Нападение голодного пылесоса Гусев Валерий
Алешка очень долго не открывал дверь. Я понял – очень занят. Вид у него был еще тот. Глаза как два блюдца, на макушке мамин любимый хохолок дыбом.
– Дим! Хорошо, что ты пришел! Ты знаешь, сколько я уже Тимофеевых достал? Двадцать три штуки! И ни одна штука не подходит.
– Ничего, – спокойно сказал я, переобуваясь. – Время у тебя еще есть. За четырнадцать лет, шесть месяцев и двадцать дней ты этих Тимофеевых еще штук сто наберешь.
Алешка сразу все понял. Но не очень огорчился.
– Все равно, Дим, знаешь, как интересно в чужие квартиры звонить! Я столько нового узнал.
– О ком? – я поднял голову.
– О всяких людях. И о себе тоже.
– Что же ты о себе узнал?
– Много новенького. Одна тетка, например, даже не дослушала меня и сразу завизжала: «Где ты шляешься, паршивец?»
– А ты что? – Мне стало интересно. Алешка никому не позволил бы безнаказанно назвать себя паршивцем. Тем более что паршивцем он ни разу не был. – Что ты ответил?
Алешка пожал плечами:
– Сказал, что она ошиблась номером. И вежливо попросил больше сюда не звонить. – И тут же переключился: – Пошли в театр. Нас ждут.
Вся наша жизнь – театр. Или арена цирка.
В театре вовсю шла репетиция. И шел творческий спор. Все ругались от души.
– Вам, Лизонька, – уперев руки в бока, шипела Ангелина Блестящая, – не в приличном театре играть, а на телевидении. В каком-нибудь шоу про семейные дрязги.
– А тебе, Гелечка, впору с Петросяном состязаться. Кто пошлее.
Тут жующий и смеющийся режиссер развел их по углам и сказал:
– В спорах рождается истина.
– В спорах она и гибнет, – бросил ему реплику безбородый Костик.
– Гениально! – воскликнул Кабаков. – Сам придумал? Розочка, давай-ка еще пройдем сцену с залезанием в сумку.
Алешкина «невеста» Юля вспрыгнула на сцену, и будущий Карлик начал ловить ее между стульев, чтобы запихнуть в сумку. Июлия шипела, мяукала, но в сумку не влезала.
– Вы плохо знаете роль, – укорил ее режиссер.
– У меня память слабая, – пожаловалась Июлия.
Алешка толкнул меня ногой: запомни! Я запомнил. Только вот зачем?
Тут все стали ей показывать, как вспрыгнуть на стол, как спрыгнуть со стола, как мяукать и как урчать.
Наконец кошечка Роза, усталая, будто ловила шуструю мышь, тяжело дыша, соскочила со сцены и плюхнулась в кресло рядом с Алешкой:
– Ты зачем мне наврал? – спросила она, сдувая со лба растрепавшиеся волосы.
– Про что? – уточнил Алешка.
– Про папу.
– Для красоты, – обаятельно улыбнулся Алешка.
– А на самом деле?
– На самом деле он забыл в клубе свою зажигалку. Я хотел ему отдать. – И сурово подчеркнул: – За вознаграждение.
Тут к нам подсел Костя Козлов и запел ту же песню:
– Леша, ты чуть не поссорил меня с моим лучшим другом.
– Нужно лучше друзей выбирать, – вырвалось у меня.
– Друзей не выбирают. Ты еще очень молод, Дима, чтобы это понять.
Что-то мне все меньше и меньше все это нравится. Я как-то неуютно себя почувствовал. Где-то бродит какой-то жулик Тимофеев с волчьей мордой, а вокруг нас уже тусуются его… друзья. Или сообщники? А Лешка среди них свой человек. Они как бы приняли его в свою компанию.
Тут есть над чем задуматься. Они – темные люди, объединенные какими-то преступными делами. И Лешка себя «достойно» показал. Врет и не краснеет. Свой человек, одним словом.
Костя Козлов и Юлька о чем-то перебросились двумя словами. Костя кивнул и что-то нашептал ей в ухо. Юлька достала записную книжку, что-то записала и снова опустила книжку в сумочку. Костя опять наклеил бороду. Июлия встала и, захватив сумочку, пошла в фойе.
– Ой! – сказал громко Алешка. – И мне надо! Очень! – И выскочил следом.
Я проводил его взглядом, пытаясь понять, опять врет или что-то задумал.
Задумал. Потому что очень быстро вернулся, сел со мной рядом и прошептал:
– Сделаешь одно дело.
– Хоть два, – сказал я, не отрывая глаз от сцены, где бравые омоновцы круто наехали на Великана, будущего Карлика. Эпизод был убедительный.
– Два пока не надо, – Алешка шептал мне в ухо так, что оно изо всех сил стало чесаться, будто туда забрался вредный жучок. – Я тебе создам условия, а ты залезешь в Юлькину сумочку.
Я повернулся к нему разгневанным лицом.
– Ах, как я испугался! – сказал Алешка. – Прямо падаю. Ты меня не укусишь?
Укушу. Я по чужим сумкам не лазаю.
– Все понял? – спросил как ни в чем не бывало Алешка. – Сосредоточься – она идет.
Алешка помахал Юльке, подвинулся так, чтобы она села рядом со мной и поставила свою сумочку на соседнее кресло. И он тут же завопил:
– Антон Иванович! Знаете, почему у нас Розочка не получается? Она забывает, что у нее есть хвост.
– Гениально! Покажи!
Алешка смело выскочил на сцену и продемонстрировал этюд под названием «Кошечка с хвостом», сорвал аплодисменты и, поклонившись, вернулся на свое место.
– Июлия! Повторите!
Бедная Юлька пошла на сцену, вертеть хвостиком. Бедный Димка дрожащей рукой расстегнул ее сумочку. Вредный Алешка проговорил:
– Помаду не трогай. Достань записную книжку и на букву «Т» найди телефон.
Я, как робот, раскрыл книжку на нужном месте, и в глаза мне бросилась запись «А.Т.» и номер телефона, где было две единички и два нуля. Я его послушно запомнил и непослушной рукой сунул книжку в сумочку.
– Вот это совсем другое дело! – радостно возвестил режиссер.
Попытка помахать хвостиком Юльке удалась. Она гордо вернулась на место и сказала Алешке:
– С тобой не соскучишься.
Репетиция на этом закончилась. Мы с Юлькой дошли вместе до метро. И она сказала, прощаясь:
– По-моему, Леша, ты и про зажигалку наврал.
– И еще сколько надо навру, – засмеялся Алешка.
Едва Юлька скрылась в переходе, он повернулся ко мне:
– Телефон запомнил?
Я молча кивнул. А потом спросил:
– А как ты догадался?
– Элементарно, Ватсон. Юлька записала телефон, пошла звонить. У нее плохая память. Она набрала по книжке номер с двумя единичками и с двумя нулями. Вот и все. Я давно догадался, что она с этим Волком в одной стае.
– Ну и что?
– Попросишь папу, чтобы он по этому номеру узнал адрес.
– И пусть он сам этого Волка арестует.
Алешка подумал и сказал загадочную фразу:
– Дим, не все жулики нечестные. Бывает наоборот.
И больше до самого дома не проронил ни слова.
Глава VII
Конюшня в гараже
Проснулся я от того, что кто-то дергал меня за ухо:
– Дим, вставай скорее, он уходит.
Я потряс головой, прогоняя остатки сна, и сердито пробормотал:
– Ну и пусть.
– Папа уходит, Дим.
Папа каждый день уходит. Я отвернулся к стенке и натянул одеяло на ухо.
– Дурак! – сказал Алешка. И я услышал, как он хлопнул дверью.
Потом я узнал, что он перехватил папу в дверях и жалобно попросил:
– Пап, Машка-ромашка меня попросила…
– Маша Ромашкина, – строго поправил папа.
– Машка… – начал было Алешка, но тут же поправился: – Машенька-ромашенька. Так, пап?
– Уже лучше. Что ей надо?
– У нее телефон есть, а адреса нет. А ей надо.
– Алексей, – сказал папа строгим голосом, – ты используешь мое служебное положение в личных целях. Это некрасиво.
– Красиво, – сказал Алешка. – Не в личных. Эта ее подружка, которая без адреса, утащила домой хомут. Из нашей конюшни. Для бабушки.
Папа чуть не сел на пол. От такой жестокости.
Алешка, склонив голову, внимательно наблюдал за ним, ждал, когда папа придет в себя и вернет себе дар речи.
– Пап, ты не понял. Хомут не для того, чтобы бабушку в него запрягать. Бабушка обещала его заштопать. Она раньше на обувной фабрике работала.
Алешкин метод мне давно известен. Сейчас он еще наговорит, как мама выражается, «семь бочек арестантов и солдат с ружьем», а папа, запутавшись в его болтовне, махнет рукой и сделает то, что Алешка просит, – лишь бы отвязался.
Так и получилось. Папа поморщился и сказал:
– Давай номер. Пробьют мои ребята этот адрес. Позвони часа в три. – И он быстренько захлопнул за собой дверь.
– Еще спасибо скажешь, – бросил ему вслед Алешка. Когда папа уже не мог его услышать.
Я некоторое время просидел над дневником, куда старательно заносил все события – важные и неважные. Алешка бродил вокруг елки. Потому что мама, кроме игрушек, обязательно вешала на елку еще и конфеты, и мандарины. Обычно мы их уже в новогоднюю ночь все до штучки собирали, но всегда кое-где кое-что пряталось в густых ветвях. И Лешка охотился возле елки порой до самой весны.
Елка у нас стоит обычно очень долго. Жалко ее выбрасывать. От нее столько радости, сказочности, уюта. И она у нас так долго стоит, что на кончиках веток появляются новые иголки – ярко-зеленые, нежные и пушистые. И очень ароматные. И все это время Алешка разыскивает на ветках конфетки. Которые никак не кончаются. Такое впечатление, что какой-то добрый Дед Мороз все время подвешивает их по ночам. А может, мама…
В этот раз Алешка набрал две горсти грецких орехов. Сбегал за молотком. Наколол и честно разделил ядрышки на четыре кучки. («Это папе, это маме, это Диме, это мне».)
– Дим, орехи будешь?
– Отстань.
Однако горка орехов исчезла. Дальше слышу бормотание:
– Папа, конечно, орехи не будет… Мама их не любит… Придется мне, – со вздохом закончил братишка.
Зазвонил телефон. Алешка ринулся в прихожую, снял трубку. Незнакомый официальный голос строго произнес:
– Примите телефонограмму. Зачитываю текст: «По Вашему требованию сообщаю адрес, по которому зарегистрирован телефонный номер (такой-то): Смольная улица, шестнадцать, два. Подпись: полковник Оболенский. Передал: старший лейтенант Щербатов. Время: четырнадцать ноль-ноль московского». Кто принял?
– Принял Леха Оболенский. Благодарю за внимание. – Он тут же влетел в комнату: – Поехали, Дим! Обнаружен разыскиваемый гражданин по кличке Волк!
– Никуда я не поеду. – Я не спеша пробежал глазами только что написанную фразу. – И ты никуда не поедешь.
Алешка подскочил на месте как теннисный мячик.
– Человеку грозит опасность! А ты…
– Вот и сиди дома, человек.
– Да не мне, Дим!
– Тогда тем более.
– Ах так? Запиши в свою летопись, я продиктую: «Сегодня в четырнадцать ноль-ноль я, Дм. Оболенский, торжественно отказался помочь человеку, попавшему в беду. Передал: Леха Оболенский». Твоим детям, Дим, будет очень приятно прочитать эту фразу. Они будут гордиться своим отцом!
Во выдал!
– Да кто в беду-то попал? – не выдержал я.
– Ты знаешь, что этот Волк сделал? Ты знаешь, что его разыскивает не только милиция, а… – Тут он замолк, как Буратино, когда засунул себе в рот бумажный колпачок, чтобы не проговориться.
– Ну-ну, – подтолкнул я. – Раскалывайся.
У Алешки в глазах мелькнул огонек. Что-то придумал, точно.
– Этот Волк, Дим, он…
– Красную Шапочку съел?
– Бабушку! Ты старушек уважаешь? Ты им место в метро уступаешь? Вот! А тут бедная одинокая старушка пустила к себе в дом пожить опасного преступника…
– Ладно, – согласился я. – Поедем старушку выручать. – А сам подумал: что-то он здорово привирает в каком-то месте. И похоже, этого грустного Волка, кроме милиции, ищет еще кто-то. Покруче, в определенном смысле.
– Ты только не вмешивайся, – инструктировал меня по дороге Алешка. – Я сам буду все делать. Ты только кивай иногда.
Я кивнул. Алешка похвалил:
– Здорово! Из тебя хороший артист получится.
Ага, буду до самой пенсии изображать молчаливое ружье в углу.
Ехали мы долго. Сначала на метро, а потом еще несколько остановок на автобусе. Тут я что-то заподозрил:
– Леха, а откуда ты знаешь, где эта Смольная улица?
Он пожал плечами:
– В папином справочнике подглядел. Случайно на глаза попался.
Все у него случайно…
Смольная улица оказалась совсем не такой, какой я представлял себе по ее названию. Я думал, что она вся обсажена хвойными смолистыми соснами и елками. Или находится на краю соснового бора. Ничуть не бывало. Деревья на ней, правда, были. Они росли в два ряда по тротуарам. Но никакие не хвойные и не смольные. Вообще не поймешь – какие. Алешка очень точно их обозначил:
– Березовые липы.
Мы прошли вдоль этих березовых лип (или липовых берез). Под ногами у нас играли солнечные пятна. Деревья помахивали своими голыми ветками и сбрасывали на нас время от времени сухой колючий снег. Иногда вдруг откуда-то с крыш слетали на деревья разные птицы и оживленно обсуждали нас на своем птичьем языке.
– Дом шестнадцать, – сказал Алешка и показал на двухэтажный облупленный дом. Вокруг него тоже толпились деревья, будто хотели упрятать от людских глаз этот неказистый домишко.
Перед ним был небольшой дворик с качелями. Но на качелях не раскачивались веселые детишки. Наверное, в этом доме проживали одни престарелые жители. Которым надо уступать место в метро и выручать их изо всяких бед.
– Посиди здесь, – Алешка показал мне скамеечку под деревом. – Поучись, как надо работать с населением.
Что-то он заважничал немного. У него такое иногда бывает. Когда он знает что-нибудь, что другим еще не известно.
Алешка решительно подошел к дому и смело постучал в окошко первого этажа. На этом окошке была веселенькая занавесочка в горошек и стояли горшки с цветущими зимой геранями. Правильно. За таким окошком живут добрые люди.
Занавесочка дрогнула, в окне показалась бабуля в платочке – точь-в-точь как занавеска на окне. Она покивала Алешке и махнула рукой в сторону двери. За которой он и исчез.
Вышел он через пять минут. В одной руке – яблоко, в другой – пряник.
– Пошли, – сказал он мне. – Что будешь? – И протянул на выбор оба гостинца.
Мы прошли до соседнего подъезда. Вошли в него. Поднялись по деревянной скрипучей лестнице на второй этаж. Вошли в длинный коридор, весь заставленный по бокам старой мебелью. Между ней оставались только проходы к дверям.
Возле одной такой двери с прикнопленной на ней бумажкой, на которой была нарисована цифра «2», мы остановились, и Лешка вежливо постучал в нее костяшками пальцев.
– Взойдите, – послышался из комнаты старческий голос. – Не запёрто.
Мы вошли. Небольшая комната. В ней – полумрак. Потому что все подоконники заставлены цветами. Посреди – круглый стол на одной круглой ноге, застеленный вязаной скатертью. На столе – ваза с цветком, над столом – абажур с кисточками. Возле окна сидела симпатичная старушка, попавшая в беду, и что-то вязала на спицах. На спинке ее старого кресла дремал тоже старый пушистый кот. Он чуть приоткрыл глаза, когда мы вошли, мягко мурлыкнул и снова заснул.
Старушка взглянула на нас поверх круглых очков и молча ждала – что мы ей такого скажем.
Алешка не растерялся. Заныл:
– Здравствуйте. Сами мы люди не местные. Приехали к вам из Украины. Папа работает охранником, мама нянчит Светочку. А нас послали найти комнату для проживания. Чистоту, порядок, а также своевременную оплату гарантируем.
Бабуля немного наклонила голову сначала в одну сторону, потом в другую. Поправила очки, отложила вязанье. И тоже запела, в унисон жалобным Алешкиным песням:
– Милок, ты ж голодный. Такой маленький, а голодный. По глазам вижу. Садись покушай.
Чтоб Алешка отказался от приглашения к столу – такого я не помню. Поэтому, когда он уселся за стол, я молча кивнул и пристроился рядом.
Бабуля (как выяснилось, Ирина Родионовна) быстро накрыла чай и начала нас потчевать. Мы к общему столу добавили обгрызенное по дороге от подъезда к подъезду яблоко и надкусанный пряник. Чем очень бабулю умилили.
– А пришли вы ко мне зря, маненько опоздали. Сдала я комнату. Совсем недавно. И жилец такой славный. Тихий, вежливый. Все возле окна сидит и на улицу глядит. Интересно ему.
Я кивнул и подумал: еще бы не интересно, небось смотрит, не идут ли за ним добры молодцы-опера или бравы молодцы-братки. Во натворил делов.
– А вы на другу сторону улицы сходите, там Семеновна живет, тоже одинокая. Может, сдаст вам комнатку. Правда, беспокойно у нее, кошек держит.
– Это не беда! – ответил Алешка. – Мы животных любим. У нас в Украине два кота было и собака с попугаем.
– Вот и у Семеновны коты, – бабуля прихлебывала чай и с удовольствием вела рассказ. Видно, ее жилец Серый Волк беседами не очень баловал. – И каких только нет! Один даже розовый, а один вообще голый, шерсти на ём нет, одна кожа. Но гладкая, ничего не скажу. Но беспокойно с ними.
– Два кота – не страшно.
– Почему два? – удивилась Ирина Родионовна. – Кто тебе сказал?
– Четыре, что ли?
– Сорок четыре, – похвалилась Родионовна за Семеновну. – И все жрать просят.
Алешка чуть чашку не опрокинул.
– Сколько? – переспросил он и широко раскрыл глаза. – Нам бы столько. Да, Дим? Вот мама обрадовалась бы. Она любит кошек.
– Но не в таком количестве, – поспешил я. А то Алешка уже с интересом поглядывал на дом, где жила Семеновна со своими кошками. Выпросит еще половину.
Чай закончился, варенье в вазочке тоже. Мы поблагодарили и встали, прощаясь.
Старушка повинилась, что не смогла нам помочь, и посоветовала пройтись по улице – авось где-нибудь и повезет.
– У нас стариков много. Больше, чем кошек. – Эти слова у нее прозвучали гордо. – А то до гаражей дойдите. Там хорошие гаражи есть. Мой-то жилец тама сперва проживал, очень ему нравилось. Нет-нет да заглянет туда. У него там и вещички кое-какие остались.
Алешка при этих словах вдруг так подмигнул мне, что я заморгал ему в ответ двумя глазами. И покивал на всякий случай.
Как только мы вышли на улицу, Алешка сразу же свернул к гаражам. И пошел так быстро, что я едва поспевал за ним, булькая чаем в желудке.
– Все, Дим, – обернулся Лешка на бегу и, сверкая глазами, сообщил: – Нашли, Дим!
– Волка? – уточнил я.
– Коня! – уточнил Алешка.
Тут я затормозил так, что меня чуть не занесло на ледяной дорожке.
– А зачем нам конь?
– Где конь – там и Волк, – загадочно пояснил Алешка. – Два сапога пара. Похититель и похищенное имущество. В одном флаконе.
Гаражи находились в конце улицы, на краю заснеженного оврага. Здесь вовсю резвились школьники, которые проводят зимние каникулы с удовольствием, а не бегают по зимнему городу в поисках Волка и коня. На лыжах, на санках, на сноубордах они слетали по склонам в вихре снежной пыли, с криками и визгом. Да еще за ними с восторженным лаем носились лохматые собачонки, все одной местной породы – каштанки такие.
Мы подошли к железным воротам, возле которых стояла будочка с охранником. Над крышей будочки из трубы вился легкий дымок. Алешка пошел знакомиться. Сейчас нас опять чаем будут поить.
Хотя вряд ли. На территорию охраняемых гаражей проникнуть не так просто, как в гости к доверчивой Ирине Родионовне. Это даже Алешке не по силам.
Но я его недооценил. Через две минуты он выскочил из будки, махнул мне рукой:
– Пойдем чай пить, Дим.
Опять чай!
В будочке было уютно. Постреливали дрова в печке, на стене против двери постукивали старинные ходики, и опять на топчане мурлыкала кошка.
Охранник, дедок такой симпатичный, подпавший под Лешкино обаяние, усадил нас за стол, где кроме чайника и чашек мерцал голубым светом маленький телевизор. У этого деда, похоже, не было в жизни более важной цели, чем накормить Алешку.
На самом деле мы немного проголодались. Чай чаем, а и пообедать не мешало бы. Дедок поставил на стол сковороду с жареной картошкой, дал нам вилки и стал расспрашивать Алешку. Я ничего в этих разговорах понять не мог.
– Так и уехал? – спрашивал дедок, сокрушенно качая головой. – И ключи забрал? Надо же! Вся семья на улице, а он себе катается!
– Вообще он хороший человек, – объяснял Алешка, работая вилкой. – Он о нас заботится. Но очень романтичный. Увлекается всякими бреднями.
– Однако я вспомнил. Он в крайнем боксе должон быть. Я как обход делал, он у въезда в бокс под машиной лежал.
– Уснул, наверное, – вздохнул Алешка. – От всяких переживаний. Спасибо за угощенье. Пойдем, его разбудим.
– Ты только не шибко его буди. А то расстроится с перепугу.
– Нет, я его нежно разбужу. Чего-нибудь в ухо шепну. Ласковое такое.
– И то. Не забижай человека. Если у него душа романтическая, его жалеть надо. Как больного.
Мы пошли вдоль боксов. Снег здесь был расчищен. Даже на крышах гаражей его не было. Лешка сказал мне загадочно:
– Нюхай, Дим. Как унюхаешь, скажи. Вдруг я не унюхаю.
Я уже и не задумывался над его словами. Я вообще вроде как брел по дремучему лесу и не знал, что меня ждет – то ли избушка на курьих ножках, то ли болото с говорящей лягушкой.
Нюхать я не стал. Пусть сам нюхает. Ему виднее.
Алешка и вправду шел вдоль боксов, как собачка, потерявшая хозяина. Нюхал. А пахло везде одинаково: немного бензином, немного машинным маслом, немного резиной. Как обычно у гаражей пахнет.
Вдруг Алешка остановился возле гаража с деревянными воротами. Поднял голову, раздул ноздри.
Читать бесплатно другие книги:
