Объект насилия Седов Б.

– Не отключай, пожалуйста, телефон. Я тебе позвоню. – Василиса немного помедлила, судорожно вздохнула – так, словно собиралась расплакаться, – наклонилась к самому моему уху, и, обдав его жарким дыханием, прошептала. – Просто я хотела сказать тебе, что ошиблась. Зай, я хочу все вернуть. Ну, в смысле… ты понимаешь.

Латынина прервала обработку ногтей и с подозрительностью во взгляде наблюдала за нами.

– А как же Миша? – тоже почти шепотом, чтобы никто не услышал, спросил я.

– Миша? Он хороший мужик. Он просто отличный мужик! Но я его не люблю. Я хочу быть с тобой. Понимаешь? С тобой!

Я кивнул.

– Понимаю, со мной. Наверное, так и было бы. Но… – Мне ее было жалко. Искренне жалко эту белобрысую несуразищу! И чтобы сказать то, что собирался сказать, пришлось напрячься и на секунду вызвать воспоминание о том телефонном разговоре, когда она хладнокровно сказала: «Твой поезд ушел». – Тебе не повезло, детка. Ты опоздала. Всего на два часа.

– Опоздала? – В ее голосе прозвучала не то растерянность, не то неверие. – Как? Почему?

– Оглянись назад. Просто возьми и оглянись. Она так и сделала.

И пересеклась взглядами с Олей Латыниной. И все поняла.

– Ясно, зайка. Но все равно, можно я тебе позвоню? – Она спросила это совершенно ровным тоном.

А по щеке сбежала слезинка.

– Конечно, звони.

– Тогда не отключай телефон… Ну, я пошла, – выдохнула Василиса, развернулась и выбежала из кабинета.

– Удачи, детка, – пожелал я ей вслед. – Береги себя! Дверь громко хлопнула.

Латынина вновь занялась ногтями. Я откинулся назад, и спинка кресла послушно просела.

Мне было больно!

И вновь выползло из уголков подсознания тревожное предчувствие, что должно произойти что-то плохое!

* * *

– Ну и о чем вы шептались? – Латынина закончила обработку ногтей, подошла ко мне, привычно ткнулась губами в макушку.

– А отгадай с трех попыток.

– Мне довольно одной. Глупая девочка погуляла на стороне, пришла к выводу, что там беспонтово, и попросилась назад. Она даже не сомневалась, что ее примут с распростертыми объятиями. Но неожиданно получила от ворот поворот.

– А откуда такая уверенность, что я ее бортанул? – улыбнулся я. – Ты же не слышала ни единого слова.

– Ничего и не надо было слышать. Достаточно было видеть кислую рожу, с которой она от тебя отвалила, – рассмеялась Латынина.

Я ее тут же одернул:

– Не злорадствуй! Лучше угости папочку кофе. У нас еще есть полчаса до начала.

– А может быть, вместо кофе… – Ольга недвусмысленно потерлась об меня животиком, расстегнула единственную пуговицу на пиджачке. – А, Забродин?

– Помнешь костюм.

– Как помну, так и поглажу, – парировала она, ловко расправилась с пояском на своей деловой строгой юбке, и та мягко опустилась на пол.

Оленька стояла передо мной в вызывающе прозрачных стрингах.

– С ума сошла! – рассмеялся я. – Сейчас припрется Никита! Его же удар хватит!

– Ничего, откачаем. – Ольга стряхнула с ног юбку, аккуратно повесила ее на спинку стула. – Признавайся, еще ни разу не осквернял свой кабинет?

– Честное слово, ни разу!

– Коне-э-эчно! Кабинет – это святое! Он для трудов праведных! А как трахаться, так у меня на столе! Ну ничего, сейчас эту несправедливость исправим. – Ольга переступила ногами, и прозрачные стринги отправились на стул в компанию к юбке. – Забродин, слабо прямо в рабочем кресле?

– Запри хотя бы дверь. – Я протянул ей связку ключей.

– Да ну! Так интереснее. Немного экстрима.

– Извращенка! Не запрешь дверь, у меня ничего не получится, – пригрозил я, и Ольга, состроив наигранно-недовольную рожицу, взяла у меня ключи. В строгом пиджаке, белой блузочке и черных туфлях она выглядела весьма экстравагантно. Или сексуально? Или эпатажно? Уж не знаю, как точнее охарактеризовать ее внешний вид. – Сними хоть пиджак, что ли, – посоветовал я.

– Ага! – Латынина аккуратно положила пиджак на подлокотник кресла. В соседнее кресло швырнула белую блузочку. Для бюстгальтера место нашлось на журнальном столике.

Удивительно: не так много вещей, но Оленька ухитрилась заполнить ими довольно большое пространство.

Я сидел за столом и с удовольствием наблюдал за стриптизом, который она исполняла, разгуливая по моему кабинету.

– Ты еще в портках, милый? – Ольга подошла ко мне (в одних черненьких туфельках) обхватила мою голову, прижала ее к плоскому загорелому животику. – Так и будешь сидеть, тосковать?

Я облапил ее аппетитную упругую попку. Коснулся кончиком языка впадинки пупка. Провел рукой по бедру. Потеребил волосики на лобке. Поласкал уже влажную от возбуждения щелку.

Ольга вздохнула и подалась вперед, почти навалилась на меня.

– Не хочу пальчиком, хочу язычком, – выдохнула она. – Забродин, слабо язычком?

– Послушай, здесь неудобно. Пошли лучше туда, – кивнул я на кресло, на подлокотнике которого лежал пиджак.

– Нет, здесь! – Ольга уперлась, а я знал, что если она упирается, то сдвинуть ее почти невозможно.

– Хорошо, здесь, так здесь. Я не против, – согласился я.

– Вот и умничка! – Она смела в сторону весь канцелярско-бумажный хлам, которым был завален мой стол, и, опершись ладошками о столешницу, впечатала голую задницу в самый эпицентр моего рабочего места…

В раскорячку, в самой что ни на есть непристойнейшей позе Оля Латынина сидела напротив меня и молотила языком.

– Вот так-то, Забродин. Сейчас проверим твой генеральский стол на прочность. Если не развалится, представь, как потом приятно будет за ним работать. Какие он будет навевать приятные воспоминания. – Она откинулась назад, сперва оперлась о локотки, потом легла на спину. Пискнула: – Ой! Он холодный! – И опрокинула стаканчик с маркерами и карандашами. – Забродин, ты импотент или кто? А ну, быстро ко мне!!!

Стол мы испытывали на протяжении получаса в нескольких режимах, при различных нагрузках, начиная с щадящих и заканчивая самыми запредельными. И он меня не подвел, испытания выдержал на отлично.

– Меняем дислокацию, – радостно смеясь, спрыгнула на пол уже вполне удовлетворенная Ольга. На полировке столешницы двумя влажными овалами впечатляюще выделялся след ее голой задницы. – Теперь рабочее кресло! Тест на сексоустойчивость!

Но кресло минула чаша сия. И спас его никто иной, как Никита. Принялся ломиться в дверь так, словно в студии случился пожар.

– Денис! Ольга! Да слышите вы, черт побери?!!

– Чего тебе? – недовольно проорал я в ответ.

– Чем вы там занимаетесь?

«А, собственно, что ему ответить?» – растерялся я. Зато нашлась Латынина.

– Трахаемся мы! – резанула она правду-матку. – А ты нам мешаешь!

Никита хихикнул.

– Так кончайте скорее. И по рабочим местам. Василиса уже отправляется в парк.

Я посмотрел на часы (уже двадцать минут, как наступил четверг, 23 июня) и поднял с пола свою кобуру с пистолетом. Пробормотавши смущенно:

– Похоже, и правда, пора по рабочим местам. Чего-то мы увлеклись.

Латынина разочарованно посмотрела на рабочее кресло, до которого дело так и не дошло, и процедила:

– Проклятье! Ну ничего, мы до него еще доберемся. – И принялась натягивать свои сексуальные стринги. – А сейчас бы в душик! – добавила она мечтательным тоном.

* * *

По НРТ показывали боевик с Синтией Ротрок, и вся монтажка уткнулась в плазменную панель. Разве что, я да Никита периодически отвлекались от фильма и бросали взгляды на мониторы, куда поступали сигналы с камер Квачкова и Василисы.

По мониторам, в отличие от плазменной панели, не показывали ничего интересного. Василиса спокойно шла через Удельный парк. Миновала конюшни, оставила справа тренировочную базу «Зенита». Навстречу попались две девушки на лошадях – любительницы ночных верховых прогулок. И больше ни единой живой души – ни пьяных, ни мусоров, ни разбойников с кистенями.

Тоска!

Дождавшись рекламной паузы, я достал телефон и набрал номер Олега.

– Да, Денис.

– Я гляжу, у вас все спокойно.

– Спокойнее некуда.

– Инструкции выполняете?

– Пытаемся. Вот только не очень-то получается, – посетовал телохранитель. – Даниле, чтобы двигать с Васютой параллельным курсом и оставаться при этом в тени, надо углубиться в лес метров на восемьдесят, не меньше. Здесь слишком редкий лесок. Да еще эти – будь они неладны! – белые ночи. Может быть, нам все же чуть-чуть поотстать? Хотя бы до ста метров.

– Нет! – жестко отрезал я. – Решили, не больше пятидесяти, значит, не больше пятидесяти! Увидите впереди кого перспективного, притворяйтесь пьяными. Но Василису не отпускайте! И вообще, постарайтесь найти место поглуше и потемнее.

– Вот туда и идем.

Я захлопнул крышечку телефона и продолжил смотреть боевик, краем глаза следя за мониторами. А там по-прежнему не было ничего интересного. Разве что Василиса отыскала участок, как я и просил – поглуше и потемнее, и шагала по узкой тропинке. Слева рощица, справа густые кусты. В них сейчас скрывался Данила. Только от кого скрывался-то? Вокруг не было ни души.

«Пора заканчивать с этой изжогой и перебираться в Озерки», – подумал я, наблюдая за тем, как Синтия Ротрок в одиночку разбирается с целой бандой латиносов.

– А ногами эта дамочка машет не хуже нашей Васюты, – заметил Никита. – Может, выпишем ее из Америки?.. Что за черт!

Монитор, на который подавался сигнал с камеры Квачкова, неожиданно погас.

– Сигнал потерян!

– Потеряна вся ночь, если, не дай бог, накрылся GPRS!

– Да, наверное, просто выскочил штекер.

– Вот ведь беда!

– Денис, ты уже звонишь?

Да, я уже достал телефон и вызвал из памяти номер Квачкова, наблюдая за монитором, на который поступал сигнал от Василисы.

У нее все было, как обычно. Судя по картинке, девочка со светлыми волосами спокойно шагала по узкой тропинке, – справа кусты, через которые параллельным курсом с ней должен продираться Данила.

– Что за дерьмо! – растерянно пробормотал я. Просто пробормотал, но, кажется, таким тоном, что все, кто в этот момент находился в монтажке, повернулись ко мне. – Семен не отвечает!

Спаренные гудки. Десять секунд… нет, наверное, больше…

Его телефон был включен. Но он не отвечал!!! Такого просто не могло быть!!!

– Это внештатка… это ОН… Проклятье! – просипел я, сбросил вызов Квачкову и принялся судорожно жать на кнопочки, спеша извлечь из памяти номер Васюты.

Вот оно – то, о чем сегодня весь день била в набат моя интуиция!

– Врезаемся в фильм! Макс, заставку! Отставание двадцать секунд! – откуда-то издалека донеслись до моего слуха распоряжения Никиты.

Судя по монитору, у Василисы по-прежнему все было спокойно. Она не спеша шла вперед. Не оглядываясь – она не имела привычки оглядываться на своих сопровождающих. Она всегда была уверена в них. Она знала: что бы ни произошло, уже через несколько секунд могучие опытные охранники придут ей на помощь.

«Только не сейчас!» – с ужасом понял я.

Но пока у нее все было спокойно. Она шла вперед! Не оглядываясь!!!

Успеть предупредить! Только бы успеть!!! Тогда она еще, может, поборется! Может быть, ей удастся убежать!

Я наконец открыл ее номер. Надавил на кнопочку вызова, не отрывая взгляда от монитора.

У нее пока все было спокойно.

Но я знал, что этого спокойствия осталось на считанные мгновения. Сейчас должно произойти нечто ужасное!

Я весь день чувствовал, что должно произойти нечто ужасное. Шестое чувство меня не обмануло! Сдвоенные гудки.

Кадр на мониторе чуть дернулся – Василиса доставала из сумочки телефон.

Да поторопись же ты, черт побери!

– Да, зайка.

– Обернись, Василиса!

– Чего?

– Оберни-и-ись!!!

Картинка на мониторе резко дернулась. Вверх! Вниз! Снова вверх! Перевернулась на девяносто градусов! И замерла!

– Он выбил у нее сумочку, – убитым голосом почти прошептал Максим.

– Васили-и-иса!!!

– Монтажка, что происходит? – раздался в динамике громкой селекторной связи голос Латыниной.

– Васили-и-иса!!! – орал я в трубку. – Ответь!!! Ответь, мать твою!!! Васили-и-иса!!!

– Монтажка, черт вас возьми!

– Васили-и-иса!!!

– Она не может ответить, Денис. – До боли знакомый голос, который сегодня вызвал у меня ассоциацию с удавом Каа из мультфильма про Маугли. Он сейчас звучал у меня в телефоне, но параллельно дублировался в эфир, принимаемый сверхчувствительным микрофоном, находящимся в Василисиной сумочке.

– Что ты сделал с ней, сволочь?!!

Все вокруг будто заволокло густым непроглядным туманом, скрывшим монтажку и всех, кто в ней находился.

– Мне очень жаль, но она пока не может ответить, Денис, – спокойно произнес Нумератор.

Туман! Густой, как кисель. Непроглядный, словно бетонная стена.

Он отделил от меня весь мир, всех и вся, и я остался один на один с кровавым маньяком. И еще с Василисой. Пока еще живой Василисой! – так мне подсказывала моя интуиция. А она меня никогда не обманывала. В том числе и сегодня.

Теперь только от меня одного зависело, останется ли в живых девочка со светлыми волосами.

От меня одного! – я это знал.

– Что с ней?!!

«Звони в милицию, вкратце опиши ситуацию. Пусть блокируют парк», – сквозь туман пробился чей-то далекий голос. Но я точно знал, что никакая милиция здесь не поможет.

Только я!

– Что ты сделал с ней, мразь?!!

– Не называй меня мразью, Денис. И не волнуйся. Ничего страшного. Девочка просто устала и ненадолго прилегла отдохнуть. Но уже очень скоро опять будет в полном порядке. И тогда мы с ней познакомимся поближе. Помнишь, Денис, я обещал, что мы с ней обязательно познакомимся? А я всегда выполняю свои обещания.

Мой стул, который я в шутку называл «электрическим», теперь, казалось, действительно превратился в самый настоящий электрический стул, к которому подали напряжение в 20000 вольт.

Меня колотило!

– Что ты задумал?!!

– Просто приглашаю вашу красавицу в гости. Отныне она будет жить у меня. А я буду о ней заботиться.

И, обещаю, не трону ее и пальцем. Зачем мне обижать бедную девочку, зачем мне ее убивать? Куда интереснее предоставить вам шанс спасти ваш драгоценный «объект насилия». И посмотреть, что у вас, недотеп, из этого выйдет. Помните, вы на весь Петербург обещали стереть меня в порошок. До сих пор трете! А ваша девочка у меня. Вы облажались, Денис, и вам теперь предстоит реабилитироваться. Так вперед! Начинаем состязание: кто сильнее, кто умнее? На кону жизнь… как там ты ее звал? А, Василисы! Вот и узнал наконец имя юного дарования, так здорово умеющего махать своими тонкими ножками. Так вот, на кону жизнь Василисы. И в вашем распоряжении тридцать дней. На тридцать первый я позвоню и скажу, где найти труп вашей малышки с номером на животе. Ты все понял, Денис?

– Да, – прохрипел я.

А что сейчас еще можно было сказать, не рискуя навредить Василисе?

– Я рад, что ты понял. Что же, тогда отсчет пошел. А я, извини, откланиваюсь. Мне пора. Да, и вот еще что. Приезжайте, заберите своих дилетантов-охранников. И оператора. Очень жаль, но пришлось их прикончить. Чтобы не путались под ногами. До свидания, Денис. Я в ближайшее время позвоню или отправлю сообщение на мэйл. Удачи в поисках вашей красавицы.

Он отключился.

– Он отключился, – пробормотал я.

Туман рассеивался. Сквозь него проступали очертания режиссерского пульта, силуэты окруживших меня людей.

– Ему не уйти, – произнес кто-то. – Парк блокирован.

– Нет. – Я покачал головой. – Он уйдет. Он знает, что делает.

Никита сунул мне в руки бокал.

– Выпей, Денис. Это водка. Я выпил…

Будто воду!

…и не почувствовал вкуса.

– Он знает, что делает, – повторил я. – Он хочет развлечься. Вы слышали? Он вызвал нас на состязание: кто сильнее, кто умнее?.. Нет! Это он меня вызвал! Ну что ж!!! —Я улыбнулся очень недобро.

– Никита, налей еще водки.

Впереди у меня было целых тридцать дней!

Примечания

Жэнь (шт.) – человеколюбие, духовная щедрость. Одна из десяти заповедей «кодекса Цзюэ Юаня», накладывающего на монахов Шаолиня, изучающих боевое искусство, определенные моральные обязательства. Именно «жэнь» отличает истинного знатока цюань-шу от обычного любителя кичиться своей силой и считается наивысшим достоинством бойца.

Обычно барсеточники действуют по более сложной схеме. Хищение осуществляется не «на рывок», а в тот момент, когда водителя отвлекают из остановившейся рядом машины. И дело здесь не столько в том, что вор опасается быть пойманным с поличным или что жертва запомнит его портрет, сколько в том, что в случае неудачи и попадания в цепкие лапы ментов платить за отмазку от статьи за грабеж (если хищение совершено на глазах потерпевшего) придется гораздо больше, чем если бы речь шла о краже (т. е. терпила не видел вора, отвлекшись в момент совершения преступления).

ПР-73 – «палка резиновая длиной 73 см»; дубинка, состоящая на вооружении российской милиции.

Маслина (угонов.) – пуля.

Дунцзы гун (кит.) – «искусство ребенка», специальная система обучения, направленная на привитие начальных навыков цюань-шу детям трех – шести лет.

Момавали (уголов, грузин.) – молодой, но уже достаточно авторитетный в уголовной среде грузин, который претендует на звание вора в законе и стремится выйти на соответствующий профессиональный уровень.

Вымолачивать (уголов.) – обворовывать.

Метать икру (уголовн.) – бояться, опасаться.

Танкист (уголов.) – то же, что и боец.

Вообще-то, «пиковыми» или «лаврушниками» (в противовес «славянским») называют воров в законе, выходцев из Средней Азии и с Кавказа (в основном из Грузии). Но здесь Антон использует эти слова в более широком смысле, объединяя ими всех кавказцев, имеющих отношение к уголовному миру.

Лизун (уголов.) – мелкий воришка.

Жетоны для игры в Блек-Джек самого крупного номинала.

Модный французский архитектор.

«No pasaran!» (ней.) – «Они не пройдут!», антифашистский лозунг времен испанской гражданской войны 1936–1939 годов.

Дэд-лайн (dead-line) – буквально «мертвый эфир», на профессиональном жаргоне телевизионщиков имитация прямого эфира.

Молочным телевизионщики и киношники шутливо называют крупный план потому, что в этом случае нижняя граница кадра проходит на уровне груди; на общем плане фигуры одного или нескольких человек показываются целиком.

Кода – заставка, дающаяся при завершении программы.

Маваши-гери – удар ногой с разворота.

Свинг – в боксе боковой удар в голову.

Мей-гери – удар ногой в корпус.

Холдер – заушный микрофон.

Хоккейный режим – на жаргоне телевизионщиков эфир с отставанием от режима он-лайн всего на 2–3 секунды.

Тори-маваси (яп.) – пояс для борьбы сумо.

Рекиси (яп.) – борец сумо.

Дохё (яп.) – помост, для борьбы сумо.

ICQ (I seek you – я ищу тебя) или по-русски «ася» («аська») – самый популярный на сегодняшний день Интернет-пейджер, дающий возможность легко и быстро обмениваться сообщениями в режиме он-лайн.

Англицизм от message – сообщение.