Заговор мерлина Джонс Диана
Он, похоже, был изрядно шокирован.
— Нет, — ответил я.
Мы с папой собирались поужинать после лекции Максвелла Хайда. И теперь, когда я об этом подумал, я обнаружил, что изрядно голоден.
— Ну и на том спасибо! — сказал он, втолкнув меня в машину. — Серьезную работу, такую, как эта, необходимо делать натощак. Проходи в хвост, садись на откидное сиденье.
«Ну, чего еще было ждать!» — подумал я. Вдоль окон шли нормальные удобные кресла, а мое откидное сиденье оказалось какой-то жесткой скамейкой. Остальные расселись как белые люди и принялись пристегивать ремни, поэтому я нашел ремни, прилагавшиеся к моей скамейке, и тоже пристегнулся. Не успел я разобраться в пряжках, как поднял голову — и обнаружил, что надо мной нависает тот мужик, что разговаривал по мобильнику.
— Ты опоздал, — сказал он. — Начальство недовольно. Ты заставил принца ждать почти двадцать минут, а ЕКВ ждать не любит.
— Извините… — промямлил я.
Но он все распекал меня, нависая надо мной. Впрочем, долго его слушать мне не пришлось, потому что тут взревели моторы и все затряслось и загрохотало. Часть шума производили другие машины. В иллюминатор позади его рассерженной физиономии мне было видно, как они одна за другой взмывают в небо. Их было около шести. Я не мог понять, как они летают. У них не было ни крыльев, ни винтов.
Наконец раздался предупреждающий звонок. Мужик, который на меня орал, бросил на меня последний угрожающий взгляд, сел на свое место и пристегнулся. Все они были в какой-то форме, вроде солдатской, а у того, что на меня орал, на рукавах пестрели цветные полоски. Наверное, это офицер, решил я. Те, что сидели рядом со мной — всего четверо, — были одеты в грязно-белую замшу. «Летная форма, — вспомнил я. — Что бы это ни значило».
А потом мы тоже поднялись в воздух и полетели следом за остальными. Я наклонился к окну и посмотрел вниз, пытаясь понять, где мы. Я увидел Темзу, петляющую среди домов, и понял, что мы над Лондоном, но, как это бывает во сне, тут не было колеса обозрения, хотя я разглядел Тауэр и Тауэрский мост, а на месте собора Святого Павла был огромный белый собор с тремя квадратными башнями и шпилем. А потом мы накренились и повернули на юг, ив иллюминаторе появились туманные зеленые равнины. Вскоре мы очутились над морем.
В это время рев моторов сделался тише — а может, просто я к нему попривык, — и стало слышно, о чем говорят люди в замше. В основном они ворчали по поводу того, что пришлось встать в такую рань и как есть хочется уже сейчас, вперемежку с шуточками, которых я не понимал. Однако я понял, что того, который со мной разговаривал, зовут Дэйв, а здоровяка с иностранным акцентом — Арнольд. Двух остальных звали Чик и Пьер. На меня ни один из них внимания не обращал.
Дэйв был все еще зол. Он сердито сказал:
— Я понимаю его страсть к крикету, но, ради всех сил, почему непременно в Марселе?
Пьер, слегка шокированный, ответил:
— Потому что там играет команда Англии. ЕКВ — бэтсмен мирового уровня, разве ты забыл?
— Но ведь до вчерашнего вечера он не собирался участвовать в соревнованиях! — сказал Дэйв.
— А теперь передумал. Королевские привилегии, — сказал Арнольд с иностранным акцентом.
— Вот тебе наш Джефф как живой! — рассмеялся Чик.
— Знаю, — ответил Дэйв. — Это-то меня и тревожит. Что же будет, когда он станет королем?
— Да все будет нормально, главное, чтобы советники были хорошие, — успокоил его Чик. — Говорят, его августейший папочка был точно таким же, когда был наследным принцем.
«Совершенно бредовый сон! — подумал я. — Какой может быть крикет во Франции?»
Летели мы целую вечность. Солнце уже взошло и ярко светило в левый ряд иллюминаторов. Довольно скоро все солдаты в том конце салона поснимали куртки и принялись лениво, нехотя играть в какую-то карточную игру. Людям в замше, по всей видимости, снимать куртки не разрешалось. Они сидели и потели. В моем конце салона изрядно завоняло. Я предполагал, что им и курить на борту не разрешается, однако же ошибался. Солдаты все задымили, и Дэйв тоже. Вскоре к вони пота добавился густой сигаретный дым. А когда Арнольд запалил тонкую черную палочку, от которой несло сырыми дровами, стало еще хуже.
— Фу! — сказал Пьер. — Где ты раздобыл эту штуку?
— В ацтекской империи, — ответил Арнольд, невозмутимо выпуская клубы бурого дыма.
«К тому времени, как я очнусь от этого сна, у меня разовьется рак легких!» — подумал я. Сидеть на скамейке было жестко. Я ерзал, спина ныла. Где-то через час большинство людей заснули, но я заснуть не мог. Тогда я предполагал, что это оттого, что я и так уже сплю. Я знаю, это кажется глупым, но все было настолько странно, а я так привык видеть сны о том, как я попал в другой мир — они снились мне уже несколько месяцев, — что я искренне полагал, будто это один из таких снов. Я сидел и потел, а мы все летели и летели, но даже это не навело меня на мысль, что происходящее может быть реальностью. Во сне долгие путешествия и тому подобное обычно сокращаются, но об этом я не подумал. Я просто предполагал, что путешествие — тоже часть сна.
Наконец снова раздался предупреждающий звонок. Офицер достал из куртки мобильник и немного поговорил по нему. Потом он надел куртку и подошел к людям в замше. Они все потягивались, зевали, и вид у них был сонный.
— Месье, — сказал им офицер, — у вас будет двадцать минут. Все это время королевский флит будет кружить в воздухе под защитой личных магов принца, а потом опустится на крышу павильона. К тому времени вы должны обеспечить безопасность стадиона. Все ясно?
— Все ясно, — ответил Арнольд. — Спасибо, месье. Потом, когда офицер отошел к остальным солдатам, он выругался:
— Ч-чертовы силы!
— Придется поторопиться, а? — сказал Чик. — А с этим что делать? — спросил он, кивнув в мою сторону. — Он ведь не в форме!
Главным тут был Арнольд. Он медленно перевел взгляд на меня, как будто впервые заметил.
— На самом деле это не проблема, — сказал он. — Надо только, чтобы он держался вне круга, вот и все. Поставим его охранять границу.
И он обратился напрямую ко мне.
— Ты, mon gars[1], — сказал он, — будешь все время делать ровно то, что тебе скажут, а если хоть носком ступишь за обереги, я пущу твои кишки на подвязки. Понял?
Я кивнул. Я хотел ему сказать, что не имею ни малейшего понятия о том, что нам полагается делать, но счел это неразумным. Тем более что машина — флит, или как ее там, — снова взревела громче прежнего и рывками принялась опускаться, то зависая в воздухе, то проваливаясь вниз. Я сглотнул и откинулся на спинку своего сиденья, решив, что по прибытии на место все станет ясно. Во сне всегда так бывает. Я выглянул в окно и увидел зеленый овал большого стадиона, заполненные народом трибуны вокруг и синее-синее море где-то вдали. Едва я успел все это заметить, как мы уже с грохотом сели и все, кто был в салоне, вскочили на ноги.
Солдаты с топотом сбегали по лестнице и занимали посты вокруг крыши, на которую мы сели. У них были автоматы. Да, охрана тут серьезная… Мы сбежали по лестнице следом за ними и окунулись в жар, идущий от раскаленной солнцем крыши. Я тут же невольно пригнулся, потому что прямо у меня над головой с ревом прошел другой летательный аппарат, на миг накрыв нас густой голубой тенью. Мои спутники в это время склонились над приборчиком вроде компаса, который Дэйв достал из кармана.
— Север — там, у противоположного конца стадиона, — сказал Дэйв. — Почти напротив.
— Верно, — сказал Арнольд. — Ну, тогда пойдем самым коротким путем.
И он бегом повел нас вниз по лестнице, расположенной в углу крыши. Затем мы пробежали по какому-то дощатому настилу, идущему вдоль павильона, и снова помчались вниз по значительно более крутой лестнице, по обе стороны от которой сидели толпы хорошо одетых людей. Все они обернулись и глазели на нас. Я слышал, как кто-то произнес: «Ceux sont les sorciers», и еще раз, когда мы уже спустились к изящной белой калитке внизу лестницы и морщинистый дедуля отпер ее нам, он обернулся к кому-то и понимающе сказал: «Ah! Les sorciers!» Насколько я понимаю, это означало «Это волшебники».
Мы выбежали на огромное поле и помчались по зеленой-зеленой траве. Мимо мелькали ряды размытых лиц, и все как один пялились на нас. Это было точь-в-точь как в худших из моих снов. Я чувствовал себя крошечным, как мышка. Арнольд вел нас прямиком к противоположному краю овального стадиона. Я видел, что он нацелился пробежать прямо через прямоугольник еще более зеленой травы, посреди которого темнели воротца.
Надо сказать, что сам я не фанат крикета, но даже я знаю, что никогда, ни за что не следует наступать на священные воротца. Я подумал, не стоит ли вмешаться, и был очень рад, когда Пьер пропыхтел:
— Эй, Арнольд! Только не через воротца!
— Чего? Ах, да! — откликнулся Арнольд и свернул немного в сторону, так что мы пробежали мимо узкой полоски снятого дерна.
Пьер закатил глаза и вполголоса сказал Чику:
— Ну да, он ведь из Шлезвиг-Голынтинии. Чего от него ждать?
— Уйма варваров понаехала в империю! — шепотом пропыхтел Чик.
Мы достигли противоположного конца стадиона, где нам пришлось сделать еще один крюк, чтобы обогнуть «экран». За экраном была забранная решеткой арка, которая вела под трибуны. Солдаты открыли ее перед нами, и мы нырнули в прохладный полумрак, пахнущий бетоном. Тут и началась настоящая работа. Мы очутились в коридоре, который шел под трибунами вокруг всего стадиона, включая и тот павильон. Я это знаю, потому что мне пришлось три раза пробежать его весь.
Арнольд остановился на том месте, про которое Дэйв сказал, что это самая северная точка стадиона, сбросил с плеч сумку и достал оттуда пять больших сахарниц с дырочками, наполненных водой.
— Готовая благословленная вода, — сказал он, сунув одну из них мне в руку.
Потом они отодвинули меня назад, выстроились в шеренгу и забормотали что-то вроде молитвы. А после этого они помчались вперед, крикнув мне, чтоб я бежал следом и не спал на ходу. Они бежали по сводчатому бетонному коридору, на бегу поливая пол водой и то и дело отпихивая меня, чтобы я не заступал за мокрую линию на полу, пока Дэйв не сказал: «Восток». Тут они снова остановились, побормотали и побежали дальше, пока Дэйв не сказал: «Юг». Там они тоже остановились и побормотали. Потом мы рванули дальше, остановившись побормотать на западе, и снова вернулись к северу. Воды только-только хватило.
Я надеялся, что это все, но не тут-то было. Мы бросили пять опустевших сахарниц, и Арнольд достал пять предметов, которые выглядели как горящие свечки, но на самом деле оказались электрическими фонариками. Прикольные штуковины. Должно быть, в них были какие-то специальные батарейки, потому что, когда мы снова помчались на восток, свет фонариков вспыхивал и трепетал, как у настоящих свечей. Наши шаги отдавались гулким эхом в пустынном коридоре. На этот раз, когда Дэйв сказал: «Восток», Чик шваркнул свой фонарик-свечу об пол и остался стоять, бормоча себе под нос. Я едва не отстал, потому что загляделся на Чика: он достал нечто, что выглядело как поясной нож, и принялся растягивать его, как жвачку, так что нож превратился в меч. И Чик застыл на месте, держа меч перед собой острием вверх. Мне пришлось прибавить скорость, чтобы нагнать остальных, и настиг я их только тогда, когда Дэйв пропел: «Юг!» Там они оставили Пьера с его свечой. Мы понеслись дальше, а Пьер тоже принялся вытягивать из своего ножа меч.
На западе пришла очередь Дэйва превращать нож в меч и бормотать себе под нос. А мы с Арнольдом вдвоем помчались к северу. По счастью, Арнольд был такой здоровый, что не мог бегать как следует, и потому я кое-как поспевал за ним. К тому времени я уже совсем выдохся. Когда мы снова вернулись к Арнольдовой сумке, он отшвырнул свою свечу и заметил:
— Я держу север, потому что я самый сильный. На севере — самая опасная стража.
А потом, вместо того чтобы превратить свой нож в меч, он отобрал у меня фонарик-свечу и вручил мне гигантскую солонку с дырочками.
Я тупо уставился на нее.
— Сделай еще один круг с этим, — распорядился Арнольд. — И смотри, чтобы черта была непрерывной, и ни в коем случае не заступай внутрь ее.
«Да, это один из таких снов!» — подумал я. Я вздохнул, взял соль и побрел в противоположную сторону — просто для разнообразия.
— Нет, нет! — взвыл Арнольд. — Куда ты, идиот? Нельзя противосолонь! Deosil![2] И пошевеливайся! Ты должен завершить круг до того, как принц приземлится.
— Это что, я должен в третий раз пробежать милю за четыре минуты? — осведомился я.
— Типа того, — кивнул Арнольд. — Ну, живо!
И я побежал дальше, тряся солонкой и спотыкаясь, оттого что все время приходилось смотреть под ноги, чтобы не наступить на эту чертову линию, мимо Чика, который стоял с мечом, как статуя, мимо солдат, расставленных через каждые пятьдесят футов, — я был слишком поглощен своим занятием, чтобы обращать на них внимание, — мимо Пьера, тоже застывшего На манер истукана. Когда я поравнялся с Пьером, откуда-то снаружи донеслись рев летательного аппарата и приветственные вопли. Пьер бросил в мою сторону гневный, нетерпеливый взгляд. Очевидно, этот их принц уже практически приземлился. Я рванул дальше быстрее прежнего, яростно тряся солонкой, — теперь я уже более или менее приноровился. Но все равно мне показалось, что миновала целая вечность, прежде чем я добрался до Дэйва, и еще одна вечность, прежде чем я снова вернулся к Арнольду. К тому времени приветственные крики снаружи уже гремели как гром.
— Едва успел! — сказал Арнольд. Он к тому времени тоже был с мечом и стоял как статуя, с отсутствующим видом. — Замкни соляную черту у меня за спиной, потом положи солонку обратно в сумку и отправляйся в дозор.
— Э-э… — промямлил я. — Боюсь, я не в курсе…
— Да чему тебя вообще учили в этой вашей академии? — взревел Арнольд. — Я подам жалобу!
Потом он вроде как взял себя в руки и принялся объяснять — таким тоном, как вы объясняли бы полному идиоту, что при пожаре нужно позвонить «01»:
— Выбери себе подходящую позицию, войди в легкий транс, выйди в иное место, возьми свое тотемное животное и отправляйся вместе с ним в дозор. Если заметишь что-нибудь необычное — что угодно, понял? — придешь и сообщишь мне. Приступай!
— Понял, — сказал я. — Спасибо.
Я бросил солонку в сумку и побрел прочь. «Ну и что теперь?» — думал я. Для меня было совершенно очевидно, что действия, которые мы совершали в такой спешке, предназначались для того, чтобы обвести французский крикетный стадион кольцом магической защиты. Но эта магия показалась мне довольно скучной, безликой и бездушной. Я не понимал, как это все может работать, однако, по всей видимости, здесь это всех устраивало — и принца, и остальных. Самое обидное заключалось в том, что мне-то как раз до смерти хотелось учиться магии. Я отчасти затем так и старался проникнуть в иные миры, чтобы воплотить свою мечту, чтобы стать настоящим волшебником, постичь магию и научиться использовать ее. А в этом сне магия казалась сплошной скукой. Да еще и бесполезной, по всей вероятности.
«Домечтался!» — думал я, бредя по коридору под трибунами. Поскольку я понятия не имел, как сделать то, что поручил мне Арнольд, единственное, что я мог, — это держаться так, чтобы не попадаться на глаза ни ему, ни Чику, который стоял за поворотом, на востоке. Я миновал первого из солдат, стоявших на страже, и, как только он скрылся за поворотом, просто сел на пол, прислонившись спиной к бетонной стенке.
Место было довольно унылое, наполненное зловещим, скрипящим на зубах эхом и зловещим, скрипящим на зубах запахом бетона. Кроме того, периодически здесь мочились — это тоже радости не добавляло. Было сыро. Я весь вспотел после этой пробежки, и меня тут же затрясло от холода. Но, по крайней мере, тут было сравнительно светло. Под потолком висели оранжевые трубчатые лампы, а в бетонной стене были отверстия. Отверстия находились под самым потолком и были заделаны решетками, однако они все же впускали внутрь косые лучи яркого утреннего солнца, которые рассекали скрипящий на зубах воздух на ровные белые ломти.
«И посмотреть-то тут не на что, кроме как на соляную черту», — подумал я. Ну что ж, мне хоть лучше, чем Арнольду и прочим. Не приходится стоять и пялиться на меч. И я только теперь задумался о том, сколько ж нам тут торчать. Все время, что принц будет играть в матче? Да ведь крикетные матчи могут тянуться целыми днями! «И что самое обидное в этом сне, — подумал я, когда где-то над головой послышались аплодисменты, — что самого этого принца, из-за которого столько шума, я и в глаза не видел!»
Глава 2
Наверное, я все-таки уснул. В конце концов, это логично. Я отправился в путь перед ужином, прибыл на место на рассвете и совершил долгий перелет на юг Франции, а потом еще три раза обежал вокруг стадиона.
Но это совсем не было похоже на сон. Мне казалось, будто я встал, при этом оставшись сидеть на месте, и пошел вперед по заманчивой синеватой тенистой тропке, которую только что заметил. Тропка вела вверх и как бы в сторону от бетонного коридора, прочь от вони и сырости, в прохладный шелестящий лес. Я испытал такое облегчение, что даже об усталости забыл. Я потягивался и принюхивался к прохладным лесным запахам — пахло сосной; резким клейким ароматом тянуло от высоких, с меня ростом, папоротников; пахло корой, листвой и какими-то кустарниками — почти как благовонием, — и я шел все дальше и дальше, забираясь в глубь чащи, вверх по склону холма.
В душистых кустах передо мной что-то зашуршало. Потом заколыхались папоротники.
Я остановился. Я застыл совершенно неподвижно. Я чувствовал, как колотится у меня сердце. Что-то явно двигалось в мою сторону. И все же, когда оно появилось, я не был к этому готов.
Папоротники раздвинулись, оттуда выскользнула гладкая черная голова и уставилась на меня огромными желтыми глазами. На миг — один-единственный миг — я очутился нос к носу с громадной черной пантерой.
А потом я очутился на дереве — на самом высоком дереве, которое оказалось поблизости.
Все, что было между этими двумя мгновениями, осталось пятном слепого ужаса. Если подумать — если хорошенько подумать, — зверь вроде бы сказал мне: «А, привет!» — на своем, пантерьем языке, без слов. И я почти наверняка заорал. Еще я помню — смутно, — что с невероятной скоростью огляделся вокруг, выбрал самое подходящее дерево и стремительно вскарабкался на него, повизгивая на каждом выдохе. Я даже помню, как взвыл: «Уй-я!», когда сорвал ноготь о кору.
А потом все прекратилось, и я обнаружил, что сижу верхом на ветке и весь трясусь, а пантера лезет следом за мной.
— Вот черт! — сказал я. — Совсем забыл, что пантеры умеют лазить по деревьям.
«Естественно, умеем, — откликнулась пантера. Она удобно устроилась на ветке напротив меня, свесив огромную лапу и помахивая хвостом. — А что мы тут делаем? — осведомилась она. — Охотимся?»
Зверь, несомненно, обращался ко мне. «Нет, — подумал я, — все-таки это сон». Поэтому я сдался и ответил:
— Нет. Мне полагается стоять на страже, на случай, если что-нибудь сверхъестественное вздумает напасть на принца.
Зверь зевнул. Выглядело это так, как будто голова у него разломилась пополам и открылась ярко-розовая пасть, окаймленная длинными острыми клыками. «Скукотища, — сказала пантера. — А я-то думаю — вдруг ты решишь поохотиться?»
— Ну давай, только попозже, — согласился я. У меня все еще руки тряслись от ужаса.
— Вообще-то я согласен, стоять на страже ужасно скучно, — сказал я, надеясь, что зверюга уйдет. — Возможно, мне придется пробыть тут несколько часов.
«Ну, ладно», — ответила пантера. Она свесила с ветки остальные три громадные лапы, положила на ветку черный подбородок и уснула.
В течение некоторого времени я не решался отвести взгляд, боясь, что зверь тут же вцепится мне в глотку, и еще в течение некоторого времени я не осмеливался шелохнуться, боясь, что пантера проснется и опять же вцепится мне в глотку. Но наконец я свыкся с тем фактом, что сижу на дереве рядом с огромной черной спящей пантерой, и принялся озираться по сторонам. Медленно и осторожно. Арнольд сказал: «Возьми свое тотемное животное», и, по всей видимости, эта пантера как раз и была моим тотемным животным, но мне в это как-то не верилось. Насколько мне было известно, тотемные животные — это порождение разума волшебника-шамана, а значит, они на самом деле не настоящие. Но эта пантера на вид была такая же настоящая, как и я сам. В любом случае, рисковать я не собирался. Я сидел и очень медленно поворачивал голову из стороны в сторону.
Я смотрел поверх макушек деревьев, но среди них ничего особенного не наблюдалось — лес как лес. А вот чуть поодаль, наклоненное относительно леса, было нечто… нечто вроде светящейся схемы. Ближняя часть схемы напоминала расплывчатую карту города, за ней что-то сверкало и искрилось — очевидно, море. А ближе всего ко мне, на краю нагромождения линий и пятен, которые изображали город, виднелся изумительный бирюзовый овал. Он был как подсвеченный драгоценный камень, и на его концах виднелись два пятнышка более белого света, и еще два таких же пятнышка — в середине каждой стороны.
— Ух ты! — сказал я вслух — машинально. — Так значит, их магия работает! Пятнышки — это, наверное, они: Арнольд, Дэйв и их товарищи!
Пантера шевельнулась и тихонько рыкнула. Уж не знаю, что означал этот звук — угрозу, или согласие, или она просто всхрапнула, — однако же я на всякий случай заткнулся. И продолжал глазеть молча. Цветная схема меня завораживала. Внутри бирюзового овала стадиона перемещались маленькие яркие искорки, а одна, поярче, парила неподвижно почти в самом центре. Интересно, это и есть принц? Хотя, может быть, и один из судей. Через некоторое время я разглядел на море движущиеся мазки света — вероятно, корабли. Еще один или два двигались быстрее и по прямой — я предположил, что это летательные аппараты, потому что некоторые из них перемещались над городом. Все они были окрашены в красивейшие цвета. Ни один из них мне опасным не показался. Но, с другой стороны, я ведь не знал, что именно может угрожать принцу, и не определил бы опасность, даже если бы она свалилась мне на голову.
Как бы то ни было, я застрял тут, на дереве, и мне отсюда не слезть, пока пантера не соизволит уйти. Так что я сидел, глазел, слушал шелест листвы и чириканье лесных птах, и было мне так спокойно, как только может быть спокойно человеку, застрявшему на дереве в ярде от смертельно опасной черной пантеры.
И тут вдруг пантера пробудилась.
Я съежился — но зверь смотрел не на меня.
«Кто-то идет», — заметил он, вскинув голову и подобрав все четыре лапы на ветку. И черным смоляным водопадом беззвучно соскользнул вниз по стволу.
У меня аж лоб вспотел от облегчения. Я прислушался, но ни фига не услышал. Поэтому я принялся довольно осторожно спускаться с ветки на ветку, пока не завидел пантеру, вытянувшуюся прямо подо мной, на одном из нижних сучьев. Еще ниже виднелась голая, устеленная сосновыми иглами земля, а дальше — кусты. И по сосновым иглам шел другой зверь — еще одна огромная кошка, только эта была пятнистая, с длинными ногами и маленькой головкой. Зверь целиком состоял из литых мышц, и казалось, будто он идет на цыпочках. Его мерзкий пятнистый хвост дергался из стороны в сторону. Хвост пантеры тоже дергался, только как-то поизящнее. Кошка подняла голову и посмотрела мимо пантеры прямо на меня. Глаза у нее были большие, зеленые и неприятно всепонимающие. Подойдя к дереву вплотную, кошка просто уселась и продолжала смотреть вверх, мерзко ухмыляясь.
А потом из кустов следом за ней вышел человек.
«Охотник», — подумал я. Потому что он так двигался: непринужденно и в то же время напряженно, подавшись вперед, каждую минуту готовый встретить опасность, — и еще из-за того, что его узкое лицо было очень загорелым. Однако я невольно обратил внимание на то, что он одет в точно такой же замшевый костюм, как у Арнольда и его приятелей, только его костюм такой старый, замызганный и мешковатый, что замшу не сразу узнаешь. «Охотники тоже одеваются в кожу…» — подумал я. Но в глубине души я сомневался.
Человек подошел к мерзкой пятнистой кошке и положил руку ей на голову, между круглых ушей с кисточкой. А потом медленно повел взглядом вдоль ствола, пока не увидел меня.
— Ник Мэллори? — негромко спросил он.
Я хотел возразить. Хотел сказать, что на самом деле меня зовут Никотодес Корифоид — это ведь правда. Однако же я сам выбрал быть Ником Мэллори, когда мы с папой усыновили друг друга.
— Да, — ответил я.
Мне хотелось, чтобы это звучало сдержанно и по-взрослому, однако получилось по-мальчишески: пискляво и вызывающе.
— Тогда спускайся сюда, — сказал человек.
И не успел он это произнести, как я — опа! — в самом деле очутился на земле, на сосновых иголках под деревом, всего в паре футов от него и его кошки. С такого близкого расстояния мне стало видно, что «охотник» использует магию, и к тому же одну из самых сильных, с какой я когда-либо сталкивался. Магия буквально искрилась в воздухе вокруг него, и чувствовалось, что он полон неведомых умений, мощного искусства и глубоких-преглубоких знаний. Он умел перенести меня с дерева на землю одним лишь словом. И, кстати, пантеру он перенес вместе со мной — я только сейчас заметил. Бедная зверюга пыталась спрятаться: она припала брюхом к иголкам и жалась к моим ногам, как будто я мог ей помочь. Похоже, она ужасно испугалась этой пятнистой кошки. А кошка смотрела на нее с презрением.
— Не так-то просто было тебя выследить, — сказал человек. — Что ты тут делаешь?
— Мне велено стеречь границы от всего, что может оказаться опасным для принца, — ответил я. Горло у меня сдавило от страха. Пришлось прокашляться, прежде чем я сумел выдавить: — А вы для него опасны, да?
Он пожал плечами и огляделся, словно пытался понять, где находится. Меня удивило то, что, хотя вокруг был лес, я по-прежнему видел и светящийся бирюзовый овал стадиона, и мерцающее море за ним. Как будто море и стадион были на одной частоте, а лес — на другой. Однако главное, что бросилось мне в глаза, — профиль этого человека был похож на зигзаг молнии. Никогда не видел ничего более опасного — разве что эта пятнистая кошка. Я держался тише воды ниже травы.
— А-а, империя Плантагенетов! — сказал человек. — Нет, для этого принца я не опасен. Нет смысла ему угрожать.
Он все равно потеряет французскую часть своей империи, как только взойдет на трон, и большую часть германских владений тоже, а еще через пару лет он умрет. Нет, мне был нужен ты. Мне предложили награду за то, чтобы тебя ликвидировать.
Коленки у меня сделались ватные. Я попытался сказать, что я-то уж точно ни для кого не опасен. Я же сказал, что не хочу быть императором! Понимаете, мой отец был император Корифонской империи — это за много миров отсюда. Но я не хотел ничего плохого — всего лишь стать магидом и бродить по иным мирам. Я открыл было рот, чтобы сказать это тому человеку, но мой язык вроде как присох к углу рта, и все, что я сумел выдавить, — это какое-то изумленное кряхтение.
— Да, — сказал человек, не сводя с меня жуткого, пронзительного взгляда. Глаза у него были светло-карие, почти желтые. — Да, меня это тоже удивляет теперь, когда я тебя вижу. Возможно, все дело в том, что ты можешь сделать в будущем. На данный момент ты мне кажешься абсолютно бестолковым, но, по-видимому, ты обладаешь достаточно мощным потенциалом, иначе бы эта пантера с тобой не сдружилась.
«Сдружилась! — подумал я. — Кто это сдружился?» Меня охватило такое негодование, что мой присохший язык сам собой отклеился и мне удалось просипеть:
— Я… он же не настоящий. Это мое тотемное животное.
Человек, похоже, удивился.
— Твое — что? С чего ты взял?
— Мне велели погрузиться в легкий транс, выйти в иное место и отыскать свое тотемное животное, — ответил я. — Это единственное объяснение.
Человек раздраженно вздохнул.
— Что за чушь! Эти маги Плантагенетов меня просто бесят. Вся их магия — этакая полуправда, на уровне школьного правила буравчика! Не верь ни слову из того, что они тебе говорят, пока не получишь подтверждения из независимого источника. Магия обширна, обильна и разнообразна. Если ты действительно думаешь, будто это животное — нечто вроде плода фантазии, коснись ее. Положи руку ей на голову.
Если этот человек велит вам что-то сделать — вы делаете. Я не успел даже испугаться, как обнаружил, что наклоняюсь и кладу руку на пантеру, на ее широкую макушку между прижатыми ушами. Пантере не понравилось. Она передернулась всем телом, но стерпела мое прикосновение. Башка у пантеры была теплая и выпуклая, а черная шерсть не была мягкой, как у кошки, — она была жесткая, и каждый волосок кололся. Пантера была такая же настоящая, как и я сам. Кажется, никогда еще я не чувствовал себя таким идиотом. Человек смотрел на меня с неподдельным презрением. И вдобавок ко всему, хоть я и говорил о пантере «она», на самом деле я даже не заметил, что эта пантера — самка, потому что мне было все равно.
«Но, быть может, — подумал я, выпрямляясь, — я и сам здесь не очень-то настоящий. Ведь тело-то мое должно сейчас лежать в трансе на стадионе». А потом я подумал: «Я все время делаю то, что велит мне этот человек. Вот прикажет он сейчас: "Давай умри! " — я и умру, где бы я на самом деле ни находился».
— Значит, оно… она — не тотем, — сказал я.
— Этого я не говорил, — возразил человек. — Она не пришла бы к тебе, не будь она твоим тотемом. Я просто имел в виду, что она — существо из плоти и крови, так же как и Слетч.
Он протянул руку и потрепал пятнистую кошку по голове. Рука у него была худая, сплошные жилы — жесткая, угловатая рука, мне всегда самому хотелось иметь такие руки, мощные и властные. Кошка взглянула на меня из-под его руки саркастически. «Видал?» — казалось, спрашивала она.
Я понимал, что еще несколько секунд — и он прикажет мне умереть, и потому принялся делать все, чтобы протянуть время.
— А этот лес? — спросил я. — Этот лес — настоящий? Человек раздражительно вскинул узкие черные брови.
— Все пути и места за пределами миров существуют на самом деле, — сказал он.
— И даже… — Я осторожно указал в сторону бирюзового овала, стараясь не делать резких движений, чтобы пятнистая кошка на меня не бросилась. — Даже при том, что отсюда видно вот это? Не может и то и другое быть реальным.
— Почему нет? — резко осведомился он. — Какие у тебя все-таки ограниченные представления о том, что реально, а что нет! Ты предпочел бы оказаться в другом месте, которое ты воспринимаешь как реальное?
— Н-не знаю… — начал я.
И тут же прикусил язык: мы внезапно очутились в бетонном коридоре под трибунами стадиона, и откуда-то сверху доносился слабый шум аплодисментов. Я стоял напротив этого человека и его кошки-убийцы точно так же, как это было в лесу, но черной пантеры рядом не было. «То-то она, должно быть, обрадовалась!» — подумал я и мельком огляделся в поисках своего тела: я был уверен, что оно сидит в трансе, прислонившись к стене.
Тела не было. Я видел то место, где оно находилось, — мои каблуки оставили царапины на полу. Но я здесь был в единственном числе. Времени, похоже, прошло довольно много. Солнечные лучи, проникавшие сквозь решетки, светили в другом направлении и сделались более золотистыми. Аплодисменты, доносившиеся сверху, стали слабее, как будто зрители устали к концу долгого дня.
«Это только сон! — в панике сказал я себе. — Не мог же кто-то взять и удрать с моим телом! Или мог?»
— Ты и в лесу тоже находился в своем теле, — сказал мне человек таким тоном, словно ему противно возиться с тупицей вроде меня.
Здесь, в коридоре, он казался еще более могущественным. Он был ненамного выше меня и гораздо более худой, но здесь, в коридоре, он казался живой атомной бомбой, которая в любой момент может рвануть и разнести все на много миль вокруг. А кошка его — настоящий «Энерджайзер». Она пялилась на меня снизу вверх и обдавала презрением. Ее глаза в оранжевом свете казались глубокими и оранжевыми.
— Если уж вы собираетесь меня убить, — сказал я, — объясните хотя бы, кто вы такой и кто вас нанял. И почему. По-моему, вы обязаны это сделать.
— Ничем я тебе не обязан, — сказал человек. — Мне просто было интересно знать, почему некто счел, что тебя стоит ликвидировать, только и всего. И я думаю, что ты этого не стоишь. Слишком ты невежествен, чтобы представлять для кого-то опасность. Я им так и скажу, когда буду отказываться от поручения. Это должно заставить их потерять к тебе интерес, но если они пришлют за тобой кого-то еще, приходи лучше ко мне. Я научу тебя тому, чего будет достаточно, чтобы защититься. О плате договоримся, когда придешь.
Он вроде как переместил свой вес в другом направлении. Я решил, что он собирается уходить, и уже было сделался сам не свой от счастья… Но пятнистая кошка была недовольна. Ее хвост сердито мел по земле — я от души надеялся, что этот человек способен контролировать свою зверюгу. Она была здоровенная. Ее голова доходила мне почти до груди, а мускулы на плечах ворочались под кожей, точно камни. Я видел, что тварь только и мечтает вцепиться мне в глотку.
И тут этот человек снова переместил свой вес в мою сторону. Я пришел в такой ужас, что мне казалось, будто я вот-вот растаю. Глаза у него были такие желтые и острые!
— Еще один вопрос, — сказал он. — Что ты делаешь здесь, в этом мире, который не имеет к тебе никакого отношения, и зачем ты притворяешься магом?
— Не знаю… — выдавил я. — Это же ведь сон на самом деле…
Он вскинул бровь. Он и так-то все время относился ко мне с пренебрежением — а теперь он презирал меня по-настоящему.
— Правда? — спросил он и пожал обтянутыми кожей плечами. — Меня всегда изумляет, насколько все-таки люди способны обманывать самих себя. Если хочешь дожить до двадцати лет, советую тебе приучиться постоянно видеть истину. Это я говорю тебе бесплатно.
А потом он повернулся и пошел прочь. С таким видом, как будто больше не может на меня смотреть. Кошка поднялась на оплетенные мускулами лапы и зашагала следом за ним, хамовато помахивая хвостом.
— Погодите минутку! — крикнул я ему вслед. — Ради всего святого, кто вы-то такой?
Я даже не рассчитывал, что он остановится, но он остановился и оглянулся на меня через плечо, снова продемонстрировав свой молниеобразный профиль.
— Ну, если уж на то пошло, — сказал он, — я повсюду известен как Романов. Спроси обо мне своих мелких магов, если хочешь.
А потом отвернулся и пошел дальше, а кошка — за ним. Они миновали изгиб коридора и скрылись из виду. Несмотря на ужас, который наводил на меня Романов, я едва не рассмеялся. Они с его кошкой оба шагали совершенно одинаково!
Я понадеялся, что они наткнутся на солдата, который стоит там на страже, но в глубине души знал, что не наткнутся. И к тому же плохо пришлось бы солдату, а не им.
Часть 3
РОДДИ
Глава 1
Видимо, у дедушки все получилось. Хотя после этого инцидента отношения между Англией и Шотландией сделались весьма прохладными — они и до сих пор остаются такими, — однако войска от границ отвели и о шотландском короле больше никто особо не говорил, даже о бедном старом мерлине забыли. Вместо этого двор и пресса принялись беспокоиться о новой встрече королей, которая вскоре должна была состояться на границе Уэльса. «Логрия и Пендрагон: встретятся ли они в мире?» — такие вот разговоры. А пока что все снова принялись злиться из-за фламандских торговых пошлин — ну, как обычно.
Папу, похоже, больше никто ни в чем не подозревал. Дедушка пробыл при дворе ровно до тех пор, пока король не нашел времени по-дружески побеседовать с папой, а потом уехал — сказал, что ему книгу надо заканчивать. И новый мерлин тоже уехал. В обязанности мерлина входит при вступлении на пост объехать все места силы в стране и еще несколько мест силы в Уэльсе и настроиться на них. Думаю, он надеялся, что дедушка отправится с ним и будет давать советы. Когда дедушка уезжал, мерлин выглядел грустным. Это был один из тех людей, которые добиваются того, чего хотят, напуская на себя грустный вид. Но на дедушку это никогда не действует, так что мерлин остался один. Он грустно сел в коричневую машинку, которую помог ему приобрести дедушка, и укатил прочь.
Жизнь вошла в нормальную колею. Это значит, что большую часть времени мы проводили, трясясь в автобусах, а придворные перешептывались о том, куда мы едем теперь, — хотя это становится известно только за несколько часов до прибытия на место. Король предпочитает, чтобы его двор и страна не расслаблялись.
Необычной была только исключительно хорошая погода. Когда я спросила об этом у папы, он сказал, что король просил поддерживать хорошую погоду до встречи королей на границах Уэльса. Так что мы, по крайней мере, не мерзли.
Ко всеобщему удивлению, мы на целых три дня остановились в Лидсе. Думаю, король пожелал осмотреть тамошние заводы. После обычного судорожного приветствия городского совета мы чудесно провели время. Мы жили в настоящих домах! Мама вытянула из Сибиллы немного денег и повела нас с Грундо по магазинам. Нам купили новую одежду. Вот были денечки! По утрам у нас были нормальные человеческие уроки — мы занимались за партами, в классе! — а после обеда мы могли свободно шастать по городу. Мне нравились даже уроки верховой езды — обычно-то я от них не в восторге, но тут мы катались на вересковых пустошах, на жарком солнышке, посреди аккуратно восстановленных зеленых лужаек на месте выработанных шахт и карьеров.
— Вырасту — стану мэром Лидса! — объявил Грундо однажды утром, когда мы ехали рядом под ясным небом. — Буду жить в доме с настоящей ванной!
Он сказал это с такой страстью, что на слове «ванная» его голос буквально загремел. Мы оба просто ненавидим купальные палатки. Конечно, там все довольно толково устроено и обычно есть горячая вода из бойлерной цистерны и чистые полотенца из прачечного фургона. Но вылезаешь из этой брезентовой ванны — и становишься на холодную траву, и к тому же в палатке вечно откуда-нибудь да дует.
Все очень горевали, когда пришлось уезжать. Но вот весь двор снова потащился в дорогу. Кортеж растягивается на мили. Король на своей официальной машине часто опережает нас на полдня, и вместе с ним едет охрана, его волшебники и советники. Следом тянутся разнообразные машины придворных: от огромного прямоугольного лимузина герцога Девонширского до навороченной голубой гоночной модели, на которой едет сэр Джеймс, — кстати, он снова появился, когда мы уезжали из Лидса. Следом за машинами поспешает автобус прессы, стараясь не отстать от событий, за прессой тащится целая вереница разнообразных административных автобусов (в одном из них едет мама, такая занятая, что ей даже в окно смотреть некогда), а за автобусами — многочисленные фургоны. В одних фургонах кипятят воду или варят еду, чтобы, когда остановимся, все было готово, а в других везут шатры, солдат и все такое прочее. Следом за фургонами ползут автобусы для всякой шушеры. Мы всегда едем последними.
Часто уходит целый день на то, чтобы проехать какие-то двадцать миль. Парламент все время предлагает построить новые хорошие дороги, чтобы королю — да и другим людям — было удобнее путешествовать, но король против, так что дорог не строят. Во всей стране только два королевских тракта: один — от Лондона до Йорка, а другой — от Лондона до Винчестера. Так что большую часть времени мы петляем по извилистым проселкам или протискиваемся между зелеными изгородями, чьи ветки хлещут по автобусу с обеих сторон.
Так прошло два дня после того, как мы уехали из Лидса. Дороги, казалось, делались все уже, а на второй день сельская местность за окнами автобуса начала становиться все зеленее и зеленее, и вот мы уже пробирались среди холмов какого-то невероятного, густо-изумрудного цвета. К вечеру мы катили по узким проселочным дорогам, раздвигая белопенные заросли болиголова. Наш автобус застрял в том месте, где дорога вброд пересекала небольшую речушку, и мы прибыли на место гораздо позже остальных. Там был замок на холме. Замок принадлежал сэру Джеймсу, и король остановился в нем. Хотя замок выглядел довольно большим, нам сказали, что большая часть комнат — парадные и места хватит только для короля и самых приближенных особ. А всем остальным пришлось расположиться в лугах сразу за садами. К тому времени, как мы наконец доехали, лагерь выглядел так, будто стоял тут уже несколько дней. В канцелярских шатрах мама и ее коллеги деловито стучали по клавишам своих ноутбуков, спеша воспользоваться дневным светом, папа был в шатре волшебников, где им давали задания на ближайшее время. А учителя разыскивали нас, чтобы пройти с нами сегодняшние уроки.
— Надо будет заглянуть в этот замок, — сказал мне Грун-до, пока нас вели в школьный автобус.
— Давай попробуем после уроков, — сказала я.
Но во время уроков выяснилось, что сегодня вечером король отправляет один из обязательных ритуалов и все дети, у кого есть магические способности, должны там присутствовать. А это значит — мы с Грундо, Алиша, внуки покойного мерлина и еще шестеро.
— Вот зараза! — сказала я. Я была всерьез расстроена.
Но за ужином кто-то сказал, что мы проведем здесь, в замке Бельмонт, несколько дней. Королю тут понравилось, а отсюда достаточно близко до границы с Уэльсом, чтобы выехать на встречу с валлийским королем, которая должна была состояться через неделю.
Я сказала, что это отрадная новость. Грундо мрачно заметил:
— Ну да, может быть. Вот чем плохо опаздывать: никто тебе ничего не рассказывает.
Про то, какие обязанности нам придется выполнять на обряде, нам тоже никто ничего не рассказал — мы знали только, что обряд начнется на закате, во Внутреннем саду, хотя где это, никто не знал. Мы переоделись в парадные костюмы и пошли следом за остальными в надежде, что уже на месте кто-нибудь объяснит нам, что надо делать. Мы плелись за толпой волшебников в длинных одеяниях и людей в придворных нарядах мимо цветочных клумб и длинной живой изгороди из тиса, а потом по тропинке через лужайку к высокой обветшалой каменной стене, с которой свешивались перистые листья ползучих растений.
— Мне это наверняка не понравится до ужаса, вот увидишь! — сказал Грундо.
Ритуалы ему не по нутру. Думаю, это оттого, что его магические способности выворочены наизнанку. На всяких церемониях у него регулярно кружится голова, и пару раз его ужасно стошнило в самых священных местах силы.
— Ты, главное, не забывай сглатывать! — предупредила я Грундо, когда мы вступили под старую каменную арку ворот.
Внутри все оказалось новым, свежим и совсем другим. За старыми стенами был сад — сад в саду, — замкнутый в отдельной небольшой долинке, и такой же древний и зеленый, как окрестные холмы. Повсюду, куда ни глянь, виднелась старинная каменная кладка — то истертые плиты дорожки, над которыми нависали цветущие кустарники, то одинокие арки рядом с царственными старыми деревьями. Тут были лужайки, казавшиеся еще зеленее, чем лужайки за стеной. И главное, повсюду журчала вода. Странная вода с удивительно свежим запахом, которая бежала по старым, выложенным камнем желобам и с шумом хлестала из каменных отверстий в странные, какие-то кривобокие водоемы или спадала по уступам куда-то за древние стены.
— Как тут здорово! — сказала я.
— Пожалуй, я с тобой согласен, — сказал Грундо. Голос у него был изрядно удивленный.
— Подумать только, у такого человека, как сэр Джеймс, — и такой сад! — сказала я.
Сказать, насколько велик этот Внутренний сад, было непросто. Сюда явилась такая огромная толпа разодетого народа — а между тем всех этих людей было почти не заметно. Сад как будто поглотил их, они исчезли среди ручьев и лужаек, растаяли в тени под деревьями. Такое ощущение, что здесь могло бы вот так же незаметно разместиться и вдвое больше народу.
Но тут за дело взялась Сибилла. Она принялась раздавать пажам охапки свечей.
— Так, возьмите каждый по свече — и вы тоже, ваше величество, — и пусть все, кто может, вызовут пламя и зажгут их. Для тех, кто этого не умеет, свечи зажгут пажи, — распоряжалась она, расхаживая босиком и подоткнув свои бархатные зеленые юбки.
Сибилла подкатила к королю и лично вызвала пламя для его свечи. Мерлин зажег свечу принцу Эдмунду. Я с интересом отметила, что мерлин вернулся. Он теперь выглядел куда менее грустным и ошеломленным. Но по мере того, как вспыхивала одна свеча за другой, отчего дальние уголки сада отступали в синеватую мглу, я обнаружила, что мне происходящее совсем не нравится. Мне казалось, что это место создано для того, чтобы быть сумрачным и таинственным, чтобы его озарял лишь солнечный свет, мягко отражающийся от бегущих вод. А пламя свечей сделало все вокруг чересчур ярким.
Мы с Грундо переглянулись. Ни он, ни я ничего друг другу не сказали, но оба сделали вид, будто нам не удается вызвать пламя. Сибилле было прекрасно известно, что у нас с этим никогда проблем не возникало, и потому мы подались назад, в какие-то кусты, и спрятались за полу обрушившимся куском стены, надеясь, что она про нас забудет.
По счастью, Сибилла все время была занята — слишком занята, чтобы про нас вспомнить. Она всегда очень много суетилась на любых обрядах, но я не помню, чтобы она когда-нибудь двигалась больше, чем в тот раз. Она простирала руки вширь и ввысь, она наклонялась назад, она наклонялась вперед и делала размашистые манящие жесты, она скакала галопом и громко взывала к-духу сада, чтобы тот явился и наполнил нас всех жизненной силой. Потом она резко развернулась и, размахивая руками как мельница, направилась к ближайшему месту, где из каменной звериной головы хлестала вода. Там Сибилла схватила стоящий рядом серебряный кубок, подставила его под струю и держала, пока вода не полилась через край. Сибилла воздела кубок к небу, потом поднесла его к губам.
— Ах! — воскликнула она. — Что за могущество в этой воде! Какая в ней сила!
И она с распущенными волосами, которые липли к ее вспотевшему лицу, поднесла кубок королю.
— Пейте, сир! — воскликнула она. — Впитайте ее энергию, погрузитесь в нее, наполните себя благостью этих целительных вод! И все прочие сделают то же самое вслед за вами!
Король взял кубок и вежливо пригубил воду. Как только он это сделал, мерлин наполнил еще один кубок и протянул его принцу Эдмунду.
— Все пейте, все! — распевала Сибилла. — Примите то, что дается от чистого сердца!
Она принялась наполнять кубки и раздавать их людям так яростно, как будто обезумела. И все заразились этим безумием, хватали кубки и осушали их, как будто умирали от жажды.
«Неправильно все это!» — подумала я. Я знаю, есть такая магия, которая требует безумия, но я была абсолютно уверена, что этот сад — не из таких. Это тихое место. Тут следует… следует… Я помню, как мучительно соображала, для чего же на самом деле предназначен этот сад. Думать было трудно, потому что Сибиллины заклинания подняли такой мощный магический шум, что он заглушал почти все посторонние мысли, — ах, вот оно: в этом саду следовало просто пребывать. Просто гулять и предоставлять саду проникать в тебя постепенно, а не всасывать его так шумно и жадно. Это был маленький островок иного мира, и он был действительно полон могущества. Но только тихого могущества, замкнутого в большой излучине реки Северн, а это означало, что сад этот, несомненно, принадлежит Владычице Северна, которая правит еще и большим участком леса к югу отсюда. Возможно даже, этот сад — ее самое сокровенное святилище. Сэру Джеймсу — я видела его в отдалении: озаренный колеблющимся светом свечей, он неторопливо осушал свой кубок, причмокивая губами, — сэру Джеймсу, наверное, полагалось хранить это потаенное место, а не устраивать тут шальное колдовство, пусть даже ради короля.
Не знаю, откуда я все это знала, но я была в этом уверена. Я шепнула Грундо:
— Не стану пить!
— Она каким-то образом превратила здешние воды в зелье, — откликнулся он с несчастным видом.
Грундо обычно знает, что затевает его мамаша. Я ему поверила.
— Зачем? — шепнула я.
— Понятия не имею, — ответил он, — но мне все-таки немного выпить придется. Она узнает, если я не стану пить.
— Тогда пошли посмотрим — вдруг найдется место выше по течению, куда она не добралась, — предложила я.
И мы принялись тихонько пробираться в сторону, туда, откуда текла вода, сжимая свои незажженные свечи и стараясь никому не попадаться на глаза. На нас никто не обращал внимания. Все размахивали свечами, передавали друг другу кубки и хохотали. Слышались возгласы: «О! Какая бодрящая водица! Как мне хорошо!» Как будто все запьянели. Держаться в тени и идти вверх по течению было несложно. Вода струилась по нескольким каменным желобам — у меня осталось ощущение, что каждый из потоков несет в себе какое-то отдельное благо, а желоба эти расходятся от одного из кривобоких водоемов у вершины холма.
— Как насчет этого? — спросила я у Грундо, остановившись у водоема.
Читать бесплатно другие книги:
