Смерть и золото Смит Уилбур

– Когда там не было кого-нибудь другого, – пробормотала Вики, и Сара проказливо и озорно ей улыбнулась.

– Но из «виккерса» ты когда-нибудь стреляла?

– Нет, – неохотно призналась Сара, но тут же посветлела лицом: – Но понять, как с ним управляться, не займет много времени!

– Вон он торчит, – указала Вики на толстый цилиндр водяного кожуха пулемета, высовывавшийся из амбразуры башни. – Давай, попробуй.

Когда Сара неуклюже взобралась на крыло, по-прежнему оберегая раненую ногу, Вики наконец смогла вернуться к своим исследованиям. Прошло еще полчаса, прежде чем она удовлетворенно воскликнула:

– Да он вынул графитовый стержень из распределителя! Ах ты, хитрая свинья!

Из люка башни появилась голова Сары:

– Гарет?

– Нет, – ответила Вики. – Джейк.

– Я от него такого не ожидала. – Сара спустилась к Вики и сунула голову в моторный отсек.

– Да они оба одинаковые.

– И куда он его запрятал?

– Вероятно, себе в карман.

– И что нам теперь делать? – Сара в отчаянии сцепила пальцы. – Мы ж так весь бой пропустим!

Вики с минуту раздумывала, потом выражение ее лица изменилось:

– У меня в сумке, в палатке, лежит фонарик. И еще кожаная косметичка. Принеси, пожалуйста, их сюда.

Из батарейки, расколотой с помощью кривого ножа, висевшего на поясе Сары, она достала толстый графитовый стержень и аккуратно обработала его пилкой для ногтей из своей косметички, пока тот точнехонько не вошел в центральное отверстие прерывателя-распределителя. И двигатель завелся с первого же оборота.

– Какая вы умная, мисс Камберуэлл! – произнесла Сара с таким искренним и торжественным выражением, что Вики это страшно тронуло. Она улыбнулась девушке, которая уже забралась в машину и встала позади водительского сиденья, упершись коленями в его спинку и засунув голову и плечи в боевую башню.

– Ну как, ты справишься с пулеметом? – спросила Вики, и Сара неопределенно кивнула и взялась своими тонкими темными ладонями за рукоятки пулемета, потом встала на цыпочки и, прищурившись, посмотрела в прицел.

– Вы только подвезите меня к ним поближе, мисс Камберуэлл.

Вики отпустила сцепление и, круто вывернув руль, вывела машину из-под акаций на каменистый склон, спускавшийся к открытой равнине, заросшей травой, и уходивший в пробитый в горном массиве проход.

– Я очень зла на Джейка, – заявила Сара, хватаясь за что попало в попытках сохранить равновесие, поскольку машина то и дело подскакивала и ухала вниз на неровной дороге. – Вот уж не ожидала от него такого! Это ж надо – спрятать контактный стержень! Такой поступок больше подошел бы Гарету. Да, он меня здорово разочаровал.

– Правда?

– Да. Мне кажется, нам следует его наказать.

– Каким образом?

– Думаю, это Гарет должен стать вашим любовником, – твердо заявила Сара. – Вот так мы и накажем Джейка.

В промежутках между борьбой с тяжелым рулевым управлением и непрестанным танцем ног по педалям газа, тормоза и сцепления Вики задумалась над словами Сары. Также она думала о мощных плечах Джейка, о его могучих руках, кудрявой шевелюре и широкой мальчишеской улыбке, которая могла мгновенно смениться хмурой гримасой. И вдруг осознала, как ей хочется быть именно с ним и как ей будет его не хватать, если он вдруг исчезнет.

– Мне бы следовало поблагодарить тебя за то, что ты так здорово разобралась с моими делами, – крикнула она Саре в башню. – У тебя это отлично получается.

– Всегда рада вам помочь, мисс Камберуэлл, – откликнулась Сара. – Дело просто в том, что я хорошо разбираюсь в подобных вещах.

По мере приближения вечера над горами на западе начали собираться мощные грозовые тучи. Они плыли высоко в бескрайней сапфировой синеве, этакие округлые массы серебристого цвета, катились и крутились с тяжеловесной величественностью, раздуваясь и темнея до цвета спелого винограда или застарелого шрама.

Но над равниной небо пока что было открытым, высоким и чистым, и солнце немилосердно жгло и нагревало землю, так что воздух над нею дрожал, сверкал и плыл, затрудняя наблюдение и искажая расстояния. В какой-то момент казалось, что горы так близко, что вот-вот уткнутся прямо в небеса и рухнут на маленькую группу людей, спрятавшихся в тени двух укрытых бронированных машин, а в следующий миг они казались далекими и совсем маленькими.

Солнце так нагрело корпуса броневиков, что кожу обжигало при малейшем прикосновении к стали, а люди все ждали. Все они, исключая Джейка Бартона и Гарета Суэйлса, залезли под машины и напоминали несчастных, выживших после какой-то катастрофы и тщетно пытающихся укрыться от беспощадного солнца.

Жара стояла такая невыносимая, что партия в джин-рамми давно была забыта, а двое белых мужчин дышали как загнанные лошади. Пот, едва выступив, тут же засыхал на коже и превращался в хрустящую корку сплошь из беловатых кристалликов соли.

Грегориус посмотрел на горы и на скопившиеся над ними тучи и тихо сказал:

– Скоро будет дождь. – Затем перевел взгляд на Джейка, неподвижно, как статуя, сидевшего в башне «Свиньи Присциллы». Джейк завернул голову и верхнюю часть туловища в белую полотняную шамма, чтобы защититься от солнца. На коленях у него лежал бинокль. Каждые несколько минут он подносил его к глазам и медленно обозревал местность впереди, после чего снова замирал в полной неподвижности.

Тени медленно скользили по земле, солнце миновало зенит, и исходящий от него яростный белый свет постепенно утратил свою интенсивность, лучи все больше приобретали желтоватый и красноватый оттенки. Джейк в очередной раз поднял бинокль, но теперь задержал его на полпути, обозревая горизонт. В линзах снова возник знакомый шлейф пыли, султаном поднимающийся вдалеке, там, где выгоревшая на солнце земля сливалась с еще более светлым небом.

Он наблюдал на ним добрых пять минут, и ему показалось, что пылевое облако рассеивается, уменьшается в размерах, а посверкивающие струи дрожащего, раскаленного воздуха поднимаются вверх, закрывая горизонт как ширма.

Джейк опустил бинокль, и на лоб ему тотчас потекли горячие струйки пота, выбившиеся из-под волос, и скатились прямо в глаза. Он тихо выругался – соль жгла глаза – и вытер пот уголком полотняной шамма. Быстро поморгал, а затем снова поднял бинокль. И сердце тотчас подпрыгнуло в груди, а волосы на затылке зашевелились и встали дыбом.

Предательские потоки и завихрения раскаленного воздуха внезапно осели и исчезли, и облако пыли, которое еще минуту назад казалось далеким как противоположный берег океана, оказалось теперь совсем близко. Оно четко вырисовывалось на бледном, белесом фоне неба, словно вламываясь прямо в линзы бинокля. Сердце снова подпрыгнуло – под крутящимся и расползающимся во все стороны облаком пыли он разглядел темные, похожие на ползущих насекомых силуэты множества быстро двигающихся машин. И тут, совершенно внезапно, вязкость и плотность воздуха снова изменилась, и очертания приближающейся колонны резко выросли в размерах, стали чудовищно огромными, наползая на них сквозь завесу пыли, приближаясь с каждой секундой и становясь все более угрожающими.

Джейк закричал, и Гарет через мгновение оказался рядом.

– Ты что, спятил?! – выдохнул он. – Они ж через минуту сомнут нас!

– Заводи! – бросил ему Джейк. – Заводи моторы! – И скользнул в люк, на водительское сиденье. Возле машин на минуту возникло судорожное движение. Двигатели неохотно ожили, затроили, застреляли глушителями, поскольку горючее на жаре превратилось в сплошные испарения и в цилиндры поступала сильно обедненная смесь.

Расу помогли влезть в боевую башню машины Гарета – его подталкивали и подпихивали с полдюжины оруженосцев и телохранителей – и усадили за пулемет. Завершив эту операцию, его люди покинули своего вождя и бросились к своим коням, но тут рас испустил серию пронзительных воплей на амхарском, тыкая пальцем в свой распахнутый как пещера рот, лишенный зубов и такой огромный, что вполне мог бы вместить впавшего в зимнюю спячку медведя.

Среди его телохранителей возникло минутное замешательство, но потом самый старый по возрасту и самый старший по рангу достал из своей седельной сумки здоровенную коробку, обшитую кожей, и, подскочив к броневику, униженно пал на колени возле переднего крыла и протянул раскрытую коробку расу. Мгновенно успокоившийся старец сунул в коробку руку и вытащил оттуда великолепный фарфоровый зубной протез, две челюсти острых белых зубов, вполне пригодных для пасти жеребца – победителя скачек в Эпсоме, с приделанными к ним ярко-красными деснами.

Немного повозившись, он воткнул фальшивые челюсти себе в рот и щелкнул зубами прямо как форель, хватающая наживку, а потом растянул губы в широченной улыбке, скорее напоминающей оскал черепа.

Его свита восхищенно заохала и заорала, а Грегориус гордо сообщил Джейку:

– Мой дедушка носит свои искусственные зубы только в бою или когда доставляет удовольствие леди.

Джейк на секунду оторвал взгляд от приближающейся итальянской колонны, чтобы отдать должное этому поразительному образчику стоматологического искусства.

– С зубами он выглядит моложе, так ему больше девяноста и не дашь, – выдал он свое заключение и газанул, осторожно выводя машину в более глубокое место под берегом ручья, откуда он мог продолжать наблюдение за итальянцами. Гарет подвел свою машину, поставив рядом, и улыбнулся ему из открытого водительского люка. Улыбка получилась злобная и свирепая, и Джейк понял, что англичанин с нетерпением ждет и уже предвкушает приближающуюся схватку.

Бинокль уже не требовался. Итальянская колонна была на расстоянии не более двух миль, быстро продвигаясь в направлении, параллельном высохшему руслу ручья, в некотором отдалении от выдвинувшихся вперед флангов засады. Она нацелилась в неохраняемое устье горного прохода. Еще пятнадцать минут такого движения, как она обойдет эфиопский фланг и сможет безо всякого сопротивления прорваться в ущелье. А Джейк прекрасно понимал, что ему не стоит даже надеяться успеть перестроить эту неорганизованную конную массу, если их ряды будут расстроены и рассеяны. Инстинктивно он понимал, что они будут сражаться как титаны до тех пор, пока не иссякнет порыв, влекущий их вперед, но любое отступление тут же обратится бегством. Они привыкли сражаться поодиночке, каждый сам по себе, избегая заранее разработанных схем, но кидаясь в драку при любой открывающейся возможности, быстрые как ястребы, но уступая и поддаваясь при первом же целенаправленном нажиме неприятеля.

– Ну давайте же, вперед, – бормотал он, нетерпеливо колотя себя кулаком по бедру и ощущая первые признаки тревоги. Если в ближайшие несколько секунд итальянцам не дадут наживку…

Но беспокоиться ему не следовало – они действительно привыкли сражаться каждый сам по себе, когда каждый сам себе генерал, но искусство засады и ловушки было столь же естественным для эфиопов, как ощущение ружья в руках.

Небольшая группа всадников, казалось, выскочила прямо из плоской, выжженной земли у самых передних колес ведущего грузовика итальянцев и галопом помчалась по равнине, словно летя над нею, как стая черных птиц. Их силуэты, расплывающиеся и неясные, окутанные потоками светлой пыли, промелькнули перед итальянцами, пересекая направление их движения и устремляясь прямо в центр укрывшихся в засаде эфиопских формирований.

Почти сразу же от головы колонны отделилась одна машина и рванула наперерез уходящим всадникам. Она неслась с устрашающей скоростью и так быстро сближалась с ними, что конный эскадрон был вынужден отвернуть в сторону и направиться туда, где в укрытии стояли два броневика.

Итальянская колонна, после того как от нее отделилась первая машина, утратила свой строгий порядок следования. Передняя половина грузовиков развернулась в нестройную линию, фронтом в сторону всадников, и тоже бросилась в погоню. Это были более мощные и более тяжелые машины, с высокими, укрытыми брезентом кузовами, поэтому продвигались столь медленно и тяжело, что им никак не удавалось нагнать уходящих галопом конников.

А вот более легкая машина, первой бросившаяся в погоню, быстро сближалась с ними, и Джейк даже привстал, чтобы лучше видеть, и перенастроил фокус бинокля. Он тут же узнал огромный открытый лимузин «роллс-ройс», который видел у Колодцев Чалди. Полированный кузов сверкал на солнце, его стремительные низкие обводы подчеркивали ощущение скорости и мощи, а из-под бешено крутящихся задних колес с огромными сверкающими дисками вылетали крутящиеся клубы пыли.

Потом «роллс» затормозил, его занесло в сторону, и он остановился в яростно клубящейся пыли, а из его задней двери выскочила фигура.

Джейк наблюдал, как этот мужчина встал, замер на месте, подняв спортивную винтовку, из дула которой тут же быстро, один за другим, стали вырываться дымные струи выстрелов. Он семь раз выстрелил, и винтовку всякий раз подбрасывало вверх отдачей. Глухие «бум-бум» всего через пару секунд доносились до Джейка.

Всадники быстро уходили от «роллса», но ни увеличивающаяся дистанция, ни пыль, ни миражи не влияли на результаты стрельбы. После каждого выстрела падала одна лошадь, боком скользя по земле и брыкая в воздухе ногами, пыталась снова подняться, но в итоге падала назад и застывала в полной неподвижности.

Потом стрелок вскочил обратно в «роллс», и погоня возобновилась. Машина опять быстро догоняла уцелевших конников, а позади нее мощной фалангой растянулись грузовики и транспорты. И вся эта масса лошадей, людей и машин стремительно и неуклонно неслась прямо в смертельную ловушку, столь предусмотрительно и тщательно разведанную и подготовленную Гаретом Суэйлсом.

– Ах ты, ублюдок! – прошептал Джейк, наблюдая, как «роллс» снова затормозил и остановился. Итальянец явно не желал рисковать и слишком приближаться к всадникам. Он остановился на приличном расстоянии от них, за пределами эффективного огня их древних винтовок, и теперь отстреливал их по одному, неторопливо и целеустремленно, как охотник-спортсмен, вышедший на куропаток. По сути дела, вся эта сцена и разыгрывалась как на охоте. Даже находясь на расстоянии почти в тысячу ярдов от них, Джейк и сам, кажется, чувствовал, как бурлит кровь в жилах этого итальянца, ощущал его жгучее желание убивать – просто во имя того, чтобы принести смерть, ради того, чтобы ощутить глубокое животное чувство жестокой радости.

Если бы они начали действовать прямо сейчас, ударив во фланг рассеявшейся и дезорганизованной колонне, то, вероятно, сумели бы выручить многих из стремительно спасавшихся бегством конников. Но итальянская колонна еще не полностью втянулась в подготовленную для нее смертельную западню. Джейк быстро провел биноклем по всей раскалившейся под солнцем равнине, покрытой клубящейся пылью, и тут обнаружил, что около дюжины грузовиков итальянского арьергарда не участвует в этой сумасшедшей погоне за эфиопскими всадниками. Видимо, далеко не всем им хотелось надрываться и лезть вон из кожи, кувыркаясь на такой жаре. Эта небольшая группа, по всей вероятности, под командованием опытного солдата, остановилась, и теперь стояла милях в двух позади ревущего от восторга и покрытого с ног до головы пылью передового отряда, лавиной несущегося вперед. Джейк не имел возможности уделить этой группе больше внимания, потому что прицельная стрельба продолжалась, лошади и всадники все падали под меткими выстрелами из «роллс-ройса».

Джейка прямо-таки одолевало желание вмешаться. Он, конечно, понимал, что с точки зрения правильной тактики нужный момент еще не наступил, но все равно решил: «Да к черту все это, я в конце концов не генерал, а этим бедолагам требуется помощь».

Он резко нажал правой ногой на педаль газа, и мотор взревел, но прежде чем ему удалось вывести броневик из укрытия и рвануть вперед по берегу высохшего ручья, его опередил Гарет Суэйлс. Он все это время следил за Джейком и легко читал сложную игру чувств на лице американца. И в тот момент, когда Джейк дал газу, Гарет бросил «Горбатую» вперед, перекрыв ее капотом дорогу «Присцилле».

– Брось, старина, не будь идиотом! – крикнул Гарет. – Успокойся, а не то испортишь все представление!

– Так этих бедняг… – злобно заорал было Джейк.

– Такая уж у них судьба, – перебил его Гарет. – Я говорил тебе, что твои сентиментальные старомодные идеи когда-нибудь доведут нас обоих до беды!

Тут их спор заглушил голос раса. Он высунулся из башни над головой Гарета. В руках у него был широкий боевой двуручный меч, и возбуждение настолько овладело им, что он больше не мог просто сидеть и молчать. Он издал серию улюлюкающих боевых кличей и замахал мечом, который стал со свистом описывать круги над его головой. И серебристый клинок, и сияющие белизной искусственные зубы яростно отражали солнечные лучи и сверкали как семафоры.

Эти яростные вопли сопровождались сердитыми пинками в спину водителя, а их подкрепляли возбужденные выкрики на амхарском, призывающие немедленно броситься на врага, так что Гарету пришлось сместиться вниз и вбок, дабы избежать ударов ног раса.

– Маньяки проклятые! – завопил Гарет, пригибаясь и уклоняясь. – Я попал в компанию проклятых маньяков!

– Майор Суэйлс! – прокричал Грегориус, не в силах оставаться равнодушным наблюдателем и не вмешиваться в спор. – Мой дедушка приказывает вам атаковать!

– Скажи своему дедушке, чтоб… – Но ответить полностью Гарет не успел – получил удар в ребра ногой.

– Веред! – орал Грегориус.

– Да пошли же, черт побери! – орал Джейк.

– Йяу-у-у-у! – выкрикнул рас, поворачиваясь в башенке и махая своим людям, посылая их вперед. А тем не требовалось никаких дополнительных понуканий и призывов. Огромной неорганизованной толпой они направили вперед своих коней, промчались мимо замерших бронированных машин и, размахивая винтовками над головой, рванули вверх по крутому склону, трепеща на ветру своими шамма как боевыми вымпелами. Вырвались на открытую равнину и стремительно понеслись, нацеливаясь во фланг рассыпавшейся итальянской колонне.

– О Господи! – выдохнул Гарет. – Тут каждый сам себе генерал…

– Смотри! – закричал Джейк, указывая назад, в сторону русла высохшего ручья, и они оба вдруг умолкли, пораженные разворачивающимся спектаклем.

Впечатление было такое, словно сама земля взорвалась и распахнулась, выбрасывая из себя ряд за рядом несущихся галопом всадников. Где секунду назад было пустое и мирное пространство у подножия гор, сейчас творилось нечто невообразимое – там кишели сотни и сотни лошадей и людей, бешено несущихся во фронтальную атаку на тяжело и неуклюже громыхающую итальянскую колонну.

И надо всем этим повисло гигантское облако пыли, крутящееся и вздымающееся подобно туману над зимним морем, заволакивая солнце, так что и кони, и машины казались темными инфернальными фигурами на фоне непросвечивающих облаков, и кроваво-красные лучи солнца едва пробивались сквозь них, тусклыми отблесками отражаясь от стали винтовок и мечей.

– Ну вот, приехали, – горько заметил Гарет и сдал свою машину назад, освобождая дорогу Джейку. После чего развернулся, мотор взревел, и колеса бешено завертелись, стараясь найти опору в осыпающейся сухой земле крутого склона сухого русла.

Джейк отвернул в сторону от второй машины и преодолел подъем под острым углом к склону, и две неуклюжие и громоздкие бронированные машины вырвались на равнину, двигаясь колесо к колесу.

Перед ними был открытый фланг ничем не защищенных брезентовых бортов итальянских грузовиков, представляющих собой крайне заманчивую мишень, какой они никогда не встречали за свою долгую, насыщенную боевыми столкновениями жизнь. Обе «железные леди» вместе рванулись вперед, и Джейку даже показалось, что их моторы загудели иначе, по-новому, словно они снова почувствовали, что их наконец-то пустили в настоящее дело, что они вновь действуют в полном соответствии со своим истинным предназначением. Джейк бросил быстрый взгляд на «Горбатую», мчащуюся рядом с ним. Ее угловатый стальной корпус с плоскими, резко обрывающимися гранями, над которыми возвышалась боевая башня, по-прежнему придавал ей несколько стародевический вид, но в ее движении сейчас ощущалось некое королевское величие – яркие цвета эфиопского флага весело трепетали на ветру, сильно напоминая кавалерийский флажок, колеса взрывали песчаный грунт как копыта чистокровного жеребца на скачках. «Присцилла», которую вел он сам, бодро шла вперед, и Джейк ощутил прилив поистине нежных чувств по отношению к этим двум пожилым «леди».

– А ну вдарим по ним, девочки! – громко выкрикнул он, и Гарет Суэйлс, чья голова торчала из водительского люка «Горбатой Генриетты», повернулся в его сторону. Во рту он держал только что прикуренную сигарку.

– Noli illegitimi carborundum! – До Джейка его клич донесся неясно, заглушаемый ревом двигателей и свистом ветра, после чего он переключил все свое внимание на управление несущейся вперед машиной, стремясь как можно скорее ворваться в зияющую брешь в рядах итальянцев.

И тут разворачивающаяся впереди него сцена начала резко менять характер. Доведенные погоней до полной экзальтации, итальянские вояки внезапно с опозданием обнаружили, что роли в этом спектакле полностью переменились.

Граф поймал на мушку очередного всадника, взял небольшое упреждение, совсем чуть-чуть, на толщину волоса, поскольку пуля «манлихера» имела очень высокую дульную скорость, а расстояние не превышало сотни метров.

Он ясно видел, как она угодила в цель, как дернулся в седле всадник и кувырнулся вперед через шею лошади, но не упал. Винтовка выпала у него из рук и полетела на землю, но человек отчаянно вцепился в гриву коня, хотя его грязно-белая шамма окрасилась на плече кроваво-красным.

Граф выстрелил еще раз, целясь в шею лошади, и увидел, как страшный удар пули сшиб животное с ног и оно тяжело свалилось на своего раненого всадника, испустив последнее короткое ржание.

Граф радостно засмеялся, страшно возбужденный.

– Сколько, Джино? Сколько уже?

– Восемь, мой полковник!

– Продолжай считать! – крикнул граф, поводя винтовкой и выискивая следующую цель и ловя ее на мушку. И тут, совершенно внезапно, он замер на месте, дуло винтовки задрожало и опустилось к сияющим носкам сапог. Нижняя челюсть у него отвисла, словно выскочив из суставов, и повторила в своем движении путь винтовочного дула. Его недавний испуг вдруг вернулся, едва забытый в возбуждении от преследования, вернулся с такой силой, что в животе что-то ухнуло вниз, а ноги разом стали ватными.

– Мария милосердная! – прошептал он.

Горизонт ожил и зашевелился, превратившись в одну непрерывную надвигающуюся массу от одного края до другого, насколько хватало глаз. Графу потребовалось немало времени, чтобы осознать, что он видит, понять, что вместо пятнадцати всадников вдруг возникли тысячи и тысячи, и вместо того чтобы удирать, они надвигаются на него со скоростью, которую он никак не мог бы счесть возможной. Пока он так смотрел в полном оцепенении, вражеские всадники ряд за рядом выскакивали откуда-то прямо из земли и стремительно мчались на него, прорываясь сквозь белесую пылевую завесу. Он видел красноватые как кровь отблески заходящего солнца на обнаженных клинках, слышал дробный топот копыт, похожий на грохот гигантского водопада. И, едва слышные сквозь этот грохот, до него доносились боевые кличи всадников, от которых стыла в жилах кровь.

– Джузеппе! – едва выдохнул он. – Давай поскорее отсюда! Быстро! – Этот приказ нашел положительный отклик в душе водителя. Он так резко повернул огромную машину, что и без того ослабевшие ноги графа подогнулись и он рухнул назад, на обитое кожей сиденье.

Позади и по бокам «роллса», рассеявшись на добрых четверть мили, шли тридцать грузовиков «фиат» с солдатами в кузовах. Несмотря на яростные меры, предпринимаемые водителями, грузовики постепенно отставали от стремительно уходящего «роллса» и теперь болтались где-то почти в тысяче ярдов позади него. Однако азарт преследования так охватил всех вояк, что они, забравшись на крыши грузовиков, на тенты кузовов, висели там гроздьями, вопя и улюлюкая, как охотники на травле лис.

И вот теперь вся эта фаланга тяжелых машин, продвигавшаяся вперед почти бок о бок по пересеченной местности со скоростью, которая привела бы в ужас представителей фирмы-производителя, внезапно была вынуждена срочно сменить направление своего стремительного движения и повернуть назад, не теряя при этом скорости.

Водители двух ведущих машин, чья задача была наиболее сложной в свете нависшей опасности, разом решили эту проблему, вывернув рули до отказа – один вправо, другой влево. Они развернули машины и врезались друг в друга, радиатор в радиатор, на скорости более шестидесяти миль в час. В издаваемом ими реве, в облаках пыли, дыма и пара, в ужасном грохоте и звоне бьющегося стекла и гнущегося и рвущегося металла сидевшие в кузовах пехотинцы-чернорубашечники рассыпались по земле как зерна перезрелой пшеницы или повисли на разнообразных металлических частях, торчащих из кузовов грузовиков. Оба грузовика, теперь неразрывно связанные друг с другом, медленно осели на лопнувших рессорах, и не успела поднявшаяся пыль осесть и рассеяться, как раздался жуткий грохот, от которого у всех затряслись поджилки, – взорвалось содержимое топливных баков, исторгнув вверх высоченные, почти вулканические столбы пламени и черного дыма.

Водители остальных машин как-то умудрились развернуться без серьезных столкновений и повреждений и спешно рванули назад, в ими самими поднятые тучи пыли, преследуемые идущей галопом и дико вопящей конницей.

Граф Альдо Белли не мог заставить себя обернуться и посмотреть назад через плечо, совершенно уверенный, что увидит в нескольких дюймах от себя свистящую, острую как бритва саблю, и он нагнулся над водителем, подгоняя того ударами кулака, как молотком колотя по ничем не защищенной голове и плечам.

– Быстрее! – орал граф, и его великолепный баритон поднимался до высот неуверенного контральто. – Быстрее, идиот! Или я тебя расстреляю! – И он снова врезал водителю в ухо, испытывая при этом некоторое облегчение, поскольку «роллс» обогнал задние грузовики, немного отставшие от дезорганизованной массы спасающегося бегством батальона.

Теперь он наконец почувствовал себя в достаточной безопасности, чтобы оглянуться, и испытываемое им облегчение стало еще более полным, когда он понял, что «роллс» легко может уйти от всадника. И к нему тут же горячей волной вернулось мужество.

– Мою винтовку, Джино! – скомандовал он. – Винтовку давай! – Но сержант в этот момент как раз пытался навести объектив своей камеры на преследующую их орду, и граф стукнул его по голове. – Идиот! Это война! – провыл он. – А я воин! Давай сюда винтовку!

Джузеппе, водитель «роллса», услышав это, решил, что граф желает, чтобы он сбавил ход, но при первой же попытке снизить скорость получил еще более звучный удар по затылку, а голос графа снова обрел истерически-пронзительный тон.

– Идиот! – визжал он. – Ты что, хочешь, чтоб нас тут убили?! Быстрее, еще быстрее! – И водитель с огромным облегчением вдавил ногу в педаль газа, утопив ее в пол, и «роллс» снова рванулся вперед.

Джино стоял на четвереньках у ног графа, потом поднялся, держа в руках «манлихер», который и протянул графу.

– Она заряжена, граф.

– Отлично, храбрец! – Граф собрался с силами, встал поустойчивее, держа винтовку у бедра, и огляделся в поисках мишени. Эфиопская конница уже сильно отстала, а «роллс» обогнал большую часть грузовиков с солдатами – они теперь оказались между графом и преследователями. Граф уже хотел было приказать Джузеппе сместить машину вбок, на фланг отступающей колонны, чтобы получить широкий сектор обстрела, взвешивая свои шансы подстрелить кого-то из этих черных всадников с безопасного расстояния и соизмеряя удовольствие от этого с возможной физической опасностью для себя самого. Он повернулся назад, по-прежнему пребывая в весьма неустойчивом положении на заднем сиденье, и взглянул в сторону неприятеля.

И, пораженный, раскрыл рот, не веря своим глазам. Через широкую открытую равнину плыли два огромных горбатых силуэта. Они выглядели как два уродливых верблюда и быстро продвигались вперед, странно переваливаясь, и смотрелось это одновременно комично и невероятно угрожающе.

Граф, ничего не понимая, продолжал смотреть на них, пока не почувствовал доводящий до шока прилив адреналина в крови, и понял наконец, что эти две странные машины движутся достаточно быстро и в том направлении, что скоро перекроют ему путь к отступлению.

– Джузеппе!!! – завизжал он исступленно и ударил водителя прикладом «манлихера». Удар был не очень сильный, но Джузеппе уже получил сегодня слишком много ударов. Почти не соображая, что делает, он приник к рулю, сжимая его в побелевших руках, и направил машину прямо, держа ее на курсе, пересекающемся с курсом неприятельских броневиков.

– Джузеппе! – снова взвизгнул граф, внезапно опознав весело пляшущие цветные огоньки в амбразуре башни ближайшей машины и одновременно разглядев толстый цилиндрический силуэт торчащего из нее пулемета. Он был как бы гофрированный, рифленый поперек, а из конца этого водяного кожуха торчал тонкий как трубочка ствол.

– Ох, милосердная Матерь Божья! – возопил граф, и тут броневик немного изменил курс и дуло пулемета «виккерс» уставилось прямо на него.

– Кретин! – заорал граф, снова пихая водителя. – Поворачивай! Поворачивай, идиот!

И тут Джузеппе сквозь застилающие глаза слезы, превозмогая звенящий шум в ушах и охвативший его слепой ужас, увидел наконец верблюдообразные силуэты, надвигающиеся прямо на них, и снова выкрутил руль. В тот же момент дуло «виккерса» выплюнуло фонтанчик слепящего пламени, и в воздухе как будто засвистели и защелкали тысячи кнутов, рассекая и разрывая его.

Майор Кастелани стоял на крыше кабины своего грузовика и с неудовольствием наблюдал в бинокль за отдаленными крутящимися клубами пыли, в которых вроде бы без всякой цели и в полном беспорядке двигались разрозненные и неясные фигуры и силуэты.

Потребовался весь его авторитет и непременное собственное присутствие, чтобы задержать здесь десять грузовиков, в которых ехали его артиллеристы и за которыми на прицепах двигались полевые орудия. Ему все же удалось остановить их, сдержать и не допустить, чтобы они включились в полную энтузиазма погоню за ничтожным отрядом эфиопских всадников.

Кастелани уже приготовился отдать команду трогаться с места и осторожно, потихоньку следовать за атакующим авангардом под командованием графа, стремящегося к славе и своему месту в истории, но тут он снова поднес бинокль к глазам. И увидел, что порядок движения в этом закрытом пылью отдалении резко изменился. Потом ясно разглядел ни на что другое не похожий силуэт грузовика, выскочившего из облака пыли и на полной скорости несущегося назад, в его сторону. В бинокль было видно, что солдаты, все еще держащиеся за брезентовый тент, смотрят назад, туда, откуда с такой быстротой удирал их водитель.

Майор медленно повел биноклем в сторону и увидел еще один грузовик, с трудом вырвавшийся из пылевой завесы и тоже стремительно несущийся назад, в его сторону. Один из солдат, сумевший удержаться на его брезентовой крыше, целился и стрелял из винтовки куда-то назад, в застилающую воздух пыль, а его товарищи, припавшие к брезенту рядом с ним, замерли в ужасе.

В этот же момент майор услышал звук, который тут же опознал, и у него волосы встали дыбом при этом отдаленном, рвущем воздух треске. Звук британского пулемета «виккерс». Он быстро отыскал его источник, повернувшись вправо, к правому флангу растянувшейся итальянской колонны, которая в полном беспорядке стремительно неслась к нему.

– Снять орудия с передков! – крикнул Кастелани. – Приготовиться к бою с броневыми силами неприятеля!

«Виккерсы», установленные в башнях обеих бронированных машин, были смонтированы на турелях с шаровыми шарнирами. На них стволы легко поднимались вверх и опускались вниз, но по горизонтали имели очень узкий сектор обстрела, только в десять градусов вправо и влево – это был предел вращения шаровых шарниров. И водителю в силу этого приходилось работать в определенном смысле еще и наводчиком – он должен был разворачивать всю машину, чтобы пулеметчик мог точно прицелиться или по крайней мере вывести ее на курс, более или менее совпадающий с сектором обстрела.

Рас находил это невыносимым и раздражающим. Он выбирал себе цель и орал команду водителю на своем четком и понятном амхарском. Гарет Суэйлс, не понимавший ни слова и выбравший совсем другую цель, делал все от него зависящее, чтобы не выпустить ее из поля зрения, и тогда рас разражался серией страшных пинков ему по почкам, дабы застолбить таким образом свое королевское право не гоняться за этой целью.

Следствием этого было то, что «Горбатая» выписывала дикие, непредсказуемые зигзаги, прорываясь сквозь итальянскую колонну, внезапно резко меняя курс, пока оба члена ее экипажа осыпали друг друга ругательствами и взаимными обвинениями, почти не обращая внимания на достаточно мощный ответный огонь почти в упор; винтовочные пули с грохотом барабанили по стальной броне, словно град по железной крыше.

А вот «Свинья Присцилла» вела смертельную борьбу. Первая очередь ее пулемета прошла мимо улепетывающего «роллса», который скрылся за плотной завесой пыли и удирающими грузовиками. Но потом Джейк и Грегориус начали работать с точностью и полным взаимопониманием, которое уже успели наладить между собой.

– Левее возьми, левее! – командовал Грегориус, щурясь над прицельной планкой «виккерса» и наводя его на грузовик, с ревом и грохотом двигавшийся в сотне ярдов перед ними.

– Ага, вывожу на него, – кричал в ответ Джейк, и грузовик появлялся в его узкой смотровой щели. Ее прикрывал щиток из гофрированной стали, позволявший смотреть только вперед, но как только Джейк вывел «Свинью» на этот грузовик и тот был теперь у него прямо по курсу, он неотступно пресекал все его попытки сбить себя с цели, быстро приближаясь, пока не оказался в двадцати ярдах от него.

У заднего борта грузовика столпились чернорубашечники-пехотинцы. Некоторые вели беспорядочный, но массированный винтовочный огонь по преследующему их броневику, и пули с визгом отскакивали и рикошетили от стального корпуса, но в большинстве своем люди просто сидели с белыми лицами, судорожно цепляясь за борта, и смотрели остановившимися от ужаса глазами назад, на бронированную смерть, неотступно надвигающуюся на них.

– Стреляй, Грег! – крикнул Джейк. Даже несмотря на холодную ярость, охватившую его, он был очень доволен, что этот юноша послушался его приказа и до сего момента не открывал огня. Теперь уже не будет ни промахов, ни впустую израсходованных боеприпасов – на такой короткой дистанции каждая пуля вонзалась в итальянский грузовик, пробивая брезент, плоть, кость и сталь со скорострельностью семь сотен выстрелов.

Грузовик резко вильнул в сторону, врезался и его передок как будто сложился; он упал на бок, перевернулся несколько раз, выбрасывая из себя людей, высоко взлетавших в воздух, – он походил на спаниеля, который отряхивается после купания.

– Водитель, вправо! – тут же закричал Грегориус. – Другой грузовик, правее, еще чуть-чуть вправо! Ага, вот так, отлично! – И они с ревом кинулись в погоню за следующей в панике удиравшей группой итальянцев.

В сотне ярдов сбоку от них «Горбатая» наконец добилась первого успеха. Гарет Суэйлс больше не пожелал терпеть унизительные пинки и яростные и совершенно непонятные команды раса. Он бросил руль несущейся вперед машины и хорошенько врезал расу.

– Кончай эту бодягу, старина! – рявкнул он. – Играй по правилам, я ж на твоей стороне, черт побери!

Неуправляемая машина внезапно резко вильнула в сторону. Рядом с ними, практически ноздря в ноздрю, несся грузовик, и его водитель все еще не догадывался, что их преследует враг, пострашнее надвигающейся эфиопской конницы. Он вывернул голову назад, и в этой неправдоподобной позе гнал дальше.

Две лишенные управления машины столкнулись под углом с силой, обеспеченной сложением скоростей обеих. Сталь врезалась в сталь, исторгнув дождь искр, а потом обе машины отлетели от удара в стороны, качаясь и кренясь. На секунду показалось, что «Горбатая» сейчас опрокинется; она зависла под критическим углом к своему центру тяжести, но потом все же приняла нормальное положение, с грохотом рухнув на все четыре колеса, и находившихся внутри ее людей этим толчком безжалостно швырнуло на стальные панели, прежде чем Гарет совладал с рулевым управлением и машина вновь помчалась вперед.

Грузовик был меньше весом и выше; бронированная машина врезалась в него в районе водительской кабины, и он, даже не покачнувшись, просто рухнул набок, а потом и вовсе перевернулся вверх тормашками – все четыре колеса, продолжая вращаться, уставились в небо, кабину и крытый брезентом кузов тут же начисто снесло, а попавших под нее людей расплющило между железом и твердой сухой землей.

Рас между тем совершенно вышел из себя. Он больше не мог сдерживать свое раздражение и неудовольствие от того, что был заключен в раскаленную металлическую коробку, из которой ему мало что видно, в то время как вокруг находились сотни ненавидимых им врагов, безнаказанно убегающих от него. Он рывком распахнул люк башенки, высунулся оттуда по плечи, визгливо крича что-то, вне себя от ярости, жажды крови, злобы и возбуждения.

В этот момент прямо перед радиатором «Горбатой» промчался открытый «роллс-ройс», небесно-синий с черным, сверкающий от полировки. На заднем сиденье болтался итальянский офицер с сияющими на солнце знаками различия. Гарет Суэйлс и рас вмиг пришли к полному взаимопониманию – им наконец попалась цель, абсолютно приемлемая для обоих.

– Попался, гад! – заорал Гарет. – Ату его!

И сверху, из башни, ему ответил каркающий вопль разъяренного раса, от которого сворачивалась кровь в жилах:

– Как поживаете?!

Граф Альдо Белли бился в истерике, потому что водитель, кажется, утратил всякое чувство направления; его контузия, видимо, была весьма серьезной, потому что он то и дело вдруг резко выворачивал руль и направлял «роллс» поперек движения отступающей итальянской колонны. А это было так же опасно, как пытаться провести идущий на полной скорости океанский лайнер через участок, забитый айсбергами. Крутящиеся облака пыли сократили видимость до менее пятидесяти футов, и из этой бурой завесы то и дело без всякого предупреждения выскакивали грузовики с солдатами, водители которых были просто не в состоянии предпринимать хоть какие-то меры, позволяющие избежать столкновения. Все они только и делали, что оглядывались назад.

Перед «роллсом» из облака пыли вылетели еще два жутких силуэта. Один из них оказался итальянским грузовиком, другой же – одним из тех двух громоздких, похожих на верблюдов броневиков с нарисованным на борту эфиопским флагом и торчащим из башни пулеметом «виккерс».

Броневик внезапно резко двинулся вбок и врезался в борт грузовика, тут же его опрокинув, а затем рванул в сторону «роллса». Он так быстро приблизился, нависнув над ними, что даже попал в ограниченное поле зрения Джузеппе.

Это произвело поистине чудесный эффект. Джузеппе вдруг резко выпрямился на своем сиденье и, понукаемый инстинктом самосохранения, вывернул руль и бросил «роллс», вставший на два колеса, вбок, пройдя перед бронированным носом в тот момент, когда из люка башни высунулось иссохшее коричневое лицо с распахнутым в крике ртом, в котором торчали самые крупные и самые белоснежные зубы, какие граф когда-либо в жизни видел. Рот испустил боевой клич, настолько пронзительный и жуткий, что у графа все перевернулось в животе и забилось подобно попавшей в сеть рыбе.

Как только ствол «виккерса» повернулся в сторону «роллса», эфиопский пулеметчик нырнул в люк башни, и ствол чуть приподнялся, а граф обнаружил, что смотрит прямо в черный зрачок дула. Но Джузеппе тоже заметил это в своем зеркале заднего вида и снова крутанул руль. «Роллс» метнулся вбок как макрель перед атакующей барракудой. Очередь из «виккерса» сорвала обшивку с левого борта машины, выбив из земли фонтаны пыли и мелких камешков, взлетевших высоко в воздух.

Броневик тяжело вильнул, повторяя маневр «роллса» и подняв тучи пыли, безжалостно окутавшие удирающую машину. Но Джузеппе, почуявший призрак неизбежной смерти, так сильно ударил по тормозам, что протестующе вопящего графа как из катапульты швырнуло вперед и он повис на спинке переднего сиденья, уставившись обтянутыми черным ягодицами прямо в небеса, а его сияющие сапоги задрыгали в воздухе, ища опоры.

Выпущенные из «виккерса» пули прошли всего в нескольких дюймах перед «роллсом», и Джузеппе резко вывернул руль в противоположную сторону, до упора, отпустил педаль тормоза и впечатал ногу в педаль газа. «Роллс» тяжело прыгнул вбок, колеса бешено завертелись в поисках сцепления с землей, и машина рванулась вперед с таким ускорением, что графа отбросило назад.

– Я тебя расстреляю! – выдохнул он, поправляя съехавший шлем. Джузеппе был слишком занят, чтобы его услышать. Его маневр с резким поворотом и броском вперед удался – он обхитрил эфиопского пулеметчика, а превосходящая мощь и скорость «роллса» помогала быстро уносить его подальше от опасности. Через несколько секунд из люка башни опять высунулась голова пулеметчика, и вслед за ней ищущее цель дуло «виккерса» тоже повернулось в сторону «роллса». Пулеметчик исчез в башне, припав к пулемету, а свистящий рой пуль пронесся высоко над ними, перекрывая рев обоих двигателей.

Чуть впереди перед обеими машинами из густых облаков пыли выскочил еще один тяжелый грузовик, но его скорость была почти вдвое меньше: он был битком набит до смерти перепуганными пехотинцами.

Джузеппе крутанул руль, уходя в сторону от пулеметных очередей, потом сразу же вывернул его обратно, и когда броневик изменил курс, следуя его маневру, он аккуратно скользнул за грузовик и укрылся от смертельно опасного дула пулемета за его раскачивающимся высоким кузовом. Пулеметчик-эфиоп продолжал стрелять.

Длинные пулеметные очереди насквозь прошивали брезентовый тент грузовика, рвали и крошили людей, тесно скучившихся под ним плечом к плечу, а «роллс» тем временем быстро уходил вперед под этим прикрытием. И внезапно выскочил на открытое место, где воздух был кристально чист и прозрачен, а равнина простиралась до самого горизонта, того самого горизонта, к которому так отчаянно стремились все пассажиры «роллса». Тяжело переваливающиеся грузовики остались далеко позади, и машина теперь могла ехать быстро и свободно. Графом владела такая отчаянная паника, что он теперь мог остановиться, только добравшись до оборонительных позиций над Колодцами Чалди.

И тут, совершенно неожиданно, он увидел впереди себя пушки, расставленные на открытой позиции. Они были установлены побатарейно, на правильном расстоянии – три треугольника по три орудия. Артиллеристы уже суетились вокруг них, а длинные толстые дула смотрели вверх, готовясь прикрыть огнем спасающиеся бегством грузовики. Артиллерийская позиция являла собой совершенно парадный, спокойный и упорядоченный вид, и граф с огромным облегчением забормотал что-то себе под нос, освобождаясь от кошмара, из которого только что выскользнул.

– Джузеппе, ты всех нас спас! – рыдая произнес он. – Я тебя медалью награжу! – Угроза смертного приговора, выданная несколько минут назад, уже была забыта. – Давай к пушкам, мой храбрый мальчик. Ты отлично поработал сегодня, а я такого не забываю!

Джино, ободренный словами о безопасности, поднялся с пола, где лежал последние несколько минут. Он осторожно выглянул из-за заднего борта «роллса», и то, что он увидел, заставило его испустить приглушенный вопль и снова рухнуть на пол, приняв прежнее положение.

Следом за ними из облака пыли вылетела эфиопская бронированная машина и целенаправленно понеслась прямо к ним.

Граф тоже оглянулся назад и немедленно принялся всячески понукать Джузеппе, стуча его по голове кулаком как судейским молотком.

– Быстрее, Джузеппе! – визжал он. – Если они нас убьют, я тебя расстреляю!

И «роллс» рванул под защиту артиллерии.

– Спокойно, ребята! – повторял и повторял мрачный майор Кастелани, пытаясь успокоить прежде всего собственные расходившиеся нервы. – Спокойно! Огня не открывать! Вспомните свои учебные стрельбы. Вспомните, как это было на полигоне. – Он с минуту помолчал, остановившись возле ближайшего наводчика, снова поднес к глазам бинокль и внимательно осмотрел все пространство перед собой.

Крутящееся облако пыли быстро приближалось, но что и как там двигалось, было непонятно.

– Ты чем зарядил, фугасным? – тихо спросил майор у наводчика, и тот, нервно сглотнув, кивнул.

– Помни, ты сможешь сделать прицельно только один выстрел. Не забудь об этом!

– Да, майор. – Голос артиллериста звучал неуверенно, и Кастелани почувствовал злость и презрение. Совершенно необстрелянные мальчишки, нервничают, не уверены в себе. Ему пришлось лично расставлять их по местам возле орудий и заставлять разворачивать хоботы лафетов.

Он резко повернулся и зашагал к следующей батарее.

– Спокойно, ребята, – повторял он. – Без приказа огня не открывать.

К нему обернулось несколько бледных, напряженных лиц; один из орудийной прислуги выглядел так, словно вот-вот разрыдается.

– Единственное, чего вам сейчас следует бояться, это я, – рычал Кастелани. – Попробуйте только открыть огонь до того, как я дам команду, так я вас…

Его прервал чей-то вскрик. Один из солдат вскочил, показывая пальцем куда-то в поле.

– Запишите его фамилию, – бросил Кастелани и гордо повернулся, делая вид, что неспешно протирает линзы бинокля о рукав мундира, прежде чем поднести его к глазам.

Граф Альдо Белли с таким огромным энтузиазмом и воодушевлением возглавлял отступление своих войск, что обогнал их на добрых полмили, причем это расстояние с каждой минутой увеличивалось. Его машина неслась прямо в середину артиллерийской позиции, и сам он стоял на заднем сиденье «роллса», бешено размахивая обеими руками, словно на него напал рой диких пчел.

Пока Кастелани наблюдал за ним, из бурой завесы позади «роллса» выскочила машина, которую майор тотчас же опознал, несмотря на ее новую камуфляжную раскраску и незнакомое оружие, торчавшее из амбразуры боевой башни. Это был враг.

– Отлично, ребята! – спокойно произнес он. – Вот они, появились. Фугасным, но только по команде. Ни секундой раньше.

Несущаяся на полной скорости бронированная машина открыла огонь, с грохотом и треском выпустив длинную очередь. Слишком длинную, подумал Кастелани с довольной улыбкой. Пулемет так скоро перегреется, его может и заклинить. Опытный пулеметчик всегда стреляет короткими очередями, давая стволу остыть. А они тоже зеленые вояки, понял майор.

– Спокойно, ребята, – снова повторил он, видя, что его солдаты, заслышав стрельбу, нервно переминаются с ноги на ногу и обмениваются тревожными взглядами.

Броневик снова открыл огонь, и Кастелани увидел, как пули выбивают вокруг «роллса» фонтанчики пыли и грунта. Еще одна секущая длинная очередь. Она внезапно оборвалась и больше не повторялась.

– Ха! – удовлетворенно фыркнул Кастелани. – Заклинило! Вот и отлично. – Его не уверенные в себе артиллеристы вполне обойдутся без ответного огня противника.

– Спокойно. Всем стоять спокойно. Уже недолго осталось. Так что всем стоять и ждать. – Его голос уже утратил сухой приказной тон и звучал теперь успокаивающе, даже проникновенно, он почти напевал, как заботливая мамочка у колыбели ребенка. – Подождем еще немного, парни. Спокойно.

Рас не понимал, что случилось, отчего пулемет молчит, несмотря на то, что он изо всех сил сжимал в руках рукоятки и давил на спусковой крючок. Длинная холщевая лента, полная патронов, по-прежнему свисала из цинки и уходила в приемник в ствольной коробке «виккерса», но затвор больше не двигался.

Старец выругался, но пулемет продолжал молчать.

Вооружившись своим двуручным мечом, рас наполовину высунулся из башни и замахал клинком над головой.

Вряд ли следовало ожидать, что он сможет понять, что означают три батареи современных стомиллиметровых полевых орудий, и вообще как они выглядят со стороны дула, а если бы даже понимал это, то едва ли мог себе представить, что они способны остановить его упорную погоню за удирающим «роллсом». Помимо этого, его разум и зрение были затуманены красной пеленой ярости и боевого азарта. Он не видел ожидающие их пушки.

Сидевший ниже Гарет Суэйлс наклонился вперед на водительском сиденье, близоруко щурясь в смотровую щель, которая здорово ограничивала его поле зрения и даже частично закрывала его, как если бы он смотрел сквозь дырчатое дно кухонного дуршлага. Глаза у него слезились от порохового дыма, бензиновых испарений и пыли, и ему пришлось сперва проморгаться, а уж потом сконцентрировать все внимание на том, чтобы не терять из виду улепетывающий и почти нереальный силуэт «роллса». Он тоже не заметил ожидавшие их пушки.

– Стреляй, черт тебя побери! – кричал он. – А не то мы его упустим! – Но «виккерс» в башне над ним молчал, а с его низкого сиденья не было видно артиллерийскую позицию, столь удачно выбранную майором Кастелани и наполовину скрытую за выступающими складками местности. Броневик мчался прямо на пушки, влекомый силуэтом удирающего «роллса», мелькающим в пыли впереди него.

– Хорошо. – Кастелани позволил себе слабую улыбочку, наблюдая за вражеской машиной, приближающейся к ним. Она уже был в пределах эффективного огня, особенно для опытного наводчика, но майор знал, что дистанция должна сократиться еще вдвое, только тогда можно будет надеяться, что его артиллеристы точно попадут в цель.

А вот «роллс» был уже всего в двухстах метрах от пушек и приближался со скоростью не менее шестидесяти миль в час. Три смертельно бледных, перепуганных лица были обращены к майору в безмолвной мольбе, три голоса громко взывали о помощи. Майор не обращал на них никакого внимания. Он профессиональным взглядом оценивал приближающегося противника. Тот все еще был на расстоянии в пару тысяч метров от него, в противоположном конце равнины, но приближался со вполне приличной скоростью. Майор почти собрался снова начать успокаивать своих нервных артиллеристов, когда «роллс» с ревом пронесся сквозь узкий проход в центре расположения его батарей.

В этот момент граф временно вновь обрел почву под ногами и сумел нормально надеть шлем на голову. Стоя на заднем сиденье «роллса», он визжал, и голос его был отлично слышен каждому пушкарю.

– Открыть огонь! – кричал граф. – Немедленно открыть огонь! Или я вас всех под расстрел отправлю!

После чего, осознав, что следует вдохновить людей, чтобы они оставались на своих местах и прикрывали его отступление, он судорожно задергался в поисках вдохновения и бросил им все тот же вдохновляющий лозунг: «Лучше смерть, чем бесчестье!», прежде чем «роллс» унес его, сохраняя скорость в шестьдесят миль в час, в сторону далекого горизонта.

Майор повысил голос до рыкающего вопля, чтобы отменить полученный от графа приказ, но даже его легкие оказались не в силах перекрыть грохот залпа девяти полевых орудий, выстреливших почти одновременно, чего с ними никогда не случалось на учениях. Каждый артиллерист воспринял слова графа абсолютно буквально, особенно слово «немедленно», а такие тонкости, как наведение и точный прицел, были тут же забыты в спешке и стремлении стрелять так быстро, как это вообще возможно.

В подобных обстоятельствах только чудом можно объяснить, что один фугасный снаряд все-таки нашел свою цель. Ею оказался грузовик «фиат», только что вынырнувший из туч пыли и мчавшийся в четверти мили позади эфиопской бронированной машины. Снаряд был оснащен контактным взрывателем, установленным на задержку в одну тысячную долю секунды; он пробил насквозь радиатор, разнес вдребезги блок цилиндров, превратил водителя в кучу кровавых ошметков, после чего взорвался в середине группы объятых ужасом пехотинцев, скрючившихся под тентом кузова. Передние колеса грузовика еще несколько секунд вращались и тащили его вперед, прежде чем начали запинаться и подскакивать на неровной почве, а затем остатки от грузовика и двадцати человек взлетели в воздух футов на пятьдесят, где и закувыркались подобно труппе сумасшедших акробатов.

Только один снаряд почти попал в противника. Он взорвался в десяти ярдах перед «Горбатой», извергнув высокий фонтан пламени и красноватой земли и оставив после себя глубокий зияющий кратер четырех футов в поперечнике, в который и угодила идущая на скорости машина.

Рас, чья голова торчала из башенного люка и чьи глаза и рот были по-прежнему широко открыты, получил хорошую порцию песка от взрыва прямо в лицо, и все три эти жизненно важных отверстия были тотчас же забиты напрочь, так что его воинственные кличи резко оборвались, он закашлялся и подавился, судорожно пытаясь вытереть катящиеся из глаз слезы.

Гарету этот фонтан пламени и песка тоже на мгновение перекрыл обозрение, и он, ослепнув, въехал прямо в воронку от снаряда. Удар выбросил его с сиденья, и он ударился грудью о рулевое колесо, отчего перехватило дыхание и швырнуло на пол, куда упал и отломившийся руль.

Еще раз лихо подпрыгнув, «Горбатая» вылетела из воронки в клубах крутящихся вокруг нее пыли и дыма. Она тяжко кренилась на один бок, поскольку одна рессора при ударе лопнула, а ее передние колеса заклинило в вывернутом вбок положении, но двигатель продолжал реветь на полных оборотах, отчего она стала вертеться на месте, описывая круг за кругом, как цирковая лошадь.

Сопя от усилий, Гарет сумел втянуть в легкие немного воздуха и взобраться обратно на сиденье и обнаружил, что рулевая колонка начисто отсутствует и педаль газа намертво зажата в полу в полностью утопленном положении. Он просидел неподвижно несколько долгих секунд, мотая головой, чтобы прочистить мозги, и отчаянно стараясь восстановить дыхание, поскольку вся внутренность машины была полна пыли.

Еще один снаряд, взорвавшийся поблизости, вывел его из ступора и шока, он пролез выше, отпер водительский люк, откинул его и высунул голову наружу. Прямо перед ним было три батареи итальянской полевой артиллерии, стрелявших по нему, кажется, прямой наводкой.

– Бог ты мой! – выдохнул он, когда новая серия фугасных снарядов разорвалась вокруг быстро описывающей круги машины. От этих взрывов у него заслезились глаза, заложило уши и застучали зубы. – Пошли-ка домой, – сказал он и начал выбираться из узкого люка. Его ноги только-только успели выбраться из отверстия в стальном корпусе, как раз вовремя, чтобы уберечь все его кости ниже колена от взрыва, который иначе разнес бы их на мелкие осколки.

В двух тысячах ярдах от них майор Кастелани продолжал бороться с паникой, которую граф посеял среди артиллеристов, стараясь восстановить управление. Солдаты заряжали и стреляли, охваченные такой безрассудной страстью, не допускающей никаких других мыслей, что все тонкости правильной артиллерийской стрельбы были полностью забыты. Наводчики даже не пытались изобразить, что ищут какую-то цель, и просто дергали за шнур всякий раз, когда затвор лязгал, закрываясь.

Крики и рыки Кастелани не производили на полуоглохших и почти полностью потерявших способность соображать артиллеристов никакого впечатления. Последние угрозы графа, упоминание о расстреле и смерти окончательно ввергли их в состояние паралича, так что они не слышали и не могли слышать голос разума.