Магеллан. Часть 1. Прибытие Ильичев Евгений

Глава 7. Первые выводы

Мы вернулись на «Ермак». Вернее, меня и обоих пилотов вволок на него майор Ковалев. Помню, как детей малых тащил, за шкирку. Буквально сгреб нас всех в одну охапку и впихнул обратно по рампе внутрь челнока. Он первым из нас пришел в себя и спохватился – мы уже десять минут находились на открытом ночном воздухе без индивидуальных средств защиты и смотрели в черное, смоляное небо, усыпанное россыпью звезд. Так и до обморожения недолго. Это я понял позже по ожогам на руках, но тогда ни мне, ни пилотам не было дела ни до холода, ни до обморожений, ни до техники безопасности. Нам не нужно было объяснять, что именно произошло, и произошедшее буквально выбило из-под наших ног почву. «Магеллан» лег на курс. Работали маршевые двигатели. Мы это видели своими глазами. Яркая голубая звезда на западе была нашим смертным приговором. Все эти выводы пронеслись в наших головах за долю секунды, и каждый следующий из них, связанный с этим фактом, все глубже вводил нас в ступор. Из отверстия рампы на нас недоуменно таращились остальные члены десанта. Еще бы, разумным наше поведение назвать никак было нельзя. Но миндальничать Ковалев не стал. Лишь только за нами закрылись ворота рампы, он собрал экстренное совещание.

Майор медленно ходил вдоль рядов кресел взад-вперед, ломая красные от холода пальцы и нервно играя желваками. Он молчал, собираясь с мыслями, и никто в салоне не смел нарушить это молчание. Несмотря на эти невербальные признаки паники, он сохранил лицо. Настоящий командир. Лидер. На меня же с пилотами смотреть было больно. Я тупо пялился в одну точку, все глубже проваливаясь в апатию, прикрывая рот такими же, как у Егора, обожженными морозом пальцами. Вот что меня грызло там на «Магеллане». Вот о чем предупреждало меня чутье! Нас предали. Первый пилот отвернулся к черному от гари иллюминатору, словно разглядывая живописнейший пейзаж, а второй пилот сидел в кабине, обхватив голову руками, и раскачивался. Кажется, он тихо плакал. Насколько мне было известно, второму пилоту Коле Болотову только на днях стукнуло тридцать один год. Психика не выдержала, и он дал волю эмоциям. Это хорошо для него. Эмоциональный всплеск, затем пустота, затем восстановление. Мне бы так, завистливо подумал я.

– Ситуация следующая, – наконец заговорил майор. Все вздрогнули, настолько неожиданно он начал говорить. – На планету из трех челноков приземлились только мы. Челноки «Смелый» и «Смирный» потерпели крушение. Это раз. «Магеллан» на связь не выходит. Это два. В настоящий момент они запустили маршевые двигатели. Судя по голубоватому оттенку свечения, запустили на полную мощность и выполняют гравитационный маневр. И это три.

Кто-то из ОНРовцев спросил:

– Выжившие с других челноков есть?

Первый пилот оторвался от иллюминатора и, покачав головой, тихо ответил:

– Скорость и угол вхождения в атмосферу были такими, что…

– Они погибли, – сурово подытожил Егор. – Есть записи. Они сгорели еще в стратосфере.

– Что означают действия «Магеллана»? – неуверенно спросил другой десантник. Ковалев бросил взгляд на первого пилота, но тот опустил глаза, предоставляя слово командиру.

– По непонятным нам причинам… – он сглотнул, – уверен, они должны быть крайне вескими, эти причины. Так вот, по непонятным нам причинам «Магеллан» принял решение покинуть орбиту Земли.

– Может, просто корректируют орбиту? – подхватил разговор геолог.

– Коррекция выполняется маневровыми, – грустно ответил первый пилот, – а сейчас работают маршевые двигатели. Они разгоняются, а не корректируют орбиту. Так поступают, только когда … – Он не смог найти нужные слова, и за него договорил Ковалев.

– Когда нужно выйти из поля тяготения планеты. Очевидно, они планируют выход из Солнечной системы.

– Ну, так может сейчас увидят наш сигнал бедствия и развернутся? Может, они и не знают, что мы выжили? – не унимался геолог. Что ж, ему простительно не знать элементарные законы астронавигации. Ковалев вздохнул, но все же терпеливо пояснил:

– Корабли такого класса, как «Магеллан», слишком громоздкие, чтобы просто остановиться и развернуться. Если на корабле работают маршевые двигатели, значит, сработал целый каскад предварительных команд и приготовлений к старту. Все члены экипажа находятся в своих капсулах.

– Это объясняет отсутствие связи, – вставил первый пилот.

– Да, но не объясняет причин данного маневра, – продолжил Ковалев. – До конца разгона связи с ними не будет. Пока протокол, по которому работает корабельный ЦУП, не будет выполнен, траектория «Магеллана» не изменится.

– Удалось просчитать, куда они летят? – спросил я с робкой надеждой в голосе. – Когда завершится разгон?

– Судя по траектории, они возвращаются к червоточине, – ответил первый пилот.

И тут на корабле воцарилось гробовое молчание. У всех в головах вертелась цифра, но никто не осмеливался произнести ее вслух. Двадцать пять лет. И это только чтобы долететь до границы Солнечной системы. Еще столько же, чтобы добраться до червоточины. Пятьдесят лет в одну сторону. Все эти нехитрые расчеты промелькнули в моей голове еще в кабине, когда мы увидели улетающий прочь крейсер. Именно эти цифры заставили нас броситься наружу, чтобы своими глазами увидеть этот предательский голубоватый отсвет работающих на пределе ионных двигателей. В голограмму верить не хотелось, не моглось. «Нет! Нет! Нет!» – вертелось в моей голове. Быть такого не может! Я застрял здесь надолго, навсегда! Вот это я попал!

– Мы застряли здесь надолго, – словно прочел мои мысли Егор.

– А догнать мы их не можем? – не унимался старый геолог. – Мы же меньше, маневреннее… Мы же… – он явно начинал осознавать сказанное и хватался за любую бредовую мысль, способную родиться сейчас в его воспаленном сознании.

– У нас топлива хватит только для выхода на орбиту, – апатично пояснил пилот. – И нет никакой гарантии, что при посадке мы не повредили корпус. Было задымление, где-то повреждена проводка. Нас спасло лишь экстренное торможение двигателями.

– Но фюзеляж-то целый! Мы бы замерзли уже, если бы получили пробоину!

– Тепло поддерживается системой жизнеобеспечения. Температура будет нормальной даже при сквозном отверстии размером с кулак. Но для того чтобы шаттл разорвало в космосе, хватит и микротрещины. Я уже молчу о перегрузках при старте и наборе скорости. И потом, этот разговор – бессмысленный. После гравитационного маневра с включенными двигателями нам уже не догнать «Магеллан».

– Но ионные движки не дают такой тяги, как реактивные, – вступили в обсуждение другие десантники. Некоторые повставали с мест в возбуждении. – Точно! Это даже дети знают!

– Совершая посадку на Землю, мы сожгли слишком много топлива, – закрывая глаза и откидываясь на своем ложементе, ответил им первый пилот. – Я же говорю, если полетим, то хватит лишь на выход на околоземную орбиту. А дальше, при условии, конечно, что нас не разорвет в вакууме, мы будем просто совершать виток за витком вокруг планеты, пока не будем притянуты ее гравитацией и не сгорим. Второй такой посадки «Ермак» уже не осилит.

– Но это лучше, чем сидеть здесь! – закричал молодой парень терраформирователь. Его поддержали еще двое десантников. Они начали выкрикивать идеи, одну абсурднее другой:

– Нужно лишь на орбиту выйти, а там нас обнаружат! Лучше попытаться и погибнуть, чем замерзнуть тут насмерть! – кричали они.

Шум и недовольство нарастали, группой начинала овладевать паника. А паника на корабле порой хуже пожара.

– Встать! – вдруг громко и властно гаркнул Ковалев. Повисла тишина. Егор обвел взглядом взбунтовавшийся экипаж «Ермака». – Не забывайте, господа, вы все военнообязанные. Большинство из вас носят погоны и имеют корабельные должности. Вы все офицеры звездного флота Земли! И в данный момент для вас я – старший по должности. Вспомните, на чем стоит наша цивилизация?! Дисциплина! Единоначалие! Наука!

В повисшей тишине корабля голос майора звучал звонко, четко, словно кто-то правил молотом раскаленный метал. Каждое слово – как удар, высекающий снопы искр. И, к моему изумлению, эта мера подействовала на всех без исключения. Даже я подтянулся.

– Я повторяю свою команду. Встать!

Все встали.

– Смирно!

Все семь членов десантной группы вытянулись в струнку. Даже второй пилот вскочил со своего кресла в кабине, хотя Ковалев и не мог его видеть. Майор выждал паузу и, убедившись, что порядок на корабле восстановлен, продолжил:

– Экипаж, слушать мою команду! Панику – отставить! У нас есть приказ капитана «Магеллана», который никто не отменял. Его мы и будем выполнять. У нас есть задание и четкие инструкции по его выполнению. Это раз.

Мне нравилась эта привычка майора формулировать свои мысли по пунктам. Эти его «раз», «два», «три» позволяли понять суть приказа, а самое главное, позволяли понять, что сам приказывающий уже все обдумал, взвесил и сделал обоснованные выводы. Настолько обоснованные и четкие, что их можно даже упорядочить.

– Причину, по которой «Магеллану» пришлось покинуть орбиту Земли, мы узнаем лишь после установления с ним связи, – продолжал свою речь Ковалев. – У меня нет поводов усомниться в нашем капитане и его компетентности. Если им пришлось оставить нас, стало быть, иного выбора не было. Мы не можем делать выводы, не имея никаких данных. Это два. И третье, – Егор оглядел всех членов экипажа и уже мягче сказал. – Братцы, мы сейчас отрезаны от цивилизации, но положение наше не критичное. У нас есть присяга и долг, который мы выполним, несмотря ни на что. Даже если на это уйдет вся наша жизнь. Планета обитаема. Наши предки научились выживать на ней без электричества и передовых технологий, а значит, и мы сможем. Да, придется скорректировать тактику. Скорее всего, придется пойти на контакт с местным населением, ведь нам нужна будет провизия. Но, так или иначе, это не станет причиной провала нашей миссии. Мы изучим планету и ее население. Мы произведем математические расчеты и выполним работу. И когда «Магеллан» вернется, нам не будет стыдно перед товарищами. Вопросы?

Вопросов ни у кого не было. Молчал и я. Стоял по стойке смирно, хотя мог и не выполнять этой команды. Я старший офицер не только на «Ермаке» – теперь я старший офицер на всей планете. Но в жизни все сложнее, нежели в табеле о рангах. В жизни старший тот, кто готов взять на себя ответственность. Старшим может оказаться человек младше тебя по возрасту, меньше ростом и слабее физически. Старшим может оказаться офицер ниже тебя по званию или вообще не имеющий такового. Старшим становится человек с железной волей. Человек со стержнем, как сказали бы наши предки, – то есть твердый, упрямый, уверенный в своих силах человек. И в Ковалеве все эти качества были. Был в нем этот стержень – стальной, закаленный в дальних космических походах, в горнилах звезд закаленный стержень. Я такого не имел. И потому стоял среди экипажа, вытянувшись по струнке. Уверенный, что меня поведут верной дорогой. Уверенный, что за меня примут решение, и что я подчинюсь. Ковалев нам был нужен сейчас. Именно он. Именно такой. А иначе… Иначе – крах.

Егор коротко скомандовал:

– Вольно.

Все успокоились и сели по своим местам. Порядок был восстановлен, хотя я смутно понимал, что это лишь временное затишье. Несмотря на все наши заслуги как представителей прогрессивного человечества, мы, тем не менее, оставались всего лишь людьми. Простым биологическим видом, способным к высшей нервной деятельности. И приобретенные нами качества, делавшие из нас цивилизованное общество, в отрыве от этого самого общества могут очень быстро дать слабину. То, что делало нас культурными, в отсутствии подпитки от этой самой культурной почвы рано или поздно уступит место нашему животному началу. Из элиты общества, из экипажа, из десантной группы всего через несколько лет мы превратимся в простую стаю. А стае нужен вожак. И Ковалев мог им стать.

Мои размышления прервал неуверенный голос второго пилота:

– Товарищ майор!

Ковалев поднял голову. Он ничуть не удивился, что Коля обратился к нему, а не ко мне. Что и требовалось доказать, подумал я.

– Вам нужно взглянуть на это, – уже взволнованнее выкрикнул парень и даже привстал в кабине пилота, разглядывая голокарту.

Мы с Егором переглянулись и побежали в кабину. За нами следом бросился первый пилот и все остальные. Нам понадобилась всего секунда, чтобы сориентироваться. На карте была видна наша планета, медленно удаляющийся от нее «Магеллан», а неподалеку от него – крохотный объект. Только, в отличие от крейсера, эта маленькая точка медленно, но верно направлялась в сторону Земли. За нашими спинами взволнованно зашептались. Я удивленно уставился на Егора:

– Как думаешь, что это? Челнок, шаттл?

Ковалев пожал плечами, пропуская первого пилота на его место. Тот быстро забарабанил по всплывшей перед картой клавиатуре. Резюмировал:

– Не похоже на челнок. Слишком маленькая тепловая сигнатура.

– Тогда что это? – удивленно посмотрел на него майор.

– Может, спутник? – предположил кто-то из десантников.

– Спутники так не маневрируют, да и зачем им на таком расстоянии спутники выпускать? – задумчиво сказал Ковалев.

– Похоже, – пригляделся к цифрам, сопровождающим на голокарте точку, второй пилот, – это спасательная капсула.

– Точно! – подтвердил первый пилот.

– Ага! – обрадовался Ковалев. – Я же говорил! Просто так они не могли от нас удрать! У них на борту произошло ЧП, и они решили убрать «Магеллан» подальше от планеты.

– Тогда почему спасательная капсула всего одна? – скептически заметил один из десантников. – Чем она нам поможет?

– Не знаю, – буркнул Ковалев. – Вот вскроем ее и спросим у потерпевшего. Саша, Коля, отследите траекторию капсулы. Нам нужно будет добраться до нее раньше туземцев.

– Есть! – хором ответили пилоты и принялись колдовать с навигационными приборами.

– Отряд, слушай мою команду! – развернувшись к остальным членам десанта, скомандовал майор. – Чак, Сергей – подготовить скафандры и вооружение для поисковой миссии. Герман, тебя это тоже касается, ты врач, может понадобиться твоя помощь. Остальным прибраться в шаттле. Подготовиться к встрече гостя. Развернуть план первого дня миссии. После спасательной операции следуем по расписанию.

– Сколько у нас времени? – поинтересовался я у пилотов.

– Секунду, товарищ полковник… – ответил первый пилот, завершая расчеты. – Судя по траектории, тормозные двигатели должны включиться вот в этой точке, – он указал на точку вблизи планеты. – Торможение завершится вот здесь, – он протянул пунктирную линию до следующей точки, – а вход в атмосферу состоится приблизительно… – еще несколько параметров были введены в компьютер, и он вывел результаты на карту. – Посадка состоится вот в этом квадрате в девять утра по местному времени.

– Это же в двух тысячах километрах от нас к северу, – сказал Ковалев и посмотрел на часы. – Так, ребята, у нас всего семь часов. Сможете подготовить «Ермак»?

Последняя фраза была адресована пилотам. Те закивали головами. Еще бы они не смогли, подумал я. Эта мелкая посудина в космосе – единственная ниточка, связывающая нас с «Магелланом». Да они сейчас и ведро помойное заставили бы полететь, только бы добраться до нее поскорее.

– Добро, – ответил Ковалев и, довольный, развернулся на одних пятках. Его глаза блестели азартом. Удовлетворенный, он взглянул внутрь челнока, где уже суетился экипаж. Все были при деле. Каждый занимался тем, чем должен был. Приказы выполнялись, и это очень понравилось майору. Я улыбнулся ему. Может, для нас и не все потеряно.

Глава 8. Нежданный гость

Подготовка к столь длительному перелету заняла без малого четыре часа. Две тысячи километров в условиях низкой видимости, на минимальных высотах и в незнакомой местности это не шутки. Как и предполагал Саша Репей, наш первый пилот, корпус «Ермака» изрядно потрепало при посадке. Ни о каких суборбитальных полетах речи уже быть не могло, это стало ясно после первого же наружного осмотра корабля. Ремонтная группа под руководством Ковалева в составе первого пилота и двух десантников обнаружила в огнеупорном слое корпуса семь пробоин различного диаметра. Должно быть, они появились от разлетающихся обломков двух других шаттлов. Эти повреждения восстановить не удалось – на «Ермаке» попросту не было подобного термостойкого материала. Повреждения корпуса расширялись при увеличении температуры и в конце концов привели к потере герметичности. Раскаленная плазма, образовавшаяся из-за трения, прорвалась к внутреннему тонкому корпусу корабля, обуглила часть проводки и повредила систему регенерации воды. К счастью, экстренные меры, принятые пилотами, помогли избежать фатальных повреждений топливопроводов и баков. Утечки кислорода также удалось избежать.

– Считай, легко отделались, – резюмировал Ковалев, возвращаясь на борт после первой вылазки.

Первый полноценный обход корабля также выявил несколько положительных для нас моментов. Во-первых, наши скафандры прекрасно подходили для работы на открытом воздухе. Терморегуляция была на высоте. Автономности скафандров в режиме энергосбережения должно было хватить, без малого на сутки. А это уже позволяло выполнять более длительные и трудоемкие вылазки в будущем. Плюс время работы скафандров можно было увеличить в несколько раз, захватив дополнительные источники питания. Так что с выполнением основной части миссии трудностей возникнуть не должно.

Беглый осмотр новой открытой местности помог определиться и с источниками пропитания группы – вокруг корабля были обнаружены многочисленные следы животных.

Судя по ледовым кернам, которые нам добыл геолог Боровский, мы приземлились на замерзшем болоте. Анализ верхних слоев льда показал, что на планете даже в зимнее время бывают резкие суточные перепады температур.

– Видите вот эти наслоения? – предъявил срез первых двух кернов восторженный геолог. – Очевидно, в этой местности бывают дни, когда солнце набирает такою активность, что верхние слои снега подтаивают, а ночью температура резко падает, и все пространство покрывается плотной коркой льда до трех сантиметров толщиной. Затем этот панцирь покрывается еще несколькими сантиметрами снега, и процесс повторяется. В течение зимы весь ледяной пласт прессуется под собственной массой, и уже к лету, когда устанавливаются теплые дни, эта местность больше походит на ледник.

– Раньше такие ледники тоже были, разве не так, доктор? – поинтересовался я.

– Конечно, товарищ полковник, только гораздо севернее…

– Леонид Захарович, означает ли это, что под нами и почва промерзла? – присоединился к обсуждению Ковалев. Доктор Боровский почесал затылок и неуверенно ответил:

– Я так понимаю, вы говорите о вечной мерзлоте? Трудно сказать. Вечная мерзлота или криолитозона характеризуется тем, что порода не прогревается выше нуля градусов даже летом. В нашу эру до шестидесяти процентов Евразии являлось зоной вечной мерзлоты. Нужны годы кропотливой работы сотен геологов, чтобы определить нынешнее положение дел. Масштабные бурильные работы, геологоразведка и кропотливый анализ данных – только так мы сможем очертить нынешнюю зону вечной мерзлоты.

– Доктор, вы так уверенно употребили словосочетание «наша эра»… – заметил я. Ковалев, протиравший свой шлем, поднял на доктора глаза. Леонид Боровский, немолодой уже ученый, оторвался от изучения своей находки и со вздохом ответил:

– Я не имею в виду геологическое понятие, господа, – он упаковал ледовый керн в уже подписанный тубус и, уложив его к остальным образцам, поднялся на ноги. – Ну а как вы хотели, молодые люди? Эрой можно назвать эпоху зарождения, расцвета, существования и заката одной цивилизации. Настало время новой системы летоисчисления. На Земле мы теперь – вымирающий вид. А значит, нам суждено увидеть закат нашей великолепной эры и зарождение новой.

Было очевидно, что с этой точки зрения на нашу ситуацию еще никто не смотрел. В шлюзовом отсеке, где мы приводили в порядок наше снаряжение, повисла тишина. Ковалев подхватил свой шлем и направился в салон. Отворив переборку, он подмигнул нам и бросил:

– Надеюсь, доктор, мы вскоре убедимся в том, что вы ошибаетесь.

– Я тоже на это надеюсь, коллега, – улыбнувшись, ответил геолог.

Завершив все приготовления к спасательной миссии, мы подкрепились сублиматом из наших запасов. Воду заранее натопили из снега. Химический анализ показал, что она вполне пригодна для питья, достаточно лишь простой фильтрации. Оба пилота от обеда отказались, им хотелось поскорее завершить ремонт и поднять «Ермак» в воздух. Пока мы ели, мимо то и дело пробегал Коля и выкрикивал первому пилоту какие-то показатели приборов из транспортного отсека.

– Подаю питание на антиграв, – кричал Репей.

– Есть питание! – отзывался Болотов.

– Напряжение?

– Норма!

– Вибрация?

– Не ощущается.

– Процент?

– Ноль целых, пять десятых!

– Синхронизирую… Жди… Жди… Готово. Поднимаю до трех. Как?

– Есть – три!

– Все. Дуй наружу, нужно закрепить проводку.

– Одеваюсь. Только обесточь там все.

– Уже. Пену не забудь.

Саша вышел из кабины пилотов довольный и обратился к Ковалеву:

– Корабль готов, товарищ майор. Можем лететь.

– Затемно доберемся?

– До восхода еще полтора часа. Будем там с первыми лучами. Повезет – проскочим незамеченными. Я высоко машину поднять не смогу, боюсь, не будет эта пена держать, задохнемся.

– А если в скафандрах? – вмешался я.

– Ну а смысл? – поднял бровь первый пилот. – Разница не существенная по времени будет, а кислород израсходуем.

– Ну, смотри, Саша, – кивнул Ковалев, – вы пилоты, вам виднее. Я в вашу вотчину лезть не буду. Поешь, а?

– Сейчас взлетим, на курс ляжем да и подкрепимся, – улыбнулся Репей. Глаза у него сейчас блестели, как у ребенка перед Новым годом. Чувствовалось ликование пилота – очень уж он свою работу любил.

Вернулся второй пилот.

– Все, Саш, готово.

– Держит?

– Ага. Посмотрим после перелета, может, и не надо будет заплатку ставить.

– Ну да. Всё, по коням! – залихватски выкрикнул первый пилот и, увлекая за собой помощника, направился в кабину.

Мы уселись по местам. Надо же, как нас вымуштровали, подумал я. Уже не принципиально, где сидеть, а все равно каждый занял именно свое место. Было немного волнительно, поэтому мозг и цеплялся за мелочи. Корпус завибрировал. Интересно, я волнуюсь из-за первого после крушения полета или из-за встречи с посланником «Магеллана»? Появился свист, в салон он проникал откуда-то сзади. Наконец пилоты прибавили обороты, и вибрация пропала, а вместо нее нас плавно вдавило в кресла. «Ермак» приподнялся над землей на два-три метра. Завис – это заработал антигравитатор. Наверное, я все же больше волновался за сам перелет, хотя мысль о спасательной капсуле меня тоже не покидала. Мимо в грузовой отсек пробежал первый пилот. Поколдовал над показаниями и, удовлетворенный, вернулся обратно в кабину. Только сейчас нас притянуло к креслам силовым полем.

– Как думаешь, Герман, – перекрикивая свист раскручивающейся турбины, спросил откуда-то сзади Ковалев, – кого они к нам послали?

Оказывается, не меня одного занимала эта мысль. Мы начали плавно разгоняться, нас немного вдавило в кресла и, как только мы набрали скорость, я развернулся к Егору, насколько позволяли силовые поля.

– Вот сижу и о том же думаю. Тут два варианта.

– Какие?

– Руководитель миссии погиб на «Смелом», его зам потерпел крушение на «Смирном». Если на «Магеллане» решили убраться из Солнечной системы из-за какой-то неожиданной поломки, резонно, если они захотели бы оставить нам начальника.

– Думаешь, какая-то шишка?

– Любой старший офицер корабля. Может, даже сам Орлов.

– Начальник ОНР? Нет, он не оставит корабль с экипажем из-за горстки десантников, – возразил Егор.

– Да кто его знает! А может, научрук?

– А вот он может. В конце концов, это под его руководством проводилось второе заседание.

На последнем слове Егор осекся. Даже сквозь завывание двигателей я услышал этот перепад в его тональности. Значит, второе секретное совещание все же было, мне не показалось. И инициатором его был именно Зольский. Проводилось оно втайне от меня, и Егор знает об этом. Я продолжил раскручивать цепочку. Узнать о совещании Егор мог лишь от своего непосредственного начальника. Стало быть, на совещании этом были Орлов – начальник ОНР, Зольский – научный руководитель полета, сам капитан и, возможно, старпом. Чего же они меня-то не позвали? Это какой-то заговор? Вопрос.

– В любом случае, – попытался замять свою оплошность Ковалев, – посланник должен быть с головой. Начальник.

Я решил на время завязать с дедукцией и расслабиться. В настоящий момент разгадка этой странной интриги никак не поможет нам выжить.

– Нам и тебя, майор, хватило бы, – возразил я. – Вполне возможно, нам, наоборот, кого-то из младшего офицерского состава пришлют. Сам посуди – связи нет. Пока мы получим возможность связаться с ними, пройдет уйма лет. А чтобы популярно объяснить, что у них там произошло, подойдет любой мало-мальски грамотный колонист. Нам – лишние руки, а им – чистая совесть. Мол, ушли не по-английски.

– Я этого посланника склонен рассматривать как лишний рот, а не руки, – угрюмо ответил Ковалев. – Но, признаюсь, информация, которую этот рот может нам поведать, лишней не будет.

Мы замолчали, каждый погрузился в собственные мысли. Вышел второй пилот, взял себе и Саше по тюбику сублимата и бутыль с водой.

– Как у нас дела? – остановил его на обратном пути Ковалев.

– Пока заплатка держит. Поднялись на две тысячи метров. Местные не должны увидеть.

– Скорость?

– Держим дозвуковую, мало ли что. Да нам и лететь-то… – Коля махнул рукой: мол, две тысячи километров для них раз плюнуть, и пошел в кабину. Хотя еще час назад не был уверен, что вообще в воздух поднимемся. Человек – удивительно самоуверенное существо, когда у него хоть в малом, но получается задуманное.

Я взглянул в иллюминатор, он все еще был черен. Нужно будет отмыть по прилету, подумал я, надоело пялиться на копоть. От скуки я начал вертеть головой. В иллюминаторе соседнего ряда, сквозь такое же, как и с моей стороны, закопченное стекло я увидел тусклое свечение. Угадывались теплые тона. Рассвет. Скоро прибудем к предполагаемому квадрату посадки и узнаем наконец-то, что же произошло на «Магеллане». А быть может, и получим новое задание. Новый стимул к жизни. Работа – она же мотивирует жить. Долгие века становления нашего нового объединенного общества показали, что лишь нашедший свое призвание индивидуум по-настоящему счастлив. Сотни, если не тысячи наблюдений и экспериментов указывали однозначно и безапелляционно на то, что блага или деньги – не сама цель для думающего существа, а лишь средства для его выживания. Смысл жизни не в получении награды или выгоды за проделанную работу. Не в том даже, что нечто материальное можно было бы приобрести в обмен на эту награду. Смысл жизни – в самом процессе труда. И чем ближе выбранная человеком трудовая деятельность к его натуре, чем интереснее для него его дело, тем эффективнее труд. А чем эффективнее труд, тем ярче результаты, тем счастливее человек.

Даже в самых первых забавных экспериментах, проводившихся учеными начала двадцать первого века, была четко определена роль труда в жизни общества и отдельного индивидуума. Несмотря на то, что менялись некоторые вводные, суть экспериментов оставалась прежней. Группу людей помещали под наблюдение в закрытое пространство и снабжали всеми возможными благами, какие только можно было себе представить. Им предоставлялось элитное жилье, питание, информационные технологии, развлечения. Ограничений почти не было. Они могли даже строить отношения друг с другом. Причем выбор партнеров не был ограничен ничем. Хочешь, пробуй с мужчиной, хочешь – с женщиной, а хочешь, устанавливай особые многоуровневые отношения. Единственным условием таких социальных экспериментов было ограничение созидательной деятельности. Людям, в рамках эксперимента помещенным в тепличные условия, запрещалось добывать блага своим трудом. Взять бесплатно – это пожалуйста. Создать или построить – уже нельзя. Условие распространялось и на отношения. Добиваться расположения партнера какими-либо действиями запрещалось. Пары создавались при минимальных затратах энергии с обеих сторон. Искать, добиваться, заинтересовывать, интриговать своими навыками и умениями было запрещено. Выбирай из того, что есть в среде обитания, и если тебя тоже выбрали – спаривайся. То есть эксперимент загонял в рамки потребления в том числе и половой инстинкт человека. Целью эксперимента было создать идеальную модель потребителя, а на основе этой модели создать и общество идеальных потребителей. Результаты были ошеломляющими. Ученые пришли к выводу, что человек, получающий всякие блага без усилий и труда, не способен надолго ощутить себя счастливым. Удовлетворялись лишь сиюминутные потребности. Но глобально в организме нарушались нейроэндокринные связи, закладывавшиеся и оттачивавшиеся в человеке тысячелетиями. Браки, созданные таким путем, в девяноста процентах случаев распадались. И наоборот: люди, которым приходилось ежедневно трудиться на интересной работе даже за маленькое денежное вознаграждение, чувствовали себя счастливее, нужнее. А дело все было лишь в том, как именно мозг получал гормоны счастья…

Не успела меня увлечь в свои дебри нейрофизиология, в которую мы яростно вгрызались в студенческие годы, как внимание переключилось на текущие события. Силовое поле сильнее притянуло меня к креслу, что говорило о скорой посадке. Я ожидал более длительного перелета. Взвыли двигатели, мы совершили несколько чувствительных кренов, вероятно, подбирая подходящую площадку для посадки, и мягко коснулись земли. Салон заполнился ярким светом, и из кабины с чувством выполненного долга, улыбаясь, вышли оба пилота.

– Радары зафиксировали капсулу, – предупредил вопрос Ковалева первый пилот. – Она уже совершила два витка вокруг Земли и приступила к торможению.

– Скоро свалится прямо нам на голову, – закончил второй пилот.

– Надеюсь, вы это не буквально, – выковыривая себя из кресла, отозвался геолог Боровский. – Как вы вычислили предполагаемый квадрат посадки?

– Ну конечно, я шучу. Вероятность падения капсулы прямо на «Ермак» ничтожная. А координаты посадки в таких случаях вычисляются очень просто. Любая посадка – это математически просчитанная манипуляция. Выполняется она с учетом алгоритмов, которые для всех спускаемых аппаратов одинаковые. Мы забили исходные вводные в наш компьютер и при его помощи вычислили…

«Ууип-Ууип-Ууип», – заверещала сирена в кабине пилотов, перебивая Колю. Все обернулись. Ближе всего к пульту оказался Саша, он уже колдовал над картой.

– Все, приземлился! – радостно сказал он. – В семи километрах от нас.

– Есть изображение местности? – уточнил Ковалев.

– Да. Лес, – уныло отозвался пилот.

– Ну что же, придется прогуляться. Собираемся, господа.

По сути, нам нужно было лишь облачиться в скафандры и выкатить по рампе уже собранные авиетки. Мы быстро снарядились, и уже через десять минут наш маленький поисковый отряд вылетел на двух авиетках в сторону аварийного маяка. Я летел в паре с Егором. Десантники Сергей и Чак – за нами. Открытую местность мы преодолели, прижимаясь к земле, и только у самой кромки леса Ковалев потянул штурвал на себя и взмыл над заснеженной тайгой. Замелькали верхушки елей. Мы бесшумно скользили над сплошным серебристо-зеленым океаном, сдувая с макушек сорокаметровых деревьев снег и пугая зазевавшихся ворон-одиночек. Я взглянул на восток. Робкая нежно-розовая полоска уже занималась на горизонте, позволяя оценить масштабы буйства природы. Лес, казалось, не имел ни начала, ни конца. Глазу зацепиться было не за что. Планета, хоть и была нам родной, но все же в корне отличалась от Земли, оставленной нами два столетия назад. Ни намека на инженерную мысль. Ни единого здания, ни единого рукотворного объекта, ни даже обломков. Лес, сплошная стена леса. Где-то выше, где то ниже. Ни единого огонька. Ни единой искорки. Словно и не было на планете никого, кроме нас.

Вдруг посреди этой бескрайней зеленой массы мы увидели яркое пятно – место посадки капсулы. Красно-белый парашют над кронами, уже изодранный. Несколько горящих от посадочной реактивной системы деревьев. Внизу под ними раскачивалась обугленная капсула.

– Можешь больше не прижиматься, – услышал я голос у себя в шлеме и спохватился. От волнения я сам не заметил, как схватился за бока Егора, разглядывая внизу место посадки. Я разжал свои объятия и только сейчас понял, что действительно слишком уж сильно вцепился в майора.

– Мы тут не сядем! – выкрикнул Ковалев. – Герман, Сергей, доставайте манипуляторы. Фиксируйте с двух сторон капсулу, а я обрежу стропы.

Обе авиетки зависли над самыми деревьями. Я развернулся на своем месте и активировал манипулятор, то же самое проделал и десантник с соседней авиетки. Мы переглянулись и синхронно нажали на гашетку фиксации. Почти одновременно вспыхнули два голубоватых луча и зафиксировались на капсуле.

– Готово! – крикнул я Ковалеву. Тот достал из подсумка справа плазменный резак и, прицелившись, одним четким движением отсек от капсулы стропы. Вниз полетели части парашюта и посадочных систем, моментально вспыхнувшие ветки. Я ощутил приятную тяжесть – капсула теперь висела в наших лучах. Обе авиетки начали медленно набирать высоту, и уже вскоре посадочная капсула с обугленной надписью «Магеллан» на борту висела над лесом.

Я просканировал данные капсулы и с облегчением выдохнул. Внутри находился человек. В анабиозе.

– Живой! – крикнул я в эфир и тут же услышал радостные крики с «Ермака». За операцией пристально наблюдали наши товарищи.

– Ну, все, домой, – скомандовал майор Чаку, и они медленно набрали скорость, унося прочь нас и наш бесценный груз.

Вернулись мы, когда уже совсем рассвело. Пилоты авиеток бережно приземлили капсулу с дорогим гостем на поляну прямо перед опускающейся рампой «Ермака». По ней уже бежали вниз все без исключения члены группы. Пока мы сами приземлялись, капсулу уже привели в правильное положение и начали открывать. В радиоэфире царило что-то невообразимое. Все кричали в возбуждении, шутили, подзадоривали друг друга.

Кое-как приткнув к шаттлу свои авиетки, мы тоже бросились к капсуле, которую уже успели открыть. Пока бежали, меня опять кольнуло уже знакомое чувство тревоги. Странное, противное чувство. Казалось, такой радостный момент, откуда ему, предчувствию этому, взяться? Но нет. Жжет, противным сверлом кишки наматывает. Уже в паре шагов от капсулы я понял причину беспокойства. В радиоэфире еще минуту назад не протолкнуться было, слова не вставить, а сейчас царила полная тишина. Плотной стеной облепили мои товарищи по несчастью такую важную находку и смотрели внутрь в оцепенении. Сгорая от нетерпения, я кое-как протиснул между двумя пилотами свой шлем и обомлел. В криоотсеке спасательной капсулы лежала Мария.

Глава 9. У всех своих тайны

Как ни странно, я первым пришел в себя и скомандовал:

– Разойдись!

Мне уступили место для работы, и я подрубился к системам капсулы. Несколько команд, и я уже в курсе, что с Марией все в порядке. Откуда она здесь?…

Еще пара пассов руками, и система приступила к процессу реанабиозации. Откуда ОНА здесь? В эфире по-прежнему царит торжественная тишина, которую прерывает Ковалев лишь спустя пять минут:

– Это звездец, – резюмирует он и командует. – Разойдись! Не мешайте доктору. Док, помощь нужна?

– Вещи теплые принесите через полчаса. Сразу она в себя не придет, еще сутки без сознания пробудет, но извлечь ее из капсулы нужно сегодня. До завтра она тут задубеет.

Все разошлись, позабыв, что находятся в эфире и бубня вполголоса: «девчонку прислали», «…ребята с камбуза говорили, она дочь капитана», «видать, дела-то совсем плохи, раз ее спасти решили…».

Я же остался возле Марии. Откуда она здесь? Этот вопрос словно на повторе вертелся у меня в голове. Я не мог не задавать его. Мария – второй пилот звездного крейсера «Магеллан», дочь капитана корабля. Почему она здесь? Почему не поселенец, не ОНР-овец, не научрук, не кто-либо иной, а именно она? Нет, думал я, не бывает таких совпадений. Я вспомнил, как сильно она упрашивала начальника ОНР, чтобы он включил ее в состав первого десанта. Зачем ей так нужно было попасть на Землю? Что ей до той Земли? До этой суровой планеты, у которой с нашим прежним миром ничего общего не осталось?

До полного выведения организма из анабиоза оставалось чуть более двадцати минут. Скорее чтобы убить время, нежели по какой-то конкретной причине я задал криокапсуле задачку провести биохимический анализ крови Марии. Тихонько зажужжал анализатор. На маленьком мониторе возникла и поползла в бок процентная шкала выполнения задачи. Пять, десять процентов, пятнадцать… Я наклонился к самому стеклу, стараясь получше разглядеть эту молодую женщину. В жизни она казалась старше, возможно, оттого что постоянно хмурилась. Две глубокие вертикальные бороздки, возникающие при этом на переносице, придавали её нежному лицу вид серьезный и озабоченный. А сейчас она лежала спокойная, как младенец. Ее бледное, обескровленное ещё лицо не выражало ни единой эмоции. Она сейчас даже не спала, глубокий анабиоз – это нечто среднее между жизнью и смертью. Мозговая активность на нуле, биохимические процессы замедленны. Даже характерных для спящего человека движений глазных яблок нет. «Что же ты тут делаешь, Мария? Какую тайну ты принесла с собой на эту пустынную планету?»

– Хороша, правда?

Я вздрогнул. Ковалев подкрался так тихо, что я, погруженный в раздумья, даже шагов его не расслышал. Он бросил в спасательную капсулу теплое, блестящее с обеих сторон покрывало и, словно извиняясь, продолжил:

– За вещичками пришел.

Я уставился на него, удивленный.

– За какими?

Егор сощурил глаза, пристально приглядываясь ко мне, потом улыбнулся и продолжил:

– Чертовски красивая, да, доктор?

Он подмигнул мне и указал взглядом на пространство вокруг криокапсулы. Только сейчас я понял его намек. Я был настолько озадачен появлением на планете именно Марии, что совсем не замечал происходящего вокруг.

– Да за её вещами я. Судя по всему, док, наша гостья была готова к такому повороту.

Егор перегнулся через борт и начал отстегивать от капсулы и вытаскивать наружу какие-то ящики. Отстегнул маленький, как раз по голове девушки, шлем. За ним в снег полетел и маленького размера скафандр, еще несколько небольших ящичков с неизвестным нам оборудованием и плазменный бластер.

– А наша гостья была готова к высадке, тебе так не кажется, Герман? – уже серьезнее спросил Егор, косясь на извлеченное из капсулы добро. – Стандартная спасательная капсула содержит лишь комплект первой помощи, – он кряхтел, водружая все ящички один на другой, – набор для выживания и запас еды на пару дней. А тут и оборудование какое-то, и костюмчик для выхода в свет по размеру подогнан.

– Она же второй пилот корабля, ей по рангу положен индивидуальный скафандр, – возразил я. Скорее ради поиска истины возразил, на самом деле мне самому было до жути интересно, почему Мария прилетела в полном обмундировании.

– А ты, Герман, представь себе картину. Её глазами посмотри на проблему. Вот три шаттла, посланные на Землю, терпят бедствие. Она это видит своими глазами. После на «Магеллане» происходит нечто такое, что заставляет экипаж принять решение об экстренной эвакуации крейсера из нашей системы. Шум! Гам! Сирены воют! Вокруг бегают люди, всех в принудительном порядке заставляют занять свои криокапсулы, иначе можно будет получить смертельные травмы при гравитационном маневре и разгоне корабля.

Я киваю головой, косясь на шкалу выполнения биохимии крови. Ковалев продолжает: