Десятая жертва Шекли Роберт

Глава 22

Почти четверть часа мы летели точно на северо-восток. Адриатическое море осталось позади, под нами расстилалась северо-итальянская равнина. И я решил, что настала пора выяснить, куда нам лететь дальше. И спросил Гуэски, есть ли у него какие-нибудь карты.

– Конечно, – отвечал он. – Я все приготовил! – И он вытащил из-под сиденья карту под номером ONC-F-2. На ней была изображена Северная Италия и большая часть Центральной Европы, испещренные значками аэропортов, радиолокационных станций, запрещенных для полетов зон, городов, поселков, гор, болот, океанов, озер, линий электропередач, плотин, мостов, туннелей и многих других интересных объектов. Но, на мой взгляд, карта эта не имела совершенно ничего общего с зелено-коричневой равниной, простиравшейся под нами.

Я решил передать часть своих полномочий другим.

– Гуэски, – велел я, – определите наше местоположение, конечную цель полета и маршрут.

– Но я ничего не понимаю в полетных картах! – воскликнул он.

– Кариновский вам поможет. В конце концов, не могу же я делать все на свете!

Они занялись картой. А я решил использовать это время, чтобы еще хоть немного разобраться в управлении самолетом. Я выполнил несколько несложных виражей, несколько снижений и подъемов, попробовал лететь на разных режимах, то открывая, то прикрывая сектор газа и немного поэкспериментировал с триммером. У меня даже появилась кое-какая скромная уверенность в себе.

– Вы не могли бы опуститься немного ниже? – спросил Гуэски. – Я не вижу ни одного ориентира.

Я снизился до 2000 футов. Через некоторое время Гуэски сообщил:

– Все равно ни одного ориентира не нахожу! Безжизненный какой-то ландшафт.

– М-да, помощи, видно, от вас немного, – заметил я.

Гуэски снова уткнулся в карту. Потом спросил:

– Сколько минут назад мы пересекли береговую линию?

– Минут семнадцать.

– А скорость и направление какие были?

– Около 90 миль в час. Курс – северо-восток. Приблизительно, конечно.

Кариновский небрежно махнул рукой.

– Пусть будет 100 миль в час, так проще. То есть, мы пролетели примерно 25 миль. Если по-прежнему лететь на север, мы скоро пересечем реку Пьяве. Вот вам и ориентир, уж его-то не пропустишь!

– А что потом?

– А потом надо просто лететь по течению реки. Она нас приведет сперва к Беллуно, а дальше – к самому Сан-Стефано ди Кадоре.

– И вы сумеете его отличить с воздуха от других селений?

Гуэски с готовностью ответил:

– Там прямо перед городом гидростанция.

– Вы уверены, что узнаете ее?

– Не беспокойтесь. Ведите себе самолет, а мы будем следить за курсом.

Что-то мне в его заявлении очень не понравилось, но ничего другого все равно не оставалось – только продолжать полет.

И я его продолжил. И вскоре на севере мы заметили Пьяве. Я изменил курс и полетел вдоль реки на северо-запад, пересек две ее излучины, потом еще одну. Над Вальдобьяддене мы окончательно определили свое местонахождение. Приближались предгорья, и мне пришлось начать постепенный подъем.

Через несколько минут мы достигли предгорий Альп; высота их здесь достигала 2000 футов над уровнем моря. Река повернула на север, затем на северо-восток. Гуэски засек слева город Фельтре, а Кариновский – ветряную мельницу справа. Все совпадало. Мы были на высоте 9000 футов над уровнем моря, когда достигли Беллуно. Перед нами высились Альпы, похожие на ощетинившееся наконечниками копий войско. В самолете стало весьма прохладно.

Теперь управлять машиной оказалось труднее. Сильные вертикальные воздушные потоки раскачивали крылья, мотор надрывался в разреженном воздухе. Под нами долина Пьяве четким зигзагом разрезала Доломитовые Альпы. Близость гор заставила меня подняться до 10 000 футов.

Я услышал, как вскрикнул Кариновский, и, обернувшись, увидел горный отрог, проплывший всего в сотне ярдов от правого крыла. Пик его был выше нас по крайней мере на милю.

– Еще такие поблизости есть? – спросил я.

– Пока нет, можно не волноваться, – ответил Кариновский. – Если не промажем мимо Сан-Стефано, конечно.

Долина Пьяве продолжала уходить к востоку; наконец Гуэски увидел гидростанцию, а потом справа, на высоте 8481 футов, показался и Сан-Стефано; мы начали постепенный спуск.

Стали видны отдельные дома, крошечные участки возделанной земли и просторные луга на крутых горных склонах; затем мы заметили одноколейную железную дорогу, пересекавшую часть города.

– А вон и конечный пункт нашего назначения! – воскликнул Гуэски.

И я тоже его увидел: это был охотничий домик. Небольшой, П-образной формы, примерно в миле от селенья. Перед домом виднелась узкая полоска открытого пространства – с воздуха она казалась не больше почтовой марки. Да мне никогда в жизни не приземлиться на такую маленькую площадку! Но вблизи не было ничего, что выглядело бы получше и попросторнее. Я решил продолжать спуск, облетая поле по кругу. Я надеялся, что вблизи посадочная площадка будет выглядеть не столь пугающе.

Облетев поле, я попытался приблизиться к ней, стараясь держаться носом к ветру. Убрал скорость и подал ручку вперед. Под нами скользнула назад купа деревьев, дом, и выплыл край поля. Я повернул самолет носом на северо-восток.

Все произошло даже слишком быстро. Внезапно я оказался совсем рядом с землей, однако продолжал нестись с ужасающей скоростью. Самолет летел слишком низко, чтобы это было безопасным, но слишком высоко для посадки. Если припомнить то, что я узнал от Улыбчивого Джека и прочих героев шпионских романов, сейчас нужно было дать газу, набрать высоту и идти на следующий заход. Но у меня не хватило пороху. Самолетом я управлял пока только «методом тыка», а земля, казалось, была уже в двух шагах. Стиснув зубы, я двинул ручку вперед, одновременно полностью убрав газ.

Футах в пятнадцати над полем самолет, потеряв скорость, вздрогнул и завибрировал, готовый нырнуть носом в землю. Половина поля уже осталась позади, и я потянул ручку на себя. Самолет тут же задрал нос, затрясся от негодования и тяжело ударился о землю хвостовым колесом, а потом и передними колесами. Потом еще раз высоко подпрыгнул, но я по-прежнему тянул ручку на себя, буквально прижимая ее к животу, и наконец мы с грохотом рухнули на поле.

Левая стойка шасси лопнула, и самолет, тяжело ударившись фюзеляжем о землю, стал поворачиваться влево. Кончик левого крыла врезался в землю, следом за ним – пропеллер, тут же разлетевшийся на куски. Я изо всех сил нажал на правую педаль и включил тормоз, но самолет продолжал вращаться вокруг левого крыла, норовя снова взлететь и перевернуться. И это ему почти удалось, но не выдержала правая стойка шасси. Самолет неохотно прополз еще несколько футов на брюхе и замер в дальнем конце поля, футах в двадцати от низкого деревянного забора и растущих сразу за ним сосен. Я выключил зажигание. Все. Агент Икс в очередной раз справился с поставленной задачей.

Никто при посадке не пострадал, но разговаривать не хотелось. Мы молча обследовали то, что осталось от самолета, и направились к домику.

Я уже начинал ощущать упадок сил и грядущее разочарование. Как только я войду вон в ту широкую дубовую дверь, жизнь агента Иск будет кончена. Останется лишь весьма сомнительная личность: Уильям П.Най. Мне все это показалось вдруг ужасно несправедливым. Захотелось повернуться и убежать – подальше от этого альпийского охотничьего домика, от Италии, от Европы, чтобы спастись самому, затерявшись в неведомых просторах, и сохранить жизнь нелепому и абсурдному агенту Икс.

Мы поднялись на крыльцо, и Гуэски протянул руку к тяжелой бронзовой ручке. Мысли о бегстве и возрождении агента Икс оставили меня, и я даже придумал подходящую поговорку: тот, кто создает иллюзию, сам от нее первым и страдает. Впрочем, это не принесло мне особого облегчения.

Молодой человек с короткой стрижкой открыл нам дверь и сообщил, что нас уже ждут. Мы проследовали через небольшую прихожую в просторную гостиную с панорамным окном, обращенным в сторону Альп.

У противоположной стены, перед камином, сцепив руки за спиной, стоял мужчина. Его тень плясала на потолке. Мужчина обернулся к нам и с улыбкой произнес:

– Джентльмены, я чрезвычайно рад, что вам удалось долететь. Я уже начал волноваться.

Перед нами стоял Форстер, на лице его было написано безмятежное спокойствие. Дверь за нами захлопнулась.

Глава 23

Последовала немая сцена: встреча трех медведей с волком-оборотнем. Да, было от чего прийти в восторг, особенно если вам нравится горький вкус поражения! Но самое скверное – вспоминать, сколько сил я потратил, чтобы доставить всех нас прямо к Форстеру в пасть! Мне ведь даже в голову не приходило выбрать какое-либо другое направление. Я и не задумался над тем, что наша явка, возможно, провалена. Но мы снова попали в лапы противника, и снова я чувствовал, насколько все это ужасно и несправедливо…

Так вот как играют в эту игру, думал я, чуть не плача от жалости к самому себе. Бежишь, ускользаешь, придумываешь на ходу всякие увертки, добираешься в конце концов до желанного убежища, и тут обнаруживается, что правила игры изменились и убежище давно занято противником, а ты, по сути дела, глупейшим образом проиграл.

Ну да, конечно! Как же я мог позабыть об этом! Ведь в этой игре правил не существует!

Вернувшись к мрачной действительности, я обнаружил в гостиной еще двоих – они спокойно держали нас под прицелом своих револьверов. Третий тип обыскал нас, и, когда с этими формальностями было покончено, Форстер пригласил нас сесть. Мы вошли, точно зомби, уселись в кресла, взяли предложенные стаканы с выпивкой и закурили. Люди Форстера бесшумно исчезли в коридорах, а сам он вышел на середину комнаты и остановился прямо в розоватом пятне солнечного света, как в луче прожектора. Мы не сводили с него глаз; нам предстояло выслушать его речь, а потом, видимо, нас собирались просто пристрелить. Боевой дух в нас полностью увял, мы чувствовали себя глубоко несчастными.

– Во-первых, – начал Форстер, – позвольте мне ответить на вопрос, который вас, несомненно, мучает: как случилось, что я оказался здесь, а не барахтаюсь в болотах Венето?

Мы дружно промолчали, и Форстер продолжал:

– Я вам отвечу: ваши приготовления, Гуэски, ни для кого не были тайной, что бы вы на сей счет ни думали. А сбор сведений относительно лодок, самолетов и возможности снять охотничий домик в Сан-Стефано мгоновенно стал известен мне. Большую часть своих людей я оставил в Венеции, приказав им захватить вас живыми или убить, а в случае неудачи – продолжать вас преследовать. Самому мне не было необходимости руководить столь заурядной операцией, и я отбыл в Сан-Стефано, решив дождаться вас здесь и всецело полагаясь на то, что победит здравый смысл. Естественно, сначала мне пришлось спровадить отсюда ваших коллег. Это оказалось нетрудно. Я послал им записку от имени Гуэски, назначив встречу в другом месте. Сейчас полковник Бейкер и его помощники сидят на вилле Сантини, милях в восемнадцати отсюда.

Форстер замолк, ожидая реакции с нашей стороны, но не дождался. Наше тупое молчание явно его раздражало.

– Я полагал, вас несколько развлечет беседа со мной, – сказал он разочарованно, – но, видимо, я ошибся. Вы слишком скучные люди, и я полагаю, не имеет смысла и дальше тянуть кота за хвост. – Он не спеша достал из кармана пиджака тяжелый браунинг.

Как раз в эту минуту я пришел к выводу, что умирать мне вовсе не хочется. Никоим образом. А хочется жить – по возможности, еще лет 30 или 40; или хотя бы еще 30–40 минут, если уж больше мне не положено. Я так сильно хотел жить, что сумел даже превозмочь ступор, в который погрузился, и вернулся к реальной действительности, которая явно попахивала полным поражением. Чтобы жить, я готов был валяться в ногах, умолять, лгать, воровать, стать коммунистом или демократом, обратиться в арианство или в православие, притвориться ацтеком или испанцем – все, что угодно, все, что от меня потребуется…

Я готов был даже снова стать агентом Икс, что, как оказалось, было труднее всего.

– Ну, и что теперь? – спросил я Форстера.

Он широко улыбнулся:

– Теперь я убью вас.

– Пуля в затылок?

– Возможно. Боитесь, мистер Най?

– Конечно. Но куда больше разочарован.

– Вас вполне можно понять. Оказавшись в таком положении…

– Вы меня неверно поняли, – перебил я его. – Я разочарован вашим поведением.

– О чем это вы? – спросил Форстер.

– О вашей трусости, – отвечал агент Икс.

Я шкурой почувствовал, как вздрогнули его помощнички. Форстер поднял пистолет и взвел курок.

– А вот за это вы получите пулю прямо в лицо.

– Какая, в сущности, разница? – равнодушно сказал я. – Все равно ничем не изменить тот единственный факт, что не дает вам покоя: даже мертвый, я для вас недостижим!

Форстер помолчал с минуту и сказал:

– Я понимаю, мистер Най, вы пытаетесь спровоцировать меня на некие действия, способные дать вам возможность бороться. Получается у вас, правда, довольно неуклюже. К тому же все это бесполезно. Время нашего личного соперничества давно миновало. И мне пора как следует взяться за выполнение своих прямых обязанностей.

Я сумел-таки довольно нагло усмехнуться.

– Я так и знал, что вы постараетесь прикрыться своими «прямыми обязанностями», Форстер. Ваше счастье, что в руках у вас пистолет, не то я бы вас в бараний рог скрутил!

Моя наглость явно произвела на него впечатление; не потому, что он в мои угрозы поверил – нет, именно потому, что он в них не поверил. Он был уверен, что я полностью в его власти; его бесило одно: обстоятельства не позволяли ему доказать эту свою власть.

– Ваша тактика весьма неглупа. Это делает вам честь, мистер Най, – заметил он. – Впрочем, что вам еще остается при сложившихся обстоятельствах?

И это была чистая правда. Хотя Форстер обращался скорее не ко мне, а к своим людям, которых пытался убедить, что так и надо. Вообще-то ему бы следовало застрелить нас еще три минуты назад, оставив все объяснения на потом.

– Ваше поведение можно было бы понять, если бы вы были всего лишь мелким исполнителем, – сказал я. – Но тогда вам и не пришлось бы проводить сравнения между собой и мною. Хотя я лично считал вас человеком одного со мной калибра. – Я театральным жестом закурил, помолчал и продолжил: – Карьеры у нас с вами складывались практически одинаково. Но было и одно различие: я добился некоторой известности как боец, вы же заработали себе репутацию вполне компетентного чиновника.

От злости Форстер не мог произнести ни слова. Я, конечно, врал напропалую и к тому же был абсолютно несправедлив по отношению к нему; но я всегда полагал, что человек, стоящий на пороге смерти, – самое несправедливое существо на свете.

– У вас, впрочем, немало хороших качеств, – не моргнув глазом вещал я. – Вы умны, беспощадны и достаточно интеллигентны. Но, к сожалению, вы начисто лишены способности радоваться честному поединку. Один на один.

– Все, с меня довольно! – заявил Форстер.

– Извините, что пришлось вам это высказать, но по-моему, лучше уж услышать это от меня, чем от ваших работодателей.

– Довольно, черт возьми! – окончательно разозлился Форстер и поднял пистолет.

– Да, наверное, вам лучше покончить со мной сразу, – посоветовал я ему. – Пока я вам еще гадостей не наговорил.

– Вы сущий параноик! – заорал Форстер. – Неужели вы действительно верите в свою репутацию?!

Я заставил себя лениво откинуться на спинку кресла, скрестить руки на груди и усмехнуться, хотя губы меня почти не слушались.

– Форстер, – сказал я, – я мог бы выйти против вас с любым оружием, в любое время и при любых обстоятельствах. И без труда убить вас. Да будь у меня даже консервный нож против вашей шпаги, я бы все равно первым порезал вас на куски. И вообще – лучше бы вы предоставляли боевую часть операции другим, не то кто-нибудь, будучи в дурном настроении, чего доброго успеет снести вам башку, пока вы будете ковыряться с предохранителем.

Один из людей Форстера не выдержал и улыбнулся. Вот и отлично; а еще лучше – что Форстер это заметил.

Гуэски и Кариновский смотрели на меня, открыв рот. Я быстро глянул в их сторону и снова перевел взгляд на Форстера.

– Эта мелкая скотинка, разумеется, не в счет, – сказал я, небрежно махнув в сторону своих товарищей. – Гуэски был и останется всего лишь любителем, да и Кариновский, в общем и целом, особой важности не представляет. Противостояние всегда было только между вами и мной. Как вам кажется, а, Форстер?

Он не сводил с меня глаз. Потом лицо его прояснилось, он даже приподнял брови и неторопливо проговорил:

– Мне кажется, вы блефуете.

– Да неужели?

– Да-да, блефуете! Все ваши слова ничего не стоят. Вы сейчас просто поняли, что вас загнали в угол.

– Ну, на вашем месте я бы не стал утверждать это с полной уверенностью.

– Хорошо, сейчас проверим.

Он осторожно поставил свой «браунинг» на предохранитель и сунул пистолет в карман.

Кто-то из его команды заметил:

– Простите, сэр, по-моему, вы поступаете неосторожно…

– Заткнись! – рявкнул Форстер. – То, что происходит между Наем и мной, никого более не касается. Да и что, собственно, изменилось? Если я проиграю, вы и без меня знаете, что делать, верно?

Тот кивнул.

Форстер повернулся ко мне:

– Как указано в вашем досье, вы неплохо разбираетесь в старинном оружии. Так?

– А вы сами попробуйте это выяснить.

– И попробую. Мне также послышалось, что вы хвалились, будто можете одержать надо мною верх с помощью любого оружия, так?

– Совершенно верно.

– Любого? Вы уверены?

– Выбирайте сами, – отвечал я, понимая, что попал в тактическую ловушку. Форстер очень хотел меня убить, но – на своих собственных условиях. Дуэль между нами должна была стать уроком для его команды и, безусловно, наглядным примером для его начальства. Она должна была выгодно оттенить достоинства Форстера. А я в своем стремлении оттянуть смерть сам поставил себя в такое положение, когда вынужден был согласиться на любое оружие, какое бы он ни выбрал.

– И все-таки я прошу вас изменить свое решение, – дружески улыбнулся мне Форстер. Он делал все, чтобы я не вырвался из ловушки. Чтоб никто и никогда не мог его обвинить, что он навязал мне свой выбор.

Я решил упорно сохранять хорошую мину при плохой игре:

– Я же вам повторил, Форстер: любое оружие. Может, мне вам заявление в письменном виде представить?

– Ну зачем же, – снова улыбнулся он. – Я просто хотел удостовериться, что правильно вас понял. Полагаю, у нас здесь есть вполне приличный выбор оружия.

Он кивнул на дальнюю стену зала. Я встал с кресла и подошел ближе. Стена была сплошь увешана кавалерийскими саблями, двуручными мечами, пуштунскими кинжалами, шипастыми булавами, метательными звездами и другими, менее распространенными видами оружия.

– Превосходная коллекция, вы не находите? – спросил Форстер и обратил мое внимание на несколько перекрещенных сабель, судя по виду турецких или арабских, с сильно изогнутыми клинками.

– Вполне подходящая, – не смутился я.

– Впрочем, это не слишком интересно… – задумчиво сказал он. – Может быть, что-нибудь другое… А как вы относитесь к крисам?

Я понял: он пытался выяснить, с каким из видов оружия я совсем не знаком. Мог бы не тратить времени даром – мои знания о саблях и фехтовании ограничивались романами Сабатини, прочитанными в весьма юном возрасте, да отрывочными эпизодами из фильмов с участием Эррола Флинна.

– Крис меня вполне устраивает, – сказал я.

– Нет, это, пожалуй, тоже не подойдет, – сказал Форстер, двигаясь вдоль стены. – Очень интересны двуручные мечи крестоносцев, но они чересчур неуклюжи.

– Хотя и весьма опасны – в умелых руках, разумеется, – заметил я.

– Несомненно. А на булавах вы когда-нибудь сражались?

– Ну, это нетрудно. Принцип-то ясен.

– А как насчет вот этого?

Я колебался лишь долю секунды, но Форстеру этих мгновений хватило вполне.

– Великолепно, – выдавил я, пытаясь скрыть ошибку. Но было уже поздно.

– Если не возражаете, – сказал он, – мы попробуем это. Возможно, будет забавно.

И он снял со стены боевой топор с двумя лезвиями и на короткой рукояти, к которой был привязан кожаный темляк.

– Берите второй, – сказал он. – Посмотрим, как вам это понравится.

Оружие было просто отвратительное. Оба его лезвия были изогнуты полумесяцем и остры как бритва – я специально попробовал.

– Оружие викингов, – сообщил Форстер. – Настоящее оружие берсеркеров. Не столь удобное, разумеется, как рапира, однако в опытных руках… Есть ведь особая школа фехтования на боевых топорах. В свое время викинг, вооруженный таким топором, не боялся выйти против любого меча. Берите щит, Най, – он входит в комплект снаряжения.

И опять я заколебался, дав Форстеру возможность первым выбрать себе щит из доброй дюжины развешанных по стене. Потом взял себе такой же – круглый, утыканный здоровенными бронзовыми заклепками, с петлей, чтобы крепить локоть, и ручкой для ладони. Он был на удивление легким; потом я понял, что он сделан из толстой кожи, натянутой на деревянный каркас, и усилен бронзовыми накладками.

– Ну что, попробуем? – спросил Форстер.

– Как вам будет угодно.

– Предупреждаю, у меня есть некоторый опыт обращения с этим оружием.

– Не имеет значения, – небрежно ответил я. И это было истинной правдой.

Форстер обернулся к своим приспешникам:

– В поединок не вмешиваться. Если я проиграю, это моя вина и моя беда. В таком случае вы знаете, что делать: ликвидировать всех троих и быстро убираться из Италии.

Затем он церемонно поклонился мне:

– Я весь к вашим услугам, мистер Най.

– Прекрасно, – сказал я. И улыбнулся. Это была еще одна попытка блефа с целью заставить Форстера думать, что он, возможно, и сам угодил в ловушку, выбрав не то оружие. Но пора блефов прошла. Форстер уже выставил вперед щит и поднял свой топор. Лицо его было совершенно бесстрастным. И мне предстояло драться, защищая всю ту жизнь, что у меня еще осталась.

Глава 24

Мы ходили кругами, выставив щиты и подняв топоры. Я старался сохранить позицию в центре зала, а Форстер двигался вокруг, напружинив согнутые в коленях ноги. Тут до меня дошло – в первый раз за последнее время – что я в действительности никакой не агент Икс, владеющий всеми видами оружия и огромным боевым опытом, и вовсе не умелый стратег, не боец и не волшебник, имеющий в запасе тысячи фокусов, а просто Уильям П. Най, симпатичный, миролюбивый малый, который каким-то немыслимым образом ввязался в дуэль на боевых топорах с сильным и ловким противником, которого успел уже изрядно разозлить и который намерен во что бы то ни стало меня убить, что, по всей вероятности, ему и удастся.

Форстер сделал ложный выпад и быстро нанес мощный удар. Я отпрыгнул и хотел было тоже врезать ему как следует, но ничего не вышло – Форстер тут же вновь занял оборонительную позицию. От удара тяжелым топором, хотя и нанесенного вскользь, он даже не потерял равновесия и тут же снова подхватил свой выбитый из рук топор одним лишь ловким поворотом кисти. И снова пошел в атаку.

Я принял на щит подряд два удара, нанес Форстеру боковой удар, промахнулся и понял, что ударил чересчур сильно, а потому не успел отступить – топор Форстера уже падал на мою незащищенную руку.

Прыгнув вперед, я толкнул Форстера в грудь, он промахнулся, отскочил, молниеносно сделал обманное движение щитом и нанес еще удар. Он сбил меня с толку, но я все же успел парировать его выпад своим топором. Рука тут же онемела от страшного удара.

Я понял, что проигрываю схватку, чего, собственно, и следовало ожидать. Мне стало страшно. Агент Икс ни при каких обстоятельствах проиграть не мог.

Форстер опять наступал, делая обманные движения щитом и топором. Он улыбался. И где только этот ублюдок так научился владеть боевым топором?! Я нанес удар, он прикрылся, быстро ответил выпадом, целясь мне в голову, а затем сделал еще один стремительный выпад, снизу вверх, стараясь проскочить под моим щитом. Я не успел вовремя парировать удар, и топор Форстера распорол мне левое бедро.

Боль отрезвила меня. Я заметил, что Кариновский и Гуэски сидят рядом на диване и с мрачным видом следят за боем. Три человека из команды Форстера стояли в дальнем конце зала, опустив пистолеты и наслаждаясь поединком. И мне вдруг нестерпимо захотелось выиграть! Пусть потом будет что угодно, но сейчас мне нужна была только победа.

Я нанес стремительный удар, заставив Форстера покачнуться. Я размахивал тяжеленным топором так, точно отмахивался от полчищ москитов; Форстер отступал; ему то и дело грозили удары – в голову, в живот, снова в голову… Однако он всегда успевал отбить мой удар топором или щитом. А потом и сам нанес мне удар, поднырнув под мою незащищенную правую руку, как боксер.

Парировать его выпад было поздно. Я бросился в сторону и ушел от удара, отделавшись длинной неглубокой раной поперек ребер. Мы разошлись и снова начали кружить, примериваясь к новому броску.

Пока что получалось у меня плоховато. Форстер же все время наносил мне небольшие раны. Достаточно плохо было уже то, что сам он отлично умел обращаться с боевым топором; но еще хуже – что он уже понял: мне это оружие совершенно незнакомо.

Форстер продолжал кружить возле меня, делая обманные движения, отступая и вновь делая выпады, прыгая то назад, то вперед. Я поворачивался вслед за ним, стараясь успеть; дышал я уже хрипло, с трудом; правая рука буквально отваливалась под тяжестью пяти или шести фунтов стали. Я чувствовал, как устала спина, а левое, раненое бедро начинало неметь и распухать.

Внезапно Форстер нанес рубящий удар, отколов кусок от моего щита, тут же высвободил топор и снова ударил – снизу вверх, чуть не отрубив мне левую руку. Я вывернулся и тоже ударил; может быть, я бы даже ранил его, если бы у меня хватило сил. Я, конечно, успел уже кое-что усвоить, но учился слишком медленно, да и проку от этого было немного. Мы еще раз обменялись ударами, и он успел ранить меня в бок.

Я по-прежнему желал победы, хоть и понимал, что мне ее не видать. Нет, я не сдамся! Этот Форстер надеется запросто порубить меня на куски, но агент Икс на такое поражение просто не имеет права. У агента Икс один девиз: «Победа!» А средства роли не играют. Годится все, любые приемы, честные и нечестные. Единственное условие – победить во что бы то ни стало.

Но была одна проблема: как достичь столь желанной цели?

Я пришел к выводу, что единственный для меня шанс – в самом Форстере. Ведь если бы он хотел просто убить меня, он бы давно уже это сделал. Но он почему-то стремился растянуть удовольствие. И мне следовало воспользоваться этой единственной возможностью.

Он снова ринулся на меня, и я отскочил, приняв наконец решение. Он нанес рубящий удар, словно взломщик, пытающийся выбить дверцу сейфа, и я снова отступил. А потом споткнулся и упал навзничь.

Я тут же попытался закрыться щитом, однако ноги остались незащищенными. Форстер легко мог искалечить меня, но не стал, а, засмеявшись, лишь потыкал меня в щиколотку кончиком топора.

– Вставайте же, мистер Най, прошу вас, – сказал он. – Мне так неинтересно. – И даже отошел на несколько шагов. Я так и думал, что он это сделает.

Я медленно поднялся на ноги, незаметно высвободив кисть правой руки из темляка топора. Отступив назад, я сделал ложный выпад, словно намереваясь ударить его в подбородок. Форстер машинально вскинул щит, открыв грудь и живот, и я, размахнувшись изо всех оставшихся у меня сил, метнул в него топор, отпустив его рукоять в самой крайней точке размаха.

Форстер все-таки успел догадаться о моем намерении и инстинктивно опустил щит. Его мастерскую защиту свела на нет лишь бездарность моего броска. Вовремя отпустив рукоять топора, я, к сожалению, зацепился большим пальцем за темляк, чуть изменив траекторию броска.

Форстер же, все сделав правильно, просто не учел мою неуклюжесть. И оказался совершенно неготов, когда брошенный мною топор рикошетом отскочил от пола футах в двух от него, подпрыгнул, точно атакующая кобра, и угодил прямо в него, пролетев как раз под щитом.

Он почуял опасность лишь в самый последний миг и быстро опустил щит. Послышался тяжелый лязг металла – это нижний край щита ударил по моему топору – и я понял, что окончательно проиграл.

Форстер по-прежнему улыбался. Вдруг его рука, державшая щит, упала, и я увидел, что топор вонзился ему в грудь по самый обух. Форстер все-таки не успел. Его щит ударил по рукояти моего топора, когда лезвие уже сидело в груди.

Все еще улыбаясь, он рухнул на пол. И тут же словно взорвался вулкан.

Глава 25

Все это время я был занят исключительно поединком с Форстером; мне и в голову не приходило, что Гуэски и Кариновский поджидают удобного момента, намереваясь что-то предпринять. А они, оказывается, были наготове. И как только мой топор вонзился Форстеру в грудь, перешли к решительным действиям.

Гуэски метнулся к увешанной оружием стене. А Кариновский – в противоположную сторону, к сервировочному столику возле камина. И они начали одновременно с двух сторон метать сабли, бутылки джина, булавы, банки с маслинами, ассегаи, шейкеры для коктейлей и все, что попадалось под руку, так что людям Форстера пришлось несладко.

Кариновский крикнул мне:

– Возьмите у него пистолет!

Я кинулся к упавшему Форстеру и обшарил его карманы. Охрана вовсю палила по нам, но тут я нащупал наконец здоровенный браунинг и тоже начал стрелять. Меня отчасти прикрывало тело Форстера, в которое то и дело впивались пули.

– Давайте скорей сюда! – крикнул Кариновский. Я увидел, что он, схватив тяжелый кофейный столик, метнул его через весь зал, а Гуэски в это время укрылся за диваном. Вскочив на ноги, я ласточкой перелетел через спинку дивана, грохнувшись всем телом об пол, но вне досягаемости для пуль противника.

Теперь мы все трое сгрудились за диваном. У нас был один пистолет на всех, в магазине которого из 13 патронов еще оставалось 9. Если бы люди Форстера бросились на нас все сразу, игра закончилась бы в одну минуту. Но они и сами прятались за тяжелой мебелью и, видимо, никак не могли решить, как им вести себя дальше. Было слышно, как они переговариваются. Похоже, они решили все же в атаку не ходить.

Ситуация сложилась тупиковая. Конечно, это была еще не победа, но и не поражение; во всяком случае, сидеть за диваном была куда лучше, чем погибнуть от удара топора или от дурацкой пули. Люди Форстера прятались за креслами и столами футах в двадцати. Широкое панорамное окно было как раз у них за спиной. А у нас сзади находился камин. Выйти из гостиной можно было лишь через дверь, находившуюся справа от нас. Но перед дверью пространство было совершенно открытым. Там проскочить не могли ни мы, ни люди Форстера.

– Что будем делать? – спросил Гуэски.

Ответ у меня был готов:

– Подождем.

– Может, в селении услышат выстрелы? – предположил Кариновский.

Гуэски пожал плечами:

– Возможно. Но сейчас ведь не сезон – во всех этих городках осталось максимум по одному полицейскому.

– Все лучше, чем ни одного, – мрачно заметил я. – Может, нас и выручат.

– Рискуя собственной жизнью? – усомнился Гуэски. – Не стоит и рассчитывать. В лучшем случае полицейский может сообщить местным властям в Беллуно – это в 50 милях отсюда. Тогда, возможно, пришлют еще людей. Поездом.

Было слышно, как люди Форстера шепотом совещаются.

– Наши друзья на вилле Сантини тоже могут услышать стрельбу, – сказал я.

– Несомненно, – отвечал Кариновский. – В итоге они ее, конечно, услышат. Только вот как долго придется этого ждать?

Охранники Форстера перестали шептаться. Послышался скрип и грохот передвигаемого по полу тяжелого стола; я быстро выглянул из-за дивана.

– Они приближаются к нам под прикрытием мебели, – сообщил я.

Кариновский понимающе кивнул.

– Ага! – сказал он. – Старая военная уловка. С передвижными щитами воевали еще древние греки, если не их предшественники.

– А нам что предпринять?

– Очень просто: нам следует поливать нападающих с крепостной стены горящим маслом и расплавленным свинцом.

– Не годится, придумайте что-нибудь другое, – сказал я. – А вы, Гуэски, займите позицию на том конце дивана и будьте наготове.

«Передвижные щиты» были уже футах в десяти от нас. Выглянув из-за дивана, я выстрелил по ближайшему столу. С такого расстояния 9-миллиметровая пуля пробила его насквозь, и стол двигаться перестал. Противник сделал несколько выстрелов по дивану; я отпрянул назад и перебросил пистолет Гуэски.

– Только один выстрел, – прошептал я.

Он высунулся и выстрелил. Второй «щит» тоже остановился. Я взял у Гуэски пистолет, и вдруг мне в голову пришла блестящая идея.