Грядущая буря Джордан Роберт

Глава 11

Гибель Адрина

«Думаю, его надо снова поколотить в наказание, – складывая пальцы в сложных знаках языка жестов Дев Копья, сказала Лериан. – Он все равно что ребенок, а когда ребенок хватает что-то опасное, его наказывают. Если ребенок порезался, потому что его не научили держаться подальше от ножей, то позор его родителям».

«В прошлый раз наказание, кажется, ничего не дало, – ответила Суриал. – Он принял его как мужчина, а не как ребенок, но ведет себя как и прежде».

«Значит, мы должны попытаться еще раз», – сказала Лериан.

Авиенда бросила камень в груду возле дозорного поста и повернулась. Она сделала вид, что не замечает Дев, охранявших дорогу к лагерю, а они тоже не обращали на нее внимания. Если бы они заговорили с ней, пока она исполняла наказание, это лишь навлекло бы на нее еще больший позор, и ее сестры по копью не станут так поступать.

Авиенда также не подала виду, что поняла их беседу. Никто не ждет, что бывшая Дева забудет знаки языка жестов, но лучше не выказывать себя бесцеремонной. Язык жестов принадлежит только Девам.

Авиенда выбрала большой камень из второй кучи и двинулась обратно в лагерь. Она не знала, продолжили ли Девы переговариваться, так как не видела их рук. Однако содержание их беседы не давало ей покоя. Их рассердило, что Ранд ал’Тор отправился на встречу с полководцем Роделом Итуралде без охраны. Не в первый раз он поступал так безрассудно, но казалось, будто он не желал – или был неспособен – учиться действовать так, как надо. Всякий раз, как Ранд подвергал себя опасности, оставаясь без защиты, он оскорблял Дев точно так же, как если бы каждой давал пощечину.

Возможно, по отношению к сестрам по копью у Авиенды был незначительный тох. Учить ал’Тора обычаям Айил было ее задачей, и вполне очевидно, что она с порученным делом не справилась. К сожалению, к Хранительницам Мудрости тох у нее был еще больше, пусть даже она до сих пор не знает о причине. Ее меньший долг перед сестрами по копью должен ждать своего времени.

От таскания камней у девушки болели руки. Камни были гладкими и тяжелыми, и их ей пришлось выкапывать из реки рядом с усадьбой. Только время, проведенное с Илэйн, когда Авиенду заставляли купаться в воде, дало айилке силы войти в ту реку. Хоть в этом она не навлекла на себя позор. Хорошо еще речка была небольшой – мокроземцы превратно назвали бы ее ручьем. Ручей – это бьющий меж скал маленький источник, куда можно окунуть руки или где можно наполнить бурдюк. Всякий поток, который нельзя перешагнуть, должен, вне всяких сомнений, называться рекой.

День, как обычно, был пасмурным, и в лагере было тихо. Еще несколько дней назад – когда прибыли айильцы – здесь царили шум и суета, но сейчас лагерь казался погруженным в сонное состояние. В нем по-прежнему царил порядок; Даврам Башир, даром что мокроземец, был слишком требовательным командиром, чтобы попустить небрежение в службе. Тем не менее в поведении людей сквозила явная вялость. Авиенда слышала, как кое-кто жаловался, будто от хмурого неба у них портится настроение. Какие же странные эти мокроземцы! Как погода связана с настроением? Она могла еще понять недовольство тем, что прекратились набеги или что не удалась охота. Но из-за облаков в небе? Неужели они так мало ценят тень?

Авиенда на ходу покачала головой. Она выбирала камни, которые заставляли ее напрягать мускулы. Поступить иначе означало бы облегчить себе наказание, а она не стала бы этого делать – хотя каждый шаг был ударом по ее гордости. Она должна идти через весь лагерь, у всех на виду, делая бесполезную работу! Лучше бы ее выставили перед всеми голой возле палатки-парильни. Лучше бы она тысячу раз обежала вокруг лагеря, лучше бы ее избили так, чтобы она вообще не могла ходить.

Авиенда дошла до того края лагеря, где стоял особняк, и, тайком облегченно выдохнув, опустила камень на землю. У дверей особняка стояли на страже два солдата-мокроземца – своеобразные двойники Дев, которые охраняли вход в лагерь в дальней его стороне. Наклоняясь и беря очередной большой камень из кучи у стены, девушка услышала разговор солдат между собой.

– Сгореть мне, ну и жара, – пожаловался один.

– Жара? – Второй посмотрел на затянутое тучами небо. – Ты издеваешься.

Первый караульный, пыхтя и потея, обмахивал себя рукой.

– Ты что, не чувствуешь?

– У тебя, видать, нечто вроде лихорадки.

Первый покачал головой:

– Просто жару не люблю, вот и все.

Авиенда подняла камень и направилась обратно через лужайку. Поразмыслив, она пришла к выводу, что мокроземцы обладают одной неотъемлемой чертой: они любят ныть и жаловаться. В первые месяцы, проведенные в мокрых землях, она считала это свойство постыдным. Неужели караульного не волновало, что, выказав свою слабость, он теряет лицо перед напарником?

Все мокроземцы были такими, даже Илэйн. Она только и говорила о том, что у нее болит, как ей плохо и как вообще ей трудно переносить беременность, – можно подумать, помирать собралась! Но если жаловалась даже Илэйн, то Авиенда отказывалась считать жалобы проявлением слабости. Ее первая сестра не станет навлекать на себя позор.

Значит, в подобном поведении должна быть какая-то скрытая честь. Возможно, выказывая слабость перед своими товарищами, мокроземцы выражали тем самым дружескую привязанность и доверие. Если друг знает твои слабости, это дает ему преимущество, когда вместе с ним ты станешь танцевать с копьями. Или, возможно, жалобы были для мокроземцев проявлением смирения – наподобие того, как гай’шайн обретали честь в покорности.

Она спрашивала Илэйн о своих предположениях, но в ответ та от души рассмеялась. Может, это черта общества мокроземцев, которую нельзя обсуждать с чужестранцами? Или Илэйн смеялась потому, что Авиенда догадалась о том, чего не должна была узнать?

Так или иначе, это было способом проявить честь, что вполне устраивало Авиенду. Если бы ее собственные затруднения с Хранительницами Мудрости разрешались так же просто! Понятно, когда мокроземцы поступают странно и неестественно – от них иного и не ждешь. Но как быть, коли необъяснимо ведут себя Хранительницы Мудрости?

Авиенда начинала злиться – не на Хранительниц Мудрости, а на себя. Она – сильная и смелая. Не такая смелая, как другие, конечно, – о том, чтобы быть такой же бесстрашной, как Илэйн, ей оставалось лишь мечтать. И все же мало нашлось бы ситуаций, с которыми Авиенда не сумела бы справиться с помощью копий, Единой Силы или своего ума. Однако ей никак не удавалось разобраться в своем нынешнем затруднительном положении.

Она дошла до другого края лагеря и положила камень, затем отряхнула руки. Девы стояли задумчиво, застыв без движения. Авиенда перешла к другой куче и выбрала продолговатый камень с зазубренным краем. Он был в три ладони шириной, и из-за гладкой поверхности едва не выскальзывал из пальцев. Девушке пришлось несколько раз перехватить обломок скалы, пока наконец не удалось ухватить его поудобнее. Она направилась обратно к особняку – мимо салдэйских шатров по истоптанной зимней траве.

Илэйн сказала бы, что Авиенда недостаточно хорошо обдумала проблему. Когда другие люди нервничали, Илэйн оставалась спокойной и рассудительной. Порой Авиенду раздражало, как много ее первая сестра любила говорить перед тем, как что-то сделать. «Мне нужно быть такой, как она. Нужно помнить, что я больше не Дева Копья. Я не могу бросаться в бой, подняв оружие повыше».

Ей нужно подходить к проблемам так, как это делала Илэйн. Только так Авиенда сумеет вновь обрести свою честь, и только тогда она получит право на Ранда ал’Тора и он будет принадлежать ей так же, как Илэйн или Мин. Она чувствовала Ранда через узы, он был в своей комнате, но не спал. Он не щадил себя и спал слишком мало.

Камень начал выскальзывать из рук, и девушка чуть не споткнулась, разом стараясь устоять на ногах и удержать его в уставших руках. Проходившие мимо солдаты Башира обменялись озадаченными взглядами, и Авиенда ощутила, как вспыхнули щеки. Хотя они не знали, что она наказана, девушка почувствовала себя пристыженной.

Как бы рассудила Илэйн? Хранительницы Мудрости сердились на Авиенду за то, что она «недостаточно быстро учится». Однако и сами ее не учили. Только задавали ей вопросы. Вопросы о том, что она думает об их нынешнем положении, вопросы о Ранде ал’Торе или о том, как вел себя Руарк на совете с Кар’а’карном.

Авиенда не могла избавиться от ощущения, что эти вопросы были испытанием. Может, она неправильно отвечает? Тогда почему они не научат ее, как нужно отвечать?

Хранительницы Мудрости не считали ее мягкой. Что же она упускает? Что сказала бы Илэйн? Как бы Авиенде хотелось, чтобы у нее в руках вновь оказались ее копья – тогда их можно было бы во что-нибудь вонзить. Атаковать, испытать свои силы в схватке с кем-нибудь, выплеснуть свою злость.

«Нет, – решительно подумала Авиенда. – Я научусь поступать, как Хранительницы Мудрости. Я снова обрету свою честь!»

Она добралась до особняка, бросила камень наземь и утерла лоб. Илэйн научила ее не обращать внимания на жару и холод, но эта уловка не спасает от пота, когда заставляешь тело как следует трудиться.

– Адрин? – окликнул своего товарища караульный у дверей. – О Свет, да ты и вправду худо выглядишь. Совсем худо.

Авиенда бросила взгляд в сторону дверей. Караульный, жаловавшийся на жару, тяжело привалился к косяку, прижав ладонь ко лбу. Он и в самом деле выглядел плохо. Авиенда обняла саидар. Она не была сильна в Исцелении, но, возможно, удастся…

Вдруг солдат вскинул руки и принялся скрести виски пальцами. Глаза закатились, ногти раздирали кожу и плоть. Но вместо крови из ран потекло что-то угольно-черное. Даже на расстоянии Авиенда ощущала исходящий от мужчины жар.

Второй караульный застыл в ужасе, глядя, как полосы черного огня охватывают голову его товарища. Шипя и пузырясь, сочилась наружу черная смола. Одежда на несчастном вспыхнула, плоть съеживалась, ссыхаясь от жара.

Он не издавал ни звука.

Авиенда стряхнула с себя оцепенение, поспешно создавая из Воздуха простое плетение, чтобы перенести второго солдата в безопасное место. Его приятель теперь превратился в ком пульсирующей черной смолы, из которого местами торчали обуглившиеся кости. От черепа и следа не осталось. От невыносимо сильного жара Авиенда попятилась, потащив за собой караульного.

– На нас… на нас напали! – шептал человек. – Владеющие Силой!

– Нет, – сказала Авиенда, – это зло еще страшнее. Беги за помощью!

Тот по-прежнему был в ступоре от ужаса, но она подтолкнула его, и караульный наконец двинулся с места. Смола, похоже, дальше не расползалась, чему можно было лишь радоваться, но от нее уже загорелась дверная рама. Пламя грозило охватить все здание прежде, чем кто-то внутри заподозрит опасность.

Авиенда сплела Воздух и Воду, намереваясь потушить огонь. Однако ее плетения истончались и теряли силу, едва только приближались к пламени. Они не пропадали, но этот огонь каким-то образом противостоял им.

Девушка отступила еще на шаг от невыносимого палящего жара. На лбу выступили капли пота, и ей пришлось прикрыть рукой лицо от жарких волн. Авиенда успела еще разглядеть в середине смоляной кучи черный уголек, как он засветился темно-красным и стремительно раскалился добела. Скоро черноты почти не осталось. Огонь пополз по фасадной стене дома. Авиенда услышала внутри крики.

Она встряхнулась и, сердито зарычав, быстро сплела Землю и Воздух, срывая с земли вокруг себя пласты дерна. Она швырнула их на огонь, стремясь загасить его. Ее плетения неспособны потушить огонь, но она может ими воспользоваться, чтобы чем-нибудь забрасывать пламя. Комья земли, вырванные вместе с травой, шипели и съеживались от невероятного жара, жухлые стебли, вспыхнув, тотчас же превращались в пепел. Авиенда продолжала работу, вспотев от усилий и разлитого в воздухе жара.

Вдалеке послышались крики – возможно, там был и караульный. Люди кричали, чтобы несли ведра.

Ведра? Ну конечно! В Трехкратной земле вода была слишком драгоценна – никому и в голову не придет тушить ею пожар. В ход шли земля и песок. Но здесь не жалели воды. Авиенда попятилась еще на несколько шагов, выискивая взглядом ручей, струящийся рядом с домом. Ей едва удалось разглядеть поверхность воды, в которой отражалась пляска красно-оранжевых языков пламени. Уже весь фасад дома был охвачен огнем. Авиенда почувствовала, как кто-то внутри дома направляет Силу – Айз Седай или Хранительницы Мудрости. Девушка надеялась, что им удастся выбраться через черный ход. Пламя уже охватило коридор, а других дверей, которые вели бы наружу, выходившие туда комнаты не имели.

Авиенда сплела массивную колонну Воздуха и Воды, подняв из реки столб прозрачной жидкости и потянув его к себе. Столб колыхался в воздухе, как чудной зверь на знамени Ранда, и блестящий, по-змеиному извивающийся дракон обрушился на пламя. Зашипела вода, и взметнувшееся облако пара окутало Авиенду.

Влажная и жаркая волна ударила ее, ошпарила кожу, но девушка не отступила. Снова щедро зачерпнув воду из широкого потока, она бросила ее толстую колонну на темную груду, едва различимую сквозь пар.

Жар ничуть не ослабел! Пошатываясь, Авиенда попятилась, отступив на несколько шагов, и, стиснув зубы, продолжала действовать, как и прежде. Внезапно на огонь шумно обрушился еще один столб речной воды. Вкупе с ее усилиями это отвело на странный огонь едва ли не весь поток. Авиенда моргнула. Другой столб направляли невидимые для нее плетения, но в окне второго этажа ей удалось разглядеть фигуру мужчины – с напряженным и сосредоточенным лицом он стоял с вытянутой вперед рукой. Наэфф, один из Аша’манов Ранда. Говорили, он особенно силен во владении Воздухом.

Огонь отступил; остался только смоляной холмик, излучающий сильный жар. Вместо части стены перед ней теперь зияла дыра с почерневшими краями. Авиенда продолжала зачерпывать воду и заливать ею черную обугленную массу, хотя уже давала о себе знать огромная усталость. Чтобы управлять таким объемом воды, ей приходилось направлять Силу почти на пределе своих способностей.

Скоро вода перестала шипеть и пузыриться. Авиенда ослабила поток, затем позволила ему превратиться в струйку и стихнуть. Земля вокруг представляла собой пропитанное влагой черное месиво, над которым поднимался тяжелый запах мокрого пепла. В грязных лужах плавали обугленные деревянные обломки и щепки; борозды, образовавшиеся там, где девушка зачерпывала землю, заполнились водой и превратились в канавы. Айилка осторожно прошла вперед, разглядывая неопрятный ком – все, что осталось от несчастного солдата. Остывающий холмик был стеклянисто-черным, как обсидиан, и влажно блестел. Девушка подобрала длинную обгорелую щепу, отколотую от дощатой стены ударом ее водяного столба, и потыкала ею черный бугор. Его поверхность оказалась твердой и неподатливой.

– Чтоб тебе сгореть! – прогремел голос. Авиенда подняла голову. Из дыры, образовавшейся в фасаде особняка, широким шагом вышел Ранд ал’Тор. Он пристально глядел в небо, потрясая кулаком. – Это я тебе нужен! Скоро ты получишь свою войну!

– Ранд, – нерешительно промолвила Авиенда.

По лужайке бегали туда-сюда солдаты, лица у них были встревоженные, они словно ожидали сражения. Через обугленную дыру было видно, как из дверей комнат в дальнем конце коридора опасливо выглядывают переполошенные слуги. Все происшествие заняло меньше пяти минут.

– Я остановлю тебя! – проревел Ранд, заставив испуганно вздрогнуть и слуг, и солдат. – Слышишь меня?! Я приду за тобой! Не трать свою силу! Она тебе пригодится против меня!

– Ранд! – окликнула его Авиенда.

Он замер, ошеломленно глядя на девушку, словно не видя. Она смотрела ему в глаза и ощущала его гнев почти так же, как совсем недавно чувствовала обжигающее пламя. Ранд развернулся и зашагал обратно в дом, поднимаясь по почерневшим деревянным ступеням.

– О Свет! – раздался обеспокоенный голос. – И часто так случается, когда он поблизости?

Повернувшись, Авиенда увидела стоявшего рядом и наблюдавшего за происходящим молодого человека в незнакомой униформе. Долговязый юноша со светло-каштановыми волосами и кожей медного оттенка – имени она не помнила, но была почти уверена, что это один из офицеров, которых Ранд привел с собой после встречи с Роделом Итуралде.

Девушка снова повернулась к пепелищу, прислушиваясь к звучавшим в отдалении зычным приказам. Прибыл Башир и взял на себя командование, велев солдатам следить за периметром, хотя, скорее всего, он просто стремился их чем-то занять. Случившееся не было началом атаки. Это всего лишь еще одно из прикосновений Темного к миру – точно такое же, как внезапно испортившееся мясо, как возникавшие из ниоткуда жуки и крысы, как люди, падавшие замертво от неведомых болезней.

– Да, – ответила Авиенда на вопрос юноши, – это бывает часто. По крайней мере, гораздо чаще рядом с Кар’а’карном. С вашими людьми не происходило ничего подобного?

– До меня доходили слухи, – сказал он. – Но я не придавал им значения.

– Не все слухи преувеличены, – произнесла Авиенда, глядя на чернеющие останки солдата. – Стены узилища Темного слабеют.

– Кровавый пепел, – пробормотал юноша, отворачиваясь. – Во что ты нас втянул, Родел? – Покачивая головой, он двинулся прочь.

Офицеры Башира принялись отдавать солдатам распоряжения по уборке лагеря. Покинет ли Ранд теперь этот особняк? Когда где-то проявлялось зло, люди нередко бросали это место. Но через узы девушка не чувствовала, чтобы Ранд спешил. На самом деле… он, похоже, снова отправился отдыхать! Перемены в настроении этого мужчины столь же необъяснимы, как и у беременной Илэйн.

Авиенда покачала головой и, решив помочь прибраться в лагере, стала собирать горелые обломки дерева. Тут из особняка показались несколько Айз Седай, которые стали оглядывать нанесенный ущерб. По всему фасаду здания чернели опалины, обгорелый пролом на месте входных дверей и передней был не меньше пятнадцати футов шириной. Одна из женщин, Мериса, с благодарностью посмотрела на Авиенду.

– Какая жалость, – промолвила Айз Седай.

Авиенда выпрямилась, держа в руках обломок обгоревшей доски; ее одежда была все еще мокрой. С этими облаками, скрывающими солнце, сохнуть ей придется долго.

– Вы о чем? – спросила девушка. – Вы о доме жалеете?

В разгромленной передней тучный лорд Теллаэн, которому принадлежал особняк, вполголоса застонав, тяжело опустился на табурет. Он горестно качал головой, то и дело утирая лоб.

– Нет, – сказала Мериса. – Я о тебе, дитя мое. Твое мастерство плетения, оно поразительно. Будь ты у нас в Белой Башне, то к этому времени уже получила бы шаль Айз Седай. Да, в твоем плетении есть некая грубость, но, обучаясь у сестер, ты бы быстро исправила этот недостаток.

Кто-то громко хмыкнул, Авиенда резко развернулась и увидела позади себя Мелэйн. Золотоволосая Хранительница Мудрости стояла, сложив руки под грудью, ее живот уже начал округляться от бремени. Судя по лицу, она ничуть не была удивлена. Как Мелэйн удалось подойти незаметно? Как Авиенда не услышала ее приближения? Видно, она поддалась усталости и потеряла бдительность.

Мелэйн и Мериса какое-то время сверлили друг друга взглядами; затем высокая Айз Седай резко повернулась, взметнув зеленые юбки, и направилась к слугам, оказавшимся в плену у пламени, на ходу спрашивая у них, не требуется ли кому-то Исцеление. Мелэйн проводила ее взглядом и покачала головой.

– Невыносимая женщина, – процедила она. – Подумать только, ведь мы когда-то их так уважали!

– Хранительница? – переспросила Авиенда.

– Я сильнее большинства Айз Седай, но ты, Авиенда, намного сильнее меня. Тому, как ты понимаешь плетения и управляешь ими, позавидуют, к своему стыду, многие из нас. Другие годами учатся тому, что тебе дано от природы. «Некая грубость!» Сомневаюсь, чтобы кто-то из Айз Седай, не считая разве что Кадсуане Седай, сумела бы сотворить то, что ты проделала со столбом воды. Чтобы переместить воду на такое расстояние, нужно использовать само течение и напор реки.

– И я это сделала? – моргая, спросила Авиенда.

Мелэйн посмотрела на нее и снова хмыкнула, но на сей раз тихо, себе под нос.

– Да, ты это сделала. У тебя огромный талант, дитя мое.

Авиенда расцвела от похвалы. От Хранительниц редко дождешься похвалы, но она всегда бывала искренней.

– Но ты не хочешь учиться, – продолжила Мелэйн. – А у нас мало времени! У меня к тебе вопрос. Что ты думаешь о плане Ранда ал’Тора похитить этих купеческих вождей, правящих доманийцами?

Авиенда снова моргнула – она слишком устала и думать совсем не хотелось. Во-первых, совершенно неразумно само то, что Арад Доманом правят купцы. Как могут торговцы управлять народом? Разве они не должны заниматься своими товарами? Что за глупость. Перестанут ли когда-нибудь мокроземцы удивлять ее своими странными обычаями?

И почему именно сейчас Мелэйн вздумалось спрашивать ее об этом?

– План Ранда вполне хорош, Хранительница Мудрости, – сказала Авиенда. – Хотя копьям не нравится, когда их используют для похищения людей. Думаю, Кар’а’карну стоило говорить об этом как об охране – принудительной охране – для этих купцов. Вожди отнеслись бы к задуманному лучше, если бы им сказали, что они будут защищать, а не похищать.

– Делать-то они будут все равно то же самое, как это ни назови.

– Однако важно, как ты сам это назовешь, – сказала Авиенда. – Не будет бесчестным, если оба определения верны.

Глаза Мелэйн лукаво блеснули, и Авиенда уловила затаенную улыбку на ее губах.

– Что еще ты думаешь о совете?

– Ранд ал’Тор, похоже, до сих пор считает, что Кар’а’карн может не просить Айил, а требовать от них, будто какой король мокроземцев. Мне стыдно за это. Я виновата – мне не удалось втолковать это ему как следует.

Мелэйн отмахнулась от ее признания.

– Тебя не за что ни винить, ни стыдить. Все мы знаем, как упрям и своеволен Кар’а’карн. Хранительницы Мудрости тоже пытались, и никому не удалось обучить его как надо.

Значит, причина ее позора перед Хранительницами была не в этом. Тогда в чем? Авиенда с досады сжала челюсти, но потом заставила себя продолжить:

– И все же нужно напоминать ему об этом. Снова и снова. Руарк терпелив и мудр, но не все вожди кланов таковы. Я знаю, кое-кто из них сомневается, не было ли ошибкой принятое ими решение следовать за Рандом ал’Тором.

– Верно, – сказала Мелэйн. – Но посмотри, что стало с Шайдо.

– Я не говорю, что они правы, Хранительница Мудрости, – ответила Авиенда. Несколько солдат нерешительно пытались убрать глянцевито-черный холмик. Казалось, он вплавился в землю. Авиенда понизила голос. – Они не правы в том, что сомневаются в Кар’а’карне, но они же разговаривают друг с другом. Ранд ал’Тор должен понять, что терпеть от него оскорбления бесконечно они не станут. Может, они не пойдут против него, как Шайдо, но вполне может случиться так, что, к примеру, Тимолан просто вернется в Трехкратную землю, оставив Кар’а’карна наедине со своей надменностью.

Мелэйн кивнула:

– Не беспокойся. Мы осведомлены о такой… вероятности.

Это значит, что кого-то из Хранительниц Мудрости отправили успокоить Тимолана, вождя Миагома Айил. И не в первый раз уже. Знает ли Ранд ал’Тор, какие усилия прилагают Хранительницы Мудрости у него за спиной, чтобы сохранить верность ему айильцев? Скорее всего, нет. Он смотрел на Айил как на единое целое, как на преданный ему народ, который можно использовать. В таком отношении заключалась одна из самых больших слабостей Ранда. Он не понимал, что айильцам, как и любому другому народу, не нравится, когда их превращают в некий инструмент. Кланы связаны между собой куда более слабыми узами, чем полагает Ранд. Лишь ради него на время забыта кровная вражда. Неужели он не понимает, насколько такое невероятно? Неужели он не видит, каким шатким становится этот союз?

Но он не только был мокроземцем по рождению, он не был Хранительницей Мудрости. Мало кто из самих айильцев понимал, какие усилия прилагают Хранительницы Мудрости во всех перипетиях их непростой жизни. Какой простой казалась Авиенде жизнь, когда она была Девой! И какое потрясение она испытала, узнав, сколь многое проходило мимо, оставаясь ею незамеченным и непонятым.

Мелэйн смотрела на поврежденное здание, но будто не видела его.

– Остаток от остатка, – произнесла она словно бы самой себе. – А если он и нас бросит, обожженными и изломанными, как эти доски? Что тогда станется с Айил? Зализывая раны, мы вернемся в Трехкратную землю и будем жить как прежде? Многие не захотят уходить. Эти земли предлагают слишком многое.

Авиенда заморгала, осознав тяжесть этих слов. Она редко задумывалась о том, что будет тогда, когда у Кар’а’карна отпадет надобность в Айил. Она была сосредоточена на настоящем, на том, чтобы вернуть свою честь и суметь защитить Ранда ал’Тора в Последней битве. Но Хранительница Мудрости не вправе думать лишь о дне сегодняшнем или завтрашнем. Она обязана предвидеть грядущие годы, те времена, которые ветер принесет на своих крыльях.

Остаток от остатка. Он расколол Айил как народ. Что же будет с ними?

Мелэйн снова посмотрела на Авиенду, и лицо ее смягчилось.

– Иди к палаткам, дитя мое, и отдохни. Ты выглядишь как шарадан, который три дня полз через пустыню.

Авиенда поглядела на свои руки, покрытые хлопьями пепла от обгорелых обломков. Ее одежда была мокрой и испачканной, она догадывалась, что и лицо у нее такое же грязное. Руки ныли оттого, что она целый день таскала камни. Стоило только девушке вспомнить про усталость, как та, точно лавина, обрушилась на нее. Авиенда стиснула зубы и заставила себя распрямиться. Она не уронит лицо, свалившись тут без сил! Она повернулась, направляясь к палаткам, как ей и велели.

– Ах да, Авиенда! – окликнула ее Мелэйн. – Завтра мы обсудим твое наказание.

Девушка ошеломленно развернулась.

– За то, что не перетаскала все камни, – заметила Мелэйн, снова оглядывая обломки. – И за то, что недостаточно быстро учишься. Ступай.

Авиенда вздохнула. Еще одна порция вопросов и еще одно незаслуженное наказание. Между ними должна быть какая-то связь. Но какая?

Она слишком устала, чтобы думать об этом сейчас. Ей хотелось лишь одного – добраться до постели, и она поймала себя на том, что малодушно вспоминает роскошные мягкие матрасы во дворце Кэймлина. Авиенда отогнала эти мысли прочь. Если спать так крепко, утопая в подушках и перинах, то чересчур расслабишься и не сумеешь вовремя проснуться, если кто-то ночью попытается тебя убить! Как она вообще позволила Илэйн уговорить ее спать в такой пуховой западне?

Не успела девушка отогнать эту мысль, как в голове у нее родилась другая – не менее предательская. Мысль о Ранде ал’Торе. Можно пойти к нему, остаться у него в комнате…

Нет! Не раньше, чем она вновь обретет свою честь. Она не придет к нему как нищая попрошайка. Она придет как женщина чести. Если, конечно, когда-нибудь поймет, что она делает не так.

Авиенда покачала головой и трусцой побежала в айильский лагерь на краю луга.

Глава 12

Неожиданные встречи

Эгвейн, погрузившись в размышления, шла по смахивающим на пещеры коридорам Белой Башни. Эскорт из двух Красных сестер не отставал. В последние дни они казались несколько угрюмыми. Элайда все чаще приказывала им сопровождать Эгвейн; и хотя сами сестры менялись, почти всегда их было две. И по-видимому, они чувствовали, что Эгвейн считает их больше свитой, чем конвоем.

Уже больше месяца минуло с тех пор, как Суан, встретившись с Эгвейн в Тел’аран’риоде, сообщила тревожные вести, но Эгвейн все еще продолжала размышлять о случившемся. Произошедшие события напоминали, что мир на грани распада. В такие времена Белая Башня должна являть собой средоточие стабильности. Она же вместо этого расколота изнутри, а мужчины Ранда ал’Тора связывают сестер узами. Как Ранд допустил такое? Как же мало в нем осталось от того паренька, с которым она вместе росла. Конечно, и от прежней девочки Эгвейн тоже осталось немного. Давно уже в прошлом те дни, когда казалось, что им суждено пожениться и жить на маленькой ферме в Двуречье.

Эти воспоминания странным образом привели Эгвейн к мыслям о Гавине. Сколько же времени прошло с тех пор, когда они в последний раз виделись и украдкой целовались в Кайриэне? Где он сейчас? Что с ним?

«Не отвлекайся, – велела себе Эгвейн. – Чтобы прибраться во всем доме, начинать нужно с одной комнаты». Гавин способен и сам о себе позаботиться; прежде он хорошо с этим справлялся. Иногда даже слишком хорошо.

С проблемой Аша’манов разберутся Суан и остальные. Другие известия тревожили гораздо больше. Одна из Отрекшихся – и в лагере Айз Седай? Женщина, однако владеющая саидин вместо саидар? Когда-то Эгвейн заявила бы, что подобное невозможно. Но она видела призраков в залах Белой Башни и коридоры, которые чуть не ежедневно менялись местами. Это просто еще один знак.

Эгвейн поежилась. Халима касалась ее, с помощью массажа избавляя от головной боли. Как только Эгвейн схватили, головные боли прекратились – почему у нее и мысли не возникало, что Халима могла намеренно их вызывать? Что еще замышляла эта женщина? В какие силки попадутся Айз Седай, какие ловушки она расставила?

Все надо делать по очереди. Подмести сначала там, докуда дотянешься, а потом двигаться дальше. С замыслами Халимы тоже придется разбираться Суан и другим.

Спина у Эгвейн болела, но боль для нее имела значение все меньше. Иногда она даже смеялась, когда ее истязали. Порка не заслуживает внимания. Куда мучительнее другая пытка – видеть то, что происходит с Тар Валоном. Вот что важно, и проблема эта насущней день ото дня. Эгвейн кивком поприветствовала проходившую мимо по коридору стайку послушниц в белых платьях, и те дружно присели в реверансе. Эгвейн нахмурилась, но не стала их отчитывать – она лишь понадеялась, что девочки не удостоятся наказания от шедших следом за нею Красных за то, что выказали ей почтение.

Целью девушки были покои Коричневой Айя, которые теперь находились в дальней части крыла. У Мейдани наконец-то нашлось время для занятий с Эгвейн – только сегодня. Явиться к ней она распорядилась лишь сейчас, через несколько недель после того памятного ужина у Элайды. Однако странно то, что Бенней Налсад тоже пожелала обучать ее и именно в этот день. Та первая беседа с Коричневой сестрой, происходившей из Шайнара, состоялась много недель назад, и больше Эгвейн с ней не встречалась. А дважды уроки с ней ни одна из Айз Седай не проводила. Но утром именно имя Бенней значилось первым в перечне тех, кого Эгвейн нужно было сегодня посетить.

Когда девушка добралась до восточного крыла Башни, где теперь находились апартаменты Коричневой Айя, сопровождающие девушку Красные сестры вынуждены были остаться снаружи и дожидаться ее возвращения в коридоре. Вероятно, Элайда предпочла бы, чтобы они отправились за Эгвейн, но после того, как сами Красные столь непримиримо защищали неприкосновенность границ покоев своей Айя, представлялось крайне маловероятным, что другие Айя – даже покладистые Коричневые – позволят двум Красным сестрам ступить на свою территорию. Войдя в коридор, где пол был выложен коричневыми плитками, и проходя мимо спешащих по своим делам женщин в невзрачных и неприметных платьях, Эгвейн ускорила шаг. День предстоял напряженный – визиты к сестрам, назначенные наказания и обычные обязанности послушницы – мытье полов, уборка, стирка и прочие поручения подобного рода.

У дверей, ведущих в комнаты Бенней, девушка замешкалась. Большинство сестер соглашались обучать Эгвейн только по обязанности, и зачастую занятия оказывались неприятны обеим. Одним наставницам Эгвейн не нравилась из-за того, что девушка была связана с мятежницами, других раздражало, с какой легкостью она выполняла сложные плетения, а некоторых выводило из себя то, что она не выказывает им должного уважения.

Эти «уроки», однако, предоставляли Эгвейн прекрасную возможность сеять семена противодействия Элайде. Одно такое семя она и заронила при первом разговоре с Бенней. Дало ли оно всходы?

Эгвейн постучалась и, дождавшись приглашения, вошла. Гостиная была завалена всякими предметами, свидетельствующими о научных занятиях хозяйки. Точно башни на городских стенах, высились, клонясь друг к другу, книжные стопки. Повсюду стояли скелеты различных существ, полные и неоконченные; эта женщина собрала тут столько костей, что хватит на целый зверинец. Эгвейн поежилась, заметив в углу человеческий скелет, поставленный во весь рост и скрепленный толстыми нитками. На отдельных костях красовались выполненные черными чернилами подробные описания.

Среди всех этих книг и скелетов в комнате едва можно было повернуться, и свободным от них оставалось лишь одно кресло – самой Бенней, с одинаковыми вмятинами на потертых подлокотниках; тут, несомненно, покоились руки Коричневой сестры, когда, засиживаясь допоздна, она проводила за чтением бессчетные вечера. Низкий потолок казался еще ниже из-за подвешенных к нему чучел и мумифицированных тушек птиц, а также загадочных астрономических штуковин. Эгвейн пришлось пригнуть голову, чтобы не задеть модель солнца. Наконец девушка добралась до Бенней, которая стояла перед стопкой обтянутых кожей фолиантов и что-то в них искала.

– Ага! – промолвила Коричневая сестра, заметив Эгвейн. – Хорошо.

Айз Седай была скорее худощавой, чем стройной, темные волосы, которые возраст отметил сединой, были собраны сзади в пучок. Как и многие Коричневые сестры, она носила простое платье, вышедшее из моды пару веков назад.

Бенней подошла к своему креслу с мягкой обивкой, обойдя жесткие стулья у камина – со времени предыдущего визита Эгвейн на обоих скопились кипы бумаг. Девушка освободила для себя табурет, переставив пыльный скелет крысы на пол между двумя стопками книг о правлении Артура Ястребиное Крыло.

– Что ж, полагаю, пора приступить к твоему обучению, – сказала Бенней, устраиваясь в кресле.

Эгвейн сохраняла внешнее спокойствие. Сама ли Бенней воспользовалась возможностью вновь встретиться с Эгвейн? Или ее заставили вызвать Эгвейн на занятие? Эгвейн была свидетелем, как на бесхитростную Коричневую сестру не раз спихивали ту работу, которую никто другой делать не желал.

По просьбе Бенней Эгвейн выполнила несколько плетений – они были гораздо сложнее, чем те, что доступны большинству послушниц, но просты для Эгвейн даже сейчас, когда ее сила была ослаблена настоем из корня вилочника. Девушка попыталась вызнать, что думает Бенней о перемещении своих покоев, но та – как и большинство Коричневых сестер, с кем говорила Эгвейн, – не склонна была обсуждать эту тему.

Эгвейн сотворила еще несколько плетений. Спустя некоторое время она задумалась, в чем вообще смысл сегодняшней встречи. Разве не показывала Эгвейн почти все то же самое в прошлый раз по просьбе Коричневой сестры?

– Очень хорошо, – заметила Бенней, наливая себе чашку чая из чайника, гревшегося на маленькой угольной жаровне. Эгвейн чая она не предложила. – В этом ты достаточно умела. Но вот что мне интересно. Обладаешь ли ты той остротой ума, умением разрешать сложные ситуации, какими должна обладать Айз Седай?

Эгвейн ничего не ответила, только демонстративно налила себе чаю. Бенней возражать не стала.

– Посмотрим… – задумчиво сказала Бенней. – Представим ситуацию, когда ты оказываешься в конфликте с некоторыми сестрами из твоей же Айя. Ты случайно узнала нечто, чего не должна была знать, и главы твоей Айя очень разгневаны на тебя. Вдруг тебе начинают поручать самые неприятные задания, словно хотят убрать с глаз долой и забыть. Скажи мне, как бы ты отреагировала в подобной ситуации?

Эгвейн едва не поперхнулась чаем. Коричневая сестра решила действовать напрямик. Неужели она начала расспрашивать о Тринадцатом книгохранилище? И навлекла тем самым на себя неприятности? Предполагалось, что лишь немногим известно о тайных архивах, о которых Эгвейн словно мельком упоминала во время своего прошлого посещения Бенней.

– Что ж, – сказала Эгвейн, глотнув чая, – допустим, я подойду к этому непредвзято. Думаю, лучше всего рассматривать ситуацию с позиции глав Айя.

Бенней едва заметно нахмурилась:

– Полагаю, что так.

– Далее. В описанной тобой ситуации можем ли мы предположить, что Айя было поручено хранить эти тайны? Ага, хорошо. Итак. Значит, с их точки зрения, были разрушены важные и тщательно разработанные планы. Подумай, как это должно выглядеть. Кому стали известны секреты, которых он не должен был знать. Это наводит на мысль, что утечка произошла где-то среди самых доверенных людей, и это весьма тревожно.

Бенней побледнела, промолвив:

– Полагаю, я могу подобное представить.

– Тогда лучший способ разрешить эту ситуацию – подойти к ней с двух сторон, – сказала Эгвейн, сделав еще один глоток чая. Вкус у напитка был отвратительный. – Во-первых, нужно успокоить глав Айя. Они должны знать: не их вина, что сведения просочились наружу. Будь я на месте гипотетической сестры, оказавшейся в подобной неприятной ситуации, – если она не совершила ничего дурного, – то пошла бы к ним и объяснилась. Тогда им не нужно будет искать того, кто выдал тайну.

– Но, – сказала Бенней, – скорее всего, это не поможет сестре – гипотетической – избежать наказания.

– Это тоже поправимо, – сказала Эгвейн. – Скорее всего, ее «наказывают», чтобы она не мешала, пока главы Айя ищут предателя. Когда они поймут, что искать некого, то гораздо вероятнее, что к оступившейся сестре отнесутся со снисхождением – особенно после того, как она предложит им решение.

– Решение? – спросила Бенней. Она держала в руках чашку, но, казалось, совсем забыла о ней. – И какое решение предложила бы ты?

– Наилучшее – компетентность. Очевидно, кое-кому в Айя известны эти тайны. Если сестра выкажет свои способности и надежность, возможно, главы ее Айя поймут, что лучшее место для нее – среди хранителей тайн. Простое решение, если подумать.

Бенней сидела с задумчивым видом; над головой у нее медленно вращалось подвешенное на шпагате чучело зяблика.

– Да, но сработает ли оно?

– Это определенно лучше, чем корпеть в каком-то позабытом хранилище, перебирая свитки и составляя их опись, – сказала Эгвейн. – Иногда несправедливого наказания нельзя избежать, но нужно, чтобы другие помнили, что оно несправедливо. Если же она просто смирится с тем, как с ней поступили, тогда скоро они станут считать, что она сама заслуживает подобного отношения.

«И спасибо, Сильвиана, за тот маленький совет».

– Да, – сказала Бенней, кивая. – Да, думаю, ты действительно права.

– Я всегда готова помочь, Бенней, – тихим голосом промолвила Эгвейн, снова принимаясь за чай. – В гипотетических, разумеется, ситуациях.

На секунду Эгвейн испугалась, не слишком ли далеко зашла, назвав Коричневую сестру по имени. Однако та посмотрела ей в глаза и даже слегка кивнула в знак благодарности.

Даже будь продолжавшийся всего час визит к Бенней единственным на сегодня, Эгвейн все равно сочла бы его примечательным. Однако, выйдя из апартаментов Коричневой сестры, девушка, к своему огромному удивлению, встретила у дверей послушницу, которая передала ей распоряжение явиться к Нагоре из Белой Айя. До встречи с Мейдани у Эгвейн еще оставалось время, так что девушка отправилась к Нагоре. Проигнорировать вызов к Айз Седай она не могла, хотя позже ей, несомненно, поручат дополнительную работу по хозяйству за то, что она пропустит мытье полов.

Нагора решила потренировать ее в логике – и заданные ей «логические головоломки» очень походили на просьбу о помощи в ситуации со Стражем, который не желал мириться со своими преклонными годами и неспособностью сражаться. Эгвейн оказала помощь, какую смогла, и перед тем, как отпустить ее, Нагора объявила, что «логика ее безупречна». После этой встречи Эгвейн ждало еще одно послание, на этот раз от Суаны, одной из восседающих от Желтой Айя.

Восседающая! Впервые Эгвейн получила распоряжение явиться к одной из них. Девушка не стала мешкать и поспешила на вызов. На пороге апартаментов Суаны, больше напоминавших сад, ее встретила горничная. Как восседающая, Суана вправе была потребовать себе покои с окнами, а примыкавший к ним балкон был полностью превращен в садик, где росли всякие травы. А вдобавок она развесила и расположила зеркала так, что они отражали свет внутрь комнаты, уставленной горшками с маленькими деревцами и большими кадками с кустами, среди которых нашлось место даже для грядок с морковью и редисом. В корзине Эгвейн с огорчением заметила в плошке горку гнилых клубней, – скорее всего, их собрали совсем недавно, но они уже успели испортиться.

Комнату наполняли пряные ароматы базилика, тимьяна и десятка прочих трав. Несмотря на беды Башни, несмотря на гниющие растения, здесь ее окутывал запах жизни – взрыхленной земли и тянущихся ввысь растений. А Найнив еще жаловалась, будто сестры в Башне не ценят пользу лекарственных трав! Ей бы стоило побывать в гостях у пухлой, круглолицей Суаны.

Эгвейн считала эту женщину удивительно приятной. Суана задала ей несколько рядов плетений – многие из них относились к Исцелению, которое никогда не было сильной стороной Эгвейн. И все же ее способности, по-видимому, произвели впечатление на восседающую, поскольку в середине урока тон беседы переменился. Эгвейн сидела между двух кадок с деревцами, на табурете с мягким сиденьем, а Суана более подобающим образом устроилась на жестком, обитом кожей стуле.

– Мы были бы рады видеть тебя среди Желтых, дитя мое, – промолвила Айз Седай.

Эгвейн вздрогнула и удивленно заметила:

– Я никогда не проявляла особых способностей в Исцелении.

– Чтобы быть Желтой, важен не только талант, – сказала Суана. – Важна увлеченность. Если ты стремишься к тому, чтобы все было в порядке, любишь исправлять, что было сломано, для тебя здесь найдется цель.

– Благодарю, – ответила Эгвейн. – Но Амерлин не принадлежит ни к одной из Айя.

– Да, но до своего возвышения она принадлежит к какой-то из них. Подумай об этом, Эгвейн. Ты могла бы обрести здесь дом.

Какой поразительный разговор! Очевидно, Суана не считает ее Амерлин, но одно то, что она приглашает Эгвейн в ряды своей Айя, говорит о многом. Это означает то, что она признает за Эгвейн права законной сестры – пускай даже и в неполной мере.

– Суана, – сказала Эгвейн, проверяя, насколько далеко простираются эти права, – принимают ли восседающие какие-то меры, чтобы сгладить напряженность между Айя?

– Не вижу, что здесь можно сделать, – ответила Суана, глядя на свой зеленеющий балкон. – Если другие Айя решили видеть в Желтых своих врагов, я не могу вложить им в головы здравый смысл.

«Они, вероятно, то же самое говорят и о тебе», – подумала Эгвейн, но вслух заметила:

– Кто-то должен сделать первый шаг. Стена недоверия становится такой толстой, что скоро ее трудно будет сломать. Возможно, если бы восседающие из разных Айя стали вместе обедать или ходить по коридорам на виду у прочих, это послужило бы примером для всей Башни.

– Возможно… – промолвила Суана.

– Они не враги вам, Суана, – сказала Эгвейн, позволив себе твердость тона.

Та, нахмурившись, недовольно взглянула на Эгвейн, словно бы осознав вдруг, кто дает ей совет.

– Пожалуй, тебе уже пора. Уверена, у тебя на сегодня еще очень много дел.

Осторожно обходя свисающие ветви и расставленные кадки, Эгвейн покинула апартаменты Суаны. Когда девушка вышла из той части Башни, которую занимала Желтая Айя, и вновь оказалась под эскортом Красных сестер, она вдруг кое-что сообразила. За все три визита ей не назначили ни одного наказания. Эгвейн даже не знала, как к этому относиться. А ведь двух сестер она в глаза назвала по имени!

Они начинали принимать ее. К сожалению, то была лишь малая часть битвы. Гораздо важнее было сделать так, чтобы Белая Башня выдержала то напряжение, которое вызывали действия Элайды.

Покои Мейдани выглядели на удивление уютными и домашними. Эгвейн всегда считала, что Серые похожи на Белых – бесстрастные, отличные дипломаты, у которых нет времени для личных чувств и человеческих слабостей.

Эти комнаты, однако, говорили о том, что их хозяйка любит путешествовать. На стенах, как драгоценные произведения искусства, висели карты в изящных рамах. По бокам одной карты красовались айильские копья, другая изображала острова Морского народа. Хотя многие предпочли бы фарфоровые безделицы, которыми славился Морской народ, Мейдани собрала небольшую коллекцию сережек и раскрашенных раковин. Все они были аккуратно закреплены и выставлены в рамке. На табличке внизу значились даты их обретения.

Гостиная напоминала музей, посвященный путешествиям одного человека. Брачный кинжал из Алтары, с четырьмя мерцающими рубинами, висел рядом с маленьким штандартом Кайриэна и шайнарским мечом. Каждый предмет сопровождала небольшая табличка с пояснением, что это такое и как он попал к Мейдани. Брачный кинжал, к примеру, был подарен за помощь в разрешении спора между двумя семействами, вызванного смертью какого-то очень важного землевладельца. Его вдова и преподнесла Мейдани этот кинжал в знак признательности.

Кто бы мог подумать, что женщина, так раболепствовавшая за обедом несколько недель назад, обладает такой достойной гордости коллекцией? Даже ковер на полу был снабжен описанием – то был дар от купца, который приобрел его в закрытых доках Шары и вручил Мейдани в благодарность за исцеление его дочери. Этот необычный ковер был сплетен из чего-то, что походило на крохотные крашеные тростинки, и был оторочен пучками экзотичного серого меха. На ковре были изображены удивительные животные с длинными шеями.