Магеллан. Часть 1. Прибытие Ильичев Евгений
– И вот посреди всего этого безобразия ей нужно быстро сориентироваться и покинуть корабль на спасательном челноке.
Я пытаюсь возразить, но Егор меня останавливает и, поднимая палец вверх, говорит:
– Опустим вероятности и размышления на тему «самостоятельно ли она решилась на этот шаг или ее папенька послал». Это она нам сама поведает, надеюсь. Так вот. Стал бы ты при всей этой суматохе, когда каждая секунда на счету, укомплектовывать спасательную капсулу специальным оборудованием? Бегал бы по кораблю в поисках своего личного скафандра?
Я не нашелся, что возразить.
– То-то же, – подвел итог майор. – Она была готова заранее. Она знала, что полетит к нам, и приготовилась к этому.
Я повернулся к Марии. Девушка по-прежнему лежала в своей капсуле. Спокойная. Безмятежная. Совсем на себя непохожая. Я взглянул на готовый результат крови. Задумался на мгновение. «Вот зараза! Лучше б не делал его…» Вслух же Ковалеву ответил, качая головой:
– В одном ты точно ошибаешься, Егор.
– В чем это?
– Она не к нам летела, – я указал на Марию. – Она обнажена, это во-первых. Если человек точно знает, что его найдут в ближайшее время, ему не нужно укладываться в криокапсулу голым.
– Не улавливаю, – честно признался Егор.
– Полностью раздеваются для того, чтобы за долгие месяцы или годы пребывания в анабиозе не получить травм от плотно прилегающего белья. Для тех же целей используют полный цикл погружения в анабиоз. Кровь и лимфа заменяются специальным раствором. Легкие наполняются богатой кислородом жидкостью. Ради пары недель так истязать свой организм незачем. Вывод – она не знала, что мы живы. Она спускалась не к нам. И готовилась пролежать в анабиозе многие годы.
– К кому же она спускалась?
– Будем надеяться, она нам сама все расскажет, – развел я руками. – И да, – подмигнул я Ковалеву, – в остальном ты прав.
Он вопросительно посмотрел на меня.
– Она действительно чертовски хороша.
Ковалев довольно хмыкнул и потащил все добро Марии на «Ермак». А я вновь повернулся к капсуле и вполголоса спросил у нее:
– Как же ты обвела меня вокруг пальца на предполетном осмотре, а?
– Эй, док! – окликнул меня Ковалев. Я обернулся, он уже почти поднялся по трапу. – Ты сказал «..она голая, и это – во-первых». А что тогда во-вторых?
Я напустил на себя задумчивый вид и бросил неопределенно:
– Пока не уверен, нужно провести пару тестов, и тогда скажу точнее.
– Договорились.
Ковалев окончательно скрылся в недрах шаттла, а я вернулся к работе с капсулой. Короткий сигнал возвестил о завершении реанабиозации. Лицо Марии уже налилось кровью и горело. Щелкнул автоматический затвор криокапсулы, и я открыл крышку. Та с шипением отъехала в сторону. Мария уже дышала самостоятельно, но была без сознания. Памятуя о дичайшем холоде, я быстро накрыл ее горячее тело одеялом, укутал ее и вызвал Егора. Вместе мы отнесли ее в шаттл.
Пока меня не было, Ковалев организовал для девушки импровизированную палату. Демонтировал пару кресел возле кабины пилотов, тем самым освободив пространство для работы врача, а самое переднее кресло перевел в положение ложемента. Пространство он отгородил импровизированной ширмой из маскировочного брезента. Смастерил даже рукомойник из двух пищевых ящиков.
– Когда девушка придет в себя, будет вам операционная комната, – пыхтел Егор, пока мы укладывали нашу гостью в ее кресло. После я измерил ей температуру тела, просканировал легкие и провел элементарные тесты нервной системы. Жар после анабиоза – нормальное явление, спадет самостоятельно на вторые сутки. Зрачки на свет реагировали, сердце и легкие были в порядке. Уровень кислорода в крови стремительно рос и уже на десятой минуте самостоятельного дыхания достиг нормы, но я пока не спешил отключать ее от газового инфузомата.
Завершив все необходимые процедуры и одев, наконец, свою подопечную в штатный комбинезон офицера звездного флота, обнаруженный мною в ее вещах, я вышел к остальным.
– Ну как она, доктор? – явно смущаясь, спросил доктор Боровский. В его голосе звучали отеческие нотки. Было очевидно, что он, как и все мы, не был готов к такому повороту событий.
Я оглядел присутствующих. Несмотря на то, что каждый занимался своим делом, после вопроса геолога все замерли и вопросительно уставились на меня. Я не стал томить мужчин ожиданием.
– Все хорошо, к следующему утру должна прийти в себя. Я ввел ей препараты, она сейчас крепко спит. Так что можете заниматься своими делами.
– Слышали, что доктор сказал? – моментально подхватил Ковалев. – Давайте, давайте, господа, вернемся к намеченному плану.
Он быстро сориентировал каждого члена экипажа, каждому дал поручение. Пилотов он попросил составить и выслать на все коммуникаторы подробную голокарту местности. Затем он сформировал первую разведывательную группу в составе трех человек, вооружил их и дал задание. Доктор Боровский сам себе придумал занятие, ему ничего поручать не пришлось, ну а у меня работа уже была. Так что спустя час мы остались в салоне с Егором одни. За ширмой мирно посапывала Мария.
Я уже заканчивал очередную запись в своем журнале, когда Ковалев все же решился заговорить. Весь последний час он проводил диагностику вооружений «Ермака», попутно ведя разговор с разведывательным отрядом. Поначалу мне тоже было интересно, и я слушал их переговоры. Но уже к двадцатой минуте рейда стало понятно, что, кроме снега и густого леса, наши разведчики ничего нового не обнаружат.
Ковалев получил от пилотов подробную карту местности и переслал ее разведчикам. Расширив зону обследования, он дал команду «до связи» и медленно подошел ко мне.
– Герман, ты извини, что сразу не сказал о втором совещании. Просто на нем научрук настоял, он хотел провести его только с военными.
– Я тоже военный, – поднял я взгляд на Егора, отрываясь от журнала.
– Не принимай на свой счет, – попытался оправдаться майор. Было очевидно, что ему неловко и что он явно не разделяет мнение начальства. Но мне было забавно смотреть на то, как переминается с ноги на ногу этот сильный и волевой человек. Видимо, не такой уж он и волевой, каким хотел казаться. Я мысленно пожурил себя за злорадство и поспешил успокоить товарища.
– Да ладно, не переживай. Я умею читать между строк. Если начальству нужно было скрыть ото всех свои планы, значит, так нужно. Мы люди военные и понимать должны.
– Но я не мог тебе рассказать о том, что обсуждалось на том брифинге.
– Ты и сейчас не можешь, Егор. Ты присягу давал.
– Да, но они там, а мы тут. Я же вижу, что происходит незапланированная ерунда, – майор явно начинал заводиться. – Разве может при таком раскладе сохранять свою силу приказ, исполнение которого уже не имеет никакого смысла?
– Исполнение приказов – единственное, что действительно имеет смысл в данной ситуации, – я встал и прошелся по салону. – Мы вернулись с другой стороны галактики именно благодаря тому, что научились четко формулировать приказы и столь же четко исполнять их. Каждый член нашего общества знает свое место. Знает, для чего он нужен. Командир нужен для того, чтобы приказывать, вести за собой, вдохновлять. А для подчиненного нет большей чести, чем четко выполнить приказ. Даже если на первый взгляд этот приказ не имеет никакого смысла.
– Но мне поручено…
– Никаких «но», Егор, – перебил я его. – Мы с тобой военные люди, и раз уж ты по должности старше меня, то тебе и карты в руки. Тебе ли не знать, что в нашем обществе «случайных» людей в командовании быть не может. А раз так, то и твое место занято тобой не напрасно.
– Просто нервы, Герман, ни к черту, – потухшим голосом ответил Ковалев.
Это мне и нужно было. Тонкая игра, которую я вел с ним, приводила меня к большим дивидендам. Я понимал, что влачить на себе бремя ответственности за людские судьбы – задача не для всех. Что рано или поздно каждый член нашей маленькой группы осознает, что мы на этой планете умрем. Сгинем задолго до появления связи с «Магелланом», и уж тем более не дождемся его возвращения. Просто каждый придет к этой мысли в свое время. И осознание этой простой и в то же время страшной истины будет протекать у всех по-разному. Я знал, что внешняя уверенность Егора в своих силах – временное явление. Рано или поздно его разум осознает всю трагичность нашего положения, и ему понадобится плечо помощи. Дружеская жилетка, в которую он сможет поплакать, высказать невысказанное. Посоветоваться, в конце концов. И единственным человеком на всей планете, которому Ковалев мог бы довериться в этом, был я. А значит, нужно было лишь набраться терпения. Настанет время, и майор сам откроет все свои карты. И чужие. Спешить нам уже некуда. А отвергая этот его самый первый порыв искренности, я лишь укрепляю в нем уверенность в необходимости открыться именно мне. И если сейчас он будет жестко фильтровать информацию и выдавать ее дозированно, то после преодоления своего личного психологического Рубикона он выложит мне все и сразу.
– Ты умный мужик, Егор, – подбодрил я его. – Если есть информация, которую тебя просили скрыть от посторонних ушей, значит, это часть плана. Посмотрим, что расскажет нам Мария, когда очнется. Сопоставишь факты. Сделаешь выводы. И если тогда тебе не удастся выстроить четкий план действий, будем думать вместе.
– То есть ты не держишь на меня зла?
– Нет, конечно, – натянул я на себя максимально радушную улыбку. – Мы с тобой делаем одно дело, просто ситуация вносит свои коррективы. Помимо дела, нам еще и выживать придется. Так что, как говорится, – я от души хлопнул его по плечу – чем смогу, Егор, помогу!
Майор улыбнулся. К нему возвратилась его былая уверенность в том, что он контролирует происходящее.
– Пойдем, пообедаем? – пригласил он меня.
– Пилотов тоже зови.
Мы оба были рады тому, что напряжение между нами исчезло. Позвали пилотов обедать, и следующие два часа весело проводили время на импровизированной кухне, устроенной в транспортном отсеке. А спустя еще пять минут на связь вышла наша разведывательная группа:
– На нас напали! Повторяю, на нас напали! Находимся под обстрелом!
Глава 10. Первый контакт
Конечно, никакой паники среди нас не было. В конце концов, мы для того и укомплектованы десантниками из ОНР. О возможных столкновениях с аборигенами мы знали заранее, но, тем не менее, весть о таком первом контакте нас огорчила.
Десантники докладывали по рации, что они наткнулись на местных жителей, когда проводили разведку просеки в заданном Ковалевым квадрате. Вероятно, просека являлась своеобразным трактом между поселениями, и наши ребята наткнулись на караван или местный патруль. В бой десантники пока не вступали, ограничившись активацией защитного поля. Аборигены же применяли самое примитивное огнестрельное оружие. Но, тем не менее, в тактическом плане действовали земляне грамотно. Разведчиков окружили и, перекрыв все возможные пути отхода, начали сжимать кольцо, прижимая к самой кромке непролазного леса. Отрезанные от своих авиеток, наши ребята окопались в каком-то овраге и произвели несколько предупредительных выстрелов из плазменного оружия. Две поваленные вековые сосны красноречиво свидетельствовали о техническом превосходстве обороняющихся, и потому кольцо блокады сжиматься перестало. Но и уходить местные жители не спешили, периодически напоминая о своем присутствии редкими одиночными выстрелами.
Ковалев уточнил у разведчиков, насколько хватит их батарей. Те доложили, что силовое поле продержится не больше часа, а затем им придется прорываться с боем. Допускать кровопролития Ковалев не хотел, ссориться с местными племенами нам тоже было ни к чему. Немного поразмыслив, Ковалев решил выдвинуться на помощь ребятам прямо на «Ермаке». Во-первых, рассуждал наш лидер, увидев наш корабль, местные поймут всю бессмысленность прямого боевого столкновения, а во-вторых, возможно, удастся наладить контакт. Мне не нравилась идея поднимать в воздух шаттл, нужно было экономить горючее, но ребята улетели на разведку на обеих авиетках (явный просчет Ковалева), так что выбора у нас не было.
Мы вернули на челнок нашего геолога, который, к слову, был очень огорчен тем, что мы опять не дали ему добуриться сквозь ледник до почвы. Но приказ есть приказ и он, бубня себе под нос что-то невнятное, со свежими ледяными кернами наперевес все же вернулся на борт.
Пристегиваться силовыми полями не стали. Иллюминаторы мы, наконец, отмыли, и было интересно посмотреть на нашу планету при свете дня. К тому же лететь было недолго. Мы мягко поднялись в воздух, включили антиграв, а затем на малой тяге маневровых двигателей долетели до горячей точки. Просека под нами появилась внезапно. Глазу хватило пяти минут полета, чтобы привыкнуть к густо поросшей лесом и кустарником местности, и потому внезапно открывшееся пустое пространство просеки нас удивило. С высоты было видно, что эта длинная полоса земли явно рукотворна. Словно кто-то прочертил линейкой длинную прямую линию по бескрайнему зеленому полотну. Простиралась она с запада на восток настолько далеко, насколько было видно глазу. Леонид заметил:
– В двадцатом веке вот так прокладывали железную дорогу, прямо через тайгу. Использовали, в основном, ручной труд заключенных. Так что можете представить, в каких условиях трудились наши предки, двигая вперед прогресс.
На нашем веку железную дорогу уже не использовали. После изобретения антиграва, принципиально новой технологии перемещения предметов в пространстве, необходимость в дорогом и морально устаревшем способе передвижения по рельсам отпала. Ученые быстро обозначили спектр применения нового прибора, и в одночасье вся планетарная логистика стала на порядок дешевле. В следующие несколько лет экономические показатели планеты били все мыслимые и немыслимые рекорды. Устаревшую железнодорожную технику утилизировали за пару лет, попутно модернизируя подвижные составы антигравитационными платформами. Малая авиация также быстро уступила место бурно развивающимся авиеткам. Лишь дальняя авиация продолжала исправно функционировать еще с десяток лет, но затем конструкторы перенесли технологию и на эту отрасль. За каких-нибудь двадцать с небольшим лет планету было не узнать. Старые широкофюзеляжные самолеты утилизировали, равно как и огромные локомотивы. Большинство железнодорожных полотен разобрали, а остальное сгинуло естественным путем.
– Интересно, как же образовалась эта просека? – спросил я у геолога. Тот пожал плечами и указал пальцем в иллюминатор:
– Посмотрите, как ровно очерчена граница леса по обеим сторонам. Возможно, под тонким слоем почвы есть более позднее творение инженерной мысли – вакуумная труба или линии гидроакустической связи.
Еще с минуту мы продвигались на запад, а затем перед нами предстала картина боя. Местные обложили наших десантников с обеих сторон тракта. С востока, метрах в двухстах, находился обоз. Настоящий архаичный обоз – сани и две запряженные в них лошади. Вокруг толпились люди. Мы насчитали семь человек, в основном женщины и дети. На телеге нагромождение вещей: какие-то тюки, шубы, шкуры животных, пара ящиков военного образца и торчащий из всего этого хлама оружейный ствол. С такого расстояния не понять – то ли пулемет, то ли мелкокалиберная пушка. Дети копошились в санях, женщины суетились возле обоза.
Нас пока не замечали. Мы бесшумно заходили на посадку с востока и двигались по инерции, удерживая машину в воздухе одним лишь антигравом. Маневровые двигатели отключили загодя, чтобы не шокировать местных жителей ревом и языками пламени. Но, как только на обоз упала тень бесшумно подлетающего «Ермака», внизу все равно началось что-то невообразимое. Заметив нас, люди побросали все свои пожитки и начали разбегаться в стороны. Женщины хватали детей и прятались под санями. Некоторые мужики кинулись расчехлять свое орудие, а кто-то просто продирался сквозь сугробы к лесу, надеясь укрыться в его густоте. Дико ржущие кони, чувствуя всеобщее возбуждение, начали бить копытом, вставать на дыбы – вот-вот понесут с места.
Мы медленно проплыли над головами тыловиков и направились к передовому отряду туземцев. Там было еще три человека, они окопались в сорока метрах от наших ребят и лениво постреливали в их сторону. Вокруг десантников, прижатых к самой кромке леса, то и дело вспыхивало легкое голубоватое свечение – это силовое поле отрабатывало попадания пуль. Оружие у туземцев было до безобразия примитивное, наш компьютер даже марку определить не смог. Что-то среднее между автоматом и винтовкой. Мелкий калибр. Возможно, самопал. По сути, никому они вреда причинить своими пугачами не могли, разве что самим пораниться. Но тут до нападающих долетели крики от обоза, и они, лениво перевалившись с живота на бок, разглядели надвигающуюся с неба угрозу. Двое из них, быстро сообразив, что к чему, бросили свои винтовки и дали деру к остальным обозникам. Бежали, увязая в глубоком снегу, путаясь в длиннополых шубах, теряя шапки, рукавицы, толкая друг друга. Они падали, снова вставали, снова бежали. Третий же оказался не из робких. Ну или, наоборот, оторопел настолько, что ни до чего более умного не додумался, как лечь на спину, наставить на огромную железную махину свое бесполезное оружие и открыть огонь. Щелк, щелк, щелк – застрекотали по корпусу пульки. «Ермаку» даже силовое поле не нужно было включать. Для корпуса, выдерживающего попадание небольших астероидов, эти выстрелы, что горох о стену. Вскоре стало ясно, что храбрость тут ни при чем – нападающий пребывал в шоковом состоянии. Когда мы приземлились, патроны у него уже закончились, но бедняга, перепуганный насмерть, продолжал досылать по инерции невидимые патроны в патронник и нажимать на спусковой крючок. Еще через минуту он увидел, как мы, облаченные в скафандры, вышли из челнока. Бедный мужчина не мог даже пошевелиться, все смотрел на нас, лежа в сугробе, и стрелял, стрелял пустотой.
Двое боевиков, находившихся к западу от нас, и вовсе испарились. Они-то видели наше приземление со стороны, и нетрудно догадаться, какое впечатление произвела на них посадка «Ермака». Мы спокойно встретились с нашими разведчиками, погрузили в шаттл авиетки и, не теряя времени, поднялись на пару километров вверх.
– Может, нужно было побеседовать с местными? – спросил я, как только спасательная миссия была окончена, и мы скрылись за плотными снежными облаками.
– Ты их видел? – спросил в свою очередь Ковалев. Они перепугались до смерти. Нам их еще по всему лесу пришлось бы отлавливать, прежде чем удалось бы хоть парой фраз перекинуться. Нет, Герман, у нас есть четкий протокол, как именно выходить на связь с представителями иной цивилизации. Вот его и будем придерживаться.
– Так это же люди! – удивился я. – Не иная цивилизация.
– Ты видел, как эти люди улепетывали от нас? – иронично парировал Егор. – Очевидно, что эти твои «люди» впервые в жизни видят шаттл. Еще и мы хороши! Вылезли в своих скафандрах. Они в шкурки одеты да меховые шапки, а мы со светящимися головами и в тоненьких костюмчиках. Ну, имей же критичное отношение к ситуации, док!
Я был вынужден согласиться с майором. Столь откровенная демонстрация страха при нашем появлении говорила лишь о том, что наши предки вообще не имеют понятия о своем прошлом. Мне эти выводы крайне не понравились. Значит, все настолько плохо, что ни у кого на планете нет даже генетической памяти о себе, о своем прошлом, о славных днях, когда наша цивилизация была на пике. Они действительно смотрели на нас, как на пришельцев. Или на демонов – нам еще только предстояло выяснить, какие именно фольклорные ассоциации могли у них возникнуть на наш счет.
– Сергей, Чак, Филипп, – обратился к спасенным разведчикам Ковалев, – что-нибудь удалось выяснить?
Старшим группы был Сергей Козырев, он и выступил вперед, держа в руках кружку горячего белкового коктейля:
– За четыре часа патрулирования – ни единого следа цивилизации. Кругом леса и болота. В основном непроходимый бурелом. Передвигаться крайне трудно, приходилось постоянно подниматься над лесом. Мы вышли на просеку около полудня. Приземлились. Я и Чак осматриваться пошли. Чака я на запад оправил, а сам двинул на восток. Филя копать остался возле авиеток.
– Не копать, а бурить, – надулся Филипп, наш штатный терраформирователь, совсем молодой еще парнишка. – Мне интересно было, почему на просеке деревья не растут.
– Так-так, и почему же? – оживился доктор Боровский.
– А там почвы совсем нет… – развел руками Филипп. – Насыпь это из щебня и песка. А под ним бетонное сооружение – то ли плита, то ли еще что. Я снег разгреб, добурился до этой преграды и все, дальше никак. А вдоль насыпи какие-то ржавые металлические палки проложены. Я так и не разобрался, что это.
Мы с Ковалевым переглянулись:
– Железная дорога?
– А ты ничего не путаешь, парень? – уточнил геолог. – Там точно железные пути?
– Да чего там путать-то? Два ржавых каната параллельно друг другу идут. Кое-где повреждены, правда, но в целом под снегом неплохо сохранились.
– Так, а дальше?
– Ну а дальше мы заметили движение на востоке, – продолжил Сергей. – Я попытался приблизиться, но те, недолго думая, открыли по нам огонь.
– Настырные оказались, – поддакнул Чак, – прижали нас к лесу, а потом и вовсе каким-то образом окружили.
– Пришлось пару раз шарахнуть плазменными по соснам, – виновато добавил Сергей. – Это их немного остудило.
Все замолчали. Егор почесал переносицу и уточнил:
– А с вами пытались связаться? Что-то кричали?
– Нет, они вообще странно себя вели, – ответил Сергей. – Палить сразу начали. Прицельно били. Кучно.
– Логично они себя вели, – ответил я. – Если у них тут в ходу крутые нравы, логичнее сперва избавиться от угрозы, а уж после дознаваться, что к чему. Разные поселения могут просто соперничать друг с другом за ресурсы, а могут и воевать. В таких случаях вопросы задаются постфактум. Между собой они как общались? Речь вы слышали?
Десантники покачали головами.
– А ты докопался до чего-нибудь, кроме бетона? – иронично спросил Ковалев у Филиппа. Но тот тоже замотал головой, мол, не успел. Больше из разведки выжать было нечего, и Ковалев отпустил их обедать. Мы же с майором остались возле кабины пилотов. Геолог тоже остался с нами. Егор постучал по переборке, открылась дверь, и из кабины высунулась взъерошенная голова первого пилота.
– Сколько у нас еще топлива? – поинтересовался Ковалев.
– Если только атигравом пользоваться, без силовых полей, то можем зависать хоть неделю, он энергии мало потребляет. А если лететь куда, тяга нужна.
– Сколько, в километрах? – не вытерпел Ковалев.
– Не больше двух сотен, товарищ майор, – ответил Саша. – Пока просто висим над лесом. Я немного поднялся, чтобы этих, – он кивнул куда-то вниз, – не тревожить сильно.