Когда плачет скрипка. Часть 1 Дан Виктор

Странно, но групповые фотографии почти отсутствовали. Что это? Случайность или отражение индивидуализма и замкнутости?

– Пожалуйста, Ваш кофе!

– Спасибо. Мы не обсудили главный вопрос. При ее внешности вокруг нее должно вращаться много мужчин.

– Так и было, но она их держала на определенной дистанции. Собственно, мой интерес в дружбе с ней в том и состоял. С моей внешностью трудно привлечь мужчину на «критически близкое расстояние», когда можно пустить в ход другие средства: эрудицию, остроумие, кулинарный талант или просто доброту и способность утешить отвергнутого красивой подругой, – Саша улыбалась несколько натянутой улыбкой.

– Вы хотите сказать, что у нее не было близкого мужчины? Была ли она в кого-нибудь влюблена?

– Можете мне не верить, я говорила о скрытности при видимой общительности, но я не могу сказать с уверенностью ни об одном из ее многочисленных поклонников разного возраста.

– А если назвать несколько наиболее вероятных кандидатов?

– Не могу. Догадываюсь, что за этим последует.

– Хорошо! Тогда я поставлю вопрос в грубой форме, но он не задевает никого конкретно, – Лариса хотя бы один раз переспала с мужчиной?

Зазвонил телефон. Саша вышла в прихожую и с кем-то коротко переговорила.

Михаил продолжил, когда она возвратилась. Ожидание ответа слишком затянулось:

– Отвечайте! Она уже не обидится, и хуже ей не станет, а для всех нас важно найти убийцу. Ведь это так? Трудно поверить, что самая близкая подруга об этом не знает или не догадывается.

– Это так, но ничего определенного сказать не могу и догадки строить не буду даже по данному частному вопросу. Извините, но я должна идти на урок музыки. Я подрабатываю… Мне нужно выплачивать кооператив.

– Я уже ухожу. Извините, что отнял у вас время – такая работа… Но обещать, что больше не буду беспокоить, не могу.

Михаил вырвал из записной книжки листок, записал телефоны и передал Саше.

– Здесь номера: служебный и общежития. Если что-нибудь вспомните, пожалуйста, звоните, не дожидаясь вызова в Управление. Уверен, вам есть что вспомнить, – он попытался встретиться с ней взглядом, но она уклонилась. – Если меня не будет, то попросите любого, кто снимет трубку, срочно мне передать, что вы звонили.

Они вышли в прихожую. Михаил снял с вешалки плащ и помог Саше его одеть. Под плащом на крючке висела спортивная сумка с теннисной ракеткой.

– Вы играете в теннис? – спросил он на улице перед прощанием и с умыслом протянул руку для рукопожатия.

– Только иногда, для поддержки знакомств! Пианистам большие нагрузки на руки вредны, – ответила Саша и пожала протянутую руку.

– У вас крепкая рука. Даже очень… для женщины…

И они разошлись в разные стороны. Было уже начало седьмого. По дороге к Саше Михаил заприметил столовую. В ней поужинал.

Остаток вечера он собирался провести в спортивном манеже, но после еды час или полтора нужно было где-то погулять.

«Позвоню-ка я Садовскому», – решил Михаил.

Еще днем по справочнику выписал номер телефона Садовского-старшего и уточнил на АТС через соответствующую службу Управления адрес.

Перепробовав несколько телефонов-автоматов, нашел, наконец, исправный аппарат («А что будет в конце перестройки?!»).

– Ало-о-о… – раздался хриплый ленивый бас.

– Добрый вечер! Я хотел бы переговорить с Марком Садовским?

– Кто его спрашивает?

– Следователь ГорУВД Гречка.

– Вы по какому делу? На каком основании?

– Семен Маркович? – Михаил догадался, что это отец Марка. – Не слишком ли много вопросов? Скажите, где Марк и я Вам объясню все, что можно в таких случаях.

– В каких таких случаях?

– Это старое известное Вам дело, и есть решение прокурора, которое позволяет нам вызвать Марка в Управление на допрос. Однако мне хотелось бы переговорить с ним в неофициальной обстановке, чтобы не травмировать его психику… Вы меня понимаете?

– Даже лучше, чем Вы думаете! Поэтому у меня будет условие. Я хочу присутствовать при разговоре.

– Вашу просьбу я готов удовлетворить, если Вы выполните мои условия: в разговор не вмешиваться без моего разрешения.

– Не будем играть словами! Просьба или условие… Если мы договорились, то через четверть часа он будет у меня. Вы, конечно, знаете мой адрес.

– Знаю и буду через пятнадцать-двадцать минут.

Дверь открыл высокий располневший парень, в котором Михаил узнал Марка по фотографиям в деле.

После сухого приветствия Марк провел Михаила в гостиную богато обставленной многокомнатной квартиры. Дородный мужчина в одном из кресел кивнул Михаилу и жестом пригласил занять свободное кожаное кресло напротив. Марк сел на кожаный диван слева.

Михаил сразу заговорил:

– Причина моего визита: Ярмак, осужденный за убийство Ларисы Белостенной, требует пересмотра дела. Городской прокуратурой дано указание определиться, есть ли для этого достаточные основания.

– Какие основания? Он признался! Получил божеский срок… Какой пересмотр?!

– Семен Маркович! Вы нарушаете наш уговор! Я могу сейчас уйти, и разговор состоится в Управлении и уже без вас, – Михаил сделал попытку подняться, но Садовский-старший вскочил и придержал его рукой:

– Что вы кипятитесь, молодой человек! Вам чего волноваться! Это нам нужно волноваться, мы в Ваших руках…

– Не в моих руках, а в руках закона, правосудия!

– Ох, эти красивые правильные слова: закон, правосудие, демократия, гласность – они нас погубят, как погубили те слова, которые мы слышали семьдесят лет…

– Я продолжу. Цель визита: выяснить некоторые обстоятельства в связи с новыми показаниями Ярмака.

– Какие показания?! – пыхтел Садовский-папа.

– Семен Маркович! Если не можете сдержаться, то выйдите на десять минут. Вам Марк все расскажет. Извините, конечно, что я распоряжаюсь в Вашем доме, но в противном случае мой приход бесполезен.

Тот опять показал жестами, что спокоен и расслабленно откинулся в кресле, как бы демонстрируя безучастность. Выражение лица Марка показывало, что он близок к истерике, и все же Михаил задал свой вопрос:

– Марк, вспомните, что было в руках у Ларисы, когда вы подошли к ней в трамвае, а потом шли следом на улице?

– Какое это имеет значение? Разве что-то пропало? Нам не предъявляли обвинений в краже…

«Ну просто национальная черта – отвечать вопросом на вопрос», – подумал Михаил, а вслух сказал:

– Значение этого вопроса я объясню потом. Сначала хочу услышать ответ. Подумайте хорошо, так как ответ будет занесен в протокол.

Марк переглядывался с отцом, явно ожидая поддержки. И поддержка последовала.

– Он ответит на Ваш вопрос после разговора с адвокатом.

Михаил был разочарован и не сразу нашелся, что сказать:

– Только не тяните с ответом. Ответ мне нужен в понедельник.

Отец и сын как по команде поднялись, и Михаилу ничего не осталось, как распрощаться. На лестничной площадке он невольно задержался, чтобы собраться с мыслями. Что он сделал не так? Почему все и слышать не хотят о пересмотре дела? Значит, Ярмак не скоординировал свои действия и выступил в одиночку! Может быть, это просто тонкая игра. Садовский-папа обладает достаточным интеллектом и деньгами, чтобы вести сложную игру.

Вдруг за дверью совершенно отчетливо раздался знакомый бас:

– Нужно позвонить Сумченко! Что за визит!? Я свои обязательства выполнил…

Михаил спешно спустился ниже – не хватало быть застигнутым за подслушиванием.

«Все! На сегодня довольно. Сейчас иду в манеж – хоть немного приятного за день».

Однако полного удовлетворения Михаил не получил и в манеже – не смог собрать достаточно сильную команду и проиграл все партии. В ожидании очередной игры, тренировался на боксерской груше – отрабатывал удар. Нужно было выполнять свою заповедь – отработке приемов посвящать ежедневно не менее десяти минут.

Чего Михаил добился вполне успешно, так это уснул, едва мокрая после душа голова опустилась на подушку.

Серое дождливое утро в субботу, что может быть хуже?! Особенно, если ты собирался провести его в прогулках по городу, а не в постели с женой или, на худой конец, с книгой.

Но Анатолия, казалось, погода не огорчала. Он уже был одет и, весело насвистывая, шумно передвигался по комнате. Наконец, перед уходом, из долга вежливости заговорил:

– Извини, дорогой! Не знал твоих планов и поэтому на тебя не рассчитывал. Сегодня каждый в автономном плавании. Я так, в буквальном смысле… Прогулка на яхте в обществе дам и кавалеров. Завтрак в яхт-клубе родного спортобщества «Динамо», обед на яхте, а ужин и ночлег не планировались из-за неопределенности погоды и маршрута.

И он удалился, громко хлопнув дверью, точнее не придержал дверь на сквозняке – окно было широко распахнуто.

Прохладный воздух с улицы пахнул в лицо Михаилу и словно приморозил веки, они слиплись и он пробыл некоторое время в полусне. Уличные шумы казались невероятно громкими, но дремать не мешали, скорее наоборот. Наконец голос из какого-то закоулка мозга сказал: «Пора!» – и он проснулся.

Во время утреннего туалета и завтрака в студенческой столовке в голове вертелась дурацкая фраза: «Матч состоится при любой погоде!».

Она его преследовала и в трамвае по пути к Приморской улице, где в одном из примыкавших переулков с названием Санаторный жила мать Ларисы.

Остановка «Приморская улица». Он выходит и пытается представить в лицах трагедию четырехлетней давности. Еще каких-нибудь две недели и будет ровно четыре года. Все так, может быть, только зелени на деревьях и кустах еще маловато. Пасмурное утро сойдет за сумерки безоблачного дня. Словно он все это видел, хотя только читал описание места события в деле и газете.

Вот поворот к дому Ларисы. Вот место, где нашли ее тело (так не хочется употреблять слово труп). Вот калитка к старому одноэтажному довольно большому дому дореволюционной постройки. В нем живет несколько семей, и на фасад выходит несколько дверей с разнотипными лестницами в несколько ступенек. Часть из них очевидно более поздней постройки.

Двор просторный, цветочные клумбы, несколько фруктовых деревьев, огородик, поделенный на грядки, погреба, кладовые, гараж. Кто-то возится в огороде – плохо видно за кустами.

На лавке под навесом молодая женщина с детской коляской.

У центрального входа со ступеньками из потертых мраморных плит висит указатель: фамилия жильца и номер квартиры.

Белостенная А.П., Анна Павловна, квартира номер один. Вход крайний слева.

Михаил позвонил. Звонка он не услышал. Возможно, звонок далеко внутри квартиры. Позвонил еще. Женщина с коляской подала голос:

– Стучите! Звонок не работает.

Он постучал. Пауза… Шарканье ног, недовольное бормотание. Распахивается дверь и на пороге он видит Ларису, загримированную под неопрятную старуху.

Испитое морщинистое лицо, но ее лицо. Тусклые глаза в обрамлении набрякших век и мешков под глазами, ее глазами. Высокий лоб, густые седые волосы, которые, совершенно очевидно, были светлыми.

Разглядывание было прервано хриплым голосом:

– Вы кто? Вам чего надо?!

– Я от старых друзей Ларисы. Хочу с Вами поговорить. Есть планы написать о ней книгу как о безвременно угасшей восходящей звезде музыки… – Михаил мысленно ругал себя за неожиданное косноязычие. Нужно было подготовиться заранее, а не импровизировать.

– Какие разговоры? Какие книги? Хотите заработать на смерти моей дочери?! – Смрад винного перегара и табака достигли Михаила раньше, чем слова.

– Ее все любили. Все о ней помнят. Лариса достойна, чтобы увековечили ее память. Эта книга нужна людям!

Старуха замолчала, что-то соображая, наконец, заговорила:

– В доме ничего нет. Ни вина, ни водки, ни чая… Я так нуждаюсь! Последнее повышение цен совсем меня добило. Мне нечем встретить гостя. Не могли бы Вы… Магазин на углу.

– Не беспокойтесь. Я сейчас.

«Старуха с похмелья. Какая трагедия! Она не выдержала удара, спилась и опустилась. Да и кто может вынести такое?! Его, Михаила, ребенок еще не родился, а он в ужасе только от мысли, что с его ребенком нечто подобное может случиться».

Михаил купил крепленое вино, пустую бутылку от которого разглядел на полу в прихожей, пачку чая, печенье и полкилограмма сыра. Рассовал все по многочисленным карманам куртки. Вино завернул в оберточную бумагу, которую еле-еле выпросил у продавщицы, пустив в ход все свое обаяние. Не хотелось, чтобы соседи глазели, так как бутылку пришлось нести в руках.

На этот раз хозяйка впустила в квартиру. По извилистому коридору мимо каких-то полупустых комнатушек они прошли на крохотную кухню с газовой печкой, старым холодильником и столом. В углу – рукомойник с краном только холодной воды.

Хозяйка взяла бутылку, остальное отложила в сторону. Ловким движением обрезала пластмассовую пробку. Потом одумалась. Наполнила чайник и поставила на огонь. Газ был уже зажжен, когда они вошли – идиотская местная привычка экономить спички.

Они перешли в комнату, которая вероятно служила гостиной: шкаф для посуды, телевизор, продавленный диван и пара стульев у круглого стола. Очень мало предметов за стеклянной дверцей шкафа, разношерстная, старая, словно со свалки, мебель.

«Да, бедность – не порок. Бедность – следствие пороков!» – подумал Михаил, усаживаясь на стул, предложенный хозяйкой.

Она достала из шкафа два чистых стакана. Налила.

– Скоро четвертая годовщина как ее нет. Помянем! – выпила.

Налила еще. Потерла покрасневшие глаза. Выпила. Глаза заблестели от слез и вина.

Михаил отлил половину из своего в ее стакан. Старуха не возражала. Остальное он выпил.

– Вы покажете ее комнату?

– Идите за мной.

Опять извилистый коридор, заканчивающийся дверью в торце и дверью налево. За дверью налево комната Ларисы – угловая, в два окна.

«Так вторая дверь – на улицу!» – догадался Михаил. Уточнил у хозяйки. Да, это так. Ею пользовалась Лариса, чтобы никого не беспокоить, когда поздно возвращалась с концерта.

В комнате – платяной шкаф, зеркало на дверце шкафа, зеркало на стене, трельяж в углу между окнами и неожиданно – шикарная двуспальная кровать, слишком большая для маленькой девичьей комнаты.

– Говорят, она красиво одевалась, – Михаил подступался к одному из главных вопросов.

– О, да! Я ее одевала, словно королеву, и похороны были королевскими! Таких не было в городе…

Она быстро пьянела. Нужно приступать к делу, пока не поздно.

– Вы не могли бы показать что-нибудь из ее гардероба?

– Боюсь, что нет. Она меня простит! Почти все пришлось продать…

– И обувь?

– Да, и обувь.

– А где ее знаменитая скрипка?

– Скрипку купил ее преподаватель, очень просил, и я уступила.

– Как получилось, что скрипка не пропала? Может, вам мои вопросы кажутся неуместными!?

– Скрипка была дома.

– Вы не помните, в тот злополучный день Лариса до убийства заходила домой?

Старуха менялась на глазах. Злость исказила ее лицо:

– Писатель! Сказал бы сразу, что мент, может, я бы все рассказала. А так убирайся из дома! Тебя тоже купили эти жиды проклятые? Здесь всех купили! В области всех купили! В Москве всех купили! Откупились от суда, откупились от расстрела этому подонку! Как я вас всех ненавижу!

Ее окончательно развезло. Михаил поспешил удалиться. Он вышел за калитку на улицу, но не ушел, пока не разглядел как следует второй выход из квартиры Ларисы.

Чуть дальше в заборе была еще одна узкая, только для пешеходов, калитка. Дорожку от угла дома до калитки от остальной части двора отделяла плотная стена из сиреневых кустов и от соседнего двора – высокий сплошной кирпичный забор. Можно войти и выйти на улицу совершенно незаметно для соседей и даже для хозяйки квартиры.

«Что так разозлило мать Ларисы? Она что-то скрывает или просто подозревает, что вопрос как-то связан с попыткой доказать невиновность Ярмака и его друзей? Она фанатично убеждена, что убийство совершили они. Конечно, невозможно рассчитывать на объективность матери, понесшей такую утрату. Но, с другой стороны, у этих парней тоже есть родители. А если они жертвы судебной ошибки? Хорошо, что еще не расстреляли!» – Михаил размышлял и продолжал обход места события.

Переулок Санаторный очень короткий, всего четыре дома, и является тупиком, так как упирается в хозяйственные ворота ночного санатория «Каштан».

Одна сторона переулка – высокий забор этого же санатория. Вдоль забора тротуар с разбитым асфальтом. Проезжая часть переулка с двух сторон обсажена деревьями и несколькими рядами кустов, в основном, сирени. Кое-где встречаются шиповник и барбарис. Довольно глухое место вечером, хотя и в сотне шагов от оживленных улиц.

Михаил решил пройти по маршруту Ярмака и его друзей до дома Каролины, потом уже поговорить с соседями.

Погода была сырая, ветряная, но без дождя. И на том спасибо!

Дверь открыла женщина, явно старше Каролины.

– Здравствуйте! Я хотел бы видеть Каролину.

– Она давно здесь не живет.

– Но она прописана здесь.

– Я ее родная сестра. Сейчас она живет у меня. А вы кто?

– Следователь ГорУВД. Мне нужно с ней переговорить, задать пару вопросов.

– Вы и так своими вопросами чуть не погубили ей жизнь.

– Это утверждение спорно, но не хочу затевать дискуссию. Хуже будет, если ее начнет разыскивать милиция, оштрафует за проживание без прописки, потом пришлет повестку с вызовом к следователю и так далее… Право, лучше, если я переговорю с ней неофициально.

– Она не здесь. Мы живем в поселке Новая Шахта. После суда обменялись квартирами, но документы не оформили. Полтора года назад она вышла замуж. Муж очень ревнивый, а она дорожит семьей.

– Это далеко?

– Тридцать пять километров. Автобус от Северной автостанции ходит через каждый час.

– А телефон у вас есть?

– Нет. Обычно мы звоним на почту, которая рядом с домом, с уведомлением.

Михаил записал адрес и вежливо попрощался.

Он вернулся на злополучный перекресток улицы Приморской и переулка Санаторного. Его заинтересовал одноэтажный, как и все дома вокруг, дом, из которого должен хорошо просматриваться переулок Санаторный почти до места убийства.

Он открыл калитку в невысоком деревянном заборе и оказался в уютном дворике. Этот дом также был многоквартирным. Михаил позвонил в угловую квартиру. Дверь открыла молодая женщина с годовалым ребенком на руках.

– Я из милиции. Вы позволите посмотреть на улицу из ваших окон?

– А что случилось?

– Это случилось четыре года назад.

– Валера! Это к тебе!

В двери показались лицо, а затем и торс молодого крепыша, похоже, ровесника Михаила.

– Кто меня спрашивает?

Михаил представился, показал мельком служебное удостоверение.

– Что Вас конкретно интересует?

– Четыре года назад здесь в переулке убили девушку…

– Знаю. Ну и что?

– Это было при вас?

Парень заметно занервничал.

– Это случилось за месяц до армии. Так ведь убийцу нашли! Мать писала мне на службу, что суд состоялся.

– Все не так просто. Вы ее знали?

– Еще бы! Она моя одноклассница…

– Мы могли бы поговорить?

– Да, но лучше во дворе… – он сделал паузу, подыскивая мотивировку. – Жена будет укладывать ребенка спать.

– Хорошо. Но сначала я хотел бы взглянуть из ваших окон на улицу.

«Парню явно не по себе!» – заметил Михаил реакцию Валеры на его последние слова.

– Пожалуйста, пожалуйста! – выдавил Валера угасшим голосом.

Михаил снял кроссовки и в носках прошел в угловую комнату. Из окна хорошо просматривался переулок, но место убийства было наглухо закрыто кустами сирени и кроной наклонно растущего дерева.

Во дворе дома они уселись на свободную лавку, подальше от, других, занятых судачащими соседками.

– Давай перейдем на «ты», меня зовут Михаил. Тебя, как я понял, Валера.

– Давай! – голос Валеры звучал уныло.

– Ты ее должен был хорошо знать. Красивая девушка! Вероятно, поклонников была масса?

– Весь класс, можно сказать, вся школа, я имею в виду ребят, были в нее влюблены и пытались ухаживать. Но она была недоступна. Часто пропускала уроки, но училась хорошо. Была на редкость способная, и не только в музыке.

– Признайся, ты также был влюблен в нее?

Валера оглянулся вокруг:

– Ну да! И тоже безнадежно…

– Извини, что наш разговор становится похож на допрос, но мне важно поговорить с очевидцем.

– Да ничего! Я расскажу, что знаю… Пока жена не придумает работу. Она так ждет выходных, чтобы я помог. Устает с ребенком за неделю.

– Ты помнишь день убийства?

– Его трудно забыть, но мало чего могу рассказать. В тот вечер все смотрели телевизор.

– А ты был на похоронах?

Валера смутился:

– Нет. Вызвали в военкомат. Вручили повестку о призыве в армию. Можешь проверить.

– Да это не важно! И я тебе верю.

– «Валера!» – раздалось в доме. Было хорошо слышно через открытую входную дверь.

– Как ты и ожидал, сейчас жена даст тебе наряд вне очереди. Спасибо за разговор. Я займусь дальше своим безнадежным делом… Да! Ты так и не спросил, зачем мне это нужно. Откровенность за откровенность. Парень, который сидит за убийство Ларисы, отрицает свою вину. Прокуратура дала указание проверить факты заново.

– До свидания! Извини! – Валера поспешно вернулся в дом, словно не слышал последних слов.

Михаил посидел некоторое время один и, наконец, решился присоединиться к беседующим женщинам.

Едва он приблизился, как разговор умолк. Все уставились на него. Пришлось идти в лобовую атаку:

– У вас здесь в переулке произошла такая трагедия. Беседовал сегодня с матерью Ларисы. Какое несчастье! Дочь погибла в расцвете таланта, мать спилась от горя…

– Ха! Спилась от горя! Она же ее и пропила!

– Не наше это дело, Маша!

– Бог ее наказал и так.

– Не говори лишнего при постороннем.

Женщины загалдели, поднялись почти одновременно, словно вспомнили о неотложных делах, и разошлись по квартирам. Михаил посмотрел на часы. Начало второго. Вполне можно успеть съездить в Новую Шахту. Отдыхать будем завтра! Перекусить можно и на вокзале.

«Режиссер, ответственный за события сегодняшнего дня, повторяется» – мысленно пошутил Михаил, когда ему открыл дверь долговязый парень с грудным ребенком на руках.

– Могу я видеть Каролину?

– Она в магазине. Сейчас будет. А собственно, зачем она вам? – парень пропустил Михаила в прихожую.

– Следователь Гречка, – Михаил предъявил удостоверение. – Четыре года назад Каролина была свидетельницей на суде по делу об убийстве девушки. Она видела подозреваемых после предполагаемого времени убийства. Мне нужно уточнить некоторые показания.

Муж промолчал. Он был занят убаюкиванием ребенка.

– Я не мешаю? Может быть, подождать на улице?

– Нет, что Вы! Она скоро будет.

Действительно кто-то снаружи вставил ключ и открыл входную дверь. Вошла стройная, по-современному высокая молодая женщина.

Красивое нежное лицо и приятная полнота кормящей матери.

Михаил представился и почти слово в слово повторил объяснение цели визита.