Последний автобус домой Флеминг Лия
Они сели, взяв ее за руки, и долго сидели в молчании, каждая в своих мыслях. Конни от ужаса не могла дышать. «Мама улетела на Крит, а меня взять забыла!»
– Она была очень хорошей женщиной, – сказала Сью, доставая цветы из стоявшей на столике вазы и укладывая их в изготовье кровати. – Покойся с миром, сестра моя…
Конни смаргивает слезы и снова осознает себя на голубой скамейке в аэропорту Ханья. Ну когда же этот самолет наконец приземлится?
Мать всегда и во всем виновата, вздыхает она. Но если ты теряешь мать в юном возрасте, все меняется. Остаться сиротой в пятнадцать лет – рано. Все, что ты воспринимал как данность, вдруг рушится. Она тогда так мало знала о молодости своей мамы, о ее жизни с Фредди, пусть жизнь эта и была очень короткой. Столько вопросов не имеют ответа, а ответ на них знала одна лишь мама. Жизнь уже никогда не была прежней, и Конни очень отдалилась от Джой и Розы, хоть девочки и были очень добры к ней тогда.
Никакие молитвы, пышные венки и церковные песнопения на похоронах не могли смягчить горечь утраты. Ей казалось, она попала в кошмарный сон и никак не может проснуться.
«За всю жизнь я так и не оправилась от этой потери, я всегда скучала по тебе. Я не готова была попрощаться с тобой. А когда стала готова, тебя уже не было, я осталась одна…»
Она вспоминает плетеную сумку с кожаными ручками, с этой сумкой они ходили на рынок один раз в неделю, доверху набирали в нее овощей и несли потом вместе, вдвоем.
Конни погрузилась в учебу, как и мечтала мама об этом. Каждый вечер, страшась снова увидеть пустое мамино кресло, она оттягивала минуту, когда надо возвращаться домой. Она стала готовить уроки в библиотеке, ссылаясь на то, что ей мешает гомон пансиона.
Ей сказали быть храброй, собраться с духом, и она собралась. Тогда еще не было принято ходить к психотерапевту, каждый оставался со своим горем один на один, как на войне. Просто прячешь его поглубже. Словно мама уехала далеко-далеко, но все-таки пришлет открытку, как только доберется до места.
Клуб «Оливкое масло» по-прежнему собирался за ужином. Возможно, они находили утешение в этих встречах, но Конни заметила, что старается их избегать. Невилл пытался снова увлечь ее пением. Мисс Кент нажимала с занятиями, подталкивала ее пораньше сдать экзамены и перейти в шестой класс. Конни покорно повиновалась. Уткнуться в книжку – это было значительно легче, чем видеть, что мамы нет. Дверь доктора Фридмана всегда была для нее открыта, но Конни уходила от разговоров. Этим горем она не могла поделиться ни с кем.
И вернуться в лоно Церкви она не могла. Церковь не помогла ей ничем в самом для нее главном.
Некоторым утешением служила музыка – любая. Чем громче, тем лучше. Поп, джаз, любая музыка с резким ритмом – она заглушала всё, все печали. Это был выход. Именно тогда она написала первую версию «Цветов моей любви», но затолкала стихотворение подальше в ящик стола. В голове ее тогда не было никакой музыки, на которую можно было бы положить эти строчки.
Если бы мама осталась жива, всё сложилось бы как-то иначе? Как знать.
Впрочем, конечно, иначе. Она не сидела бы сейчас в аэропорту, ожидая того, кто, возможно, вовсе и не появится…
Глава девятая
Роза
Роза поняла, что эта роль – ее, в ту же минуту, как только раскрыла «Меркьюри» и прочла, что Гримблтонский театр планирует новую постановку «Ромео и Джульетты» на открытой сцене на площади у городской ратуши. На пике популярности была «Вестсайдская история», Роза видела гастроли одной труппы в Манчестере. А тут, по замыслу режиссера, ожидается противостояние стиляг и рокеров.
– Конни, я просто должна играть Джульетту!
Кто ж еще, как не смуглая яркая итальянка, сможет передать всю страсть этой роли? К тому же ей надо набирать опыт, показывать себя и тем самым приближать к себе шанс сыграть главную роль. И никто не посмеет ей в том помешать. Танцевальная школа съедала все время, и она не успела присоединиться к труппе Молодежного театра, но в «Меркьюри» говорится, что этот конкурс – открытый.
Конни шла, чуть отстав, и рассеянно кивала, размышляя, что сама она вполне удовольствовалась местом в хоре. После смерти матери она словно закрылась в кокон. Заинтересовать ее чем-либо стало трудно, но Роза надеялась: участие в постановке поможет ее расшевелить.
Их актерский опыт ограничивался школьными спектаклями, но Роза и ее мама обожали Шекспира, и Роза огромные куски шпарила наизусть, вызубрив их к экзамену по английской литературе.
Важно было правильно выбрать фрагмент для прослушивания: нужен такой образ, для которого ее длинные волосы можно перехватить надо лбом лентой, это придает ей вид юный и невинный. Она надела воскресное платье, которое надевала обычно в церковь. Не слишком короткое, фасона «как у принцессы», оно выгодно подчеркивало ее гибкую фигурку.
Джой и Конни провели с Розой не один час, репетируя вхождение в образ. Поэтому, когда прозвучало ее имя, Роза выпрыгнула на сцену, позабыла о волнении и танцевала так, словно ее уже приняли и она уже на балу.
– Меня зовут Роза Сантини, – объявила она в темноту и принялась читать, почти не глядя в текст. К тому же она была по уши влюблена, сгорала от страсти, и это придало еще больше красок ее выступлению.
Пол Джервис только что окончил Среднюю школу для мальчиков и собирается поступать в медицинский колледж. Они встретились на какой-то вечеринке по случаю окончания семестра у друзей, чьи родители как раз уехали в отпуск. Конни и Джой всегда избегают таких вечеринок, как ни зови их. И вот сейчас Роза и Пол у дяди Анджело, она моет посуду, а он ждет ее за столиком в баре.
Он просто вылитый Пол Ньюман: высокий, светловолосый, темные глаза так и обдают жаром, презрительная усмешка чуть кривит губы. Капитан обеих школьных команд – по крикету и по регби. Задницу (не какую-нибудь, а не хуже, чем у Джеймса Дина) плотно обхватывают синие джинсы. Не пропускает ни одной сколько-нибудь привлекательной юбки. Джеральдин Кин хвасталась, что он как-то понаставил ей засосов по всему телу. Только вот почему-то он разыгрывает из себя недотрогу, и Розу это просто бесит. Не хочет связываться с племянницей босса, опасаясь, что мафия ему за это отомстит, не иначе.
А он отлично подошел бы на роль тренажера! Ей же надо откуда-то набраться опыта и узнать, что же испытывали Ромео и Джульетта, став любовниками? Если уж ей предстоит играть страсть, то самое время понять, что это такое. Впрочем, тут еще Майлз Блэк поглядывает на нее… А в шторм любая гавань хороша…
Острить и дерзко играть словами в кухонном фартуке не так-то просто, но тут важно умело показать бюст, волосы и глаза. Она изображает безразличие, надеясь, что Пол клюнет, – ведь он привык, что девчонки сами вешаются ему на шею и падают к его ногам. Поматросил и бросил – таков был его принцип. Но принцип ведь можно направить и против него? Роза подлавливала его: то выказывала к нему интерес – ровно столько, сколько требовалось, чтобы он обратил на нее внимание, – а потом напрочь не замечала его, словно его и не существует вовсе. Ну а Майлз наивно глотал наживку.
Театральной звезде требуется быть соблазнительной, и Роза часами вертелась у зеркала, укладывая на макушке волосы а-ля Брижит Бардо – густые пряди непринужденно взлохмачены и кокетливо кудрявятся по бокам. Она натягивала самые узкие мальчишечьи джинсы, весьма условных очертаний маечки с низким вырезом, а лифчик набивала так, чтобы в нужных местах формы радовали не только стройностью, но и пышностью. Какая уж тут грудь после стольких лет занятий танцами, но кто об этом узнает? Есть уйма способов изобразить роскошную грудь, и все они ей отлично известны.
Вот только все это приходилось проделывать так, чтобы мама ничего не заподозрила. Поэтому она приходила в пансион Уэйверли в бесформенном свитере и тут же стягивала его, ссылаясь на удушающую жару.
Ну а что за женщина без выразительных глаз? Они с Джой до одурения тренировались красить ресницы, подводить глаза, накладывать дымчатые тени и чуть тронуть губы бледной помадой, а главное – выглядеть так, чтобы всем своим видом показывать «да-я-давно-все-все-знаю!», чего, как догадывалась Роза, никогда не добьешься, если держать ноги плотно сжатыми.
Сьюзан не переставала удивляться:
– Надеюсь, вы не собираетесь в таком виде на улицу?!
– Нет, конечно. Мы просто репетируем роль, – отвечала Роза, и расспросы на этом обычно прекращались.
Конни на всю эту возню взирала c недоумением. Какая разница, что надевать? Да хоть мешок! В своем горе она почти разучилась улыбаться. И когда между Розой и мамой вспыхивала очередная ссора, когда они даже не разговаривали, а злобным лаем швыряли друг другу обрывки слов, от ненависти теряя дыхание и разбегаясь потом по разным углам, Роза вспоминала, что случилось с Конни, со всех ног бросалась домой, чтобы скорее обнять маму, и та тут же прощала ее.
Роза прикидывала на себя роли: вот школьница-скромница, вот сама невинность, вот Одри Хепберн, вот язвительные студентки Латинского квартала, все в черном, как Жюльет Греко, вот женщина-вамп. Все они прекрасно выходили у Розы, но с Полом Джервисом она могла бы так славно отточить свое мастерство соблазнения, превратив его из просто игры в живой опыт!
– Ради искусства можно и пострадать, – заявила она, откидываясь на спинку стула. Летнюю шляпку она смяла в комок, школьный плащ затолкала под стул.
Рядом с нею в кафе сидела Конни; тяжелая сумка с учебниками давила ей плечи, она сутулилась.
– Ну и зубрила же ты!.. Всё, прощай школа! Никаких больше жутких коричневых чулок, никакая сестра Жильберта больше не стоит над душой! Сегодня Гримблтон, а завтра весь мир перед нами!
Произнеся этот гимн свободе, Роза окинула взглядом новые модные штучки в интерьере кафе Сантини. Все оклеено афишами «Касабланки», с каждой на тебя смотрит Хамфри Богарт. В зале полутемно, стены задрапированы сеткой, то тут, то там горят свечи в бутылках из-под вина. Роза и Конни потягивают капучино с коричневым сахаром. Здесь даже можно курить, никто не заметит. А лучше всего новый музыкальный автомат в форме луковицы: на прозрачном экране перечислены от руки написанные названия песен, которые ты можешь выбрать.
– Так тебе дали роль? – спросила Конни, поднимая на нее глаза.
– Еще бы! Ты лучше спроси, умеют ли утки плавать. Конкуренты в страхе разбежались. Я слышала, как продюсер спросил: «О, а это кто такая?!» В понедельник начинаем репетировать. Что-то не вижу интереса с твоей стороны, – подстегнула она, – а, между прочим, я и тебя записала. Ты во втором составе.
– Премного благодарна, – безразлично кивнула Конни.
– Да что с тобой? Опять плохо спала? – Роза старалась быть терпеливой, но до Конни было не так-то легко достучаться.
– Со мной все в порядке. А эту Джой опять где-то носит. Опять, наверное, милуется со своим Джоном Седдоном в переулочке. Слушай, а ты вообще его видела? Я бы и с закрытыми глазами нашла себе кого получше!
– А я-то думала, вы подруги, а не соперницы. Что у вас произошло? – Розу одолевало любопытство. После смерти тети Анны Конни стала как-то странно относиться к Джой. Все в штыки, что ни слово – какие-то шпильки… Совсем на нее не похоже.
– Да ничего. О, вот и она, Джой Уинстэнли! Как всегда, опаздывает. Только посмотрите на нее. Прямо модный показ, – недобро хихикнула Конни.
Роза нехотя согласилась, что после болезни Джой стала совсем другой – такой аккуратной, миниатюрной. Безупречного кроя юбка открывает изящные ноги с маленькими ступнями. Волосы, густые и блестящие, словно грива, завязаны в хвост. Кто-то присвистнул ей вслед, но она сделала вид, что ничего не заметила.
– Извините, я задержалась. Заскочила в турбюро к тете Ли. В понедельник выхожу к ней на работу! – Джой сообщила это так возбужденно и радостно, что сердиться на нее было трудно.
– У Конни тут приступ уныния, просто напасть какая-то, – со смехом кивнула ей Роза.
– Нет у меня никакого уныния. Это у вас новая жизнь с понедельника. А у меня гора книг, которые надо прочесть к следующему семестру, – огрызнулась Конни.
– Нет-нет, тебе просто нравится заниматься зубрежкой! А мы уже недостаточно хороши для тебя, да? – продолжала веселиться Роза. Ничто не сможет испортить ей настроение. Лето обещает быть таким восхитительным! Как знать, где она окажется к сентябрю? Роль второго плана в «Улице коронации»[29]? Ассистент постановщика в театре Манчестера? А может быть, даже в Уэст-Энде? Роль в кино вовсе не помешает, ну а потом нужен хороший курс актерского мастерства.
– Скажи, что тетя Сью рассказывала тебе о Седрике Уинстэнли? – вдруг шепнула Конни на ухо Джой.
– Ты про моего папу? Ну, что он был солдатом, погиб как герой. Они встретились в Бирме после оккупации на каком-то концерте в Рангуне, – ответила Джой.
– А когда он женился на ней? – не отставала Конни.
– Не знаю, я не уточняла. Кажется, не сразу. А почему ты спрашиваешь? – удивилась Джой. Чего это вдруг Конни такая серьезная – в последний-то день учебы?
– Ты видела свое свидетельство о рождении?
– Нет, а зачем? Оно где-то у мамы в документах, – удивилась Джой еще больше.
– Попроси ее показать его тебе, вот мой совет, – в очередной раз огрызнулась Конни. – Семейство Уинстэнли задолжало нам немало объяснений.
– Не смей так говорить о нашей семье! – возмутилась Джой.
– Я говорю так, как чувствую, – спокойно ответила Конни, не сводя с нее глаз.
Почему она портит им радость, почему разговаривает так злобно? Роза наклонилась вперед, чуть не опрокинув на пол свечу в бутылке.
– Да будет тебе, Конни! Мы понимаем, каково тебе сейчас, понимаем, что ты чувствуешь, но…
– Вы вообще ничего не понимаете, обе не понимаете! Спроси свою драгоценную мамочку, Джой! Спроси бабулю про Фредди Уинстэнли, вот и все, – отрывисто проговорила Конни и, поспешно собрав свою разбросанную одежду, в слезах бросилась было к дверям.
– Конни, пожалуйста, останься, не убегай, – прошептала ей Роза. – Мне надо кое-что вам рассказать, кое-что очень важное. Я хочу, чтобы вы первыми все узнали.
Конни остановилась и присела на краешек стула, стараясь не показывать любопытства.
– Я проделала это! – бухнула Роза.
– Когда? – шепотом отозвалась Конни. Ее голубые глаза стали круглыми.
– С кем?! – эхом за ней выдохнула Джой. Все три тесно сгрудились, позабыв о размолвках.
– В прошлую субботу днем, в Королевском парке… У Пола Джервиса там… – начала Роза. На лицах подруг отразился ужас.
– Пол Джервис?! Чемпион игры «в бутылочку», Мастер Засосов? Розария Сантини, да ты просто дьявол в юбке! – Они не сводили с нее глаз, расплылись от удовольствия и желали знать все до мельчайших подробностей.
– Ну, это был его приятель…
«Как ни прискорбно», – вздохнула она про себя. Сколько Роза ни старалась, Пол не обращал на нее никакого внимания.
– Пол и Майлз сейчас работают у моего дяди. Мы пошли с ночевкой к Альберту, будто чтобы готовиться к последним экзаменам, а там полно спален. Мы с Майзлом оказались в отдельной, и тогда я его отодвинула, хотя он явно хотел большего. А потом мы вместе пошли прогуляться перед работой. Ну, я и подумала, дай попробую, узнаю, из-за чего весь сыр-бор. Вот и попробовала, – призналась она.
– Ну же, ну! И как оно? – совершенно ошарашенная, шепотом переспросила Джой.
– Будто палочка эскимо сначала изрядно попрыгает вокруг тебя, а потом тает внутри, – фыркнула Роза. На самом деле все было совсем не так, было одно неуклюжее тискание и пыхтение, но в этом она не собиралась признаваться, чтобы не испортить впечатления.
– И все? А если ты теперь забеременеешь? – спросила Конни, как всегда, самая из них практичная.
– Нет, мы были стоя, так что безопасно, – рассудила Роза.
– И вы теперь поженитесь? – спросила романтичная Джой. Она жила в убеждении, что секс и брак идут только рука об руку.
– Вряд ли. Я просто хотела попробовать, что это такое. Мне же предстоит играть Джульетту! В том числе и в любовных сценах, – ответила Роза.
– А больно было? – сморщилась Джой. – Говорят ведь, что идет кровь, девчонки часто плачут.
– Нет, ни капли. От этих шпагатов вроде как растягиваешься внутри, да еще «тампакс» потом, – солгала она. Так далеко они вовсе не зашли, но Майлз действительно от возбуждения кончил.
– Мне кажется, неправильно этим заниматься только из любопытства. Посмотри сама, до чего это довело мою маму и тетю Сью – бац, и вот тебе ребеночек. А вы безрассудно не предохранялись, – возмутилась Конни.
«Снова это ее чванливое настроение! Наезжает, будто укушенная», – кисло подумала Роза.
– Да чего ты все злишься? Они были замужними дамами! – бросилась Джой на защиту матери.
– Ты уверена? Я бы на твоем месте это проверила, – взялась за свое Конни.
– Опять ты! Даже если вдруг у меня будет ребеночек, мама за ним присмотрит. Подумаешь! – И тут Роза лукавила. Если такое случится, это будет позор для семьи. Ее отошлют куда-нибудь подальше, и тогда не видать ей никакого Уэст-Энда, останется только раскаиваться в грехах своих тяжких, не вылезая из церкви. – Вот что я вам скажу: лучше ехать, чем стоять на месте, – и Роза им снисходительно улыбнулась.
– Что ты имеешь в виду? – озадачилась Джой.
– Сама поймешь в один прекрасный день. – Роза глотнула кофе, и на губах ее осталась светлая пенка. – Итак, прощай школа! Как будем праздновать окончание?
– А ты еще будешь пробовать? – спросила Джой, не готовая сменить столь волнующую тему.
– Наверное. Если время будет. Я же преподаю у малышей в школе мисс Лемоди, а теперь еще репетиции начнутся. Кстати, вы обязательно должны прийти посмотреть. Ромео играет профессиональный актер из Манчестера, он друг Саймона Маркса, продюсера. Правда, здорово? Могу оставить вам автограф, если хотите, – хмыкнула она. – И кофе за мой счет, я угощаю, очень уж меня распирает от всех этих успехов.
– Везучая, – со вздохом протянула Конни.
«Да-а, мои потрясающие новости не очень-то ее зацепили. Прямо как Майлз Блэк: старался, старался, да почти все мимо. Ну ничего, искусство требует жертв», – успокоила себя Роза, испытывая разочарование.
Вскоре начались репетиции. Партнер, Алекс Маколи, тут же дал ей понять, что весь этот спектакль для него – не более чем одолжение другу, пока он «отдыхает от настоящих ролей». Роза считала, что он староват для Ромео. Но была уверена: ее свежая интерпретация роли Джульетты его вдохновит. Она горела желанием показать ему, что она не просто какой-то жалкий любитель.
Невилл играл в клане Капулетти, был полон энтузиазма и хорошо смотрелся на сцене, – сказать по правде, гораздо лучше, чем со своей скиффл-группой. Наряды стиляги очень ему к лицу, отметила про себя Роза. И, похоже, Алекс заинтересовался Невиллом и его приятелем Бэзилом. Что ж, вряд ли тогда ей удастся убедить его взять ее с собой в Лондон как свою протеже, огорчалась она, видя, что интересы его лежат где-то в стороне от нее.
Ромео был подан достаточно профессионально, но ему чего-то не хватало: не было изюминки, которая придала бы убедительность актерской игре. В ней не было той страсти, какую вкладывала Роза в свою игру. Накануне репетиции он не отказывал себе в том, чтобы выпить, и от него несло пивным перегаром. Да и попробовал бы кто изобразить горячую страсть, вдыхая запах старых носков из подмышек партнера!
«Ну, ничего, так просто мы не сдадимся, нам некуда отступать, и это мой билет к известности», – уговаривала себя Роза.
Классический фасад городской ратуши из покрытого сажей Гримблтона на время превратился в Верону; плавно спускающиеся ступени стали сценой, прожектора высвечивали резной орнамент на камне. Зрительские ряды с трех сторон установили амфитеатром. Для сцены на балконе выбрали каменную балюстраду возле окна, из которого мэр города и его команда зачитывают итоги выборов в день голосования.
Подумать только! Вот она появляется перед этим огромным зрительным залом и, словно королева, приковывает к себе всеобщее внимание. Сердце начинало подпрыгивать и колотиться, едва Роза начинала так думать, но она не сомневалась в собственных силах.
Конни и Джой старались и виду не подавать, что их как-то особенно впечатлила ее внезапная слава. Они все стали такими разными! Конни готовилась к переходу в шестой класс, собиралась потом поступать в университет. Джой работала с девяти до пяти, встречалась с друзьями из церкви и к одному из них бегала на свидания. Говорить теперь она могла лишь о том, чтобы накопить денег на «главный день ее жизни».
Розе наскучил Майлз Блэк со своим регби, так что теперь она хвасталась партнером по сцене и его блестящей карьерой. Она собиралась сообщить Майлзу, что их роман закончен, но рядом с ним как раз стояла Джой, рассказывая что-то о своем турбюро. Роза же только и думала, как бы поскорее вырваться из Гримблтона, с этими его узкими взглядами и узкими улочками, вырваться к ярким огням. Но это было непросто. Ей было жаль Майлза, дожидавшегося окончания репетиции в надежде, что мадам Сара Бернар уделит ему толику внимания.
Подмостки на площади у городской ратуши, вырастающие все выше и выше, заставляли поверить, что все это правда и скоро быть представлению. Конни в итоге тоже была довольна, ей нравилось болтаться за кулисами и готовить реквизит вместе со школьной подругой. Всё вокруг преобразилось. В «Газетт» и «Меркьюри» вышел новый репортаж о спектакле, но почти всю полосу занял Алекс Маколи, небрежно бросающийся громкими именами направо и налево. И все равно ничто не могло остановить Розу, ничто не мешало ей чувствовать себя звездой.
Сантини забронировали себе места в первом ряду, но на другой день, чем Берторелли, – в конце концов, есть вещи неотменимые. А Роза, как водится, оказалась в эпицентре вражды их семей. Просто настоящие Монтекки и Капулетти!
И наконец-то она свободна. Никакая сестра Пресвятой Богородицы не стоит на страже ее души, пытаясь не дать ей погрязнуть в грехах сценической вакханалии или секса. Как жаль Розе их жизни! Несчастные, какие-то замороженные, со всеми этими грешочками и обидками… Она-то теперь свободна и может испытывать всю гамму чувств, все, что подарит ей жизнь и страсть!
Когда подошла неделя спектакля, Роза ну просто летала, не касаясь земли, уверенная, что весь город сбежится посмотреть на нее. В серебристом парчовом платье с золотой, цвета спелого абрикоса отделкой, так туго стянутом на груди, что едва можно было дышать, в пышных юбках – она чувствовала себя неотразимой. Волосы были убраны короной из листьев и цветов. Для сцены на балконе она переодевалась в полупрозрачный пеньюар чайного цвета, и при определенном освещении для игры воображения он оставлял всего ничего. Невилл советовал ей надеть под него какое-нибудь трико, если, конечно, Роза не хочет, чтобы у бабули Эсмы случился сердечный приступ.
Все были так поглощены приготовлениями, что никто не заметил грозовых туч, собирающихся на западе. Так что ливень обрушился внезапно, залил все декорации и зрительские ряды, испортил освещение.
В первый вечер представление отменили, а на второй – провели спектакль в закрытом театре. На третий день пошли разговоры, что декорации пора разбирать, люди начали требовать деньги за билеты обратно. Как же это несправедливо!
Столько расходов, столько переживаний, и вот на тебе! Обычнейшая для Гримблтона летняя гроза все разрушила. Ну почему ее, Розу, угораздило родиться в этом переменчивом мокром климате? В стенах театра атмосфера для игры была уже совсем не та, уличным декорациям было тесно, и они то и дело падали.
Мистер Несвежие Подмышки ходил раздраженным и заявил, что никогда больше не свяжется с кучкой любителей. В последний вечер, словно в свое оправдание, выглянуло яркое солнце, и все решили: будь что будет, но попробуем дать спектакль у городской ратуши, тем более что зрители уже собрались и расселись повсюду, где только смогли найти место.
И тут пьеса ожила. Враждующие семьи носились по ступеням ратуши, с криками нападая друг на друга, толпа танцевала в лучах заходящего солнца, и зрелище было просто волшебным. Актеры выкладывались полностью, даже Ромео наконец стряхнул с себя сон и не оставил зрителей к нему равнодушными.
Мама сидела в первом ряду, утирая слезы гордости за свою деточку. Доктор Фридман и тетя Сью сидели рядом, а бабуля Эсма вместе со всеми Уинстэнли восхищалась Невиллом. Даже вреднюга Айви, кажется, наслаждалась актерским дебютом сына.
Все эти чудесные часы Роза была в центре внимания – трогательная, одухотворенная, каждой клеточкой чувствующая, что город восхищен ее храброй попыткой сыграть одну из великих трагических героинь мировой литературы. Ее смерть на сцене заставила зал печально вздохнуть. Разве возможно, чтобы такая любовь нашла свой конец в могильном склепе?
На поклон они выходили под рев аплодисментов. Роза знала, что рождена для сцены. «И теперь моя жизнь будет такой», – улыбалась она про себя.
Даже Алекс расчувствовался, обнял ее и от души поцеловал:
– Отлично! Ты играла великолепно… Мы были восхитительны!
Роза надеялась, что и Пол Джервис где-то здесь и теперь кусает локти, завидуя – сейчас Алекс возьмет ее за руку и поведет к мечте…
Пробуждение Алекса не произвело на Конни впечатления. Спектакль она смотрела придирчиво. Его игра все равно оставалась деревянной и какой-то унылой. Никакой страсти к Джульетте в нем не наблюдалось, Роза затмевала его буквально в каждой сцене. Да и в любом случае Конни уже сыта шекспировскими трагедиями. Девушкам в них достается лишь яд, смерть и забвение.
Она прибирала сцену после спектакля, когда вдруг к ней подошла тетя Сью и жестом подозвала к себе.
– Рада, что успела тебя застать, – прошептала она. – Джой задает такие неловкие вопросы… Прошу тебя, не рассказывай ей пока ничего!
– Почему нет? – вспыхнула Конни.
– Это только расстроит ее, и всё. А мы не хотим ее расстраивать, когда у нее все так хорошо стало получаться на работе, – ответила Сьюзан.
– Мы наполовину сестры. Что плохого в том, что она об этом узнает?
– Она думает, я была замужем за Седриком. Правда очень разочарует ее. Прошу тебя ничего ей не рассказывать пока. Я сама это сделаю, Конни, когда придет время.
– Как знаешь, – кивнула Конни, отворачиваясь и возвращаясь к своим занятиям. Почему она вообще должна напоминать тете Сьюзан об этом? И почему все лезут к ней? Почему не могут оставить ее в покое? Горе накрывало собой всю ее жизнь, словно черная тень, из-под которой никак не выбраться.
У Розы начала складываться карьера, Джой работает в своем турбюро. А перед ней только гора книг и печальные воспоминания. Почему она должна еще и семейную тайну тащить в себе? Как раз самое время рассказать Джой всю правду. Кому от этого будет плохо?
– Эй, Конни, пошли скорей, сейчас начнется вечеринка! – крикнула ей Роза, выбегая из гримерки.
– Вычеркни меня из списка гостей, – вяло отмахнулась Конни.
– И не подумаю! Твоя мама совершенно не хотела, чтобы ты жила, словно монашенка. Все идут, будет весело. Не отгораживайся от мира… Ну прошу тебя! – Роза ни за что не готова была отступить.
Пожав плечами, Конни испустила тоскливый вздох. Кажется, этот вечер никогда не кончится.
Вечеринку по случаю успешного спектакля устраивали у продюсера. Он жил на высоком холме, с которого открывался вид на весь город, в старом каменном фермерском доме с низкими потолками и просторными комнатами, в которых сильно пахло каминной сажей и мокрой псиной. Все болтали только о своих спектаклях, и Конни чувствовала себя совершенно лишней. Тут были и любители легкого угощения, Конни видела, как Майлз Блэк пытается затащить Розу в укромный уголок. Роза же парила на пике славы, продолжая роль королевы вечера, и не имела ни малейшего намерения покидать рампу.
Конни наблюдала за его неуклюжими попытками завладеть ее вниманием и прониклась жалостью к пареньку. Боже милостивый, а это еще кто? Вальяжно покачиваясь, с бокалом в руке и кривой ухмылкой, к ней приближался Король Засосов, уверенный в себе и неотразимый.
– Приветики! Ты случайно не одна из «Шелковинок», с которыми выступала Роза? – обратился он к ней, чтобы как-то начать разговор. Конни хотела ответить грубо, мол, отвали, но это было бы как-то неловко. Поэтому она просто отвернулась, сделав вид, что его не заметила.
– Да это же мисс Малышка Фригидность, – протянул Майлз, уже изрядно выпивший и обиженный на Розу.
– Мисс Здравомыслие, если угодно. Забудь эти свои приемчики для знакомства. Я не из тех, кто готов обниматься с бабником, который бросается на каждую юбку.
– Ух ты! Кто это тебе наплел такой ерунды? – спросил Пол, все еще ухмыляясь. – Ну-ка, что тут у нас? – И он начал насвистывать мотивчик «Мне нужна настоящая женщина».
– Я стану настоящей женщиной, когда встречу настоящего мужчину, и уж точно не сейчас… и не с тобой! – покраснев, ответила ему Конни.
Встретив такой отпор, он отступил, и у него хватило достоинства тоже покраснеть.
– Прошу извинить, что осмелился дышать в вашем присутствии. Роза, ну и подруга у тебя… Мисс Чопорные Трусики?
– Уф, катись отсюда! – закричала было Конни, но вдруг расхохоталась.
Он обернулся и притормозил – озадаченно, скосив голубые глаза в ее сторону. Ей показалось, или в них действительно мелькнуло восхищение и уважение? Или же он просто соображал, что бы сказать в ответ?
– Пол! Иди сюда! – очередная сирена увлекла его за собой в очередной альков.
Сзади подошла Роза.
– Зачем ты с ним так? Это самый шикарный парень здесь, я неделями за ним гонялась. А тут вдруг он сам подходит и болтает с тобой. А ты строишь из себя такую скромницу.
– Никого я не строю. Просто я разборчива и не флиртую с кем попало.
– Ну и распугаешь всех кавалеров такими замечаниями.
– И что с того? Очень глупо вот так обжиматься по углам в темных комнатах. И вообще тут не вечеринка, а так, предлог… чтобы встретиться и позаниматься сексом. На халяву, так сказать…
– Что ж, тогда подрасти еще. Вообще-то весь спектакль сегодня только о нем и был – секс, секс и только секс. А теперь все выпили и настроены игриво. Мы молоды лишь раз в жизни.
– И посмотри, к чему это приводит девушку: раковина в кухне и коляски в коридоре. Уж лучше я почитаю хорошую книжку.
– Ну и иди читай. Только портишь мне удовольствие.
Подхватив кофту и сумку, Конни направилась к выходу. Прекрасно, она сядет на ближайший автобус.
– А после десяти автобусы не ходят, милая, – крикнул ей кто-то вслед.
«Вот черт!» – мелькнуло у нее в голове. Придется теперь ждать, пока кто-то еще будет ловить попутку.
Дом был просторный, в нем наверняка должен быть кабинет, так что Конни двинулась через распростертые тела на поиски книжных полок. В темноте это было непросто, но потом она наконец нащупала выключатель.
– Эй, кто там, гаси! – завопили на нее.
– Простите, – извинилась она, но прежде быстро схватила с полки хоть что-то. Это оказался «Брайтонский леденец» Грэма Грина. Уличный мальчишка Пинки и его злобная банда. Книга захватила ее с первой страницы, она устроилась в кухне на табуретке и погрузилась в чтение.
Сзади нависла вдруг чья-то тень, она обернулась. Пол Джервис с удивлением разглядывал через ее плечо обложку.
– «Брайтонский леденец». Жестковато для девочки.
Она отвернулась, снова не обращая на него внимания. Но он не уходил.
– Ты извини, что так вышло в соседней комнате. Но очень уж резко ты появилась.
– М-м-м, – не отзывалась она. – Я читаю.
– А что-нибудь еще ты делаешь иногда? Или только читаешь и поешь?
Да, похоже, уходить он не собирается.
– Иногда. Спроси лучше Розу. Она тебе всё расскажет.
– Так вы родственники?
– Наши матери… они были друзьями.
– Поссорились? – не отставал он.
– Моя мама в марте умерла.
– Прости. – И, помолчав, он добавил: – Мой брат умер от полиомиелита, когда ему было девять лет. Хреново.
Она услышала печаль в его голосе и подняла глаза. Он действительно весьма привлекателен, с этими его золотистыми волосами и голубыми глазами, ноги длиннющие, а зубы, когда он ухмыляется, точно как у акулы.
– Твои родители, наверное, очень переживали…
– Они расстались… Три года назад. Поэтому я и собираюсь учиться на врача. Должны же быть лекарства от таких болезней, – проговорил он, опираясь коленкой на табуретку и глядя в темное окно.
– Но полиомиелит ведь лечится теперь… Нам всем делали от него прививку, вакцина Солка, ее дают с куском сахара.
– У Дэниеля не было прививки… Ему было всего девять, и прививку начали делать как раз тогда. И есть еще множество болезней, от которых пока нет средства.
– Рак, например, – отозвалась она, не веря, что произнесла это вслух, да еще незнакомому человеку. – Мама лежала в больнице «Кристи», но… Было слишком поздно, понимаешь… – И Конни замолчала, не давая слезам подступить ближе. – Возвращайся лучше на вечеринку.
– Пойдем потанцуем со мной, – позвал Пол и протянул ей руку.
– Нет, я читаю, – отвернулась она, снова пытаясь его игнорировать.
– Я в самом деле настолько отвратителен, что ты предпочитаешь мне Грэма Грина?
– Он хороший писатель… А ты просто маешься от скуки.
– Ты всегда такая серьезная?
– Нет. Но я знаю, чего я хочу и когда я этого хочу. Так что, пожалуйста, уходи и дай мне спокойно дочитать главу.
– Мне очень жаль, что так вышло с твоей мамой… Тебя же Конни зовут, да? Ты одна из девочек Уинстэнли?
– И что, если так?
– Да ничего… Извини, что помешал. – И он повернулся к выходу.
– Все нормально.
– Мир? Друзья?
Конни подняла на него глаза.
– Только если ты и твой приятель будете относиться к моей подруге Розе как к леди.
– Леди? Роза Сантини?! Не смеши! – хохотнул он.
– Слушай, давай отчаливай и возвращайся, когда подрастешь, – огрызнулась она.
– Может, и вернусь. – И он усмехнулся: – Только тебе тоже лучше бы подрасти.
Вот черт, последнее слово осталось за ним! Она посмотрела ему вслед: самоуверенная спина, длинные ноги, и вот он уже смешался с гостями.
Должно быть, он здорово танцует. Но она вовсе не собирается стать одной из его подружек на одну ночь. Вот еще! Пол Джервис просто щука, которая промышляет тут в поисках новенькой рыбешки. Она не даст ему повода возомнить, что она хоть на секунду готова была уступить.
Глава десятая
Мисс Меркьюри
Джой злилась. В доме на Дивижн-стрит в последнее время стало так неуютно! И виновата в том была Конни. Прошло уже несколько месяцев, но из матери так и не удалось вытянуть ничего нового о Седрике. Мама уходила от прямых вопросов, избегая смотреть Джой в глаза, сворачивала разговор на что-нибудь бытовое, погружалась в домашние дела и словно отгородилась завесой молчания.
– Конни, ты должна мне все рассказать! – набросилась на нее Джой. – Чего такого я не знаю, но должна знать?
Конни пожала плечами и, как обычно, удалилась в свою комнату. Что ж, значит, Джой остается только отправиться к главному источнику сведений о семье Уинстэнли и раз и навсегда всё прояснить.
– Бабуля, скажи, ну что такое происходит? Конни что-то знает о моем папе, чего не знаю я! – с порога воскликнула Джой, появляясь в бабулиной кухне в то судьбоносное утро. В Саттер-Фолде оказалась и Конни, они с Джой приехали с разницей в несколько минут.
Бабуля, сидевшая с вязанием, отложила спицы, сняла очки и вздохнула. Голос ее звучал мягко, она вдумчиво подбирала слова.
– Давай поговорим об этом в другой раз, Джой. Время еще не пришло, – тихо предложила она, медленно наматывая нитку на клубок и бросив выразительный взгляд на Конни.