Черное колесо Меррит Абрахам
— Большинство форм психических отклонений не передаются по наследству.
Она мрачно ответила:
— В нашем случае могут и передаваться. Все наше имущество вложено в инвестиции. Удивительные инвестиции, иногда они кажутся безумными, но на самом деле они сделаны очень проницательно. И можете быть уверены, что отец их делал в роли старого капитана. Ему нравится быть хозяином, сознавать, что одно движение его пальца способно создать состояние, что от него может зависеть даже жизнь других людей. Он играл не только своей жизнью, но и жизнью тех, с кем вступал в контакт. Ну, а власть — это обязанность, а не игрушка. Мы, Бенсоны, кажется, никогда этого не понимали.
Она торопливо добавила:
— Поймите, ничего бесчестного в деяниях моего отца не было. Но некоторые его поступки были… странными.
Есть много недовольных, которые с радостью встретили бы сообщение о том, что мой отец безумен. Они подхватили бы этот слух, укрепили его, смогли бы порвать контракты с моим отцом и его агентами, к вящей своей выгоде. Поодиночке они беспомощны — вместе они непобедимы. А что касается меня, то я была бы уничтожена. Вы знаете, что могут сделать слухи. Никто не стал бы разговаривать со мной, даже если я предъявила бы миллион справок о своем здоровье.
Чед выказал свою подлинную сущность. Он поклялся, что любит меня настолько, что готов смириться с этим пятном. Он обещал никому об этом не говорить, не только посторонним, но и самому Большому Джиму — если я выйду за него замуж.
Если я откажу — что ж, он молод и честолюбив, и жизнь без моей любви мало что значит для него. Так он сказал. Но не настолько мало, чтобы он упустил такую блестящую возможность из-за каких-то угрызений совести. Что же мне оставалось, кроме как согласиться выйти за него замуж — и как можно дольше оттягивать брак, надеясь на чудо!
Я горячо воскликнул:
— Вы могли бы повидаться с Кертсоном!
— Я боялась, что если Кертсон попытается определить психическое состояние моего отца, тот заподозрит причину. И если он безумен, все может сорваться безвозвратно. А если нет — что ж, мы ведь не знаем, насколько близка его одержимость старым капитаном к безумию. Старый капитан стал слишком важной его частью, чтобы он легко от него отказался. Отказ от части самого себя, даже если бы он сумел это сделать, сделал бы его старым, разбитым и опустошенным, у него не оставалось бы цели, для чего жить. Я люблю своего отца, Росс! Я не могла рисковать этим!
А в таком состоянии, как сейчас, он благополучно может дожить до старости. Неужели нужно этим рисковать? Так что я не стала встречаться с Кертсоном.
Майк не знает, что я узнала. Не знают леди Фитц и русский. И Светловы. Кое-кто из экипажа слышал семейные рассказы, да и Чед с этими людьми подружился. Он утверждает, что это для того, чтобы держать их под контролем. Но я сомневаюсь! Чед своего не упустит. Я узнала, что он занимал деньги и вкладывал в фирмы, которые рады были бы свалить Бенсона. В любом случае Чед остается в выигрыше. А то, что я откладываю дату бракосочетания, испытывает его терпение. Так не может продолжаться вечно.
Если я откажусь от своего обещания выйти за него замуж, он может объявить, что Большой Джим безумен, приведет свидетельства этого. Он может получить их у экипажа, особенно если подтолкнет Большого Джима к каким-то неосторожным — предпочтительно преступным — действиям. А вы ведь знаете характер отца! Поэтому я должна поддерживать у Чеда уверенность, что выполню свое обещание. А теперь добавилось еще кое-что…
Она укоризненно взглянула на меня, отвернулась.
— Теперь мне будет гораздо труднее. Да и раньше было нелегко. Поэтому мне хочется поверить в теорию отца, что духи могут вселяться в нас и нас использовать… Она бы все решила.
И серьезно:
— И еще одна трудность. Чтобы поверить в нормальность отца и собственную, я должна поверить в самое невероятное. О, Росс, я почти схожу с ума!
Поэтому я и пришла к вам в тот вечер, когда отец принес колесо со старого корабля. Я хотела кое-что выяснить у вас. Вы подбодрили меня, сказав, что его поведение не обязательно вызвано безумием. Но вы меня и обеспокоили, потому что отбросили всякое упоминание о колоколе и дудке и о странном поведении Майка. Вы намекнули, что я уравновешена и практична. Я не больше вас хочу верить в духов — а только это ведь все объяснило бы. Но разве есть у меня доказательства существования духов? Разве я встречалась хоть с одним из них?
Она помолчала. Потом как будто чему-то удивилась, что-то поняла.
— Вероятно, я всю жизнь прожила слишком близко к реке, чтобы увидеть воду! Возможно, я жила… с призраком! Может быть, тот, кого я считала отцом, — это маска, а под ней старый капитан!
Я резко прервал ее:
— Мисс Бенсон! Пожалуйста!
— А что такое, в сущности, призраки? — вызывающе спросил она. — Леди Фитц упоминала, что это души мертвых, вернувшиеся чтобы завершить недоконченную работу. Но ведь вы не верите в души? Хотя всех нас с самого детства учат в них верить. Вместо того чтобы запугивать бедных малышей, почему бы религии и науке не пойти вместе?
Я сказал:
— Я не верю в призраков в том смысле, что они представляю личности, тела которых погибли. Но я верю в силу ассоциаций, которые иначе называются воспоминаниями.
— Но вы ведь никогда не видели мысль. Распилите человеку череп, и я гарантирую, что вы не найдете там ни одной мысли. И душу не найдете. Но в одно вы верите, а в другое нет. Почему?
— Потому что я видел мысли: тело проявляет их в действиях.
Она продолжала:
— Вы не знаете мои мысли, кроме того, что открывают мои слова и действия. Если я неподвижно лежу, но мозг мой напряженно работает, вы не можете понять это. Конечно, если только вы не способны телепатии.
— Вы знаете о мыслях не больше, чем об электричестве, — ответил я. — И то, и другое — нематериальные силы, но они тем не менее подчиняются физическим законам. Даже сегодня никто точно не может сказать, что такое электричество — но мы умеем создавать его и использовать.
В науке, известной как психиатрия, — продолжал я, — вы можете переоформить свои мысли в соответствии с вашими желаниями чисто физически, через произносимые слова. Эти слова, которые и колебаний воздуха снова преобразуются в мысли, воздействуют на мой мозг. Очевидно, что духовное — психическое, умственное, называйте как угодно — должно быть выражено в материальном мире материальными средствами.
— Если исчезает тело, почему не может остаться душа? — возразила Пен. — Можете вы доказать, что она тоже исчезает? Но если он продолжает жить, у нее нет физических средств, чтобы заявить о своем существовании, и потому в материальном плане она остается незамеченной. Только особо чувствительные воспринимают ее эманации. Я имею в виду спиритов, медиумов и им подобных.
Я ядовито возразил:
— Мне кажется странным, что только сверхчувствительные и истерические личности, вроде леди Фитц, могут видеть фантомов и общаться с ними. Получается, что умершие показываются только невротикам и психопатам. Все это свидетельствует против загробной жизни а не за нее.
Она спросила:
— Значит, призраки леди Фитц — всего лишь галлюцинации? Несуществующие выдумки, о которых сообщают расшатанные чувства?
Я кивнул, соглашаясь.
— Но, Росс, разве не верно то, что когда какое-то чувство поражено болезнью, обостряются все остальные? Я не очень сведуща в медицине, но слышала о слепых, слух которых феноменально обострялся после потери зрения. Настолько, что они воспринимали колебания сверхзвукового диапазона, которые нормальный слух не воспринимает. Вы знаете, это доказано приборами, которые такие колебания регистрируют.
Известно и то, что слепые воспринимают световые импульсы, недоступные зрению. Я имею в виду инфракрасные колебания, которые мы с вами можем воспринять только при помощи специальных приборов.
Я согласился:
— Да, несколько таких случаев описано. Но вспомните о миллионах искалеченных, чей порог восприятия так и не превысил обычного.
— Да, — ответила она, — но, может, они все же способны видеть, слышать, чувствовать нечто, нам недоступное. Только доказать это невозможно… Вы не верите, но я хочу верить. Вернемся к старому капитану и его жизни после смерти.
У него не было тела, чтобы как-то показать, что он жив. Я готова признать, что призрак не может управлять материальными телами, иначе старый капитан взял бы карандаш и написал письмо.
Поэтому призракам необходим посредник, медиум, чтобы выйти в реальный мир. Или нужно чье-то тело, способное совершать физические действия — как старому капитану потребовался Большой Джим. А он с удовольствием предоставил свое тело.
Я предупредил:
— Осторожнее, мисс Бенсон. Ваши аргументы должны доказывать нормальность вашего отца, а не наоборот. А если духи овладевают теми, у кого расстроены чувства, тогда ваш отец все равно нездоров, физически или духовно.
Она спросила:
— Безумна ли леди Фитц, если у нее такие странные верования? Или Дебора, потому что изредка заглядывает в будущее? Или Майк, который временами видит то, чего не видит больше никто? А позднее оказывается, что он прав! Доктор, вы сами признали, что некоторые люди ставят науку в тупик.
И она торжествующе заключила:
— Поэтому Большой Джим не обязательно безумен. Он всего лишь одержим!
— Но почему старый капитан довольствуется его телом? — спросил я. — Почему не поселился… например, в вашем?
Она улыбнулась.
— Во-первых, Росс, я девственница. Вы знаете верования насчет девственниц. Ничто извне не может повредить им или овладеть ими, как бы ни старалось. Страдают те, кто рядом с ними. В легендарные времена, когда нужно было победить дракона или приручить единорога, всегда это делали девственница или девственник: непорочная дева или безупречный Галахад. В этом смысл истории девы и чудовища. Да вы ведь и сами девственник, — безжалостно добавила она.
Это была правда, и тем не менее я покраснел. Мои родители были пуритански строги. Я до конца юношеских лет не испытал любви. В медицинском колледже я предпочитал постигать науки, необходимые для будущей профессии, чем участвовать с другими студентами в ночных поисках чувственных удовольствий. Физически и умственно я вырос, но что касается любви — остался подростком. И был очень чувствителен к этому.
— Во-вторых, — продолжала Пен, — капитан любил соответствие во всем. Он был мужчиной, и ему трудно было бы стать женщиной. Определенные физические… различия мешали бы ему и отнимали время. Я уверена, что призрак выбирает тело, как можно более близкое к своему прежнему. Возможно, это еще одна причина, почему люди не замечают, что рядом живут духи. Призраки вселяются только в тех, кем могут управлять, в людей, похожих на них самих. И одержимые верят, что это их собственные мысли.
Если вы изучаете жизнь, то обязательно заметите, что подобное с подобным взаимно притягиваются. Это нелегко заметить, я согласна, но если вы добры, в конечном счете ваша доброта вернется к вам. Но если это справедливо физически, то справедливо и духовно. Неверен закон, который не является всеобщим.
Вернемся к капитану. Он не мог ощущать мир после утраты своего тела. Физическое сходство моего отца с ним помогло, а желание отца во всем подражать капитану сделало его идеальным медиумом, который не только широко открыл ворота для духа, но буквально притягивал его. Я говорила вам, что это плавание роковое, а теперь, после этого разговора, понимаю, почему.
Если старый капитан живет в мозгу моего отца, — а он там, — он мог принести с собой не только сведения из прошлого, но и знания о загробной жизни. Люди считали его безумным, и он может захотеть доказать, что это не так. Реабилитировать свое имя, да, но также имя моего отца и мое.
На корабле, который потопил старый капитан, было еще что-то, кроме больных негров, я в этом уверена! Думаю, — она поколебалась, потом решительно сказала: — Я думаю, там было черное колесо! Тот остов в дюне и есть тот самый корабль!
Она наклонилась вперед; более прекрасной я ее не видел с момента отплытия из Майами. Как солнце, прорвавшееся сквозь облако, бросает золото на воды, так и надежда, пробившись сквозь уныние, сделала ее сверкающей. Она схватила меня за руки.
— О, Росс, я так рада, так рада, что вы заставили меня сюда прийти, хоть я этого не хотела! В разговоре с вами, я сама все поняла яснее. Теперь я вижу всю картину! Почему отец был так резок с Майком на старом корабле, почему говорил о влиянии на меня? Он боялся, что если мы что-то узнаем, то разрушим планы старого капитана! Да ведь он, должно быть, знал все с самого начала, И ничего не надо было обещать Чеду! Все изменилось, — ее глаза смягчились, и соответственно смягчилось мое сердце, — и теперь — о, как я рада, что мы поговорили!
Я тоже должен был бы радоваться, но не радовался. Теперь я знал, почему Бенсон гипнотизировал леди Фитц, Мактига и остальных, не исключая и Пен. Из всех обманщиков в мире самые опасные — безумцы, потому что нормальный ум не в силах распутать планы искаженного сознания. А я больше не сомневался, что Бенсон безумен и потенциально опасен. Одержимость духами, разумеется, исключалась.
Для него роль капитана вначале была средством убежать от действительности; он играл ее так хорошо, что полностью сжился с нею. Находка старого корабля и колеса дала ему возможность навязать другим те же галлюцинации, что преследуют его. И теперь те, остальные, уже не могут подвергать его критике.
Я сказал:
— Разве не кажется вам странным совпадение, что ураган забросил нас именно на этот остров со старым кораблем? Я могу понять естественные причины, по которым выбросило на берег тот корабль, но никак не могу поверить, что Большой Джим в облике старого капитана случайно нашел его. Вероятность этого бесконечно мала.
Она ответила:
— А я могу. Если призраки существуют, почему бы им не управлять другими силами? Разве не возникали на сеансах холодные ветры, огоньки и звуки? Электрические возмущения? Мы с вами физические существа и можем управлять физическими объектами. Почему же ими не могут управлять другие силы? Именно призрак капитана породил ураган. Он рассчитал все так, чтобы корабль отнесло к острову. Он сознательно разбил штурвал «Сьюзан Энн», освободив место для черного колеса. Очевидно, он не был уверен в своей власти над Большим Джимом и не хотел рисковать. А может, отец не поверил ему и потребовал доказательств.
Я снова подумал об «образованных ветрах» Мактига, о его утверждении, поддержанном леди Фитц и Флорой, что и буря, и призыв были делом Рафферти и Ирсули. Предположения Пен слишком хорошо со всем этим совпадают. Либо, как я уже предполагал раньше, это был какой-то грандиозный розыгрыш, либо Бенсон загипнотизировал свою дочь, как и всех остальных.
Пен сказала:
— Я знала, что с колоколом и пересвистом что-то неладно, я чувствовала что-то странное в колесе! Я уверена, что вы тоже это чувствовали. Старый капитан когда-то тоже испытал то же самое, испугался и поэтому потопил корабль. Он был храбрый человек, Росс, и то, что испугало его, должно было быть… ужасным!
Росс, руки старого капитана тоже вырезаны на колесе! Они так похожи на руки отца, что я их сразу узнала. Как будто это… тени рук моего отца. Теперь я понимаю, почему я боялась колеса. Но тогда я не могла сказать об этом ни вам, ни кому другому. Вы все посчитали бы это простым совпадением.
Капитан потопил корабль, но не уничтожил колесо, которое так испугало его. Помните, он сказал, что часть его утонула вместе с кораблем, та часть, что называется совестью, и которую вы определяете как психологическую эманацию души. Если бы корабль всплыл, капитан мог бы вернуть себе утерянное.
Тело капитана умерло, но его душа… или сознание… переходит на следующую ступень духовной эволюции. Его удерживает колесо: он должен исправить свою ошибку, но для этого ему требуется тело. Он использовал моего отца и заполучил черное колесо!
Я сказал:
— Прекрасно. Теперь он отправится на отдых, завершив свое дело, и Большой Джим снова станет самим собой.
Ее губы гневно скривились.
— Не так-то все просто! Колесо — это только начало. Он должен доказать, что он — не сумасшедший. С теми людьми, которые объявили его безумным, он этого сделать не может, зато может с их потомками: а это почти то же самое. И кто знает, кто смотрит глазами этих потомков?
Теперь вы понимаете, почему это плавание было роковым! Отец пригласил ее милость, Бурилова и Светловых с определенной целью: ему казалось, что они его забавляют; но и за этим стоит капитан! Он увидел в леди Фитц и остальных нечто, что он мог бы использовать, чего нет в среднем человеке — в членах экипажа.
Утрата колеса означала для капитана невыполненный долг. Но и для владельцев колеса она означала то же самое! Капитан должен был заплатить за свой грех. Но возврат колеса — это не полная расплата.
Он должен также найти для тех негров новые тела, чтобы они могли завершить свое дело!
Я покачал головой, удивляясь, как здравомыслящая и красивая девушка может всерьез говорить о таких фантазиях, и сказал:
— Допустим, ваше предположение истинно и оккультные законы, на которых оно основывается, тоже. Разве капитан не помогает одним за счет других? Он отнимает у леди Фитц и остальных их место в жизни и отдает их тела в распоряжение призраков. Подобное притягивается подобным, и если леди Фитц и другие захвачены призраками, то лишь потому, что сами этого захотели — сознательно или бессознательно. Они приняли то, что ожидало их: они поддались влиянию, которое в той или иной форме было на них оказано. Капитан только организовал эту встречу. Он не более ответственен за результаты, чем агент, познакомивший покупателя и продавца. Решение принимают они сами, а ему хватит и комиссионных.
— А я уверена, — возразила Пен, — что леди Фитц не станет вести дел с духами без гарантий с их стороны. Она весьма расчетлива, и не могу себе представить, чтобы она сделала что-то, не заключив надежный контракт.
Я вспомнил утверждение Флоры — в роли Ирсули, — что те, кто отдаются, получают награду.
Теория Пен, несомненно, решала все загадки, но моя — тоже, и моя к тому же основана на практике.
Я спросил:
— И кому, кроме меня, вы поведали свои догадки?
Она рассмеялась:
— Забавный вопрос, Росс. К чему мне о них рассказывать?
— Но если ваша догадка верна, что же тогда помешало отцу довериться вам с самого начала?
— Ему неизвестно, что я знаю о предполагаемом безумии старого капитана. Он, вероятно, подумал, что рассказ испугает меня — все это так фантастично, так близко к сумасшествию! Возможно, он считает, что сначала должен получить доказательства. Потом расскажет.
Я чувствовал, что все это слишком изобретательно, чтобы быть ее собственными мыслями.
— Скажите, когда ваш отец увидел, что вы боитесь колеса, не спрашивал ли он вас, что вы в нем видите?
— Да, спрашивал. Но тогда я была слишком взволнована, чтобы отвечать. А теперь могу.
Неожиданно она покраснела.
— Еще один странный вопрос, Росс. Почему вы решили, что отец должен спрашивать, что мне не нравится в колесе? И почему вас так интересует, не рассказывала ли я кому-нибудь о своих теориях?
— Вряд ли это разумные теории, — сказал я. — Могут подумать о… — я со значением помолчал. И вместо того, чтобы ослабить ее сомнения, усилил их.
— Странные вопросы и странные ответы, — проговорила она. — Вы не верите в призраков, поэтому за вашими вопросами должно скрываться что-то другое. Что, Росс?
Я не решился ей ответить, что Бенсон пытается доказать свою нормальность, сводя с ума других. Она спросила:
— Почему вас заинтересовало, как умер старый капитан? Почему вы спросили меня, а не самого Большого Джима? Что он сделал такое, что вас заинтересовало?
Я начал говорить, но она взмахом руки заставила меня замолчать, сжала руку в кулак, оперлась на нее подбородком, размышляя.
— Я пытаюсь рассуждать, как вы, Росс. По научному. — Она распрямилась. — Мне кажется, что я понимаю ваши заключения. Либо отец сделал что-то… нерациональное… в вашем присутствии, либо вы об этом услышали и хотите проверить. Вероятно, он сделал это, будучи старым капитаном, и это связано с колесом. Вы спросили, рассказывала ли я кому-нибудь о своих мыслях, — значит, они вам знакомы. Но кто, кроме меня, мог об этом догадаться? Только тот, кто установил контакт… я поняла! Флора! Мы все заметили, что ее рассуждение об Африке немного странное. Но вы не верите в призраков, следовательно, вы подумали…
Она побледнела.
— О Боже! Вы решили, что, отец все-таки сошел с ума, он порабощен собственными галлюцинациями и теперь взялся за меня! И за Флору тоже! А может, и за остальных! Безумие любит общество, верно? Так вы подумали? Отвечайте!
Я удрученно ответил:
— Я не знахарь, я не умею лечить заклинаниями. Прежде, чем действовать, я должен понять мотивы. И я должен строить свои заключения на фактах, а не на суевериях.
Теперь уже она вспыхнула от гнева.
— Вы знаете, что у человека одна голова, и если бы встретили двухголового пациента, то, скорее всего, предпочли бы, чтобы он умер, чем признали свою неправоту. Ну так вот: я верю в то, что рассказала вам, и случай с Флорой это доказывает! И вы ничего не предпримете против моего отца и старого капитана, слышите?
Она вскочила и быстро пошла к двери; я заторопился вслед за ней. Она не должна сообщать о моих намерениях Бенсону. Один Бог знает, как он расправится со мной, если подумает, что я могу помешать его безумным замыслам!
— Мисс Бенсон, пожалуйста, дайте мне время…
Она остановилась.
— Время? Вам оно не понадобится! — Она рассмеялась, но смех был похож на рыдание. — Я боялась идти сюда. Боялась, что не сдержу обещания, данного Чеду. Доктор, вас это может удивить или забавить — но я сообразила, что влюблена в вас!
Я был ошеломлен, почувствовал одновременно и радость, и досаду. Должен признаться, я с самой первой встречи… полюбил ее.
— Мисс Бенсон… Пен…
— Я предпочитаю первое… — сказала она, всхлипывая. Я попытался привлечь ее к себе, не веря, что чувства ее изменились за такое короткое время, и решил, что поцелуй ослабит ее сопротивление… но она презрительно отвела мои руки:
— До свиданья, доктор.
И ушла.
18. ЛЕГЕНДЫ О КОЛЕСЕ
Не знаю, сказала ли Пен отцу о моих подозрениях, но в следующие несколько дней он отказывался принять меня, соблюдая только правила вежливости. Пен не только холодно избегала говорить со мной, но и жестоко издевалась, проявляя повышенное внимание к Чедвику. Впрочем, Чедвик был не настолько наивен, чтобы выдать свое удивление или проявить радость.
Мактиг, пришедший ко мне, подскочил от звука, которого я не слышал.
Значит, правда, что для контакта с духом Ирсули нужно ослабить одни и усилить другие чувства?
Вторжение личности Рафферти по-прежнему беспокоило Мактига. Теперь, вопреки моим уговорам, которыми я пытался ослабить гипнотическое внушение Бенсона, Мактиг верил, что Рафферти — действительно дух, лишенный тела.
— Я так устал от его постоянных появлений и исчезновений, что готов ему временно доверить руль. Хоть немного отдохну. Если он примет. Но теперь я понимаю, что как бы я ни поддавался, полного контроля он никогда не получает.
Он постучал себя по груди:
— Это мое тело, и в нем развилась моя личность. Рыжий может использовать и тело и личность, но только если они частично совпадают с тем, что принадлежало ему. «Одного поля ягоды», понимаете? Только Рыжий и я не очень-то похожи, и совпадений слишком мало. Я не могу угадать, когда ему придет в голову нанести визит, захватить контроль и превратить меня в послушное орудие. Я принялся рассказывать преподобному анекдот, а закончил рассказом о кораблекрушении, в котором принимал активное участие — да еще и во времена Георга Первого! К счастью, тот решил, что я его разыгрываю.
— Если это вас беспокоит, почему бы вам не избавиться от Рафферти?
Мактиг отвел взгляд.
— Не могу, — наконец неохотно признался он, — Я знаю, вы подумаете, что я спятил, но… помните, я вам рассказывал, что увлекся Бриджит? Она все время ждала Рыжего, и я обещал ради нее помочь ему вырваться.
— Помочь вырваться? Но как? Куда?
— Разве вы не помните, что он застрял на этом свете, пока не коснется сокровищ?
— А, да, сокровища, затерянные на далеком острове, совсем как в «Морских бродягах». Вероятно, Рыжий отведет вас к ним?
— Я знаю, как туда попасть, — упрямо ответил он.
— Вам кажется, что вы знаете, но вы ничего не можете доказать, разве что сами проверите. А как вы собираетесь уговорить капитана Бенсона сделать крюк, чтобы попасть на остров Рыжего?
Он вспыхнул.
— Это все время меня гложет. Я не смею рассказать капитану о Рыжем. Он решит, что я либо спятил, либо разыгрываю его, используя его собственную одержимость.
Забавно, если учесть, что именно Бенсон запихнул личность Рафферти в голову Мактига! И как хитроумно поступил Бенсон, внушив Мактигу этот страх! Теперь вся ответственность за призрака лежит исключительно на Мактиге…
Ирландец тем временем продолжал:
— Я думаю, что, если удастся, сумею уплыть на катере, как непослушный мальчишка. А оказавшись вне поля зрения, найду время поиграть в пиратов и повернуть катер к острову Рыжего…
Я сказал:
— Не выйдет, Майк. Впервые разгадав игру капитана, я попытался уговорить его отправить леди Фитц и Бурилова на острова Кокос. Капитан отказался. Сказал, что не пойдет на это ни при каких обстоятельствах. — И прежде, чем Мактиг смог сделать какие-то выводы из этого утверждения, я атаковал: — Скажите, как умер старый капитан?
Он удивился, но ответил:
— От сердечного приступа. После того, как его фирма и корабль были проданы, и семья уехала из старого дома, он утратил интерес к жизни. Это его и убило.
— Вы считаете, что это был тот же человек, который потопил колесо и Рафферти?
— Конечно.
— Бенсон уже бывал в этих водах?
— Да, недавно. А что?
Я подумал, не спрятал ли Бенсон в тот раз здесь золото и драгоценности, чтобы потом открыть их. У него достаточно денег, чтобы удовлетворить такой каприз. Вероятно, первоначально им руководило стремление к драматичности. А возможность найти спрятанные сокровища позволяла добиться исключительного театрального эффекта.
Я спросил:
— Вы были с ним, когда он здесь плавал?
— Нет. Я был дома, вел его дела. А в чем дело?
— Майк, анализируя ваш сон о Рафферти, я считал, что стою на верном пути. Теперь у меня другие соображения, но я бы не хотел излагать их вам. Это имеет отношение к капитану и это… не очень приятно. Но для меня имеет смысл.
Он долго смотрел на меня, наконец сказал:
— Вы знаете, я преклоняюсь перед старым стервятником. Но можете быть уверены: как бы плохо это ни прозвучало, я с вами не подерусь. И буду держать рот на замке. Вы желаете ему добра, хотя, возможно, немного заблуждаетесь.
Я рассказал ему обе версии — Пен и мою, опустив лишь договор Пен с Чедвиком; я считал, что это вызовет открытое столкновение. Потребуют объяснений, а это приведет как раз к тому, чего я хотел избежать — к сомнениям насчет рассудка Бенсона. Я любил Пен и стремился защитить прежде всего ее, когда защищал ее отца. Следовало любой ценой поддерживать его репутацию, пока мы не вернемся в порт и не отделаемся от Чедвика и всех остальных.
Версию Пен Мактиг выслушал с удивлением, но сопровождал одобрительными кивками. Слушая мою, ерзал и хмурился.
— Боже, — сказал он, когда я закончил, — либо капитана серьезно недооценивают, либо он хуже Калигулы и Ивана Грозного вместе взятых! Но я его знаю, доктор: возможно, он ужасный хвастун, но не маньяк-самоубийца. Поэтому я скорее на стороне Пен. И чем больше думаю, тем больше склоняюсь на ее сторону.
— Лиззи Борден[10] считалась образцовой девушкой, пока не прикончила пару больных стариков, — предупредил я. — Вас ослепляет ваша привязанность к Большому Джиму. К тому же, вам нравится Рафферти, поэтому вы говорите о нем сентиментально-романтически. Мы верим только в то, во что хотим верить.
Он улыбнулся:
— Этот маленький афоризм — обоюдоострое оружие, док. Не смотрите на меня так: может быть, вы и сами порезались. А что касается привязанности, мешающей мне трезво взглянуть на Большого Джима, — вы знаете, я вас считаю одним из нас. Так что вы почти равны с капитаном. Вернее, — он запнулся, — были почти равны.
Я успокаивающе сказал:
— Я не виню Большого Джима за деяния старого капитана. Он мне всегда нравился, но — как Большой Джим,
— Не отступайте, док, или понравитесь мне еще меньше. Ведите свою линию: по-своему вы правы. Но и капитан тоже — по-своему. Но кто на самом деле прав: вы или он? Все в мире считают, что именно они правы. И именно это причина войн, но не мира.
— Я основываюсь на общепринятых фактах, — с достоинством сказал я. — А теория Пен — всего лишь безосновательное предположение.
— Не горячитесь, док. Факты? Да, кое-что вы знаете. Но не все. А как, не зная всех фактов, получить верный ответ? Наука убеждается ежедневно, что возможно такое, что еще полвека назад считалось нелепостью. И не признает ли она спустя полвека то, что отвергается сегодня? Вот идеальная возможность проверить ваши факты. Если Пен права и капитан заклят колесом, мы найдем сокровища. Если нет, я сниму перед вами шляпу. Но, док, если вы окажетесь неправы, хватит ли у вас мужества признаться в этом?
Я ответил:
— Если я прав, никакого сокровища нет. Капитан хочет доказать, что он нормален, за ваш счет, и ему нужно подчинить вас полностью. Поверьте в сокровище, и вы будете выполнять его приказы. Возможно, они не приведут вас к смерти, но заставят вести себя очень ненормально.
Он беспокойно заерзал.
— Оглядываясь назад, я думаю, что поведение Большого Джима на старом корабле доказывает: в тот момент он был старым капитаном, — признал он.
— Оглядываясь назад, — ехидно повторил я, — я думаю, что Большим Джимом руководила алчность и желание развлечься. Но потом он увидел колесо, осознал его потенциальные возможности и разработал свой безумный план.
Мактиг спросил:
— И что вы собираетесь делать? О, я буду молчать. Но ни в чем, что может причинить ущерб капитану, помогать не буду. Идея с гипнозом ваша, вы ею и занимайтесь.
— Нужно как можно скорее увезти Бенсона домой. Там мы очень тихо и незаметно переместим его в такое место, где за ним можно будет наблюдать. А пока я должен удерживать всех жертв подальше от него, пока он не вовлек их в действия, опасные для них самих. Я намерен противопоставить его внушению собственное. Я скажу леди Фитц, Бурилову, Светловым и Слиму Бэнгу, что капитан болен заразной, но не очень опасной болезнью.
— Ну, что ж, это ваша идея, — повторил Мактиг.
Вскоре он ушел, а ко мне заявилась леди Фитц.
Она пожаловалась, что сны об Ирсули повторяются.
— Мне кажется иногда, что жрица действительно дух и хочет полностью овладеть моим телом.
Я подумал, что может сделать с ее милостью возможность обладания сокровищем.
Леди Фитц сказала:
— В такие моменты бывает, что моя личность полностью исчезает и через мои глаза смотрит Она. Это ужасное чувство! Но сила молитвы мой добрый доктор, изгоняет ее. Я напоминаю себе, что Бог создал мое тело, что я — часть Господа, и потому это тело принадлежит Богу. Но если она и дух, доктор, то мне кажется, не злой. Может, я поступаю неправильно, когда противлюсь ей. В конце концов, — набожно добавила она, — мы все должны нести свой крест.
Очевидно, плащ жертвы имеет свои привлекательные стороны. Особенно если он вышит драгоценностями. Я посоветовал ей держаться подальше от каюты Бенсона и направился к Флоре. Когда я спросил, возвращались ли к ней сны об Ирсули, она вздрогнула, покраснела, и ответила отрицательно.
От нее я пошел к Джонсону и осведомился, когда мы сможем покинуть остров. Я сообщил, что тщательно осмотрел Бенсона и нашел, что сердце у него ослаблено.
Джонсон ответил коротко:
— Сможем выйти в море через несколько дней. Все перерабатывают, и положение может стать угрожающим. Вмешательство капитана Бенсона в ход работ действует на нервы не только мне, но и моим людям. И хотя я не одобряю ни его поведения, ни поведения моих людей, мой долг на корабле — сохранить мир. А долг для меня значит очень многое. Уверяю вас, я не меньше вашего хочу как можно быстрее убраться отсюда.
Он был прав: вмешательство Бенсона во все дела могло привести к серьезным неприятностям. Вскоре на носовой палубе произошло несколько драк: Перри сцепился с Коллинзом (стюардом в каютах), затем Коллинз — со Слимом Бэнгом.
К несчастью, вторую драку застал Бенсон. Он устроил суд, где Коллинз вызывающе заявил: обе драки произошли из-за его утверждения, что Бенсон спятил.
— Точно как ваш прадед, — мстительно добавил он, бросив красноречивый взгляд на Бенсона.
В лучших старинных традициях Бенсон приказал выпороть Коллинза. Джонсон возразил, сказал, что это незаконно. Бенсон послал все законы в ад и сам набросился на Коллинза. Хендерсон и Маккензи удержали его, на несколько минут он действительно обезумел — и это при множестве свидетелей!
Если бы у Коллинза была возможность сбежать с корабля, он бы ею воспользовался. Джонсон отругал его и отстранил от всех обязанностей, которые могли столкнуть его с Бенсоном или его гостями.
Бенсону следовало бы уединиться, пока инцидент не будет забыт, но он, напротив, еще больше стал вмешиваться в работу, всюду выискивал недостатки, все сильнее ухудшал ситуацию. Лишь когда его люди ясно намекнули, что считают его выходки сумасшедшими, он заперся в своей каюте. Мактиг навестил его, и эти двое стали неразлучны. Пен тоже сторонилась всех. Я просовывал ей под дверь умоляющие записки, но не получал никакого ответа.
К ужасу рабочих, леди Фитц много пила и, будучи одержима Ирсули, вслепую бродила по палубе. Теперь, несмотря на все мои утверждения, она была уверена, что Ирсули — не сон. Она оскорбленно уединилась, заявив, что больна, попыталась включить в свой карантин Бурилова, но тот вскоре напился и переломал всю мебель в ее каюте, после чего был отправлен в свою.
Нарушения порядка привели к тому, что Джонсону пришлось поручить своим людям дополнительные обязанности. Это усилило недовольство. Однажды на нижней палубе я стал случайным свидетелем импровизированного обсуждения невыносимой развращенности богатых бездельников.
Нас ждали неприятности.
Я заманил Сватлова к себе в кабинет и попросил объяснить значение черного колеса в религиозных символах и украшениях. Я надеялся, что при этом раскроется, одержим ли он также снами об Ирсули или нет. В ответ преподобный разразился длиннейшей лекцией.
— Вера в круговое движение, — начал он, — в магию круговых символов восходит к говорившим на санскрите ариям незапамятного прошлого. От их племени происходят все современные индоевропейские народы. Они расселились от своей прародины в северных Гималаях, унеся с собой язык, обычаи и верования, которые отчасти дожили до наших дней. Поскольку они заселили весь земной шар, сейчас нет ни одной религии, где не присутствовал бы символ колеса.
Возможно, наиболее известное религиозное использование колеса мы встречаем в Тибете. Здесь молитвенное колесо называется «мани-чор-кхол» — «драгоценное молитвенное колесо». У индусов аналогично — дхарма-чарки, а у сиамцев — тамма чак. Это не «Колесо прошений», как обычно считают, а «Колесо восхвалений». Оно полое, и на нем написано: «Ом мани падме хум», что означает «Хвала Будде, драгоценности лотоса».
Тибетцы используют колесо в религиозных целях повсеместно: они делают надписи на своих водяных колесах, подвешивают вращающиеся от тепла колеса к своим печам, помещают колеса на улицах, где их касаются прохожие, заставляя вертеться. Вращение всегда по часовой стрелке, с востока на запад — по движению солнца. От их веры, что вращение колес вызывает вращение мира на своей оси, возможно, происходит наше выражение, что от лести кружится голова.
Есть также японское римбо, или «Колесо закона», и вайра, или «Колесо молнии» — у Вишну в Индии. Поклонение древнеегипетскому солнечному диску было введено в этой стране дравидским правителем Аменхотепом IV, чья мать была индийской принцессой.
Чакра-вайра Вишну-Спасителя представляла собой тонкий обруч с острыми, как бритва, краями; по приказу Вишну он прыгал ему в руки и потом летел, сея разрушения. Иногда это колесо изображается в виде свастики и называется «Крест джайна» или герметический крест. Иногда его изображают в виде колеса с двенадцатью спицами, которые символизируют знаки зодиака и свидетельствуют о его солнечном происхождении. Интересно отметить, что древние шотландцы сражались метательными камнями, те были круглые и на них были вырезаны двенадцать лучей.
Кодекс брахманов требовал, чтобы его последователи поворачивались всегда через правое плечо. Когда это последовательно проделывалось три раза, то становилось благословением и называлось «Дакшина». Индусы, даже готовя пищу, мешают ее всегда по часовой стрелке. Они по-прежнему совершают «прадакшина» вокруг дерева тулси, чьи темно-синие цветы посвящены Вишну. А некоторые брахманы верят, что если вращаться горизонтально на колесе, установленном на вершине столба, можно временно подняться на брихаспати, или высочайшее небо.
Читать бесплатно другие книги:
