Когда плачет скрипка. Часть 1 Дан Виктор

Глава 6 Кому сказать «sorry»?

Протокол Валера подписал на следующий день вечером, почти без слов, с обреченностью кролика, запертого в клетке удава. Теперь будет о чем говорить с Марковой. Это не какие-то слухи, которые легко дезавуировать как наветы недоброжелателей.

Уж завтра она точно появится на работе, и он спросит, почему не сделано вскрытие половых органов убитой девушки, а если сделано, то почему об этом нет ни слова в акте экспертизы.

Еще через день действительно появилась возможность задать этот вопрос.

– Это не телефонный разговор, – ответила после небольшой паузы Маркова.

– Марина Ивановна! Я готов приехать к вам на работу хоть сейчас.

– Сейчас я очень занята!

– Тогда назовите время.

– Сегодня не получится. Позвоните после праздника.

– Нам нужно срочно. Может, вы позвоните моему начальнику отдела, Манюне Николаю Петровичу? Вы его должны знать!

– Да, я его знаю, но звонить не собираюсь. Мне некогда этим заниматься! Не думаю, что смогу сообщить что-то новое, ради чего нужна такая спешка.

– Может быть, вы найдете полчаса после работы? …

– Не смогу! Я сразу же уезжаю за город, – потом добавила раздраженным тоном, после чего положила трубку. – Что у вас там, пожар? Звоните!

Манюня был доволен ходом расследования, но никак не показывал своего удивления, словно предвидел такой исход. Наверное, с опытом способность удивляться отмирает. Какое тут удивление, если каждый день приходится сталкиваться с невероятными вещами.

– Вы на первомайские праздники домой уезжаете? – спросил Манюня практикантов.

– Нет.

– Тогда приглашаю вас на рыбалку к нам, в Христофоровку. Туда отвезу вас на своей машине, а назад приедете на автобусе. К сожалению, мест не хватит – обратно нужно везти жену с детьми и тещу. Это близко! Двадцать шесть километров по автомобильному счетчику от дверей моего подъезда до ворот тещиного дома. Автобус ходит с интервалом примерно час.

Михаил принял предложение сразу:

– Спасибо. С удовольствием!

– Спасибо. А можно дать ответ завтра? – у Анатолия были и другие варианты. По крайней мере, один – Алена и ее компания.

– Безусловно. В восемь утра первого числа я заберу вас на остановке у пединститута. Кто придет, тот мой гость. Пожалуйста! Буду очень рад.

До конца недели ничего важного не произошло. Эксперты НТО перенесли срок дактилоскопической экспертизы на тридцатое апреля. Последние выходные перед майскими праздниками Михаил решил посвятить подработке, так как предстояла поездка домой. Если не считать два года службы в армии, то каждый год десятого мая в день смерти матери он посещал кладбище, где рядом похоронены отец и мать, отец – третьего мая, мать – двенадцатого.

Ночью с субботы на воскресенье Михаил и еще два студента, Алексей и Леонид, знакомые по волейболу, прошли проходную хлебозавода и, немного поплутав среди металлоконструкций и трубопроводов, припорошенных мукой, оказались на погрузочной эстакаде.

Ребята представили Михаила бригадиру грузчиков и повели «причащаться». Так называлось здесь традиционное бесплатное угощение перед работой, которое состояло из двух городских булок и пол-литровой бутылки сливок.

Было жарко от бесчисленных контейнеров с лотками горячего хлеба. Они стояли рядами на эстакаде. От конвейера на эстакаду контейнеры подавали штатные грузчики. Для погрузки лотков, нанимали дополнительно поденщиков. Формально и для поденщика требовалась медицинская справка, что позволяло бригадиру диктовать свои условия.

Грузчики работали обнаженные по пояс, пренебрегая инструкцией. Михаил работал в халате, который долго подбирал по размеру в кладовой спецодежды. Он стеснялся огромного шрама на спине от ранения в Афганистане.

Ему приходилось подрабатывать на хлебозаводах областного центра. Порядки и расценки он знал. Была выработана и определенная сноровка. Поэтому, когда закончилась погрузка хлеба ночной выпечки, на его счету значилось девять машин.

Номера машин он записал, чтобы в случае надобности сравнить с отгрузочными накладными.

Наступил момент расчета. Поденщики по одному заходили в конторку получить деньги и расписаться в ведомости. Подошла очередь Михаила.

Бригадир, лысый, гладкий мужчина невысокого роста, сидел за столом. Перед ним лежала ведомость и замызганная белая шариковая ручка. Он положил поверх ведомости пятнадцать рублей – десятку и пятерку, и буркнул:

– Напиши фамилию и распишись!

Михаил отодвинул деньги и взял ведомость. Только фамилии и подписи. Ни одна графа больше не заполнена. Ни тарифа, ни объема работы. Не проставлена даже сумма к выдаче.

"Ну и наглец!” – подумал Михаил. Обычно бригадир, нанимая поденщика, говорит, сколько берет себе. У тебя есть выбор: можешь не согласиться, можешь торговаться.

Если согласился, расписывайся за всю сумму и получай за вычетом оговоренной. Обычно недоплаченные поденщикам деньги распределяются весьма неравномерно между штатными грузчиками. Конечно же, бригадир себя не обижает, и кое-что отдает наверх, чаще в виде подарков. Для смазки «механизма», так сказать.

– Пожалуйста, заполните все графы против моей фамилии. Я погрузил девять машин. Вы, наверное, знаете, что со второго апреля тариф на погрузо-разгрузочные работы увеличен.

– Что?! Бери, что дают, и давай выкатывайся! – бригадир сделал картинный жест рукой.

– Я уйду с этой ведомостью. – Михаил поднял руку с листком достаточно высоко, чтобы бригадир не достал.

Тот действительно попытался это сделать, неуклюже подпрыгивая, но разница в росте сделала попытки не только безрезультатными, но и комичными. В дверях ухмылялись физиономии стоящих в очереди за Михаилом поденщиков. Они не могли понять смысл происходящего, но жалкие прыжки и сердито-растерянный вид всегда важного и неприступного бригадира выглядели весьма забавно.

Наконец тот выскочил из конторки, не забыв запереть ящик стола с деньгами, и завопил:

– Леха! Леха! Кого ты мне привел! Гена! Ребята! Идите сюда! Быстрее!

Михаил тоже вышел из конторки и спрятал на всякий случай ведомость в карман брюк, сложив ее вчетверо.

Его и бригадира окружало неплотное и неровное кольцо из пяти или шести поденщиков, еще не успевших уйти. От группы сидящих на пустых лотках отделился здоровенный, ростом с Михаила, с огромным животом и непропорционально маленькой головой грузчик по кличке Крокодил Гена. Остальные не торопясь лениво поднимались и тянулись за ним.

– В чем дело?! – Крокодил сипел пропитым басом, что-то дожевывая. Его глазки говорили, что он уже успел пропустить стакан.

– Этот мудак забрал у меня ведомость!

– Я прошу ее заполнить как надо. На пустой ведомости я не распишусь!

– Ты кто такой?! Законник выискался! – закричал бригадир. – Гена, ребята! Дайте ему по морде пару раз, чтобы мозги стали на место!

Гена на всех парах двинулся на Михаила вытянув руку, чтобы схватить за ворот или волосы. Драться он, очевидно, не умел, что ему при его росте и массе и не нужно было. Но здесь он, не подозревая, нарвался на профессионала. Михаил захватил руку, резко дернул на себя и ушел в сторону, сделав ногой подсечку. Крокодил всей тушей врубился головой вперед в штабель пустых хлебных лотков двухметровой высоты, протаранил его и оказался заваленным свалившимися сверху лотками.

Другие пока не осмеливались нападать, так как бросились вызволять Крокодила. Дело могло принять иной оборот после того, как они его извлекут. Все зависело от реакции вожака. Если он озвереет и к нему в помощь подключатся другие, то придется их обездвиживать. А это без нанесения серьезных повреждений невозможно.

Его учили убивать одним ударом. Можно и не рассчитать. Михаил решил покончить с инцидентом другим путем. Он бесцеремонно схватив за воротник, затащил в конторку вяло упирающегося бригадира, закрылся изнутри и предъявил служебное удостоверение.

– Так будем заполнять ведомость или мне вызвать наряд милиции?

Бригадир совсем размяк:

– Будем… будем! Хватит нам и одного мента.

– Скажи для начала, чтобы все разошлись, кроме тех, кто не получил заработок.

Бригадир открыл окошко в двери и начал наводить порядок:

– Прошу всех успокоиться, мы уже договорились! Ребята, как Гена? Царапины!? Отведите в медпункт к дежурной сестре. До свадьбы заживет.

Михаил разгладил ведомость на столе:

– Я просил сначала заполнить только строчку против своей фамилии, и оставил бы пятерку тебе, не мне ломать традиции, но теперь тебе придется заполнить всю ведомость и я получу последним. Не будешь жадничать!

Поденщики, кто не ушел, были довольны – получили в два-три раза больше обычного, бригадир и его прихлебатели на сей раз остались без навара.

Когда расписывался Алексей, бригадир прошипел:

– Ну, Леха, удружил! Навел мента…

– Откуда я знал? Студент на практике. Откуда я знал, что юрист!

Михаил понимал Алексея. Это место приработка для него могло закрыться.

– Он тут ни при чем. Повторяю, не жадничай, иначе потеряешь это место навсегда. Уж я прослежу!

Последняя угроза была явным преувеличением, но бригадир после такой встряски не скоро залатает свои доспехи и внушение будет действовать.

Тридцатого апреля Тимофеев из НТО смущенно развел руки, оправдываясь, что не успели сделать сравнение отпечатков – аппаратура была занята. Пообещал все сделать в первый же рабочий день после праздника и даже в первой половине дня.

Первого мая практиканты за десять минут до условленного времени стояли на троллейбусной остановке. Накануне они купили бутылку водки, колбасу, карамелек для детей, торт для женщин по случаю праздника.

Алена первого и второго мая была занята, поэтому Анатолий присоединился к Михаилу.

Манюня оказался педантично точным, и вскоре за окнами автомобиля замелькали поля в лоскутках весенней зелени и свежей пахоты. Море слева было видно почти постоянно. Иногда дорога выбегала прямо к высокому обрывистому берегу.

Вертикальная стена из глины всех оттенков – от голубовато-зеленого до кирпично-красного напоминала растянувшийся до горизонта гигантский занавес. Узкая полоска белого песчаного пляжа, как просцениум, отделяла от обрыва-занавеса бутылочно-зеленое море, покрытое строчками пенистых волн, точно рядами кресел грандиозного зрительного зала.

– Нет ничего лучше степи, особенно степи над морем, – не выдержал Михаил.

– Да, я тоже устаю от леса. Через час-другой мне необходимо выйти на полянку побольше. Лучше на окраину леса с полем до горизонта, – поддержал разговор Манюня.

– А по мне так нет ничего лучше города! – сказал Анатолий тоже вполне искренне. – Особенно, когда на каждом углу кафэшка, а в каждом квартале киношка…

Крепкий ветер с юго-востока гнал с моря на зеленые поля побережья белые барашки небольших облаков, верный признак для этих мест хорошей погоды и хорошей рыбалки.

Неожиданно занавес берегового обрыва резко отступил от моря, открыв полукруглую сцену с декорациями небольшого села, утопающего в зелени на пологом берегу.

Дорога также резко повернула вправо, и по длинному спуску, вырубленному в стене обрыва, «Москвич» выскочил на центральную сельскую улицу, снижая скорость до предписуемых дорожным знаком тридцати километров в час. Несколько поворотов – и машина остановилась у высоких металлических ворот в полутораметровом заборе из известняка.

Кирпичный дом под красной черепичной крышей был небольшим, всего две спальни, кухня и общая комната, «зал» по местной терминологии. Но основное строение дополнялось другими постройками: летним домиком с двумя спальнями и кухней, хозяйственным блоком с кладовыми, курятником и крольчатником.

Манюня показал все это своим гостям после того, как познакомил их с женой Еленой, в меру пухленькой симпатичной гречанкой, ее родителями, еще крепкими на вид пожилыми людьми, и младшим братом жены Костиком, Константином, год как из армии, еще холостым.

Вновь прибывшим был предложен чай, который в действительности оказался обильным завтраком с рыбными и мясными блюдами. Больше всего гостям понравился местный овечий сыр и удивительно мягкий и вкусный, белый, с золотистой корочкой, хлеб также местной выпечки. Гостям рассказали, что мельница и пекарня построены еще в потемкинские времена, когда греки-переселенцы из Крыма основали это село и засеяли пшеницей пригодные для земледелия земли вокруг. Только в шестидесятые годы ветряной двигатель мельницы заменили на электрический.

Подготовка к выходу в море заняла больше часа: копали дождевых червей, готовили приманку, чинили рыболовные снасти, ремонтировали рассохшееся весло.

Рыбацкая пристань представляла собой участок пляжа длиной в четверть километра, где рядами уложены лодки и катера невероятно разнообразных конструкций, цвета и состояния.

Михаил с Костиком сели на весла. Шестивесельный ял на двух веслах шел тяжело, но плавно. Манюня в качестве штурмана выводил ял на место рыбалки где-то в миле от берега. Нужно было идти таким курсом, чтобы оставались в створе мельница на горе и высокий тополь почти у пляжа, пока на одной линии не окажется труба рыбокоптильного цеха и столб линии электропередачи.

Бросили якорь, вытравили трос на нужную длину, поставили буй в том месте, где опустили приманку в мелкоячеистой сетке с грузом. Волна здесь, далеко от берега, была еще пологой, и рыбаки быстро перестали замечать качку.

Они расселись симметрично по двое на борт. Началась рыбалка и, как всегда в группе, негласное соревнование.

Снасть была простая. В каждой руке по донной удочке на три крючка, без удилища и поплавка, с большим грузилом. Главное, подобрать положение крючков относительно грузила, то есть глубину лова.

Обильный завтрак, равномерное покачивание, свежий ветерок, солнечные блики на волнах, ярко-белые облака – все это расслабляло. Клонило ко сну.

– Жаль, лодка не резиновая, – заговорил Анатолий. – Так бы и растянулся на дне минут на сто или больше.

– Скоро пойдет клев и сон, как рукой снимет!

– А есть ли в этом море рыба?! – продолжал разгонять сон Анатолий. – Предлагаю объявить конкурс на лучшего рыбака с выдачей ценных призов и присвоением званий по трем номинациям: самый шустрый – за первый улов, самый разносторонний, если вытащит сразу на всех крючках, самый профессиональный – за наибольший улов… О! Похоже, самый шустрый – это я! – с этими словами Анатолий вытащил тарань размером в ладонь.

– Предлагаю еще конкурс на самую большую рыбу, – включился в игру Костик.

Скоро клев начался у всех, как видно пожаловала стая. Михаилу не повезло. Одна из удочек зацепилась за что-то на дне. Пришлось ловить на одну. Вскоре клев прекратился так же внезапно, как и начался.

Михаил решил нырнуть, чтобы отцепить удочку. В этом не было необходимости, так как доставало запасных материалов, чтобы за десять минут сделать новую. В лодке становилось жарко, и удочка была лишь поводом окунуться.

Никто не стал его отговаривать. Это маленькое приключение обещало развлечь всех.

Михаил разделся, привязал леску злополучной удочки к утке на борту, и, чтобы не шуметь и не перевернуть лодку, плавно погрузился в воду за кормой. Вода была еще холодной, но терпимой.

Перебирая руками борт добрался до привязанной удочки и, скользя по леске, пошел в глубину. Под водой оказалось очень светло от солнца, отраженного белым, волнистым, как стиральная доска песчаным дном. Пожалуй, в тихую погоду здесь можно видеть дно и с поверхности.

Леска привела его к зеленому оазису. В этом месте, на глубине около четырех метров, на дно были брошены камни, обрезки керамических и металлических труб, старые автомобильные покрышки. Все это быстро обрастает ракушками и водорослями и заселяется колониями бычков, крабов, креветок и прочей морской живности.

Но главное – такие островки на почти голом песчаном морском дне охотно посещают стаи рыб: тарани и судака.

Оказалось, что в нору под камнем забился здоровенный бычок, который попался на крючок его удочки. Михаил не торопясь высвободил его и, не отпуская, поплыл вверх.

Нырял он превосходно. Любимой игрой ребят в их селе были пятнашки на воде. Его отец славился умением нырять и часто играл с Михаилом один на один. Михаил только за год до гибели отца стал играть с ним на равных. Он прожил с отцом только двенадцать лет, из которых пять первых совсем не помнит, и удивительно, как много он взял от отца.

Однажды уже студентом он выиграл в бассейне пари с одним парнем. Михаил утверждал, что перекроет результат парня – проплывет пятьдесят метров под водой за лучшее время. Этот парень из другой группы их факультета до университета служил в подразделении морской пехоты и специализировался на операциях под водой.

После они подружились и часто тренировались вместе. У него Михаил научился боевым приемам под водой.

Когда голова Михаила появилась над бортом, остальные рыбаки облегченно вздохнули. Уж слишком долго по обычным меркам он пробыл под водой. Откуда им знать об его опыте ныряния.

Михаил перебросил бычка через борт, и все бросились его рассматривать – редкий экземпляр.

– Хорош бердянский! – воскликнул с нескрываемой завистью Костик. – Я за свою жизнь таких выловил два или три. Приз гиганта пока у Михаила.

Манюня бросил полотенце:

– Разотрись хорошенько и переодень плавки, еще рановато купаться!

Но тут новая волна клева вернула всех к удочкам.

Время пролетело быстро. Солнце клонилось к закату. Ветер затихал. Наступало лучшее время клева. Однако рыбаки проголодались. Их давно ждал праздничный обед или уже, пожалуй, ужин.

Костик не сдавался. Ему хотелось иметь приз за самую большую рыбу, хотя остальные призы принадлежали ему: однажды он вытащил сразу три таранки, по одной на каждом крючке, и общий счет улова также был в его пользу. Он усадил за весла своего зятя в паре с Анатолием и пытался ловить на блесну во время движения.

Настырность была вознаграждена. По пути к берегу он вытащил двух подсулков, каждый из которых значительно превосходил бердянского бычка.

Ужинали на ярко освещенной открытой террасе. За длинным столом было не менее двадцати человек всех возрастов: дети Манюни, старшая сестра Елены с мужем и детьми, еще какие-то родственники или друзья и их дети.

Несмотря на обилие блюд, гвоздем ужина стала только что выловленная рыба, зажаренная целиком с гарниром из картофельного пюре на свежем коровьем масле и салатом из разнообразных солений: огурцов, помидор, сладкого перца с морковью и баклажан.

Водки пили мало. Мужчины в основном – пиво, а женщины – домашнее вино. Михаилу понравилось, что в питье не было обязаловки, характерной для застолий в его селе, где установился неизвестно кем придуманный обычай пить не меньше трех рюмок: первую сразу до дна, вторую не более чем в два приема, а уж третью как угодно. Правда, Михаил этот неписаный закон не праздновал, за что однажды получил замечание: «Гордец, как папаня! Тот тоже любил отличиться от всех!».

За столом в этот день и последующие было много разговоров, в основном политических. В центре всегда был Манюня. По всему было видно, что его здесь уважают. Хотя бы по тому, что часто просят выступить арбитром в споре или замолкают сами собой, когда он начинает говорить.

Михаилу запомнились две дискуссии. Одна во время рыбалки о том, куда идет страна. Другая – на профессиональную тему за запоздалым чисто мужским обедом в составе экипажа лодки в последний день их пребывания в Христофоровке.

Характерно, что обе темы начинал Анатолий.

– Слушал позавчера по телевизору одного бородатого политолога. Борода, правда, у него меньше, чем у Маркса, но, по-моему, говорил он дело. Он сказал, что многие проблемы страны связаны с тем, что дважды уничтожалась правящая элита: в революцию было уничтожено дворянское сословие, в тридцать седьмом – новая элита, пришедшая к власти. Политолог предупреждал, что слишком быстрая перестройка может привести к потере элиты в третий раз – элиты партийных и хозяйственных кадров, созданной за послевоенное время.

Первым возразил Михаил:

– Понятие «элита» предполагает отбор по определенным критериям. Если мы говорим об управленческой элите, то отбор должен вестись по критериям эффективности управления. Наша партийная элита создана по другому критерию – личной преданности. Каждый новый руководитель страны, да и не только страны, лебезил в прошлом перед старым, когда делал карьеру, и поливал грязью предшественников, когда становился у руля. Только у Сталина хватило ума этого не делать хотя бы на словах. И то, может быть, потому, что имя Ленина использовал для расправы с бывшими соратниками…

– Но ты же не станешь оспаривать тот факт, что эти люди – профессионалы?

– Профессионалом считает себя всякий карманник, но это не значит, что обществу от этого паразита какая-то польза. Партия навязала обществу роль тотального распределителя ресурсов: людских, природных, экономических, короче говоря, всех. Что из этого получилась?

– Бородач сформулировал общую идею. Согласись, всем стало ясно, что кухарок нельзя допускать к управлению государством. Для этого и должна существовать элита.

– Кухарок допускали только на словах, только как статистов. Кухарки ходят на рынок и знают о рыночной экономике больше, чем все Политбюро. Если бы кухарки действительно что-то решали, у нас давно была бы рыночная экономика… Потом, тебе не кажется странным, что партия, которая кричала на весь мир, что вооружена самой передовой теорией, теперь выпустила в средства массовой информации всех этих политологов, астрологов, экстрасенсов и прочих? Разве это не измена идеологии?

Тут в дискуссию вступил Манюня:

– Нет тут никакой измены, ибо истинной идеологией партии всегда был собственный интерес… Марксизм, ленинизм, советская конституция, советская демократия, могу перечислять долго, всего лишь демагогический камуфляж. Сохранять этот камуфляж дальше невозможно. Страна у разбитого корыта. Пушки и масло у нас не получаются, а у капиталистов получаются. Партия дискредитировала себя как руководитель общества, а власть отдавать не хочется…

– Они ее отдадут сами себе, но уже пересев в кресла капиталистов: банкиров, предпринимателей.

– Правильно! Несколько лет носились с идеей аренды. Арендный коллектив нанял бы себе директора и управленцев и платил бы только определенный процент в госбюджет, а остальным распоряжался сам…

– Зачем при аренде райком?! Инструктор директора арендного предприятия «на ковер» уже не вызовет…– вставил Михаил.

– Может, и вызовет, только тот не поедет. Поэтому с арендой дальше разговоров дело не пошло. Теперь давай им цивилизованный рынок, то есть современный западный капитализм.

– Растаскивание госсобственности под ширмой кооперативов уже началось, – продолжил Михаил.

– Я думаю, другого способа нет, – вставил Анатолий.

Манюня возразил:

– Для меня важно, что способов много, а нам навязывают один, выдавая его за единственный. Мы, я имею в виду правоохранительные органы, без работы не останемся при любой системе. Пугает то, что пока власти заняты дележом госимущества, преступность растет не по дням, а по часам. Преступный мир, кстати, очень чутко реагирует на политическую ситуацию. Боюсь, мы получим не западный, а южноамериканский, точнее колумбийский вариант капитализма, когда рынок и теневые отрасли экономики поделят между собой преступные группировки, а земля и еще процентов семьдесят промышленности останутся в собственности государства и будут служить для паразитирования чиновников.

Михаил добавил:

– Мне приходилось много раз доказывать на собраниях Политического клуба, что партия стала жертвой своего мафиозного Устава. То, что хорошо работало при захвате власти: партийная дисциплина, партийная тайна, многоступенчатые выборы, то есть так называемый демократический централизм, после захвата власти привело к перерождению партии в преступную организацию…

– В которую ты вступил, чтобы облагородить…– не удержался от повода съязвить Анатолий.

– Именно так весьма наивно я полагал!

Анатолий не сдавался:

– Согласитесь, однако, что нынешняя система совершенно бесперспективна, так как за семьдесят лет не смогла решить ни одного из двух основных вопросов для всякой общественно-политической системы: проблему эффективного управления экономикой и проблему мотивации труда.

– Партия набрала такую власть, – опять не удержался Михаил, – что, извините за выражение, без ее ведома пукнуть нельзя, и, тем не менее, на каждом пленуме и съезде только и говорят об усилении руководящей роли партии.

Манюня перебил:

– Ничего удивительного! Противоположности сходятся – такова диалектика. Тоталитарное общество становится абсолютно неуправляемым. Любое благое решение верхушки превращается в пустые декларации, более того, пока решение спускается по ступеням иерархической лестницы, оно извращается чиновниками так, что дает прямо противоположный эффект.

– Лозунг Горбачева об “ускорении” и антиалкогольная кампания – самые свежие примеры! – добавил Михаил.

– Согласен с вами! Как можно говорить об ускорении работы машины, которая “гонит” брак, – согласился Анатолий. – Однако не нужно пугать капитализмом. Сколько придумано партией, чтобы заставить народ работать почти задаром: прописка, трудовая книжка, уголовные статьи о “нетрудовых доходах” и тунеядстве, … трудармия, исправительно-трудовые колонии… Все равно никто не хочет работать “на дядю”! Частная собственность решает наиболее эффективно и проблему управления и проблему мотивации. Ведь так?

– Да, это так! – подтвердил Манюня. – Но аренда с правом выкупа подвела бы наше общество к частной собственности плавно, без потрясений, короче говоря, без криминальной революции… Кстати, смена элиты, о которой так печется Анатолий, тоже произошла бы постепенно…

Другой разговор скорее походил на интервью Манюни, чем на дискуссию.

– Я наблюдал ваши допросы и пришел к выводу, что следователь должен быть большим артистом. Вы так правдоподобно им сочувствуете, входите в их положение… Они, наверное, забывают, что Вы следователь, и закладывают себя чуть ли не с радостью, – начал Анатолий, обращаясь к Манюне.

– Нет! Ты все неправильно понял. Я им действительно сочувствую. И как не сочувствовать, когда видишь человека, потерпевшего жизненную катастрофу и еще принесшего горе другим… Существует миф, который усиленно поддерживается самими преступниками, – кем сознательно, кем бессознательно, что нарушить закон: украсть, изнасиловать, тем более, убить, переступить моральные границы может только незаурядная личность, герой, сверхчеловек… На самом деле преступник – это слабак, не выдержавший конкуренции в обществе при игре по правилам, то есть по закону. Я не говорю, что наши правила игры совершенны. Жизнь показала, что советские законы еще более несправедливы, чем были при царе. Тогда за анекдот про царя гвозди в голову не забивали. Вместо того, чтобы понять свой интерес и бороться за честные законы, используя механизмы демократии, преступник нарушает даже те принципы, верность которых доказана тысячелетиями, – Манюня помолчал некоторое время, собираясь с мыслями. – Возьмите хулигана. Это трус, который пыжится доказать всем и себе, что он смельчак. Такие легко сбиваются в стаи, где чувствуют себя защищенными и безнаказанными. Защищенность и безнаказанность – как раз то, о чем мечтает трус больше всего. В стае шестеро могут бить одного. Они становятся убийцами из-за страха: боятся суда, боятся мести, когда встретятся один на один… Вор – это в основном лентяй или недоучка, который не может заработать сколько нужно. А нужно ему очень много. Пороки требуют дань: азартные игры, алкоголь, наркотики. Им даже любовь чаще всего приходится покупать, так как отсидка в тюрьме разрушает нормальные сексуальные стереотипы поведения и физиологию. Я не говорю уже о маньяках. Здесь и так ясно. Все они жертвы обстоятельств, с которыми явно не справляются. Я им искренне сочувствую до тех пор, пока вижу, что в них осталось хоть что-то человеческое. Человеческое чаще всего и проявляется в раскаянии, в правдивых показаниях без хитростей…

– Есть такая теория, – вставил Анатолий.

– Это не теория, это практика, которая ежедневно и ежечасно дает мне доказательства, что граница между добром и злом проходит не между людьми, а через все без исключения людские сердца. И через мое, и через ваши, и через сердце убийцы. Другое дело, какая часть сердца отдана вами злу, а какая добру. Или ваше добро сразу робеет перед злом. Злость и зло одного корня, это не случайно, по крайней мере, для славян…

– Напрашивается логический вывод, что вы за отмену смертной казни! – воспользовался паузой Анатолий.

– Да, но не сейчас! Мы слишком бедны для этого! Даже богатая Америка, США, еще бедна для этого. При пожизненном заключении нужно создать такие условия, чтобы из остатков добра в сердце преступника можно было попытаться вырастить настоящее человеческое сердце. Если эту задачу не ставить или нет средств, то смертная казнь за некоторые преступления более человечна…

– Согласен! – признал Анатолий. Нам не хватает средств на детские дома, беспризорных и полу-беспризорных в неблагополучных семьях, а это прошлое восьмидесяти процентов от числа преступников…

Два с половиной дня, проведенные практикантами с Манюней в домашней обстановке, позволили лучше узнать и его, и друг друга. Манюня проводил парней до остановки автобуса и дождался его отправления.

Когда они положили между рамами окна пакет с вяленой рыбой – аванс Костика из своих запасов в счет их улова, и уселись на кровати, не столько усталые, сколько переполненные впечатлениями, Анатолий поделился:

– Все было превосходно, но я все ждал, когда нам предложат копать огород или что-то в этом роде. Когда начальник приглашает даже не сотрудников, а так временно-случайных людей в гости, это обычно подразумевается.

– Для меня, деревенского парня, в подобном нет ничего зазорного. У нас гости не работали только на похоронах и свадьбах, да еще на пасху. А в обычные советские праздники часто съезжались именно сделать гуртом какую-нибудь большую работу, а потом гулять за праздничным столом.

В дверь постучали.

– Ребята! Забыла передать вам записку. Просили срочно… – на пороге комнаты стояла дежурная, мимо которой они прошли пять минут назад.

"Дорогие мальчики! Четвертого мая на водной станции «Динамо» праздник – открытие летнего сезона. Будет очень интересно. Приходите обязательно, особенно Михаил. Его ожидает сюрприз.

Жду в десять у входа на водную станцию. Алена"

В десять она не пришла, опоздала на полчаса.

Скучать не пришлось. Михаил успел обойти и хорошо рассмотреть всю водную станцию. Участок моря в виде квадрата примерно триста на триста метров был огорожен молом с небольшим проемом для выхода спортивных и прогулочных судов. На огороженном участке небольшой пляж с деревянными лежаками, вышка для прыжков, плавательные дорожки и водная площадка для тренировки маленьких яхтсменов.

Трехэтажное здание водной станции копировало архитектуру колесного парохода: в «трюме» (первый этаж) ангар для спортивных судов, второй этаж – административные помещения и раздевалки для спортсменов, третий этаж – ресторан и буфет.

На пляж можно было пройти по пригласительным билетам, в которых указывался номер лежака.

Как оказалось, Алена побеспокоилась о билетах заранее. Они расположились довольно удобно почти у самой кромки прибоя рядом со стеной, отделяющей территорию водной станции от городского пляжа.

Стена и лежаки уже хорошо прогрелись майским солнцем. Вытянуться под его нежными лучами было приятно.

– Так какой сюрприз меня ждет, – спросил Михаил Алену, когда та вернулась из кабинки для переодевания.

– Я и сама не знаю, если честно. Подождем, куда нам спешить!? Вот программа праздника на пригласительном билете.

Михаил взял билет и принялся изучать программу.

– Толя! Пойдем на вышку, а то я одна боюсь. Оттуда хороший вид.

Они ушли. Из программы Михаил узнал, что с двенадцати до четырнадцати часов гостям праздника купаться запрещалось – должны состояться показательные выступления водных лыжников и яхтсменов.

Нужно успеть поплавать. Михаил нырнул прямо с мола в воду. Прошел энергичным кролем для разогрева до середины акватории станции, лег на спину, чтобы упорядочить дыхание и рассмотреть станцию из воды.

А ведь точно пароход! Полукруглые ворота ангара – ну впрямь, колеса парохода, наполовину погруженные в воду. На галереях здания гуляющая, празднично одетая публика. А вот и вышка для прыжков. Алена уже наверху и показывает рукой в его сторону, наверное, сверху хорошо видит. Он помахал ей рукой, вдруг действительно видит!

Полежал еще, разглядывая редкие облака и, когда опять почувствовал холод, поплыл размеренно к выходу из акватории, чтобы побывать на самой дальней стенке мола, там согреться на солнце и вернуться вплавь назад к лежакам.

Вдруг кто-то бесцеремонно схватил его за ногу и остановил. Михаил погрузился в воду. Еще под водой развернулся и увидел рядом парня. Вынырнул:

– Эй, ты, наверное, обознался! Промой глаза!

Парень не ответил, только улыбался какой-то недоброй улыбкой. К ним приближались ленивым брассом еще два пловца. Над водой в пяти или шести метрах видны были только лбы в ядовито-зеленых купальных шапочках и глаза.

«Ну, точно два крокодила!» – мелькнуло в голове Михаила, и он опять погрузился в воду от грубого толчка в плечо.

Нужно вырубить первого! Михаил из-под воды хорошо его видел, а тот не удосужился опустить голову в воду, чтобы видеть противника. Подвела самоуверенность – трое против одного.

Михаил, не выходя на поверхность, захватил двумя руками руку нападающего, потянул на себя, одновременно поднимая тело и ноги вверх к лицу противника, охватывая ногами руку с двух сторон. Затем последовал молниеносный захват ногами головы в замок и болевой прием над локтевым суставом.

Все это происходило под водой, иначе вопль парня переполошил бы все побережье. Михаил знал, что в таких случаях в легкие может попасть вода. Тогда участь парня будет незавидной, если те двое не придут на помощь. Он и сам решил держаться поближе. Двое действительно встрепенулись и энергично занялись пострадавшим – тот на время потерял сознание от болевого шока.

Михаил проплыл под водой вокруг троицы проверить, что те двое тоже не вооружены, затем вынырнул метрах в десяти.

Отдышался. Убедился, что пострадавшего тоже подняли на поверхность и перевернули на спину для буксировки. После этого медленно поплыл к лежакам. Настроение было испорчено.

Кто они? Чего им нужно? Неужели это месть бригадира грузчиков с хлебозавода? Или сюрприз, обещанный Аленой! Тогда почему? За что?

Михаил вышел из воды и оглянулся. Двое буксировали третьего по направлению к слипу для спуска спортивных судов на воду. Очевидно, там легче вытащить пострадавшего на берег.

Вот они уже на слипе. Пострадавший уже немного оклемался и пытается встать на ноги. Встал. С помощью двоих вышел на берег. Правая рука, как плеть.

И тут произошло нечто, что вызвало у Михаила форменный приступ бешенства. Один из двоих поднял голову в направлении вышки, Алена была еще там, и помахал ей рукой. Она его заметила и замахала в ответ.

Так это она подстроила «сюрприз»! «Ах, ты, лошадь вислозадая!». – Михаил устремился к вышке, как был, в плавках. Он пытался взять себя в руки, но не мог. Он почти бежал, повторяя мысленно эту брань. Не хватало еще сказать ей это вслух!

Пока поднимался по винтовой лестнице, немного одумался, но, все равно, вид у него был такой, что Алена не на шутку встревожилась, когда Михаил бесцеремонно взял ее за руку и подвел прямо к не огороженному краю вышки со словами: