Песнь крови Райан Энтони
– Вера может быть только принята, но никак не навязана, тем более целой империи.
– Однако они замышляют принести своих богов сюда, подорвать нашу Веру! Повсюду их шпионы, переодетые купцами, они нашептывают об отречении, приобщают нашу молодежь к гнусным Темным ритуалам! А воинство их тем временем все растет, и император строит все новые корабли…
– Хоть что-то из этого правда?
Король усмехнулся, сверкнув совиными глазами.
– Будет правдой.
– И вы рассчитываете, что все Королевство поверит в эту чушь?
– Люди всегда верят в то, что им нравится, правда это или нет. Вспомни резню аспектов, вспомни всех этих отрицателей, подлинных и мнимых, что были убиты во время бунтов на основании одних лишь слухов. Подсунь им нужную ложь, и они в нее поверят.
Карета, дребезжа, катилась по мощенным булыжником улицам северных кварталов. Ваэлин молча смотрел на короля и, холодея, осознавал, что понял все правильно. «Нет, это не ложь, он действительно собирается это сделать».
– Но что вы хотите от меня, ваше величество? Зачем делиться этим со мной?
Король развел костлявыми руками.
– Ну как зачем? Мне нужен твой меч. Не могу же я вступать в войну без самого прославленного воина Королевства, верно? Что подумает простонародье, если ты откажешься нести меч Веры в империю отрицателей?
– Вы рассчитываете, что я стану воевать с народом, с которым Королевство никогда не ссорилось, на основании лживых баек?
– Именно так.
– А зачем, собственно?
– Верность – ваша сила.
Лицо Линдена Аль-Гестиана, становящееся мраморно-белым по мере того, как кровь вытекает из раны на шее…
– Верность – это еще одна ложь, которую вы используете, чтобы заманить неосторожных в тенета своих замыслов.
Король нахмурился. Поначалу казалось, будто он гневается, но тут он разразился лающим хохотом.
– Ну разумеется! А ты как думал, для чего еще быть королем?
Он перестал смеяться.
– Ты забываешь о сделке, которую мы заключили. Я приказываю, ты выполняешь. Помнишь?
– Я уже нарушил нашу сделку, ваше величество. Я не выполнил вашего приказа тогда, в Мартише.
– Однако Линден Аль-Гестиан все же пребывает Вовне, и отправил его туда твой кинжал.
– Он страдал. Я положил конец его боли.
– О да, очень убедительно!
Король раздраженно отмахнулся, тема явно ему наскучила.
– Это неважно. Ты заключил сделку. Ты мой, Юный Ястреб. Твоя связь с орденом – сущая фикция, ты это знаешь не хуже меня. Я приказываю, ты выполняешь.
– Однако с Альпиранской империей я воевать не стану. Пока не услышу более веских причин, чем недостача лазурита.
– Ты отказываешь мне?!
– Да. Казните меня, если сочтете нужным. Я и слова не скажу в свою защиту. Но я устал от ваших интриг.
– Казнить? Тебя?! – Янус снова разразился лающим хохотом, еще громче, чем в прошлый раз. – Ах, как благородно, особенно учитывая, что ты прекрасно сознаешь: я не могу сделать ничего подобного, не вызвав бунта в народе и войны с Верой. И, полагаю, моя дочь и без того достаточно меня ненавидит.
Внезапно король отдернул бархатную занавеску на окне, и лицо его вдруг осветилась.
– О, пекарня вдовы Норны!
Он снова постучал в крышу кареты и воскликнул своим королевским голосом:
– Стой!!!
Выбравшись из кареты, он отмахнулся от помощи двух солдат из конной стражи, которые ехали в эскорте, и ухмыльнулся Ваэлину, будто мальчишка-переросток.
– Идем-ка со мной, Юный Ястреб. Лучшая выпечка в городе – а может, и во всем фьефе. Снизойди уж к стариковской слабости.
В пекарне вдовы Норны было тепло и пахло свежевыпеченным хлебом. Увидев короля, она выбежала из-за прилавка: высокая дородная женщина с раскрасневшимися от жара щеками и мукой в волосах.
– Ваше величество! Сир! Вы снова оказали честь моему скромному заведению! – тараторила она, неуклюже кланяясь и плечом отодвигая растерянных покупателей. – Дорогу, дорогу королю!
– Миледи, – король взял ее руку и поцеловал, отчего вдова покраснела еще сильнее, – как же я мог пренебречь возможностью отведать ваших булочек! К тому же вот и лорду Ваэлину сделалось любопытно. Ему не так часто приходится кушать сладкое, верно, брат?
Ваэлин видел, как жадно вглядывается в него вдова, как ее покупатели, припав на одно колено, украдкой поглядывают в его сторону, и почти ненавидел их за это преклонение.
– Да, ваше величество, – ответил он, надеясь, что в его голосе не слышно раздражения, которое он испытывает, – я и впрямь не очень разбираюсь в сладком.
– А не найдется ли у вас отдельной комнатки, где мы могли бы отведать вашу стряпню? – осведомился король. – Не хотелось бы препятствовать вашей торговле.
– Конечно-конечно, ваше величество!
Она отвела их в глубину пекарни и препроводила в нечто вроде кладовки, с полками, уставленными горшками, и мешками муки вдоль стен. В центре стоял стол и стулья. За столом сидела пышная девица в кричащем платье из дешевой ткани, с волосами, выкрашенными в рыжий цвет, с ярко накрашенными губами и в рубахе с открытым воротом, демонстрирующим обширный бюст. Когда вошел король, девица привстала и сделала безупречный реверанс.
– Ваше величество!
Голос у нее был грубый, выговор резкий. Уличный говор.
– О, Дерла! – приветствовал ее король и снова обратился к булочнице: – Нам, пожалуй, шарлотку, госпожа Норна. И чайку, если можно.
Вдова поклонилась и удалилась из комнатки, плотно притворив за собой дверь. Король опустился на стул и жестом велел пышной девице встать.
– Дерла, это лорд Ваэлин Аль-Сорна, прославленный брат Шестого ордена и меч Королевства. Ваэлин, это Дерла, ничем не прославленная шлюха и одна из наиболее выдающихся соглядатаев из тех, что служат мне.
Девица смерила Ваэлина пристальным, оценивающим взглядом. На губах у нее играла легкая улыбка.
– Польщена, милорд.
Ваэлин кивнул в ответ:
– Здравствуйте, леди.
Она ухмыльнулась.
– Ну уж прям и леди!
– Не трать на него своих ухищрений, Дерла, – посоветовал король. – Брат Ваэлин – искренний служитель Веры.
Девица выгнула накрашенную бровку и надула губки.
– Жа-алко! Орденские – мои лучшие клиенты. Особенно из Третьего ордена. Ну и выдумщики же эти книжники!
– Не правда ли, она прелесть? – сказал король. – Редкого ума женщина, но абсолютно лишена каких бы то ни было моральных принципов. И временами бывает чересчур вспыльчива. Сколько раз ты пырнула ножом того купца, а, Дерла? Я что-то подзабыл.
Ваэлин пристально всмотрелся в лицо Дерлы. Похоже, ее равнодушие было неподдельным.
– Раз пятьдесят, ваше величество, – она подмигнула Ваэлину. – Ему вздумалось избить меня до смерти и трахнуть мой труп.
– Да, покойный действительно был извращенцем, – согласился король. – Но извращенцем богатым, и вдобавок пользовался популярностью при дворе. И когда я понял, насколько ты можешь быть полезна, мне стоило немалых расходов организовать твое мнимое самоубийство и выпустить тебя на свободу.
– Я вам вечно буду признательна, ваше величество.
– Ну еще бы! Видишь ли, Ваэлин, в королевские обязанности входит выискивать среди своих подданных одаренных людей, чтобы приставить их к полезному делу. Таких людей, как Дерла, у меня довольно много по всем четырем фьефам, и все они втайне отчитываются мне напрямую. За это они получают приличные деньги и чувство морального удовлетворения оттого, что их труды обеспечивают безопасность Королевства.
Король как будто вдруг устал. Он подпер рукой подбородок, потер набрякшие веки.
– Твой доклад за прошлую неделю, – сказал он Дерле. – Повтори его лорду Ваэлину.
Она кивнула и заговорила официальным, отработанным тоном:
– На седьмой день пренсура я находилась в переулке на задах трактира «Вздыбленный лев» и следила за домом, в котором, как мне известно, часто бывают отрицатели из секты восхожденцев. Ближе к полуночи в дом вошло довольно много людей, в том числе высокий мужчина, женщина и девочка лет пятнадцати, прибывшие вместе. После того, как они вошли, я пробралась в дом через скат для угля, ведущий в подвал. Находясь в подвале, я слышала, как в комнате надо мной проводят еретический обряд. Примерно через два часа я убедилась, что собрание подходит к концу, покинула подвал и вернулась в переулок, где увидела, как все те же трое людей уходят вместе. Нечто в этом высоком мужчине показалось мне знакомым, и я решила последовать за ними. Они дошли до северных кварталов и там вошли в большой дом напротив мельницы на Сторожевой Луке. Когда мужчина входил в дом, свет горящих внутри ламп осветил его лицо, и я убедилась, что это действительно лорд Кралик Аль-Сорна, бывший владыка битв и первый меч Королевства.
Она смотрела на Ваэлина нелюбопытным взглядом, без страха и без озабоченности. Король рассеянно поскреб седую щетину на подбородке.
– А ведь так было не всегда, знаешь ли, – сказал он. – С отрицателями-то. Когда я был мальчишкой, они жили среди нас, они держались с опаской, но их терпели. Мой первый учитель мечного боя был ищущий. Хороший был дядька. Ордена предостерегали против них, но никогда не стремились запретить их обряды. В конце концов, мы ведь народ изгнанников, нас прогнали на эти берега много веков назад те, кто стремился погубить нас за нашу Веру и наших богов. Вера, разумеется, всегда занимала главенствующее положение, первое место среди прочих верований, но и прочие с ней прекрасно уживались, и, хотя среди верных было немало таких, кому это не нравилось, большинству людей было попросту наплевать. А потом нагрянула «красная рука».
Рука короля коснулась россыпи багрово-красных шрамов у него на шее. Взгляд затуманился воспоминаниями.
– Ее прозвали «красной рукой» за метины, которые она оставляет: как будто шрамы от когтей на шее. Как только появились эти метины – все, считай, ты покойник. Ты только представь, Ваэлин: за несколько месяцев страна практически опустела. Подумай обо всех, кого ты знаешь: мужчинах, женщинах, детях, богатых, бедных, неважно. Вот представь их всех, а потом вообрази, что половины из них не стало. Представь, что они перемерли от болезни, от которой бредят, мечутся и вопят, выблевывая собственные потроха. Трупы лежали грудами, как мякина, никто не мог чувствовать себя в безопасности, страх сделался единственной верой. Это не мог быть обычный мор, нет. Наверняка это дело Тьмы. И вот мы устремили взгляд на отрицателей. Они страдали точно так же, как и мы, но, поскольку они были малочисленней, казалось, будто они пострадали меньше. Толпы бродили по городам и весям, охотились и убивали. Некоторые секты были истреблены подчистую, и верования их пропали навеки, прочих загнали в тень. К тому времени, как «красная рука» сошла на нет, осталась только Вера, да еще кумбраэльский бог. Прочие попрятались, молились исподтишка и жили в вечном страхе, что их обнаружат.
Взгляд короля снова ожил и уставился на Ваэлина с холодной расчетливостью.
– Похоже, твой отец интересуется неположенным, Юный Ястреб.
Песнь крови зазвучала вновь, громко и яростно, громче, чем когда бы то ни было, и смысл ее был ясней, чем когда бы то ни было. В этой комнате таилась грозная опасность. Опасность исходила от сведений, известных этой шлюхе-соглядатаю. Опасность исходила от замыслов короля. Но самая серьезная опасность исходила от песни крови, требующей от него убить их обоих.
– У меня нет отца, – проскрежетал Ваэлин.
– Быть может. Зато у тебя есть сестра. И она чересчур молода, чтобы висеть на стенах с вырванным языком после всего, что братья Четвертого ордена сделают с нею в Черной Твердыне. И матери ее, пожалуй, тоже висеть в соседней клетке, обмениваясь с дочкой невнятным мычанием, пока они не ослабеют от голода и вороны не слетятся клевать их плоть, хотя они будут еще живы. Ты спрашивал о более веских причинах? Вот тебе веская причина.
Черные глаза, такие же, как у него самого, ручонки, сжимающие зимоцветы. «Маменька говорила, что ты приедешь к нам и будешь мне братом…»
Песнь крови завывала. Руки у Ваэлина подергивались. «Никогда еще не убивал женщин, – подумал он. – И королей тоже». Глядя, как старик зевнул и потер свои ноющие колени, Ваэлин осознал, что нет ничего проще, чем взять его тощую шею и переломить, как прутик. Как же это было бы здорово!..
Он стиснул кулаки, унял дрожь, тяжело сел за стол.
И песнь крови умолкла.
– На самом деле, – сказал король, поднимаясь, – я, пожалуй, передумал. Не хочу я шарлотки. Кушайте сами на здоровье.
Он положил костлявую руку Ваэлину на плечо. «Совиная лапа…»
– Полагаю, мне нет нужды наставлять тебя, что ответить аспекту Арлину, когда он спросит твоего совета?
Ваэлин старался не смотреть на него, опасаясь, что песнь крови зазвучит вновь. Он напряженно кивнул.
– Великолепно. Дерла, пожалуйста, задержись ненадолго. Уверен, у лорда Ваэлина есть к тебе еще несколько вопросов.
– Конечно, ваше величество!
Она сделала еще один безупречный реверанс ему вслед. Ваэлин остался сидеть.
– Можно, я сяду, милорд? – спросила Дерла.
Он ничего не ответил, и она уселась напротив.
– Приятно познакомиться с таким знатным лордом, как вы, – продолжала она. – Хотя я, конечно, постоянно имею дело с лордами. Их величество завсегда интересуются ихними привычками, и чем гнусней, тем лучше.
Ваэлин молчал.
– А неужто все, что про вас рассказывают, и впрямь правда? – продолжала она. – Я вот гляжу на вас и думаю: верно, так оно и есть.
Она помолчала в ожидании ответа и нервно заерзала, видя, что он все молчит.
– Что-то вдова пироги-то не несет.
– Пирогов не будет, – сказал ей Ваэлин. – И вопросов у меня к тебе нет. Он тебя здесь оставил, чтобы я тебя убил.
Он посмотрел ей в глаза и впервые увидел в них неподдельное чувство: страх.
– Вдова Норна наверняка умеет тихо избавляться от трупов, – продолжал он. – Подозреваю, он приводил в эту каморку немало ничего не подозревающих глупцов. Таких, как мы с тобой.
Она бросила взгляд на дверь, потом снова на него. Губы у нее дернулись, сдерживая готовый сорваться вызов и насмешку. Она понимала, что с ним ей не справиться.
– Я могу за себя постоять!
– У тебя кинжал за корсажем, и еще один – на пояснице. И, полагаю, булавка у тебя в волосах тоже довольно острая.
– Я королю Янусу целых пять лет верой и правдой служила…
– А ему плевать. Сведения, которыми ты владеешь, чересчур опасны.
– У меня деньги есть…
– Я не нуждаюсь в богатствах.
Он отчетливо ощутил на поясе вес кошеля с лазуритом.
– Совершенно не нуждаюсь.
– Ну…
Она отодвинулась от стола, уронила руки, приподняла юбки, выставляя напоказ раздвинутые колени, и на губах у нее снова заиграла легкая улыбка, не более искренняя, чем прежде.
– По крайней мере, прояви любезность: трахни меня до, а не после!
Смех замер у него на губах. Он отвернулся, положил на стол сцепленные руки.
– Ты меня не бойся, ты его бойся. Уезжай из города, а если сумеешь – то и из Королевства вообще. И не возвращайся никогда.
Она медленно встала, опасливо направилась к двери, потянулась к ручке, держа вторую руку за спиной – видимо, на кинжале. Повернув ручку, она остановилась.
– Вашему отцу повезло с сыном, милорд.
И исчезла. Скверно смазанная дверь затворилась со скрипом.
– У меня нет отца, – тихо сказал он в опустевшей комнате.
Глава третья
На некотором расстоянии от альпиранского побережья равнина, поросшая кустарником, сменялась бескрайней, бездорожной пустыней, выметенной резким южным ветром, который вздымал над песками столбы пыли, призраками бродившие по барханам. Войско держалось на границах пустыни, двигаясь в сторону Унтеша колонной более двух миль длиной. Вид войска напоминал Ваэлину огромную змею, которая однажды у него на глазах выбралась из клетки на корабле с Дальнего Запада. Змея растянулась поперек всей палубы, и чешуя блестела на солнце, в точности как сейчас – копья королевской стражи.
Он стоял на каменистом холме, на несколько миль опередив основное войско, и пил из фляги, в то время как Плюй неподалеку жевал чахлые листья пустынного кустарника. Френтис со своим отрядом разведчиков – тем, что от него осталось после битвы на берегу, – стояли лагерем вокруг холма и бдительно наблюдали за восточным горизонтом.
Ваэлин думал о позавчерашней битве, о том человеке в белом и о посольстве, которое пришло просить его тело: четверо императорских гвардейцев с суровыми лицами, которые появились из пустыни и потребовали встречи с владыкой битв. Аль-Гестиан выехал им навстречу в сопровождении всех армейских тузов, демонстрируя соблюдение всех положенных церемоний, однако альпиранцы пренебрегли этикетом, оставшись в седлах. Аль-Гестиан зачитывал им королевскую декларацию об официальной аннексии трех городов, Унтеша, Линеша и Марбеллиса, когда один из гвардейцев, статный человек с седыми, как зола, волосами, перебил его на полуслове и на хорошем языке Королевства произнес:
– Довольно распинаться, северянин. Мы приехали за телом Эрухина. Отдай его нам или убей нас, без него мы не уйдем.
Сдержанность изменила Аль-Гестиану, лицо у него вспыхнуло от гнева.
– Что еще за Эрухин такой?
– Человек в белом, – сказал Ваэлин. Его не приглашали присоединиться к переговорам, но он все равно держался поблизости, понимая, что владыка битв не станет устраивать скандала, отсылая его прочь, тем более в такой судьбоносный момент, как первая встреча с неприятелем.
– Эрухин, да? – спросил он у гвардейца.
Гвардеец впился в него взглядом, смерил его глазами с головы до ног, всмотрелся в лицо.
– Это ты? Ты его убил?
Ваэлин кивнул. Один из гвардейцев осклабился и наполовину выхватил саблю из ножен прежде, чем седоволосый приструнил его резким приказом.
– Кто это был? – спросил Ваэлин.
– Его имя было Селиесен Макстор Алюран, – ответил гвардеец. – Эрухин, «светоч» по-вашему. Избранный наследник императора.
– Мы приносим соболезнования вашему императору, – ловко вклинился владыка битв. – Подобная потеря и впрямь весьма прискорбна, но мы явились лишь затем, чтобы взять то, что по праву наше…
– Вы явились завоевывать и грабить, северянин, – ответил ему седоволосый. – И в наших землях вам не найти ничего, кроме смерти. Не будет больше переговоров, не будет больше разговоров, мы будем убивать вас, как вы убили нашего Светоча. Пощады не ждите. А теперь отдайте тело.
Лорд Дарнел отхлебнул из фляжки, набрал в рот вина и сплюнул его под копыта лошади гвардейца.
– Он нарушает правила переговоров своей неучтивостью, милорд, – заметил он, обращаясь к Аль-Гестиану. – Его следует покарать смертью.
– Нет.
Ваэлин пришпорил коня, въехал в промежуток между двумя отрядами и обратился к гвардейцам:
– Я провожу вас к телу.
Они поехали туда, где лежал труп. Ваэлин почувствовал ярость владыки битв, ненависть лорда Дарнела и вспомнил то, что сказал ему аспект Арлин: «Люди, которые любят себя, ненавидят тех, кто затмевает их величие».
Гвардейцы спешились, подняли тело Светоча и положили его на вьючную лошадь. Седоволосый стражник затянул ремни, притягивающие тело к седлу, и обернулся к Ваэлину. В глазах у него блестели слезы.
– Как твое имя? – хрипло спросил он.
Ваэлин не видел причин умалчивать.
– Ваэлин Аль-Сорна.
– Твоя учтивость не уменьшит моей ненависти, Ваэлин Аль-Сорна, Эрухин Махтар, Убийца Светоча. Честь велит мне лишить себя жизни, но ненависть заставляет остаться в живых. Отныне каждый мой вдох будет служить лишь одной цели: увидеть твою гибель. Мое имя – Нелиесен Нестер Хеврен, командир десятой когорты императорской гвардии. Не забывай этого.
С этими словами он и его товарищи сели в седло и ускакали прочь.
«Иногда Вера требует всего, что у нас есть». Снова слова аспекта, услышанные в тот день прошлой зимой, когда они с Ваэлином бродили по заснеженному тренировочному полю и Ваэлин рассказывал ему то, что следовало рассказать о королевских планах. День был холодный, куда холоднее обычного, даже для веслина, и послушники спотыкались в снегу, бегая, сражаясь и получая удары розгой от своих мастеров.
– Эта война будет не похожа ни на одну из тех, которые мы знали, – сказал аспект. Изо рта у него валил пар. – Будут принесены великие жертвы. Многие из наших братьев не вернутся назад. Ты это понимаешь?
Ваэлин кивнул. Он уже долго слушал аспекта и обнаружил, что сказать ему больше нечего.
– Но ты должен вернуться, Ваэлин. Сражайся так отважно, как только можешь, убивай столько, сколько придется. Но, сколько бы твоих солдат и братьев ни погибло, ты вернешься назад, в Королевство.
Ваэлин снова кивнул, и аспект улыбнулся – единственный раз за все эти годы, впервые с тех пор, как Ваэлин увидел его у ворот Дома ордена в свой первый день пребывания здесь. Улыбка почему-то сделала его старым – стали заметнее морщины вокруг глаз и тонких губ. Прежде аспект никогда не выглядел старым.
– Иногда ты так похож на свою мать! – печально сказал аспект. Потом повернулся и зашагал прочь. Его высокая фигура двигалась по снегу уверенно, не оступаясь.
Снизу, вздымая клубы пыли, огромными скачками примчался Меченый. В зубах у него болтался заяц. В здешних кустарниках водилось великое множество зайцев, крупных, широколапых, и королевская стража, как и Меченый, вовсю пользовалась легкой добычей. Травильная собака бросила зайца к ногам Ваэлина и коротко, хрипло гавкнула.
– Молодчина, дурацкая собака, – Ваэлин почесал ему шею. – Спасибо, бери его себе.
Он взял зайца и швырнул его вниз с холма. Меченый помчался следом, радостно тявкая.
– Ты обычно оставляешь его дома, когда мы отправляемся в поход, – заметил Френтис, присаживаясь и откупоривая фляжку.
– Я решил, что ему понравятся новые охотничьи угодья.
– Так это, значит, был сын их императора, да? – спросил Френтис. – Мужик-то тот в белых доспехах.
– Избранный наследник. Похоже, император выбирает себе наследника из числа своих подданных.
Френтис нахмурился.
– Это как же?
– Ну, по-моему, это как-то связано с их богами.
– Мог бы тогда выбрать кого-нибудь, кто умеет получше драться. Этот дурень и в седле-то толком держаться не умел!
Невзирая на то что младший брат говорил легкомысленным тоном, Ваэлин чувствовал его озабоченность.
– И чего его сюда понесло вообще?
– Да ты не тревожься обо мне, брат, – Ваэлин улыбнулся Френтису. – У меня на сердце не настолько тяжко.
Френтис кивнул и устремил взгляд на пустыню, раскинувшуюся к югу от них.
– Я вообще не понимаю, на кой королю так сдались эти земли. Одни кусты да пылища. Ни одного деревца не видел с тех пор, как мы тут высадились.
– Мы явились вернуть себе то, что по праву принадлежит нам согласно древнему договору, а также затем, чтобы отомстить за зло, причиненное нам империей отрицателей.
– Ага, вот я как раз об этом и думаю. Знаешь, единственные альпиранцы, которых я видел – это моряки и купцы в порту. Одевались они странно, но не так уж сильно отличались от других моряков и купцов: точно так же гонялись за шлюхами и деньгами, как и иные прочие. Разве что повежливее большинства из них будут. И вообще, не припомню, чтобы хоть одного из моих приятелей, уличных мальчишек, похитили и замучили во время Темного обряда. Не считая, конечно, меня самого, да ведь Одноглазый-то был не альпиранец.
– Ты оспариваешь королевское слово, брат?
Руки Френтиса ерзали под плащом, несомненно, снова прослеживая узор старых шрамов.
– Что королевское, что любое другое, коли сочту нужным.
Ваэлин расхохотался.
– Молодец! Делай так и дальше.
– Милорд! – окликнул его один из разведчиков. Он привстал и указал на восточный горизонт.
Ваэлин вышел на противоположный склон холма и вгляделся вдаль. В жарком мареве, висящем над раскаленными песками, что-то поблескивало.
– А что я должен увидеть?
– Я вижу! – Френтис поднес к глазу подзорную трубу. Это была дорогая вещь: медные трубки в чехле из акульей кожи. Ваэлин счел за лучшее не спрашивать, где он ее взял, но помнил, что у капитана мельденейской галеры, что доставила их на эти берега, была похожая штука. Френтис, как и Баркус, так и не избавился от привычки тянуть все, что плохо лежит.
– Сколько их?
– Я плохо считаю, брат, ты же знаешь. Но чтоб мне лопнуть, если их не столько же, сколько нас, да еще на треть больше.
– Я знаю, что ты знаешь, где он.
Глаза у владыки битв потемнели от безграничной ненависти.
– Простите, милорд?
Ваэлин отвлекся на зрелище, что разворачивалось на равнине перед ними: тысячи альпиранских солдат, выстроившихся в наступательные порядки и ровным маршем направляющихся к холму, где они стояли. Владыка битв отдал Ваэлину приказ привести на холм весь свой полк и поднять свой штандарт на самом высоком древке, какое только найдется. На западном склоне, вне поля зрения альпиранцев, стояли пять тысяч кумбраэльских лучников. Официально лучники были вкладом лорда Мустора в эту кампанию, демонстрация верности после того, что сделалось известно как «мятеж узурпатора», но на самом деле то были наемники, продававшие свое искусство королю за деньги, и ни одного знатного кумбраэльца в их числе не было. По обе стороны холма стояли пехотные полки королевской стражи, выстроенные в четыре шеренги. В тылу ждали своей очереди нильсаэльские легкие пехотинцы, пять тысяч человек, а на флангах – десять тысяч всадников имперской стражи по правую руку и ренфаэльские рыцари – по левую. Позади них стояли четыре роты всадников из Шестого ордена и принц Мальций, под началом которого было три роты королевской конной стражи. Это была самая многочисленная армия, когда-либо выведенная на поле битвы Объединенным Королевством, и ей предстояло вступить в свое первое крупное сражение, но это, похоже, владыку битв совершенно не заботило.
– Тот ублюдок, который мне это устроил!
Аль-Гестиан вскинул правую руку, и зазубренный шип, торчащий из кожаной накладки на культе, сверкнул на ярком полуденном солнце. Он как будто не обращал внимания на приближающееся альпиранское войско. Его взгляд был устремлен на Ваэлина.
– Аль-Сендаль. Я же знаю, что ты не находил его растерзанным никаким выдуманным зверем!
Ваэлин был удивлен, что владыка битв выбрал себе место на холме, но предполагал, что он хочет лучше видеть поле битвы. Теперь он удивился еще сильнее тому, что Аль-Гестиан выбрал именно этот момент для сведения счетов.
– Милорд, быть может, нам стоит подождать с этим спором…
– Я знаю, что сына моего ты убил не из милосердия! – продолжал владыка битв. – Я знаю, кто желал ему зла, и знаю, что ты был их орудием. Аль-Сендаля я отыщу, можешь не сомневаться. Я с ним еще поквитаюсь! Выиграю для короля эту войну, а потом поквитаюсь и с тобой.
– Милорд, если бы вы не так стремились убить беззащитных пленников, ваша рука была бы при вас, а мой брат был бы при мне. Ваш сын был мне другом, и я лишил его жизни, чтобы избавить от мучений. Король в обоих случаях был удовлетворен моим отчетом, и, поскольку я служу Короне и Вере, мне больше нечего сказать ни по тому, ни по другому поводу.
Они воззрились друг на друга в ледяном молчании. Лицо у владыки битв дрожало от гнева.
– Что ж, прячься за орденом и королем, коли хочешь, – прошипел он сквозь стиснутые зубы. – Это не спасет тебя, когда война будет выиграна! Ни тебя, ни братьев твоих. Ордена суть язва на теле Королевства. Они ставят мерзавцев, рожденных под забором, выше людей благородных…
– Отец!
Высокий молодой человек стоял поблизости, с искаженным от смущения лицом. На нем была форма капитана двадцать седьмого конного полка, над шлемом развевалось длинное черное перо, за спиной был пристегнут меч-бастард с лазуритом в рукояти. На поясе он носил короткий воларский меч.
– Враг, – сказал Алюций Аль-Гестиан, кивнув в сторону войска, марширующего по равнине, – кажется, шутить не расположен.
Ваэлин ожидал, что владыка битв накинется на сына, но тот вместо этого как будто опечалился и сдержал свой гнев, хотя ноздри у него раздувались от неутоленной ярости. Бросив на Ваэлина последний взгляд, полный злобы, Аль-Гестиан зашагал прочь и встал под своим собственным штандартом, изящной алой розой, совершенно не вяжущейся с характером своего владельца. Его личная стража из Черных Ястребов сомкнула ряды вокруг него, с подозрением поглядывая на окружающих их Бегущих Волков. Эта два полка друг друга взаимно недолюбливали и, встречаясь друг с другом в столице, то и дело превращали трактиры и улицы в поле брани. В походе Ваэлин тщательно следил за тем, чтобы они не оказывались рядом.
– Жаркая сегодня предстоит работенка, милорд, – сказал Алюций. Ваэлин обратил внимание на его наигранный юмор. Он был разочарован, узнав, что Алюций принял должность в отцовском полку: Ваэлин надеялся, что молодой поэт нагляделся на резню еще тогда, в Высокой Твердыне. За эти годы встречаться им доводилось нечасто: разве что обменяться любезностями при дворе, когда король призывал туда Ваэлина на какую-нибудь бессмысленную церемонию. Он знал, что поэтический дар к Алюцию вернулся, что его произведения весьма популярны, и многие юные дамы ищут его общества. Но взгляд у него по-прежнему оставался печальным – след того, что он навидался в Высокой Твердыне, так и не изгладился.
– Кирасу подтяните потуже, – сказал ему Ваэлин. – А эта штука у вас за спиной – вы ее из ножен-то вынуть сумеете?
Алюций заставил себя улыбнуться.
Читать бесплатно другие книги:
