Десятая жертва Шекли Роберт
– И куда отвезти?
– В отель мистера Розена. Или куда вы сами захотите.
– Это в духе Макса, – заметила Аврора. – Сам не показывается. Зато всегда машину присылает, и то ладно.
Вслед за шофером они вышли из центральных дверей аэропорта. Автомобиль – довольно потрепанный «Мерседес» не первой молодости – стоял у тротуара. Хоб вспомнил, как Келли встречал его в Портовой администрации. Похоже, профессиональные водители могут припарковать машину где только пожелают.
На переднем пассажирском сиденье находился еще один человек, помоложе шофера, смуглый, усатый, облаченный в темный бесформенный костюм.
– Это мой кузен Али, – пояснил шофер. – А я Халил.
Энергично кивнув, Али выбрался из лимузина, подхватил чемоданы и уложил их в багажник. Потом что-то быстро, заискивающе проговорил по-арабски.
– Он надеется, что вы будете не против, если он останется здесь, – пояснил Халил. – Он любит слушать радио. Он только что приехал сюда из Таманрассета. – Халил закатил глаза, чтобы показать, что Али то ли темный, то ли слабоумный, то ли, как порой бывает, и то и другое сразу. Все четверо уселись в «Мерседес» и скоро уже мчались по шоссе в сторону Парижа.
Глава 35
Недавно пробило одиннадцать. Хоб следил, как наплывают знакомые дорожные знаки, указывающие направление на различные пункты назначения, среди которых Париж – самый видный. На шоссе царило оживленное движение, изрядную часть транспортного потока составляли грузовики дальнего следования из Бельгии и Голландии. Сидевшие впереди Халил и Али хранили молчание, наблюдая за дорогой. Из приемника шелестела арабская музыка. Откинув голову на спинку сиденья, Аврора прикрыла глаза. Машина гипнотически скользила в коконе быстрого потока дорожного движения. Успокоительное покачивание убаюкало Хоба, и внезапный стремительный рывок «Мерседеса» вперед стал полнейшей неожиданностью.
Хоба вдавило в сиденье. Не без труда сев прямо, он спросил:
– В чем дело?
Аврора охнула. Али, обернувшись с пассажирского сиденья, продемонстрировал небольшой вороненый автомат, нацеленный не совсем на них, но и не совсем в сторону. Они будто стали участниками театрального представления, ситуация двусмысленная и, судя по всему, склоняющаяся в зловещую сторону.
– Спокойно, – с акцентом по-английски выговорил Али. – Мы имеем компания.
Заметив уголком глаза что-то цветное, Хоб обернулся и увидел ярдах в тридцати позади красно-синюю мигалку полицейской машины. Секунду-другую его рассудок просто отказывался принять вытекающие отсюда выводы.
– Притормозите, – раздраженно бросил Хоб.
Халил продолжал разгоняться, затем резко вывернул баранку вправо. Машина метнулась по выездной эстакаде, ведущей на бульвар Обервильер. Шедший позади полицейский автомобиль резко затормозил и, грохнувшись о бордюр, ухитрился последовать за ними на эстакаду, завывая сиреной.
«Мерседес» на всем ходу вылетел на бульвар, пронзительным сигналом требуя уступить дорогу, чем заставил проезжающие машины резко брать в сторону. Впереди стеной стояла дорожная пробка, однако Халил сумел выскочить на противоположную полосу, виляя между встречными автомобилями, как между стоячими вешками, и на квартал опередив полицейских. Затем он с визгом повернул направо, потом еще раз. Вой сирены затих вдали. Сбросив скорость до неприметного в городе уровня, Халил повел машину дальше.
– Что происходит? – поинтересовалась Аврора у Хоба.
– Не знаю, – признался он, – но в данный момент ситуация выглядит не очень благоприятно.
– Пожалуйста, – Али помахал с переднего сиденья пистолетом, – не говорить.
Они молча смотрели, как Халил петляет по переулкам. В конце концов автомобиль выехал на бульвар де Бельвиль и покатил мимо североафриканских ресторанов, подающих кускус и восхитительный таджин, мимо мерцающих неоновых вывесок ресторанов расцветающего Китайского квартала, затем в темный переулок, а там в еще один – тесный, с мелькающими с обеих сторон домами, – потом быстро налево и снова направо, в совсем узкие проулки – пустынные, без тротуаров и без прохожих, нуждающихся в таковых.
В одном из подобных кварталов Халил остановил машину.
– Больше не станем вас задерживать, – поведал он, тоже извлекая автомат, и что-то быстро проговорил по-арабски своему напарнику. Али выбрался из машины и открыл пассажирскую дверцу. Подошел к багажнику, отпер его, извлек багаж и грудой свалил его на обочине.
– Открывай, – велел Халил Хобу.
– Не заперто, – ответил тот.
Отщелкнув замки, Халил открыл чемодан Хоба. Пошарив внутри секунд пять, он вытащил что-то завернутое в коричневую бумагу. Сорвал ее и достал круглый джутовый мешочек размером с батон хлеба, с набитой на боку через трафарет надписью: «Рис басмати. Произведено в Индии».
– Ты всегда путешествуешь с рисом? – осведомился Халил.
– Это отличный подарок, – нашелся Хоб.
Испустив нечто среднее между фырканьем и угрюмым смешком, Халил сунул автомат в боковой карман пиджака. Нашарил во внутреннем кармане перочинный ножик, открыл его и аккуратно принялся вспарывать мешочек сверху по шву. Распоров примерно на дюйм, он ткнул указательным пальцем в дыру, и тот покрылся белым порошком. Лизнув палец, Халил расплылся в широкой ухмылке и сообщил Али:
– Да, это он. Дай-ка мне скотч.
Достав рулон черной пластиковой ленты, Али вручил его Халилу. Тот оторвал кусок, снова запечатал мешочек и вернул рулон Али. Затем повернулся к Хобу и Авроре.
– Ладно, можете идти.
Они двинулись вдоль по улице.
– Стойте! – окликнул Халил. – А багаж вам не нужен?
Вернувшись, Хоб с Авророй подхватили чемоданы.
– В конце квартала сверните направо и пройдите два квартала. Выйдете на бульвар де Бельвиль. Поймать такси будет нетрудно.
– Спасибо, – вымолвил Хоб.
– Не стоит благодарности, – Халил нажал на газ, и «Мерседес» унесся прочь.
Глава 36
Макс, одетый в цветастый халат, стоял на пороге своего номера, широко улыбаясь.
– Хоб! Аврора, деточка! Как дела?
Поджав губы, Аврора скользнула мимо. Сердитый Хоб проследовал за ней, волоча оба чемодана, совершенно оттянувшие ему руки. Он позволил заботливому Максу довести себя до мягкого кресла и устало рухнул в него.
Бесстрастно оглядевшись, Аврора осведомилась:
– Где мой номер?
– Чуть дальше по коридору, – сообщил Макс. – Но сперва позволь угостить тебя глоточком спиртного. Тяжелый выдался полет?
– Хоб тебе все расскажет. – Аврора подхватила свой чемодан и скрылась в коридоре.
– Что это с ней? – поинтересовался Макс у Хоба.
Макс снял апартаменты в старинном отеле «Синь» на бульваре Монпарнас. Хотя прожил он тут всего пару дней, Макса уже окружали визуальные памятки великого театрального прошлого Парижа: старые афиши Жан-Пьера Омона в «Светловолосом моряке», плакаты Пиаф и прочие имена и прочие плакаты.
– Аврора малость на взводе, – пояснил Хоб. – Терпеть не может, когда ее грабят.
– Шутишь, что ли?
– Нет, – покачал головой Хоб. – Макс, нас тормознули.
– В аэропорту?
– Вскоре после. В лимузине, который ты прислал за нами. – Хоб изложил недавние события.
– Я не посылал никакого лимузина, – заметил Макс. – У меня пока не было времени наладить сервис.
– Шофер держал табличку с моим именем и с именем Авроры.
– Он получил ее не от меня.
– Мне показалось, он тебя знает.
– Хоб, задумайся на секунду. Если бы это подстроил я, разве я стал бы называть собственное имя?
– Может, и нет, – согласился Хоб. – Если только не пытался быть сверхумным.
– Я не настолько умен, – возразил Макс.
– Охотно верю.
– И чего же ты лишился?
– Ерунды. Всего лишь маленького пакетика кокаина, да и то не своего. Твоего, наверное. Около кило.
Мясистое лицо Макса мгновенно осунулось, отвисшая нижняя губа отвисла еще больше. Он вмиг состарился лет на десять и сгорбился в кресле.
Помолчав какое-то время, он наконец вымолвил:
– Хоб, насчет этого марафета…
– Ты подначил Аврору или Келли подкинуть его в мой багаж, – отрезал Хоб. – Это я и сам уже вычислил.
– Хоб, я все могу объяснить.
Невесело усмехнувшись, Хоб устроился поудобнее и скрестил руки на груди.
– Валяй, выкладывай.
Набрав полную грудь воздуха, Макс медленно выдохнул:
– Хоб, гоп-стоп я не подстраивал.
– Зато подстроил, чтобы я протащил кокаин через таможню.
Макс кивнул.
– Прежде всего, тут не было ни малейшего риска. Тебя ни в коем разе не могли подловить.
– Раз это было так уж безопасно, что ж ты не провез его сам?
– Я хотел сказать, не было риска для тебя. А для меня был. Может, и для Авроры. Видишь ли, все было улажено. Было запланировано, что эта партия пройдет через таможню без осложнений.
– Это не снимает вопроса, – стоял на своем Хоб. – Почему ты не пронес его сам?
– Боялся ножа в спину. Ты знаешь Эмилио, дружка Авроры?
– Вообще-то мы не сталкивались.
– Он переодетый агент по борьбе с наркотиками.
– Замечательно.
– Благодаря этому все и сработало. Он хотел, чтобы я доставил эту партию во Францию. Я должен был организовать продажу, затем он бы накрыл покупателя и пожал лавры за разоблачение большой международной сети.
– А ты?
– А мне бы сошло с рук.
– Значит, все подстроено. Тем более ты мог провезти его сам.
– Если бы не одно осложнение. Эмилио жутко ревнует Аврору ко мне, так что я боялся, что он заложит меня и я угожу за решетку. Он потеряет свое большое дело, зато уберет меня со сцены, касающейся Авроры.
– Тогда почему ты не дал провезти его Авроре?
– Эмилио настолько не в своем уме, что ведет себя непредсказуемо. Он мог просто из чистой мстительности загубить ее. Разве угадаешь, что может учудить влюбленный псих?
– Он мог загубить и меня.
– Маловероятно. Против тебя он ничего не имеет и знает, что ты тут вовсе ни при чем. С товаром в багаже у тебя или у кого-нибудь еще все превращалось в обычное деловое предприятие.
– Думаю, мне незачем утруждать себя, растолковывая, что ты не имел права так поступать.
Макс потерянно развел руками.
– Да знаю я, знаю! Что ж я еще могу сказать? Мне казалось, десять тысяч долларов как-то сгладят ситуацию.
– Давай их сюда, и тогда я погляжу, как буду себя чувствовать.
Макс посмотрел на него еще потеряннее.
– Хоб, я бы дал, если б мог. Но беда в том, что деньги должны прийти ко мне в руки после продажи кокаина.
– Макс, что ты хочешь этим сказать?
– Я банкрот, Хоб, вот что я пытаюсь сказать.
– А этот номер? – огляделся Хоб.
– В кредит. Я рассчитывал, что сделка поправит мои дела. Подожди-ка минутку. – Макс встал и вышел в соседнюю комнату. Возвратившись с бумажником, открыл его и вынул оттуда четыре похрустывающих стодолларовых купюры, пятьдесят и две десятки. И отдал Хобу две сотни и пятьдесят. – Это все, что у меня есть, Хоб, и я отдаю это тебе. Я все еще должен десять тысяч. А теперь хочу задать тебе один важный вопрос. Кто-нибудь знал, что ты работаешь на меня?
– Это не было таким уж секретом. Мои компаньоны, и все. А что?
– Я пытаюсь вычислить, кто нас грабанул. Этот гоп-стоп явно затеял человек, знающий, что он ищет.
– Скорее уж это кто-то из твоих компаньонов.
– Знаю. Просто пытаюсь охватить все возможности. Слушай, Хоб, а ты не мог бы чуток поспрошать народ?
– Ты хочешь, чтобы я выяснил, кто меня грабанул?
– Разумеется. Ты ведь частный детектив. Обращаться к полиции мне как-то не с руки. А когда мы вернем товар, я заплачу тебе твои десять тысяч.
– Кто тебя ограбил – не моя забота.
– Да, но я прошу, чтобы она стала твоей. Если вернешь товар, получишь еще пять сверху.
Хоб обдумал предложение, подавив естественное желание послать Макса куда подальше. Такой вариант сулит лишь долг, получить который вряд ли удастся. А traspaso истекает на будущей неделе.
– Ладно, Макс. Однако тогда мне понадобятся еще какие-то деньги. Того, что ты дал, в Париже хватит лишь на пару обедов и сигару. Без денег, как тебе известно, тут шагу не ступишь.
Макс кивнул.
– Попытаюсь наскрести для тебя тысячу к завтрашнему вечеру. Годится?
Все это никуда не годится, но выбора нет, остается лишь раскручивать это дело дальше. Хочешь не хочешь, а все зависит от Макса и украденного наркотика, во всяком случае, в ближайшее время.
Глава 37
Стрелки часов уже подходили к полуночи, когда Хоб покинул отель Макса и ступил на улицу. Доехав на метро до Порт д'Итали, пешком дошел до бульвара Массена, 126, где снимал квартиру на паях с Патриком, ирландским флейтистом с Ибицы, пытающимся добиться коммерческого успеха ретикулированной фотографии как средства предсказания характера и будущего человека. Патрика в Париже в тот момент не было – он недавно сошелся с француженкой, и они вдвоем поехали навещать ее родственников в По.
Хоб вошел в темную квартирку. Патрик оставил холодильник включенным, и там обнаружилось полбутылки белого вина, немного анчоусов и несвежая курица. Хоб налил себе выпить.
Даже при включенном свете в квартире было сумрачно, как у Хоба на душе. С улицы доносился рокот моторов больших грузовиков, приехавших из провинции или отправляющихся туда. Одну из четырех тесных комнаток занимало фотоснаряжение и специальные светильники. В воздухе стоял запах кошки, несвежего паштета и жареного картофеля. Поставив чемоданы, Хоб обозрел унылое окружение. Уезжая, Патрик не выключил радио, и оттуда доносился мягкий шепот джаза, какая-то печальная женщина пела блюз. Хоб уселся на раскладушку, служившую ему и кроватью и диваном. Она со скрипом уступчиво подалась под тяжестью тела, суля неудобную постель. Сбросив мокасины, Хоб швырнул пиджак на стул. Не будь он таким усталым, это обиталище с голыми лампочками и шелушащимися стенами повергло бы его в хандру. Из него будто выпустили весь воздух. Он уже задремывал прямо в одежде, когда зазвонил телефон.
Доковыляв до аппарата, Хоб снял трубку.
– Хоб, старичок, это ты? – послышался голос Найджела.
– Да, я.
– Мы с Жан-Клодом собирались встретить тебя, да не знали, во сколько ты прилетаешь. И рейса тоже, если вдуматься. Забыли записать, старичок. Хочешь, встретимся? Могу подскочить в два счета.
– Не сейчас, – ответил Хоб. – Давай за завтраком в «Драгстор» на Сен-Жермен в девять часов. Приводи Жан-Клода.
– Заметано, старичок. Все прошло гладко?
– Не совсем. Расскажу, когда свидимся. Спокойной ночи, Найджел.
Повесив трубку, Хоб лег, пытаясь решить, следует ли вставать, чтобы почистить зубы, для чего необходимо распаковать чемодан. Он все еще ломал над этим голову тридцать секунд спустя, уже погрузившись в сон, так что первым делом осуществил желаемое утром, когда проснулся.
Глава 38
Назавтра с утра Хоб сидел в «Драгстор», расположенном на втором этаже ресторана на Сен-Жермен, в толпе модно одетых людей, по большей части американцев, японцев и немцев, хотя изредка ради местного колорита попадались и французы. На тарелке рядом с ним лежал недоеденный круассан. Хоб как раз налил себе из высокого белого кофейника вторую чашку кофе с молоком, когда по узкой спиральной лесенке взбежал Найджел, за которым по пятам следовал Жан-Клод. Оба втиснулись в кабинку.
– Ты какой-то утомленный, – заметил Найджел. – Что стряслось?
Хоб рассказал о прилете в де Голль, о поездке в Париж с Халилом и Али, об ограблении и последующей встрече с Максом.
– Так я и знал! – воскликнул Найджел, когда Хоб подвел черту. – Так и знал, что этот скользкий ублюдок что-нибудь припасет под занавес!
– Если знал, почему же не сказал мне?
– К тому времени, когда я все разложил в голове по полочкам, ты уже был в воздухе. Черт, мы даже подумывали ограбить тебя сами, правда, Жан-Клод?
Жан-Клод кивнул.
– Подумывали или поделывали?
– Мы думали об этом, ради твоего же блага, но не сделали.
– Найджел, ты уверен? Потому что, если, случаем, это организовали вы с Жан-Клодом, теперь самое время признаться.
Найджел прижал обе руки к своей обширной груди.
– Хоб, я этого не делал. Ясно же, что этот трюк провернул Макс.
– А я в этом сомневаюсь.
– Если не он, то кто же?
– Это я и надеюсь выяснить.
– В толк не возьму, чего ты так беспокоишься. Неужто ты не сыт этим типом по горло?
– Все просто, – растолковал Хоб, – я не получу платы, пока Макс не получит деньги за марафет, который заставил меня протащить контрабандой. Найджел, я делаю это ради фазенды.
Найджел разумел священность данной концепции. Сам он фазенду утратил. Очевидно, ничего другого не остается. Но с чего начать?
– По-моему, – предложил Хоб, – первым делом вы с Жан-Клодом должны расспросить своих друзей и информаторов, не знает ли кто чего. Мне как-то не с руки блуждать по Парижу, разыскивая человека с приметами Халила.
Но на самом деле именно этим Хоб и занялся. Как только все трое покончили с завтраком, Хоб описал Халила и Али и дал Найджелу пятьдесят долларов из денег Макса, чтобы тот поделился с Жан-Клодом. Затем Хоб на метро доехал до Бельвиль. Нелепо, но ничего другого ему в голову не пришло.
Само собой разумеется, никакого проку это не дало. Половина населения Бельвиль походила на Халила, а вторая на Али – конечно, не считая женщин, вероятно, похожих на жен этих типов. Зато Хоб получил славный таджин и первоклассный мятный чай.
Глава 39
Между тем сияющие дороги предначертания, невероятно походившие на конверсионные следы реактивных самолетов, вели в Париж. Мы можем закрыть глаза на все, кроме ведущих из Нью-Йорка, где плелась очередная нить паутины судьбы, крепко привязавшей Хоба к Максу. Судьба эта предстала в облике грузного пожилого мужчины суровой наружности, облаченного в клетчатую спортивную куртку и слаксы цвета хаки, сошедшего в аэропорту де Голля с борта самолета «Эр Франс», рейс 170, вылетевшего из аэропорта Кеннеди, что в Нью-Йорке.
Пройдя через таможенную и иммиграционную службы, Келли поймал такси. Уже садясь в машину, он заметил еще одного пассажира другого рейса, тоже садившегося в такси, – Генри, приходящего работника мистера Розена. Его Генри вроде бы не заметил, а вопить Келли не захотел.
В такси Келли назвал адрес отеля Макса. Такси Генри отъехало следом, и Келли не видел, куда тот направился. Ему пришло в голову, что надо бы сказать: «Притормозите и следуйте за тем такси», но в таком объеме Келли французским не владел. Он даже не догадывался, что его неразговорчивый, небритый, смуглый шофер – израильтянин, бывший огранщик алмазов из Тель-Авива, говорящий по-английски лучше самого Келли. Но таковы уж превратности времени, места и сюжета.
Глава 40
В самолете Генри Смита окружала развеселая компания, целых 137 человек пассажиров Мемориального спецрейса в честь парижского джаза Луиса Армстронга и ночных клубов. Курьезно, что он попал на подобный рейс, потому что Генри вообще не принадлежал к числу фанатов джаза. Рожденный и выросший в Вест-Индии под звяканье дебублдебопа и растафарийский[100] духовный рэп, он очень скоро – так же неожиданно для себя, как и для своей родни, – ощутил вкус к Равелю, Сати и прочим, населявшим сюрреалистический Париж его фантазий.
И вот сейчас он сидел, читая свой журнал «Черный израильтянин», пока со всех сторон от него болтали, напевали и даже приплясывали под звуки джаза. Кажется, он единственный на борту самолета не знал ничьего прозвища. Его это вполне устраивало. Он-то отправился в путешествие отнюдь не ради чепуховых увеселений. Его цель куда важнее, мало не покажется. Когда же сосед по креслу – крупный светло-коричневый мужчина в бежевом костюме с зелеными бархатными вставками и галстуке с желто-оранжевыми разводами – попытался затеять разговор, Генри приложил палец к поджатым губам. Это ничего не означало, но тот уставился на него, выпучив глаза, и обернулся к соседу, сидевшему с другой стороны.
Генри это вполне устроило. Больше всего в этом путешествии он нуждался в молчании и времени на раздумья. Он очень надеялся, что Халил получил его телеграмму и точно выполнил все инструкции. Братство отзывалось о Халиле крайне благоприятно, однако с этими арабами нельзя питать уверенность ни в чем.
Самолет приземлился в аэропорту Парижа в 7.10 утра. Генри сошел с двумя легкими дорожными сумками. Прошел таможню и иммиграционную службу без инцидентов и взял такси. Такое расточительство шло вразрез с его бережливой натурой, но ставка уж больно велика. Либо денег после будет по горло, либо вообще ничего не будет.
Когда машина въехала за кольцевую в Куленкуре и покатила через сердце города, вокруг замелькали виды Парижа. Проезжая по мосту Сен-Мишель, Генри впервые увидел Нотр-Дам. Вскоре после того такси остановилось на Левом берегу по названному Генри адресу: рю де Пантеон, 5-бис. Сердце Парижа, детка. Все на высшем уровне.
Было почти восемь утра, когда Генри выбрался из такси у дома Халила. Пять-бис оказалось узкой лестницей между двумя зданиями. По пути Генри разминулся со многими людьми, в большинстве – с виду студентами. Черных совсем мало. Впрочем, Генри не придал этому значения, не питая никаких предубеждений.
В слабо освещенном фойе он отыскал кнопку с карточкой «Х. Ибрагим, 3б». Нажал на нее, подождал, снова нажал, подождал, нажал снова. Наконец, послышался ответный зуммер. Затем раздалось жужжание, открывшее дверь, после чего Генри вошел и поднялся по лестнице.
В коридоре третьего этажа царил полумрак. Генри пришлось щелкнуть своей зажигалкой «BiG», чтобы отыскать дверь 3б. На стук отозвался мужской голос, сказавший что-то по-французски.
– Халил, это я, – окликнул Генри. – Говори по-американски. Я знаю, ты умеешь.
На пару секунд воцарилась тишина. Потом звякнула отодвигаемая цепочка. Дверь открылась. На пороге стоял высокий, тощий, бородатый юноша в купальном халате.
– Эй, человече, это ж я, – повторил Генри.
– Вы Генри? – с явным акцентом по-английски спросил Халил. Хоть они и говорили по телефону, видеться лично им еще не доводилось.
– Верняк. Ты мне дашь войти?
Посторонившись, Халил впустил Генри внутрь.
Тесную комнатушку озарял тусклый свет солнца, рдевшего за закрытыми жалюзи, и единственная лампочка под потолком. Тут присутствовала незастеленная кровать, с которой, судя по всему, Халил только что встал, мягкое кресло, два деревянных стула, стол, с одного конца заваленный бумагами и книгами, а с другого – немытыми тарелками. Имелась также раковина, набитая грязной посудой, небольшая газовая плита, но никаких признаков холодильника и туалета.
– Вы правдиво Генри? – спросил Халил.
– Да я ж посылал тебе свою треклятую фотку. Как я, по-твоему, должен выглядеть, как фараон Египта, что ли?
– Прощения, не так быстро. Мой английский не был много разговорный.
– Ничего, сгодится. Ты получил мою телеграмму?
– Да… да.
Подойдя к столу, Халил покопался в бумагах и выудил тонкий бланк телеграммы, сообщавшей: «Прибытие завтра. Будь на месте. Генри». Показал ее Генри.
– Да я знаю, что в ней говорится, я сам ее посылал, – отмахнулся Генри. – У меня и в мыслях не было, что ты живешь в такой куче дерьма. Что, на лучшее не тянешь?
– Я бедный иракский студент. Но я истинный воин Святого дела.
– Эй, нечего талдычить про Святое дело мне! Разве ж я не ломаю горб ради Святого дела? Главное ты взял?
– Comment? – не понял Халил.
– Ну, вагон дури, кокаин, в общем, хватанул, чего я велел, или нет?
– Я сделал все, что вы говорили, – угрюмо буркнул Халил.
– Были проблемы?
Халил покачал головой.
– Один из Братства одолжил мне такси на вечер.
– И ты сделал это в одиночку?
– Я думал, лучше взять напарника. Я взял своего кузена Али.
– Его могут выследить?
– Нет. Он сегодня уехал в Алжир.
– Ладно. А дурь у тебя?
– У меня есть то, что вы просили.
– Тогда дай-ка мне взглянуть, человече.
Халил вытащил из-под кровати два чемодана. За вторым обнаружился завернутый в бумагу пакет, вчера вечером изъятый из багажа Хоба. Халил вручил его Генри.
– Открой, – распорядился Генри. – Откуда я знаю, может, там сахарная пудра.
Взяв со стола ножик, Халил сделал надрез, после чего протянул пакет и ножик Генри. Тот вынул щепотку порошка на кончике ножа и втянул ее носом. И почти сразу же улыбнулся впервые за день.
– Он самый, браток! Настоящий снежок! Приму-ка еще капельку. Ночь выдалась трудная.
Приняв еще одну понюшку, уже покрупнее, Генри несколько секунд посмаковал ее, закрыв глаза и блаженно запрокинув голову. Затем вытащил еще щепоть порошка и втер в десны. И наконец, закрыв пакет, вернул его Халилу.
– Мне просто нужно было убедиться. Но сейчас не время балдеть. Запечатай и убери. А ты сам, случаем, не потешился этой штукой?
– Я не употребляю дьявольского порошка, – презрительно скривился Халил.
– Рад слышать. Ежели б мы с тобой сунули носы в этот мешочек мечтаний, скоро нечего было бы продавать. А смысл операции как раз в продаже.
– Когда мы это сделаем?