Нож сновидений Джордан Роберт
– Оседлай мне Зимнего Зяблика и приведи своего коня тоже, – приказала она Стражу. – Нам предстоит небольшая прогулка верхом.
Тервайл слегка выгнул бровь, искоса посмотрев на Беонин, потом прикрепил ножны к поясу с правой стороны, и очень быстро зашагал по деревянному настилу в сторону коновязей. Он никогда не задавал лишних вопросов. Быть может, она выглядела более взволнованной, чем полагала.
Вернувшись в палатку, Айз Седай тщательно завернула зеркальце в шелковый шарф, затканный черно-белым узором под названием «тайренский лабиринт», и засунула сверток в один из двух вместительных карманов, пришитых к подкладке ее добротного серого плаща; туда же она отправила щетку и гребень. Аккуратно сложенная шаль и небольшая шкатулка черного дерева с искусной резьбой были помещены в другой карман. В шкатулке лежало несколько драгоценных украшений, часть их Беонин унаследовала от матери, а часть – от бабки по материнской линии. Сама она редко носила украшения, не считая, конечно, кольца Великого Змея, но всегда брала с собой в путешествия эту шкатулку, зеркало и гребень – в память о женщинах, которых она ценила и любила и которые многому ее научили. Бабушка, известный адвокат в Танчико, внушила внучке любовь к хитросплетениям закона, в то время как мать беспрестанно доказывала дочери, что всегда есть способ сделать себя лучше. Адвокаты редко становились богатыми, но, вопреки этому, Колларис устроилась весьма неплохо, а ее дочь Аэлдрин, несмотря на неодобрение матери, занялась торговлей и заработала недурственное состояние на продаже краски. Да, всегда есть возможность сделать себя лучше, главное – поймать нужный момент, что она и сделала, когда Элайда а’Ройхан низложила Суан Санчей. Обстоятельства пошли совсем не так, как предполагалось. Обстоятельства вообще редко складываются нужным образом. Поэтому мудрая женщина всегда планирует обходные пути.
Раздумывая, Беонин ждала в палатке возвращения Тервайла – он же не может привести двух лошадей в считаные минуты, – но сейчас, когда время имело значение, терпение уже подходило к концу. Накинув на плечи плащ, Айз Седай решительно потушила лампу и вышла из шатра, однако, оказавшись снаружи, она все же заставила себя стоять на месте, а не мерить шагами грубые доски импровизированного «тротуара». Начни Беонин расхаживать туда-сюда, это привлечет внимание, а кто-нибудь из сестер сочтет, что она боится оставаться одна. По правде говоря, ей действительно было страшно. Совсем немножко. Если тебя могут убить, причем подкрасться так, что ты ничего не заподозришь и не заметишь, то, согласитесь, есть причины волноваться. И все же компания ей сейчас ни к чему. Беонин надвинула капюшон, давая понять, что у нее нет желания с кем бы то ни было общаться, и поплотнее закуталась в плащ.
Тощий серый кот с рваным ухом принялся тереться ей о щиколотки. Коты жили по всему лагерю; они появлялись везде, где собирались Айз Седай, и к этим животным относились как к домашним, какими бы дикими они ни были раньше. После нескольких минут тщетных попыток вынудить объект почесать его за ухом, кот, вышагивая гордо, словно король, удалился прочь в поисках того, кто обратит на него внимание. Кандидатов у него было превеликое множество.
Лишь пару мгновений назад вокруг сновали только рабочие и возничие, но теперь лагерь ожил. Группки одетых в белое послушниц – так называемые «семьи» – спешили по тротуарам на занятия, которые проводились в достаточно больших палатках, способных вместить всех учениц, а то и вовсе на открытом воздухе. Те, что торопливо проходили мимо Беонин, прекращали свою девчачью болтовню, чтобы необычайно почтительно поприветствовать ее. Айз Седай никак не могла перестать удивляться. А порой даже злиться. Немалая часть этих «девочек» уже отметила тридцатилетие – у некоторых в волосах блестела седина, а немногие были уже бабушками! – все они подчинялись ежедневной рутине, как любая девчонка, пришедшая в Белую Башню. И их так много. По лагерным «улицам» тек словно бы бесконечный поток. Скольких потеряла Белая Башня, уделяя внимание лишь девочкам, которым искра дарована с рождения, и тем, кто, сам того не осознавая, почти уже научился кое-как направлять Силу, оставляя остальным самостоятельно искать дорогу в Тар Валон? Сколько оказалось потеряно из-за правила, что на обучение нельзя принимать девушек старше восемнадцати лет, поскольку они не смогут подчиняться требованиям строгой дисциплины? Сама Беонин никогда не искала перемен – закон и обычай правят жизнью Айз Седай, это основа стабильности, – и некоторые перемены, такие как, например, эти «семьи» послушниц, слишком радикальны, на ее взгляд. Но все же скольких потеряла Башня?
Сестры скользили по дощатым дорожкам, иногда по две, а иногда по три, – их Стражи неотступно шли следом. Поток послушниц разбивался о них брызгами почтительных поклонов и приветствий. Сестры делали вид, что не замечают обращенные на них удивленные взгляды. Лишь вокруг немногих Айз Седай не сиял ореол Силы. Беонин чуть не прищелкнула языком от возмущения. Послушницы знали о смерти Анайи и Кайрен – никому и в голову не пришло скрывать от них погребальные костры, – но поведать им о том, каким же образом погибли сестры, значит испугать бедняжек до смерти. Но даже совсем новенькие, те, кого внесли в книгу послушниц в Муранди, носили белые платья достаточно долго, чтобы понимать, что едва ли можно счесть нормальным тот факт, что сестры перемещаются по лагерю в сиянии саидар. И рано или поздно это обстоятельство их напугает. А смысла в этом никакого нет. Вряд ли убийца станет нападать при всех, на виду у десятков сестер.
Беонин заметила пять сестер – они медленно ехали верхом в восточном направлении. Ни одна из них не обнимала саидар. Каждую сопровождала небольшая свита: это были секретарь, служанка, а еще слуга – на случай, если придется таскать тяжести, – и несколько Стражей. Капюшоны скрывали лица всех всадниц, но Беонин без труда различала, кто есть кто. Варилин – из Серой Айя, как и она сама, – по росту не уступит мужчине, а Такима, Коричневая, весьма миниатюрна. Плащ Саройи переливался сверкающей белоснежной вышивкой – она наверняка использует саидар, чтобы поддерживать столь блистательную белизну; два Стража, сопровождающие Фэйзелле, так же ясно выдавали в ней Зеленую сестру, как и ярко-изумрудная накидка. Получалось, что последняя, закутанная в темно-серое, – Магла из Желтой Айя. Что же они обнаружат, когда доберутся до Дарейна? Само собой, не переговорщиков из Башни, не сейчас по крайней мере. Возможно, они сочли, что должны идти до конца. Люди часто продолжают двигаться вперед, даже когда цель уже потеряна. Но с Айз Седай такое обычно долго не продолжается.
– Даже не кажется, что они вместе, а, Беонин? Можно подумать, что они просто едут в одном направлении.
По-видимому, капюшон не оградил ее от навязчивых собеседников. К счастью, она давно научилась сдерживать разочарованные вздохи и все прочее, что могло выдать, – то, что ей самой хотелось скрыть. Рядом с ней остановились две сестры – обе стройные, темноволосые и кареглазые. На этом их сходство заканчивалось. Узкое, с острым носом, лицо Ашманайллы редко выражало какие-либо эмоции. Ее шелковое платье, с серебристого цвета вставками, казалось, только что вышло из-под утюга служанки, а подбитые мехом плащ и широкий капюшон по краям украшало серебряное шитье в виде завитков. Шерстяное же темное платье Фаэдрин было кое-где помято, не говоря уже о пятнах, красовавшихся на подоле; простой шерстяной плащ требовал штопки. И она гораздо чаще хмурилась. Если бы не это, ее можно было бы назвать хорошенькой. Странная парочка – вечно взъерошенная Коричневая и Серая, которая уделяет платью столько же внимания, сколько всему остальному.
Беонин посмотрела вслед уезжающим восседающим. Действительно, казалось, что они просто едут в одном направлении, а не единой группой. Сегодня с самого утра она не в себе и, наверное, поэтому не заметила этого сама.
– А может быть, – Беонин повернулась к нежданным собеседницам, – они обдумывают события прошлой ночи? Правда, Ашманайлла?
В любом случае вежливость должна быть соблюдена.
– В конце концов, Амерлин жива, – ответила Серая, – и, судя по тому, что я слышала, она останется живой и… здоровой. Она и Лиане.
Даже после того, как Найнив Исцелила Суан и Лиане, никто не мог говорить об усмирении без внутреннего трепета.
– Быть живой, но пленницей все же лучше, чем лишиться головы, так мне кажется. Но не намного лучше. – Когда Морврин разбудила ее, чтобы рассказать новости, Беонин сложно было разделить взволнованность Коричневой. А судя по ее виду, Морврин явно испытывала эмоциональное возбуждение – она даже улыбалась уголком рта. Впрочем, менять свои планы Беонин даже и не подумала. Правде надо смотреть в лицо. Эгвейн в плену, с этим ничего не поделаешь. – Ты не согласна, Фаэдрин?
– Конечно, – коротко буркнула Коричневая. Буркнула! Но в этом вся Фаэдрин, она вечно так погружается в то, что занимает ее в данный момент, что забывает, как себя вести. Но она была согласна. – Но мы искали тебя не поэтому. Ашманайлла утверждает, что ты хорошо разбираешься в убийствах.
Внезапный порыв ветра попытался сдуть с сестер капюшоны, но Ашманайлла и Беонин придержали их рукой. Фаэдрин позволила ткани упасть на плечи и вперила взор в Беонин.
– Может, у тебя, Беонин, есть какие-то соображения по поводу наших убийств, – вкрадчиво подхватила Ашманайлла. – Поделишься с нами? Мы с Фаэдрин уже столько голову ломаем, но ничего не придумали. У меня лично больше опыта в гражданских делах. Я знаю, что тебе доводилось докапываться до причин не одной неестественной смерти.
Конечно же, она уже размышляла над убийствами. Разве найдется в лагере сестра, что не делала то же самое? Как Беонин ни пыталась, ей не удалось заставить себя не думать об этом. Искать убийцу гораздо интереснее, чем разрешать какой-нибудь спор о границах. И что самое гнусное в преступлениях – то, что украденное невозможно возместить, все те годы, что не будут прожиты, все те дела, что можно было в эти годы сделать, не будут сделаны никогда. Кроме того, убиты Айз Седай, а значит, это безусловно касается каждой сестры в лагере. Беонин подождала, пока очередная группка одетых в белое женщин – две из них оказались уже седыми – закончит свои приветствия и поспешит прочь. Количество послушниц на улицах стало наконец уменьшаться. Коты, похоже, следовали за ними по пятам. Послушницы щедрее на ласки, чем большинство сестер.
– Мужчина, нападающий с ножом из жадности, – произнесла она, когда послушницы отошли подальше, – женщина, из ревности прибегающая к яду, – это одно дело. В нашем же случае все иначе. Есть два убийства, совершенные одним и тем же мужчиной, но с разницей в неделю. Значит, преступник терпелив и планирует свои действия. Мотив пока неясен, но все же сложно представить, что он выбирает жертв случайно. Зная лишь то, что он способен направлять Силу, необходимо для начала выяснить, что же связывает жертв между собой. В данном случае Анайя и Кайрен принадлежали к Голубой Айя. Таким образом, возникает вопрос: что же связывает женщин из Голубой Айя с мужчиной, умеющим направлять? И тут же всплывает ответ: Морейн Дамодред и Ранд ал’Тор. И Кайрен, она даже общалась с ним, правда ведь?
Фаэдрин сдвинула брови, можно сказать, даже нахмурилась:
– Но ты же не предполагаешь, кто убийца.
На самом деле она продумала эту цепочку и дальше.
– Нет, – холодно ответила Беонин. – Я просто говорю, что вам следует рассмотреть эту связку. А она ведет к Аша’манам. Мужчинам, способным направлять Силу, мужчинам, которым известно, как совершать Перемещение. Мужчинам, у которых есть причины бояться Айз Седай, причем некоторых конкретных Айз Седай в большей степени. Такая связь не является доказательством, – неохотно признала она, – но это наводит на размышления, верно?
– Зачем какому-то Аша’ману появляться здесь дважды и каждый раз убивать по сестре? Такое ощущение, что ему нужны были только те две, и никто больше. – Ашманайлла покачала головой. – Как он мог узнать, когда Анайя и Кайрен окажутся одни? Не рыскает же он тут, переодетый фермером или работником. Судя по тому, что я о них слышала, эти Аша’маны слишком заносчивы для такого. Мне вообще кажется, что у нас тут и в самом деле есть работник, способный направлять Силу и затаивший на кого-то обиду.
Беонин недовольно фыркнула. Она почувствовала, что Тервайл возвращается. Он, наверное, бежал, раз управился так быстро.
– Ну а почему тогда он так долго ждал? Последних работников мы наняли в Муранди, и случилось это месяц назад.
Ашманайлла открыла было рот, но Фаэдрин опередила ее, словно воробей, хватающий крошку:
– Может, он только-только научился направлять. Мужчина-дичок, так выходит. Я слышала разговоры работников. Аша’манов боятся, но в равной степени восхищаются ими. Я даже слышала, как некоторые говорили, что, если бы у них хватило смелости, они бы сами отправились в Черную Башню.
Удивленно изогнув левую бровь, Серая сестра укоризненно воззрилась на говорившую. Несмотря на то что они были подругами, ей все же не понравилось то, как Фаэдрин перебила ее. Но она произнесла лишь:
– И Аша’ман сможет найти его, я уверена.
Беонин чувствовала, что Тервайл ждет ее чуть поодаль, в нескольких шагах позади. Узы Стража донесли до нее уверенный поток неколебимого, словно горы, спокойствия. Как же ей хотелось иметь возможность заимствовать это спокойствие, так же как и физическую силу.
– Но крайне маловероятно, что подобное случится. Уверена, с этим вы согласны, – коротко бросила она.
Романда и другие, быть может, и встали в поддержку этого бессмысленного «союза» с Черной Башней, но теперь передрались, словно пьяные возчики, из-за того, как претворить его в жизнь: как сформулировать соглашение, как преподнести его остальным. Они постоянно рвут все на мелкие кусочки, потом снова собирают и опять раздирают в клочья. Этот план, благодарение Свету, обречен.
– Мне пора, – сказала она двум сестрам, принимая поводья Зимнего Зяблика из рук Тервайла.
Шкура высокого гнедого мерина, принадлежавшего Стражу, лоснилась; он отличался мощью и быстротой, как и положено хорошо обученному боевому коню. Ее же бурая кобылка, напротив, была приземистой, поскольку ее хозяйка предпочитала выносливость скорости. Зимний Зяблик могла бодро продолжать путь, когда другие лошади, повыше и помощнее с виду, уже выдыхались. Уже вдев ногу в стремя и положив руки на переднюю и заднюю луки седла, Беонин обернулась:
– Погибли две сестры, Ашмайналла, причем обе – из Голубой Айя. Разыщите тех сестер, которые хорошо их знали, выясните, что еще было у погибших общего. Если вы хотите разыскать убийцу – ищите связи.
– Но я очень сомневаюсь, что они приведут к Аша’манам, Беонин.
– Важно найти убийцу.
Она вскочила в седло и, развернув Зимнего Зяблика, поскакала прочь, так что собеседницы ничего не успели ответить. Да, резкое завершение разговора и не очень вежливое, но ей больше нечего им посоветовать, тем более что время поджимает.
Солнце полностью взошло из-за горизонта и поднималось к зениту. После столь долгого ожидания времени уже действительно не хватало.
Поездка к площадке Перемещений оказалась недолгой, но у высокой парусиновой стены вереницей выстроилось около десятка Айз Седай. Некоторые женщины держали под уздцы коней, еще несколько ждали своей очереди без плащей или накидок – они, судя по всему, предполагали в результате оказаться в помещении, а парочка даже куталась в шали, которые по каким-то причинам была вынуждены надеть. Половину присутствующих сестер сопровождали Стражи, часть из которых была облачена в меняющие цвет плащи. Но всех Айз Седай объединяло одно: каждую окружал сияющий ореол Силы. Тервайл не выказал удивления, более того – узы доносили ощущение нерушимого спокойствия. Он доверял ей. За парусиновыми стенами сверкнула серебряная вспышка, и спустя некоторое время, за которое можно было медленно сосчитать до тридцати, две Зеленые сестры – в одиночку создать переходные врата они были не в состоянии – ступили внутрь в сопровождении четырех Стражей, ведущих коней под уздцы. Уединение при Перемещении уже давно превратилось в обычай. Разве что тебе лично разрешат наблюдать за созданием врат, а так попытка выяснить конечный пункт назначения считалась равносильной прямым бестактным расспросам. Беонин терпеливо ждала, сидя верхом на Зимнем Зяблике, Тервайл же возвышался над ней, расположившись в седле своего Молота. Видимо, на сей раз сестры поняли, что значит ее поднятый капюшон, и не приставали с разговорами. Или у них имелись свои причины хранить молчание. В любом случае ей не пришлось вежливо поддерживать беседу. Как раз сейчас это оказалось бы просто невыносимым.
Очередь двигалась быстро, и уже скоро им с Тервайлом пришлось спешиться – перед ними остались всего три сестры. Страж, пропуская Беонин вперед, придержал тяжелый парусиновый клапан входа. Ткань, натянутая между шестами, огораживала пространство примерным размером двадцать на двадцать шагов, в центре которого земля уже превратилась в замерзшую грязную кашу со следами сапог и копыт, перечеркнутую посередине прямой, словно лезвие бритвы, линией. Все чертили ее посередине. Земля чуть-чуть поблескивала – видимо, начала подтаивать, чтобы вскоре снова превратиться в грязное месиво, а потом опять замерзнуть. Весна тут наступает позже, чем в Тарабоне, но вот-вот доберется и сюда.
Как только Тервайл опустил входной клапан, Беонин обняла саидар и легко, словно лаская, коснулась Духа. Это плетение восхищало ее. Эгвейн ал’Вир удалось снова открыть то, что все давно почитали утраченным, и это воистину одно из самых великих ее открытий. Каждый раз, когда Беонин начинала это плетение, ее посещало ощущение чуда, знакомое ей по тем годам, когда она была послушницей и даже принятой, и забытое ею с тех пор, как она получила шаль. Нечто новое и чудесное. Серебристая вертикальная линия возникла перед ней, как раз над чертой на земле, и вдруг превратилась в щель, которая продолжала расширяться. Перед глазами словно разворачивали скатанную в рулон картину, и вот уже перед Беонин появился квадратный портал, висящий в воздухе, имевший более двух шагов в ширину и два в высоту. В проеме виднелись одетые снегом раскидистые дубы. Легкий порыв ветра вырвался оттуда, пошевелив складки плаща Айз Седай. Ей всегда нравилось гулять в этой роще или сидеть на нижних ветвях одного из дубов и часами читать книгу. Правда, ей никогда не приходилось так делать среди снежных сугробов.
Тервайл не узнал это место и, обнажив меч, устремился через врата, ведя за собой Молота. Копыта боевого коня разбросали комья снега по ту сторону. Беонин медленно последовала за Стражем и очень неохотно позволила плетению рассеяться. Оно поистине изумительно.
Тервайл же взирал на то, что возвышалось над верхушками деревьев, – огромная толстая белая колонна, тянущаяся ввысь на фоне неба. Белая Башня. Его лицо оставалось невозмутимым, через узы, казалось, тоже ощущалось лишь спокойствие.
– По-моему, Беонин, ты задумала что-то опасное. – Клинок он в ножны не убрал, а лишь немного опустил.
Женщина положила ладонь Стражу на левое запястье. Этого должно быть достаточно, чтобы убедить его в обратном. Она никогда не стала бы удерживать руку, в которой он держит меч, если бы не была уверена, что никакой опасности нет.
– Это не опаснее, чем…
Слова застыли в воздухе – всего в тридцати шагах от себя Беонин заметила женскую фигуру. Та медленно шла к ним через дубовую рощу. Видимо, до этого она скрывалась за массивным стволом одного из деревьев. Айз Седай, облаченная в платье старого покроя. Ее белые прямые волосы, перехваченные серебряной сеточкой с вкраплениями жемчуга, ниспадали до талии. Этого не могло быть. Однако это волевое лицо, эти темные, чуть раскосые глаза, этот нос с горбинкой нельзя было не узнать. Все верно, но ведь Туранин Мердагон умерла, когда Беонин была еще только принятой. И тут, не успев сделать очередной шаг, женщина исчезла.
– Что такое? – Тервайл развернулся с мечом на изготовку, чтобы проследить взгляд Беонин. – Что тебя напугало?
– Темный, он касается мира, – тихо произнесла Айз Седай.
Это невозможно! Невозможно, но она никогда не страдала от странных видений или галлюцинаций, не позволяла воображению обманывать себя. Беонин точно знала: она видела то, что видела. И дрожит она вовсе не оттого, что стоит по щиколотку в снегу. Беонин мысленно вознесла молитву. «Да осияет меня Свет во все дни моей жизни, и да обрету я убежище в руке Создателя в благой надежде на спасение и перерождение».
Когда Беонин рассказала Тервайлу, что видела сестру, умершую более сорока лет назад, он не стал утверждать, будто все это ей привиделось, а лишь беззвучно прошептал молитву. И все же Беонин не ощутила в нем страха. Море страха в себе, ни капли в нем. Мертвец вряд ли испугает мужчину, для которого каждый день – последний. Он не выказал оптимизма, когда она поведала ему свой план. Вообще-то, часть плана. Айз Седай говорила, глядя в карманное зеркальце и очень аккуратно совершая плетение. Она не была столь искусна в создании Иллюзии, как ей хотелось бы. Когда плетение окутало ее, лицо в зеркале изменилось. Перемены были не особо разительными, но лицо уже не принадлежало Айз Седай, не принадлежало Беонин Маринайе. В зеркале отражалась женщина, лишь слегка походившая на нее, с куда более светлыми волосами.
– Почему ты хочешь подобраться к Элайде? – с подозрением поинтересовался Страж. Через узы она вдруг ощутила укол. – Ты собираешься оказаться поближе к ней, а потом прекратить действие Иллюзии, так ведь? Она нападет на тебя, и… Нет, Беонин. Если тебе так нужно, то давай это сделаю я. В Башне слишком много Стражей, она не знает их всех в лицо, и ей и в голову не придет, что Страж может на нее напасть. Я сумею вонзить ей в сердце кинжал до того, как она успеет что-либо понять.
Короткий клинок с быстротой молнии возник у него в правой руке.
– То, что нужно сделать, Тервайл, я должна сделать сама.
Инвертировав Иллюзию и закрепив полученное плетение узлом, Беонин приготовила еще несколько плетений, на случай если дела пойдут совсем не так, как надо. Подвергнув инвертированию и эти, она принялась за другое, сложное плетение, которое наложила на себя. Оно скроет ее способность направлять Силу. Ее всегда интересовало, почему некоторые плетения, такие как Иллюзия, можно наложить на себя, а некоторые, такие как Исцеление, нельзя применить к собственному телу. Когда, будучи принятой, она задала этот вопрос, Туранин произнесла глубоким, запоминающимся голосом следующее: «Это все равно что спрашивать, почему вода мокрая, а песок сухой, дитя мое. Подумай лучше о том, что возможно, а не о том, что лежит за гранью доступного». Хороший совет, только ей так и не удалось смириться со второй частью. Мертвые теперь ходят. «Да осияет меня Свет…» Она закрепила последнее плетение, сняла кольцо Великого Змея и засунула его в поясной кошель. Теперь она может стоять рядом с любой Айз Седай, и никто не сможет понять, что она является одной из них.
– Ты всегда доверял мне, верил, что я знаю, как лучше, – продолжила Беонин. – Ты доверяешь мне и сейчас?
Его лицо не выразило никаких эмоций, словно лицо-маска Айз Седай, но через узы можно было ощутить всплеск удивления.
– Конечно же, Беонин.
– Тогда забери Зимнего Зяблика и отправляйся в город. Сними комнату и жди, пока я не приду за тобой. – Он открыл было рот, но она предупреждающе подняла руку. – Ступай, Тервайл.
Она смотрела, как он исчезает за деревьями, ведя за собой двух лошадей, а потом повернулась к Башне. Мертвые теперь ходят.
Но сейчас важно лишь то, что она доберется до Элайды. Только это имеет значение.
От порывов ветра поскрипывали оконные переплеты. Огонь в белом мраморном камине прогрел воздух настолько, что влага, осевшая на стеклах, капельками сбегала по ним, точно дождинки. За письменным столом, отделанным позолотой, величественно положив руки на столешницу, сидела Элайда до Аврини а’Ройхан, Блюстительница печатей, Пламя Тар Валона, Престол Амерлин, и с учтивым выражением лица слушала речи мужчины, стоявшего напротив нее. Тот сутулил плечи и потрясал кулаком:
– …держали дни и ночи связанным, с кляпом во рту, в помещении, которое больше напоминало посудный шкаф! Элайда, я требую, чтобы капитан корабля понес за это наказание. Более того, я требую извинений от вас и от Белой Башни! Да покинь меня удача, но даже Престол Амерлин не имеет права похищать королей! У Белой Башни нет таких прав! Я требую…
Он уже начал повторяться. Мужчина едва сделал паузу, чтобы набрать в легкие воздух. Элайде было очень сложно внимать этому словесному потоку. Ее взор рассеянно скользил по настенным гобеленам, задерживаясь на аккуратных букетах ярко-алых роз, расставленных в вазах на высоких постаментах по углам комнаты. Она устала от этой тирады, но продолжала сохранять внешнее спокойствие. Ей хотелось встать и отвесить ему затрещину. Вот это наглость! Беседовать с Престолом Амерлин в подобном тоне! Но молчаливое терпение сейчас играет ей на руку. Она просто позволит ему выдохнуться.
Маттин Стефанеос ден Балгар был крепким мужчиной, в молодости его, наверное, можно было назвать красивым, но годы сделали свое дело. Его седая борода, оставлявшая верхнюю губу гладковыбритой, была аккуратно подстрижена, но бо`льшая часть черепа оставалась теперь без волос, нос явно ломали не единожды, а раздраженная гримаса делала его раскрасневшееся морщинистое лицо еще более морщинистым. Зеленое шелковое одеяние, рукава которого украшала вышивка в виде Золотых пчел Иллиана, вычистили и привели в порядок – минутная работа для сестры, – но, поскольку это было единственной одеждой короля за все путешествие, кое-где все же проступали едва заметные пятна. Корабль, на котором его привезли, плыл неспешно и прибыл накануне поздно вечером, но в кои-то веки чья-то подобная медлительность не особенно раздражала Элайду. Одному Свету ведомо, что за бардак устроила бы Алвиарин, если бы он прибыл вовремя. Эту женщину стоило отправить к палачу только за то, что она завела Белую Башню в ту трясину, из которой Элайде теперь приходится всех вытаскивать. Не говоря уже о наглой попытке шантажировать Престол Амерлин.
Маттин Стефанеос вдруг умолк и сделал шаг назад, ступая по узорному тарабонскому ковру. Элайда согнала с лица мрачное выражение. Размышления об Алвиарин заставляли ее непроизвольно нахмурить брови.
– Ваши покои вас устраивают? – нарушила она тишину. – Слуги достаточно услужливы?
Собеседник моргнул от такой резкой смены темы.
– Покои меня устраивают и слуги тоже, – ответил он уже гораздо более обходительным тоном, памятуя, видимо, сердитый взгляд Элайды. – Но все же я…
– Вы должны быть благодарны Башне, Маттин Стефанеос, и мне тоже. Ранд ал’Тор захватил Иллиан всего через пару дней после того, как вы покинули город. И Лавровый венец теперь тоже у него. Корона мечей, так он назвал его. Вы полагаете, он стал бы раздумывать, отрубить вам голову или нет? Я знала, что по доброй воле вы не захотите уехать. Тем не менее я спасла вам жизнь.
Все верно. Теперь он поверит, что все было сделано из лучших побуждений и ради его же блага.
Но этот глупец позволил себе хмыкнуть и скрестить руки на груди:
– Я не беззубая старая псина, мать. Защищая Иллиан, я не раз заглядывал в глаза смерти. Неужели вы думаете, я так боюсь умереть, что соглашусь быть вашим вечным «гостем»?
И все же он в первый раз с того момента, как переступил порог кабинета Амерлин, назвал ее положенным титулом.
Часы в позолоченном узорчатом корпусе, что стояли у стены, начали бить; задвигались маленькие фигурки, сделанные из золота и серебра и украшенные эмалью. На самом верхнем из трех уровней, прямо над циферблатом, миниатюрные король и королева преклоняли колени перед Престолом Амерлин. В отличие от палантина, накинутого на плечи Элайды, его миниатюрный эквивалент все еще состоял из семи полос. Нет времени заняться этим и пригласить мастера-эмалировщика. Еще столько важных дел, которыми нужно заняться и которые не терпят отлагательств.
Поправив широкий палантин, скрывавший алый шелк ее платья, Элайда откинулась назад – так, чтобы Пламя Тар Валона, выложенное лунным камнем на высокой спинке золоченого кресла, находилось точно у нее над головой. Ей хотелось, чтобы каждый символ напоминал этому мужчине, кто она такая и что собой представляет. Если бы под рукой обнаружился посох с навершием в виде Пламени Тар Валона, она не преминула бы сунуть его прямо под кривой нос собеседника.
– Мертвые ничего не могут вернуть, сын мой. А теперь с моей помощью вы сумеете вернуть себе утраченные корону и страну.
Маттин Стефанеос чуть приоткрыл рот и втянул носом воздух, словно почувствовал запах дома, куда он уже не надеялся вернуться.
– И как же вы предполагаете все устроить, мать? Насколько я понимаю, Город удерживают эти… Аша’маны, – он словно бы выплюнул это проклятое имя, – и Айил, которые следуют за Возрожденным Драконом.
Кто-то чересчур много с ним болтает. И слишком многое ему понарассказывали. Новости, которые сообщают Маттину, должны подвергаться тщательному отбору. Судя по всему, приставленного к нему слугу придется заменить. Но злость в голосе Маттина Стефанеоса сменилась надеждой, что определенно к лучшему.
– Возвращение короны потребует тщательного планирования и времени, – ответила ему Элайда, потому что на этот момент понятия не имела, каким образом им удастся этого добиться.
И все же она была твердо намерена найти способ. Похищение короля Иллиана было организовано только для того, чтобы продемонстрировать ее силу и власть, но возвращение ему утраченного трона докажет ее могущество куда нагляднее. Она вернет Белой Башне былую славу, славу тех времен, когда троны содрогались, если Престол Амерлин хмурилась.
– Полагаю, вы еще не полностью оправились от тягот путешествия, – сказала она, вставая. Будто бы он предпринял его по собственной воле. Элайда надеялась, что он окажется достаточно умным, чтобы понять намек. Ввиду того, что им предстоит, это сослужит им обоим лучшую службу, чем правда. – В полдень за обедом мы обсудим с вами, что можно сделать. Кариандре, сопроводи его величество в отведенные ему покои и пригласи портного. Нашему гостю нужна новая одежда. Это подарок лично от меня.
Дородная гэалданка из Красной Айя беззвучно, словно мышка, стоявшая до этого момента у дверей, ведущих в приемную, скользнула вперед и коснулась руки короля.
Маттин Стефанеос медлил, не желая уходить, но Элайда продолжила, будто он уже покидает ее кабинет:
– Передай Тарне, чтобы она зашла ко мне, Кариандре. Мне нужно еще многое успеть сегодня сделать.
Последнее она прибавила специально для него.
Наконец Маттин Стефанеос позволил себя увести. Элайда снова уселась, не став дожидаться, пока за ним закроется дверь. На столе в ряд стояло три лакированные шкатулки: в одной из них она хранила корреспонденцию – недавно полученные письма и донесения от Айя. Красные сообщали все, что удавалось узнать их глазам-и-ушам, – по крайней мере, ей так казалось, – но вот остальные Айя делились получаемыми ими сведениями по крупицам, хотя на прошлой неделе они все-таки удосужились доставить пару известий, правда не особо приятных. Неприятных потому, что речь в них шла о том, что контакты с мятежницами не ограничиваются встречами на этих смехотворных переговорах. Тем не менее Элайда взялась за лежавшую перед ней толстую папку из тисненой кожи с позолотой. Сама Башня производила такое количество отчетов, что если бы Амерлин решила прочесть их все сама, то стол просто оказался бы погребенным под горами бумаги. А Тар Валон порождал их раз в десять больше. Служащие канцелярии отсеивали бльшую часть, выбирая для нее самые важные. И все равно стопка получалась внушительной.
– Вы звали меня, мать? – холодно спросила Тарна, закрывая за собой дверь.
Это не было знаком неуважения – светловолосая женщина от природы обладала холодным нравом, ее голубые глаза искрились, словно льдинки. Элайда не имела ничего против. А вот раздражало ее то, что ярко-алый палантин хранительницы летописей, обвивавший шею Тарны, по ширине скорее напоминал ленту. Ее светло-серое платье было щедро отделано разрезами с красными вставками – это подтверждало то, что его обладательница гордится своей Айя, – так почему палантин должен быть таким узким? Но Элайда во многом доверяла этой женщине, а в последнее время подобное отношение можно было счесть роскошью.
– Есть ли новости из гавани, Тарна?
Уточнять из какой – нужды не было. Не предпринимая масштабных усилий, представлялось возможным привести в порядок лишь Южную гавань.
– Пройти могут только речные суда с неглубокой осадкой, – ответила Тарна, минуя ковер и подходя к письменному столу. Таким же тоном можно было рассуждать о том, будет сегодня дождь или нет. Беспокойство и волнение обходили эту женщину стороной. – Остальные маневрируют, пытаясь подойти ближе к той части цепи, что превратилась в квейндияр, чтобы переправить груз баржами. Капитаны жалуются – времени на это уходит гораздо больше, но какое-то время мы продержимся.
Элайда поджала губы и побарабанила пальцами по столешнице. Какое-то время. Нельзя заняться ремонтом гаваней до того, как мятежницы будут окончательно раздавлены. Благодарение Свету, штурма они пока не предпринимали. Сражаться начнут солдаты, но сестры неминуемо будут вовлечены в битву, а этого ей и хотелось избежать, так же как и мятежницам. Но во время восстановления портовых башен – а тут требуются весьма серьезные ремонтные работы – гавани окажутся открытыми и незащищенными, что может подтолкнуть противника к отчаянным действиям. О Свет! Нельзя допустить прямых боевых действий ни в коем случае. Она планировала распустить армию, оставив только гвардию Башни, как только бунтовщицы поймут, что им не на что больше надеяться, и вернутся в Башню. Элайда уже отчасти предвкушала, что Гарет Брин возглавит ее гвардию Башни. Это, несомненно, лучшая кандидатура на пост верховного капитана, чем Джимар Чубейн. И пусть тогда мир узнает, что такое Белая Башня! Она не хотела, чтобы ее солдаты убивали друг друга, так же как не желала, чтобы Белая Башня теряла мощь из-за того, что Айз Седай делают то же самое. Мятежницы у нее в руках, так же как и те, кто находится в стенах Башни, нужно только заставить их принять это.
Взяв из стопки отчетов верхний лист, Престол Амерлин пробежала его взглядом:
– Судя по всему, несмотря на мои срочные распоряжения, улицы так и не очистили. Почему?
В глазах Тарны мелькнуло смятение. Элайда впервые видела ее обеспокоенной.
– Люди напуганы, мать. Они не желают покидать дома без особой надобности и даже в случае необходимости делают это крайне неохотно. Они утверждают, что видели, как по улицам разгуливают мертвые.
– Это действительно так? – тихо поинтересовалась Элайда. Кровь застыла в жилах. – Есть сестры, которые видели то же самое?
– Из Красной Айя, насколько я знаю, нет. – Остальные будут беседовать с ней как с хранительницей летописей, однако не станут откровенничать и делиться секретами. Как же, Света ради, это исправить? – Но горожане заявляют об этом с полной уверенностью. Они видели то, что видели.
Элайда медленно отложила страницу в сторону. Очень хотелось поежиться. Вот как. Она прочитала все, что имело хоть малейшее отношение к Последней битве, даже те исследования и записи о Предсказаниях, которые были настолько древними, что никто не удосужился перевести их с древнего наречия, – покрытые пылью, они хранились в самых дальних углах библиотеки. Юный ал’Тор был предвестником, но теперь, видимо, Тармон Гай’дон куда ближе, чем все могли предположить. Некоторые из тех древних Предсказаний, сделанных еще на заре существования Башни, гласили, что появление мертвых – это знамение, первый знак того, что реальность истончается, что Темный набирает силу. Дальше будет только хуже.
– Пусть гвардейцы, если понадобится, силой вытащат всех способных работать из домов, – спокойно проговорила она. – Я хочу, чтобы улицы были расчищены. И начало этому должно быть положено уже сегодня. Сегодня!
Светлые брови собеседницы удивленно изогнулись – ледяное самообладание Тарны дало трещину! – но, конечно же, она ответила лишь:
– Как прикажете, мать.
Элайда внешне осталась спокойной, но только внешне – шарада не поддавалась разгадке. То, что должно случиться, – случится. А она все еще не добралась до мальчишки ал’Тора. Подумать только, ведь однажды он был совсем рядом – только руку протяни! Если бы она тогда знала. Проклятая Алвиарин и ее треклятое воззвание о том, что любой, кто попытается обратиться к нему, не имея на то соизволения Башни, будет предан анафеме. Элайда отменила бы это воззвание, но такой шаг стал бы свидетельством слабости, в любом случае ущерб уже нанесен и многое не так-то просто исправить. И все же скоро в ее распоряжении окажется Илэйн, а королевский дом Андора – ключ к победе в Тармон Гай’дон. Это она предсказала много лет назад. А вот читать новости о том, что по Тарабону пронеслась волна восстаний против шончан, было весьма радостно. Значит, вокруг не только заросли терновника, который так и норовит уколоть ее побольнее.
Проглядывая следующий доклад, Элайда поморщилась. Сложно найти того, кому нравится канализация, но это одна из трех жизненно важных артерий города. Остальные две – торговля и водопровод. Без канализации Тар Валон станет добычей для дюжины болезней, щупальца заразы одолеют любые предпринятые сестрами усилия, не говоря уже о том, что вонять будет почище, чем сейчас на улицах, и так заваленных гниющим мусором. Торговля и без того сократилась, превратившись ныне в тоненький ручеек, однако вода поступает из водозаборов с той части острова, что расположена выше по течению реки, и подается в водонапорные башни, а потом распределяется по городским фонтанам, среди которых встречаются и простые, и изысканной отделки и которые доступны для всех. Но вот теперь, судя по всему, засорились канализационные стоки, устроенные на острове ниже по течению. Обмакнув перо в чернильницу, Амерлин начертала крупным почерком наверху листа: «Я ТРЕБУЮ, ЧТОБЫ ВСЕ БЫЛО ОЧИЩЕНО К ЗАВТРАШНЕМУ ДНЮ» – и поставила внизу свою подпись. Если у клерков есть голова на плечах, то рабочие уже должны заниматься делом. Однако, как показывает опыт, клеркам часто недостает этого важного органа.
Следующий лист заставил изумленно поднять брови уже Элайду.
– Крысы в Башне?
Вот это уже серьезно! Это должно было лежать на самом верху!
– Тарна, отправь кого-нибудь проверить охранные плетения!
Эти плетения были созданы еще во времена основания Башни, но за три тысячелетия они могли потерять силу. Сколько из этих крыс – шпионы Темного?
В дверь постучали. Через мгновение в кабинет вошла пухленькая принятая по имени Анемара, которая тотчас раскинула свои полосатые юбки в глубоком реверансе:
– Если вам будет угодно, мать, Фелана Седай и Нигайн Седай привели к вам женщину, которую они обнаружили разгуливающей по Башне. Они говорят, что она хочет обратиться с прошением к Престолу Амерлин.
– Скажи, пусть она подождет. Налей ей чая, Анемара, – резко ответила Тарна. – Мать сейчас занята…
– Нет-нет, – перебила ее Элайда. – Пусть войдут, дитя мое. Пусть войдут.
Уже давно никто не обращался к ней с прошением. Она вознамерилась удовлетворить его во что бы то ни стало. Если это не чепуха какая-нибудь, конечно. Возможно, тогда поток просителей возобновится. И уже давно даже сестры не приходили к ней без приглашения. И быть может, две Коричневые тоже положат конец этому.
Но в кабинет вошла лишь одна женщина, которая аккуратно закрыла за собой дверь. Если судить по ее шелковому платью для верховой езды и добротному плащу, то перед ними знатная дама или пруспевающая купчиха, о чем говорит также ее манера уверенно держаться. Элайда была убеждена, что никогда раньше не видела эту женщину, но что-то было знакомое в этих чертах, в этом лице, обрамленном белокурыми – даже светлее, чем у Тарны, – волосами.
Элайда встала и вышла из-за стола, протянув руки навстречу посетительнице. На лице Айз Седай светилась непривычная улыбка. Все это вместе должно было выглядеть очень гостеприимно.
– Насколько я знаю, дочь моя, у тебя есть ко мне прошение. Тарна, налей ей чая.
Серебряный чайник, стоявший на серебряном подносе на столике сбоку, еще не должен был остыть.
– Прошение, оно было только предлогом, которое я выдумала для них, чтобы пробраться к вам невредимой, мать, – произнесла незнакомка с явственным тарабонским акцентом. Она присела в реверансе, а ее лицо вдруг стало лицом Беонин Маринайе.
Обняв саидар, Тарна сплела вокруг непрошеной гостьи щит, но Элайда ограничилась тем, что уперла руки в боки:
– Сказать, что я удивлена тем, что ты, Беонин, осмелилась показать мне лицо, было бы преуменьшением.
– Мне удалось стать частью того, что вы могли бы назвать правящим советом в Салидаре, – спокойным тоном ответила Серая сестра. – Выяснив, что они просто заседают и ничего не предпринимают, я распустила слух, что среди них много ваших тайных сторонников. Сестры стали посматривать друг на друга с подозрением. Я полагала, что многие уже готовы в скором времени вернуться в Башню, но тут появились новые восседающие, помимо тех, что из Голубой Айя. Потом я выяснила, что они избрали собственный Совет Башни, и с правящим советом было покончено. И все же я продолжала делать, что могла. Я знаю, вы приказывали мне оставаться с ними до тех пор, пока они все не будут готовы вернуться, но теперь это должно случиться в ближайшие дни. Если мне будет позволено высказать свое мнение, мать, то не отдавать Эгвейн под суд – замечательное решение. С одной стороны, у нее врожденный талант открывать новые плетения, в этом она сильнее и Илэйн Траканд, и Найнив ал’Мира. С другой стороны, до ее возвышения Лилейн и Романда боролись за право называться Амерлин. А раз Эгвейн жива, они могут продолжать свой спор, в котором, конечно же, никто не сможет победить, верно? А в остальном мне кажется, что и остальные сестры вскоре последуют моему примеру. Через неделю-две Лилейн и Романда окажутся одни, окруженные остатками так называемого Совета.
– А откуда ты знаешь, что девчонку ал’Вир еще не судили? – требовательно поинтересовалась Элайда. – И откуда тебе известно, что она вообще жива? Сними с нее щит, Тарна!
Тарна подчинилась, и Беонин кивком словно поблагодарила ее. Правда, очень сдержанным кивком. Огромные серо-голубые глаза придавали лицу Беонин немного наивное выражение, но это не мешало ей быть невозмутимой особой. Эта невозмутимость, самозабвенное служение закону и амбиции, которых у нее было немало, – все это сразу же натолкнуло Элайду на мысль отправить за покинувшими Башню сестрами именно ее. А эта женщина все провалила! Да, она посеяла среди мятежниц мелкие разногласия, но в действительности не сделала ровным счетом ничего из того, что ожидала от нее Элайда. Ничего! Что ж, придется ей пожинать плоды своего поражения.
– Ах да, Эгвейн, значит. Она обладает способностью входить в Тел’аран’риод, просто погрузившись в сон, мать. Я тоже там была и видела ее, но мне было не обойтись без тер’ангриала. Мне не удалось добыть ни одного из тех, что есть у мятежниц. В любом случае она в своем сне разговаривала с Суан Санчей, так это было заявлено. Но, как я полагаю, скорее всего, все происходило в Мире снов. Судя по всему, Эгвейн заявила, что она в плену, но не сказала где и запретила предпринимать попытки ее вызволить. Можно я налью себе чая?
Элайда была так поражена, что не смогла ничего ответить. Она жестом указала Беонин на приставной столик. Серая сестра, еще раз склонившись в реверансе, направилась к нему, потом осторожно потрогала серебряный чайник тыльной стороной ладони. Девчонка может входить в Тел’аран’риод? И есть тер’ангриалы, которые позволяют сделать то же самое? Мир снов уже стал почти легендой. И судя по тем клочкам информации, которыми Айя соизволили с ней поделиться, девчонка заново открыла плетение Перемещения и сделала еще несколько открытий. Это-то и стало самым веским аргументом в пользу решения сохранить девчонку для Башни. Но теперь еще и это?
– Если Эгвейн в состоянии так делать, мать, возможно, она действительно сновидица, – заметила Тарна. – То предупреждение, о котором она говорила Сильвиане…
– Оно бесполезно, Тарна. Шончан все еще в Алтаре, едва ли они затронули Иллиан. – По крайней мере, Айя с готовностью делились всеми сведениями, которые они узнавали о шончан. Или, вернее, Элайда надеялась, что они сообщают ей все. Из-за этих мыслей голос ее прозвучал хрипло. – Несмотря на то что они научились совершать Перемещения, по-твоему, мне все же стоит предпринять какие-то новые меры предосторожности?
Конечно же, она ничего не сможет сделать. Но девчонка запретила спасать ее. Это, само собой, хорошо, но только это значит, что она по-прежнему считает себя Амерлин. Что ж, Сильвиана вскоре выбьет эту дурь у нее из головы, если только в этом не преуспеют сестры, которые станут с ней заниматься.
– Может быть, ее стоит напоить отваром так, чтобы она не могла войти в Тел’аран’риод? – спросила Элайда.
Тарна слегка поморщилась – никому не нравилось то жуткое варево, даже Коричневым, которые опробовали его на себе, чтобы выяснить, как оно действует, – и покачала головой:
– Мы можем заставить ее проспать всю ночь, но на следующий день она будет не в состоянии что-либо делать. И потом, кто знает, подействует ли настой на эту ее способность.
– Налить вам чая, мать? – спросила Беонин, удерживая на кончиках пальцев тонкую белую чашку. – Тарна? Самое важное, что я хотела сообщить…
– Не желаю я никакого чая, – отрезала Элайда. – Ты выяснила еще хоть что-нибудь, чтобы спасти шкуру от последствий своего жалкого провала? Тебе известно, как создавать плетение для Перемещения, или того Скольжения, или…
Их было так много. Наверное, это все забытые или давно утраченные таланты и умения, но, видимо, большинство их так еще и оставалось неназванными.
Серая сестра безмятежно воззрилась на Амерлин поверх чашки.
– Да, – произнесла она наконец. – Я не умею создавать квейндияр, но я, как и большинство других сестер, знаю новые плетения Исцеления. Причем все. – В голосе Беонин послышались восторженные нотки. – Но самое чудесное из них все-таки Перемещение.
Не спрашивая разрешения, Серая сестра обняла Истинный Источник и сплела прядь Духа. Возле одной из стен возникла вертикальная серебристая линия, которая расширилась, открывая удивленным взглядам засыпанные снегом дубы. В комнату ворвался порыв холодного воздуха, отчего языки пламени в камине заплясали.
– Это переходные врата. К счастью, я бывала в этих покоях прежде, ибо такие врата можно открывать только из тех мест, которые тебе хорошо известны. Если же нужно отправиться откуда-то, где вам все не так знакомо, то используется Скольжение.
Беонин изменила плетение, и портал схлопнулся в серебристую линию, а потом снова открылся. Дубы сменились чернотой, и в пустоте по ту сторону открывшегося проема висела выкрашенная в серый цвет барка, с поручнями вдоль бортов.
– Отпусти плетение, – приказала Элайда.
У нее появилось ощущение, что, если ступить на эту барку, чернота накроет ее со всех сторон. И она канет в этот мрак и останется там навсегда. От этой мысли Элайду замутило. Портал – переходные врата – исчез. Однако воспоминание осталось.
Снова усевшись за письменный стол, Элайда открыла самую большую из лакированных шкатулок – ту, что украшали алые розы и золотистые завитки. Оттуда она извлекла небольшую фигурку ласточки, вырезанную из сильно пожелтевшей от времени ценной поделочной кости. Хвост птички напоминал вилку с двумя зубцами. Элайда провела большим пальцем по изогнутым крыльям.
– Ты не станешь никого учить этим плетениям без моего разрешения.
– Но… но почему же нет, мать?
– Некоторые Айя противостоят матери так же упорно, как и те сестры, что расположились лагерем по ту сторону реки, – ответила Тарна.
Элайда метнула на свою хранительницу летописей мрачный взгляд, но ледяные черты той даже не дрогнули.
– Я буду решать, кто… на кого можно положиться и… кого можно обучать, Беонин. Я хочу, чтобы ты пообещала мне. Нет, я даже хочу, чтобы ты дала клятву.
– По пути сюда я видела, что сестры из разных Айя откровенно косятся друг на друга. Косятся! Что случилось с Башней, мать?
– Поклянись, Беонин.
Женщина стояла, безмолвно глядя в чашку, так что Элайда уже стала думать, что она откажется. Но амбиции одержали верх. Беонин привязала себя к юбкам Элайды в надежде на выгодное положение, и теперь она не отступится.
– Перед Светом клянусь надеждой на спасение и перерождение, что я не стану никого обучать плетениям, узнанным среди мятежниц, без разрешения Престола Амерлин. – Она замолчала и сделала глоток из чашки. – Некоторые сестры в Башне не так надежны, как вы думаете. Я пыталась воспрепятствовать этому, но «правящий совет» все-таки отправил десять сестер обратно в Башню, чтобы распространить слух о Красной Айя и Логайне.
Элайда узнала несколько имен из тех, что перечислила Серая сестра. Но последнее заставило ее резко выпрямиться.
– Арестовать их, мать? – спросила Тарна. Ее тон оставался таким же спокойным и холодным как лед.
– Нет. Пусть их возьмут под наблюдение. Следят, с кем они общаются.
Так, значит, все-таки существует канал связи между разными Айя в Башне и мятежницами. Насколько глубоко распространилась эта гниль? Как бы то ни было, она сумеет ее вычистить!
– При нынешней ситуации это сложно, мать.
Элайда резко ударила свободной ладонью по столу – раздался короткий сухой хлопок.
– Я не спрашиваю, сложно это или нет. Я сказала, что это нужно сделать! И передай Мейдани, что я приглашаю ее на ужин сегодня вечером.
Эта женщина постоянно пыталась восстановить дружбу, связывавшую их раньше и закончившуюся много лет назад. Теперь Элайда знала зачем.
– Ступай, сделай так, как я тебе сказала.
Когда Тарна присела в реверансе, по ее лицу пробежала тень.
– Не беспокойся, – заверила ее Элайда. – Беонин обучит тебя всем плетениям, которые ей известны.
В конце концов, Амерлин доверяла Тарне, а от этого обещания в глазах хранительницы летописей мелькнула радость, если даже не теплота.
Как только дверь за Тарной закрылась, Элайда отодвинула кожаную папку в сторону и оперлась локтями на стол, пристально глядя на Беонин:
– А теперь – покажи мне все.
Глава 3
В Садах
Аран’гар прибыла по зову Моридина – он призвал ее сюда, являясь ей в неистовых сновидениях, – но его самого здесь еще не было. Ничего удивительного: он любит эффектные появления. Одиннадцать резных позолоченных кресел с высокими спинками были кругом расставлены на полосатом деревянном полу. Но все оказались пустыми. Семираг, как обычно во всем черном, оглянулась, чтобы посмотреть, кто вошел, а затем вернулась к негромкому разговору с Демандредом и Месаной, которые расположились в углу комнаты. Орлиный профиль Демандреда светился яростью, в гневе он казался весьма привлекательным. Но не настолько, чтобы очаровать ее, конечно. Слишком уж он опасен. И все же отлично скроенный камзол из отливающего бронзой шелка, украшенный у ворота и на манжетах водопадами снежно-белых кружев, очень ему шел. На Месане тоже было платье этой эпохи, только более темного оттенка, узорно расшитое бронзовой нитью. Только она почему-то выглядела бледной и понурой, можно сказать больной. Что ж, все возможно. Эта эпоха переполнена всяческими омерзительными недугами, а Месана вряд ли настолько доверяет Семираг, чтобы обратиться к ней за Исцелением. Грендаль – последняя из находящихся в этом зале представительниц рода человеческого – стояла в другом углу, грея в ладонях тонкий хрустальный бокал, в котором плескалось темное вино. Она едва ли пригубила его, потому что все ее внимание было обращено на трио, увлеченное беседой. Только идиот мог этого не заметить, но троица как ни в чем не бывало продолжала увлеченно шептаться.
Кресла резко выделялись на фоне остального интерьера. Стены представляли собой экраны, но каменная арка входа разрушала иллюзию открытого пространства. Здесь, в Тел’аран’риоде, кресла могли быть какими угодно, так почему бы им не вписываться в общую картину? И почему их одиннадцать, когда их явно на два больше, чем нужно? Асмодиан и Саммаэль были мертвы, так же как и Бе’лал и Равин. Где привычная для этого помещения раздвижная дверь? Изображения на экранах создавали впечатление, что прямоугольник пола окружен Садами Ансалейна, в глубине которых виднелись творения Кормалинды Мазун – огромные скульптуры, представлявшие собой стилизованные изображения людей и животных. Эти скульптуры возвышались над низенькими строениями, рядом с которыми сами казались изящными статуэтками из хрупкого спин-стекла. В Садах подавали только тончайшее вино, только самые изысканные блюда. Прекрасную даму всегда можно было впечатлить крупным выигрышем на колесах чинжи, но сжульничать так, чтобы выигрывать постоянно, было крайне сложно. Сложно, но необходимо, особенно ученому, который не располагает особыми богатствами. К третьему году войны все это превратилось в руины.
Златовласое, вечно улыбающееся зомара, в развевающейся белой блузе и обтягивающих бриджах, изящно поклонилось и предложило Аран’гар взять с серебряного подноса хрустальный бокал с вином. Прекрасные и грациозные андрогины – внешне их можно было счесть людьми, если бы не безжизненные черные глаза, – были не самым удачным творением Агинора. Но в ту эпоху, когда Моридин носил имя Ишамаэль – теперь у нее исчезли всякие сомнения по поводу его личности, – он доверял этим существам больше, чем людям, даже несмотря на то, что во многих других отношениях они оказывались бесполезными. Должно быть, где-то он нашел стасис-бокс, набитый этими существами. У него их множество, но он редко их показывает. Еще десять зомара ждали распоряжений. Даже стоя неподвижно, эти создания являли собой воплощение грации. Значит, их хозяин считает эту встречу более важной по сравнению с другими.
Взяв бокал, Аран’гар жестом отослала зомара прочь, хотя оно само уже повернулось к ней спиной. Она ненавидела способность этих существ читать мысли. Хорошо, что оно не может никому сообщить то, что узнало. Воспоминания о том, что не было приказом, стиралось из их сознания через несколько минут. Даже Агинору хватило ума додуматься о необходимости этого. Появится ли он сегодня? Осан’гар пропустил все собрания с тех пор, как он потерпел крах в Шадар Логоте. Вопрос в том, находится ли он среди мертвых или действует тайно, вероятно, под руководством Великого повелителя? И в том, и в другом случае его отсутствие открывает восхитительные возможности, но одновременно таит в себе немалые опасности. А ведь именно опасность в последнее время не выходит у нее из головы.
Небрежной походкой она направилась к Грендаль:
– Как ты думаешь, Грендаль, кто прибыл сюда первым? Поглоти меня Тень, антуражик он учинил здесь угнетающий.
Ланфир, например, любила, чтобы собрания проходили в объятиях бесконечной ночи, но нынешнее окружение было по-своему еще хуже. Прямо как на кладбище.
Грендаль тонко улыбнулась уголком губ. Хотя понятие «тонкий» едва ли было применимо к этим губам. Роскошь – вот определение для всей Грендаль. Роскошь, зрелость и красота – все это не скрывала даже серая дымка ее платья из стрейта. Возможно, конечно, ей не стоило носить столько колец, а следовало бы ограничиться одним, усыпанным драгоценными камнями. Диадема, усеянная рубинами, тоже выглядела излишеством в ее золотистых, словно лучи солнца, волосах. Изумрудное ожерелье, которое досталось Аран’гар от Деланы, напротив, удивительно гармонировало с ее собственным платьем из зеленого шелкового атласа. Изумруды были настоящими, а все эти шелка, конечно же, являлись порождением Мира снов. Надень она подобный наряд в реальном мире, то привлекла бы к себе слишком много внимания, разгуливая с таким низким декольте. Да еще юбку украшал слева высокий разрез, который открывал взорам стройное бедро Аран’гар. Ее ноги красивее, чем у Грендаль. Она даже подумывала о двух разрезах. Вероятно, ее возможности здесь все же поменьше, чем у некоторых, – например, она не в состоянии обнаружить сны Эгвейн, если девушка не окажется в непосредственной близости от нее, – но создать желаемый наряд в ее силах. Ей нравилось, когда ее телом восхищались, тем более что чем больше она выставляет себя напоказ, тем меньше ее воспринимают всерьез.
– Первой прибыла я, – ответила Грендаль, слегка нахмурившись, и посмотрела на вино в бокале. – Я люблю вспоминать о Садах.
– Как и я, как и я. – Аран’гар умудрилась заставить себя засмеяться. Эта женщина так же глупа, как и остальные; живет прошлым, перебирая обрывки того, что уже давно утрачено. – Мы никогда больше не увидим Сады, но зато увидим то прекрасное, что придет им на смену.
Аран’гар – единственная из них, кто способен править в нынешнюю эпоху. Лишь она одна разбирается в примитивных культурах. До войны они были основной ее специализацией. И все же у Грендаль имеются полезные умения и у нее гораздо больший круг знакомств среди приверженцев Тьмы, чем у самой Аран’гар. Впрочем, она наверняка не одобрит то, каким образом Аран’гар собирается все это использовать. Если узнает, конечно же.
– Тебе не приходило в голову, – спросила Аран’гар, – что остальные уже вступили в союзы, а мы с тобой остались в стороне?
Есть еще Осан’гар, если он жив, конечно, но его не стоит в это впутывать.
Платье Грендаль сменило оттенок на более темный, к всеобщему прискорбию скрыв то, что до этого притягивало взор. Настоящий стрейт. Аран’гар сама обнаружила парочку стасис-боксов, но в них оказался по большей части всякий жуткий мусор.
– А тебе не приходило в голову, что даже у стен есть уши? Когда я пришла, зомара уже были здесь.
– Грендаль. – Она промурлыкала имя. – Если Моридин подслушивает, он подумает, что я хочу затащить тебя в постель. Он знает, что я никогда и ни с кем не вступала в союзы.
На самом деле пару раз она все-таки вступала в альянсы, но, как только полезность союзников исчерпывала себя, с ними приключались прискорбные несчастные случаи, и они уносили все свои знания в могилу. Если, конечно, им посчастливилось заиметь таковую.
Стрейт платья собеседницы стал черным, словно ночь в Ларчине, молочно-белые щечки Грендаль пошли красными пятнами. Глаза превратились в голубые льдинки. Но то, что женщина в конце концов произнесла, противоречило выражению ее лица, а платье внезапно стало практически прозрачным.
– Интересная мысль. Об этом я не думала. Теперь как раз подумаю. Возможно. Тебе придется все же… убедить меня.
Отлично. Грендаль, как всегда, сообразительна. Лишнее напоминание о том, что не надо забывать об осторожности. Нужно использовать красотку в своих целях, а потом избавиться от нее, но при этом самой не попасть в какую-нибудь из ее ловушек.
– Я умею убеждать красивых женщин. – Аран’гар протянула руку, чтобы нежно коснуться щеки Грендаль.
Теперь – уже очень скоро – придет время убеждать всех присутствующих. Тем более что из этого вполне может получиться нечто большее, чем просто союз. Ее всегда влекло к Грендаль. Аран’гар толком уже и не помнила те времена, когда была мужчиной. В своих воспоминаниях она носила то же тело, что и сейчас, которое время от времени вело себя странно, но все же его желания мало что могли изменить. Ее аппетиты не поменялись, а лишь расширились. И ей очень хотелось заполучить это платье из стрейта. И все остальное, чем располагает Грендаль, конечно, тоже, но она уже мечтала о том, как будет иногда надевать это платье. Единственная причина, по которой на ней сейчас другой наряд, – Аран’гар не хотелось, чтобы Грендаль подумала, будто она ей подражает.
Стрейт оставался почти прозрачным, но Грендаль отпрянула от ласки Аран’гар, глядя на что-то у нее за спиной. Та повернулась и увидела, как сзади к ним приближалась Месана в сопровождении Демандреда и Семираг. Он по-прежнему выглядел сердитым, а Семираг казалась удивленной. Месана была все столь же бледной, но подавленность исчезла. Причем полностью. Она являла собой смертельно опасную змею корир, шипящую и источающую яд.
– Почему ты упустила ее, Аран’гар? Ты же должна была не спускать с нее глаз! Неужели ты так увлеклась своими играми с ее снами, что забыла выяснить, что она задумала? Восстание без нее, без эдакого свадебного генерала, развалится. И все мои тщательные планы пойдут коту под хвост только потому, что ты не сумела уследить за невежественной девчонкой!
Аран’гар сдержала ярость. Она спокойно могла владеть собой, когда ей того хотелось. Вместо того чтобы рявкнуть какую-нибудь гадость в ответ, она широко улыбнулась. Интересно, Месана действительно обосновалась где-то в Белой Башне? Как чудесно было бы найти способ разбить эту троицу.
– Прошлой ночью я подслушивала, о чем говорили на заседании Совета мятежниц. Проходил он в Мире снов, поэтому участницы встречались в Белой Башне, и Эгвейн возглавляла Совет. И она вовсе не подставная фигура, не свадебный генерал, как ты полагаешь. Я говорила тебе об этом раньше, но ты не желала слушать. – Так, это уже слишком. Аран’гар – на что потребовалось усилие, причем значительное, – смягчила свой тон. – Эгвейн рассказала им все о ситуации, сложившейся в Башне, о том, что Айя готовы накинуться друг на друга. Она убедила их, что Башня вот-вот развалится и она сумеет воспрепятствовать этому, будучи на месте событий. На твоем месте я бы побеспокоилась о том, чтобы Башня оставалась единой, если тебе нужно, конечно, чтобы этот конфликт продолжался.