Заговор мерлина Джонс Диана

Мы пересчитали все деньги, которые у нас оставались, и вышло, что на автобус как раз должно хватить.

— Ну, тогда попросите водителя высадить вас у Димбер-Хауза, — сказала она. — Это не доезжая до деревни, а так вам придется возвращаться назад на добрую милю.

Въехав на площадь, она сказала:

— Вот остановка. Стойте и ждите у трактира «Шахматная доска», а то водитель не остановится. Автобус приходит в два тридцать — вот-вот появится.

Она остановилась, и мы открыли двери, собираясь выходить.

— А вас там ждут, у Димберов-то? — спросила она.

— Вообще-то нет… — сказала я и начала было объяснять.

Фельдшерица цокнула языком.

— О господи! Тогда я лучше позвоню им от дедушки и предупрежу, — сказала она. — Нельзя же сваливаться на таких людей как снег на голову. Вы ведь не король!

— Да знаем мы! — буркнул Грундо, но фельдшерица его не услышала и уехала прочь.

Однако же семейство Димбер она предупредила. Когда мы наконец выбрались из душного, жаркого, грохочущего автобуса — он был еще хуже нашего автобуса из кортежа: честное слово, он по дороге заезжал во все до единой деревушки Глостершира и еще подолгу стоял на перекрестках, дожидаясь других автобусов, — так вот, когда мы наконец сошли с автобуса, я увидела свою тетю Джудит, которая озабоченно поджидала нас у Димбер-Хауза. Я поняла, что это, видимо, моя тетя, потому что она была примерно того же возраста, что и моя тетя Дора. Я увидела ее еще до того, как мы сошли с автобуса, потому что дом стоял на холме над дорогой, сам по себе на фоне неба, и Джудит ждала на шестифутовом обрыве над дорогой, в палисаднике за стеной.

Димбер-Хауз меня удивил. Судя по названию, я думала, что это должна быть какая-то роскошная усадьба, а это оказался довольно скромный домик, высокий и узкий, со множеством подслеповатых окошек. Казалось, будто его выстроили на городской улице, втиснув между другими домами, а потом он оттуда вырвался, но так и остался стиснутым. Нельзя сказать, чтобы он выглядел зловеще, но все же странно было видеть такой дом посреди сельских просторов. Он был выложен из нескольких рядов темного кирпича разных сортов. В самом низу был слой маленьких густо-красных кирпичей, тонких, как плитки, — тетя Джудит сказала, что это римский кирпич. По ее словам, это доказывало, что Димбер-Хауз пребывает здесь почти две тысячи лет, как и само семейство Димбер.

— Но наш род на самом деле гораздо древнее, — добавила она.

Но это было уже после того, как мы сошли с автобуса. А когда Джудит увидела, как мы выходим, она большими шагами устремилась в нашу сторону вдоль стены, восклицая: «Наконец-то! Сюда, сюда, мои дорогие!» — и указывая нам на почти невидимую в траве лестницу, которая поднималась сбоку в палисадник.

Для нас было большим облегчением видеть, что нас ждут. Она озабоченно оглядывала нас, пока мы поднимались по лестнице, и, несмотря на жару, куталась в сиреневую домотканую шаль. Было сразу видно, что тетя Джудит из тех людей, которые всегда чем-нибудь озабочены. Она была высокая, худая, длиннолицая, с длинными черными волосами, в которых виднелась густая проседь, а еще она была серьезная, добрая и все еще довольно красивая довольно изысканной красотой. Она встретила нас наверху лестницы, протянув нам тонкую холодную руку и улыбнувшись очень приятной улыбкой.

— Мне сказали, что король уехал и оставил вас. Ужас какой! Конечно, мои дорогие, мы вам всегда рады, поживите у нас, пока мы не свяжемся с вашими родителями. Много времени это не займет — наверняка они сходят с ума от беспокойства. Вся проблема в том, что никто не знает, где находится кортеж в данный момент. Но это не страшно. Вот увидите.

Она повела нас к дому по дорожке, вымощенной кирпичом, не переставая говорить. Я по пути озиралась вокруг. Палисадник был бедноватый: кроме куста лаванды и самшитового дерева, подстриженного шариком, там считай что ничего и не было. Сплошной некошеный газон. «Как странно!» — подумала я. Мне всегда казалось, что ведьмы выращивают травы и вообще вокруг них все бурно растет и плодоносит. И еще я старалась не переглядываться с Грундо. Я знала, что от него не могло ускользнуть некоторое сходство с усадьбой дедушки Гвина. Но тут я с облегчением увидела, что парадное крыльцо оплетено розовым кустом с ослепительно яркими, вишнево-розовыми цветами.

Из-за дома доносились визг и гавканье. Грундо говорит, он подумал, что семейство Димбер держит свиней. Но когда мы вошли в парадную дверь, шума стало не слышно. В доме царили тишина, каменный пол и сумрак, и невысокие каменные ступеньки вели куда-то наверх.

— Осторожно, лестница! — запоздало воскликнула Джудит.

— Это мое, — виновато добавила она, когда мы оба налетели на высокий ткацкий станок.

Весь сумрачный холл был заставлен орудиями ткацкого ремесла, и пахло там новым ковром. В дальнем конце, у самого выхода, стояла прялка, словно нарочно поджидала, чтобы о нее споткнулись. Грундо еле увернулся.

— Это мое ремесло, — объяснила Джудит, отворяя дверь за прялкой. — Мои вещи на самом деле довольно неплохо продаются. Меня это всегда удивляло. Поставьте свои сумочки на лестнице и входите. Вот они, матушка.

— Заходите-заходите! Дайте-ка мне наконец взглянуть на Арианрод! — пронзительно крикнула с кухни моя бабушка. — Ну, где же она? Ах, вот ты где! Да как же ты выросла! Заходи, заходи, дай погляжу на тебя, да и на мальчика тоже.

Мою бабушку зовут Хепзиба Димбер — но она почти тотчас же завопила, чтобы я звала ее Хеппи. Она оказалась полной противоположностью своей дочери Джудит — совсем маленькая, на голову ниже меня, и была бы пухленькой, если бы не затягивалась в корсет, что делало ее похожей на коротенький плотный валик. Верхняя половина «валика» была задрапирована в блестящую оранжевую блузку с кричащим бантом, а нижняя обтянута короткой черной юбочкой. Джудит носила широкие изысканные сандалии на босу ногу, Хеппи же — чулки, усаженные блестящими черными сердечками, и лакированные коричневые туфли на трехдюймовых каблуках. Она семенила нам навстречу, сияя и размахивая пухлыми ручками с несколькими кольцами на каждом пальце. Волосы у нее были выкрашены в абрикосовый цвет, а губы накрашены перламутровой алой помадой.

Едва я увидела свою бабушку, как тут же осознала, что я тоже сноб — может, еще и почище той районной фельдшерицы. Мне было стыдно за себя, но это была правда. Это все оттого, что я воспитывалась при дворе — а большинство придворных и Сибиллу-то считали изрядно вульгарной. Теперь же я видела, что по сравнению с Хеппи Сибилла — просто верх утонченности. Хеппи была самая вульгарная женщина, какую я встречала в своей жизни. Просто удивительно, как мой интеллигентный, по-военному подтянутый дедушка Хайд вообще мог жениться на Хеппи. Вот что было чудом, а вовсе не то, что они потом развелись. И только мои придворные манеры заставили меня мило улыбнуться в ответ и поцеловать бабушку в надушенную-напудренную щеку так, будто мне это было приятно. Это было ужасно. Я себя чувствовала бездушной маленькой стервой. Но поделать ничего не могла.

Грундо отделался легче. Ему пришлось всего-навсего пожать бабушке руку. Но тем не менее и у него глаза расширились, когда перед его носом появился кричащий бант, а пальцы ощутили двадцать колец зараз.

Бабушка ухватила нас обоих одной рукой и потащила поближе к окну.

— Дайте, дайте взглянуть на вас получше! — приговаривала она.

Я подумала, что она, должно быть, плохо видит, потому что кухня была едва ли не самой светлой комнатой в доме. Солнечный свет лился сразу в несколько окон, и вся кухня была разукрашена жизнерадостными, яркими домоткаными половичками и вязаными занавесочками, а посередине стоял большой стол под весьма впечатляющей красно-белой скатертью, затканной фигурками и цветами. Увидев, что я смотрю на скатерть с восхищением, Джудит покраснела и призналась, что скатерть — ее работа.

— Ну, тогда неудивительно, что ваши вещи хорошо покупают! — сказала я.

А Хеппи тем временем заглядывала нам в лицо и говорила:

— Ну-ну-ну! Она малость в тебя пошла, видишь, Джудит? Взгляд такой же озабоченный. А какой сильный ведьмовской дар! Если бы не вся эта лабуда, которой забита у нее голова, она могла бы по праву сделаться третьей из нас! Это бы разрешило кое-какие проблемы, а?

Это резко отвлекло мое внимание от скатерти. Я поняла, что со зрением у Хеппи все в порядке. А на солнышко она нас вытащила затем, чтобы пустить в ход свои провидческие способности. Она действительно была очень сильная ведьма.

Увидев, что я это сообразила, бабушка разразилась громким кудахчущим смехом. Потом на ее лице отразилось сожаление. Она скривила губы так сильно, что вокруг губной помады проступили морщинки.

— Жаль, — сказала она. — Эта лабуда у тебя в голове направляет тебя, Арианрод, на совершенно иной путь. Жаль, что не я добралась до тебя первой, моя девочка. Ну а как насчет тебя, молодой человек?

Она пристально вгляделась в Грундо.

— Тебя Эмброузом зовут, верно ведь?

— Обычно меня зовут Грундо, — сказал он.

Хеппи снова закудахтала, сотрясаясь от смеха.

— Очень, очень тебе идет, с твоим зычным голосом! Но что с тобой такое? Ты весь выворочен наизнанку!

— Дислексия, — с горечью объяснил Грундо.

— Не верь! — посоветовала она. — Это просто новомодное словечко, обозначающее того, кто запутался. Выпрямись, выровняйся, и все у тебя будет в порядке. Что вообще натворила твоя мать, чтобы этак тебя перекрутить? И кто она? А-а, вижу, вижу! Сибилла Темпл. Всегда была жадной, себялюбивой девицей, да еще и с закидонами. Уж конечно, кому, как не ей, сбить ребенка с панталыку! Лучше бы ты, мальчик, жил со своим отцом.

Мне хотелось схватить Хеппи и встряхнуть ее хорошенько. Грундо ужасно застыдился, смутился и переминался с ноги на ногу.

— Никто не знает, где мой отец, — пробормотал он.

— Сбежал от нее, сбежал прочь от двора, — сказала Хеппи. — Я-то знаю. Пошел бы ты да отыскал его. Не годится ребенку все время таскаться по стране следом за королем, детям такое не на пользу. Это и тебя, Арианрод, касается.

— Э-э… Хеппи, не могли бы вы называть меня Родди? — спросила я. — Я предпочитаю, чтобы ко мне обращались именно так.

— Это еще зачем? Какое-то мальчишечье имечко! — фыркнула она. — Тебе, девочка моя, следует держаться своего истинного наследия, а не пытаться сделаться кем-то другим!

Я почувствовала, как мои щеки заливаются краской от гнева. Я чувствовала, что еще немного — и поссорюсь с бабушкой всерьез. Она мне не нравилась. И у меня было такое ощущение, что это взаимно.

Глава 2

К счастью, прежде чем мне или Грундо пришлось совсем туго, на плите засвистел чайник и Хеппи, не переставая тараторить, потрусила заваривать чай. Вскоре она вернулась, все так же тараторя, и принесла огромный чайник, накрытый вязаным колпаком. Мы с Грундо как зачарованные следили за тем, как она балансирует на своих каблучищах. Нам все казалось, что она вот-вот споткнется о половичок и рухнет на пол, но нет. Это было настоящее волшебство.

Джудит тем временем накрывала на стол и расставляла накрытые крышечками тарелочки с небольшими бутербродами.

— У нас только бутерброды с огурцами, — виновато сказала она. — На ужин мы придумаем что-нибудь получше.

И тут Хеппи заверещала:

— Ча-ай! Чай готов!

Я даже не знаю, как описать крик моей бабушки. Больше всего это походило на крик большого попугая, который подражает паровозному свистку. Мы потом не раз слышали, как она кричит, но лучшего сравнения я так и не подобрала.

Думаю, в саду за домом ее было слышно прекрасно. По всей вероятности, ее было слышно и в деревне, за милю оттуда. Задняя дверь почти тут же распахнулась и, не успела она с грохотом удариться о стену, как в дом ворвались две Девчонки, а следом за ними — огромная лохматая желтая собака. Черная кошка, которая до того мирно дремала на подушке, тут же проснулась и рванула прятаться. Грундо потом сказал, что поведение кошки было очень показательным. «И вполне разумным!» — добавил он.

Одна из девчонок была одета в мешковатые штаны и белую майку. Другая была в длинном, до полу, блестящем розовом вечернем платье, почти наверняка Хеппином. В остальном отличить их друг от друга было почти невозможно. У обеих были одинаковые светло-каштановые волосы, локонами спадавшие на плечи, и одинаковые бледные нахальные мордашки с огромными голубыми глазами.

На минуту воцарился ад кромешный. Собака лаяла, Хеппи верещала:

— Ильзабиль, закрой дверь! Изадора, ты снова влезла в мое платье!!!

Джудит же в это время объясняла нам:

— Это мои близняшки. Вот это Изадора, а это Ильзабиль. Девочки, подойдите и познакомьтесь. Это ваша кузина Арианрод, а это ее друг Эмброуз.

И в это же самое время та близняшка, что в штанах, заверещала:

— О господи! — и наигранно прижалась к стене. — Тут мальчишка! Не подпускайте ко мне это животное!

И принялась отмахиваться от Грундо, хотя тот к ней и не подходил. А близняшка в платье расплылась в тошнотворной капризной улыбочке и заскользила навстречу Грундо, протягивая к нему руки.

— Мальчик! — воскликнула она низким театральным голосом. — Пустите, пустите меня к нему!

И как раз в тот момент, когда я, слегка ошеломленная, решила, что именно по этому поведению и можно различать близняшек, та, что в платье, отшатнулась от Грундо с воплем:

— Мамочка! Как ты могла привести сюда огромного, грубого мальчишку!

Вторая же немедленно изобразила тошнотворную капризную улыбочку и кинулась к Грундо с распростертыми объятиями, вопя:

— Поцелуй меня, мой сладенький!

Лицо Грундо надо было видеть. И я его понимаю.

— Пожмите руку вашей кузине! — верещала Хеппи.

Разумеется, они этого не сделали. Обычное рукопожатие было бы для этих близняшек чересчур естественным. Ильзабиль плюхнулась на свои мешковатые колени.

— О боже! — вскричала она. — Неужели вы и в самом деле выкроили время среди ваших придворных дел и посетили наше скромное жилище?

Изадора же взмахнула розовой юбкой и заявила:

— Ну разумеется, когда я приеду ко двору, я буду там блистать ярче всех!

— Вполне возможно, что так оно и будет, — заметила я. — И, может статься, тебя это совсем не обрадует.

Но близняшки меня не слушали, ни та ни другая. Они плюхнулись на стулья, стоявшие вокруг стола, крича:

— А что к чаю?

Они тут же поснимали крышки с тарелок.

— У-у! — взвыла одна. — Терпеть не могу огурцов! У меня на огурцы аллергия!

Одновременно с ней другая вскричала:

— О-о! Огурчики! Обожаю огурчики!

И снова, только я подумала, что это тоже способ их различать, как они тут же поменялись ролями, и та, что ненавидела огурцы, вскричала:

— Хватай! Налетай! Никому не дам, сама съем все эти чудесные бутербродики!

А вторая заныла:

— Ма-ам! Не могу я это есть! У меня на огурцы аллегрия!

— Аллергия, милая, — озабоченно ответила Джудит. — И я думаю, что никакой аллергии у тебя нет.

— Нет, есть! — ныла близняшка.

— Есть, есть! — поддержала ее вторая. — Она целый день чешется!

И вот так все время. Поначалу я пыталась убеждать себя, что при дворе все дети чересчур воспитанные, и оттого я просто не представляю, как ведут себя нормальные девочки. Может, это и в самом деле так, но очень скоро я пришла к выводу, что Ильзабиль с Изадорой по жизни ненормальные. Они менялись ролями минимум раз в две минуты. И обеим, похоже, было наплевать, что говорить и делать, — главное, привлекать к себе всеобщее внимание.

Джудит наблюдала за ними с озабоченной, умоляющей улыбкой.

Хеппи же смотрела на них с гордостью.

— Ах, хулиганки! — повторила она несколько раз. Потом спросила у Грундо: — Можешь ли ты их различить?

— Не могу, — сказал он. — Даже и пытаться не буду. Буду звать обеих Иззи.

— Жуть! — запищали близняшки в один голос. — Жуть-жуть-медвежуть! Иззи! Иззи! Вот дурак-то!

За этим последовало:

— Мамочка! Я крайне оскорблена и обижена! — от одной и:

— Чудный мальчик! Он будет звать меня Иззи! — от другой.

А потом обе повторили то же самое, только наоборот.

Я надеялась поговорить с Джудит о Сибилле и мерлине. Джудит казалась единственным спокойным и разумным человеком в семье, и я была уверена, что она может дать мне толковый совет. Но за чаем нечего было и пробовать. Иззи старательно привлекали к себе всеобщее внимание.

— Они просто переволновались оттого, что вы приехали, — объяснила Джудит, как всегда озабоченно и виновато. — Они так много слышали о вас, о своем дяде Дэниеле и о кортеже.

Как только все допили чай, Иззи выскочили из-за стола и с воплями устремились к задней двери. Однако их остановил еще более пронзительный вопль Хеппи:

— Стойте!!! Возьмите с собой Эмброуза и собаку и поиграйте в саду. Нам нужно показать Арианрод Регалии.

— Почему-у? Я тоже хочу посмотреть Регалии! — надулась Ильзабиль.

— Фигня эти Регалии! — тут же заявила Изадора, тряхнув головой. — Ни за что бы не пошла на них смотреть!

А потом они, разумеется, повторили все наоборот, только Ильзабиль еще добавила: «Регалии — такая скукота!», сопроводив это тяжким вздохом усталой от жизни женщины.

Что же до Грундо, он всерьез оскорбился, что его посылают играть с Иззями. Думаю, единственное, что заставило его смириться с этим, была собака. Грундо всегда хотелось собаку, даже сильнее, чем мне. Но канцелярия дорожного церемониймейстера запрещает держать в кортеже домашних животных. Он вышел в сад, положив руку на лохматую собачью спину, а Хеппи и Джудит повели меня мимо ткацких станков в парадную гостиную.

«Хорошо! — подумала я. — Может быть, здесь мы наконец-то сможем поговорить».

Это была одна из тех безмолвных парадных комнат, которые заставлены старинной мебелью с прямыми спинками И книгами в застекленных шкафах. Выглядела она так, как будто туда редко кто-то заходит, но, если так подумать, скорее всего, они бывали там каждый день. Просто они каким-то образом ухитрились убедить Иззей вести себя здесь осторожно.

— Ффух! — сказала Хеппи, когда вокруг нас сомкнулась тишина парадной гостиной. — Наконец-то я снова могу слышать собственные мысли! Поскорее бы настал тот день, когда мы сможем выставить из дома одну из этих девчонок!

Джудит сделалась еще озабоченнее.

— Нас в семействе Димбер всегда было ровно три, — объяснила она мне. — По одной ведьме от каждого поколения, и не больше. И через семь лет нас ждет мучительный выбор. Мы представления не имеем, кого оставить третьей, Ильзабиль или Изадору. Как можно выбрать одну из двух одинаковых близняшек?

— Ну ничего, время еще есть, — сказала Хеппи. — Не тревожься до срока, Джуди. Арианрод, я ей всегда говорю: в мое время, когда пришлось выбирать между Джудит и Дорой, выбор был не менее мучителен.

Она хихикнула.

— А я еще усложнила ситуацию: взяла и прежде девочек родила твоего отца. Надо тебе сказать, в нашей семье это было столь же неслыханное дело, как и близнецы!

— А что было бы с моим отцом, если бы дедушка не увез его в Лондон? — спросила я.

— Ну, отправили бы за холм, как и всех остальных мальчишек, — сказала Хеппи. — Там живет семья колдунов-мужчин, у них своя ферма. Мы и мужей обычно берем оттуда. Это уж я пошла против правил — влюбилась в Максвелла. И, кстати, раз уж об этом зашла речь: должна сказать тебе прямо, Арианрод, это серьезная проблема — то, что ты притащила с собой мальчишку. Тебе-то мы всегда рады, живи тут сколько хочешь, но чужого мужчину я больше семи дней в доме держать не могу. Так что бы ты хотела, чтобы мы для тебя сделали?

— Вы так добры ко мне, и я совсем не хочу создавать вам проблемы, — сказала я. — Если вы знаете, как найти короля, мы с Грундо присоединимся к кортежу при первой ясе возможности.

Хеппи взглянула на свою высокую дочь, и Джудит, как обычно, сделалась озабоченной.

— Хм! — сказала Хеппи. — Так ты тоже не можешь их отыскать, да? Так я и думала. Эти волшебники умеют хранить перемещения короля в тайне, да?

— Мне говорили, они в одном из портовых городов, — сказала я.

Хеппи только рукой махнула.

— Они могут быть где угодно. Нет, тебе лучше всего отправиться к своему дедушке в Лондон. Максвелл тебе отыщет все, что надо. Он это умеет. Джудит, когда будет время, позвони Максвеллу по дальноговорителю, ладно? А то, если с ним возьмусь разговаривать я, мы только примемся орать друг на друга, да и все.

Джудит улыбнулась мне.

— Разумеется. Но сперва…

— Да-да, сперва надо ей показать Регалии семейства Димбер. Это ее право, как женщины из нашей семьи.

И Хеппи, прямая и похожая на бочонок, устремилась на другой конец комнаты. Одна стена была обшита темным дубом. Я увидела, как она положила пухлую, чрезмерно окольцованную ручку на один из деревянных квадратов.

— Сейчас увидишь! — сказала она мне через плечо. И пустила в ход магию. Это не было похоже ни на что из той магии, которая хранилась у меня в голове. Это была благородная магия, очень древняя и очень часто используемая, и от нее у меня по спине побежали мурашки. И снова мурашки — когда в стене со скрипом распахнулись двустворчатые дверцы, которых раньше там не было. За дверью что-то ярко вспыхнуло. Сладко запахло старым деревом и свежими цветами.

Джудит обняла меня за плечи и мягко подтолкнула в сторону открывшегося пространства.

— Наши сосуды силы, — негромко сказала она. — Они полны красоты и могущества.

Я невольно ахнула. В деревянном чулане, на красном бархате, были расставлены кубки, чаши, блюда и кувшины, серебряные и золотые. Все они были весьма тонкой работы и удивительно изящной формы. Некоторые были покрыты узорами — я видела, что эти узоры что-то означают, но смысл их почему-то от меня ускользал. Некоторые были украшены сапфирами или жемчугами. Одним из самых красивых был большой хрустальный кубок на филигранном золотом основании, которое обхватывало кубок, точно венчик цветка. В центре же царственно красовалась почти плоская чаша с золотыми ручками, сплошь оплетенная мелкими извилистыми узорами. Вокруг стояли старые-престарые чарки, края которых были стерты от длительного использования. Я видела, что все это очень древнее и наполнено силой. И я чувствовала, что все это живое. Жизнь, переполнявшая эти вещи, как будто хлынула из шкафа нам навстречу и засверкала на всех изящных полированных поверхностях. И пока я пыталась решить, который из сосудов выглядит роскошнее — хрустальный кубок, плоская чаша или, быть может, маленькая странная вазочка, неравномерно усыпанная выпуклыми жемчужинами и сапфирами, — от этой их яркой живости над сосудами вспыхнули и заплясали два отблеска. Они были очень похожи на глаза.

— Не правда ли, они изумительны? — тепло спросила Хеппи.

От ее попугайского голоса глаза исчезли, но чувство теплоты и силы осталось. Эти вещи казались такими надежными и мощными, что я не сомневалась: они непременно помогут, когда я стану рассказывать про Сибиллу и мерлина.

— Это вместилища нашей силы! — восторженно сказала Джудит, неуклюже прижав руки к груди.

Сияющие сосуды отбрасывали золотой и серебряный отсвет на ее лицо, и она казалась в эти минуты очень красивой.

— И хочешь верь, хочешь не верь, но мы ими пользуемся каждый день, — добавила Хеппи.

— Да-да, каждый день, чтобы управлять тем, что в нашей власти, — сказала Джудит. — Вот сейчас мы занимаемся тем, что стараемся одолеть эту засуху. И еще, по всей видимости, сейчас в магии наблюдается некий перекос, который мы пытаемся выправить.

— И что, вы используете все это сразу? — спросила я.

— Нет, не все, конечно! — сказала Хеппи. — В зависимости от того, какой сейчас день и в какой фазе луна. И каждый раз, как мы используем их, мы даем им каплю крови. Вот почему мы не можем держать в доме мужчин. Чувствуешь, какие потаенные наши Регалии и насколько они женственные?

По правде говоря, ничего такого я не чувствовала. Сила, исходящая из шкафа, застеленного красным бархатом, не казалась мне ни особенно женственной, ни особенно мужественной. Однако я сочла за лучшее этого не говорить.

— Они… они совершенно чудесные! — сказала я. — Очень могущественные и красивые…

Но тут мои тревоги взяли надо мной верх, и я внезапно выпалила:

— Хеппи, Джудит! Как мне поднять землю?

— Владыки всеблагие!

Хеппи поспешно захлопнула обе дверцы шкафа, и щели между деревянными панелями тут же исчезли.

— О небо! Дитя мое, не говори таких вещей! Да еще при Регалиях! Даже и не думай о таком! Кто вообще вбил тебе это в голову?

— Тебе на самом деле не следует знать о таких вещах, — укоризненно сказала Джудит. — Поди сюда, сядь, милая, и расскажи нам, что тебя заставило заговорить об этом. Я вижу, что ты ужасно чем-то озабочена, но я практически уверена, что ты преувеличиваешь.

Я поняла, что они обе относятся ко мне как к чересчур впечатлительному ребенку. Я вздохнула. Но все-таки села в кресло с прямой спинкой, на которое указала мне Джудит, и попыталась рассказать. К тому времени тревога терзала меня так сильно, что на глаза сами собой наворачивались слезы, и я слышала, что голос у меня дрожит.

И действительно ничего не вышло. Выслушав меня, Хеппи добродушно рассмеялась.

— Нет, деточка! Ты просто что-то недопоняла. Мерлины всегда хотят только добра, а придворных волшебников нарочно отбирают из числа самых верных подданных. Того, о чем ты говоришь, на Островах Блаженных случиться просто не может. У нас ведь самый стабильный из всех миров. Ты просто не поняла какого-то взрослого разговора, детка. Только и всего.

— Разумеется, нетрудно, подслушав в темноте разговор троих взрослых, навоображать себе всяких ужасов, — поддержала ее Джудит. — Неудивительно, что тебе потом снились дурные сны. Если бы все это происходило среди бела дня, ты бы отнеслась к этому совсем иначе.

— Но вы же сами сказали, что в магии чувствуется перекос! — в отчаянии возразила я. — И дедушка Гвин говорил…

— Тсс! — сурово перебила Хеппи. — Об Этом мы здесь не упоминаем. И он не из тех, кого ты способна понять, — пройдет еще много лет, прежде чем тебе это будет дано. Иди, милая Арианрод, поиграй в саду и не тревожься больше. Джудит позвонит Максвеллу по дальноговорителю, и все устроится еще до вечера. Вот увидишь.

Я оставила Джудит разыскивать дальноговоритель среди ткацких станков и уныло потащилась в сад. Он был почти такой же голый, как и палисадник, одна трава, обнесенная проволочной сеткой. На траве, обняв собаку, сидел Грундо, и вид у него был самый отсутствующий.

Вокруг резвились Иззи.

— Жуть! — говорила одна.

— Медвежуть! — говорила другая. — Подумать только, этот медвежутик не понимает нас, семейство Димбер!

Увидев меня, они отвязались от Грундо и принялись делать стойки на руках у проволочной сетки.

— Ты-то хоть нас понимаешь, верно? — сказала Изадора.

Голос ее звучал довольно придушенно, оттого что юбка платья упала ей на голову. Я сделала вид, что не слышу, и с тревогой взглянула на Грундо. Но он, похоже, просто думал о своем. В конце концов, у него был многолетний опыт: он всю жизнь старался не обращать внимания на Алишу.

— Женщины нашей семьи никогда не остаются замужем надолго! — объявила Ильзабиль, колотя ногами по сетке. — Это против наших правил. В любом случае, я, наверное, поступлю в цирк.

— Это мы изобрели матерей-одиночек! — объявила Иза-дора изнутри своего платья. И плюхнулась на землю, путаясь в розовом шелке. — Наши традиции имеют тысячелетнюю историю, — добавила она, отдуваясь, — но я никогда замуж не выйду! Мальчишки все ужасные. И цирки тоже. Я стану великой актрисой!

— Я тебе верю, — сказала я.

Ильзабиль тоже плюхнулась на землю и тут же снова встала вверх тормашками, загрохотав сеткой.

— А я выйду замуж за великого волшебника, — заявила она, — буду носить массу драгоценностей и губной помады. А через семь лет выгоню его взашей, а денежки останутся при мне! Потому что это меня выберут третьей Димбер, а не Изадору… Уй-я!

Она взвизгнула и плюхнулась на землю, когда Изадора бросилась на нее с воплями:

— Нет, меня, меня! — и сильно ударила ее в живот.

— Гадкая ведьма! — заверещала Ильзабиль.

И они покатились по траве, энергично дубася друг друга. Розовое платье порвалось со звуком пистолетного выстрела.

Однако Грундо, судя по всему, ничего этого не заметил. Тогда я подумала, что он просто отключился от Иззей, как делал с Алишей или Сибиллой. Мне и в голову не пришло, что он что-то задумал.

Глава 3

Что именно задумал Грундо, я узнала среди ночи. А до того Джудит как минимум раз двадцать успела позвонить в Лондон. И каждый раз возвращалась от дальноговорителя со все более озабоченным видом.

— Ничего не понимаю! — сказала она. — Там все время занято!

— Да не тревожься ты так! — сказала Хеппи. — Наверное, Дора просто звонит этому своему мерзавцу, Джерому. Или Максвелл разбирается с очередным кризисом. Позвони еще разок с утра пораньше. А потом я попробую телепатию. Я бы и сейчас попробовала, но Максвелл сердится, когда я это делаю. Похоже, я все время застаю его в самый неподходящий момент.

И она закудахтала от смеха.

Джудит, разумеется, все равно тревожилась. Она была из тех, кто всегда тревожится. Когда она принялась готовить ужин, ее длинное доброе лицо озабоченно морщилось. Я предложила было помочь, но она и слышать об этом не желала. В этом доме детям не полагалось помогать по хозяйству. Так что я пошла оборонять Грундо от Иззей.

Они к тому времени уже нашли способ его доставать. Одна подбиралась сбоку и тыкала его в бок, распевая: «Длинный нос, длинный нос, жуткий длинный нос!», а вторая в это время подходила с другой стороны, умильно поводя плечиками, и спрашивала детским голосочком: «Скажите, пожалуйста, а где вы взяли столько чудесных веснушек?» Потом они, разумеется, менялись ролями.

Грундо с этим ничего поделать не мог. Когда я пришла, он выглядел совершенно загнанным. Я взяла в каждую руку по Иззи и хорошенько их встряхнула.

— Если вы, паршивки, скажете Грундо еще хоть слово, я вас обеих превращу в клопов! — пообещала я. — Не думайте, я это умею. Так что оставьте его в покое. Немедленно.

Они вывернулись и уставились на меня невинными глазками.

— Но ведь мужчины — наша законная добыча! — сказала Изадора.

— Так говорит Хеппи! — добавила Ильзабиль.

— А я вам говорю — нельзя! — ответила я. — А еще я вам говорю, что вы — невежественные, дурно воспитанные маленькие ведьмы, и я вас сильнее, так что вы будете делать то, что я говорю, а не то, что говорит Хеппи. Поняли?

Они очаровательно надули розовые губки.

— Да, но…

— Никаких «но»! — отрезала я. — Не пытайтесь меня очаровывать. Вы мне совсем не кажетесь милыми. Мне кажется, вас обеих не помешало бы хорошенько отшлепать.

Я стукнула их лбами — не так сильно, как мне хотелось бы, — и ушла прочь.

Я чувствовала, как они с ненавистью смотрят мне вслед. Остаток вечера я провела в ожидании какой-нибудь страшной мести. Но, к моему удивлению, близняшки обращались со мной почти уважительно. Думаю, их просто никто раньше не пытался одернуть. Им это, конечно, не понравилось, зато, похоже, заставило задуматься.

И тем не менее, похоже, вечером они подсунули Грундо в постель что-то склизкое. Бедный Грундо! Ему выделили маленькую комнатку в мансарде, рядом с Иззями. А мне предоставили роскошную спальню для гостей на втором этаже. Там стояла чудесная высокая кровать с латунными шишечками на спинке и горой подушек, и застелена она была огромным лоскутным одеялом.

— С одеялом будь поаккуратнее, — предупредила Джудит. — Его сшила моя прабабушка — то есть твоя прапрабабушка. Оно уже довольно ветхое.

— Красивое какое! — сказала я, потому что оно и вправду было красивое.

Я посмотрела на большие окна. Над ними висели латунные карнизы с большими латунными кольцами. Шторы были такие же красивые, как одеяло, только новее.

— А шторы тоже вы ткали? — спросила я. — Славные , какие!

— Ну да, разумеется, я, — сказала Джудит.

И ушла с озабоченной, виноватой улыбкой, польщенная настолько, насколько она вообще способна была быть польщенной.

Я легла под прапрабабушкино одеяло и тут же провалилась в сон. Я ужасно устала. И мне показалось, что через некоторое время мне снова начал сниться сон вроде тех, что снились мне в доме дедушки Гвина. Мне казалось, будто я выплыла из-под одеяла, вылетела в окно и понеслась над землей. Сумрачные голубые поля и темные рощи разворачивались подо мной на протяжении многих миль, пока я наконец не прилетела в замок Бельмонт, и, пронесшись над стеной, не опустилась возле Внутреннего сада. На этот раз я спустилась не на землю, а вроде как примостилась на стене, откуда были видны все влажные, укромные уголки сада. . Жуткий лошадиный штандарт дедушки Гвина по-прежнему стоял на холме. Я видела его краем глаза, как белую полоску, пока осматривала сад.

Сад был загублен. Газоны засыхали, деревья никли, кусты вяли, и воды уже не струились, как прежде, по ручейкам и желобам. Там, где прежде мощные струи воды водопадом хлестали в водоемы, теперь сползали по камню жалкие, чуть живые струйки. Из некоторых звериных голов вода вообще не лилась. Но это были только внешние признаки того, что натворила Сибилла. Когда я присмотрелась внимательнее — в каком-то смысле это было не столько зрение, сколько внутреннее чутье, — я увидела на всем призрачный желтовато-белый слой гниения. Он застилал лужайки и цветы и выглядел особенно отвратительно там, где он окутывал деревья или слизью сочился из водостоков.

«Я вовсе не ошибаюсь!» — подумала я во сне. После всего, что наговорили мне Хеппи и Джудит, я уже готова была усомниться в собственных воспоминаниях, решить, что я, возможно, и впрямь ошиблась или только вообразила то, о чем Сибилла разговаривала с сэром Джеймсом и мерлином, и что мне, возможно, просто приснилось, что они вызывали сюда дедушку Гвина. Но теперь я — хотя бы во сне — знала, что все это правда.

Потом я повернула голову и увидела, что рядом со мной на стене печально стоит кто-то еще. Это была женщина, она возвышалась надо мной, высокая и стройная, платье на ней развевалось, хотя никакого ветра не было, и ее длинные волосы развевались и тянулись ко мне почти как щупальца. Именно прикосновение ее волос и заставило меня обратить на нее внимание. Но даже и теперь я поначалу была не уверена, в самом ли деле она тут есть. Я видела сквозь нее, видела деревья и звезды на небе. Она была просто белым призраком на фоне этих предметов, чем-то вроде облака или тумана. Но тут она взглянула на меня огромными глазами, и я увидела, что она настоящая. Она выглядела почти моей ровесницей, но я была уверена, что она древнее сада и реальнее меня.

— Это было одно из мощнейших святилищ, — проговорила женщина. — Оно удерживало землю.

Страницы: «« ... 7891011121314 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Филип и Сьюзен привязались друг к другу с детства, казалось, у них впереди чудесная безоблачная жизн...
На планете Авеста войны уже много лет носили лишь виртуальный характер, и обеспечить победу заговорщ...
Больше двадцати лет не был Осот дома. И вот он вернулся…...
Наконец-то сердце принцессы Патрисии принадлежит Тантоитану Парадорскому! Любовь, подвигшая великого...
Для того чтобы приблизиться к принцессе Патрисии и войти в ее окружение, Тантоитан Парадорский меняе...
Рассказы Виктории Токаревой…Нежные, лиричные и абсолютно честные истории о настоящей любви. О любви,...