Последний автобус домой Флеминг Лия

Глава шестая

Эсма

– Не представляю, где были глаза Сьюзан! Как она могла допустить такое?! Бедная Джой… – восклицала Эсма с высоты своего возраста и безоговорочного авторитета.

Они пили уже третий чайник чая, разобрав весь мир по косточкам, а Джой спала у нее в гостевой спальне. Все были в панике, в тишину и спокойствие чинного уклада ее дома вдруг ворвалась эта неожиданность.

– Не нападай на нее, – попросила Анна. – Мы не хотим, чтобы она это слышала. Девочки в таком возрасте очень упрямы. – И она посмотрела на Конни так, словно та была виновата в том, что Джой довела себя до такого истощения.

– Мне все равно, слышит она меня или нет. Любая нормальная бабушка скажет глупой внучке то же самое. Уморить себя голодом! Она же превратилась просто в мешок костей! Почему вы мне ничего не сказали раньше, пока все не зашло так далеко? – продолжала негодовать Эсма, запивая второй кекс крепким кофе и аккуратно стряхивая крошки с губ. – Сколько это продолжалось?

Все снова посмотрели на Конни, будто она знала что-то, чего не знали другие. Кто виноват, что эта несчастная девчушка извела себя так, что у нее едва хватило сил подняться по ступенькам на крыльцо, держась за мать? Кто виноват в том, что она стала похожа на узника лагеря смерти, что щеки ее ввалились, а глаза стали бесцветными и безжизненными? В какой-то момент Конни в самом деле показалось, что Джой умирает.

– Достаточно, чтобы ее организм успел ослабнуть, – со вздохом отвечала Анна. – Доктор Фридман говорит, анорексия – это крик о помощи. Мне кажется, она была очень несчастной, раз решилась на такое. Спасибо тебе, что приютила ее. Хороший отдых и свежий воздух пойдут ей на пользу.

Эсму не убедили ее слова.

– Ей нужен хороший собеседник, вот что ей нужно. До полусмерти перепугала и мать, и всех нас! Вот уж не затем мы растим детишек, чтобы они воротили нос от всего, что мы им предлагаем. Это ж надо додуматься! Запихивать обед за шкаф и в карманы пальто! Сейчас ей можно только бульон и ячменный отвар с лимоном. Как же она вернет себе нормальную форму?

Значит, ей теперь надо как-то управляться с этим скелетом? Все смотрят на нее, словно она больше всех знает. А как же бедняжка Лили? Ли, как она просит теперь ее называть – ей ведь снова предписан постельный режим! Она так надеется, что этого ребенка удастся сохранить. Нельзя огорчать ее этими ужасными новостями.

Хорошо, доктор Фридман все объяснил. Он неплохой парень, особенно для иностранца, немного похож на садового гнома, правда, но намерения у него добрые. Анорексия. Что это за хворь такая?

– Хорошо, хоть одна из вас вырастила разумную девочку, – и она кивнула в сторону Конни, которая сидела с таким видом, словно готова вжаться в ковер. – Говорят, у тебя хорошие оценки и по латыни, и по древнегреческому. Впрочем, с твоим-то происхождением это неудивительно.

– Но это вовсе не так просто, бабуля. У нас учатся девочки, которые никогда не готовят уроки, а успевают гораздо лучше меня, как бы я ни старалась. А можно мне теперь пойти побыть с Джой? – спросила она.

– Нет, доктор говорит, никаких посетителей. Как ты могла не сказать нам, что она в таком состоянии? Что за глупость! Кто сидит на диете в таком возрасте!

Вне себя от тревоги, Сьюзан квохтала над дочерью, пытаясь силком накормить ее, но все тщетно.

– Эсма, милая, я чего только не перепробовала, но она прогоняет меня. Что же я натворила такого, что она решила уморить себя голодом? Доктор говорит, ей теперь надо в больницу, чтобы восстановить силы… Мне так страшно…

Потому и вышло, что теперь ей, Эсме, предстоит уговорить глупую девочку снова начать есть нормально. Только как это сделать? А если не получится, той придется отправиться в психиатрическую лечебницу. В семье Уинстэнли это неслыханно!

– Этот Мильбурн привозит сюда Сьюзан каждый день на своем «Моррисе». Надеюсь, у нее хватит разума не втюриться в коммивояжера, – усмехнулась Эсма, обращаясь к Анне. – Они же все одинаковые, эти старые козлы: усики, напомаженный пробор, лоснящийся пиджак и в каждом городишке по бабе, которая утешит после долгой дороги.

Темы, отвлекающие от беды за соседней дверью, приносили Эсме облегчение.

– Не впадай в снобизм, мама, – отозвалась Анна, не клюнув на наживку. – Так любезно с его стороны, что он нам помогает! И я рада, что возвращается Якоб Фридман. Он придумает, как нам быть.

Сьюзан приезжала сюда каждый день, скорее в поисках утешения и поддержки, чем желая увидеть Джой в постели. Но вчера она была вся на нервах.

– Что со мной не так, Эсма? Я не могу достучаться до собственного ребенка! И я еще говорила ей подумать о голодающих детях в Китае и Африке! – простонала она. – Я же видела настоящий голод во время эвакуации в Бирме! Люди всеми силами старались спастись… Я знаю, в школе им рассказывали о концлагере возле деревни Бельзен… Я не понимаю, зачем она с нами так обошлась? Она теперь не сможет ходить в школу, не сможет учить уроки… Как же она сдаст экзамены?!

– Несколько недель, и она поправится! – взяв на себя смелость подобного утверждения, стала ее урезонивать Эсма. Даже ей было ясно, что пройдут многие месяцы, прежде чем Джой придет в себя.

– Ух и доберусь же я до этого Невилла… – добавила Сьюзан. – Забил ей голову этими бананами. Джой ненавидит бананы. Это все он виноват!

– Это несправедливо, – вмешалась Конни. – Он просто хотел помочь. Мы и не предполагали, что она дойдет до такого. Он пытался образумить ее, но она никого не слушала!

– Как же она могла?! – не унималась Сьюзан, продолжая рыдать.

– Мы так легко огорчаемся из-за детей… Помню, Тревис никак не хотел брать грудь, всё выплевывал. Я вся извелась тогда! И до сих пор корю себя… – совершила еще один отвлекающий маневр Эсма, вспомнив о своем малыше.

– Ты думаешь, она тоже умрет? Представь только, что подумают обо мне люди! Как же так я ничего не заметила, пока она совсем не лишилась сил?! – рыдала Сью.

– Сью, прекрати истерику, – приказала Анна. – Не сгущай краски. У девочки в голове что-то замкнуло. Она сама с собой это сделала! Никто ее не заставлял. Нам просто надо пройти это всё до конца.

– Но она пропустит школу! А я хочу, чтобы она поступила в колледж, как Конни. А не чтобы она бросила школу, как Роза! – не унималась Сью.

– Твои желания могут не совпадать с тем, что сейчас хочет она, – возразила Анна.

Эти двое могут еще долго так препираться, убеждая друг друга, что черное – это белое, подумала Эсма. А сейчас надо держаться вместе, не ссориться. Сьюзан трудолюбива и полна амбиций, так старается, чтобы бизнес шел в гору!.. Возможно, она надеется, что в один прекрасный день Джой станет такой же, как и она, но пока что Джой скорее напоминает рассыпавшуюся на полу мозаику.

Эсма вздохнула.

– Дети – это не твоя собственность, они даются тебе лишь на время. Они появляются у тебя, но потом идут своей дорогой, как они говорят. Посмотри, какими разными стали Леви и Фредди, ни капли не похожи на Редверса или на меня. Или взять Лили и этот ее вздор с путешествиями. А теперь она пытается сохранить ребенка, в свои-то тридцать с лишним! Разве я это понимаю? Ничуть. А ведь мы семья, родная кровь, так что должны принимать то, что приносит им радость.

Конни сидела с глуповатым видом и грызла ногти.

– Простите. Возможно, если бы я была добрее к Джой, она не пустилась бы в эту забаву с голоданием. Только это оказалось совсем не забавой. Она же не умрет?

– Не будем торопить события, – мягко вмешалась Анна c привычной для сиделки интонацией. – Пусть она начнет есть понемногу. У нас достаточно времени, еще успеем построить планы и придумать, что ей делать после выздоровления. Всей семьей мы уж как-нибудь сумеем ей помочь.

Эсма хотела сказать, что девочка должна понять: мир крутится не вокруг нее. Но чувствовала раздражение.

– Я не собираюсь ее баловать. Мы просто должны найти что-то, чтобы отвлечь ее от этой чепухи. Пусть остается в постели с книгами и пьет одну горячую воду, пока не надоест. Потом мы немного поговорим, посидим вместе, она потихоньку начнет вставать, но для этого ей придется принимать пищу. Я не позволю ей вить из меня веревки. Я дам вам знать, когда мне потребуется ваша помощь, но в первую очередь ей сейчас нужен отдых и время подумать о том, что она натворила. А вам надо думать только о том, что она идет на поправку. И так мы должны отвечать всем, кто будет о ней спрашивать, – завершила она сход, показывая, что всем пора по домам.

– Спасибо, Эсма. Ты добрая женщина. Для тебя уже припасено теплое местечко в раю, – прошептала Сьюзан, поднимаясь.

– Надеюсь, еще не припасено, – рассмеялась Эсма. – Я рассчитываю, что мой моторчик еще провезет меня милю-другую.

Через неделю, когда Конни и Роза заглянули к ней после школы, Эсма приготовила им какао и объявила, что дает на посещение больной полчаса, и ни минутой больше.

– Мы все не просто гости. Мы пробуждаем благоразумие. Она должна заслужить гостей. А для этого должна поесть еще чуть-чуть. Когда она наберется сил, вы сможете оставаться дольше, – прибавила она, поправляя подушки. – Я рада, что твои друзья стараются помочь тебе. Но и ты должна стараться. Если не будешь стараться, ты не поправишься, Джой.

Заскочил и Невилл, прихватив с собой проигрыватель, так что из комнаты вскоре понеслись рок-н-ролльные хиты Томми Стила[23]. Джой села в кровати и с явным интересом спросила, какие же песни вошли в хит-парад, но выглядела она по-прежнему пугающе: щеки ввалились, сама на себя не похожа. Вся досада Конни на нее улетучилась, и ей хотелось лишь, чтобы Джой скорее вернулась к нормальному состоянию.

В школе Мур-бэнк и на Дивижн-стрит они сказали всем, что у Джой осложнения после гриппа и нервное истощение, что, в общем, соответствовало действительности. Уинстэнли привыкли укрываться от стороннего любопытства и не вывешивали на улицу грязное белье. Так что, похоже, никто вокруг ни о чем не догадывался.

Доктор Гилкрайст поставил диагноз «нервная анорексия», и дети втроем сходили в библиотеку посмотреть в медицинском справочнике, что это такое. Прочитав, поняли, почему бабуля не хочет, чтобы слухи о болезни Джой вышли за пределы семьи.

Джой много спала, перечитывала старые детские книжки, а бабуля и тетя Ли, которая все еще придерживалась постельного режима, подбрасывали ей все новые и новые.

Крошечными глоточками, словно пьет яд, тянула Джой лечебные молочные коктейли и какао.

– Я сказал маме, что если Джой умрет, то виновата в этом будет только она сама. Просто ненавижу ее иногда! И зачем только я рассказал ей про эту дурацкую диету! Мне и в голову не пришло, что она так западет на нее. Так странно видеть ее тощей и больной, и чего ради? С этой худобой она больше похожа на раненое животное, а не на супермодель, – бубнил Невилл.

– Она поправится, – сказала Анна. – Желание жить сильнее всего, но вот какой вред она успела нанести своим внутренним органам, мы узнаем только со временем.

– Мы можем чем-то помочь ей? – спросила Конни; история затронула самые глубинные струны ее души.

– Придумай что-то, чего она будет ждать и хотеть, – предложила мама. – Например, ваша рок-группа. Что с ней?

– Да как-то стухло всё, – ответила Конни, глядя на Невилла. – Сначала экзамены, потом Джой заболела… Она здорово нас подгоняла. У нее отличное чувство ритма. Без нее у нас не склеится….

– Так скажи ей об этом! Дай ей соломинку, за которую она могла бы уцепиться! Запишитесь участвовать в разных концертах, заставьте ее снова петь!

Мама порой удивляла дочь светлыми идеями. Старшие, кажется, и в самом деле знают что-то полезное…

Поправлялась Джой медленно, но через неделю смогла одолеть уже тарелку картофельного пюре с маслом и полную кружку молока. В награду за это ее выпустили в гостиную посмотреть на весеннее солнышко, радостно освещавшее вылезшие в саду крокусы.

Следующим рубежом для Эсмы был суп, а сочинение на тему ингредиентов стало подлинным искусством: окорочок, кабачок, чечевица и перловка, травы, приправы и овощи. Бульон был таким густым, что ложка стояла. Аромат заставил бы согрешить постящегося монаха, одна лишь Джой, казалось, ничего не замечала.

Да, она была уверена, что голодна, но какая-то сила внутри ее не давала ей проглотить больше, чем несколько ложек. Эсме было очень трудно скрывать разочарование и раздражение, но ворчание не приносило никакой пользы. Организм Джой сопротивлялся, и об это разбивались все здравые доводы.

– Ну совсем чуть-чуть, прошу тебя! А потом попробуем выйти на свежий воздух, посмотрим первые цветы в нашем лесочке, – уговаривала внучку Эсма, зная, как любит Джой бродить по лесу. У нее уже не было сил думать, верно ли она действует. Но прогулка на свежем воздухе не повредила бы им обеим. Все старались быть терпеливыми, но она настояла на том, чтобы Сьюзан пока держалась подальше, позволив ей докопаться до причин этой истории. Молодежь делилась школьными новостями, рассказывала про танцы, но Джой жила словно в своем маленьком мирке. Да, возможно, прогулка придаст ей сил…

Должно быть, непросто одной растить девчушку. Ее-то муж, Редверс, столько помогал ей с детьми, и она благодарит Бога, что он был рядом, когда они потеряли маленького Тревиса. Сьюзан и Анна, конечно, поддерживают друг друга, но все равно то и дело ссорятся или ревниво сравнивают успехи девочек – каждая своей. Что ж, в их жизни и не могло сложиться иначе. Как жаль, что ни у той, ни у другой нет мужа. Но только не такого, как Гораций Мильбурн! Подозрительный он какой-то. Очень уж хрусткие стрелки у него на брюках и очень уж пышно он благоухает одеколоном.

За годы вдовства Эсма привыкла к своему одиночеству, когда вечером приходишь домой, закрываешь дверь – и понимаешь, что не с кем перемолвиться словом, обсудить прошедший день. С Джой в доме она хотя бы уже не одна. Эсма быстро сложила руки в молитве Всевышнему: «Господи, помоги мне найти верные слова. Я перебрала все, что могла».

Немного погодя они вышли пройтись. Балахонистый свитер и клетчатые бриджи, мешком повисшие на костлявых бедрах, придавали Джой вид беженки. Они пошли по тропинке сбоку от дома, в сторону аллеи, где над их головами смыкались дубы и березы. Вокруг щебетали птицы, вспархивая при их приближении.

– Я когда-нибудь рассказывала тебе о моей подруге Алисе Чедвик? – спросила Эсма, помолчав. Джой покачала головой. Они шли черепашьим шагом, быстрее Джой не могла. Эсма никогда не думала, что ей доведется увидеть подростка, который идет медленней, чем она.

– Увидев тебя, я сразу вспомнила время, когда мы попали в тюрьму, – продолжала она и заметила, что Джой остановилась перевести дыхание и ошарашенно смотрит на нее во все глаза.

– Ты сидела в тюрьме?! Когда это?

Эсма удовлетворенно кивнула: удалось зацепить!

– Я была чуть постарше тебя, в тюрьме мы провели ночь или две.

– Но за что? – допытывалась Джой, сгорая от нетерпеливого любопытства.

– Нас арестовали в Болтоне, во время восстания, когда Уинстон Черчилль приезжал с предвыборными выступлениями. Мы запрыгнули на его машину, вот нас и сцапали. Ну и оторвой же я была тогда! Мы, женщины, хотели право голоса, и все местные группировки объединились вроде как для потехи… Среди них была я, и Алиса из Гримблтона, и молодая жена викария, Мейбл Олленшоу, и вот тут-то и случился весь этот переполох. Нас перевязали бело-зелено-красными лентами в знак того, что мы – последовательницы сестер Панкхёрст[24]. Ну и народу тогда взбунтовалось! Самые разные люди… И был суд. А потом нас отвезли в Престонскую тюрьму и заставили переодеться в робы и тюремные шапочки… Вот тогда-то у нас и раскрылись глаза, скажу я тебе! По правде говоря, я страшно обрадовалась, когда папа внес залог и меня отпустили… А вот Алиса осталась и устроила голодовку – она и остальные суфражистки. Вот где подлинная борьба за права!

– У тебя были потом неприятности? – все с тем же живым интересом спросила Джой.

– Только выволочка от папы! Он сказал, что ни одна его дочь никогда не будет голодать и напоминать своим видом чахоточную. Это будет дурно сказываться на его бизнесе, а если я хочу бороться за право женщин участвовать в выборах, сначала я должна доказать, что я не хуже любого мужчины, и далее идти положенным путем… Алиса же была сиротой, жила с теткой, такой же ярой феминисткой. Когда они вышли из тюрьмы после голодовки, вид у них был точно как у тебя сейчас… кожа да кости… к тому же обе страшно кашляли. Меня это так потрясло, что я разрыдалась – Алиса была так слаба, что не могла даже глотать. И ее силком кормили через зонд.

– Но это жестоко! – возмутилась Джой.

– Это и вполовину не так ужасно, как наблюдать за тем, как твоя кровиночка морит себя голодом вообще без причины! Алиса страдала за свои принципы, и я восхищалась ею за это… А вот почему не ешь ты – этого я понять не могу! Ее здоровье в результате было подорвано, и когда после мировой войны прокатилась испанка, ее унесло одной из первых. Она так и не дожила до одна тысяча двадцать восьмого года и не увидела, как все мы получили право голосовать.

– А что еще ты творила, борясь за свои права? – спросила Джой, мягко меняя тему, но ее лицо скривилось, выдавая какую-то внутреннюю борьбу.

– Да то одно, то другое: большей частью мы занимались сбором средств, выступали в Лондоне на демонстрациях, несли плакаты с лозунгами. Мы выезжали на рассвете, был даже специальный рейс, целый день горланили на улицах, а потом возвращались домой. Алиса уже не могла с нами ходить, приходилось брать для нее плетеное кресло. Она совсем лишилась здоровья, но с тобой этого не произойдет, слышишь меня? Я хочу, чтобы ты вышла замуж, нарожала детишек и была счастлива. И как же ты собираешься это сделать в таком-то состоянии? У тебя силенок не хватит.

Джой ничего не ответила, но после прогулки впихнула в себя чашку чая и диетический кекс.

Потом вдруг пришла Лили и принесла полузаконченный коврик, который вязала из лоскутков. Она решила, что хватит валяться. Если этот малыш намерен удержаться в ее животе, то пусть прилагает усилия.

Они все уселись у камина и принялись разрезать ткань на ленточки, которые потом продевались в канву. Занятие это не требовало размышлений. Джой передавала им тряпочки и наблюдала, как они работают.

– Не хочешь попробовать? – спросила Лили. – Ты очень помогла бы, дело пошло бы быстрее. Это подарок для моей подруги Синтии, мы вместе работаем. Она скоро выходит замуж. – И Лили пустилась дальше рассказывать все подробности из жизни их бюро путешествий.

– Родители Синтии погибли на войне. Она воспитывала своих младших братьев и сестер. Она уже решила, что Купидон обходит ее стороной, как вдруг одним прекрасным утром на пороге появился полицейский, который привел домой маленького Терри с игровой площадки – этот лодырь прогуливал школу. Парень оказался добродушным и стал заходить проверять, как дела у мальчишки. А однажды в выходной пригласил их всех на футбол, играли «Болтон вандерерз» против «Манчестер юнайтед». Ну а уж потом запахло свадебными пирогами.

– Он красивый? – спросила Джой, протягивая ткань сквозь рогожку.

– Не особенно… Но он очень добрый, и Синтия с ним очень счастлива. Их обоих не назовешь писаными красавцами, но ведь внешняя красота всего лишь снаружи. А золотое сердце куда важней. А почему ты спрашиваешь, солнышко? – спросила Лили. Когда-то она считала себя дурнушкой, подумала Эсма, а благодаря любви и друзьям расцвела и превратилась в прекрасную женщину. Эсма молилась, чтобы ребеночек прожил в животе еще несколько месяцев и подарил этим милым голубкам счастье, которое они заслуживают.

– А я никогда не выйду замуж… – вздохнула Джой.

– Это еще почему? – так и подпрыгнула Эсма.

– Я уродливая и жирная… Ты же слышала, что сказал тот мальчик в школе… жирная узкоглазая индуска… И еще он обозвал меня танком Шермана… – добавила она, не меняя интонации. – А тетя Айви назвала меня пончиком…

Эсма пришла в ужас.

– Выпороть надо того, кто наговорил тебе такую чушь! Могу поспорить, что этот мальчишка весь в прыщах, глаза у него навыкате, а мозги не больше горошины!

Глаза Джой вспыхнули смехом.

– Невилл тоже говорил, что я коренастая и полноватая, а чтобы найти хорошего мужа, надо быть красивой…

От возмущения Эсма схватила ее за руку.

– Девочка, ты начиталась дурацких романов! Это чушь! Полная чушь! Посмотри на меня и на тетю Лили. Мы отнюдь не звезды телеэкрана, однако же Редверсу Уинстэнли нравилось то, что он видит, и он никогда не жаловался. Тут всё иначе устроено, солнышко… Выброси эту глупость из головы, просто забудь о ней!

Она улыбнулась и кивнула в сторону зеркала.

– Пойди посмотрись, если не веришь мне! Многие скажут, что у тебя особая красота. Наверное, ее можно назвать экзотической. Твой отец определенно считал Сьюзан красавицей… Никогда не стыдись своей внешности! Мы все переживаем за тебя, твоя мама места себе не находит, и всё это ты устроила нам потому, что какой-то прыщавый болван обозвал тебя? В жизни, юная леди, есть не только внешность! Есть еще доброе сердце, ум, трудолюбие, а еще чувство юмора. Так что, думаю, поиграли и хватит, довольно… – Эсма даже почувствовала небольшую одышку, произнося эту речь.

– Мама! – шепотом окликнула ее Лили. – Притормози. Ей очень трудно сейчас, это же такой возраст, когда ты еще не тут, но уже и не там. Я еще не такая старая и не забыла, как я переживала на танцах, что у меня плоская грудь и что я некрасивая. – Повернувшись к Джой, она мягко сказала: – Если ты поможешь мне закончить этот коврик, я возьму тебя к Уинстэнли выбрать материю и нашью тебе красивых платьев на лето. Отпразднуем твое выздоровление. Договорились?

Джой слабо улыбнулась и зарумянилась.

– Господи, благодарю тебя, – ночью вознесла Эсма молитву, стоя на коленях у ее кровати. Наконец-то в голове Джой зажегся разум. К лету, глядишь, оклемается. Теперь уж как-нибудь они помогут ей справиться с жизнью.

В последующие недели Роза, Конни и Невилл почти не оставляли Джой одну, принесли портативный проигрыватель и несколько пластинок, чтобы начать репетиции. Невилл снова вошел в привычную роль босса и объявил Джой, что они намерены воскресить «Шелковинок».

– Мне очень нравится одна мелодия у Биг Боппера[25]. Вот послушай, она тебе подходит. Называется «Шантильские кружева».

Они уселись в саду, подальше от ушей Эсмы, и отбивали ногами такт. Стоять спокойно было трудно, так что они тут же принялись дружно и слаженно двигаться.

– Но это не скиффл, – встрепенулась Джой.

– Скиффл – прошедший день. Теперь главное рок-н-ролл, и у тебя он отлично получится! Вы здорово будете смотреться в розовых кружевах и коротких носочках. Вы можете танцевать так, что это будет настоящее представление! Что скажешь, Джой? – с волнением обернулся он к ней. Он изо всех сил старался загладить свою вину за то, что втер ей эту диету, будь она неладна. – Я раздобуду ноты, вы разучите слова и движения, и «Шелковинки» снова на сцене!

Потом они все вместе отправились в город глазеть на витрины, совсем как прежде. Тетя Ли от сердца оторвала для них льняной материи в клетку, и тетя Сью сшила костюмы.

Джой вернулась на Дивижн-стрит. Эсма была рада, что все гости наконец отчалили, но Джой будет ей не хватать. Под ее руководством та научилась печь превосходные бисквиты и кексы.

– Путь к сердцу мужчины лежит через желудок, – неустанно повторяла она.

Джой пошла в церковь полюбоваться, как Синтия со своим полицейским идут к алтарю. Длинные черные волосы она забрала в хвост, надела новое бело-голубое платье в талию, отделанное кружевом, и свои первые туфли на каблуках. Конни, как обычно, была в синих джинсах.

У входа стояли и девочки из школы Мур-бэнк. Они робко поприветствовали Джой при ее появлении.

– Ничего себе! Джой Уинстэнли, ты ли это? Как ты похудела! Мы слышали, что ты болела. Отличное платье!.. Это «Мери Квейнт»? Выглядишь точно модель. Откуда у тебя выкройка?

Конни шагнула в сторону, не желая мешать их болтовне. Жизнь еще заставит Джой попрыгать через барьеры, но жирной уродиной ее уже никто не назовет, подумала Конни. Ей хотелось из заднего ряда наблюдать за тем, как новая Джой заново приходит в мир. Если болезнь приносит такие плоды, то можно и потерпеть, но вот сама Конни – вечно голодная и обожает вкусно поесть… А Джой не нужен и крем для загара. Кожа у нее оливковая, блестящая, и выглядит она такой уверенной в себе! Для Конни же смотреться в зеркало стало сущим мучением в последние дни. Одни только прыщики, веснушки и тощие ноги… Хорошо еще, одежда не слишком ее интересует. Если послушать трескотню Розы и Джой, можно подумать, весь мир только тем и живет, что же сегодня надели поп-звезды, усмехнулась Конни.

Сама она мечтала о синих джинсах на молнии спереди, и Невилл откопал для нее в магазине такие – они как раз оказались по ее длинным ногам. В свободное от школы время эти джинсы плюс бесформенный свитер сверху стали для нее некой формой. Как же ненавидела Конни свои тощие ноги!

Джой вернулась домой, и как же это прекрасно! Теперь не надо так о ней беспокоиться, и можно сосредоточиться на экзаменах. Джой пустилась в голодовку искренне, без корыстного расчета, разве что получила повышенное внимание и новые наряды, но все это едва не обернулось непоправимым… Конни молилась, чтобы Джой никогда больше не думала ни о чем подобном.

По залу аэропорта носились дети со всей энергией, на какую способны лишь дети, вдруг выпущенные на волю. Конни смотрела на них с завистью. Так трудно сдерживать себя, пока сидишь тут и то и дело вглядываешься в табло прилетов, а там никакой новой информации!

Если бы молодость знала, если бы старость могла, говорит народ…

Невинность ее детских лет обернулась высокомерием в юные годы, когда она считала, что знает всё лучше всех. С возвращением Джой «Шелковинки» выигрывали конкурс за конкурсом, а Джой, такая хрупкая, неизменно вызывала восторг публики – в своих канканистых юбках, всегда более пышных и накрахмаленных куда лучше, чем юбки Конни. Эти словно обернутые в капрон мечты о превращении в поп-звезд – в присутствии Розы, на первом плане распевающей песни, – одолевали их недолго, но послужили своей цели: вернули Джой к жизни.

Конни, впрочем, и без того увлекалась музыкой, с легкостью, удивительной для нее самой, овладевая гитарными аккордами. От мамы она узнала, что ее дед Костас был одним из лучших игроков на лютне в провинции Апокоронас на Крите.

Как же мало она знала о той ветви своей семьи, а мама была настолько скрытна, что чуть ли не напрямую вредила, когда Конни пыталась разузнать что-то еще. Но путей много, а Конни была любопытной.

Даже – хитрой, и это ее погубило…

Иногда лучше не знать чего-то, пока кто-то не захочет сам тебе это рассказать. Лучше не поднимать осадок со дна кувшина, мало ли что всплывет…

Глава седьмая

Секреты буфета

В классе у Конни только и разговоров было, что о предстоящей поездке всей школой в Австрию. Сначала – тур по маленьким городкам Франции и Швейцарии, потом через Женевское озеро к озеру Констанц в австрийском Брегенце. Они увидят замки в долине Луары, ледники Швейцарии, соборы Руана, Шартра, Тура и Брюсселя; на карте Европы открывалось столько новых названий, что по вечерам Конни от возбуждения едва могла уснуть.

– Мама, я просто не могу не поехать! Я так хочу увидеть другие страны, посмотреть на Европу! Ты ведь не против? Я могу поехать? – умоляла она.

Но мама отвечала уклончиво и пренебрежительно.

– Посмотрим, – вот и весь ее ответ.

– Уже начали записывать в группу. Я просто умру, если мне не достанется места! Все наши едут – Джейн, Полли, Тоня, – добавила Конни, пытаясь объяснить, что решение надо принимать срочно.

– Конни, я не печатаю деньги, – сказала мама, отворачиваясь к стопке приготовленного для глажки белья в плетеной корзине.

Почему она так раздражается? Что за странное отсутствующее выражение в ее зеленых глазах? Конни вздохнула. Не самый удачный момент для разговора, но времени остается в обрез.

– Я могу подрабатывать на рынке. Дядя Леви подберет для меня какую-нибудь работу. И я буду копить свои карманные деньги, обещаю, – добавила она для убедительности.

– У тебя через год выпускные экзамены, девять предметов! В выходные тебе надо будет готовиться, а не стоять за прилавком, – отрезала мама.

– Знаю, знаю. Но я уже пожертвовала танцами, я теперь все время трачу только на учебу. Я могу работать по воскресеньям. Пробные экзамены я сдала хорошо. Там нет ничего сложного. Ну пожалуйста, скажи, что я могу записаться в группу! Я никогда ни о чем тебя так не просила!

Мама вот уже несколько недель готовилась к экзаменам на квалификацию медсестры. Повсюду лежали книги, и Сьюзан жаловалась, что она пренебрегает своими обязанностями по дому. Они перестали разговаривать друг с другом, не перемолвились и словом, даже когда все вместе они отправились навестить тетю Ли и ее малыша в коляске. Назвали его Артур Редверс. Конни казалось, что такие пожилые дамы, как тетя Ли, должны испытывать неловкость, катя перед собой коляску.

Тетя Ли выглядела такой же усталой, как мама. Артур полусидел в стульчике, взятом напрокат у тети Марии, которая постоянно, к негодованию Розы, производила на свет все новых и новых младенцев.

По крайней мере, они теперь знали, откуда берутся дети, ежемесячный урок биологии расставил всё по своим местам. Роза рассказывала, что роды отвратительны, все равно что выталкивать из попы футбольный мяч. Мама сказала, что тете Ли пришлось очень тяжело, ребенок родился совсем крошечным, но постепенно доказал, что чудеса все же бывают. Теперь все Уинстэнли ему поклонялись, бабуля Эсма не могла им надышаться и не оставляла его ни на минуту. Разве не справедливо будет, если Конни теперь нарушит эту идиллию, когда все семейство так дружно развернулось в одну сторону, позабыв об остальных?

– И ни слова больше об этом. Я обдумаю твою просьбу. Когда ты будешь учиться в университете, у тебя будет еще уйма возможностей поехать за границу. Я не вижу причин пропускать занятия сейчас, – ответила мама.

Но Конни была не готова поставить на этом точку:

– Если дело в деньгах, то мисс Кент говорит, мы можем платить в рассрочку.

– В какую еще «строчку»? – не поняла мама, погруженная в складывание простыней. – Вас учат сленгу, что ли?

– В рассрочку! Это значит, что мы можем платить по частям, по чуть-чуть каждую неделю. Ну, пожалуйста, можно я запишусь? – взмолилась она.

– Я ничего не обещаю. Все не так просто. Я должна обсудить это со Сьюзан и с доктором Фридманом. Он подскажет, как быть, – рассеянно пробормотала мама.

– Что не так просто? – переспросила Конни.

– Тебе не о чем беспокоиться, но я в самом деле была бы очень рада, если бы ты перестала мне докучать. Моя голова занята другим, – ответила мама, опять отворачиваясь. – Пожалуйста, догладь тут всё, мне надо позаниматься. И у меня очень болит спина.

– Но это будет совсем не дорого, обещаю! Я могу сама шить себе одежду. У меня еще остались почтовые сбережения[26] и деньги, которые мне подарили на день рождения. Ты поговоришь с ними?

В маминых зеленых глазах блеснула сталь, щеки порозовели. Почему же она против такой замечательной поездки? Конни недоуменно нахмурилась, изогнув домиком каштановые брови. Есть что-то еще, о чем она не знает?.. Доктор Фридман наверняка будет на ее стороне! Он всегда за то, чтобы Конни расширяла свой кругозор…

Это потому, что школа поедет в Германию? Но война закончилась давным-давно. Что же плохого, что поездка завершится там? Война не имеет никакого отношения к ее поколению. Все давно в прошлом.

Впрочем, может быть, для мамы не в прошлом. Она с тех пор не была на Крите и не рассказывала о тех родственниках. Словно той части ее жизни и не существовало. Она перестала ходить в православную церковь в Манчестере. Никогда не говорила на родном языке, а ее английский акцент стал совершенно ланкаширским. А эта поездка словно напоминала ей о чем-то.

Как же гадко с ее стороны не подумать о том, что эта поездка может значить для ее дочери! Конни чувствовала себе одураченной и обиженной, как ребенок, который выканючивает дорогую игрушку.

Через год ей будет уже пятнадцать, на горизонте появляется все больше увлекательных возможностей: путешествия, мальчики, университет вместо унылой серости Гримблтона… Зачем же мама портит ей все удовольствие? Тетя Сьюзан наверняка отпустила бы Джой в такую поездку!

Все они были очень рады, что Джой снова ходит в школу. Болезнь так изменила ее! Теперь она носила яркие цвета, на автобусной остановке все обращали на нее внимание. Она ходила с друзьями из своего класса на танцы, ходила с мальчиками в кино. Тетя Сьюзан то и дело шила ей новые наряды.