Приключения Эмиля из Лённеберги Линдгрен Астрид

Папа Эмиля надеялся купить там по дешёвке корову, а может быть, и свинью, а если представится случай, то и кур. Вот для чего он поехал в Бакхорву и охотно взял с собой Альфреда и Лину: они помогут переправить домой скотину, которую он купит.

– Но что там делать Эмилю, ума не приложу, – сказал папа Эмиля.

– Нам и без Эмиля хлопот хватит, – поддакнула Лина.

Лина знала, что обычно творилось на торге в Лённеберге, да и повсюду в Смоланде, и она, наверное, была права, но мама Эмиля поглядела на неё и строго сказала:

– Если Эмиль хочет поехать на торг, пусть едет, это, Лина, не твоя забота. Лучше о себе подумай, веди себя там поскромней и не заводи знакомств, как ты любишь, с каждым встречным-поперечным.

Когда Лина нападала на Эмиля, мама всякий раз его защищала.

Эмиль вмиг был готов – нахлобучил свой кепарик, и всё.

– Купи и мне там что-нибудь, – попросила Ида и с улыбкой наклонила головку.

Она сказала это просто так, ничего не имея в виду, но папа тут же нахмурил брови:

– «Купи, купи»! Только это я и слышу! Разве я не купил тебе недавно на десять эре леденцов? На твой день рождения, в январе, неужели ты забыла?

Эмиль как раз собирался попросить папу дать ему немного мелочи, потому что смешно ехать на торг, не имея ни эре в кармане. Но тут он передумал. Он понимал, что сейчас не стоит просить у папы денег. Только не сейчас, когда все спешат и папа уже сел в телегу, чтобы тронуться в путь.

«Всё равно я добьюсь своего», – подумал Эмиль. Он немного помешкал, а потом крикнул:

– Не ждите меня! Я догоню вас на Лукасе!

Папа Эмиля очень удивился, но спорить не стал, так как хотел поскорее уехать.

– Лучше всего тебе просто остаться дома, – сказал он, щёлкнув кнутом, и они укатили со двора.

Альфред помахал на прощание Эмилю, Лина помахала маленькой Иде, а мама Эмиля крикнула его папе:

– Глядите в оба, а то вам там руки и ноги переломают!

Мама Эмиля хорошо знала, что обычно творится на торге.

Телега исчезла из виду на повороте дороги, а Эмиль всё стоял в облаке пыли и задумчиво глядел ей вслед. Не прошло и минуты, как он придумал способ раздобыть деньги. Вот послушай какой.

Если бы ты жил в Смоланде в те годы, когда Эмиль был ещё маленьким, то знал бы, что дороги там очень часто перерезались изгородями с воротами. Делалось это для того, чтобы коровы, быки и овцы паслись только на лугах своих хозяев и не переходили к соседям, а может, и для того, чтобы смоландские мальчишки могли иной раз заработать пятиэровую монетку, распахивая ворота перед ленивым крестьянином, которому неохота слезать с телеги, чтоб самому их открыть.

Вот такие-то ворота преграждали и дорогу, ведущую через Катхульт, но, поверь мне, Эмилю не удалось ещё заработать ни эре, потому что Катхульт был в такой глухомани, что никто туда никогда не ездил ни по каким делам. Один только хутор был за Катхультом, как раз тот самый хутор Бакхорва, где сегодня устраивали торг.

«Значит, всем, кто туда поедет, не миновать наших ворот», – подумал хитрый Эмиль.

За тот час, что Эмиль простоял у изгороди, он заработал ни много ни мало целых пять крон и семьдесят четыре эре. Представляешь? Телеги ехали одна за другой, и Эмиль едва успевал притворить ворота, как их уже надо было снова распахивать. Крестьяне были в тот день в отличном настроении, и к тому же они торопились попасть на торг и были рады, что можно не останавливаться в пути. В благодарность за услугу все кидали Эмилю в кепку монетки – кто две, а кто пять эре. А некоторые даже раскошеливались на блестящую десятиэровую монетку, хотя потом, наверно, простить себе этого не могли.

Только хуторянин из Кроксторна разозлился, когда Эмиль захлопнул ворота перед его гнедой кобылкой.

– Эй, малый, чего затворяешь? – крикнул он.

– А как же я их открою тебе, если сперва не закрою? – удивился Эмиль.

– Да в такой день ворота должны стоять распахнутыми! – ещё пуще разъярился возница.

– Дураков мало! – возразил Эмиль. – Пусть эта рассохшаяся скрипуха хоть раз в жизни мне послужит.

Хозяин Кроксторна замахнулся кнутом и не кинул Эмилю ни эре.

Когда все, кто отправился на торг, проехали через Катхульт и стоять у ворот больше не было смысла, Эмиль вскочил на Лукаса и поскакал на хутор Бакхорву таким галопом, что монетки в его кармане зазвенели, забренчали и зазвякали.

Торг был в самом разгаре. Люди теснились вокруг вытащенного из дома, расставленного и разложенного во дворе имущества. От яркого солнечного света каждая вещь казалась намного лучше, чем была на самом деле. На бочке, окружённой толпой, стоял глашатай и по очереди поднимал над головой то чашку, то сковородку, то продавленный плетёный стул, то ещё какую-нибудь рухлядь. Ведь как бывает на торге: выкрикиваешь цену, которую ты готов дать за тот или другой предмет, и если не находится покупателя, предлагающего больше, то, скажем, диван или там качалка остаются за тобой.

Когда Эмиль влетел на взмыленном Лукасе во двор хутора, толпа так и ахнула.

– Гляди-ка, да это же малый из Катхульта! – забеспокоились люди. – Явился не запылился! Пожалуй, самое время отправляться восвояси.

Но Эмиль приехал сюда не баловаться, а дела делать, и денег у него было столько, что просто голова кружилась. Не успев ещё соскочить с Лукаса, он тут же предложил три кроны за колченогую железную кровать, которая ему и даром была не нужна. К счастью, какая-то старушка согласилась отдать за неё четыре кроны, и таким образом Эмиль был спасён.

Но он не унимался, с яростью назначал свои цены на всё подряд и вскоре оказался владельцем трёх предметов: во-первых, шкатулки, обитой выгоревшим бархатом, с крышкой, украшенной маленькими голубыми ракушками; во-вторых, здоровенной деревянной лопаты, которой сажают хлеб в печь; и в-третьих, старого ржавого насоса. Я должна тебе сказать, что никто во всей Лённеберге не дал бы за него и десяти эре, но Эмиль тут же выкрикнул: «Двадцать пять!» – и ему вручили насос.

– Караул! – в ужасе завопил Эмиль. – На что он мне!

Но было уже поздно. Хочешь не хочешь, а злополучный насос принадлежал теперь ему.

Подошёл Альфред, потрогал шланг и расхохотался:

– Хозяин насоса Эмиль Свенсон! Поздравляю. Только объясни, на кой тебе эта штука?

– А вдруг нагрянет гроза, ударит молния, загремит гром и начнётся пожар? – ответил Эмиль.

И в тот же миг действительно гроза нагрянула, молния ударила и гром загремел, во всяком случае, так сперва решил Эмиль. Но оказалось, это нагрянул всего лишь его папа, он схватил Эмиля за шиворот и принялся так его трясти, что у него волосы выбились из-под кепки.

– Ах ты, негодник! Совсем от рук отбился! – кричал папа Эмиля.

Он ходил вокруг хлева, приглядывая подходящую корову, когда к нему подлетела запыхавшаяся Лина.

– Хозяин, хозяин! – кричала она, еле переводя дух. – Эмиль сюда прискакал, он купил насос!.. Вы ему разрешили?

Ведь папа Эмиля и понятия не имел, что у мальчика завелись свои деньги. Он думал, что это ему придётся платить за то, что сторговал его сын. И потому нечего удивляться, что он побледнел как полотно и даже задрожал всем телом, когда услыхал про насос.

– Пусти, пусти! Я уже заплатил за него! – кричал Эмиль.

В конце концов ему кое-как удалось объяснить разгневанному отцу, что разбогател он, отворяя ворота на дороге у хутора.

Отец обрадовался, что Эмиль проявил такую находчивость и сам заработал несколько крон, но считал, что всё равно не дело тратить их без толку.

– Я не позволю тебе швырять деньги на ветер, – строго сказал он. И потребовал, чтобы Эмиль тут же показал ему всё, что купил.

Когда он увидел эти удивительные покупки, он опять пришёл в ярость: старая бархатная шкатулка, которая решительно никому не нужна, да деревянная лопата для хлеба, точь-в-точь такая же, как у них дома, в Катхульте, – нечего сказать, нашёл что купить! Но бессмысленнее всего был, конечно, ржавый насос.

– Заруби себе на носу раз и навсегда, парень, покупать надо только то, что тебе совершенно необходимо, – сказал папа Эмилю.

Конечно, папа прав, но как узнать, что именно тебе совершенно необходимо? Взять, к примеру, лимонад. Необходим он или нет? Эмиль, во всяком случае, решил: что-что, а уж лимонад ему совершенно необходим.

После отцовского нагоняя он печально слонялся по торгу и вот тут-то увидел под кустом сирени стол, на котором продавались пиво и лимонад.

Владельцы Бакхорвы, всегда славившиеся предприимчивостью, привезли по случаю торга несколько ящиков всевозможных напитков из пивоварни в Виммербю и продавали их всем желающим.

Эмилю только раз в жизни удалось попробовать лимонад, поэтому он так и обрадовался, когда увидел, что тут его продают, а карманы его полны звонких монет. Подумать только, какое счастливое совпадение!

И Эмиль залпом выпил целых три стакана.

Но тут снова нагрянула гроза, ударила молния и загремел гром. Его папа, как на грех, оказался рядом, он снова схватил Эмиля за шиворот и снова принялся его трясти.

– Как ты смеешь! – кричал папа. – В кои-то веки заработал несколько эре и сразу же побежал распивать лимонад!

Но тут рассвирепел уже Эмиль.

– Я что-то ничего не понимаю! – завопил он в ответ, не скрывая своего гнева. – Когда у меня нет денег, я, понятно, не могу пить лимонад – не на что, а когда есть, мне почему-то нельзя его пить. Так когда же, чёрт возьми, мне его, по-твоему, пить?

Папа строго посмотрел на Эмиля и сказал:

– Приедешь домой, отправляйся прямо в сарай! – и, ничего не добавив, пошёл к хлеву.

А Эмиль стоял и стыдился. Он и сам понимал, как плохо он себя ведёт. И не только потому, что не послушался папы. Ещё хуже было то, что он сказал «чёрт возьми». Это ведь ругательство, а на хуторе Катхульт ругаться было запрещено. Несколько минут подряд Эмиль сгорал от стыда, а потом купил ещё лимонаду и угостил Альфреда. Оба они уселись отдохнуть на обочине дороги. Альфред уверял, что ничего вкуснее лимонада он в жизни не пил.

– Ты не знаешь, где Лина? – спросил Эмиль.

– Обернись, сам увидишь, – ответил Альфред.

И правда, Лина сидела на траве, прислонившись спиной к изгороди, а рядом с ней расположился тот самый хуторянин из Кроксторна, который замахнулся на Эмиля кнутом. Эмиль сразу понял, что она забыла наставления его мамы, потому что то и дело заливалась громким неестественным смехом, как, впрочем, всегда, когда бывала на людях. Эмиль понял также, что она явно нравится этому крестьянину, и очень обрадовался.

– Подумай только, Альфред, вдруг мы выдадим Лину за этого малого! – сказал он с надеждой. – Тогда ты раз и навсегда от неё избавишься!

Как ты помнишь, Лина считала Альфреда своим женихом и собиралась выйти за него замуж, хотя Альфред сопротивлялся изо всех сил. Уже давно Альфред и Эмиль ломали голову над тем, как бы Альфреду отделаться от Лины, и теперь они очень оживились: может, удастся сплавить Лину владельцу Кроксторна! Правда, он был староват, и к тому же лысый, зато у него был свой хутор, и Лине наверняка захочется стать там хозяйкой.

– Давай покараулим, чтобы им никто не помешал, – предложил Эмиль.

Он понимал, что Лине нужно время, чтобы поймать своего кавалера на крючок.

Но тут на пригорке перед хлевом начали распродавать скотину, и Альфред с Эмилем, забыв о Лине, бросились туда со всех ног, чтобы поглядеть на это зрелище.

Папа Эмиля без труда купил большую свинью, которая вот-вот опоросится, но вокруг коров разгорелся бой. Крестьянин из Бастефаля не сдавался, и папе Эмиля, чтобы оставить за собой приглянувшуюся ему корову, пришлось поднять цену до восьмидесяти крон. Он чуть ли не стонал, выкладывая эту чудовищную сумму, и у него уже не хватало денег, чтобы купить кур, – они достались всё тому же крестьянину из Бастефаля. Все, кроме одной, которая ему просто не понравилась.

– На что мне хромая курица? – сказал он. – Зарежьте её, и дело с концом.

Курица, которую крестьянин из Бастефаля приготовил к смерти, когда-то сломала ногу, кость у неё неправильно срослась, и бедняжка сильно хромала. Рядом с Эмилем стоял сынишка хозяев, и он сказал Эмилю:

– Вот дурак, отказывается от хромой Лотты! Она у нас рекордсменка, несёт самые крупные яйца.

И тогда Эмиль громко крикнул:

– Даю двадцать пять эре за хромую Лотту!

Все засмеялись. Все, кроме папы Эмиля. Он подскочил к Эмилю и опять схватил его за шиворот:

– Сколько дурацких дел ты можешь натворить за один день! Будешь сидеть в сарае двойной срок.

Слово что воробей: вылетит – не поймаешь. Эмиль предложил двадцать пять эре, и теперь ему надо было их отдать. Хромая Лотта отныне принадлежала Эмилю, как бы ни относился к этому его папа.

– Теперь у меня целое хозяйство, – сказал Эмиль Альфреду. – Лошадь и курица.

– Да, лошадь и хромая курица, – подтвердил Альфред и рассмеялся.

Эмиль сунул хромую Лотту в ящик и отнёс к остальным покупкам; у дровяного сарая уже лежали насос, лопата для хлебов и обтянутая бархатом шкатулка. Тут же стоял привязанный к столбу Лукас. Эмиль оглядел своё добро и остался доволен.

Но за это время он совсем упустил из виду Лину. Как идут у неё дела? Эмиль и Альфред побежали назад к изгороди и с облегчением увидели, что там всё в порядке. Крестьянин обхватил Лину за талию, а она хихикала и кокетничала пуще прежнего и то и дело пихала своего ухажёра в бок с такой силой, что тот всякий раз валился в траву.

– Он, по-моему, готов, – сказал Эмиль.

Эмиль и Альфред были сердечно рады победе Лины. Но нашёлся человек, не разделивший их радости. Это был Бултен из Бу.

Бултен был самым большим драчуном и пьяницей во всей Лённеберге, и если на торге бывали страшные драки, то чаще всего по его вине, потому что он всегда тут же пускал в ход кулаки. Ты должен иметь в виду, что в те далёкие времена парень в деревне работал не разгибая спины весь год напролёт, и развлечений у него почти никаких не было. Поэтому такой вот торг был для него настоящим праздником, и он уж не упускал повода подраться. Он просто не знал, как иначе избавиться от того буйства, которое им овладевало, как только он попадал на люди. К тому же не все, к сожалению, пьют один лимонад. И уж во всяком случае, не Бултен из Бу.

Когда Бултен подошёл к изгороди и увидел, что Лина сидит рядом с хозяином Кроксторна, строит ему глазки и хихикает, он сказал:

– Как тебе только не стыдно, Лина! На что тебе сдался этот плешивый кролик? Разве ты не понимаешь, что он слишком стар для тебя?

Так на этот раз началась драка.

Эмиль и Альфред стояли рядом и видели, как разозлился хозяин Кроксторна. Он тут же отдёрнул руку, которой обхватил Лину за талию. Это было просто ужасно: явился Бултен из Бу и разом всё испортил, всё, на что надеялись Альфред и Эмиль.

– Нет, нет, не вставай! Прошу тебя, только не вставай! – испуганно крикнул Эмиль хозяину Кроксторна. – С Бултеном я сам расправлюсь!

И недолго думая Эмиль схватил свою деревянную лопату и что было сил огрел Бултена по спине. И зря. Потому что Бултен мигом обернулся и вцепился в Эмиля. Он до того разозлился, что даже начал косить одним глазом. Эмиль беспомощно повис в его огромных лапах и решил, что настал его последний час. Но тут Альфред взревел:

– Немедленно отпусти мальчишку, не то я тебе руки и ноги переломаю! До дому доберёшься ползком, уж поверь!

Альфред тоже был очень сильный и тоже любил драться. Не прошло и секунды, как он и Бултен из Бу уже тузили друг друга.

Все только того и ждали.

– Не мы начали эту драку! – кричали парни, сбегаясь со всех сторон и бросаясь в кучу дерущихся. У них давно уже руки чесались, но никто не решался начать первым. Упустить такой случай было просто невозможно.

Но тут Лина заревела во весь голос.

– Они из-за меня дерутся! – кричала она. – Ой-ой-ой, какой ужас!

– Вот когда пригодится лопата! – радостно воскликнул Эмиль и добавил, повернувшись к Лине: – Не бойся, всё будет в порядке! Лопата выручит.

Между тем парни сцепились в огромный клубок, молотили друг друга кулаками, ругались, кричали, а в самом низу этой кучи копошились Альфред, Бултен и хозяин Кроксторна.

Эмиль всё же не на шутку испугался, что они просто-напросто раздавят Альфреда, и он, чтобы его освободить, швырнул лопату в кучу переплетённых тел так, как разбивают битой сложенные в фигуру городки. Но у Эмиля ничего не получилось: парни не разлетелись в разные стороны, как он надеялся, а когда он подошёл поближе, кто-то попытался сбить его с ног и вовлечь в общую свалку. Но Эмиль и тут не растерялся: он ловко увернулся, вскочил на Лукаса и закружил галопом вокруг дерущихся. Волосы его так и развевались по ветру, он размахивал лопатой и был очень похож в эту минуту на рыцаря, который кидается в бой с поднятым копьём.

Итак, Эмиль скакал вокруг дерущихся и время от времени бил их лопатой, а на скаку удар получался куда сильнее, и вскоре ему удалось разогнать тех, кто был сверху, но их место тут же заняли вновь подоспевшие, и как усердно Эмиль ни работал лопатой, но никак не мог высвободить Альфреда.

Женщины и дети толпились вокруг и ревели что было мочи. А папа Эмиля и остальные крестьяне постарше, которым возраст уже не позволял ввязываться в драку, растерянно бегали взад-вперёд и беспомощно размахивали руками. Они не знали, как прекратить это побоище.

– Хватит, ребята, пора кончать, – уговаривали они драчунов, хотя и без всякого толка. – Будет ещё торг, приберегите силы!

Но парни так вошли во вкус, что ничего не слыхали, они хотели только драться, драться и драться!

Эмиль с досадой отбросил лопату.

– Лина, чем реветь, помоги-ка мне лучше, – сказал он. – Не забывай, что там, внизу, твой жених!

Я уже говорила, что Эмиль был очень находчивый. Послушай только, что он придумал! У него ведь был теперь насос, а воды в колодце хватало. Он велел Лине качать воду, а сам взялся за шланг. И тут из шланга вырвалась такая мощная струя, что любо-дорого было смотреть.

Когда эта холодная струя с силой ударила в клубок тел, все дерущиеся на мгновение замерли. И уж поверь мне, не прошло и минуты, как драка прекратилась. Один за другим вылезали из кучи парни. На их огорошенные мокрые лица нельзя было смотреть без смеха. Медленно поднимались они на ноги и, пошатываясь, расходились в разные стороны.

Имей в виду, на случай, если ты сам попадёшь в драку и тебе захочется её прекратить, – холодная вода действует куда лучше, чем деревянная лопата. Запомни это!

На Эмиля парни зла не имели. Буйство, овладевшее ими, прошло, они сами понимали, что на этот раз, пожалуй, и хватит.

– Ведь и правда, на той неделе будет торг в Кнасхульте, – сказал Бултен из Бу и засунул в нос мох, чтобы остановить кровь.

Услышав это, Эмиль подошёл к хозяину хутора Кнасхульт и предложил ему свой насос. И как ты сам понимаешь, крестьянин взял его с благодарностью – теперь-то все знали, на что он нужен.

Торг кончился, и люди, прихватив свои покупки, стали разъезжаться по домам. Папа Эмиля тоже собрался в путь. Свинью погрузили на телегу, и хромая Лотта, покорно лежавшая в ящике, тоже получила там местечко, хотя папа Эмиля глядел на неё с неодобрением. А Рюлла – так звали корову – должна была, по общему мнению, пойти своим ходом. Но никто не поинтересовался, какого мнения на этот счёт сама Рюлла.

Ты, наверно, много слышал про диких зверей. А слышал ли ты когда-нибудь про диких коров? Если нет, могу тебе сказать, что уж коли корова дикая, то при виде её даже настоящие дикие звери начинают дрожать мелкой дрожью и бегут куда глаза глядят.

Рюлла всю свою жизнь была самой смирной и покладистой животиной, но, когда Альфред и Лина подошли к ней, чтобы привязать её к телеге, она вдруг вырвалась и так замычала, что все присутствующие застыли от ужаса. Возможно, она видела, как дрались парни, и решила, что на торге всё дозволено. Но так или иначе, она словно сбесилась, и приблизиться к ней было опасно для жизни. Сперва к ней попробовал подойти Альфред, потом папа Эмиля, но Рюлла, низко склонив голову, с диким мычанием гналась за ними, явно собираясь поддеть их рогами. Так что Альфреду и папе, чтобы спастись, пришлось петлять, как лисице. Многие вызывались помочь, но сладить с коровой никому не удалось.

– Какой ужас! – всё твердила Лина, видя, как парни один за другим спасаются бегством.

В конце концов папу Эмиля охватило бешенство.

– Плакали мои восемьдесят крон! – воскликнул он. – А теперь дайте мне ружьё, придётся её пристрелить.

Он готов был взвыть от досады, но другого выхода не было, бешеную корову держать нельзя. Это-то он понимал. И все это понимали, а поэтому хозяин Бакхорвы достал своё ружьё, зарядил его и сунул в руки папе Эмиля.

– Ты сам должен это сделать! – сказал он.

Но тут раздался голос Эмиля:

– Погоди, папа!

Я ведь уже говорила, что Эмиль был очень находчивым мальчиком. Он подошёл к папе и сказал ему:

– Раз ты решил её пристрелить, значит, тебе, наверно, и мне её подарить не жалко. Правда?

– На что тебе бешеная корова? – спросил папа. – Разве что на львов с ней охотиться.

Но папа Эмиля знал, что у Эмиля лёгкая рука, и потому сказал, что, если Эмилю удастся доставить Рюллу в Катхульт, он получит её в подарок, будь она хоть трижды бешеной.

Тогда Эмиль подошёл к крестьянину из Бастефаля, тому самому, который так долго не уступал Рюллу его папе и купил на торге остальных шесть коров, и сказал ему:

– Хочешь, я перегоню твоих коров до Катхульта?

Хутор Бастефаль был расположен в другом конце округа, и гнать в такую даль шесть коров было делом не из приятных. Крестьянин это понимал.

– Давай, гони! – обрадовался он и вынул из кармана брюк двадцатипятиэровую монетку. – А вот тебе за работу.

Теперь догадайся, что сделал Эмиль? Он побежал в хлев, вывел коров и погнал их к Рюлле, а как только она оказалась в стаде, она сразу умолкла и даже опустила глаза – было ясно, что она уже стыдилась своих диких выходок… Но как же ей было вести себя, бедняжке, когда её хотели одну-одинёшеньку угнать из родного хлева, разлучив с подругами, с которыми она привыкла коротать время? Она, естественно, разозлилась, но никто, кроме Эмиля, не понял почему.

Оказавшись снова среди своих подруг, она покорно затрусила вместе с ними за телегой. А все присутствующие засмеялись и сказали в один голос:

– А малый из Катхульта, если разобраться, совсем не дурак!

Альфред тоже смеялся.

– Скотовладелец Эмиль Свенсон, – дразнил он Эмиля. – Теперь у тебя есть лошадь, хромая курица и бешеная корова. Не намерен ли ты обзавестись ещё какой-нибудь скотиной?

– Дай только срок, – невозмутимо ответил Эмиль.

Мама Эмиля стояла у кухонного окна, поджидая своих. Когда она увидела на дороге целый караван, у неё глаза на лоб полезли. Впереди ехала телега – правил папа Эмиля, и разместились там Альфред, Лина, огромная свинья и хромая Лотта, которая громко кудахтала, радуясь только что снесённому яйцу. А за телегой поспешали семь коров. Шествие замыкал Эмиль верхом на Лукасе. Он размахивал деревянной лопатой, следя за тем, чтобы ни одна из коров не отстала.

Мама Эмиля пулей вылетела из дома, а за ней, не отставая ни на шаг, бежала сестрёнка Ида.

– Семь коров! – закричала мама Эмиля, подбегая к его папе. – Кто из нас сошёл с ума, ты или я?

– Не ты и не я, а корова, – пробурчал в ответ папа Эмиля. Однако так легко он, конечно, не отделался. Ему пришлось ещё долго всё объяснять, прежде чем мама взяла в толк, что же, собственно, произошло на торге.

И тут она с любовью поглядела на Эмиля:

– Я горжусь тобой, Эмиль. Только объясни мне, ради бога, как ты узнал, что сегодня утром, когда я хотела посадить хлебы в печь, у меня раскололась деревянная лопата?

И вдруг мама вскрикнула, потому что взгляд её упал на Альфреда. Лицо его так распухло, что было в два раза больше обычного.

– Где это тебя так разукрасили? – ужаснулась мама.

– На торге, в Бакхорве, – объяснил Альфред. – А в понедельник торг в Кнасхульте.

Лина с мрачным видом слезла с телеги. Ей уже не с кем было хихикать и кокетничать.

– Ты что так нахохлилась? – спросила её мама Эмиля. – Что случилось?

– Зуб болит, – еле слышно прошептала Лина.

Дело в том, что тот хуторянин из Кроксторна, который сидел с ней у изгороди, всё угощал её карамельками, и она их всё грызла да грызла, а теперь у неё так разболелся коренной зуб, что просто голова разламывалась.

Но, как бы ни болел зуб, коров доить надо, и Лина тут же побежала на выгон, потому что они и так уж заждались.

Рюлле и её шести подругам тоже не терпелось, чтобы их подоили, и теперь они громко и требовательно мычали.

– Раз здесь нет их хозяина, придётся уж нам выручать, – сказал Эмиль, сел на табуретку и сам стал доить – заметь, он всё умел, этот мальчик, – сперва Рюллу, а потом, по очереди, всех остальных коров. Он надоил тридцать литров, и мама спустила молоко в погреб, чтобы потом сделать сыр. Получилась большая головка вкусного сыра, и это доставило Эмилю немало радости.

А яйцо, которое хромая Лотта снесла по дороге домой, Эмиль тут же сварил и поставил на стол перед папой, который угрюмо ждал, чтобы ему подали ужин.

– Это тебе от хромой Лотты, – сказал Эмиль.

Потом он протянул папе стакан парного молока и добавил:

– А это от Рюллы.

Папа молча ел и пил, а мама, вооружившись лопатой Эмиля, смогла наконец посадить все хлебы в печь.

Лина приложила тем временем к больному зубу горячую картошку, от чего зуб разболелся ещё больше. Впрочем, Лина и не надеялась, что боль пройдёт.

– Всё я про тебя знаю, – сказала Лина зубу. – Но раз ты так упрям, то и я буду упрямой.

– Зато хозяин Кроксторна не поскупился для тебя на карамельки, – дразнил её Альфред. – Ешь, сколько твоей душеньке угодно! Знаешь что, Лина, выходи-ка ты за него замуж.

Лина вскипела:

– За этого старика! Ни за что! Да ему пятьдесят лет, а мне только двадцать пять. Думаешь, мне нужен муж в два раза меня старше?

– Это не имеет никакого значения, – горячо вмешался Эмиль. – Поверь, ровным счётом никакого.

– Тебе легко говорить, – отрезала Лина. – Сейчас, может, и не имеет, но ведь когда мне будет пятьдесят, ему будет сто! Вот уж хлебну с ним горя!

– Всяк судит по своему разумению, Лина, – сказала мама Эмиля и, отправив последний хлеб в печь, прикрыла её заслонкой. – Какую замечательную лопату ты привёз, Эмиль, – добавила она.

Когда папа Эмиля съел яйцо и выпил молоко, Эмиль сказал:

– Ну, теперь мне пора в сарай.

Папа Эмиля стал бормотать, что как раз сегодня, если взять весь день в целом, Эмиль не сделал ничего такого, чтобы сидеть в сарае, но Эмиль был непоколебим:

– Нет уж! Раз ты мне сказал, что я буду сидеть, значит, буду сидеть.

И он тихо, с достоинством удалился в сарай и там принялся резать свою сто двадцать девятую фигурку.

Хромая Лотта уже спала на шесте в курятнике, а Рюлла мирно паслась на пастбище вместе со своими подругами, когда явился крестьянин из Бастефаля. Он долго разговаривал с папой Эмиля о торге и обо всём, что там приключилось, и потому прошло немало времени, прежде чем папа вспомнил про Эмиля. Но, как только крестьянин со своими шестью коровами отправился домой, папа пошёл к сараю.

Ещё издали он увидел, что Ида сидит на корточках на скамейке у окна сарая и держит в руках бархатную шкатулку с крышкой, украшенной ракушками. Держит так бережно, словно это самая прекрасная вещь на свете и у неё такой никогда ещё не было. Папа Эмиля был на этот счёт другого мнения:

– Что за дурацкая вещь! Кому нужна такая старая бархатная шкатулка!

Ида не заметила папу, поэтому она не замолчала, а, наоборот, послушно повторяла слово в слово то, что Эмиль ей подсказывал из тёмного сарая. Папа Эмиля побледнел, когда услышал, что говорит девочка – ведь грубые слова вообще никогда не употреблялись в Катхульте, и они не стали лучше от того, что Ида произносила их своим нежным тоненьким голоском.

– Замолчи, Ида! – крикнул папа Эмиля.

А потом он просунул руку в окно и опять схватил Эмиля за шиворот.

– Эмиль! Как тебе только не стыдно! Учишь свою сестру ругаться.

– Вовсе нет! – возмутился Эмиль. – Просто я ей внушал, чтобы она не смела говорить «чёрт возьми». И заодно заставил её выучить ещё несколько слов, которые она никогда не должна произносить.

Ну вот, теперь ты знаешь, как Эмиль провёл 12 июня. И даже если не всё, что он сделал, заслуживает похвалы, надо, однако, признать, что он проявил в тот день большую находчивость.

Единственная покупка Эмиля, по поводу которой его папа мог ещё ворчать, была бархатная шкатулка – вещь и вправду никчемная, хотя она так понравилась сестрёнке Иде. Она положила в неё напёрсток, ножницы, красивый синий осколок и красную ленту для волос. Чтобы уместить всё это, Ида выбросила прямо на пол связку старых писем, которая лежала в шкатулке. Когда Эмиль, отсидев в сарае, пришёл вечером на кухню, он сразу обратил внимание на эту пачку, валяющуюся в уголке. Он показал её Альфреду, который ходил с хлопушкой в руках и бил мух.

– Это тоже может пригодиться, – сказал Эмиль. – Вот если мне когда-нибудь придётся писать много писем, у меня хоть будут готовые образцы.

Сверху лежало письмо из Америки. Увидев его, Эмиль свистнул от удивления.

– Гляди, Альфред, нет, ты только погляди, ведь это письмо от Адриана!

Адриан был старшим сыном хозяев Бакхорвы, он уже давным-давно уехал в Америку, но за всё это время написал только раз домой – это знали все жители Лённеберги, и все сердились на Адриана и жалели его бедных родителей. Но что было написано в том письме, когда оно наконец пришло, никто толком не знал, об этом его родители никому не сказали ни слова.

– Вот теперь-то мы это узнаем, – сказал Эмиль. Он ведь сам научился грамоте и читал не только по печатному, но и по письменному.

Он вынул письмо из конверта и прочёл его вслух Альфреду. Он с этим быстро справился, потому что письмо было коротким.

– «Я убил медведя. Гуд бай». Да, это письмо мне вряд ли на что-нибудь сгодится, – сказал Эмиль. Но оказалось, как ты вскоре узнаешь, что он ошибся.

Наступил вечер. Суббота 12 июня подходила к концу, ночь спустилась на Катхульт и принесла с собой тишину и покой всем его обитателям, и людям, и зверям, всем, кроме Лины, у которой болел зуб. Она лежала на своём голубом диванчике на кухне не смыкая глаз и только жалобно стонала, а тем временем короткая июньская ночь пришла и ушла и настал новый день.

Новый день и в жизни Эмиля!