Троецарствие Гуаньчжун Ло
В беседке уже были расставлены кубки, блюда с черными сливами и сосуд для подогревания вина. Хозяин и гость уселись друг против друга и принялись с наслаждением потягивать вино.
Опершись на ограду, Цао Цао и Лю Бэй смотрели на темное грозовое небо.
– Вы долго странствовали по свету, – сказал Цао Цао, – и должны знать героев нашего века.
– Откуда мне их знать? Я добился должности при дворе благодаря вашей милости и покровительству, – уверял Лю Бэй.
– Если не знаете лично, то, наверно, слышали их имена? – настаивал Цао Цао.
– Ну вот, к примеру, хуайнаньский Юань Шу, у него сильное войско, изобилие провианта, – ответил Лю Бэй.
– Это гнилая кость из могилы. Рано или поздно я схвачу его!
– Тогда хэбэйский Юань Шао… Из четырех поколений его рода вышло три гуна [39], у него много приверженцев.
– Он только с виду храбр, а в душе труслив. Он любит строить планы, но не обладает решимостью, замышляет великие дела, но не любит трудиться. Ради маленькой выгоды готов забыть все на свете. Разве это герой?
– А Лю Бяо? Слава о нем гремит в десяти округах.
– Это не слава – одна только видимость!
– Ну, тогда цзяндунский Сунь Цэ. Он крепок и телом, и духом.
– Сунь Цэ не герой, он живет заслугами отца!
– А ичжоуский Лю Чжан?
– Всего лишь дворовый нес! – Цао Цао всплеснул руками и расхохотался. – Да ведь это все жалкие людишки! Герои – это люди, исполненные высоких устремлений и мудрых планов. Им одним ведомо, как объять всю вселенную.
– Где же найти таких героев?
– Это вы да я, – ответил Цао Цао.
Как раз в этот момент хлынул дождь, грянул гром. А как только дождь прекратился, два вооруженных мечами человека ворвались в сад и бросились к беседке. Слуги не смогли их удержать. Цао Цао узнал Гуань Юя и Чжан Фэя. Они вернулись из-за города, где упражнялись в стрельбе из лука, и, узнав, что Лю Бэя увели люди Цао Цао, бросились к нему во дворец. Однако увидев, что Лю Бэй с Цао Цао мирно распивают вино, остановились.
– Мы пришли, чтобы развлечь вас пляской с мечами, – нашелся Гуань Юй.
– Нам пляски Сян Чжуана и Сян-бо не нужны, это не праздник в Хунмыне![40] – отвечал Цао Цао.
Лю Бэй улыбнулся. Цао Цао велел налить вина и поднести обоим, Гуань Юю и Чжан Фэю. Вскоре Лю Бэй распрощался с Цао Цао и вместе с братьями вернулся домой.
На другой день Цао Цао снова пригласил Лю Бэя. Во время пира явился Мань Чун с вестью о том, что Юань Шао разбил Гунсунь Цзаня, а его войска привлек на свою сторону.
Лю Бэя охватила печаль. Он вспомнил милости, оказанные ему Гунсунь Цзанем, вспомнил о Чжао Юне. Где-то он теперь? И Лю Бэй обратился к Цао Цао с такими словами:
– Если Юань Шу пойдет к Юань Шао, ему не миновать Сюйчжоу. Прошу вас, дайте мне войско, я ударю на Юань Шу и возьму его в плен.
Цао Цао выделил Лю Бэю пятьдесят тысяч пешего и конного войска и послал вместе с ним Чжу Лина и Лу Чжао. Вернувшись домой, Лю Бэй взял оружие, оседлал коня и двинулся в путь. К этому времени Го Цзя и Чэн Юй вернулись из поездки по проверке провианта и казны и, узнав обо всем, поспешили к Цао Цао.
– Господин первый министр, – сказали они, – мы много раз советовали вам покончить с Лю Бэем, но вы не послушались нас, а теперь еще дали ему войско. Это все равно что отпустить дракона в море или тигра – в горы.
Цао Цао внял словам своих приближенных и приказал немедля вернуть Лю Бэя. Сюй Чу бросился выполнять приказание. Но Лю Бэй отказался вернуться.
– Выступив в поход, полководец не повинуется даже государю, – сказал он. – Так и доложите.
Сюй Чу вернулся и все передал Цао Цао.
– Лю Бэй не захотел вернуться, значит, он что-то замыслил, – сказали Го Цзя и Чэн Юй.
– При нем мои люди, – ответил Цао Цао. – Вряд ли он пойдет на измену.
Тем временем Лю Бэй прибыл в Сюйчжоу, где его встретил правитель округа Чэ Чжоу. А в скором времени вернулись лазутчики и донесли, что Юань Шу расточительствует сверх всякой меры и силы его значительно умень- шились.
Тогда Лю Бэй во главе пятидесяти тысяч воинов двинулся против Юань Шу и наголову разбил его войско. Вдобавок суншаньские разбойники Лэй Во и Чэнь Лань разграбили провиант и все прочие запасы Юань Шу, и он вынужден был уйти в Цзянтин. Семья и слуги его голодали, многие умерли. Вскоре скончался и сам Юань Шу. Случилось это в шестом месяце четвертого года периода Установления спокойствия.
Лю Бэй, узнав о смерти Юань Шу, написал донесение двору и отправил письмо Цао Цао. Чжу Лина и Лу Чжао он вернул в Сюйчан, а сам, оставив войска охранять Сюйчжоу, выехал из города, чтобы собрать разбежавшихся жителей.
Когда Чжу Лин и Лу Чжао доложили Цао Цао о том, то Лю Бэй с войском остался в Сюйчжоу, тот пришел в ярость и хотел казнить их, но его отговорил Сюнь Юй.
– Напишите лучше письмо Чэ Чжоу, пусть устроит Лю Бэю ловушку, – посоветовал он.
Цао Цао так и сделал. Чэ Чжоу, получив повеление, призвал на совет Чэнь Дэна.
– Все очень просто, – сказал Чэнь Дэн. – Не пройдет и дня, как Лю Бэй вернется. Устройте у крепости за городскими воротами засаду [41]. С ним можно будет покончить одним ударом. А я с городской стены стрелами перебью его стражу.
Придя домой, Чэнь Дэн обо всем рассказал отцу, и тот велел тотчас же уведомить Лю Бэя. Чэнь Дэн отправился в путь и вблизи Сюйчжоу встретил Гуань Юя и Чжан Фэя.
Гуань Юй договаривается о трех условиях
Выслушав Чэнь Дэна, Чжан Фэй хотел сразу же перебить стражу у городских ворот, но Гуань Юй его удержал:
– Они нас ждут. Действовать надо наверняка. Сделаем вид, будто в Сюйчжоу прибыли войска Цао Цао. Чэ Чжоу выйдет из города, тогда мы с ним и покончим.
Ночью они подошли к городу, окликнули стражу и на вопрос, кто они такие, ответили, что это отряд Чжан Ляо, посланный первым министром. Об этом доложили Чэ Чжоу. Тот вызвал Чэнь Дэна и в замешательстве сказал ему:
– Я должен выйти, иначе могу впасть в немилость. Боюсь только угодить в ловушку.
Он поднялся на стену и сказал, что лучше подождать до рассвета, а то в темноте ничего не видно.
– Открывайте ворота, пока нас не настиг Лю Бэй! – закричали снизу.
Чэ Чжоу ничего не оставалось, как выехать за городские ворота.
– Где Чжан Ляо? – спросил он, при свете огня распознав Гуань Юя, который с поднятым мечом во весь опор несся ему навстречу.
– Презренный мятежник! Ты хотел убить моего брата! – кричал он.
Чэ Чжоу в страхе повернул было обратно. Но у подъемного моста Чэнь Дэн со стены стал осыпать его стрелами. Чэ Чжоу, пытаясь спастись, поскакал вдоль стены, но его настиг Гуань Юй и мечом отрубил ему голову. После этого Гуань Юй поскакал навстречу Лю Бэю и рассказал, как было дело.
– Ты убил одного из приближенных Цао Цао! – воскликнул Лю Бэй. – Что теперь будет?
– Я знаю, как заставить Цао Цао отступить, – заявил Чэнь Дэн.
Вот уж поистине:
- И от тигра ушел, из логова выбравшись ловко,
- И злодея убил, обманув его хитрой уловкой.
Какой план предложил Чэнь Дэн, вы узнаете из следующей главы.
Глава двадцать вторая
Юань Шао и Цао Цао выступают в поход с тремя армиями. Гуань Юй и Чжан Фэй берут в плен Ван Чжуна и Лю Дая
Итак, Чэнь Дэн обратился к Лю Бэю с такими словами: «Юань Шао – вот кого Цао Цао боится. Он, словно тигр, засел в землях Цзи, Цин, Ю и Вин. Почему бы не обратиться к нему с просьбой о помощи?»
Тотчас же к Юань Шао отправили посланца с письмом. А письмо попросили написать ученого мужа Чжэн Сюаня, давнишнего друга Юань Шао.
Прочитав письмо, Юань Шао созвал на совет четырех своих приближенных, но все они говорили по-разному, и Юань Шао не знал, кого слушать.
В это время вошли еще двое: Сюй Ю и Сюнь Чэнь. Услышав, о чем идет речь, оба в один голос вскричали:
– О князь! Своим многочисленным войском вы одолеете малочисленное, покараете злодея и поддержите правящий дом!
– Я и сам склонялся к такому решению, – сказал Юань Шао и по совету одного из своих приближенных велел, прежде чем выступить в поход, написать манифест об объявлении войны и перечислить в нем все злодеяния Цао Цао.
Манифест этот сочинил Чэнь Линь, личный секретарь Юань Шао, и дал его Юань Шао прочесть. Тот остался очень доволен, приказал воззвание переписать и разослать во все округа и уезды, вывесить на заставах, на перекрестках дорог и переправах.
Попало воззвание и в Сюйчан. Увидев его, Цао Цао задрожал всем телом и покрылся холодным потом.
– Кто это писал? – спросил он Цао Хуна.
– Как будто Чэнь Линь, – отвечал Цао Хун.
Цао Цао сразу успокоился и с улыбкой произнес:
– Литературный талант надобно подкреплять военным искусством. Чэнь Линь пишет отменно, но что в этом толку, если у Юань Шао нет военных способностей!
Цао Цао немедля созвал совет, дабы обсудить план похода против врага. Пришел на совет и Кун Жун.
– С Юань Шао воевать невозможно, чересчур велики его силы, – промолвил он. – С ним надо заключить мир.
– А по-моему, такого, как Юань Шао, бояться нечего, – сказал Сюнь Юй.
– Как же его не бояться, – стоял на своем Кун Жун, – если земли его обширны, народ там сильный, советники мудрые, а сановники верные?
– У Юань Шао войск много, но порядка в них нет, – промолвил Сюнь Юй. – Все его сановники ненавидят друг друга и сразу передерутся между собой. Полководцы его храбры, но храбрость у них безрассудная, как у зверей. В первом же бою их можно взять в плен.
Кун Жун ничего больше не сказал, и Цао Цао громко рассмеялся:
– Да, Сюнь Юй очень верно их изобразил!
Итак, решено было выступить в поход. Передовые отряды возглавил Лю Дай; прикрывающим тыл был назначен Ван Чжун. Пятьдесят тысяч воинов двинулись к Сюйчжоу против Лю Бэя. Сам Цао Цао возглавил двести тысяч воинов и повел их к Лияну, чтобы одновременно напасть и на Юань Шао.
Войско Цао Цао приблизилось к Лияну. Войско Юань Шао стояло в восьмидесяти ли от города. Противники обнесли места своих стоянок глубокими рвами, насыпали высокие валы, но в бой не вступали. Оборона длилась с восьмого месяца до десятого.
Наконец Цао Цао приказал военачальнику Цзан Ба охранять Цинсюй, другим – расположиться на реке Хуанхэ, третьим – с главными силами разместиться в Гуаньду, а сам с отрядом возвратился в Сюйчан.
Лю Дай и Ван Чжун стояли лагерем в ста ли от Сюйчжоу, над лагерем развевалось знамя Цао Цао, но в наступление военачальники не шли, ограничиваясь разведкой к северу от реки. Лю Бэй, не зная намерений противника, не решался нападать первым.
Неожиданно от Цао Цао прискакал гонец с приказом Лю Даю и Ван Чжуну немедля начать военные действия. Они бросили жребий, кому идти первым, и жребий пал на Ван Чжуна. Взяв с собой половину войск, Ван Чжун отправился на штурм Сюйчжоу.
Об этом стало известно Лю Бэю. Он позвал Чэнь Дэна и сказал:
– Юань Шао расположился в Лияне; его советники и сановники враждуют между собой, и он не двигается с места. Где сейчас Цао Цао, неизвестно. Я слышал, что в лиянской армии нет его знамени. Оно находится здесь. Что будет, если он нападет на нас?
– Цао Цао всегда хитрит, – заметил Чэнь Дэн. – Наиболее важным местом он считает Хэбэй и внимательно следит за ним, а знамя поднял не там, а здесь, чтобы ввести нас в заблуждение. Самого Цао Цао тут нет, я уверен.
– Братья мои, кто из вас может разведать, так ли это? – спросил Лю Бэй.
– Я готов! – вызвался Чжан Фэй.
– Тебе нельзя, ты слишком горяч.
– Если Цао Цао здесь, я притащу его к вам! – горячился Чжан Фэй.
– Дозвольте мне, – сказал Гуань Юй.
– Пусть едет Гуань Юй, так мне будет спокойнее, – промолвил Лю Бэй.
Гуань Юй с тремя тысячами конных и пеших воинов выступил из Сюйчжоу и, размахивая мечом, крикнул:
– Я хочу поговорить с Цао Цао, пусть он выйдет!
– Да он и смотреть на тебя не захочет! – крикнул в ответ Ван Чжун.
Гуань Юй, придя в ярость, стремительно кинулся на Ван Чжуна, а тот, струсив, повернул коня. Гуань Юй настиг его, стащил с коня, перекинул поперек седла и вернулся в строй. Воины Ван Чжуна разбежались.
Связанного Ван Чжуна Гуань Юй доставил к Лю Бэю.
– Кто ты такой? Как посмел выставить знамя первого министра? – спросил Лю Бэй.
– Таков был приказ Цао Цао, – отвечал Ван Чжун. – Чтобы ввести вас в заблуждение – его самого здесь нет.
Успех Гуань Юя задел самолюбие Чжан Фэя, и он заявил, что захватит Лю Дая. Лю Бэй разрешил. Он дал ему три тысячи воинов и велел взять Лю Дая живым, ни в коем случае не убивать. Но взять Лю Дая оказалось не так-то просто. Несколько дней Чжан Фэй его подстерегал, подъезжал к лагерю противника, бранился, вызывал его на бой, но Лю Дай не показывался.
Тгда Чжан Фэй, притворившись пьяным, придрался к нарушениям порядка и избил одного воина. Мнимого нарушителя порядка связали и положили посреди лагеря.
– Погоди у меня! – пригрозил ему Чжан Фэй. – Сегодня ночью перед выступлением принесу тебя в жертву знамени!
Вечером по приказанию Чжан Фэя воина тайно освободили, а тот бежал к Лю Даю и рассказал о готовящемся нападении на его лагерь. Лю Дай поверил, велел своим воинам уйти из лагеря и устроить засаду в стороне.
Ночью Чжан Фэй, разделив войско на три отряда, послал десятка три воинов поджечь лагерь врага, а остальные должны были обойти противника с тыла и напасть на него, как только будет дан сигнальный огонь.
Тридцать воинов пробрались к лагерю врага и подожгли его. Лю Дай напал на них, но тут подоспели два отряда Чжан Фэя. Воины Лю Дая не знали, как велики силы противника, и обратились в бегство. Лю Дай вырвался на дорогу, и тут его встретил Чжан Фэй. Враги всегда сходятся на узкой тропинке! Но положение Лю Дая было безвыходным. В первой же схватке он попал в плен. Пленного Чжан Фэй доставил к Лю Бэю. А тот распорядился, чтобы Ван Чжуна и Лю Дая освободили – вернули им их войска и проводили за город. На прощанье Лю Бэй им сказал:
– Первый министр заподозрил меня в бунте и решил наказать. Но разве дерзну я поднять смуту? Я желал лишь одного: оказать ему услугу в знак благодарности за большие милости.
Гуань Юй и Чжан Фэй пришли к Лю Бэю и сказали:
– Цао Цао снова придет.
– Если он нападет, нам в Сюйчжоу долго не продержаться, – промолвил Сунь Цинь. – Надо разделить войска и расположить их в Сяопэе и Сяпи.
Лю Бэй так и сделал.
Когда Лю Дай и Ван Чжун предстали перед Цао Цао и рассказали ему о том, как милостиво обошелся с ними Лю Бэй, Цао Цао в гневе воскликнул:
– Негодяи! Вы позорите государство! На что вы теперь пригодны?!
Он приказал увести несчастных и обезглавить.
Поистине:
- Кто слышал, чтоб тигр бежал от свиньи иль собаки?
- Сражаться с драконом не могут ни рыбы, ни раки.
О том, что произошло с Ван Чжуном и Лю Даем дальше, вы узнаете из следующей главы.
Глава двадцать третья
Ни Хэн сбрасывает с себя одежду и бранит злодея. Лекаря Цзи Пина карают за попытку отравления
Итак, Цао Цао приказал обезглавить Лю Дая и Ван Чжуна. Но за них вступился Кун Жун.
– Ну как им было тягаться с Лю Бэем? – сказал он. – Если убьете их – потеряете поддержку своих воинов.
Цао Цао казнь отменил, но лишил Лю Дая и Ван Чжуна всех должностей и жалованья. Он сам хотел вести войско против Лю Бэя, но Кун Жун стал его отговаривать.
– Раньше следует призвать к миру Чжан Сю и Лю Бяо, а потом уж идти походом на Сюйчжоу, – сказал он.
Цао Цао послал Лю Е на переговоры к Чжан Сю.
Чжан Сю очень обрадовался и в сопровождении Цзя Сюя отправился в Сюйчан изъявить покорность.
Цао Цао пожаловал Чжан Сю и Цзя Сюю высокие чины и просил их призвать к миру Лю Бяо.
– Лю Бяо любит водить дружбу с людьми знаменитыми, – сказал Цзя Сюй. – Пошлите к нему на переговоры прославленного ученого, и он покорится.
И вот решено было отправить к Лю Бяо ученого мужа Ни Хэна, испросив на то дозволение государя.
Как только высочайшее дозволение было получено, Цао Цао призвал к себе Ни Хэна и после приветственных церемоний пригласил сесть. Ни Хэн обратил лицо к небу и со вздохом сказал:
– Хоть и необъятен мир, но нет в нем достойных людей!
– Что это значит? – изумился Цао Цао. – У меня под началом несколько десятков человек, и все они герои!
– Хотел бы я знать их имена.
– Сюнь Юй, Сюнь Ю, Го Цзя, Чэн Юй, Сяо Хэ, Чэнь Пин, Чжан Ляо, Сюй Чу, Ли Дянь, Юэ Цзинь, Цинь Пэн, Ма У, Люй Цянь, Мань Чун, Юй Цзинь, Сюй Хуан, Сяхоу Дунь, Цао Жэнь.
– Вы заблуждаетесь, – возразил Ни Хэн со спокойной улыбкой. – Сюнь Юй разве что способен быть плакальщиком на похоронах или проведать больного. Сюнь Ю годен ухаживать за могилами, Чэн Юю можно поручить закрывать окна и двери. Го Цзя пригоден для чтения стихов, Чжан Ляо способен бить в барабаны и гонги, Сюй Чу – пасти коров да ходить за лошадьми, Юэ Цзинь может писать да читать указы, Ли Дянь – развозить письма да депеши, Люй Цянь – точить ножи да ковать мечи, Мань Чун – пить да есть, а Сюй Хуан – резать собак да колоть свиней. Сяхоу Дуня следовало бы назвать полководцем Неповрежденной головы, а Цао Жэня – тайшоу [42] – Люблю денежки. Все остальные могут служить вешалками для платья, мешками для риса, бочками для вина и коробами для мяса!
– Какими же способностями обладаешь ты сам? – едва сдерживая гнев, спросил Цао Цао.
– Я постиг все небесные знамения и земные законы, три учения и девять течений [43]. Я мог бы сделать Сына неба равным Яо и Шуню [44], а сам я в добродетелях могу сравняться с Куном и Янем [45]. Не к лицу мне толковать с людьми невежественными! – воскликнул Ни Хэн и спокойно направился к выходу.
Чжан Ляо, стоявший рядом с Цао Цао, схватился было за меч, но Цао Цао удержал его и сказал:
– Мне не хватает барабанщика для пиров и представлений при дворе. Не поставить ли на эту должность Ни Хэна?
– Его надо казнить! – воскликнул Чжан Ляо.
– Он прославился по всей Поднебесной, – промолвил в ответ Цао Цао, – и люди не простили бы мне его смерти, но я сделаю его барабанщиком и тем опозорю.
На следующий день Цао Цао устроил во дворце пир. Все барабанщики явились в праздничных одеждах, и только Ни Хэн пришел в старом платье.
– Ты почему не переоделся? – спросил Ни Хэна один из приближенных Цао Цао.
И тут Ни Хэн сбросил с себя свое платье и остался совершенно голым. Гости закрыли лица руками.
– Стыда у тебя нет! – закричал Цао Цао. – Не забывай, что ты в государевом храме предков!
– Обманывать Сына неба и высших – вот бесстыдство, – невозмутимо отвечал Ни Хэн. – Я обнажил тело, данное мне отцом и матерью. Пусть все видят, что я чист!
– Это ты чист? – съязвил Цао Цао. – А кто же, по-твоему, грязен?
– Ты не отличаешь мудрости от глупости, значит, у тебя грязные глаза. Ты не читаешь вслух книг и стихов, значит, грязен твой рот. Ты не выносишь правдивых слов, значит, грязны твои уши. Не отличаешь старого от нового, значит, ты грязен телом. Ты мечтаешь о захвате власти, значит, ты грязен душой. Я самый знаменитый ученый в Поднебесной, а ты унизил меня, сделав барабанщиком, подобно тому, как Ян Хо унизил Конфуция [46], а Цзан Цзи оскорбил Мэн-цзы [47]. Ты хочешь стать гегемоном, а сам презираешь людей!
– Ты поедешь моим послом в Цзинчжоу, – промолвил Цао Цао, обращаясь к Ни Хэну. – Если Лю Бяо покорится, я сделаю тебя сановником.
Цао Цао велел приготовить трех коней, чтобы Ни Хэна могли сопровождать два всадника, и в честь его отъезда распорядился устроить пир.
– Не вставайте, когда появится Ни Хэн, – предупредил присутствующих Сюнь Юй.
Ни Хэн вошел. Никто не встал с места. Ни Хэн заплакал навзрыд.
– В чем дело? – спросил Сюнь Юй. – Почему вы плачете?
– Как же мне не плакать? Я вошел к мертвецам…
– Если мы мертвецы, то ты безголовый дух, – возмутились все присутствующие.
– Я подданный ханьского государя, а не приспешник Цао Цао, – отвечал Ни Хэн. – И уже хотя бы поэтому меня нельзя назвать безголовым!
– Стойте! – остановил гостей Сюнь Юй, когда те хотели наброситься на Ни Хэна с мечами. – Он так же жалок, как воробей или мышь, стоит ли пачкать о него мечи?
– Пусть я воробей, мышь, кто угодно, зато у меня человеческая душа! Вы же черви и осы!
Охваченные негодованием, гости разошлись.
Между тем Ни Хэн прибыл в Цзинчжоу к Лю Бяо, но когда стал произносить хвалебные речи, Лю Бяо сразу понял, что это насмешка и что Цао Цао прислал Ни Хэна, чтобы разделаться с ним руками его, Лю Бяо. И онотправил Ни Хэна в Цзянся к Хуан Цзу.
Вскоре Лю Бяо сообщили, что Хуан Цзу обезглавил Ни Хэна, и он пожелал узнать, как это случилось. Вот что ему рассказали.
Хуан Цзу спросил у Ни Хэна, когда они пили вино, кто самый достойный человек в Поднебесной, и Ни Хэн ответил, что самые достойные – старший сын Кун Жуна и младший сын Ян Дацзу.
– А я? – спросил Хуан Цзу.
– Ты как божество в храме, оно принимает жертвоприношения, но, увы, не обладает умом, – ответил Ни Хэн.
– Значит, по-твоему, я все равно что деревянный идол! – в гневе закричал Хуан Цзу и обезглавил Ни Хэна.
Лю Бяо пожалел о Ни Хэне и велел похоронить его возле острова По- пугаев.
Цао Цао, узнав о смерти Ни Хэна, со смехом воскликнул:
– Негодяй сгубил себя своим языком!
Дун Чэн после отъезда Лю Бэя день и ночь совещался с Ван Цзыфу и другими своими сторонниками, но придумать ничего не мог. В первый день пятого года Установления спокойствия [48] во дворце был прием. Цао Цао держал себя вызывающе, и Дун Чэн от негодования заболел. Государь, прослышав о болезни шурина, послал к нему придворного лекаря Цзи Пина, самого знаменитого лекаря того времени. Цзи Пин стал лечить Дун Чэна настоями трав и не отходил от его ложа. Он часто замечал, что Дун Чэн сокрушенно вздыхает, но расспрашивать ни о чем не смел.
Однажды под вечер, когда Цзи Пин уже собрался уходить. Дун Чэн попросил его остаться поужинать. Они пили вино до часа первой стражи, и Дун Чэн, утомившись, задремал. Вдруг доложили, что пришел Ван Цзыфу со своими друзьями. Дун Чэн вышел их встречать.
– Великое дело улажено, – сообщил Ван Цзыфу. – Лю Бяо объединился с Юань Шао, и они ведут сюда по десяти направлениям пятьсот тысяч воинов. Ма Тэн, объединившись с Хань Суем, идет с севера во главе силянской армии численностью в семьсот тысяч человек. Цао Цао послал им навстречу все войска, которые были в Сюйчане. В городе пусто. Если собрать слуг и рабов пяти наших семей, – а их наберется более тысячи, – можно нынешней же ночью ворваться во дворец, где будет новогодний пир, и там убить Цао Цао. Нельзя упускать такой случай!
Дун Чэн тут же собрал слуг и рабов, вооружил их, сам облачился в латы и сел на коня. Пять заговорщиков условились встретиться у внутренних ворот дворца и по сигналу привели своих людей. Дун Чэн с мечом в руке вошел во дворец. Цао Цао сидел за столом во внутреннем зале.
– Ни с места, злодей! – закричал Дун Чэн и тут же одним ударом поверг его наземь.
В этот миг Дун Чэн проснулся и понял, что все это ему только снилось. Во сне Дун Чэн громко поносил Цао Цао.
– Много дней я замечал, что вы охаете и вздыхаете, но не осмеливался расспрашивать, и только слова, сказанные вами во сне, открыли мне ваши истинные чувства, – промолвил Цзи Пин. – Не будем обманывать друг друга. Если я могу быть чем-нибудь полезен, пусть уничтожат девять колен моего рода, я все равно не раскаюсь!
С этими словами Цзи Пин надкусил себе палец в знак клятвы. Тогда Дун Чэн вынул указ и велел Цзи Пину его прочесть.
– Боюсь, что наши нынешние планы не увенчаются успехом! – добавил он. – С тех пор как уехали Лю Бэй и Ма Тэн, мы ничего не можем предпринять.
– Не тревожьтесь, судьба Цао Цао в моих руках! – заявил Цзи Пин. – Цао Цао часто страдает головной болью, и я приношу ему лекарство. Подолью туда яду – и все.
Их разговор подслушал домашний раб Цинь Цинтун и стал шептаться с прислужницей Юньинь. Это увидел Дуя Чэн, который вошел во внутренние покои, и велел дать им по сорок палочных ударов, а после этого Цинь Цинтуна запереть в погребе. Но Цинь Цинтун ночью бежал к Цао Цао и сообщил ему о заговоре, назвав имена заговорщиков, и в том числе лекаря Цзи Пина.
На другой день Цао Цао притворился, что мается головной болью, и вызвал Цзи Пина. Лекарь захватил отраву и отправился во дворец. Но когда приготовил лекарство и предложил Цао Цао выпить, тот сказал:
– Вы читаете ученые книги и должны знать этикет. Когда государю предлагают лекарство, его прежде должны отведать сановники. Отчего же вам первому не попробовать лекарство, которое вы для меня приготовили?
Цзи Пин понял, что заговор раскрыт, и, бросившись на Цао Цао, хотел силой влить ему в рот отраву. Но Цао Цао отшвырнул чашу, а слуги схватили лекаря и связали.
Так, связанного, его и приволокли на допрос. Но сколько ни били Цзи Пина, сколько ни пытали, он ни в чем не признался.
– Ты злодей! – крикнул лекарь. – Ты обманываешь государя! Не я один – вся Поднебесная ждет твоей смерти. Никто меня не подсылал! Я сам хотел тебя убить, но не удалось!
На следующий день Цао Цао устроил пиршество и пригласил всех сановников. Не пришел лишь Дун Чэн, сославшись на болезнь. После того как вино обошло несколько кругов, Цао Цао сказал:
– Что-то невесело у нас на пиру! Но сейчас я вас развеселю!
И он крикнул страже:
– Введите!
К ступеням подтащили Цзи Пина с кангой на шее.
– Известно вам, что этот человек был связан с шайкой злодеев, которая собиралась изменить двору и убить меня? Небо разрушило их планы. Вот послушайте. Сейчас он вам все расскажет!
Цзи Пина снова стали бить, но он твердил одно:
– Цао Цао, злодей! Убей меня! Чего ты ждешь?
Ван Цзыфу и его сообщники сидели, словно на иголках. Поняв, что от Цзи Пина ничего не добьешься, Цао Цао велел его увести.
Все сановники разошлись. Цао Цао оставил только Ван Цзыфу и еще троих.
– О чем вы совещались с Дун Чэном? – спросил Цао Цао.
– Ни о чем, – ответил Ван Цзыфу.
– А что было написано на белом шелке?
Все твердили в один голос, что ничего не знают. Тогда Цао Цао велел привести Цинь Цинтуна, и тот сказал:
– Вы вшестером что-то писали. Я сам видел.
– Этот негодяй развратничал с прислужницей Дун Чэна, а теперь еще клевещет на своего господина! – вскипел Ван Цзыфу.
– Но кто же, если не Дун Чэн, велел Цзи Пину подсыпать мне яду? – спросил Цао Цао.
Все ответили в один голос, что это им неизвестно.
– Сегодня же вы принесете повинную, – потребовал Цао Цао. – Тогда я пощажу вас. А не хотите – пеняйте на себя.
Ван Цзыфу и его сообщники упорно твердили, что ничего не знают, и Цао Цао велел бросить их в темницу.