Нападение голодного пылесоса Гусев Валерий

Глава V

Нападение голодного пылесоса

Утром я подробно записал наши приключения в театре «Золотой ключик». Ну, не совсем подробно, конечно. Кое-что пришлось опустить, чтобы не бросить тень на Лешкину репутацию. И мою тоже.

До трех часов было еще полно времени, и мы пошли на конюшню. Алешка пошептался со своим любимцем Алмазом, немного покатался, а я пока чистил его стойло. (Не Лешкино, конечно, а Алмазово). Потом пришел Полковник, и они с Алешкой снова стали спорить, кто из них будет победителем в скачке на приз Нового года. Самое интересное, другие возможные кандидатуры ими даже не упоминались. Тут у них было полное согласие: победит либо Полковник, либо рядовой Алешка.

В споре Полковник вежливо горячился, рядовой усмехался. Ну что ж, недолго ждать, посмотрим, кто кого победит. Хотя резвее Алмаза лошадей на конюшне не было. Да и не могло быть – он ведь не кто-нибудь, он – ахалтекинец.

Алешка, со слов тренерши Галины, рассказал мне, что про эту древнюю породу была сложена прекрасная легенда. Был такой немыслимо резвый скакун Ахал. Ему не было равных лошадей, он обгонял всех. И тогда ему избрали в соперники сокола. Они помчались – Ахал по земле, сокол в небе. И победил конь, он обогнал птицу. С тех пор несколько веков лошадям этой породы дают имена птиц.

Но Алешка был уверен в победе. Конечно, и я бы не сомневался, если бы он скакал на Алмазе. Тем более что у них такая дружба. Алмаз прислушивается к Алешке. А Лешка с ним разговаривает по-человечески. Сколько раз я слышал: «Подойди ко мне. Подними ногу. Не эту, правую. Ну-ка, повернись». И Алмаз спокойно и послушно делал все, о чем просил его этот маленький человек.

Когда мы вернулись домой, нас встретила в прихожей грозовая туча.

– Дима! – сказала мама сердито и решительно. – Дай-ка мне квитанцию! – В руке ее была какая-то мятая тряпка.

– Какую?

– Из ремонтной мастерской. Где вы пылесос ремонтировали.

Я открыл было рот, но Алешка меня опередил:

– А мы ее выбросили.

– Жаль. Но ничего, я им и без квитанции покажу! Где эта мастерская?

Я опять открыл было рот, но и в этот раз Алешка меня опередил:

– А она закрылась, мам. На ремонт.

– Очень мило! – взорвалась мама. – Ремонтная мастерская закрылась на ремонт! Так бывает?

– А что случилось? – наконец-то промолвил я.

– Вот! – мама сунула мне под нос тряпку. – Это рукав от папиного выходного костюма!

– А зачем ты его оторвала? – удивился Алешка.

– Это не я, – сказала мама и пнула ногой стоящий рядом пылесос. – Это он!

Вот что случилось.

Мама достала из шкафа папин костюм и повесила его на плечиках на вешалку, чтобы почистить. Включила пылесос.

Он взревел, как ракета на старте, и сначала сорвал и проглотил пуговицы с рукава, а потом и сам рукав исчез в его ненасытном нутре. Мама немного растерялась и, вместо того чтобы сразу выключить пылесос, стала вырывать из его пасти пиджак. Рукав оторвался – пылесос с аппетитом хрюкнул.

Мама с ужасом отбросила шланг, а тот стал метаться по полу прихожей – искал, что бы такое ему еще схавать. И уже было подобрался к маминым туфлям, но она успела выдернуть вилку из розетки.

– Сбесился, – сказала мама.

– Да нет, – со знанием дела объяснил Алешка. – Ему, наверное, не те сопротивления впаяли, нужно было помощнее.

– Я им покажу – сопротивления! – снова разбушевалась мама. – Что теперь делать? – Она показала на пиджак с одним рукавом и чуть не заплакала.

– Подумаешь, – сказал Алешка. – Ты сама говорила, что из любого положения можно найти выход. А тут сколько хочешь выходов.

– Например? – недоверчиво спросила мама, все еще гневно сверкая глазами. Но уже со вниманием. И с надеждой.

Она верила в Алешкин здравый смысл. Она так и говорила: «Если в нашей семье у кого-нибудь есть голова на плечах, то только у Лешки».

– Во-первых, – сказал Алешка, – можно оторвать и второй рукав.

– А все остальное выбросить, да?

– Зачем? Получится из пиджака прелестная и очень модная безрукавка. Сейчас все ходят в таких на день рождения к сотрудникам. Клево!

– Серьезно? – все еще сомневаясь, спросила мама. Но с еще большей надеждой в голосе: – А если папа не согласится?

– Согласится, – уверенно сказал Алешка. – Ты ему так и скажи: «Что ты, отец, у меня такой не модный?» Он тебя послушается.

– Он тебя боится, – добавил и я.

– А если не согласится, – продолжил Алешка, – тогда будет во-вторых.

В общем, он обнадежил маму, и, когда мы уходили в театр, она была очень оживленной, даже что-то напевала и вертела перед собой однорукавный пиджак.

Эта Июлия (Зайчик в виде кошечки) была довольно симпатичной особой. Но я бы даже сказал, что она больше похожа не на кошку, а на хитрую лисичку. У нее все время блестели любопытством глаза, и она все время вертела своей головой во все стороны, чтобы все видеть и ничего не пропустить.

– Имей в виду, – сказала она Алешке, когда он коротко изложил ей сверхзадачу спектакля, – я не соглашусь, чтобы меня по сцене носили в сумке. Я хочу быть у всех на виду. И мяукать не буду.

– А мурлыкать? – спросил Алешка.

– Если только за кулисами.

Алешка-хитрец не сказал этой Июлии, что ее появление на сцене будет очень коротким. Минута в первом акте и минута в последнем. В первом акте Великан засовывает ее в сумку, а в последнем вытаскивает из сумки. По замыслу гениального режиссера Кабакова кошечка Роза на самом деле не потерялась, она все время, когда Великан по имени Карлик ищет ее повсюду, так и сидит в сумке. Он просто не заметил ее в темноте.

Июлию коллектив принял хорошо. Ее только попросили разок мяукнуть, разок мурлыкнуть и разок запрыгнуть на стул. У Июлии все это получилось. Только режиссер поморщился:

– Как-то это у вас, Юлечка, по-заячьи получается.

Что он имел в виду, не знаю. Зайцы на стулья не прыгают, не мурлычат и не мяукают. А Июлия нисколько не огорчилась, а тут же начала болтать со старыми знакомыми.

– Мальчик ищет отца, – показала она на Алешку. – Отец заблудился в большом городе. Нужно помочь ребенку. Кто знает, где живет Тимофеев?

Все стали вспоминать, никто не вспомнил, а актер, который все играл со своей бородой, вдруг встал и вышел из зала.

Алешка – за ним. Ну да, подружились ведь. На почве общей бороды.

В общем, мы немного порепетировали, поспорили. Творческие такие споры. Например, режиссер сказал мне:

– Дима, ты стоишь не как ружье, а как часовой с ружьем. Думай, дружок, думай над сверхзадачей.

И тут все актеры, на правах старших и опытных товарищей по искусству, стали показывать мне, как, по их мнению, должно стоять ружье в углу комнаты. Я слушал, слушал, а потом так озверел, что повернулся лицом к стене и уткнулся в нее лбом.

– Гениально! – воскликнул режиссер.

– Великолепная находка, – похвалил и вернувшийся из фойе бородатый актер.

Только он уже был без бороды. Зато Лешка – в бороде.

Окрыленный успехом, я уселся отдохнуть в первом ряду и посмотреть, как Юльку, то есть Розочку, будут запихивать в сумку. Алешка тут же подкрался ко мне и, щекоча мне ухо своей бородой, прошептал:

– А он звонил Волку!..

Когда мы вернулись домой, мама, все так же напевая, работала над костюмом. Она отважно оторвала второй рукав и обшила оставшиеся края красивой красной ленточкой.

– Как? – спросила она Алешку, встряхнув в руках «модную и клевую» безрукавку. В каких все работники милиции ходят друг к другу в гости.

– Класс! – восхитился Алешка. – Мне бы такую. – И фыркнул чуть слышно в сторонку.

Однако папа, когда мама предложила ему примерить обновку, категорически отказался.

– Ну и зря, – обиделась мама. – Лешке очень понравилось.

– Вот пусть Лешка и носит, – решительно отрезал папа. – Вместо пальто.

– Зимой пальто без рукавов не бывает! – возмутился Алешка. Но тут какая-то мысль его остановила. – Ладно, я подумаю.

– Ты только в школу не вздумай в нем пойти, – испугался я.

– А в театр можно? – с каким-то затаенным интересом спросил Алешка.

– Лучше в цирк, – серьезно сказал папа. – Прямо на манеж. Будешь иметь успех.

– Все это очень мило, – сказала мама, – а что делать? Отец, пойдешь в гости в форме?

Папа покачал головой:

– Я от нее устаю. Ты не представляешь, как тяжело все время быть в форме. Есть другие варианты?

– У Алешки есть, – похвалилась мама. – Сколько хочешь.

– Вариант простой, – сказал Алешка. – Вы завтра ни в какие гости не идете – раз! Цветы отдаем маме – два! Пылесос оставляем себе – четыре!

Мама задумалась, прикинула что-то в уме.

– Ты «три» пропустил.

– Ну… Если вы все-таки пойдете, пункт «четыре» остается. А в подарок отнесете наш старый пылесос. Все равно он никуда не годится.

– Что?! – возмутилась мама. – Чтобы я дарила добрым людям такого злодея! Ты сам его кому-нибудь подари.

– Мы его в школу отнесем, – сказал я. – Там его живо обуздают и приручат. Из него ракету сделают.

– Все, – сказал папа, – дискуссия окончена. Спасибо за пиджак.

– Ты мне его даришь? – спросил Алешка.

– Подарить – не знаю, а поносить дам.

– И сфотографироваться, – добавил я.

Когда я перед сном вновь занялся дневниковыми записями, Алешка пыхтел у меня за спиной и вслух комментировал написанное. С выражением. Как на уроке русского языка.

Я написал «А он звонил Волку» и поставил точку.

– Ошибка, – сказал Алешка у меня за спиной.

– Где? – возмутился я. Всякая третьеклассная мелочь будет меня учить. И ехидно спросил: – Надо написать «званил», да?

– Это твое дело, – холодно проговорил Алешка. – Ошибка не здесь.

– А где?

– Нужно поставить в конце этих слов не точку, а…

– Кляксу?

– Восклицательный знак. Или три.

Господи! Я же совсем забыл, зачем мы записались в этот театр.

– Кто звонил Волку? – спросил я.

– Бородач. Временный. Его Костей зовут. Козлов фамилия.

– И что? Ты подслушал?

– Конечно. Он сказал ему: «Зачем ты мне все наврал? Ты, оказывается, не от милиции скрываешься, а от собственных детей бегаешь? А еще другом назывался!» И трубку – бряк!

– Эх, Алеха, – сказал я, – надо думать, что говоришь. Ты все теперь запутал.

Алешка нахмурился. Он не любил, когда его критиковали. А кто любит?

– Зато я номер телефона подслушал.

– Да ну!

– Там аппарат с диском. Он же по-разному жужжит.

– И что он тебе нажужжал?

– Две единички и два нуля. Остальные цифры я не разобрал.

– Ну… Небогато.

– Это тебе небогато! Потому что ты лентяй! А я завтра сяду на телефон…

– Не раздавишь? – усмехнулся я.

Но Алешка не обратил на это внимания.

– …И буду набирать все подряд.

– Это как? – мне стало интересно.

– Очень просто. Для умного человека. В этом номере две единички впереди и два нуля в середке. Номер такой: 11 (пусто) – 00 – (пусто, пусто).

До меня все-таки не дошло.

Алешка разозлился:

– Набираю в первый раз: 111 – 10–01. Не вышло. Набираю второй раз: 111 – 10–02… И так дальше.

– А потом?

– Еще проще: 111 – 10–03.

– 111 – 10–04! Сто лет будешь набирать.

– Это ты будешь сто лет набирать!

– Я вообще набирать не буду!

– Ну и не надо!

Тут вошла мама:

– Вы чего разорались?

– Это не мы, – насупился Алешка. – Это Димка.

– Мы роли разучиваем, – брякнул я, не подумав. – Нас в театр приняли.

– Бедный театр, – вздохнула мама. Улыбнулась и ушла. Не поверила.

– Хорошо, – сказал я примирительно. – Вот ты будешь сидеть на телефоне сто лет, так? А будут тебе отвечать разные люди…

– А я его голос знаю!

– А если его мама подойдет?

– Не подойдет. Он же не дома живет, с мамой. А где-то прячется.

– У меня идея, – сказал я. – Давай-ка спать.

– Давай, – неожиданно согласился Алешка. – У меня завтра трудный день. Телефонный.

А идея у меня действительно возникла…

Глава VI

Синтаксис в квадрате

Идея была настолько хорошая, что я вспомнил о ней сразу же, как только проснулся.

– Леха, – сказал я, – есть решение попроще. Нужно на него папу натравить.

– На кого? – удивился Алешка.

– На этого… бородатого Костю. Папа пригласит его в свое Министерство внутренних дел, хватит кулаком по столу и спросит: «Где в настоящее время находится объявленный в розыск опасный преступник гражданин А. Тимофеев?»

– Костя сразу заплачет и сознается, – грустно сказал Алешка. И нехотя добавил: – Ладно, Дим. Только я сам с папой поговорю. А то ты очень простодушный.

В Алешкином понимании – простодушный это тот, кто красиво врать не умеет.

За завтраком, когда папа допил кофе и встал, Алешка спросил небрежно:

– Товарищ полковник, а если вам назвать номер телефона, вы сможете по нему узнать адрес?

– Я? – переспросил папа. – Я – не смогу.

«Какой же ты полковник», – прочитал я в Алешкином взгляде. И папа, по-моему, тоже.

– У нас для этого есть специальная служба, – сухо заметил папа, направляясь к двери. Он всем своим видом показал, что такими простыми вещами он не занимается.

– А про Костю? – я толкнул Алешку ногой. – Спроси.

– Это не для товарища полковника вопрос, – подхалимски отмахнулся Алешка.

– Что за Костя? – обернулся папа.

– Не Костя, – мотнул головой Алешка, – а Настя. Димка напутал. Я тебе, пап, потом расскажу.

– Еще одна невеста? – улыбнулся папа.

– Димкина, – соврал Алешка.

Какая Настя? Какая невеста? Нет, мне на пенсию пора. По старости.

Папа ушел, покачивая головой. Алешка перетащил телефон на свой стол, написал на листке бумаги серию телефонных номеров и начал крутить диск.

Я вздохнул, мне было его жалко. Ладно, раз одна идея не прошла, попробую другую.

И я пошел в школу.

Наша школа даже во время каникул – самый обитаемый остров в нашем микрорайоне. Здесь все время тусуются учащиеся и учителя. И не поймешь – кто с большим удовольствием.

Я разыскал нашего учителя математики, которого вопреки всякой логике прозвали Синтаксисом, и обратился к нему за помощью, разъяснил задачу с номерами телефона.

– Оболенский! Дима! – Синтаксис схватился за голову. – Тебе не стыдно? Эту задачу ты мог решить совершенно самостоятельно. Это элементарно, Дима! Тебе – позор, мне – бесчестье. Тебе как ученику – мне как твоему любимому учителю.

Ну, насчет любимого учителя он немного (или намного) преувеличил. Как и всякий математик.

– Смотри, Дима! – Синтаксис схватил мел и застучал им по доске. – Все просто: комбинация из перестановки, размещения и сочетания. Неизвестные цифры обозначаем буквами. Так, множим, множим, возводим в степень, складываем. Вот и все! А, да! Скорость набора одной цифры берем в среднем секунду, рабочий день по семь часов. Согласен?

Я молча кивнул, не в силах противостоять этому урагану формул.

– Ну вот, – Синтаксис поскреб макушку испачканной в меле рукой. – Не так уж нереально. Если работать по набору номеров со скоростью одна цифра в секунду, то все варианты будут произведены всего за четырнадцать лет, шесть месяцев, двадцать дней и шесть часов. Секунды я отбрасываю.

И на том спасибо!

Я, на скорую руку, списал с доски все расчеты, а их итог подчеркнул двумя черточками.

– После каникул, – угрожающе произнес Синтаксис, – представишь мне аналогичные расчеты. Только с двумя известными цифрами. Гоу хоум!

Синтаксис и есть!