МИФОуказания Асприн Роберт

ГЛАВА 4

«„Странный“ — понятие относительное, а не абсолютное».

Барон Франк Фуртер

Помните, как я описывал наш обычный образ действия по прибытии в новое Измерение? Как мы незаметно маскировались, прежде чем смешаться с туземцами? Но проделывали мы это в уединенном месте, а выбранная Тандой площадка для посадки таковой отнюдь не являлась.

Когда Измерение приобрело четкость, стало ясно, что мы находимся в небольшом парке, сильно заросшем деревьями и кустарниками. Однако мое внимание привлекла не столько флора этой местности, сколько фауна — толпа. Вы можете спросить, какая толпа. Да ясно какая: державшая горящие факелы и обступившая нас!

Ну, если говорить откровенно, окружала она не нас. Она обступила фиговину, на которой мы стояли. Я так и не узнал, что такое «фиговина» — слово, которое в разговоре часто употреблял Ааз, но которому даже он не мог дать определения, когда я его об этом спрашивал. Однако теперь, когда мы здесь очутились, я узнал ее с первого взгляда. Штука, на которой мы стояли, могла быть только фиговиной.

Это был своеобразный фургон: что-то большое и на колесах. Кроме этого, я мало что могу о ней сказать, так как ее полностью скрывали куски разноцветной бумаги. Совершенно верно, я сказал «бумаги». Легкого пушистого материала, пригодного для всяких ваших нужд. Бумага эта в основном была желто-голубой. Над нами возвышался какой-то воин-истукан в шлеме и тоже покрытый кусками желто-голубой бумаги.

Чего только не промелькнуло у меня в голове, когда Тананда предупредила меня, что валлеты — чудаки. Но мне и в голову не могло прийти, что они фетишисты с пристрастием к желто-голубой бумаге.

— Слазьте с платформы! — выкрикнул кто-то из толпы.

— Прошу прощения! — крикнул я в ответ.

— Давай, красавчик, — прошипела Тананда, цепляя меня под локоть.

Мы спрыгнули наземь, и, как оказалось, вовремя. Толпа с кровожадным воем хлынула вперед, швыряя факелы в только что покинутую нами фиговину. Через несколько секунд повозку охватило буйное пламя, жар от которого еще больше распалил и так уже разгоряченную толпу. Народ вокруг радостно плясал и пел.

Осторожно выбираясь отсюда, я с ужасом осознал, что то же самое происходит по всему парку. Куда бы я не взглянул, везде пылали костры из таких же фиговин и веселились толпы.

— По-моему, мы выбрали для визита не самое подходящее время, — заметил я.

— Что заставляет тебя утверждать это? — спросила Тананда.

— Мелочи, ответил я. — Мне кажется, что они вовсю поджигают город.

— Не думаю, — пожала плечами моя спутница. — Когда поджигают город, начинают обычно не с парков.

— Ну тогда объясни мне, что же они делают.

— Насколько я могу судить, они празднуют.

— Что празднуют?

— Какую-то победу. Судя по тому, что я могу разобрать, они кричат: «Мы выиграли! Мы выиграли!»

Я снова посмотрел на костры.

— Интересно, что бы они сделали, если бы проиграли?

И тут к нам подошел один из валлетов. Его суетливые, деловые манеры выглядели островком нормальности в этом бушующем страстями море. Просто до этой минуты на нас никто не обращал внимания, и я опасался, что сейчас произойдет перемена.

— Вот ваша плата, — сообщил он, вручая нам по кошельку. — Костюмы сдадите в Хранилище Приза.

И с этими словами он пропал, оставив нас стоять с разинутыми ртами и кошельками в руках.

— Что бы все это значило? — смог вымолвить я.

— Понятия не имею, — призналась Тананда. — Я перестала улавливать что к чему с той минуты, когда они согнали нас с повозки.

— Значит, я был прав: это была фиговина! — радостно воскликнул я.

— Отличные костюмы. Действительно отличные! — крикнул кто-то из протопавшей мимо нас оравы.

— Самое время предпринять кое-что насчет личин, — пробормотала Тананда.

— Верно, — опомнился я.

После моего опыта с личинами в других Измерениях здесь, по идее, тоже не должно было быть никаких осложнений. Ведь валлеты были гуманоидами, и поэтому здесь был большой выбор. Но тем не менее мне все же пришлось столкнуться с некоторыми трудностями.

Несмотря на снующую вокруг нас массу народа, я никак не мог подобрать двух индивидуумов, которых мне хотелось бы скопировать. Все попадавшиеся мне на глаза существа впадали в крайность с весом: либо чересчур большой, либо чересчур малый. Если какой-то конкретный тип был тощ как скелет, то до такой степени, что, казалось, ткни его пальцем — и он рассыплется. Другой же едва передвигался из-за огромных складок жира, выпирающего во все стороны. Как ни старался, я не мог заставить себя придать Тананде или себе вид этих злополучных образчиков.

Вторым затруднением было то, что я никак не мог сосредоточиться. Заклинание личины, как и любое другое магическое действо, требует определенной сосредоточенности. Раньше мне удавалось наводить чары даже в разгар боя или во время замешательства. Но сейчас я совершенно не мог сфокусироваться.

Видите ли, мне мешала песня… ну, я думаю, что это была песня. Во всяком случае, толпа вела себя так, будто исполняла рифмованный куплет. Даже за то короткое время, что мы находились здесь, я почти заучил его. И это скорее благодаря заразительному характеру песни, чем моей способности запоминать поэзию. Суть в том, что все время, пока я старался сосредоточиться на личинах, я неосознанно напевал этот куплет.

— Можешь начинать в любую минуту, красавчик. — Сказав это, Тананда вывела меня из состояния эйфории.

— Что начинать?

— Наводить личины, — напомнила она, нервно оглядываясь по сторонам. — Чары действуют лучше, когда молчишь.

— Я… э… я никак не могу найти два подходящих образчика. — Мое оправдание прозвучало неуклюже.

— А мне кажется, у тебя перед глазами целый склад образцов, — нахмурилась она.

— Но здесь нет ни одного, на которого я хотел бы походить… то есть сделать нас похожими, — быстро поправился я.

— Да что ты говоришь? — поджала губы Тананда. — Два дня назад ты придал нам вид двух скользких слизней, не так ли?

— Да, но…

— А до этого восьминогих собак.

— Ну да, но…

— И ты тогда ни разу не жаловался на свой вид. Верно?

— То другое дело, — возразил я.

— Это почему же? — вызывающе осведомилась она.

— Там были… ну, твари! А тут гуманоиды. И я знаю, как должны выглядеть гуманоиды.

— Как они должны выглядеть — не важно, — парировала Танда. — Главное, как они выглядят. Нам необходимо слиться с толпой. И чем быстрее, тем лучше.

— Но… — начал было я.

— Потому что если мы этого не сделаем, — строго продолжала она, — то обязательно наткнемся на кого-нибудь, и трезвого и незанятого, кто предоставит нам возможность станцевать на первом же подожженном им костре. И тогда нам придется сматываться из этого Измерения прежде, чем мы что-нибудь найдем.

— Попробую еще раз, — вздохнул я, стрельнув взглядом по толпе.

Стараясь как можно быстрее выполнить приказ Тананды, я тщательно изучил двух первых же попавшихся на глаза типов, а затем сфокусировался на их внешности, в общем-то не задумываясь над тем, как они выглядят.

— Неплохо, — тихо заметила Тананда, рассматривая свое новое тело. — Разумеется, я давно замечала, что в качестве женщины выгляжу намного лучше.

— Тебе нужна была личина? Пожалуйста, — пробурчал я.

— Эй, красавчик, — выдохнул мой некогда фигуристый товарищ, положив мне на руку свою мягкую и волосатую ладонь. — Успокойся, мы же на одной стороне.

При этом прикосновении мой гнев, как всегда, мгновенно растаял. Возможно, когда-нибудь я выработаю иммунитет против шарма Тананды… А до той поры буду просто наслаждаться им.

— Прости, Тананда, — извинился я. — Не хотел гавкать на тебя. Спиши это все на голод.

— А ведь верно! — воскликнула она, щелкнув пальцами. — Нам же необходимо найти тебе какую-нибудь еду.

Со всеми делами у меня это совершенно вылетело из головы.

— Пошли посмотрим, что нам подадут на блюдечке с голубой каемочкой, — сказала Танда.

Найти заведение, где можно поесть, оказалось более трудной задачей, чем мы предполагали. Большинство попадавшихся нам ресторанов были либо закрыты, либо торговали только спиртным. Я испугался, что Тананда предложит заменить обед выпивкой. К счастью, этого не произошло.

Наконец мы обнаружили на узкой улочке небольшое кафе с выставленными на тротуар столиками и пошли к свободному, не обращая внимания на острые взгляды посетителей. Обслуживали здесь медленно, но моя спутница чуточку ускорила дело, высыпав на столик содержимое одного из наших кошельков и привлекая таким образом внимание одного из официантов. Вскоре нам подали две чашки с чем-то жареным. Я даже не пытался распознать куски, попадавшиеся мне. Пахла еда хорошо, а на вкус оказалась еще лучше. После нескольких дней вынужденного поста я по достоинству оценил пищу. И к тому времени, когда Танда принялась за трапезу, я уже прикончил свою порцию. Наконец, оттолкнув пустую посудину, Тананда принялась с интересом изучать уличную толпу. Я же заказал себе вторую порцию.

— Как по-твоему, что тут происходит? — спросила она.

— Ам… ням… — ответил я с полным ртом.

— Что? — не поняла она.

— Не могу сказать наверняка, — сказал я, с трудом проглатывая остатки пищи. — Все счастливы оттого, что они что-то выиграли. Но провалиться мне на этом месте, если я понимаю, что именно.

— Ну я тебя предупреждала, что все они чудики.

В этот момент шум на улице усилился настолько, что заглушил любые попытки вести беседу. Вытянув шеи, мы увидели источник волнения: странную процессию, маршировавшую по всей ширине улицы и распевавшую хором песню. Все посетители кафе, вместо того чтобы выразить гнев и возмущение в связи с этим вторжением, вскочили с мест, запрыгали, издавая торжествующие крики и обнимаясь со слезами на глазах. Все внимание сосредоточилось на носилках, покоившихся на плечах силачей во главе процессии. Мне удалось взглянуть на предмет всеобщего восторга, когда его проносили мимо. Можно сказать, просто посчастливилось, так как для этого мне не пришлось пробиваться сквозь толпу, которая была настолько плотной, что я не смог бы этого сделать, даже если бы очень захотел.

Сказать, что несли статую, было бы недостаточно. Это была самая безобразная вещь, какую я когда-либо встречал в жизни, включая все увиденные мной в этом путешествии с Танандой. Это была маленькая, примерно вдвое больше моей головы, скульптура, изображающая жабу, державшую в пасти глаз. Вдоль ее спины вместо бородавок шли торсы: голые фигурки крошечных валлетов, переплетенные поистине в гротесковом эротизме. Они были покрыты бородавчатыми наростами, которые ожидаешь увидеть на самой жабе. И в качестве венчающего штриха всю эту композицию покрывала золотая отделка, создававшая иллюзию ползающих по поверхности пятен.

На меня статуя произвела жуткое впечатление, но ликующая толпа, казалось, не разделяла моих чувств. Она единой волной хлынула вперед, подхватив песню, слышавшуюся еще долго после того, как процессия скрылась из виду. Наконец мы остались в относительной тишине на опустевшей улице, если не считать нескольких тел неудачников, у которых не хватило проворства либо присоединиться к толпе, либо избежать ее натиска.

— Ну, — начал я, прочистив горло, — полагаю, теперь мы знаем, что именно они выиграли. Ты согласна?

Ответа не последовало. Я бросил взгляд на свою спутницу и обнаружил, что она зачарованно смотрит вслед процессии.

— Танда, — повторил я.

— Вот он! — произнесла она с бесовским весельем в голосе.

— Что? — не понял я.

— Подарок Аазу ко дню рождения, — заявила Тананда.

Я внимательно оглядел улицу, гадая, что именно она имеет в виду.

— Какой?

— Та статуя, — твердо сказала она.

— Та статуя?! — выкрикнул я, не в состоянии скрыть свой ужас.

— Конечно, — кивнула она. — Это идеал. Ааз никогда не видел такого и, уж конечно, не имел.

— Откуда ты знаешь?

— Она единственная в своем роде, — сообщила Тананда. — Кто же станет делать что-нибудь подобное дважды?!

Тут она меня срезала, но я не собирался прекращать сопротивления.

— Я не знаток психологии, но ведь толпа, только что прошествовшая перед нами, была в неописуемом восторге. Не думаю, что они согласятся продать нам свою драгоценность.

— Конечно, не согласятся, глупенький, — рассмеялась она. — Именно это и делает ее особенно ценной. Я не собираюсь покупать Аазу подарок.

— Но если она не продается, то как мы ее добудем?

Тананда вдруг поперхнулась. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что она смеется.

— Ах, Скив! — выдохнула наконец она. — Ты такой шутник.

— Да?

— Разумеется, — подтвердила она, глядя мне прямо в глаза. — Почему, по-твоему, мне было так важно взять именно тебя в это путешествие? Да потому, что, как ты сам рассказывал, малыш Скив когда-то собирался стать вором.

ГЛАВА 5

«Ничего невозможного нет. При надлежащей подготовке и разумном

планировании можно достичь всего.»

Понсе де Леон

Я был уверен, что этот сумасбродный проект никак не сочетается с инструкциями Ааза избегать неприятностей, но Тананда настаивала, что никаких неприятностей не будет, точнее, не может быть. Наверняка мы этого не узнаем, пока не увидим, как валлеты стерегут статую.

Я надеялся, что охрана будет непробиваемой и что мы оставим эту идею, сочтя ее безнадежным делом.

Вот так, с противоположными, но одинаково большими надеждами, мы отправились на поиски статуи.

В это раннее утро город был мертвенно-неподвижным: все явно отсыпались после торжества прошлой ночи, что с учетом всех обстоятельств казалось вполне разумным времяпепровождением.

Тем не менее нам удалось найти один открытый ресторан. Хозяин устало выгребал оставленный праздновавшими толпами мусор и без особого энтузиазма согласился подать нам завтрак.

— Итак, — начал я, когда мы уселись за столик, — как же мы умыкнем статую?

— Просто, — ответила Тананда. — Когда хозяин подаст нам еду, я задам ему несколько тонких вопросов, и нам сразу же станет ясно, с чего начинать.

Словно вызванный ее словами, появился владелец ресторана с двумя тарелками, которые он бросил на стол с бесцеремонным «шмяк».

— Спасибо, — сказал я.

В ответ он только крякнул.

— Простите, можно вам задать пару вопросов? — промурлыкала Танда.

— Например? — безразлично ответил он.

— Например, где держат статую? — спросила она напрямик.

Я даже поперхнулся. Тананда, видимо, считала допрос примерно столь же тонким делом, как кнутобойство. Я все время забываю, что она была постоянной собутыльницей Ааза.

— Статуя? — нахмурился хозяин.

— Та, которую носили по улицам города, — небрежно пояснила Тананда.

— А, вы имеете в виду Приз, — рассмеялся он. — Статуя… Слушайте, а ведь это здорово. Вы, должно быть, новички в нашем городе?

— Можно сказать и так, — сухо подтвердил я. Мне не нравилось, когда надо мной смеялись. Особенно с утра пораньше.

— Статуя, Приз — какая разница? — пожала плечами Тананда. — Так где же его держат?

— Он, конечно же, выставлен для всеобщего обозрения в Хранилище Приза, — объявил хозяин ресторана. — Если вы хотите увидеть его, то отправляйтесь туда пораньше. После пяти лет разлуки весь город захочет прийти посмотреть на него.

— А далеко ли до… — начала было Танда, но я перебил ее.

— У вас есть целое хранилище для призов? — спросил я с деланной небрежностью. — И сколько же их там?

— Только один, — ответил ресторатор. — Мы выстроили Хранилище специально для него. Вы, должно быть, действительно новенькие, раз не знаете этого.

— Только вчера прибыли, — подтвердил я. — Мы даже не знаем, за что вручается этот Приз.

— За что? — разинул рот хозяин. — Да ясное дело, за победу в Большой Игре.

— В какой Большой Игре?

Этот вопрос слетел у меня с языка прежде, чем я успел подумать. Он рухнул в наш разговор словно бомба, и пораженный ресторатор даже отступил на шаг. Тананда пнула меня под столом, но я и сам уже понял, что допустил промах.

— Нам хочется побольше узнать о вашем городе, друг, — заискивающе произнес я. — Если у вас есть время, то мы бы оценили ваше гостеприимство за стаканом вина. Мне хотелось бы порасспросить вас об этой Большой Игре.

— Это очень любезно с вашей стороны, — сказал хозяин, заметно посветлев. — Ждите меня здесь. Я принесу вина.

— Зачем все это? — прошипела Тананда, как только он удалился.

— Я стараюсь добыть некоторые сведения, — огрызнулся я. — А конкретнее — разнюхать все о Призе.

— Это я поняла, — отрезала она. — Вопрос в том — зачем?

— Так вот, — высокопарно объявил я, — я считаю, что мне необходимо узнать как можно больше о предмете, который я собираюсь украсть.

— Кто тебе это сказал? — нахмурилась Тананда. — О похищаемом предмете надо знать только то, насколько он велик, насколько он тяжел и за какую сумму его можно продать. А потом изучить систему охраны. Знание уймы подробностей о похищаемой вещи — препятствие, а не преимущество.

— Почему ты так считаешь? — спросил я с некоторой долей любопытства.

— Потому что после этого чувствуешь себя виноватым. Когда ты узнаешь, как сильно привязан к предмету владелец, или что без него он обанкротится, или что он будет убит горем, если его украдут, то тебе станет неохота забирать его. И когда настанет время делать свой ход, то, возможно, ты заколеблешься, а колеблющиеся воры в конечном итоге попадают либо в тюрьму, либо в могилу.

Я собирался развить тему, но хозяин счел нужным именно в эту минуту снова присоединиться к нам. Балансируя с бутылкой и тремя стаканами в руках, он подцепил ногой стул и подтащил его к нашему столику.

— А вот и мы, — объявил он, сваливая перед нами свой груз. — Самое лучшее в заведении, то есть самое лучшее, какое осталось после вчерашнего праздника. Сами знаете, как это бывает. Сколько ни припасешь, никогда не хватает.

— Нет, мы этого не знаем, — поправил его я. — Надеемся, вы нам расскажете.

— Совершенно верно, — кивнул он, наполняя стаканы. — Знаете, я все еще не могу поверить тому, что вы так мало смыслите в политике.

— В политике? — моргнул я. — Какое отношение к политике имеет Большая Игра?

— Она имеет к ней самое прямое отношение, — величественно произнес он. — В этом-то вся и суть. Разве вы не понимаете?

— Нет, — откровенно признался я.

Ресторатор вздохнул.

— Так слушайте, — сказал он. — В нашей стране есть две потенциальные столицы. Одна из них Вейгас, а эта, как вы, наверное, уже знаете, Та-Хо.

Я этого не знал, но счел неуместным признаваться в своем абсолютном невежестве. Я тугодум, но не до такой же степени!

— Поскольку во все времена и в любом месте может быть только одна столица, — продолжал он, — два эти города каждый год состязаются за право быть ею. Город-победитель избирается столицей и служит резиденцией правительства. Приз — символ этой власти. Последние пять лет он принадлежал Вейгасу. И вчера мы наконец отвоевали его.

— Вы имеете в виду, что Большая Игра определяет, кто будет править страной? — воскликнул я, когда до меня вдруг дошло, в чем тут дело. — Извините за вопрос, но разве это немного не глупо?

— Не глупее, чем любой другой способ избирать руководство, — заявил, пожав плечами, ресторатор. — Он, безусловно, куда лучше войны. Думаете, это случайное совпадение, что мы пятьсот лет играем в Большую Игру и у нас за все это время не было ни одной гражданской войны?

— Но если Игра заменила гражданскую войну, то что же… — хотел спросить я, но тут меня перебила Тананда.

— Мне очень не хочется перебивать, — сказала она, — но если мы хотим опередить толпу, то пора идти. Где, вы сказали, находится Хранилище Приза?

— Один квартал вперед и шесть кварталов налево, — объяснил хозяин ресторана. — Вы узнаете его по толпе. Я приберегу оставшееся вино, и вы сможете прикончить бутылку, когда освободитесь.

— Мы бы это оценили, — улыбнулась Танда, расплачиваясь за еду.

Она сумела верно дать валюту, потому что владелец ресторана принял ее, не моргнув глазом, и любезно помахал нам на прощание.

— Я надеялся кое-что выяснить об этой Большой Игре, — пробурчал я, когда мы удалились за пределы слышимости.

— Нет, ты не выяснял, — поправила меня проворница.

— Не выяснял? — нахмурился я.

— Нет. Ты впутывался, — ответила она. — Мы здесь находимся для того, чтобы добыть подарок ко дню рождения, а не затем, чтобы вмешиваться в местную политику.

— Я не впутывался, — возразил я. — Мне просто хотелось получить немного сведений.

Тананда тяжело вздохнула.

— Скив, — начала она, — послушайся совета опытной путешественницы по Измерениям. Слишком много сведений — это яд. У каждого Измерения есть свои проблемы. Если начнешь узнавать все ужасные подробности, то тебе обязательно придет в голову, как просто было бы помочь им. Коль скоро увидишь проблему и решение, начинаешь чувствовать себя обязанным вмешаться. А это всегда приводит к неприятностям, которых нам полагается избегать в этой экспедиции. Понял?

Я чуть не указал ей на ироничность ситуации: она советовала мне избегать неприятностей на пути к краже.