Измена. Твои (не)желанные Николаева Ольга
– Говори! Говори быстрее, Лесь! Я готов на все, чтобы тебе помочь!
– Нет. Тебе не нужно вмешиваться, только хуже сделаешь! – Он нахмурился: Женька всегда хотел быть для меня героем, а тут – не получилось, да еще и потому, что я сама запретила!
– Почему?
– Это очень сложно, Жень. Если выйдет – я все сама тебе обязательно расскажу!
Он, вроде бы, поверил… Обнял. Осыпал поцелуями лицо, шептал мне глупые нежности, заставлял дрожать… Нам всегда не хватало с ним времени. Всегда хотелось быть ближе и дольше…
Бабушка, конечно же, не отказала.
– Лесенька, так что же ты ко мне совсем не переедешь, внученька? У тебя же совсем жизни нет? Знаешь ведь, я тебя не обижу!
– Бабуль, прости, но я так тоже не могу. Мама совсем одна останется… Я ее как будто предам… – Чувство вины уже и так захлестывало с головой: никогда еще я так сильно не обманывала маму. Маму, которая всю жизнь положила на то, чтобы вырастить и поднять меня на ноги…
– Ох, пожалеешь ты, Лесечка. Ты уже большая. Пора бы отрываться. А Наталья тебя не отпустит никогда, так и будет на тебе вечно ездить! Ты же ей ничего не должна!
– Бабуль… Вот попробую у тебя недельку побыть… А там и посмотрим. Вдруг, все получится…
У бабули было хорошо и спокойно. Она ничего не требовала, ничем не грозила, и всегда была на моей стороне. Одна беда: это слишком волновало маму. Она возмущалась, ругалась, и вообще была не против, чтобы отправить бабулю куда-то в интернат. А то слишком много бед от нее и проблем!
– Ну, смотри, Лесечка. Ты знаешь, я тебе всегда рада. Даже заболеть могу, если хочешь…
– С ума сошла, бабушка?! Не смей даже думать об этом! Я лучше откажусь вообще от этой идеи! Не смей болеть, никогда! Иначе я сама умру!
– Хорошо, моя милая. Как я могу болеть, если есть ты у меня? Только ради тебя одной и живу, моя внучечка!
Я пробиралась к Жене окольными тропами. Прятала лицо под капюшоном и огромной шапкой. Наверное, это было смешно и глупо: в жаркий майский день кутаться, как в мороз… Но вдруг, мама внезапно решит прогуляться в этом районе? Вдруг, она меня увидит? Страшно представить, что из этого получится…
– Боже! Я не верил! До последнего не верил, что у нас все выйдет! – Женька сгреб меня в объятия, затащил в машину, прижался щекой к лицу. Обнимал меня так, словно я – главная драгоценность в жизни. Ради этих объятий можно было пережить все, на что я пошла…
– Женя, только не гони так! Я боюсь! – Он летел на всех парах. – Мы же никуда не опаздываем!
– Я не верю, Лесь! Не верю еще! Хочу убедиться, что ты – со мной. Что рядом, в моей квартире! И что там никто тебя не отберет!
Он казался одержимым. Но так лучился радостью, что спорить о чем-то было бы грешно… Я и сама заразилась этим ликованием: наконец-то, я впервые была на свободе! И могла делать все, что захочу!
Пускай, как у Золушки, этот праздник закончится. Не в двенадцать ночи, а утром… Но эта ночь была моя. Можно веселиться, танцевать до упада… Держать Женю за руку, обнимать его – и не смотреть на часы. Ничего не бояться!
– Спасибо тебе… – Так захотелось погладить его по щеке… От нежности даже пальцы дрожали…
– За что, малыш? – Он поймал мою ладонь своей, поцеловал каждый пальчик. От этого его жеста у меня каждый раз прикрывались глаза и подкашивались ноги. Ничего теплее, слаще и нежнее в моей жизни не случалось…
– За свободу. Ты меня уговорил. И ты подарил мне ее!
Глава 9
– Жека, ну чего ты? Сколько можно сосаться? У нас пойло закончилось! – Хриплый голос какого-то парня заставил нас оторваться друг от друга.
Я с трудом открыла глаза, не желая возвращаться в реальный мир. Женя целовал меня без конца, покачивая в медленном танце. Это было немножко стыдно и совсем неправильно, наверное: вот так, не скрываясь, обниматься и ласкать друг друга на глазах у всех… Женины руки пробрались под край моей кофточки и теперь обжигали мою спину, заставляли плавиться, теряться в пространстве, томиться и гореть…
Но никто вокруг не обращал на нас внимания: каждый занимался своим делом. Кто-то пил, кто-то пел, кто-то устроил танцы на столе… Всем было весело, ярко, безрассудно и свободно. Я бы ни за что не подумала, что студенческие вечеринки – это так здорово, не только в кино, но и в реальности.
– Ты знаешь, где все стоит, Макс. Иди и возьми. Я что тебе, прислуга? – Женя грубовато отбрил друга, прижимая мое алое лицо к своему плечу. Он будто чувствовал, как меня накрыло смущение от того, что нам помешали.
– Ну, ладно. Хотел намекнуть тебе, что нужно сделать перерыв… – Макс не хотел отваливать, хоть ему на это и намекнули. Хихикнул как-то очень похабно. – Вы тут шоу-то совсем не устраивайте. У людей камеры, помнишь? Завтра ваш вертикальный секс увидят все, кому станет интересно…
Ужас! Волна стыда накрыла с головой, я сжалась в комок, представляя, что вот эта чья-то «забавная» запись завтра дойдет до мамы… На этом и закончится моя никудышная жизнь!
– Спасибо за заботу, друг. Я, и правда, что-то немного увлекся. – Женя говорил с ним через мою голову, а сам продолжал успокаивающе гладить по плечам и спине.
– Смотри. Не подставляй девчонку. Тебе-то нечего терять, ты у нас парень известный… А ей-то нафиг оно надо?
Он ушел. Я застыла. Все обаяние момента куда-то схлынуло…
– Прости, малыш. Я чересчур увлекся… – Женя вел себя, как ни в чем не бывало. Потянул меня снова в танец.
– Мне стыдно.
– Хочешь, сбежим от них? – Его глаза горели бесовским, влюбленным, шальным огнем. Заражали меня безумием.
Так не хотелось потерять ощущение сладости. Потеряться в нем.
Когда еще у меня будет такое счастье?!
– Куда? А как же гости? Разве можно их оставить? – Задавала вопросы, а сама, затаив дыхание, мечтала, что Женька обязательно найдет ответы на все. И справится. И уведет меня от всех куда-нибудь. Туда, где мы будем только вдвоем и вместе!
– Макс присмотрит. Ему не впервые. – Он куда-то потянул меня, в сторону от всех. Я послушно зашагала следом.
Темные коридоры, в которых уже не было посторонних, приглушали посторонние звуки. Было таинственно, томительно и загадочно.
Дыхание перехватывало от предвкушения. Я ведь не маленькая. И прекрасно знала, чего хочет Женя. Казалось, что сейчас начнется сказка…
– Не бойся, Лесь! Ничего не бойся! Все будет прекрасно, поверь мне! – Он шептал мне куда-то в кожу, задирая кофточку. Пальцами оглаживал ребра, обводил краешки белья, целовал живот, обводил пупок носом…
– Я не боюсь. – Было так сложно удержаться на ногах. Оставалось только держаться за плечи Жени, стоящего передо мной на коленях… Втягивала воздух через нос, сжимала зубы, а обратно его выпустить не получалось…
– Ты вся дрожишь, Олесь! И мурашками покрылась…
Только после его слов ощутила, что меня целиком трясет. Пальчики на ногах поджимались, бедра свело… Что-то очень тяжелое, плотное, горячее перекатывалось внутри… Будто вязкая лава искала выход, и никак не могла найти, поэтому крутилась, бурлила, закипала… В легких что-то шипело…
– Это от волнения… Не от страха…
Глаза, широко открытые, впитывали в себя все: и его склоненную голову, с густыми вихрами на затылке, и широкие, надежные плечи… на них перекатывались мышцы – такие гладкие, такие красивые, после того, как Женя стянул с себя футболку…
Боже, только от этой красоты можно было бы сойти с ума! Любуясь им, пропустила момент, как с меня стащили всю одежду. Всю. Вообще.
И даже прохлада по коже не пробежала… Кипящая лава внутри согревала так, что можно было бы и голой на мороз: ничего бы не случилось со мной!
Упала на белоснежные простыни – как в кино! И так же глаза распахнула от восторга!
Прохладная гладкая ткань подо мной – и жгучий, раскаленный Женька – сверху. Вдавливает меня в простыни. И уже от этой близости – когда ни миллиметра между нами – хочется кричать в восторге. Я млею. Постанываю… Облизываю сухие губы… Ловлю его рот – так, кажется, легче будет дышать. Одно на двоих дыхание – это же так здорово! Это такое счастье! Так сладко и так легко…
И совсем не больно и не страшно, когда он делает первый рывок. Отчаянный. Смелый.
Кусаю его губу нечаянно… Шиплю…
– Ай! – Хором вскрикиваем. Тормозим. И улыбаемся друг другу.
Кажется, я только что нашла свою жизнь. Настоящую. Вот она – смотрит в мои глаза и плавно, очень осторожно двигается. Ловит мою реакцию. Хмурится, когда я хмурюсь… Трется щекой о мою щеку, что-то шепчет сдавленно… Кажется, о любви. О том, что я – мечта. И что он умрет ради меня…
А потом я сама умираю. Неожиданно так. Только что было совсем некомфортно. Потом томительно, будто вот-вот что-то должно произойти… И колени сводит, и сжимается все в животе и груди… Тянет, ноет, заставляет морщиться и хныкать… А потом взрывается и летит. И я лечу. А упасть забываю. Теряюсь в темноте, в пространстве, в его ласках… Теперь и умереть не страшно. Вот прямо сейчас – пожалуйста, я готова!
– Вот, смотрите! – Какой-то неприятный звук вырывает из забытья! – Я же вам говорила!
Яркий, резкий свет лампы ослепляет, заставляет жмуриться, прятать глаза под ладонью.
– Сын, что это за шлюха в моем доме?! Кто тебе позволил тащить сюда грязь?!
И меня прижимает к постели. Раздавливает. Я физически ощущаю, как тонна грязи, тяжелой, вязкой, липкой выливается сверху! И под нею просто невозможно двигаться, дышать, смотреть… Жить невозможно больше!
– Отец, выйди, пожалуйста. – Спокойный голос Жени возвращает меня в реальность. Позволяет впервые вдохнуть по-настоящему. Поверить, что я еще могу пожить немного…
– Что?! Ты совсем охамел? Выкидывай отсюда эту шваль! – Слышу тяжелые шаги, приближающиеся к постели. Корчусь, ежусь, превращаюсь в комочек. Надеюсь, что меня тут просто не заметят!
– Выйди. Мы сейчас оденемся и уйдем. – Женя твердой рукой прижимает одеяло, накрывает меня с головой, не позволяет отцу его сдернуть.
И я молюсь – за него. Прошу у Вселенной, у Бога, у всех на свете ангелов для Жени всего хорошего. Это моя ему благодарность. За то, что не позволил своему отцу смотреть на меня голую.
– Кто ты такой, чтобы здесь командовать? – Я не вижу лица мужчины. Но слышу по голосу, что он все больше и больше ярится. И каждое новое слово сына заставляет его сердиться все больше и больше.
– Пап. Я все понимаю. Ты не в настроении. Но не позорь меня и Олесю. Иначе я перестану тебя уважать.
Зажала рот кулаком, зажмурилась… Хотелось плакать и целовать его – за уверенность, за поддержку, за его спокойствие… За то, как надежно он пытался меня оберегать…
– Ты моего уважения уже лишился, сын! Я тебя предупреждал: никаких девок в моем доме! А это как понимать?!
– Это не девка. Прекрати ее обижать! – Еще крепче сжал меня. Погладил, пытаясь успокоить даже сквозь одеяло.
Пауза казалась бесконечной. Хватка на несчастном одеяле ослабла – больше его с меня не стягивали, и на том спасибо.
Мужчина рядом с нами переступил с ноги на ногу – тяжело, увесисто. Казалось, там стоит какой-то страшный великан, способный меня раздавить одним пальцем!
– Десять минут.
И шагнул куда-то в сторону.
– Что, пап? Я не понял?
– Чтобы через десять минут ее здесь не было!
Дверь грохнула так, что все вокруг затряслось. Еще чуть-чуть – и потолок упал бы нам на голову.
– Выбирайся, котенок. Время пошло… – Женя сел рядом со мной, но не спешил разворачивать из кокона, в который сам же и запрятал.
– Да. Сейчас. Он точно ушел?
– Конечно. Отец у меня тот еще альфач, но уж точно не извращенец, и разглядывать тебя не станет.
– Зачем ты так меня подставил, Жень? – Мне совсем не улыбалось проверять, что же может случиться через эти десять минут. Выскользнула из постели, принялась панически хватать свою одежду. Натягивала ее, даже не проверяя…
– Стой. Ты наизнанку блузку натягиваешь! – Он придержал меня за руку, снял кофточку, расправил и снова помог надеть.
– Какая разница? Мне бы успеть…
– Если оденешься неправильно, это к ссоре! – Он назидательно поднял палец. Улыбнулся невесело, чмокнул меня в нос. – Побежали, маленькая. Может, успеем еще…
– Куда? – Я глянула за окно. Там стояла ночь. Глубокая и темная.
– Провожу тебя, Олесь. Не отправлю же одну на улицу?
Он снова вел меня темными глухими коридорами. Только теперь они потеряли свое очарование, и на сказку вовсе не были похожи… Скорее, на темный страшный замок, в котором где-то сидел страшный дракон…
– О. Надо же! Уложились…
Грозный дракон никуда не делся. И не прятался вовсе: он ждал нас в кресле в гостиной. Развалился там с каким-то напитком… Очень похожий на Женю – такой же статный и красивый.
Только злой. И взгляд – холодный и жесткий. Я будто заглянула в будущее: когда мой Женя повзрослеет, заматереет и будет вот таким…
– Пап, я вернусь, и мы поговорим. – Он даже не оглянулся в сторону отца. Только ускорил шаг и потащил меня в сторону двери.
– А ты куда собрался? – Мужчина резко поднялся и шагнул к нам.
Я не привыкла показывать страх. Жизнь научила: чем сильнее трясешься, тем больше тебе прилетает… Но тут не смогла не сжаться. Спряталась у Жени за спиной…
– Провожу Олесю – и вернусь. – Он вообще ничего не боялся, кажется. Не дрогнула ни одна мышца, когда отвечал отцу.
Спокойно взялся за ключ, провернул его.
– Сама дойдет, не маленькая. Ты останешься здесь. – Припечатал. Размазал.
От одних этих звуков хотелось бежать отсюда, сверкая пятками.
– Ночь на дворе. Я не пущу девушку одну никуда. Довезу и вернусь. Ничего не случится за это время!
Женя отвечал такими же фразами – короткими, рублеными, бесстрастными. И от этого становилось еще страшнее. Никогда я не видела еще, чтобы люди так себя вели с агрессором: без страха, скорее, с вызовом…
– Ключи на стол положи.
Господи. Чем он еще накажет сына? И за что, главное, за меня?! Разве я сделала этому человеку что-то плохое?
– Как скажешь. – Женя усмехнулся. Не спеша, отцепил автобрелок от связки, швырнул его на журнальный столик.
– Карта твоя заблокирована. Такси не вызывай. Не позорься. Заплатить не сможешь!
Где-то в глубине помещения пискнула девчонка.
Наверное, та самая, что привела его в нашу комнату. Ее не видно в темноте, зато прекрасно слышно отчаяние… Она молчала все это время… А теперь вот. Похоже, что Женькина карта без денег – единственное, что могло ее так сильно задеть…
– Пешком дойдем. Не беда.
– Телефон тоже клади сюда.
– Бать! Может, мне и трусы оставить? Если тебе так неймется, могу и голым уйти! Ты этого хочешь?!
Женя впервые повысил голос. И это показалось мне полным концом. Сейчас они подерутся, наверное…
– Уйди с моих глаз! Сейчас же! И чтобы к утру был дома!
Дверь, захлопнутая Женей за нами, могла бы разрушить весь дом. Уши заложило от грохота.
– Пойдем, Олесь. Пешком, конечно, дольше, но мы с тобой доберемся!
– Прости меня, Жень… Я не думала, что так выйдет…
Мне до боли было жалко его. Никогда никому не желала таких ссор: как ни притворяйся, что тебя это не трогает, не задевает, это все равно больно. Можно научиться надевать броню, не дергать ни одной мышцей… А внутри все истекает кровью…
– С ума сошла? За что ты просишь прощения, малыш? – Он сгреб меня в объятия, прижался к макушке подбородком… Начал укачивать, как маленькую… – Отец не должен был появиться сегодня. Он уехал в гости к другу на несколько дней…
– Думаешь, кто-то настучал?
– Конечно. Но я разберусь с этой стервочкой. Не бойся. Все будет хорошо, малыш!
Глава 10
Олеся. Настоящее
– Ты же одна сейчас? – Аверченко имеет какой-то избирательный слух: все, что ему не нравится, он просто пропускает мимо…
– У тебя проблемы, Евгений. Только не пойму с чем: с памятью, зрением или с умением считать…
Перетаптываюсь на пороге. Уйти бы уже, хлопнув дверью перед его носом. Запереться на все замки, набросить цепочку… И снова жить в спокойствии, с бабулей и сыном…
Но что-то не позволяет. Что-то держит меня вот здесь, в холодном подъезде, в тапочках на босу ногу…
Знание, что он так просто не уйдет? Что может вернуться и завтра? Или, еще хуже, начнет стучать и долбиться, пока опять не открою?
Или что-то еще, другое? Ищу в его глазах что-то. Проклинаю себя за эти попытки, ненавижу свою слабость… И все равно: ищу.
– Я видел, что у тебя ребенок, Олесь. Не передергивай. И не притворяйся, что не понимаешь… Ты же умела мои мысли читать, помнишь?
Делает шаг в мою сторону.
А я… Я не могу. Я спиной упираюсь в собственную дверь. И бежать мне уже некуда.
Беспомощно поднимаю ладони, пытаюсь хоть так удержать дистанцию… И Женька, всегда такой упёртый, не замечающий препятствий, застывает. Всего в миллиметре от моей кожи – как будто вкопанный.
– У тебя нет мужчины. Я вижу это. И мальчик твой не сказал, что вкусняшки ему приносит папа. Только про тебя говорил. Это ведь так?!
Этот вопрос… Больной. Унизительный. Мать-одиночка – сколько раз меня втаптывали в грязь этими словами. Даже те, кого это никак не касается! Размазывали меня по асфальту, не давая и шанса на оправдания!
В устах человека, виновного в этом статусе, он несет заряд разрушительной силы.
Меня колючками изнутри разрывает. И от этой боли хочется вцепиться Аверченко в лицо, выцарапать ему глаза. Чтобы ушел и никогда не возвращался больше!
Внутри все дрожит. Но я только сжимаю зубы и смотрю на свое отражение в его радужках.
– Олесь? Что ты молчишь? Я же просто хочу узнать о тебе хоть что-нибудь!
– У тебя сменились интересы, да? Простые невинные дурочки – уже скучно? Хочется чего-то с изюминкой? Чтобы еще и с детишками были?
Кулак врезается в стену рядом с моей головой.
Испуганно замираю. Чего-чего, а вот таких выходок за Женькой раньше не наблюдалось… Теперь становится страшно по-настоящему…
– Да что такое-то? Почему ты каждое мое слово в штыки воспринимаешь?
Он с таким изумлением смотрит на свои разбитые костяшки… Словно и сам от себя такого не ожидал.
– Мне кажется, вопросы не мне нужно задавать…
Потихоньку оттаиваю. Бить он меня не собирается. И кровь на кулаке – отлично отрезвляет самого Аверченко.
– А кому? Скажи, Олесь. Я обязательно их задам…
– Найди себе хорошего психиатра.
– Найду. Найду, обязательно! Я с тобой свихнусь окончательно, Олесь! Вот прямо сейчас с ума сойду!
Я видела людей под разными веществами. В нашем районе какие только не встречаются…
Но то, что творится с Женькой, ни на что не похоже. Его ломает, но взгляд остается чистым, цепким и пристальным… И очевидно, что ему плохо. До такой степени, что даже мое равнодушие и неприязнь начинают таять… Не могу смотреть, когда кто-то страдает!
– Уйди. Не мучайся. Тебя сюда никто не звал. – Пожимаю плечами. Чем еще ему помочь – не могу придумать… Лучший выход – забыть друг о друге снова. Лучший для всех нас.
– Да конечно!
Не успеваю моргнуть, как оказываюсь стиснута его руками. Крепко держит мою голову в ладонях, впивается губами в мои губы… Это совсем не та нежная, томительная ласка, что до сих пор меня мучает во снах. Голодный, жадный, убивающий поцелуй, выпивающий дыхание. Он что-то требует от меня безмолвно, терзает, мучает…