Проклятая школа Хокинс Рейчел

Пролог

Фелиция Миллер плакала в туалете. Опять.

Я знала, что это именно она, потому что за три месяца в школе «Грин-Маунтин» я уже два раза видела, как Фелиция плачет в туалете. Плакала она очень узнаваемо, тоненько и взахлеб, точно маленький ребенок, хотя на самом деле Фелиции восемнадцать — на два года старше меня.

В те разы я к ней лезть не стала. Я считаю, каждая девушка имеет право время от времени поплакать в общественном туалете.

Но сегодня был вечер по случаю окончания учебного года. Грустно как-то реветь в вечернем платье. Да я и вообще всегда жалела Фелицию. Точно такая девчонка была в каждой из школ, где я училась — на сегодняшний день их девятнадцать. Я, может, и странная, но меня в школе обычно не обижают — просто игнорируют. А вот над Фелицией измывались все, кому не лень. Над ней постоянно насмехались, обзывали по-всякому и воровали у нее деньги на школьные завтраки.

Заглянув под дверь кабинки, я увидела две ноги в желтеньких босоножках.

— Фелиция? — Я тихонько постучала в дверь. — Что случилось?

Она распахнула дверь и уставилась на меня злыми, покрасневшими глазами.

— Что случилось? Да так, Софи, просто сегодня дискотека. Ты видишь около меня кавалера?

— Э-э… Не вижу. Но мы с тобой находимся в женском туалете, так что я подумала…

— Что ты подумала? — Фелиция встала и вытерла нос комком туалетной бумаги. — Что кавалер дожидается меня за дверью? Я тебя умоляю! Я наврала родителям, будто иду на школьный вечер с мальчиком, поэтому они купили мне платье… — Она ударила ладонью по желтой тафте, словно хотела прихлопнуть жука. — Я их попросила меня отвезти — сказала, что мы договорились встретиться здесь, в школе. Ну не могла я им сказать, что потащилась на выпускной бал в одиночестве! Это разбило бы им сердце… — Фелиция скорчила гримасу. — Жалкое зрелище, правда?

— Ну почему жалкое? Многие девчонки пришли поодиночке.

Фелиция сердито сверкнула глазами.

— Ты-то не одна!

Да, я была не одна. Правда, пригласил меня Райан Хеллерман — единственный человек, которого в школе любили еще меньше, чем меня, а все-таки… И мама обрадовалась, что меня хоть кто-то пригласил. Она увидела в этом доказательство, что я стараюсь «вписаться в коллектив».

Мама считает, что это очень важно — вписаться в коллектив.

Фелиция стояла передо мной в желтом платье и вытирала нос. И тут я сказала несусветную глупость.

— Давай помогу.

Фелиция подняла на меня опухшие от слез глаза.

— Как?

Я взяла ее под руку и потянула за собой.

— Пойдем на улицу.

Мы вышли из туалета и протолкались через переполненный народом спортзал. Фелиция смотрела настороженно. Я привела ее на автостоянку.

— Если ты задумала какую-нибудь гадость, так у меня газовый баллончик есть! — Она прижала к груди желтенькую сумочку.

— Успокойся!

Я огляделась — на стоянке никого, кроме нас, не было.

Хоть дело было в апреле, погода стояла прохладная. Мы обе дрожали в тонких платьицах. Я снова повернулась к Фелиции.

— Вот скажи, если бы ты могла выбрать себе кого угодно, с кем ты хотела провести выпускной вечер?

— Ты нарочно меня мучаешь?

— Отвечай на вопрос!

Фелиция пробормотала, уставившись на свои желтые туфли:

— С Кевином Бриджесом…

Я ни капельки не удивилась. Президент школьного совета, капитан футбольной команды и вообще роскошный парень. Кевина Бриджеса почти любая девчонка выбрала бы.

— Ладно, пусть будет Кевин, — согласилась я, разминая пальцы.

Подняла руки к небу, закрыла глаза и представила себе Фелицию в объятиях Кевина. Она — в ярко-желтом платье, он — в смокинге. Несколько секунд я стараюсь сосредоточиться на этой картинке, а потом земля под ногами начинает легонько дрожать, и как будто вода поднимается снизу, — от подошв до вытянутых кверху рук. Волосы шевелятся на голове, и вдруг я слышу, как ахает Фелиция.

Открыв глаза, я увидела в точности то, на что и рассчитывала. Темная туча клубилась у нас над головами, в ее глубине вспыхивали фиолетовые молнии. Я сосредоточилась еще сильнее, и туча начала вращаться, быстро набирая темп. Скоро в небе образовался ровный круг с дыркой посередине.

Магический пончик — так я его назвала, когда впервые сотворила такую штуковину в день своего двенадцатилетия.

Фелиция скорчилась между двумя машинами, прикрывая голову руками, но останавливаться было уже поздно.

Дыру в центре тучи наполнило зеленоватое сияние. Держа в уме этот свет и образ Кевина с Фелицией, я сжала и вновь разжала кулаки. Из тучи ударила зеленая вспышка, сполох промчался по небу и скрылся вдали за деревьями.

Туча рассеялась. Фелиция встала на подгибающихся ногах, испуганно глядя на меня.

— Что это было? Ты что, ведьма какая-нибудь?

Я пожала плечами. От выпущенной на волю силы в голове остался приятный звон. Как мама говорит: пьяная от магии.

Я сказала:

— Да ничего не было. Пошли обратно.

Райан обретался возле стола с напитками.

— Что это с ней? — спросил он, кивая на Фелицию.

Та, поднявшись на цыпочки, с обалделым видом разглядывала танцующих.

Я взяла стакан безалкогольного пунша.

— Ей просто стало душно, мы вышли подышать свежим воздухом.

Сердце у меня все еще колотилось, и руки дрожали.

— Ясно, — отозвался Райан, кивая в такт музыке. — Пойдем потанцуем?

Я не успела ответить — подбежала Фелиция и схватила меня за руку.

— Его здесь вообще нет! А ты говорила, он будет моим кавалером?

— Тише! Да, будет, только надо потерпеть. Когда Кевин сюда приедет, он тебя найдет, не сомневайся.

Долго ждать не пришлось.

Мы с Райаном только начали первый танец, когда раздался оглушительный треск.

За ним последовали громкие хлопки, похожие на выстрелы, потом общий визг. Люди полезли под столы. Чаша с пуншем полетела на пол, заливая все вокруг красной жидкостью.

На самом деле никто не стрелял — это лопались воздушные шарики. Сотни шариков. Огромная арка из воздушных шаров рухнула на пол. Чудом уцелевший одинокий белый шарик взлетел под потолок и затерялся между балками.

Несколько учителей кинулись к двери.

А двери больше не было.

Ее сорвал с петель серебристый «лендровер».

С водительского места, шатаясь, выбрался Кевин Бриджес. Лоб и рука у него были разбиты, из ссадин на блестящий паркет капала кровь.

Кевин заорал во все горло:

— Фелиция! ФЕЛИЦИЯ!!!

— Ни хрена себе… — прошептал Райан.

С другой стороны автомобиля показалась Каролина Рид — с ней Кевин приехал на вечер.

Всхлипывая, она закричала:

— Он спятил! Все было нормально, а потом вдруг этот непонятный свет, и вот…

Она разрыдалась, а меня начало слегка подташнивать.

— Фелиция!!! — вопил Кевин, шаря по залу безумным взглядом.

Я оглянулась и увидела, что Фелиция прячется под столом. Глаза у нее были огромными.

Я подумала: я так старалась на этот раз быть аккуратнее! Ведь я уже почти научилась…

Тут Кевин заметил Фелицию и выволок ее из-под стола.

— Фелиция!

Он улыбался во весь рот. На его сияющее лицо, все в крови, было жутко смотреть. Можно понять, что Фелиция завизжала изо всех сил.

Один из учителей, наблюдавших за порядком, — тренер Генри, — бросился на помощь и схватил Кевина за руку.

Кевин, не отпуская Фелицию, свободной рукой заехал Генри по лицу. Тренер, ростом под метр девяносто и килограммов девяносто весом, отлетел, как пушинка.

Дальше начался сумасшедший дом.

Все бросились к дверям, возникла давка, учителя навалились на Кевина, истошно кричала Фелиция, и только Райан был в полном восторге.

— Классно! — орал он, глядя, как две девчонки перелезают через «лендровер», лишь бы выбраться поскорее из зала. — Вот это, я понимаю, дискотека!

Кевин, все еще держа Фелицию за руку, упал на одно колено. Слышно было плохо, потому что все так орали, но, кажется, он пел ей серенаду.

Фелиция перестала визжать, зато начала шарить в сумочке.

— Ох, нет!

Я бросилась к ним, но поскользнулась и шлепнулась в лужу пунша.

Фелиция выхватила красный аэрозольный баллончик и выпустила его содержимое Кевину в лицо.

Серенада оборвалась невнятным криком боли. Кевин выпустил Фелицию и схватился за глаза, а она кинулась бежать.

— Не волнуйся, детка! — заорал он ей вслед. — Я все равно тебя вижу! Вижу глазами души! Фелиция! Сердце мое!!!

Замечательно. Мало того, что чары у меня получились сильнее, чем нужно, так еще и пошлятина поперла.

Я сидела в луже пунша, а вокруг бушевал созданный мною хаос. Возле моего плеча покачивался одинокий белый шарик. Мимо пробежала, спотыкаясь, учительница алгебры, миссис Дэвидсон. Она кричала в телефон:

— Говорю я вам: школа «Грин-Маунтин»! Не знаю я, кого прислать… «Скорую»? Отряд спецназа? Пришлите хоть кого-нибудь!

И тут раздался вопль:

— Это все она! Софи Мерсер!

Фелиция, вся дрожа, показывала на меня пальцем.

Ее голос разнесся по спортзалу, перекрывая шум:

— Она… Она ведьма!

Я вздохнула. Ну вот, опять начинается…

Глава 1

— Как тебе здесь?

Я выбралась из машины в густую душную жару позднего лета в штате Джорджия.

— Замечательно, — буркнула я, сдвигая темные очки на макушку.

Из-за влажности волосы у меня завились и увеличились в объеме, кажется, раза в три. Я чувствовала, как они пытаются пожрать очки, наподобие какого-нибудь хищного тропического растения.

— Мне всегда было любопытно, каково это — жить у кого-нибудь во рту…

Перед нами возвышался Геката-Холл — согласно брошюрке, зажатой у меня в потной руке, «первоклассное исправительное заведение для подростков-экстраординариев».

Экстраординарии… Красивое латинское слово, означающее «монстры». Вот кто учится в этой школе под названием «Геката-Холл».

И я — такая же.

Я уже прочитала брошюрку четыре раза в самолете, на пути из Вермонта в Джорджию, два раза — на пароме, идущем к острову Греймалкин, у самого побережья (именно там, как выяснилось, в 1854 году был построен Геката-Холл), и еще один раз — пока взятая напрокат машина громыхала по щебенке от берега до школы. Могла бы за это время выучить текст наизусть, но я не выпускала тоненькую книжечку из рук и все продолжала ее перечитывать, как заведенная.

«В Геката-Холле содержатся и обучаются несовершеннолетние оборотни, ведьмы и феи, которые проявили свои способности при людях и тем самым создали угрозу для безопасности всего Экстраординариума в целом».

Пока мы вытаскивали из багажника мои вещи, я покосилась на маму.

— Все-таки не понимаю, чем может повредить безопасности других ведьм, если я помогла одной несчастной девчонке найти себе поклонника на школьный вечер.

Эта мысль не давала мне покоя с тех пор, как я в первый раз прочитала брошюру, только случая спросить все как-то не было. Мама всю дорогу притворялась, будто спит — наверное, чтобы не смотреть на мою кислую физиономию.

— Дело не только в той девочке, Соф, ты и сама понимаешь. Был еще мальчик со сломанной рукой в Делаваре, и еще один случай в Аризоне, когда ты хотела, чтобы учитель забыл о контрольной…

Я сказала:

— В конце концов память к нему вернулась. Ну, почти вся.

Мама только вздохнула, поставив на землю потрепанный чемодан — мы его купили в благотворительном магазине Армии спасения.

— Мы с папой тебя предупреждали, что использование магии не обходится без последствий. Мне тоже все это совсем не нравится, но здесь, по крайней мере, рядом с тобой будут другие… такие же дети, как ты.

— То есть полные раззявы. — Я закинула тяжелую сумку на плечо.

Мама сдвинула на лоб очки от солнца и внимательно посмотрела на меня. Лицо у нее было усталое, возле рта залегли морщины, который я там раньше не видела. Маме было под сорок, но обычно она казалась лет на десять моложе.

— Софи, ты не раззява! — Мы с двух сторон ухватили чемодан. — Просто ты совершила несколько ошибок.

Не то слово! Да уж, быть ведьмой оказалось совсем не так замечательно, как я думала. Во-первых, я не летаю на помеле. Когда только-только обрела волшебные силы, я спрашивала маму, она сказала — нет, я должна и дальше ездить на автобусе, как все. У меня нет книги с заклинаниями и говорящего кота (увы, аллергия на кошек), и я понятия не имею, где берут глаза тритонов и прочее в том же духе.

Зато я умею колдовать. С двенадцати лет умею — во влажной от моей руки брошюрке написано, что все экстраординарии обретают волшебную силу в двенадцать. Видимо, это как-то связано с половым созреванием.

Мы уже подходили к крыльцу. Мама сказала:

— И вообще, школа здесь хорошая.

С виду это было не очень похоже на школу — скорее, на нечто из старого ужастика или на «Дом с привидениями» в парке Диснейуорлд. Во-первых, выглядело строение лет на двести. Третий этаж сидел на нем как верхушка на свадебном пироге. Когда-то дом, наверное, был белым, а сейчас выцвел до сероватого оттенка, почти такого же, как гравий на дорожке. Казалось, это не дом, а часть прибрежных скал.

— Гм, — сказала мама.

Мы поставили чемодан на землю. Мама прошлась вдоль стены до угла.

— Иди-ка посмотри!

Я побежала за ней и сразу поняла, что она имела в виду. В брошюрке говорилось, что Геката-Холл «за время своего существования расширялся и перестраивался». Оказывается, под этим подразумевалось, что у дома оттяпали заднюю половину и вместо нее присобачили новую. Метров через двадцать серые доски заканчивались и начиналась розовая штукатурка, которая тянулась до самого леса.

Сделано это было явно с помощью магии — на месте стыка не было ни шва, ни следа известки. В принципе, можно бы сделать и поизящнее — а то впечатление такое, словно две половинки дома слепил вместе какой-то сумасшедший.

Сумасшедший с очень плохим вкусом.

Перед домом росли огромные дубы. С их ветвей свисали гирлянды испанского мха. Растений вообще было огромное количество. По бокам от входной двери стояли в пыльных кадках папоротники, похожие на большущих зеленых пауков. Стену оплело какое-то ползучее растение с фиолетовыми цветами. Казалось, будто лес постепенно поглощает здание.

Я одернула новенькую синюю юбочку из шотландки — странный гибрид килта и школьной формы. Школьный килт? Шкилт? Непонятно, почему руководство школы, расположенной в глубине дремучего Юга, требует от учеников носить шерстяную форму. И все-таки меня пробрала дрожь. По-моему, каждый, кто увидит это здание, обязательно заподозрит, что учатся в нем сплошные уроды.

— Красиво, — сказала мама бодро.

Давайте, мол, во всем находить хорошее.

— Ага, красивая тюрьма.

Мама покачала головой.

— Не нужно подросткового бунтарства, Софи. Какая же это тюрьма?

Тюрьма и есть.

Мы снова взялись за чемодан.

— Тебе действительно здесь будет лучше, — сказала мама.

— Да, наверное, — промямлила я.

«Для твоей же пользы» — эти слова по поводу Геката-Холла повторялись как мантра. Через два дня после той дискотеки от папы пришел е-мейл, в котором, по сути, говорилось, что я запорола все свои шансы на будущее и Совет приговорил меня к пребыванию в школе имени Гекаты, пока мне не исполнится восемнадцать лет.

Совет — это группа старичков, которые сочиняют правила жизни для Экстраординариума.

Ага, совет, который сам себя называет Советом с большой буквы. Очень оригинально.

В общем, папа работает в Совете, поэтому ему разрешили самому сообщить печальную новость. В е-мейле было сказано: «Надеюсь, это научит тебя более разумно пользоваться своими способностями».

Е-мейлами да изредка телефонными звонками мое общение с папой, в общем, и ограничивалось. Они с мамой расстались еще до моего рождения. Оказывается, папа ей рассказал о том, что он колдун (так принято называть мальчиков-ведьм), только когда они уже прожили вместе целый год. Мама восприняла известие не очень хорошо — решила, что папа псих, и сбежала к своим родителям. А потом узнала, что беременна мною, и на всякий случай вместе с книжками о младенцах запаслась экземпляром «Энциклопедии колдовства». К тому времени как я появилась на свет, мама стала специалистом по всяческим потусторонним явлениям. Общаться с папой она мне разрешила с большой неохотой после того, как у меня в двенадцатый день рождения открылись магические способности. Сама она к нему все еще относится весьма прохладно.

С тех пор как папа сообщил, что меня отправляют в Геката-Холл, прошел месяц. Я очень старалась примириться с приговором. Серьезно. Говорила себе, что наконец-то окажусь среди таких же, как я. Не нужно будет больше скрывать свою истинную сущность. И можно изучить новые симпатичные заклинания — это, конечно, большой плюс.

Но как только мы с мамой поднялись на паром, идущий к заброшенному острову, меня начало подташнивать — и совсем не от морской болезни.

Если верить брошюрке, остров Греймалкин выбрали из-за его отдаленности, чтобы легче было сохранить Геката-Холл в тайне. Местные жители думают, что это просто суперэксклюзивная школа-интернат.

К тому времени как паром подошел к густо заросшей лесом полоске земли, которой предстояло на два года стать моим домом, мне уже было сильно не по себе.

На лужайке перед домом толпились ученики. Очень немногие выглядели новичками, как я. Все они тащили чемоданы и всевозможные сумки. У многих багаж был обшарпанный, как у меня, но я заметила и пару сумок от «Луи Виттон». Одна девочка, темноволосая, с чуть крючковатым носом, выглядела моей ровесницей, остальные новенькие казались младше.

Я не могла определить на взгляд, кто они — ведьмы и колдуны или оборотни. С виду все мы похожи на обычных людей, не отличить.

Зато феи прямо-таки бросались в глаза. Выше среднего роста, с горделивой осанкой и блестящими прямыми волосами разных оттенков — от бледно-золотого до густо-фиолетового.

И с крыльями.

Мама говорила, феи применяют заклинание отвода глаз, чтобы казаться незаметными среди людей. Это довольно сложные чары — они подправляют сознание каждого встречного, и в результате люди видят фей такими, как они сами, а не разноцветными крылатыми… созданиями. Мне пришло в голову, что феи, приговоренные учиться в Геката-Холле, наверное, чувствуют облегчение. Тяжело, должно быть, постоянно поддерживать такие трудные чары.

Я остановилась, поправляя ремешок сумки на плече.

Мама сказала:

— По крайней мере здесь безопасно. Это уже кое-что, правда? Я хоть буду за тебя спокойна, в кои-то веки.

Мама, конечно, беспокоилась из-за того, что мне придется жить так далеко от дома, и в то же время радовалась, что здесь мне не грозит выдать себя. Когда постоянно читаешь о разных способах, какими люди испокон веков расправляются с ведьмами, невольно становишься параноиком.

Подходя к зданию школы, я чувствовала, как пот скапливается в самых неожиданных местах, где я никогда раньше не потела. Ну разве могут потеть уши?! На маму, как всегда, жара не действовала. Это закон природы — моя мама всегда выглядит прямо-таки до неприличия красивой. Хотя она была одета в простые джинсы и футболку, многие оглядывались ей вслед.

А может, это они на меня таращились, когда я пыталась незаметно вытереть пот между грудями так, чтобы не казалось, будто я осыпаю саму себя страстными ласками? Трудно сказать.

Меня окружали существа, о которых я раньше только читала в книжках. Слева фея с голубыми волосами и крыльями цвета индиго, рыдая, обнимала своих крылатых родителей, а те парили в воздухе, дюйма на два не доставая до земли. Хрустальные слезинки падали не из глаз девочки, а стекали с крыльев, и ее ноги болтались над ярко-синей лужицей.

Мы вступили в тень от громадных старых деревьев, и стало, может, на полградуса прохладнее. Когда мы уже подходили к крыльцу, в тягучем влажном воздухе раздался потусторонний вой.

Мы с мамой обернулись и увидели… тварь, воющую на двух расстроенных взрослых. Те не испугались, только, кажется, слегка рассердились.

Оборотень.

Сколько ни читай о них, увидеть перед собой настоящего оборотня — совершенно особое переживание.

Во-первых, он был совсем не похож на волка. И на человека тоже. Скорее, что-то вроде здоровенного свирепого пса, поднявшегося на задние лапы. Мех у него был короткий, светло-коричневый, а глаза желтые, даже издали видно. Сам размером гораздо меньше, чем я ожидала. Ростом намного ниже человека, на которого оборотень рычал.

Человек резким тоном произнес:

— Прекрати, Джастин!

Женщина с волосами такого же светло-каштанового оттенка, как и шерсть оборотня, положила руку мужу на локоть.

— Солнышко, — сказала она мелодичным голосом с легким южным акцентом, — послушай папу! Не дури!

Оборотень — то есть Джастин — на секунду замер, наклонив голову набок, и от этого стал похож не на кровожадное чудовище, а на коккер-спаниеля.

От этой мысли я захихикала.

И вдруг желтые глаза уставились на меня.

Оборотень снова взвыл и, не успела я опомниться, бросился.

Глава 2

Родители оборотня кричали что-то предостерегающее, а я отчаянно пыталась вспомнить какое-нибудь заклинание, исцеляющее разорванную глотку — мне оно явно скоро должно было понадобиться. И, конечно, не придумала ничего лучше, как заорать мчащемуся на меня зверю:

— Вредная собака!!!

Тут я краем глаза заметила слева синюю вспышку. Не добежав до меня всего несколько дюймов, оборотень словно налетел на невидимую стену. Жалобно тявкнув, он кубарем покатился на землю. Мохнатая шкура пошла рябью, начала расплываться, и скоро перед нами возник обычный мальчишка в брюках цвета хаки и синей рубашке. Он жалобно хныкал. Родители кинулись к нему, а моя мама — ко мне, волоча за собой чемодан.

— Господи! — выдохнула она. — Солнышко, ты цела?

— Все нормально, — ответила я, отряхивая со шкилта травинки.

— Знаете, — сказал кто-то слева от меня, — я всегда считал блокирующее заклинание более эффективным, чем крик «Вредная собака». Но, возможно, я и ошибаюсь.

Я обернулась. К стволу дерева прислонился нахально улыбающийся мальчишка. Воротник рубашки у него был расстегнут, галстук распущен, форменный пиджак висел на сгибе локтя.

— Ты же ведьма?

Он оттолкнулся от дерева и провел рукой по черным волнистым волосам. Когда парень подошел ближе, я заметила, что он ужасно худой, чтобы не сказать — тощий, и притом на несколько дюймов выше меня.

Он сказал:

— На будущее — постарайся больше так не позориться.

И удалился неспешной походкой.

Когда на тебя с одной стороны кидается Джастин, человек псообразный, а с другой — какой-то посторонний парень, сам не такой уж сногсшибательный красавец, учит жить и объясняет, какая ты никчемная ведьма, это дико бесит.

Я оглянулась — видела ли мама, — но она уже подошла к родителям Джастина. Мне показалось, что она спрашивает: «Неужели он хотел ее укусить?!»

— Значит, я никудышная ведьма? — проговорила я сквозь зубы, сосредоточенно глядя в спину уходящему парню.

Подняла руки и мысленно призвала самые гадкие чары, какие только смогла придумать — там фигурировали гной, вонь изо рта и тяжелое расстройство половой функции.

И ничего.

Не было ощущения воды, поднимающейся до самых кончиков пальцев, сердце не ускорило ритм, волосы на голове не зашевелились.

Я так и осталась стоять, дура дурой, вытянув руки в сторону незнакомого мальчишки.

Что за ерунда? У меня еще ни разу не было осечки с колдовством!

И тут раздался голос, который звучал так сладко, словно цветок магнолии окунули в сироп.

— Достаточно, моя дорогая!

Я оглянулась — на крыльце, меж страхолюдными папоротниками, стояла немолодая женщина в темно-синем костюме. Она улыбалась, но улыбка была застывшая, как у куклы — от таких мороз по коже.

Дама нацелила на меня длинный указательный палец и произнесла мягким, ласковым, мелодичным голосом:

— У нас не разрешается применять колдовские способности против других экстраординариев, даже если очень хочется.