынудить противника сдаться — да и нелегко выстоять с ножом против более длинного клинка, особенно если не ожидаешь нападения. Шума было произведено немного, но видно, не признаваясь самим себе, трое моих попутчиков уже начали чувствовать друг друга: ничем другим нельзя объяснить скорое появление во дворе и Мэтта, и Бэра, который пожертвовал удовольствием ради неясного ощущения тревоги. Ну а трое против одного — расклад просто замечательный!
— Кажется, я где-то тебя уже видел, — глубокомысленно изрекает Бэр, разглядывая пленённого незнакомца.
При свете свечи напавший на меня парень выглядел ещё страннее, чем прежде, поскольку и манера держаться, и аккуратная стрижка русых волос выдавали в нём по меньшей мере жителя городского, а то и столичного. Даже сейчас он сидел с гордо выпрямленной спиной и поднятым подбородком. Хотя, вполне возможно, связанные за спинкой стула руки просто не давали ему расположиться более вольготно.
«Пеленанием» пленника занимались без меня: я попросил отвести его в комнату, а когда остался на дворе в относительном одиночестве (любовники на сеновале мне общества так и не составили), занялся исследованием собственного живота.
Куртка и рубашка конечно же были прорезаны насквозь, но вот под ними открывалась поистине странная картинка. Если принять во внимание длину лезвия, которым в меня тыкал несостоявшийся убийца, рана должна была оказаться глубиной в половину ладони, не меньше. Но я обнаружил всего лишь царапину, из которой вытекло несколько капель крови. О, простите: две царапины, вторая была ещё мельче. И тут осмотр пришлось прервать. По очень прозаичной причине: меня вывернуло наизнанку полу— и совсем не переваренной пищей.
Это ещё почему?
«Замещение тканей состоялось, но то, что ты успел проглотить за вечер, восстановлению не подлежит…» — пояснила Мантия.
Замещение? Так вот что это было… Мой серебряный друг не просто подставил себя под клинок, а и окружил своим телом лезвие, ворвавшееся в плоть. Никогда бы не подумал, что такое возможно.
«Не вижу ничего невозможного… Если он живёт в твоей крови, что может помешать ему внедриться в мышцы и прочие ткани?»
Не совсем понимаю, что имеется в виду.
«Забыл строение тела? Сейчас напомню…»
Позже, драгоценная! Пожалуйста! Сейчас меня интересует строение мозгов того человека, который пытался меня убить.
«Хорошо, развлекайся… Но потом мы непременно продолжим!» — строго пообещала Мантия.
Конечно, продолжим.
Войдя в комнату, я остановился у двери, за спиной пленника. Тот, если и хотел знать, кто ещё появился в комнате, обернуться не решился.
— Точно, видел! — утвердительно кивнул Бэр. — Ты учишься у Мастера Глэвиса, верно?
— А если и так? — надменно спросил незнакомец. — На каком основании вы меня задерживаете?
— Попытка убийства.
— Правда? И где доказательства? Вы нашли оружие?
Бэр зло сощурился. Всё верно, нож исчез в неизвестном направлении, да и, находясь здесь, ничем не мог бы помочь: сомневаюсь, что на лезвии остались следы крови.
— У вас есть свидетели, которые видели, как я кого-то убивал?
Я тоже слегка разозлился, хотя и по совсем иному поводу. Голос незнакомца был пронизан уверенностью, но не в счастливом избавлении от улик, а… В избавлении от меня. Неприятное открытие, ничего не скажешь. И кроме того, его вполне достаточно для вынесения приговора. Осталось лишь выяснить причины преступления. Просто так, ради соблюдения приличий.
Молчание лучника грозило затянуться, поэтому разговор пришлось продолжить мне:
— Лучше. У нас есть жертва, которая очень хорошо запомнила убийцу.
Парень вздрогнул, услышав мой голос, но настоящий ужас охватил пленника, когда он увидел меня.
— Ты… Ты же умер! Ты должен был умереть!
— О да, конечно. Должен был. Но видишь ли, передумал. Извини, что обманул твои ожидания.
Губы убийцы побледнели и мелко задрожали.
— Значит, он тоже учится в Академии? — спросил я у Бэра.
— Да, совершенно точно. Не назову имя, но я видел, как он несколько раз беседовал с Мастером Рогаром.
— Вот как? И о чём?
— Не знаю, не подслушивал, — ухмыльнулся лучник. — Только в последний раз этот парень выглядел расстроенным.
— Занятно… Чем же тебя расстроил Рогар, скажи, пожалуйста!
— Не твоё дело!
— А вот тут ты ошибаешься. Моё. Потому что четверть часа назад я едва не простился из-за него с жизнью. Не хочешь отвечать? Не надо. А как насчёт проекции памяти? Думаю, Мэтту пора начинать практиковаться в полезных вещах!
Подыгрывая мне, маг деловито кивнул и начал рыться в своей сумке, но ещё до того, как на свет появился необходимый для копания в чужой памяти инструмент, мы узнали всё, что требовалось.
Причина совершения убийства оказалась груба и проста: парень сам метил на место ученика Рогара, но тот по каким-то причинам не желал брать на себя эту обузу. Возможно, видя несдержанность и вспыльчивость, а, возможно, не находя нужных качеств тела и духа. Последняя попытка состоялась как раз после того, как Мастер познакомился со мной, поэтому отказ был окончательный и довольно резкий. Парень, полагавший себя достойнейшим из достойных, разумеется, обиделся. И, видимо, эта обида оказалась столь глубокой, что повлекла за собой составление плана мести Рогару. Поскольку в прямом поединке все шансы были на стороне Мастера, нужно было доставить ему неприятности исподтишка, а что может быть для этого удачнее, чем убить нового ученика? Кто-то сболтнул парню, что его жертва отправляется из Виллерима в сторону моря — оставалось только уточнить маршрут следования, выбрать место и чуть-чуть подождать.
Всё это было изложено быстро, сбивчиво и отрывисто, словно убийца считал, будто рассказ положительно повлияет на его дальнейшую судьбу. Наивный! Я не собирался оставлять его в живых. И не из кровожадности или ненависти — просто понял, что настало время действовать в полном соответствии со своим происхождением. Он покушался на мою жизнь и достиг бы успеха, не обзаведись я надёжным щитом. Страшно подумать — ещё прошлым летом наша встреча закончилась бы смертью… Ей и закончится. Только за Порог отправится мой убийца, а не я.
Печально отмечаю несовершенство подлунного мира:
— Как мало нужно, чтобы решиться отнять чужую жизнь… Смотрите и учитесь на его ошибке, парни: месть редко приносит счастье, потому мстить не следует. Хотите наказать обидчика? Бросьте ему вызов. Прямо и честно. И даже если он снова одержит над вами верх, вы сохраните главное. Себя. А этот… Желание отомстить пожрало его изнутри. Он умер в тот момент, когда задумал убийство, и значит… Я всего лишь восстановлю равновесие, помогая этому телу окончательно распрощаться с душой.
— Нет! Я не хочу умирать! Ты не можешь!
— И заткните ему рот, а то он перебудит всю округу…
Всегда ли мы делаем то, что нам нравится? Всегда ли нам нравится то, что мы делаем? Хороший вопрос. Точнее, два вопроса, на первый из которых можно с уверенностью и без запинки ответить: не всегда. Очень редко когда удаётся целиком и полностью следовать своим устремлениям, и в этом состоит вечная правота и несправедливость жизни. А уж касательно второго вопроса… За некоторые поступки я давно и искренне себя ненавижу. Но это не умаляет их значимости и не лишает необходимости. Потому что есть вещи, которые кто-то должен делать. Кто-то, на кого указывает перст Судьбы…
Глядя на дёргающееся тело, растянутое на лесной поляне между вбитыми в землю колышками, я не испытывал никаких чувств. Абсолютно. Решение было тщательно взвешено и принято, оставалось только определить способ его исполнения.
«Могу подсказать…» — Вкрадчивый шёпот.
Изволь, драгоценная.
«Ты обзавёлся подходящим материалом для практических занятий…»
По какому предмету?
«Строению тела… Помнишь? Ты обещал повторить его вместе со мной…»
Повторить? Почему бы и нет?
Материал подходящий? Наверняка — в том смысле, что своё отжил и теперь может преспокойно проследовать за Порог. А чтобы переход произошёл быстрее и без лишних усилий, я позаботился о как можно большей неподвижности убийцы: мне ведь нужно учить уроки, а не гоняться за ним по всему лесу с просьбой минутку посидеть на одном месте.
«Итак, начнём!.. Что лежит в основе тела?»
Кости.