Десятая жертва Шекли Роберт

Глава 5

Хуанито укладывался, собираясь уезжать.

– А ты не едешь? – спросил он Хоба.

– Не могу. Я еще не нашел Найджела.

Хуанито поколебался, не зная, как лучше выразить то, что он хочет сказать.

– А тебе не опасно оставаться?

Хоб угрюмо пожал плечами.

– Опасно. Но для Найджела тут тоже опасно. Ты не мог бы дать мне поднос с бутылкой шампанского и парой бокалов?

– Ладно, – сказал Хуанито. Он достал Хобу красивый подносик, пару охлажденных бокалов и бутылку лучшего шампанского в отеле. – Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

На самом деле Хоб этого не знал. Но он всегда придерживался точки зрения, что немалая часть искусства частного детектива состоит в том, чтобы делать умный вид, когда не знаешь, что еще можно сделать.

Он вышел из кухни с подносом, на котором красовались бутылка шампанского и два высоких бокала на белой салфеточке. Конечно, Хоб понимал, что эта маскировка шита белыми нитками, но он старался смотреть на происходящее с положительной стороны. Люди, которые его не знают, примут его за официанта, ищущего кого-то из гостей, а знакомые просто решат, что Хоб Дракониан проворачивает какую-то очередную хохму. Негусто, конечно; но это лучшее, что он мог сделать сейчас, когда прием кончался, а Найджела нигде видно не было. А найти его просто необходимо.

Большая часть народа уже разошлась, однако гостей оставалось еще немало. Хоб пробирался между ними, надеясь найти Найджела раньше, чем Арранке найдет его самого. Он искал глазами знакомую широкоплечую фигуру. Но в главном вестибюле Найджела, похоже, не было.

Хоб заметил лестницу, по которой поднимались и спускались беседующие люди с бокалами в руках. Он поднялся наверх. Там был коридор. С одной стороны находились пронумерованные двери – номера отеля. В другой стороне красовалась скромная табличка: «Картинная галерея».

Хоб прошел сквозь вращающиеся двери и оказался в коридоре, увешанном картинами в рамах. Должно быть, теми самыми, что Найджел купил по дешевке, потому что за все годы своего общения с живописью Хоб еще никогда не видел подобного убожества. Лучшим в этих картинах были, несомненно, рамы. Сами же картины были не просто плохи – они были отвратны. Даже не просто отвратны: на них плюнуть – и то не хотелось. Эти картины казались карикатурой на представление невежд об искусстве. Они могли бы служить объяснением того, почему простые люди по всей Европе с таким пренебрежением относятся к живописи семнадцатого-восемнадцатого веков. Эти картины относились к западному искусству, как сатир к Гипериону[126] – если вывернуть наизнанку знаменитый образ Шекспира. Или как шарманка к реквиему Монтеверди[127] – если привести собственное сравнение.

Хоб прошел весь коридор и добрался до дверей в дальнем его конце. Вид этих дверей ему чем-то сильно не понравился. В голове у него зазвучали пророческие рубаи:

За дверью, видимо, картинная галерея заканчивалась и снова начинался реальный мир. Хоб поколебался и уже хотел было повернуть обратно, подобно некой новой Эвридике, не решившейся последовать за Орфеем, когда дверь распахнулась, и из нее вышли двое мужчин.

В опасные моменты у Хоба часто возникали такие странные поэтические ассоциации. Мужчины были одеты как гости, но было в них нечто – то ли черная шерсть на руках, то ли шрамы на скулах – явно следы ножа, то ли низкие лбы и квадратные челюсти, – что выдавало в них охранников.

– Простите, господа, не знаете ли вы, где можно найти сеньора Найджела Уитона? – осведомился Хоб на безупречном испанском.

Двое переглянулись. По их взгляду Хоб ничего разгадать не сумел. Тот, что выглядел покрупнее и пострашнее, сказал:

– Да, сеньор. Мы только что помогали ему развешивать картины.

Что-то тут было не так, но Хоб решил не обращать на это внимания.

– Один гость прислал ему бутылку шампанского. Вы не знаете, где его можно найти?

– Конечно, – ответил тот, что поменьше. – Сеньор Уитон собрался уезжать. Он отправился за чеком. Если вы пойдете с нами, полагаю, вы успеете его поймать прежде, чем он уедет.

Хоб прошел в дверь вслед за двумя охранниками. На самом деле нельзя сказать, что он шел следом за ними. Тот, что поменьше, шел впереди, а большой замыкал шествие, так что Хоб чувствовал себя куском колбасы в сэндвиче. Тут и менее подозрительный человек мог бы догадаться, что дело неладное. «А, черт с ним! – подумал Хоб. – Пропадать, так с музыкой!» Может, оно все еще и обернется к лучшему.

Эта часть отеля выглядела на удивление пустынной. Они прошли по коридору и оказались перед еще одной дверью.

– Проходите, пожалуйста, – сказал тот, что поменьше. Выражение его лица при этом сильно напомнило Хобу коварного калеку из старинной баллады «Наехал на Черную Башню Роланд», который направил юного рыцаря навстречу опасности. Впрочем, раздумывать о литературных ассоциациях было некогда. Невысокий охранник открыл дверь, и Хоб вошел. Большой ввалился за ним следом.

За дверью Хоб встретился лицом к лицу с сеньором Эрнесто Арранке, восседавшим за большим столом красного дерева. Сеньор Арранке явно был ужасно доволен собой.

– Проходите, проходите, мистер Дракониан! – радушно пригласил он. – Мы вас как раз ждали!

Хоб огляделся, чтобы узнать, кто это «мы». В комнате оказался Найджел. Хоб почему-то так и подозревал. Найджел мешком сидел на диване. Он был без сознания, и на лбу у него красовался здоровенный кровоподтек.

Похоже, начало этого маленького приема «только для своих» Хоб пропустил. Впрочем, скорее всего, на его долю развлечений хватит.

Найджел внезапно пошевелился и открыл глаза.

– А, Хоб! И ты здесь? Ты с собой никого не захватил?

– Кого именно? – поинтересовался Хоб.

– Ну, к примеру, Жан-Клода с его суровыми дружками. Да нет, можешь не отвечать, я и так вижу, что ты явился один.

Найджел, похоже, был на него за это в претензии.

– Что очень жаль, – подытожил Найджел. Он посмотрел на Арранке. – И вовсе не обязательно было стукать меня по башке, да еще так сильно!

Он осторожно потрогал кровоподтек на лбу.

– Извиняюсь, – сказал Арранке. – Джейм у нас новичок. Не выучился еще благородному обхождению.

Те двое, что привели Хоба, ухмыльнулись. Похоже, слова Арранке их не сильно смутили. Арранке и в самом деле был в радужном настроении, и двое его помощников, похоже, разделяли его радость.

– На самом деле я не понимаю, что вы имеете против меня! – обиженно сказал Найджел. – Конечно, надо признаться, картины – не первый сорт. Но что вы хотели за такие деньги – по двадцать фунтов за штуку?

– Да нет, картины меня устраивают, – ответил Арранке. – Проблема – собственно, ваша проблема, а не моя – состоит в том, что вы связаны с мистером Драконианом. Когда мистер Сантос рекомендовал мне вас, я этого не знал.

– А-а! – протянул Найджел. – Так я и думал, что это что-нибудь в этом роде. Вы что-то имеете против Хоба?

– Боюсь, что да, – ответил Арранке. – Он сунулся в мои дела.

– Опять волну гонишь, Хоб? – вздохнул Найджел.

– Ну, если расследовать убийство означает «гнать волну», то да, – ответил Хоб.

– Вот видите? – спросил Арранке. – Он называет это «расследовать убийство». А я это называю – совать нос в мои дела. Этого я допустить не могу. Я полагал, что избавился от мистера Дракониана еще в Англии. А он вдруг появился здесь. И к тому же мне стало известно, что вы – сотрудник его так называемого детективного агентства.

– То есть что значит «так называемого»? – возмутился Хоб. – Если это не детективное агентство, что же это, по-вашему?

Ему и в самом деле было любопытно.

– Мне прекрасно известно о вашей связи с МИ-6,[129] – ответил Арранке.

Вот это новости!

– В первый раз о них слышу! – искренне удивился Хоб. – А ты, Найджел?

Найджел мотнул головой, поморщился и предположил:

– По-моему, это название какой-то автомагистрали в Англии, нет? Ах нет, то М-16!

– Все это очень забавно, – вмешался Арранке. – И, полагаю, мы могли бы еще некоторое время побеседовать на эту тему. Но у меня тут срочные дела. Так что извините, мистер Уитон, мне надо поговорить с вашим шефом наедине.

– Пожалуйста, пожалуйста! – сказал Найджел, поднимаясь с некоторым трудом. – А я пока пойду. Схожу в деревню, выпью пивка. Идет?

– Боюсь, я имел в виду не совсем это, – возразил Арранке. – Впрочем, я одобряю то, как легко вы к этому относитесь. Ребята проводят вас в отведенное для вас помещение.

В руках у «ребят» неожиданно оказались пистолеты. Хоб не успел заметить, когда они их достали. Тот, что побольше, махнул рукой Найджелу. Найджел посмотрел на него, на Хоба, приподнял бровь и пошел к двери.

– Нет-нет, не туда! – остановил его Арранке. – Для вас выход особый.

Он обошел стол и нажал на кнопку. Панель дальней стены отошла, открыв потайной ход.

– Сюда, пожалуйста. Мы не хотим тревожить гостей. Правда, они по большей части уже разошлись, но кое-кто все еще остался.

Невысокий двинулся вперед. Большой махнул Найджелу своей пушкой. Найджел пошел в проход следом за невысоким, потом обернулся и сказал Хобу:

– Ну что ж, старик, надеюсь, ты уже придумал, как из этого выпутаться!

– Говорить об этом сейчас было бы преждевременно, – ответил Хоб.

Большой охранник снова помахал Найджелу пистолетом, уже более настойчиво. Найджел хмыкнул и вошел в проход. Большой последовал за ним. Панель мягко закрылась.

– Ну вот, – сказал Арранке. – У нас с вами есть несколько минут, чтобы побеседовать с глазу на глаз.

– Да, верно, – согласился Хоб, снова обернувшись к Арранке. У него была мысль броситься на этого типа, но с нею пришлось расстаться. У Арранке тоже был в руке пистолет. Ну что это такое: все при оружии, кроме порядочных людей! Впрочем, наверно, так оно всегда и бывает…

Глава 6

– На самом деле, – сказал Арранке, – я рад, что у меня не вышло расправиться с вами в Англии. Я тогда не знал, что вы можете пригодиться мне для важного дела тут, на Ибице.

– Очень рад, – сказал Хоб. – Чем могу быть полезен?

– Вы можете умереть с пользой для меня.

– Это мы уже проходили в Англии.

– Да, но тогда это было не ко времени. А теперь мы все повторим, только на этот раз мы сделаем вовремя и как следует. Так хочет Картель.

– Что за Картель? – удивился Хоб.

– «Кали-Картель». Не латиноамериканский «Cali-Cartel», а индийский. И мы оба слова пишем через «k», а не через «с»: «Kali-Kartel». Видите разницу?

– Похоже, вам ужасно нравится это мрачное название, – заметил Хоб.

И тут раздался осторожный стук в дверь. Дверь отворилась. В комнату вошел Сильверио Варгас.

– Сеньор Арранке, – начал он, – я хотел вам сказать…

Тут он заметил Хоба.

– Здравствуй, друг! – с надеждой воскликнул Хоб.

– Боюсь, что нет, – вздохнул Варгас. – Они взяли Этьена. Похитили его с виллы.

Он обернулся к Арранке.

– Я хотел вам сказать, что вы можете рассчитывать на мое сотрудничество. Только не причиняйте вреда моему сыну.

– Я и не собираюсь, – сказал Арранке. – При условии, что вы продолжаете работать с нами.

– Ну конечно! – согласился Варгас. Он посмотрел на Хоба, замялся, потом пожал плечами и вышел, мягко притворив за собой дверь.

– Внезапное избавление в последний момент отменяется, – сказал Хоб. – Послушайте, не могли бы вы сказать мне одну вещь? Зачем вы убили Стенли Бауэра?

– Это была самозащита, – сказал Арранке. – Мистер Бауэр не имел права торговать «сомой» без разрешения Картеля. Аннабель сразу поняла, как только я ей все объяснил. Мало того, что Бауэр продавал наш продукт нелегально, он еще попытался всех обскакать, выпустив «сому» на рынок до наступления официального срока начала продажи, когда настоящие торговцы были еще не готовы взяться за дело. Я указал ему на это в Париже, но мистер Бауэр только посмеялся надо мной.

– И вы его убили.

– Он не принимал меня всерьез! Он смеялся надо мной, мистер Дракониан! А я этого не терплю!

Хоб с трудом подавил иррациональную потребность захихикать. Даже он видел, что это сейчас явно не вовремя.

– Ну, и что теперь? Когда я отсюда выберусь?

– Зависит не от меня. Это придется обговорить с вашими новыми хозяевами.

– И кто же это такие?

– Идемте. Увидите.

Арранке встал и махнул Хобу маленьким пистолетом. Держался он любезно, но настойчиво. Похоже, никаких выходок со стороны Хоба он терпеть не намерен. Хоб решил быть хорошим мальчиком.

Они вышли через потайную дверь, прошли по длинному коридору и оказались в большой комнате с высоким сводчатым потолком. На полу лежали толстые ковры. В курильницах, развешанных по стенам, дымились благовония. Освещение было рассеянным и слабым, но не настолько слабым, чтобы Хоб не смог различить невысокого человека в белом, стоявшего у дальней стены. Арранке подвел Хоба к нему и остановился футах в пяти.

– Мистер Селим, – сказал Арранке, – этот тот самый Хоб Дракониан, о котором я вам рассказывал.

– Очень хорошо, Эрнесто, – сказал Селим. – Пристегни его наручниками к этому креслу и оставь нас.

Арранке послушался: приковал руку Хоба к подлокотнику кожаного кресла с никелированными ручками, потом достал другую пару наручников, но Селим жестом остановил его.

– Одной руки будет довольно. И оставь мне ключ. Спасибо, Эрнесто.

Глава 7

– Наш продукт, «сома», – сказал Селим, – имеет два аспекта. Об одном из них – наркотике, употребляемом для развлечения, – скоро узнает весь мир. Если его принимать орально, он не вызывает физического привыкания – хотя психологическая тяга возникает довольно быстро. Он дарит ощущение блаженства, которое длится очень долго и сходит на нет постепенно, без внезапного спада. Он не имеет побочных эффектов других, более известных наркотиков – таких, как опиум и его производные, кокаин и его химический аналог, крэк, метамфетамин и другие. Вы не впадаете в прострацию, как от опиатов, не испытываете раздражения и склонности к паранойе, вызываемых кокаином и подобными ему наркотиками.

– Звучит замечательно, – сказал Хоб. – Может, я его как-нибудь попробую, когда вернусь домой.

Селим улыбнулся.

– Нет, мистер Дракониан, вы попробуете его прямо сейчас.

– Да нет, спасибо, – сказал Хоб. – Мне что-то не хочется.

– Я еще не рассказал вам о другом аспекте «сомы». С одной стороны, как я уже говорил, это наркотик, сулящий огромные прибыли. Наркотик, к которому существующие преступные сообщества – разные мафии, якудза, триады и прочие – не имеют ни малейшего доступа. Мистер Арранке и его коллеги позаботились об этой стороне дела. С другой стороны, для некоторых из нас, тех, кто принадлежит к внутреннему кругу, «сома» является основой религиозного обряда, чрезвычайно важного и весьма древнего.

– Это правда? – спросил Хоб, поскольку Селим сделал паузу, явно ожидая ответной реплики.

– Да. Я не рассчитываю, что торговцы наркотиками, которых мы здесь собрали, разбираются в подобных вещах. Но мы, члены внутреннего круга, служители культа Кали, считаем главным именно этот аспект.

– Все это очень интересно, – вежливо согласился Хоб. – Однако на самом деле мне больше всего хотелось бы знать, что вы собираетесь делать со мной?

– Я именно к этому и веду, – ответил Селим. – Очевидно, никто не хочет, чтобы вы путались под ногами во время открытия отеля и при последующей торговле «сомой». Поэтому, по нашей просьбе, мистер Арранке передал вас нам. Вы понадобитесь нам для торжественного обряда в честь бога Сомы.

– А, это пожалуйста! – сказал Хоб. – Если вы хотите, чтобы я подержал свечку или спел в хоре – у меня, кстати, довольно хороший голос, – я к вашим услугам.

– Нет, вам предназначена значительно более высокая роль. Вам знаком греческий термин «фармакос»?

– Кажется, я с ним не встречался, – сказал Хоб. – Это вроде бы значит «почетный гость»?

– Отчасти да. Слово это греческое, но сам обычай пришел из Индии. Буквально это означает «священная жертва».

Хоб улыбнулся, давая понять, что оценил шутку. Но Селим не улыбался. Его лицо оставалось серьезным, и он смотрел на Хоба с легкой жалостью.

– Поверьте мне, – сказал Хоб, – в жертвенные тельцы я не гожусь. Мои вопли испортят всю торжественность обряда.

– Ну что вы, заставлять вас никто и не думает! – возразил Селим. – Жертва должна быть добровольной.

– Тогда я тем более не гожусь, – сказал Хоб.

Селим нажал кнопку под столом. Дверь открылась, и вошли двое высоких мужчин. Они подошли к Хобу и крепко взяли его под руки. Селим открыл ящик стола и достал блестящий шприц, наполненный зеленоватой жидкостью.

– Обычно «сому» принимают орально, – сказал Селим. – Но это когда она используется для развлечения. При инъекциях эффект куда сильнее.

– Нет! – взвыл Хоб. Наверно, можно было бы выдумать что-нибудь пооригинальнее, но Хобу было некогда. Селим воткнул иголку ему в предплечье и медленно ввел наркотик. Потом отступил назад, и двое мужчин отпустили Хоба.

– А теперь, – сказал Селим, – вам, наверное, стоит вздремнуть. У нас есть еще немного времени до начала церемонии. Возможно, вам еще захочется перекусить…

– По доброй воле я на это не пойду! – выкрикнул Хоб.

– Если вы действительно откажетесь, когда придет время, – ответил Селим, – мы попробуем придумать что-нибудь другое.

Хоб не нашелся, что ответить. Комната поплыла у него перед глазами. Вспыхнули огоньки, и Хоб услышал пение невероятно низкого органа. И отрубился.

Глава 8

Когда Хоб пришел в себя, он обнаружил, что с ним произошла удивительная метаморфоза. Он сделался богом. Ничего приятнее он в жизни не испытывал. Наручники с него кто-то снял. Что ж, это избавило его от труда просочиться сквозь них. Он поднялся – или, точнее, взлетел на ноги. Взлетел не спеша, с достоинством. Тело его на вид осталось прежним, но Хоб знал, что теперь оно сделалось потрясающе мощным и гибким. В центре его существа, в том месте, которое древние греки называли thumos,[130] вместо внутренностей появился компактный, но мощный генератор. Он был способен не только вырабатывать неограниченное количество энергии, но и преобразовывать пищу в самые потрясающие субстанции.

Как там назвал его этот глупец, Селим? Pharmakos! Воистину так! Он был «фармакосом», ибо его «тумос», эта машина, гудящая от переполняющей ее мощи, способна была создать бесчисленные яды, наркотики и фармацевтические препараты, поднимающие настроение и придающие небывалую мощь разуму.

Внимание Хоба переключилось на собственный разум, воспользовавшись аполлоническим искусством самосозерцания. Хоб сразу понял, что, пока он спал, эта фармацевтическая фабрика в его теле непрерывно накачивала его мозг всем, в чем он нуждался, чтобы начать работать на полную мощность. Например, теперь Хоб мог мгновенно, молниеносно производить любые вычисления. Сколько будет 4442,112 умножить на 122234,12? Конечно, 4005686002311! Проще простого! А квадратный корень из 34456664? 456,22! Ответы приходили немедленно. Даже проверять не надо. Они верны просто потому, что ошибаться он не может.

Помимо огромных физических и интеллектуальных способностей Хоб обрел также огромное, невозмутимое блаженство богов. Ему было достаточно просто стоять здесь, в этой комнатушке, и созерцать себя – одно это даровало ему радость, какой он не ведал никогда прежде, какой не ведал ни один из смертных! И эта радость принадлежала ему – не на час, не на день, не на год, а навеки. Как хорошо говорится об этом в той старой песне!

Хоб помнил, что его бывший друг Найджел и бывший знакомый Этьен захвачены в плен. Они находятся в ситуации, которую мирские люди назвали бы опасной. Но это все такие пустяки… Он обошел комнату, стараясь не взлетать в воздух. Настоящий бог должен быть сдержанным. И Хоб не собирался подвергать опасности свою божественную сущность какими-нибудь дурацкими выходками.

Ведь у него есть важное дело. Эти добрые люди, служители культа Кали, главным представителем которого является он сам, хотели, чтобы он стал их «фармакосом», их священной жертвой. И он с удовольствием сделает это, потому что ведь это, в конце концов, празднество в его честь, лучшее празднество из всех возможных.

Они оказали ему высшую честь. Они хотят принести его в жертву. Это было так любезно с их стороны, что вернуло ему веру в смертных. Возможно, они назовут это убийством – но разве бог может умереть?

Думать об этом было очень приятно, но у Хоба не было времени на подобные размышления, ибо его разуму представилось все то, что он сможет создать, когда у него дойдут руки. Ибо теперь он понял, что является творцом по сути своей. В ушах у него звучали отрывки великолепнейших симфоний – не просто симфоний, а целых симфонических циклов, обладающих таким величием и глубиной, что бедняга Бетховен о таком и помыслить не мог. Хоб видел, что его таланты распространяются и на живопись. Он сможет закончить то, что начал Рембрандт, свершить то, к чему Микеланджело лишь подступался, изобразить полностью то, на что Блейк только намекал.

Ах, как приятно было размышлять обо всем этом, жить, по словам Шелли, «как бард, который светом мысли скрыт, гимны шлет в просторы, будит тех, кто спит, ждет ли их надежда, страх ли им грозит».[131] Бедный, глупый Шелли! Он, Хоб, сумеет осуществить эту его мечту и сотворит стихи, которым и Шекспир позавидовал бы…

Он не слышал, как отворилась дверь его комнатушки, но когда Хоб внезапно увидел перед собой человека, он не удивился. Ведь это он сам пожелал, чтобы этот человек явился сюда, чтобы он находился здесь и сейчас, ибо иного времени нет и не будет.

– Государь, – спросил человек, – как ты себя чувствуешь?

– Хорошо! – ответил Хоб глубоким, звенящим голосом. – Очень хорошо, слуга мой Селим.

– Я так счастлив, господин мой!

– Я знаю, что ты счастлив, Селим. И я тоже счастлив, ибо счастье бога состоит в счастье, которое он дарует низшим существам, его окружающим.

– Уберите это! – резко приказал Селим, и человек, стоявший позади него, сунул пистолет в карман и принялся рыться в поисках ручки. – Я же сказал вам, что оружие не понадобится. Не так ли, государь?

– Нуждается ли добрая воля в принуждении? – ответил Хоб вопросом на вопрос и улыбнулся собственной тонкости.

– И ручку тоже уберите, – сказал Селим. – Где ваш диктофон? Нельзя упустить ни одного слова из тех, что будут произнесены богом. О царь мой, как я рад видеть тебя таким!

– Разве я мог бы быть иным? – мягко ответил Хоб, продолжая сиять лучезарной улыбкой. – Но скажи мне, не пришло ли время обряда?

– Ты заговорил об этом собственными устами, о государь! Да, время близко. Твои почитатели завершают последние приготовления. Алтарь уже готов, и скоро можно будет начинать.

– Тогда оставь меня и ступай завершать свои приготовления, – сказал Хоб, думая, сколь забавно будет после вспоминать о том, как его убили! Помнится, раньше его еще никто не убивал. Быть может, это именно то, чего ему не хватает, чтобы сделаться полноценным богом.

Глава 9

Хоб снова остался один. Ему было очень хорошо. Он спокойно и сосредоточенно ожидал начала церемонии. Но он был готов ко всему. Бог всегда готов к любым событиям. Поэтому он вовсе не удивился, когда дверь отворилась и на пороге появился его приятель Питер Второй, торговец наркотиками. Питер оглянулся, вошел и закрыл за собой дверь.

– Ах, Хоб! – сказал он. – Как это ужасно!

– О чем ты? – спросил Хоб.

– Да об этом жертвоприношении! Я и понятия не имел, что в жертву собираются приносить тебя. Мне только что сказали. Я-то думал, они обойдутся петухом или козлом. Но они всерьез намерены сделать это. Какой ужас, Хоб!

– В чем дело? – удивился Хоб. – Разве они намерены принести в жертву и тебя тоже?

– Да нет, что ты!

– Тогда что ты тут делаешь?

– Ну, я ведь тоже участвую в обряде! – объяснил Питер. – Можно сказать, что это жертвоприношение некоторым образом посвящено мне. То есть не мне лично, а мне как представителю бога Сомы.

– Довольно лестно, – сказал Хоб. – Как же вышло, что они избрали для этого именно тебя?

– Ну, ты знаешь, я ведь некоторым образом и заварил всю эту кашу…

Хоб ждал.

– Это ведь я изобрел «сому», Хоб. Потому я и здесь. Я, если можно так выразиться, отец-основатель этого культа в его нынешнем виде. Но, поверь мне, я не предполагал, что дойдет до такого.

– Как интересно, – сказал Хоб. – А я думал, что ты имеешь дело только с гашишем.

– Ну, раньше я специализировался только на гашише, – согласился Питер. – И гордился тем, что я – лучший торговец гашишем на острове, а может, и во всей Европе – если не во всем мире. Никто так не заботился о качестве, как я.

– Я знаю, – сказал Хоб. – У тебя была хорошая репутация. Но как вышло, что ты занялся «сомой»?

– Это долгая история, – сказал Питер.

– Ничего, у меня есть время.

– Не знаю, много ли у нас времени до того, как они захотят начать. Но я постараюсь покороче.

Он уселся в одно из кресел, и слегка охрипшим голосом принялся рассказывать историю того, как он занялся «сомой».

Питер ввязался в это дело в Карачи, в Пакистане, почти за два года до того, как Ирито Мутинами скончался в Нью-Йорке, в Чайнатауне. Питер уехал с Ибицы в деловую поездку, и направился сперва в Индию, а потом в Пакистан. Обычно он получал гашиш из Марокко, но в последнее время тамошнее сырье перестало его устраивать. Питер был фанатиком своего дела. Он использовал только сырье высшего качества, и лично наблюдал за последней стадией приготовления наркотика на своей ферме близ Джербы в Марокко. Однако в этот год качество марокканского гашиша оставляло желать лучшего. И по всему Магрибу было то же самое. И Питер решил – какого черта! Он поедет в Пакистан, где выращивают самое лучшее сырье.

Он встретился с Гасаном, своим старым знакомым, торговцем гашишем, в его уютном доме в предместье Карачи. Вдоль глинобитных стен стояли охранники с автоматами, что создавало ощущение надежности, столь важное для торговли наркотиками. Питер с Гасаном сидели в окруженном высокой стеной саду Гасана, курили изумительный гашиш, доступный лишь торговцам, через кальян, как и полагается. Прекрасные и соблазнительные женщины приносили им подносы со сладостями, ледяной шербет и настоящий индийский чай.