Измена. Твои (не)желанные Николаева Ольга
Быть такого не может! Я только что чего-то себе насочиняла. Или кусочек чуда, пусть самый маленький, может обломиться и мне?!
– Жень, объясни, наконец, как ты здесь оказался. У тебя же вся практика давно сдана? Это я пропустила несколько занятий…
– Сдана. Я подслушал, как ты с Иванычем договаривалась. Боялся, что не успею и упущу… – Он говорил так искренне, что не получалось не верить.
– И… Что? Ты приехал сюда ради меня? В воскресенье, в такую рань? – Сказочное снежное утро готовилось стать волшебным по-настоящему. В груди что-то защекотало. И в животе. Стало так легко и радостно… Поймала себя на том, что улыбаюсь, как дурочка…
– Да. Хорошо, что Иваныч опоздал, и ты не успела заскочить внутрь. Иначе пришлось бы ждать тебя еще дольше… – Он зачем-то потянулся к моему лицу. Сдвинул шапку со лба, а потом и совсем ее снял, откинул на заднее сиденье.
Как завороженная, наблюдала за этими движениями, и даже сказать ничего не могла. Крепче держалась за картонный стаканчик – боялась уронить, расплескать, испортить этим всю сказку…
Женька поймал одну прядку волос, пропустил ее между пальцев… Самым кончиком пощекотал мои губы, приоткрытые от потрясения.
– Эй. Не надо. Не шути так!
– Ты все время так делаешь… – Второй рукой забрал кофе из моих рук, тут же осиротевших, не знающих, куда спрятаться. Я сжала пальцы в кулаки, чтобы нечаянно не вцепиться в полы его куртки – просто так, чтобы найти опору и совсем уже не потеряться. – Признайся, ты все время сидишь на первой парте, чтобы на тебя все смотрели?
Такое странное обвинение… И такое смешное…
– Я чуть не завалила первую сессию, потому что не видела, что пишут на доске. Спасибо, больше не хочу! Поэтому и сажусь поближе теперь…
Говорила какие-то слова, но в их смысле была не уверена: Женькины глаза куда-то затягивали, отнимали сознание и память. Я могла бы и мычать сейчас с таким же успехом, и не заметила бы сразу.
– Смотрю на тебя постоянно. И ты вечно крутишь эту прядь, прикусываешь, губы ею щекочешь… – Он почему-то перешел на хриплый шепот. Губы облизал. В машине еще не нагрелся воздух как следует, а мне отчего-то стало очень жарко…
– Я…– Окончательно потерялась во времени и пространстве. Один маячок остался, держащий меня на плаву – глаза. Его глаза, такие теплые и бархатные, что в них можно было запросто утонуть и не пожалеть об этом, ни капельки… – Я не специально… Просто так думать легче…
А он все играл с моими прядями, словно нечаянно касаясь костяшками пальцев кожи на висках и скулах. Как будто гладил, а вроде бы и случайно так получалось…
– Я знаю. – Улыбнулся коротко. Сухо даже. Испугал таким внезапным переходом…
Не успела совсем запаниковать, как случился новый казус, от которого можно было бы смело умирать… Женька притронулся губами к моему рту.
Мягко, бережно, легко… Снежинки так не умеют притрагиваться к коже, как это сделал он. Крылья бабочки жестче цепляются, чем Женины губы…
Что делать? Что делать? Что делать?!
Я же не умею целоваться! Совсем! Ни капельки!
Нужно же как-то отвечать… Он же сейчас поймет, что попал на полную неумеху… Засмеет.
И больше никогда не приблизится!
Он ничего не делал. Просто гладил мои губы своими. Вдыхал глубоко, словно пытался втянуть мой аромат. Сжал мое лицо ладонями, большими пальцами поглаживая щеки…
В ушах – звон. Под веками – белые яркие звездочки. В голове – пустота и кружение…
Я, кажется, падала в него и окончательно пропадала.
Он оторвался от меня так же внезапно.
Оставил в одиночестве и холоде. Так привыкла за эти секунды к его дыханию, смешанному со своим, что словно сиротой стала.
Его пальцы все еще лежали на моих щеках, зарывались в волосы, с какой-то невыносимой нежностью гладили мочки ушей… Я млела и таяла от этих прикосновений. И даже не смущалась, не стыдилась того, что похожа на кошку, млеющую от рук хозяина…
– Там Иваныч, кажется, пошел. – Женькин голос был какой-то не такой, неправильный. Охрип, загрубел.
– Ты не простыл? Как-то странно разговариваешь… – Осмелела вдруг, изумляя сама себя, тоже потрогала пальцем его верхнюю губу. И нижнюю…
Что-то в воздухе зазвенело. Или это в моих ушах, от неслыханной смелости и наглости? Даже в самых сокровенных мечтах я не позволяла себе такого делать…
– Беги, пока препод не озверел. Я подожду тебя здесь.
Не ответил на вопрос. Отпрянул так же резко и неожиданно, как до этого начал целовать. Выскочил из машины, открыл мне дверь, помогая выйти.
И я рванула к крыльцу. Зажмурилась, почему-то ожидая летящей вслед насмешки…
– Стой! – Женька схватил за рукав. Развернул к себе. – Надень мой шарф. Шея совсем голая!
И опять, не ожидая разрешения, замотал в мягчайшую ткань. Пахнущую им…
Похоже, мне Иваныч меня сегодня выгонит раньше, чем я успею что-то внятное сказать… Потому что не смогу связать и пару слов. Слишком голову кружит этот парфюм.
– Я буду ждать, сколько потребуется. Не спеши. Сделай все, как надо!
И снова поцеловал.
Все. Теперь я точно была пьяная!
– Олеся… Вы себя хорошо чувствуете? Может быть, перенесем занятие? – Алексей Иванович озабоченно нахмурился, почесал переносицу, когда я снова ответила невпопад. – Я впервые вижу, чтобы вы так плохо соображали…
– Нет. Все отлично! Я просто немного рассеянна… Не выспалась, но сейчас соберусь! – Мысли о Женьке никак не отпускали.
Я то улыбалась, как счастливая дурочка, вспоминая свой первый настоящий поцелуй, то вдруг начинала грустить и печалиться: а вдруг, это все было шуткой? Вдруг, Женя просто решил немного поиздеваться? И я сейчас выйду на улицу, а там целая толпа однокурсников, ржущих аки кони?!
– Мне будет жаль потраченного времени, Олеся. Не забывайте, я приехал в воскресенье, чтобы поработать с вами! Только ради ваших способностей и вашего будущего в нашем институте!
Пришлось покаянно вздохнуть и сосредоточиться.
Можно подумать, мне самой было в кайф тащиться сюда в единственный выходной.
Но учеба – единственная моя дорога в светлое будущее. Ради нее придется терпеть и пахать, стиснув зубы…
Алексей Иванович успокоился. И не поймешь: я так сильно постаралась и вникла в его задания и слова, или он просто пожалел меня, всю такую задумчивую, воздушную и очень влюбленную?
– Олесь, ты куда? – Он поймал меня на дорожке, ведущей от ворот к автобусной остановке.
Я же специально не смотрела в сторону парковки: не хотела расстраиваться. Уверена была, что никто меня там не ждет.
– Домой… – Еще пыталась притворяться, что очень удивлена. А сердце снова заходилось в безумной пляске.
Дождался! Он дождался меня! И даже не поленился догнать, остановить! Боже… Это ли не доказательство, что Женька что-то ко мне чувствует?!
– Я ведь сказал, что заберу и отвезу тебя. Почему ты решила сбежать? – Он обиженно хмурился. И держал меня за концы своего потрясающего шарфа.
– Ты хочешь забрать свою вещь, да? Сейчас сниму, подожди… – Судорожно взялась разматывать. Руки тряслись – так не хотелось отдавать, отрывать от себя частичку Жени…
– С ума сошла? Я же тебе его подарил! Ты все время ходишь с голой шеей. Можно ведь застудиться! У тебя голос такой красивый – не смей его портить. И шарф не снимай, пока не потеплеет!
Сказка решила продолжиться. Вопреки моим страхам и сомнениям… И кто я такая, чтобы с этим спорить?!
– Я успел проголодаться, Лесь. Давай, заедем куда-нибудь, перекусим? – Женя уже незаметно развернул меня в обратную сторону и вел к своей машине. Держал за руку… Его горячая ладонь полностью закрыла мою, и теперь жгла своим прикосновением. Казалось, что прямо оттуда, из места сцепления наших рук, по мне расползались щекотные, мягкие, маленькие молнии. Они искрили и простреливали в каждом нервном окончании. Заставляли ежиться, шевелить плечами и бездумно, искренне улыбаться.
Шарф пришелся очень кстати: в него удобно было прятать эту глупую улыбку, чтобы Женю ею не спугнуть.
– Прости, но не получится. – Этот отказ мне дался с большим трудом. Так и подмывало согласиться: умчаться с Женей в неведомую даль, забыть обо всем, о времени, о делах, об обязательствах… Но страх оказаться дома не вовремя был сильнее.
– Черт. Сегодня же воскресенье, Лесь. Не говори, что ты занята! – Он расстроился, и даже не пытался этого скрывать.
– Давай, в другой раз, ладно? – Я сделала это! Набралась смелости! Подняла руку и погладила его по щеке! Чуть не умерла от волнения…
– А в чем проблема-то, Олесь? Давай, помогу утрясти? Я же на колесах, подвезу, помогу, если нужно? – Он весь растаял будто, от этой легкой ласки – такой неприхотливой, почти незаметной для кого-то другого… А для меня она была сравни подвигу. Наверное, Женя это как-то понял, догадался, оценил… Поймал мои пальцы, поднес их ко рту…
Сердце снова замерло: неужели, он сейчас мне пальцы поцелует? Быть не может такого! Со мною – точно не бывает!
Нет. Он сделал еще круче: подышал на них. Согрел… Даже зажмуриться захотелось от этого переживания…
– Ну, что, Олесь?
– Прости, но не сегодня. Правда, Жень. Я бы очень хотела, но никак!
А в голове лихорадочно метались идеи и способы: как бы все утрясти, как бы так исхитриться, и успеть с ним куда-то сходить. Ничего хорошего не приходило на ум…
– Ладно. Давай, подвезу тебя домой, хотя бы. А завтра куда-то сходим. Ладно?
Все. Теперь можно было точно падать в обморок: он и на завтра уже планы строил…
– Хорошо. Завтра, наверное, смогу…
– Побежали! – Он внезапно подхватил меня на руки. Закружил, заставляя визжать от восторга, ахать и замирать в испуге… И уронил в сугроб.
Специально! Практически положил! Спасибо, что не бросил!
– Ай! Ты что творишь?! Зачем? – Притворялась, что очень испугалась. Что возмущена и обескуражена… А сама заливисто смеялась. Я давно не валялась в снегу. Наверное, с самого раннего детства…
– Ты же Снегурочка, Лесь! Как же без снега? – Он свалился рядом, взметнув небольшой ураган из белоснежных хлопьев, подгреб к себе и снова прижался к губам.
Боже. Поцелуй со вкусом холода. И с ароматом мяты. Сладкий, холодный, отдающий каким-то неземным счастьем…
– Я сейчас промокну, Жень. – Мы вдоволь навалялись в сугробах. Наобнимались. Губы начали болеть от поцелуев… Но под куртку начал забиваться снежок, а потом – таять.
– Все, побежали в машину, Лесь. А то, действительно, замерзнешь и простынешь. Я этого не переживу!
Так же внезапно, как уронил, он подскочил на ноги, поднял меня и потащил к машине – не выпуская из объятий.
Счастье звенело в ушах. Отражалось эхом от пения синичек. Падало искристыми звездочками снега с небес…
– Олесь. Ты такая красивая, когда улыбаешься. И румянец на щеках тебе очень идет. Улыбайся чаще, хорошо? Только для меня! – Он молчал всю дорогу, только изредка на меня поглядывал.
И лишь у подъезда, паркуясь, заговорил снова.
– Ну, для тебя я всегда улыбаться готова, Жень! Ты – классный!
Такою честной и открытой никогда и ни с кем не была, как в тот момент. Признание в любви тоже рвалось с губ… С огромным трудом затолкала его обратно.
Еще один поцелуй на прощание. И еще один. Целая россыпь – легких, воздушных, сладких, нежных… Голова кружилась. Воздуха было недостаточно…
– Мне пора. – Сидела бы с ним и дальше, утопая в нежности и ласке… Будильник спас. Тот самый, который я привыкла заводить – каждые два часа он отсекал мне время. Напоминал о разных важных делах.
– Я заберу тебя завтра утром. Ладно? Приеду, ты дождись меня обязательно!
– Пока, Жень! Я побегу! Если хочешь – напиши потом, договоримся. – Было очень страшно опоздать. И отказывать ему не хотелось…
Не оборачиваясь, не слушая, что он кричал мне вслед, понеслась к двери подъезда. Еще был шанс, что успею…
Глава 5
Олеся. Настоящее
Пирожные – такие миниатюрные, размером в одну мою фалангу… Их бы даже Тёмка мог проглотить, не разжевывая. Что уж говорить обо мне?
Закинула в рот парочку, в несколько глотков – залила в себя чай.
Желудок довольно поурчал, успокоился, тело согрелось…
– Спасибо, Жень, за угощение. Все было очень вкусно, мне пора бежать!
Он только успел присесть в свое крутое директорское кресло, едва потянулся к чаю…
– Да брось ты, Олесь! Куда торопишься? Посиди со мной, расслабься немного. Я тебя на машине подвезу, куда угодно.
– Нет. Я не могу…
Расслабиться. Насмешил, блин!
Как нормальный человек может расслабиться рядом с Женькой? Рядом с его заботой, вниманием, добрыми глазами, теплом, сочащимся в голосе?
Для него быть таким – хорошим- ничего не значит. Это в его крови, в характере, в генетике, наверное, – производить впечатление самого лучшего парня на свете!
Он даже не напрягается, чтобы быть таким. Просто берет и делает. А люди вокруг расплываются от умиления и счастья…
Мало кто знает, что Евгений Петрович Аверченко и больно делает точно так же – не напрягаясь, не оглядываясь даже. Переступит через тебя, перешагнет, и пойдет дальше. И плевать ему, как ты валяешься в грязи, корчась от обиды и боли…
Что-то, наверное, отразилось в моем взгляде. Женька, тянувший руки, чтобы меня придержать, остановился на пол-дороги. Отшатнулся даже.
– Лесь. Расскажи мне хоть что-то о себе. Сто лет же не виделись! Ну, поделись, а?
– Нечего рассказывать. У меня ничего нового. Все так же.
– Ладно. Я вижу, что ты не в настроении. Могу понять – устала, замерзла, и меня увидеть не была готова.
– Спасибо. Ты очень понятливый. – Подхватила рюкзак, шагнула к выходу… Опомнилась: вернулась назад, прихватила коробочку со сладостями, засунула в сумку.
И – нет. Мне не было стыдно нисколечко. Он же мне предлагал? Предлагал. А я сама такого никогда не смогу купить Тёме.
Моя гордость переживет что угодно, если речь идет о ребенке.
– Постой! Олесь! Дай мне свой номер телефона! Встретимся как-нибудь, поболтаем, когда ты будешь в настроении?!
– Я сама тебе позвоню, если настроение появится. – Проще было ответить таким способом, чем послать его к черту: Женя туда не пошел бы, как ни посылай, а я уже жутко устала сопротивляться.
– Тогда провожу тебя, хотя бы. – На удивление, он согласился. Подхватил меня за локоток, повел к двери. – Чтобы не заблудилась.
Мы не успели сделать последний шаг – и слава богу. Иначе бы получили по огромной шишке на лбу.
– Женя! Я так и знала, что ты задержишься! – Навстречу нам шагнула шикарная блондинка. Очень шикарная: от блестящего колье на шее до сверкающих носков туфель. Про выдающуюся грудь и губы – лучше промолчать вовсе. – О. А это кто тут у тебя?
– До свидания. – Мне еще тут разборок с чужими женщинами не хватало!
Девица показалась смутно знакомой… Но не было ни времени, ни желания выяснять – кто она, и откуда я знаю этот неприятный, жеманный голос и холеное лицо.
– Нет! Постойте! Я хочу разобраться!
– Марин, оставь человека в покое. Никаких разборок на работе. Мы, кажется, это обсуждали? Или ты опять все забыла?
Женя полностью забыл о моем существовании. Переключился на новую гостью, подарив мне возможность сбежать.
И снова доказал: он умеет быть жестким, злым и опасным. И переключается в этот режим за секунду.
К черту! Бежать от него! Как можно быстрее бежать!
Рабочее приложение разрывалось от заявок. Можно было хватать любую и выполнять, работы всем курьерам сегодня хватило бы до поздней ночи. И заработать сегодня можно было бы шикарно…
Но я бы не смогла сегодня вообще ни с кем общаться больше. Ноги вели в одну сторону – только домой. Хотелось забиться в свой надежный угол и спрятаться. Обнять родных, напитаться от них силой, теплом, верой, что я со всем справлюсь!
И забыть об этой встрече. Забыть и никогда не вспоминать!
– Я дома! Я пришла! – Ввалилась в квартиру совсем без сил. Ждала, что меня встретит громкий, радостный топот… Но навстречу вышла только ба…
– Ох, моя хорошая… Лесечка, видела бы ты, на кого сейчас похожа… – Бабуля тяжко вздохнула, шагнула навстречу, чтобы обнять. Ей плевать было, что я мокрая и холодная. И не боялась, что весь ее старенький халатик превратится в тряпки после объятий…
– Ну, кто ж виноват, бабуль, что такая погода?! – Аккуратно отодвинула ее, скинула все, до самого белья, не отходя от порога. – А где Артём? Почему он меня не встречает?
Какой-то непреходящий страх за сыночка – вечный, живущий со мной, не отпускающий, опять схватил за горло. Все самое страшное давно уже прошло. А мои страхи никак не отпускали…
– К Ваньке-соседу пошел. Им же скучно сидеть по одному. Пускай там поиграется…
– Ох… Ладно…
– Олесь. Ну, что ты? Лица на тебе нет? – Бабушка сгребла мою мокрую одежду, потащила в стирку. Между делом погладила по голове, как маленькую. – Неужто, я бы тебе не сказала, случись что нехорошее?
– Сказала бы. Но я, все равно, пугаюсь, когда его дома не вижу… – Чихнула. Так смачно и громко, что, наверное, перепугала соседей…
– Ох, Леся, Леся! Зачем ты себя гробишь? Вот разве можно в такой ураган бегать по городу? Иди скорее, набирай ванну и грейся!
– Ба, ты же знаешь! Я пока ничего другого найти не могу. А кормить ребенка чем-то надо… – Это был вечный спор ни о чем. Бабушка считала, что проще уехать в деревню, жить там, на молоке и картошке, и больше ни о чем думать.
– Сходила б ты к матери… Все же, внук родной…
– Нет! Ты знаешь, ба! Никогда и ни за что!
– Ну, вдруг она поумнела? Может, внука захочет увидеть, понянчить?
– Она ждет – не дождется, когда мы исчезнем. И ты, и я, внук. Забудь об этом, бабуль. Не заставляй меня снова грустить и нервничать…
– Лесенька… Кто-то из вас двоих должен быть умнее, внучечка… – Бабуля вновь завела свою любимую песню. Она никак не могла принять, что моя мать ушла из нашей жизни. Сама! Своими собственными ногами ушла!
А теперь, отчего-то, должна была ее возвращать!
При этом знали мы прекрасно обе: не выйдет из этого ничего хорошего, никогда. Только мое унижение и боль…
– Ба. Пожалуйста, давай, закроем эту тему? Я сейчас быстренько помоюсь и буду готовить нам ужин. А ты сходи за Тёмой пока. Соскучилась по нему ужасно, и лекарства уже пора давать.
Горячий душ немного спас: вода смыла холод, боль и мои колючие слезы. Почему вот именно так сегодня сложилось? И ураган этот грёбаный, и Женя, и бабушка про мать решила вспомнить?
Почему нельзя выдавать мне проблемы частями, небольшими дозами, чтобы окончательно не поломать?!
И даже поплакать под водой нельзя вдоволь: нужно быстро собраться, вытереть сопли и гнать на кухню, что-то съедобное для Тёмы сочинять…
Бабушкину стряпню он категорически принимать не хочет. Только мою.
Хотя, чему удивляться? Ребенок с детства не хочет есть каши на молоке, а бабуля упрямая: до сих пор их варит в надежде, что Артём однажды проснется и возжелает ее манку с вареньем…
– Мамочка! Мамулечка! Ура, ты вернулась! – Он подкрадывался от самого порога. Хотел испугать.
А мне оставалось только делать вид, что не замечаю, как крепкие, шустрые ножки топочут по деревянному полу, наводя грохот на всю округу…
– Ой, а кто это? – Присела, обняла его крепко-крепко, расцеловала в щечки.
Уже зарумянился, слава богу. Значит, есть шансы, что скоро долечимся!
– А это я! Я тебя испугал, правда? – Глазенки горят восторгом. Подпрыгивает от радости.
Целый день не виделись – соскучились ужасно друг по другу. Не оторваться от него, не напиться сладким детским запахом!
– А что ты мне приготовила? – Маленький носик зашевелился, пытаясь понять по запаху, что там шипит в сковороде.
– Картошечку пожарила. – Лучше картошечки в нашей семье – только макароны. Но они были вчера. А как-то нужно меню разнообразить.
– С сосиской? Или с котлеткой?
Черт.
– Малыш, погоди, мне нужно помешать, а то пригорит!
Освободилась из его объятий, подскочила к плите. Чтобы не видел, как снова глаза покраснели. Поймет, что я расстроилась – будет грустить тоже, даже не зная, что стало причиной.
– Сегодня просто картошечка с маслом. Хорошо?
– Ммм.. А я думал, что будет котлетка….
В горле пережало.
Я слышала и видела не раз, как чужие дети валяются в истерике, требуя от родителей конфеты, игрушки, дорогущие подарки… А мой сынок всего лишь хотел котлетку. И я не могла ее позволить – ни ему, ни себе.
– Это просто луком пахнет, а запах на мясной похож… – Погладила по вихрастой головушке, пытаясь утешить. – Я вчера все денежки потратила на твои сиропы и витамины, малыш. На мясо ничего не осталось, прости…
– А завтра? Завтра сделаешь? – Без претензий. Без обид. С надеждой…
– Мы скоро в садик с тобой опять начнем ходить. Там все будет, и котлетки, и всякая другая всячина…
– А твои вкуснее! – Он уже усаживался за стол, смешно ерзая попкой на высоковатом для него стуле. Схватился за ложку.
Мой золотой, мой самый лучший на свете ребенок! Невозможно представить, что его в моей жизни могло и не быть…
– Я получу зарплату скоро. И мы с тобой налопаемся от души, хорошо?!
– Ага! И сосисок еще купим, ладно? И бабулю угостим?
– Ну, как же мы без бабули-то? Устроим с ней настоящий пир!
Вспомнила заказы, которые таскала весь день за спиной. Когда-нибудь я даже смогу угостить его пиццей, гамбургером и колой. И пускай все это вредно для малыша. Пускай! Он должен когда-то попробовать вкус нормальной детской жизни!
– А еще у меня для тебя сюрприз! – Вовремя вспомнила про пирожные. Как можно было про них забыть? – Лопай быстрее картошку, и тогда увидишь.
Смотреть на то, как он с аппетитом уплетает ужин – настоящее счастье. МЫ уже неделю лечились, и Тёмка сидел практически на одной водичке. Ничего в больное горло не лезло. Сегодня стало лучше, сто процентов. Пускай отъедается!
– Смотри! Вон, какие красивые пироженки! Мы таких и не видели с тобой никогда!
Корзиночки, завитушки, еще какие-то милые штучки – все это чуть-чуть помялось, пока я добиралась до дома. Но Тёмкиному восторгу это никак не помешало.
– Мам, а ты? – На четвертой по счету сладости он остановился. – Попробуй, они классные!
Вытерла щечки, перемазанные в креме. Натянуто улыбнулась.
– Я же сладкое не ем, ты знаешь. Лучше себе на утро оставь, хорошо? А то зубки можно испортить!
Бабушка застряла у соседки. Можно понять: устала, бедная, целый день возиться с этим хулиганом. И теперь отдыхала с подругой за чашкой чая с вареньем… Ей бы тоже надо оставить парочку вкусных штучек – побаловать…
– Лесенька, внученька! – Ба появилась в доме как чудо: стоило только вспомнить – и вот она.
– Что, моя хорошая?
– Там какой-то мужчина по подъезду бродит. О тебе спрашивает!
Глава 6
Прошлое
– Ты где была, шаболда?! – Стоило только ступить на порог, пришлось тут же уворачиваться от полотенца.
Мокрая ткань полоснула по щеке, зацепила ухо, обожгла своим громким шлепком.
Присела, закрыв глаза и рот. Пускай куда хочет бьет, главное – чтобы не оставила пятен и синяков. Я не смогу пойти в универ, если что-то будет «светиться» на физиономии.
– Где ты шлялась, тварь, я тебя спрашиваю?! – Матери показалось мало этих шлепков. Отбросила полотенце в сторону, стянула с меня шапку, вцепилась в волосы….
– На учебе. Я же сказала! – Если молчать – только хуже себе сделаешь. У мамы просто крышу сносит от злости, если на ее вопросы не отвечаешь…
– Какая учеба по выходным?! Что ты мне тут сочиняешь?!
Все ясно. Опять провал в памяти…
Не настоящий, конечно же. Когда нужно, мама вспомнит в деталях события, происходившие лет пять назад. Но если удобно, все очень быстро и легко забывается…
– Мне назначили дополнительную встречу по курсовой. На неделе я работала, было никак…
Морщась от боли, кое-как вывернулась из родных… таких злых и жестоких рук.
Главное – пережить вот этот первый приступ. Потом уже бить не будет.
А к ее крикам и истерикам я уже привыкла…
– Я видела твою курсовую! С кем ты лизалась там у подъезда? Шалава последняя! Хоть подумала, что вас все люди в доме видят?!
Мама выехала из деревни. Но деревня в ней так и осталась жить. Почему-то, самое главное в ее принципах: чтобы никто ничего плохого не подумал. А что творится в твоей жизни на самом деле – мелочи. Главное – хорошо выглядеть!
– Однокурсник меня подвез. Чтобы не замерзла по дороге… И денег сэкономила на билет…