Нож сновидений Джордан Роберт

Глава 4

Сделка

Перрин, сидевший в седле Ходока, заставил коня отступить на несколько шагов назад, за линию деревьев, и окинул взглядом обширный луг, где красные и синие полевые цветы уже начали проклевываться сквозь толстый ковер прошлогодней травы, с которого ныне стаял снег. Среди деревьев в леске господствовали болотные мирты, которые даже зимой сохраняли свои широкие темные листья, но кое-где можно было заметить бледные маленькие листочки, пробивающиеся на ветках амбровых деревьев. Чалый жеребец нетерпеливо ударил копытом; Перрин разделял его нетерпение, но старался его не показывать. Солнце уже почти достигло зенита, значит он уже прождал тут почти час. С запада постоянно дул ощутимый ветерок, который несся дальше вдоль распростершегося перед ним луга. Хорошо.

Время от времени рука Перрина, затянутая в латную перчатку, поглаживала почти прямой дубовый сук. В толщину дубина, которая лежала поперек седла, была шире его запястья, а в длину превосходила руку в два раза. С одного конца палка была плоско, словно доска, остругана до половины. Луг, окруженный огромными дубами и болотными миртами, перемежающимися высокими соснами и низенькими амбровыми деревьями, был не менее шестисот шагов в ширину, а в длину куда больше. Палки должно хватить. Он постарался просчитать все варианты развития событий. И сук вписывался в большинство из них.

– Миледи Первенствующая, вам следует вернуться в лагерь, – в который раз пробубнил Галленне, сердито потирая красную повязку, закрывавшую глазницу.

Его шлем, украшенный алыми перьями, был приторочен к луке седла, поэтому седые волосы свободно рассыпались по плечам воина. Если полагаться на слова Берелейн, то он не раз говорил, что большей частью своей седины он обязан именно ей. Его вороной боевой конь попытался укусить Ходока, но Галленне, не сводя глаз с Берелейн, резким движением осадил мощного мерина. Капитан с самого начала был против ее присутствия здесь.

– Грейди проводит вас обратно, а потом вернется, пока мы тут все ждем, появятся ли шончан вообще.

– Я остаюсь, капитан. Остаюсь.

Голос Берелейн звучал спокойно и уверенно, но все же на сей раз к ее обычному запаху терпеливости примешивались нотки беспокойства. На самом деле она не была так уверена, как хотела показать. От нее обычно пахло духами с легким цветочным ароматом. Порой Перрин замечал за собой, что старается разобрать, какие именно это цветы, но сегодня он слишком сосредоточен, чтобы предаваться праздным размышлениям.

В запахе, исходящем от Анноуры, чувствовались колючки раздражения, хотя ее лишенное возраста лицо Айз Седай, обрамленное множеством косичек, оставалось, как всегда, непроницаемым. Правда, большеносая Серая сестра пахла раздражением с тех самых пор, как их отношения с Берелейн дали трещину. Она сама виновата, не надо было ходить к Масиме за спиной у Берелейн. И она тоже настаивала на том, чтобы Берелейн осталась в лагере. Анноура принудила свою саврасую кобылу подойти поближе к лошади Первой Майена, но белая кобыла Берелейн незамедлительно отступила на несколько шагов в сторону, причем ее хозяйка даже не взглянула на советницу. Снова в ее запахе явственно проявилась колючая досада.

Алое шелковое платье Берелейн, обильно расшитое золотом, являло взорам весьма внушительную часть бюста обладательницы, но широкое ожерелье из огневиков и опалов создавало иллюзию скромности. Широкий пояс в тон стягивал талию, к поясу крепился инкрустированный драгоценными камнями кинжал. В черных волосах поблескивала корона Майена: над челом Золотой ястреб, расправивший в полете крылья, – но на фоне пояса и ожерелья она смотрелась весьма обыденно. Берелейн была красивой женщиной, причем после того, как она перестала преследовать Перрина, он стал считать ее еще более красивой. Но конечно же, с Фэйли она не сравнится.

На Анноуре было простое серое платье для верховой езды, но большинство из присутствующих все же постарались одеться в лучшее. Перрин выбрал темно-зеленый шелковый камзол с серебряной вышивкой на рукавах и груди. Он не особо ценил щегольские наряды, и даже то немногое, что у него было, он приобрел по настоянию Фэйли; что ж, она мягко убеждала его в необходимости подобных покупок, тем более что сегодня ему нужно произвести впечатление. Если же простой кожаный ремень, застегнутый поверх камзола, портит общий вид, значит так тому и быть.

– Она должна прийти, – пробормотал Арганда. Низкий коренастый мужчина, первый капитан Аллиандре, так и не снял свой серебристый шлем с тремя короткими белыми перьями. Он сидел верхом, ослабив в ножнах меч, будто бы ждал нападения. Его нагрудник тоже был посеребрен. В ярком свете солнца он будет заметен на мили вокруг. – Она должна!

– Пророк говорит, что они не придут, – заметил довольно резко Айрам, осаживая своего длинноногого гнедого рядом с Ходоком. Он был в зеленой полосатой куртке, и над его плечом виднелось медное навершие меча, сработанное в форме волчьей головы. Когда-то юношу можно было назвать привлекательным, но теперь день ото дня он становился все мрачнее и мрачнее. Он казался изможденным – глаза ввалились, а рот превратился в узкую щелку. – Пророк утверждает, что либо все закончится ничем, либо нас ждет ловушка. Он советует не верить шончан.

Перрин промолчал, на сей раз уже он почувствовал укол раздражения – отчасти в этом был виноват он сам, отчасти бывший Лудильщик. Балвер сообщил, что Айрам начал часто бывать у Масимы, но вроде как вовсе не обязательно говорить ему, что не стоит распространяться перед Масимой о планах и действиях Перрина. Яйцо в скорлупу не вернешь, но из случившегося надо извлечь урок на будущее. Работник должен знать, как обращаться с инструментами, причем так, чтобы не ломать их. То же относится и к людям. Что же до Масимы, то он наверняка боится, что им может встретиться кто-то, кто в курсе его дел с шончан.

Отряд Перрина был многочисленным, однако большинство все же останется здесь, среди деревьев. Пятьдесят конных гвардейцев из Крылатой гвардии Берелейн в красных шлемах и красных же нагрудниках – на их тонких копьях со стальными наконечниками реяли алые вымпелы – выстроились подле голубого знамени с изображением Золотого ястреба Майена. Знамя теребил легкий ветерок. Рядом, под красным стягом с тремя серебряными звездами расположились пятьдесят всадников-гэалданцев в начищенных до блеска латах и в зеленых конических шлемах. Вымпелы на их копьях были изумрудными. Воины представляли собой внушительное зрелище, но даже все они, вместе взятые, были куда менее опасны, чем Джур Грейди, – его обветренное лицо напоминало лицо простого фермера, который, быть может, терялся на их фоне в своей простой черной куртке, с приколотым на высоком вороте серебряным значком в виде меча. Сам он отлично осознавал свое превосходство, даже если остальным присутствующим это было невдомек, и поэтому стоял рядом со своим гнедым мерином, словно крестьянин, набирающийся сил перед трудовым днем.

Леоф Торфинн и Тод ал’Каар, единственные двуреченцы, помимо самого Перрина, в противоположность Джуру остались сидеть верхом, хотя все время ерзали от нетерпения – даже долгое ожидание не охладило их пыл. Возможно, их восторги заметно поуменьшились бы, узнай они, что были выбраны главным образом потому, что на них лучше всего сидели взятые взаймы камзолы из темно-зеленой шерсти тонкой выделки. Леоф держал личное знамя Перрина с изображением красной Волчьей головы, Тоду достался Красный орел Манетерен. Оба знамени колыхались на древках немного длиннее копейных. Парни чуть не передрались из-за того, кто какое знамя понесет. Перрин искренне надеялся, что это произошло не потому, что никто из них не хотел брать Волчью голову в красной окантовке. Леоф казался вполне довольным. Тод же был на седьмом небе от счастья. Конечно, они не знали, зачем Перрин притащил эти знамена. «Заключая любую сделку, нужно убедить другую сторону в том, что она получит что-то бесплатно» – так говаривал отец Мэта. Перед глазами Перрина поплыли цветные пятна, и на мгновение перед ним предстал образ Мэта, беседующего с невысокой темнокожей женщиной. Он потряс головой, отгоняя всплывшие образы. Единственное, что имеет значение, – то, что происходит здесь и сейчас. А сейчас важнее всего Фэйли.

– Они придут, – отрезал Арганда, хотя в его глазах, блестевших сквозь прорези шлема, похоже, читался вызов.

– А если нет? – поинтересовался Галленне, его единственный глаз полыхал гневом не хуже, чем оба Аргандовых.

Покрытые красным лаком латы майенца своим блеском мало чем уступали сверкающему облачению Арганды. Вряд ли кого-то из них удастся уговорить перекрасить доспехи, чтобы они стали менее броскими.

– А что, если это действительно ловушка? – словно разъяренный волк, прорычал Арганда. Его терпение было на исходе.

Ветер принес запах лошадей за пару мгновений до того, как слух Перрина уловил первые трели лазоревок. Слишком далеко, чтобы мог услышать еще кто-нибудь. Пение птиц неслось со стороны деревьев, окружавших луг. Большие группы людей, быть может враждебно настроенных, входили в лес. Послышалось еще несколько трелей, уже ближе.

– Они здесь, – произнес Перрин, за что тотчас был награжден удивленными взглядами Арганды и Галленне.

Обычно он старался не привлекать внимания окружающих к тому, насколько острым слухом – и насколько чутким обонянием – обладает, но сейчас эти двое готовы были наброситься друг на друга. Теперь же трели неслись со всех сторон, так что их могли услышать все. Лица обоих мужчин приобрели странное выражение.

– Я не имею права рисковать жизнью леди Первенствующей, если есть хоть малейший шанс, что это ловушка, – заявил Галленне, нахлобучивая шлем.

Все знали, что означает этот условный сигнал.

– Это мой выбор, капитан, – ответила Берелейн, прежде чем Перрин успел открыть рот.

– А я несу ответственность за вашу безопасность, миледи Первенствующая.

Берелейн уже набрала в легкие воздуха, лицо ее потемнело, но Перрин на сей раз заговорил первым:

– Я уже рассказывал вам, как мы собираемся обезвредить капкан, если это действительно ловушка. Вы же знаете, насколько подозрительны шончан. Скорее это они беспокоятся, что мы готовим им засаду.

Галленне громко фыркнул. Терпение в запахе Берелейн на секунду пропало, а затем возникло снова, превратившись в каменное спокойствие.

– Вам следует прислушаться к его словам, капитан, – сказала она, одарив Перрина благодарной улыбкой. – Он знает, что делает.

На дальнем конце луга появилась группа всадников; они осадили коней. Талланвора можно было заметить сразу. Верхом на хорошем, сером в яблоках, жеребце, облаченный в темную куртку, он был единственным мужчиной, на ком не было доспехов, выкрашенных в красную, желтую и синюю полоску. Без доспехов оказались еще двое – две женщины. Одна – в синем платье с красными вставками на юбках и лифе, другая – в сером. В солнечных лучах блеснуло нечто, что соединяло этих двух. Так. Сул’дам и дамани. В ходе переговоров, которые проходили через Талланвора, о них никаких упоминаний не было, но их появление неожиданностью для Перрина не явилось.

– Пора, – промолвил он, подбирая одной рукой поводья Ходока. – Пока она не решила, что мы не пришли.

Анноура подобралась поближе к Берелейн и положила ей руку на запястье, пока та не успела пришпорить свою белоснежную кобылу.

– Ты должна разрешить мне поехать с тобой, Берелейн. Ведь тебе могут понадобиться мои советы, верно? Ведение таких переговоров – моя специальность.

– Подозреваю, шончан теперь узна`ют Айз Седай по лицу, не так ли, Анноура? Не думаю, что они захотят вести переговоры с тобой. И, кроме того, – добавила Берелейн сахарным голосом, – тебе необходимо остаться здесь и помочь мастеру Грейди.

На секунду на щеках Айз Седай выступили красные пятна, а губы превратились в тонкую ниточку. Чтобы заставить ее выполнять приказы Грейди, потребовалось вмешательство Хранительниц Мудрости. И Перрин был рад, что не видел, каким же все-таки образом им это удалось. Но вопреки всему всю дорогу из лагеря она старалась увильнуть от выполнения обязательств.

– Ты тоже остаешься, – скомандовал Перрин, когда Айрам направил коня вперед. – В последнее время ты много горячишься, а я не могу рисковать – вдруг ты скажешь что-нибудь неподобающее или сделаешь что-то не то. Я не собираюсь ставить Фэйли на кон. – Так и есть. И совершенно ясно, что ему не нужен человек, который передаст все, что будет происходить на переговорах, Масиме. – Понимаешь?

В запах Айрама пузырьками вплелось разочарование, однако тот, пусть и неохотно, кивнул и опустил руки на переднюю луку седла. Может, он и рассказывает все сплетни Масиме, но он скорее сто раз отдаст свою жизнь, чем рискнет жизнью Фэйли. По крайней мере, осознанно. Каких дров он может наломать, не задумываясь, – другой вопрос.

Перрин выехал из-за деревьев. По одну руку от него расположился Арганда, по другую – Берелейн и Галленне. За ними, под колышущимися на ветру знаменами, колонной по двое последовали десять майенцев и десять гэалданцев. При виде появившейся из леска процессии шончан двинулись навстречу, тоже выстроившись в колонну. Талланвор ехал впереди вместе с командирами, один из которых восседал на чалом жеребце, а другой – на гнедом. Лошадиные копыта неслышно ступали по толстому ковру прошлогодней травы. В лесу стало слишком тихо, даже ухо Перрина едва ли могло что-то уловить.

Пока майенцы и гэалданцы разворачивались в шеренгу и бо`льшая часть шончан-солдат в ярко раскрашенных доспехах делали то же самое, Перрин и Берелейн подъехали к Талланвору и двум облаченным в латы шончанским командирам. Лакированный шлем одного из офицеров, похожий на голову насекомого, украшало три тонких голубых пера, на шлеме другого имелось только два пера. Сул’дам и дамани держались чуть позади. Все они встретились посередине луга в окружении полевых цветов и тишины. Стороны отделяли друг от друга шесть шагов.

Когда Талланвор занял позицию между переговорщиками, шончан подняли руки, защищенные полосатыми, как и все их вооружение, латными перчатками, и сняли шлемы. Под шлемом с двумя перьями оказался светловолосый мужчина; на его квадратном лице красовалось с полдюжины шрамов. Он явно побывал во многих сражениях, и от него, как ни странно, пахло удивлением. Но Перрина больше заинтересовал второй всадник. Верхом на вышколенном гнедом боевом коне – едва ли ему встречались такие раньше – сидела высокая женщина. Несмотря на слишком широкие плечи, она выглядела худой и вовсе не юной. На висках седина коснулась ее коротко стриженных вьющихся волос. На темной, словно дерн, коже лица виднелось только два шрама. Один из них пересекал левую щеку. А тот, что на лбу, заходил на правую бровь. Некоторые считают, что большое количество шрамов свидетельствует о том, что их обладатель – крепкий орешек. Но Перрину всегда казалось, что чем меньше шрамов, тем больше доказательств того, что человек знает, что делает. Дуновение воздуха донесло до него запах этой женщины – от нее веяло уверенностью.

Шончанка оглядела реющие на ветру знамена. Перрину показалось, что ее взгляд задержался на Красном орле Манетерен, а потом на Золотом ястребе Майена, после чего женщина принялась изучать его самого. Выражение ее лица не менялось, но, когда она заметила его желтые глаза, в ее запахе появилось нечто новое и непонятное, нечто резкое и жесткое. Когда же она увидела массивный кузнечный молот, продетый в петлю на его поясе, странный запах усилился.

– Перед вами – Перрин т’Башир Айбара, лорд Двуречья, сеньор королевы Аллиандре Гэалданской, – возвестил Талланвор, указывая рукой на Перрина. Он всегда говорил, что шончан – сами не свои до формальностей, но Перрин не имел ни малейшего представления, шончанская это церемония или нечто андорское. Талланвор, судя по всему, взял отовсюду понемножку. – Перед вами – Берелейн сур Пейндраг Пейерон, Первенствующая Майена, защитница волн, верховная опора Дома Пейерон.

Поклонившись вышеназванным, он перекинул поводья в другую руку и указал на шончан:

– Перед вами – знаменный генерал Тайли Хирган из Непобедимой армии, на службе императрицы Шончан. Перед вами – капитан Бакайяр Мишима из Непобедимой армии, на службе императрицы Шончан.

Еще один поклон, и Талланвор, развернув своего серого, подъехал к знаменосцам и занял место рядом с ними. Он был так же мрачен, как Айрам, но от него пахло надеждой.

– Рада, что он не назвал вас Волчьим королем, милорд, – протянула генерал знамени. Из-за того, что она растягивала слова, Перрину приходилось напрягаться, чтобы разобрать, что она говорит. – Иначе я бы сочла, что Тармон Гай’дон уже совсем близко. Вам известны пророчества о Драконе? «Когда в руки возьмет молот Волчий король, знай, конец бытия в этом мире грядет; и когда повенчается ворон с лисой, трубный глас на сраженье тебя позовет». Лично мне вторая строка совершенно непонятна. И вы, миледи. Сур Пейндраг. Что это значит – «Пейндраг»?

– Мой род ведет начало от самого Артура Пейндрага Танриала, – ответила Берелейн, высоко подняв подбородок.

Порыв ветра донес до Перрина струйку гордости, вплетенную в запах терпения и аромат духов. Они условились, что переговоры будет вести Перрин, а ее задачей станет ослеплять шончан красотой и грацией юной правительницы. Или, в конце концов, ее присутствие добавит весомости словам Перрина. Но он решил, что ей можно ответить на прямой вопрос.

Тайли кивнула, как будто именно такой ответ и ожидала услышать:

– Значит, вы – дальняя родственница императорской семьи, миледи. Несомненно, императрица, да живет она вечно, окажет вам честь. Если, разумеется, вы не станете заявлять о правах на империю Ястребиного Крыла.

– Я претендую только на Майен, – гордо ответствовала Берелейн. – И его я буду защищать до последнего вздоха.

– Я сюда пришел не для того, чтобы обсуждать пророчества, Ястребиное Крыло или вашу императрицу, – сердито заметил Перрин. И снова на пару мгновений цвета смешались у него перед глазами, но он тут же отогнал видение. Сейчас у него нет на это времени. Волчий король? Прыгун наверняка бы повеселился по этому поводу, по-своему, по-волчьи. Да любому волку станет смешно. И все же Перрину стало не по себе. Он прежде не сознавал, что именно о нем говорилось в пророчествах. А что, если его молот – предвестник Последней битвы? Но лишь Фэйли имеет значение. Только она. И все то, что поможет освободить ее. – Мы договорились, что на эту встречу придет по тридцать человек с каждой стороны, но в лесу скрываются ваши люди. Много людей.

– Как и у вас, – возразил Мишима с улыбкой, которую портил белый шрам в уголке рта, – иначе бы вы не знали о наших.

Он растягивал слова еще сильнее.

Перрин не сводил взгляда со знаменного генерала:

– Пока они здесь, существует вероятность неожиданного поворота событий. А я не хочу никаких неожиданностей. Я лишь хочу вернуть жену из плена Шайдо.

– И как вы собираетесь избежать неожиданностей? – поинтересовался Мишима, поигрывая поводьями. Его вопрос прозвучал так, словно он вовсе не был настолько уж важным. Такое ощущение, что Тайли позволила ему говорить, а сама в это время наблюдала за реакцией Перрина. – Нам следует положиться на ваше слово и отправить людей прочь первыми? Или вам придется поверить нам и самим отвести отряды назад? «На высотах все пути вымощены кинжалами». Здесь нет места излишнему доверию. Я бы предложил одновременно приказать нашим людям отступить, но одна из сторон может нарушить обещание.

Перрин покачал головой:

– Вам придется поверить мне, знаменный генерал. У меня нет причин нападать на вас или брать вас в плен, но зато есть все причины не делать этого. Но я не могу быть уверен, что это верно и в отношении вас. Вы можете счесть, что пленение Первенствующей Майена стоит маленького предательства.

Берелейн тихонько рассмеялась. Настал черед палки. Это должно не просто заставить шончан покинуть лес первыми, но и убедит, что им необходимо то, что он намерен предложить. Перрин упер один конец палки в седло, держа ее вертикально.

– Мне кажется, ваши люди – отличные солдаты. Мои же люди – не солдаты, хотя им приходилось сражаться с троллоками и с Шайдо. И они неплохо справлялись. – Ухватив палку за основание, Перрин поднял ее высоко над головой, так что оструганная часть оказалась наверху. – Но они привыкли охотиться на львов, леопардов, горных кошек, которые спускались с утесов, чтобы нападать на наши стада. На вепрей и медведей – животных, что тоже охотятся в лесах, мало чем отличающихся от этого.

Ветка резко дернулась в его руке, затянутой в латную перчатку, когда две стрелы – их едва ли разделял удар сердца – вонзились в обтесанное дерево. Перрин опустил палку, чтобы показать две стрелы, – их острые наконечники насквозь прошили твердую древесину с двух сторон. Три сотни шагов – не малое расстояние для такой мишени, но он выбрал для этой задачи Джондина Баррана и Джори Конгара. Лучших стрелков из тех, что были в его распоряжении.

– Если до этого дойдет, ваши люди даже не увидят, кто их убивает, и эти доспехи окажутся слабым аргументом против длинных луков Двуречья. Но я надеюсь, что это все-таки не понадобится.

Изо всех сил он подбросил палку в воздух.

– Мои глаза! – проревел Мишима, схватившись за меч, даже осаживая своего чалого жеребца и в то же время стараясь не упустить из виду Перрина и его ветку. Шлем Мишимы свалился с седла и покатился по траве.

Знаменный генерал даже не подумала потянуться за мечом, но тоже старалась смотреть и на Перрина, и на палку. Сначала пыталась. А потом стала следить за веткой, которая взлетала все выше и выше, до тех пор пока не зависла в воздухе в сотне футов над ними. Внезапно палку окутал шар пламени, такого яростного, что Перрина обдало жаром, как из печи. Берелейн подняла руку, прикрывая ладонью лицо. Тайли же просто продолжала задумчиво наблюдать.

Пламя пылало лишь несколько секунд, но этого оказалось достаточно, чтобы превратить дерево в пепел, который ветром быстро унесло прочь. В жухлую траву упало лишь два спекшихся кусочка металла, припорошенные золой. В месте падения сразу же заплясали язычки пламени, от которых немедленно занялась трава. Даже боевые кони испуганно зафыркали. Белая кобыла Берелейн принялась плясать и кружить на месте, пытаясь избавиться от поводьев и ринуться прочь.

Перрин тихо выругался – ему следовало подумать о наконечниках стрел – и собрался было спрыгнуть с коня и затоптать разгоравшийся огонь, но, прежде чем он успел перекинуть ногу через седло, язычки пламени пропали, оставив после себя лишь тонкие усики дыма, поднимающиеся от пятна почерневшей травы.

– Молодец, Нори, – проговорила сул’дам, ласково поглаживая дамани. – Нори – самая замечательная дамани.

Облаченная в серое женщина застенчиво заулыбалась. Но вопреки словам сул’дам выглядела обеспокоенной.

– Что ж, – заговорила Тайли, – у вас есть марат’… – Она замолчала, поджав губы. – У вас есть Айз Седай. И не одна? Это не так важно. Не могу сказать, что те Айз Седай, с которыми мне доводилось встречаться, сильно меня впечатлили.

– Это не марат’дамани, мой генерал, – тихо произнесла сул’дам.

Тайли сидела неподвижно, внимательно изучая Перрина.

– Аша’ман, – вымолвила она наконец. Это было утверждение, а не вопрос. – Вы меня интригуете, милорд.

– И еще кое-что, чтобы убедить вас окончательно, – объявил Перрин. – Тод, обмотай знамя вокруг древка и принеси сюда.

Не услышав ничего в ответ, он оглянулся через плечо. Тод смотрел на него широко распахнутыми глазами.

– Тод.

Вздрогнув, Тод принялся сматывать полотнище с красным орлом. После он понуро подъехал к Перрину и передал ему сверток. Парень так и остался сидеть в седле с вытянутой рукой, в надежде получить обратно хотя бы древко.

Пришпорив Ходока, Перрин проехал вперед, держа свернутое знамя параллельно земле.

– Двуречье, знаменный генерал, было сердцем Манетерен. Последний король Манетерен погиб в сражении как раз на том месте, где спустя годы возник Эмондов Луг – деревня, в которой я вырос. Манетерен – в нашей крови. Но Шайдо удерживают в плену мою жену. Чтобы освободить ее, я отказываюсь от мысли возродить Манетерен и в подтверждение этого готов дать любые обеты, какие только вы попросите. Ожившая Манетерен стала бы для вас, шончан, густо заросшим колючками полем. И у вас есть возможность очистить это поле, не пролив ни капли крови.

Позади него кто-то жалобно застонал. Перрин решил, что это Тод.

Вдруг легкий ветерок, гулявший по лугу, резко усилился и яростно задул в противоположном направлении, осыпая всех пылью и песком. От такого сильного порыва Перрину даже пришлось приникнуть к седлу, чтобы не оказаться на земле. С него едва ли не сорвало камзол. Откуда взялся песок? Подлесок же по щиколотку завален прошлогодней листвой. Налетевшая буря вдобавок пахла горелой серой, да так, что в носу защипало. Кони замотали головой, но рев ветра заглушил их испуганное ржание.

Свирепый порыв длился какие-то мгновения и прекратился столь же внезапно, как и начался, оставив после себя легкий бриз, дувший по-прежнему в том направлении, куда дул до этого. Кони продолжали дрожать, фыркать, мотать головой и выкатывать глаза. Перрин погладил Ходока по шее и прошептал ему в ухо несколько успокаивающих слов, но они едва ли помогли.

Генерал знамени сделала странный жест рукой и пробормотала:

– Тень, изыди! Откуда, во имя Света, это взялось? Я слышала всякие истории о том, что происходят необъяснимые события. Или это ваш очередной «аргумент», милорд?

– Нет, – честно признался Перрин. Как выяснилось, с погодой в какой-то мере умеет обращаться Неалд, но никак не Грейди. – А разве так важно, откуда это взялось?

Тайли задумчиво поглядела на него, а затем кивнула.

– Действительно, важно ли? – произнесла она, но было ясно, что на самом деле шончанка думает иначе. – Нам известно кое-что о Манетерен. Ежевика – угроза для босых ног, но никак не для сапог. Половина Амадиции пересказывает слухи о вас и о том вашем знамени, о том, что вы явились возродить Манетерен и «освободить» от нас Амадицию. Мишима, труби отступление.

Светловолосый мужчина тотчас взялся за небольшой прямой рог, который висел на красном шнуре у него на шее. Выдув из него четыре пронзительные ноты, он повторил сигнал дважды, а затем отпустил рог, позволив тому вернуться в исходное положение.

– Свою часть я выполнила, – сообщила Тайли.

Перрин повернулся назад и громко и четко, как только мог, прокричал:

– Даннил! Передай! Когда последний солдат-шончан достигнет границы луга, собирайте всех и отправляйтесь к Грейди!

Генерал знамени заткнула мизинцем ухо и, не обращая внимания на латную перчатку, сделала вид, что прочищает его.

– У вас сильный голос, – сухо заметила она. Только теперь генерал приняла знамя и аккуратно положила его поперек седла перед собой. Больше она на него не взглянула, но ее рука, возможно машинально, принялась поглаживать свернутое полотнище. – И как же вы хотите мне помочь, милорд?

Мишима зацепился ногой за высокую переднюю луку и свесился с седла, чтобы подобрать упавший головной убор. Ветер прокатил шлем по примятой жухлой траве, остановив его на полпути к строю шончанских солдат. Со стороны деревьев донеслась короткая трель жаворонка, за ней другая, потом еще одна. Силы шончан отходили. Коснулся ли их этот странный порыв ветра? Не важно.

– Людей у меня куда меньше, чем у вас, – признал Перрин, – и это, конечно, не вымуштрованные солдаты, но зато со мной Аша’ман и Айз Седай и еще Хранительницы Мудрости, которые тоже способны направлять. Вам понадобятся все они до единого.

Тайли открыла было рот, но он предупреждающе поднял руку:

– Я хочу, чтобы вы дали слово, что не станете пытаться надеть на них ошейники. – Он многозначительно взглянул на сул’дам и дамани. Сул’дам неотрывно глядела на Тайли, ожидая приказаний, а сама лениво поглаживала другую женщину по волосам, словно успокаивала кошку. А Нори едва ли не мурлыкала! О Свет! – С вас слово, что вы их не тронете, их и всех, кто в лагере носит белое одеяние. В любом случае большая их часть не Шайдо, а те Айил, что есть среди них, – мои друзья.

Тайли покачала головой:

– Странные у вас друзья, милорд. Во всяком случае, тех жителей Кайриэна и Амадиции, что попадались нам в отрядах Шайдо, мы отпускали на свободу, правда большинство кайриэнцев, оказавшись на воле, терялись и не знали, что им делать. Из людей в белом мы оставляем себе только Айил. Из гай’шайн получаются чудесные да’ковале, не в пример всем остальным. И все же я согласна оставить в покое ваших друзей. И ваших Айз Седай и Аша’мана. Очень важно положить конец всему этому сборищу. Скажите мне, где они, и я начну учитывать вас в своих планах.

Перрин пальцем потер переносицу. Едва ли многие из тех гай’шайн были Шайдо, но он вовсе не собирался сообщать об этом шончанке. Пусть у них останется шанс получить свободу по истечении года и одного дня.

– Боюсь, это будет все же мой план. Севанна – крепкий орешек, но я нашел способ с ней разобраться. У нее где-то сто тысяч Шайдо, и она продолжает набирать еще и еще. Пусть не все из них алгай’д’сисвай, но любой взрослый, если понадобится, возьмет в руки копье.

– Севанна. – Тайли расплылась в довольной улыбке. – Это имя нам знакомо. Мне бы очень хотелось представить Севанну из Джумай Шайдо капитан-генералу. – Ее улыбка потухла. – Сто тысяч – это куда больше, чем я ожидала, но это не значит, что я не смогу с ними справиться. Мы уже встречались с этими Айил, в Амадиции. Правда, Мишима?

Возвращающийся к ним Мишима рассмеялся, но смех получился резким, в нем не было веселья.

– Что верно, то верно, генерал знамени. Они яростные бойцы, дисциплинированные и умелые, но и на них можно найти управу. Нужно окружить один из их отрядов, их септов, тремя или четырьмя дамани и давить до тех пор, пока не сдадутся. Грязноватое дельце, ничего не скажешь. С ними их семьи. Но при таком условии они сдаются не в пример быстрее.

– Насколько я понимаю, у вас около десятка дамани, – заметил Перрин, – но смогут ли они противостоять тремстам или четыремстам Хранительницам Мудрости, каждая из которых способна направлять?

Знаменный генерал нахмурилась:

– Вы уже не первый раз упоминаете Хранительниц Мудрости, способных направлять Силу. В каждом отряде, что нам попадался, были свои Хранительницы. Но ни одна из них не могла направлять.

– Потому что все они, что есть у Шайдо, сейчас с Севанной, – ответил Перрин. – По крайней мере три сотни, а может, и все четыре. Те Хранительницы Мудрости, что находятся со мной, уверены в этом.

Тайли и Мишима переглянулись, генерал знамени вздохнула. Мишима выглядел угрюмым.

– Что ж, – произнесла она, – приказы приказами, но теперь вряд ли удастся закончить все по-тихому. Придется потревожить Дочь Девяти Лун, даже если мне потом нужно будет приносить извинения императрице, да живет она вечно. А наверняка придется.

Дочь Девяти Лун? Судя по всему, какая-то высокопоставленная дама у шончан. Но каким же образом ее собираются потревожить?

Мишима поморщился. Вместе со всеми шрамами, пересекавшими его лицо, зрелище получилось не из приятных.

– Я читал, что при Семаларене с каждой стороны было по четыре сотни дамани и вышла бойня. Половина имперской армии полегла на поле боя, а мятежники потеряли добрые три четверти.

– И все же, Мишима, нам придется пойти на это. Или это сделают за нас. Ты сможешь избежать извинений, а я нет. – (Света ради, что же такого ужасного в извинении? От женщины пахло… смирением.) – К сожалению, на то, чтобы собрать достаточное количество солдат и дамани и вскрыть этот нарыв, уйдут недели, если не месяцы. Благодарю вас за предложенную помощь, милорд. Об этом не забудут. – Тайли протянула свернутое знамя. – Возвращаю его вам, так как не в силах обеспечить выполнение своей части сделки. Но могу дать совет. Быть может, прямо сейчас перед Непобедимой армией стоят другие задачи, но мы не хотим, чтобы кто-то воспользовался временным преимуществом и провозгласил себя королем. Мы хотим вернуть эту землю, а не раздробить ее на куски.

– А мы хотим эти земли сохранить, – гневно вступила Берелейн, заставив свою лошадь преодолеть те шесть шагов, что отделяли ее от шончан. Животному только того и надо было, оно хотело скакать, скакать прочь от этого жуткого ветра, так что Первой Майена пришлось приложить усилия, чтобы с ним справиться и заставить остановиться. Даже ее запах был пропитан гневом. Никакого терпения. От нее пахло так же, как от волчицы, защищающей своего раненого самца. – Я слышала, что Непобедимую армию зря так называют. Что Дракон Возрожденный разгромил вас на юге. И почему же вы думаете, что Перрин Айбара не сумеет сделать то же самое?

О Свет, а он-то беспокоился о горячности Айрама!

– Я не собираюсь никого громить, кроме Шайдо, – твердо заявил Перрин, отгоняя образ, который начал формироваться у него в мозгу. Он сложил руки на передней луке седла. Ходок, похоже, наконец-то успокоился. Жеребец время от времени все так же подрагивал, но больше не выкатывал глаза. – Есть способ сделать это, причем тихо, так что вам не придется приносить извинения. – Раз это так важно для нее, он готов это использовать. – Пусть Дочь Девяти Лун продолжит пребывать в покое. Я же говорил, что все спланировал. Талланвор рассказал мне, что у вас есть что-то вроде чая, после которого женщина, способная направлять, едва ли с ног не валится.

Секунду спустя Тайли снова положила знамя поперек своего седла и внимательно оглядела собеседника.

– И женщина, и мужчина, – произнесла она наконец. – Я слышала истории, что с помощью этого чая поймали несколько мужчин. Но каким же образом вы предполагаете напоить им четыре сотни женщин, окруженных сотней тысяч Айил?

– Я предлагаю напоить их всех, причем так, чтобы они не узнали, что пьют. Мне нужно столько чая, сколько можно достать. Наверное, целый фургон, и не один, скорее всего, а много. Нагреть воду возможности нет, так что настой получится слабый.

Тайли негромко рассмеялась:

– Смелый план, милорд. Думаю, фургонами этот чай могут отмерять разве что на фабрике, где его производят, но это слишком далеко отсюда, в Амадиции, практически в Тарабоне. И я смогу достать больше чем несколько фунтов только в одном случае – если обращусь к кому-нибудь из вышестоящих и объясню, зачем мне столько. А это положит конец надеждам не поднимать шума и сделать все тихо.

– Аша’манам знакома такая вещь, как Перемещение, – заметил Перрин. – Это способ в один шаг преодолевать расстояния в сотни миль. Так что это вполне может помочь с добычей чая.

Из левой перчатки он извлек сложенный и захватанный, с жирными пятнами, листок бумаги.

Брови Тайли поползли вверх, по мере того как она знакомилась с его содержанием. Перрин знал короткий текст наизусть:

ПРЕДЪЯВИТЕЛЬ СЕГО НАХОДИТСЯ ПОД МОЕЙ ЛИЧНОЙ ЗАЩИТОЙ. ИМЕНЕМ ИМПЕРАТРИЦЫ, ДА ЖИВЕТ ОНА ВЕЧНО, ЕМУ ДОЛЖНА БЫТЬ ОКАЗАНА ЛЮБАЯ ПОМОЩЬ, КАКОЙ ОН ПОТРЕБУЕТ РАДИ СЛУЖБЫ ИМПЕРИИ, И СВЕДЕНИЯ ОБ ЭТОМ НЕ ПОДЛЕЖАТ РАЗГЛАШЕНИЮ.

Перрин понятия не имел, кто такая Сюрот Сабелле Мелдарат, но раз она может подписаться под таким, значит она – важная персона. Быть может, она и есть та самая Дочь Девяти Лун.

Передав бумагу Мишиме, генерал знамени воззрилась на Перрина. Резкий, жесткий запах вернулся, причем с утроенной силой.

– Айз Седай, Аша’ман, Айил, ваши глаза, тот молот, а теперь еще и это! Кто же вы такой?

Мишима присвистнул сквозь зубы.

– Подпись самой Сюрот, – пробормотал он.

– Я мужчина, который хочет вернуть свою жену, – ответил Перрин, – и ради этого я готов заключить сделку с самим Темным. – Он старался не смотреть на сул’дам и дамани. Он не так уж и далек от сделки с Темным. – Мы договорились?

Тайли взглянула на его протянутую руку, а затем пожала ее. Пожатие оказалось крепким. Сделка с Темным. Но он сделает все, лишь бы только освободить Фэйли.

Глава 5

Нечто… странное

Барабанная дробь дождевых капель, вытанцовывавших на тенте палатки всю ночь напролет, сменилась легким перестуком, когда Фэйли, старательно опустив глаза, дабы не оскорбить высокую персону, приблизилась к позолоченному и украшенному обильной резьбой трону Севанны, который стоял посреди ярких ковров, слоями устилавших пол. Весна наступила стремительно, однако жаровни уже не зажигали, так что воздух здесь хранил утреннюю прохладу. Склонившись в низком реверансе, она протянула серебряный поднос, украшенный сложным чеканным узором в виде шнуров. Айилка взяла золотой кубок, наполненный вином, и пригубила его, едва ли взглянув на Фэйли, но та сделала еще один реверанс и только после этого отошла, чтобы поставить поднос на крышку обитого медью синего сундука, где уже стоял в окружении трех других золотых кубков серебряный кувшин с высоким горлышком. После чего девушка снова заняла свое место среди одиннадцати гай’шайн, которые выстроились в промежутках между высокими светильниками, расставленными вдоль стены палатки из алого шелка. Шатер был просторным и высоким. Обычная низкая айильская палатка – не для Севанны.

И вообще, иногда возникают сомнения, что она имеет какое-то отношение к Айил. Этим утром на Севанне было красное платье из шелковой парчи, которое плотно обтягивало талию и выставляло напоказ половину ее немалого бюста. Однако она надела на себя столько украшений – множество ожерелий из изумрудов, опалов и огневиков, а еще нити крупного жемчуга, что выглядела почти пристойно. У Айил не принято носить кольца, но на каждом пальце Севанны красовался усыпанный драгоценными камнями перстень, а то и не один. Ее длинные, до пояса, светлые волосы перехватывал на манер диадемы или даже короны синий шелковый шарф, поверх которого лежала широкая лента из плетеного золота, унизанная огневиками. Ничего айильского в наряде Севанны не было.

Фэйли и остальные, шесть женщин и пятеро мужчин, бодрствовали всю ночь, стоя рядом с постелью Севанны, на случай если женщина проснется и чего-нибудь захочет; сама же постель представляла собой пару пуховых матрасов, положенных друг на друга. Есть ли в мире еще правитель, которому, пока он изволит спать, обязано прислуживать столько слуг? Фэйли изо всех сил боролась с зевотой. Многое может повлечь за собой наказание, но зевок – самый верный способ. Гай’шайн должны быть послушными и услужливыми, что, судя по всему, следовало понимать как подобострастными и раболепными. Байн и Чиад, несмотря на свойственную им во всем прочем вспыльчивость, похоже, сумели приспособиться. Но у Фэйли никак не получалось. За месяц, что прошел с тех пор, как ее раздели и связали, словно головоломку кузнеца, за то, что она спрятала нож, ее девять раз пороли за незначительные проступки, которые Севанне представлялись серьезными преступлениями. Рубцы, оставшиеся с последнего раза, еще не зажили окончательно, и девушке вовсе не хотелось вновь оказаться наказанной за нерадивость.

Фэйли надеялась, что Севанна считает, что та ночь, проведенная на морозе, сломила ее. Ведь только Ролан и его жаровни спасли девушке жизнь. Но очень хочется надеяться, что сломить ее все-таки не удалось. Когда долгое время притворяешься, зачастую маскарад превращается в реальность. В плену она провела меньше двух месяцев, а уже не может вспомнить точно, сколько дней прошло с тех пор, как ее захватили. Порой кажется, что белое одеяние она носит целый год, если не больше. Иногда широкий пояс и ошейник из плоских золотых звеньев начинают казаться частью ее. И это наводит ужас. Но Фэйли упорно держалась за надежду. Скоро она сбежит. Должна сбежать. Прежде чем ее найдет Перрин и попытается освободить. Но почему же он еще не нашел ее? Шайдо уже очень долго простояли лагерем у Малдена. Он бы ее не бросил. Ее волк обязательно придет за ней, чтобы спасти. И поэтому надо сбежать прежде, чем он погибнет, пытаясь вызволить ее. Прежде, чем она поймет, что больше не притворяется.

– Терава, сколько еще ты собираешься подвергать наказанию Галину Седай? – спросила Севанна, хмуро глядя на Айз Седай. Терава, скрестив ноги, сидела перед ней на голубой подушке, украшенной по углам кисточками. Ее спина была идеально прямой, а на лице застыло жесткое выражение. – Прошлой ночью она приготовила мне слишком горячую ванну, но у нее и так рубцы по всему телу, так что мне пришлось приказать отстегать ее по пяткам. А это не очень удобно, если учесть, что ей все-таки нужно ходить.

Фэйли старалась не смотреть на Галину с того самого момента, как Терава привела ту в палатку, но при упоминании имени взгляд против воли устремился к женщине. Галина, выпрямившись, стояла на коленях между двумя айилками, чуть в стороне; на щеках у нее виднелись коричневые синяки и кровоподтеки, кожа влажно блестела – пленнице пришлось пройти сквозь проливной дождь, чтобы попасть сюда, – ноги и щиколотки были перепачканы грязью. На ней остались лишь отделанные огневиками золотые ошейник и пояс, отчего нагота еще больше бросалась в глаза. От волос и бровей осталась лишь жалкая щетина. Все волоски на теле, от головы до кончиков пальцев ног, были опалены Единой Силой. Фэйли слышала рассказы о том, как это происходило, и о том, как в качестве первого истязания Айз Седай подвесили за щиколотки. В последние дни гай’шайн только и твердили об этом. И лишь немногие, кому удавалось разглядеть лишенное возраста лицо за тем, во что оно превратилось, по-прежнему считали, что Галина действительно Айз Седай; остальные же, как и сама Фэйли, сомневались, что среди гай’шайн может обнаружиться Айз Седай. Конечно, у нее характерное лицо и кольцо на пальце, но разве Айз Седай позволит Тераве так с собой обращаться? Фэйли не раз задавала себе этот не дававший ей покоя вопрос и не находила ответа. Она продолжала убеждать себя, что Айз Седай часто поступают так или иначе по причинам, которые недоступны пониманию других, но подобный довод звучал не очень-то убедительно.

Что бы ни заставляло Галину терпеть такие надругательства, сейчас в ее широко распахнутых глазах, неотрывно смотревших на Тераву, застыл страх. Она тяжело дышала, так что было видно, как вздымается грудь. У нее есть причины бояться. Наверное, все, кто проходил мимо палатки Теравы, слышали доносившиеся оттуда мольбы Галины о пощаде. Уже на протяжении четырех дней Фэйли видела, как Айз Седай – безволосая, одетая так же, как и сейчас, – спешит по какому-нибудь поручению, с искаженным ужасом лицом. И каждый день Терава добавляла все новые и новые полосы к узору из рубцов, который покрывал тело Галины от плеч до бедер. И лишь только одна из ссадин начинала заживать, как Терава считала своим долгом тотчас обеспечить новую. Фэйли слышала, как среди Шайдо шептались, что с Галиной поступают слишком жестоко, но никто не собирался вмешиваться в дела Хранительницы Мудрости.