Парадокс одиночества. Глобальное исследование нарастающей разобщенности человечества и ее последствий
– сказал Тимко недоверчивый и недовольный постоялец.
Мы уже видели, что вы не можете разделить с кем-либо трапезу, если используете приложения для доставки вроде Deliveroo. Вы также не сможете этого сделать, если просто возьмете свой бейгл во время общего бранча и унесете его с собой.
Вы не можете купить сообщество, вы должны практиковать его
Действительно, отсутствие участия в сообществе является ключевой проблемой в других коворкингах и коливинг-пространствах не только среди постояльцев или членов, но и для самих операторов множества этих пространств. На берлинской встрече операторов четырех ведущих коммерческих коливинговых предприятий «отсутствие взаимодействия членов» было названо группой одной из ключевых проблем, с которыми они столкнулись. Конечно, для того, чтобы было значительное взаимодействие среди членов, должна быть критическая масса членов, которые хотят общаться. Проблема многих коммерческих сообществ в том, что это никоим образом не гарантируется.
Так, если подумать насчет того, кто присоединяется ко многим из этих новых, блестящих, коммерциализированых сообществ, то это не обязательно люди, у которых есть время или образ жизни, которых требует построение сообщества. В отличие от предшественников коливингов и коворкингов – коммуны, такие как инициативы 1970-х годов, созданные группами хиппи, или израильские кибуцы, места, населенные людьми, для которых солидарность, забота друг о друге и единение были руководящими принципами – большинство коливингов и коворкингов сегодня активно нацелены на высоко индивидуалистичных профессионалов-миллениалов, многие из которых возвращаются домой измученными долгим рабочим днем, длительными поездками на работу и паноптическими офисами с открытой планировкой, и которые слишком обессилены, чтобы общаться. Это городские жители, которые привыкли к своим цифровым пузырям или были приучены верить, что взаимодействие с другими людьми – это не то, что делают жители городов, – люди, для которых сообщество как понятие, возможно, более привлекательно, чем сообщество как образ жизни.
Но можно ли разучиться привычке отдаляться друг от друга? И выработать новые привычки сообщества? Я считаю, что ответ на оба вопроса – да, но только при наличии реальных усилий и воли.
Сами операторы прилагают к этому свои усилия. В The Collective общественная доска объявлений провисает под тяжестью листовок, рекламирующих предстоящие события – мастер-класс по изготовлению хрустальных подвесок, лекцию о психическом здоровье, лекцию о бодипозитиве. Даже во время локдауна их предложения продолжались, хотя и в онлайне. Сеансы Zoom, предлагаемые в течение недели в мае 2020 года, включали «Виньяса флоу йогу с Элоизой» и «Нарисованные вместе», где один волонтер каждый сеанс выступает натурщиком, позируя перед своей веб-камерой, пока все остальные рисуют.
В WeWork один из руководителей высшего звена с гордостью подробно описал все внимание, которое было уделено максимальному взаимодействию, вплоть до планировки лестниц и коридоров, которые намеренно спроектированы так, чтобы они были слишком узкими, чтобы два человека могли пройти друг мимо друга (не очень хорошо для эпохи коронавируса), «поэтому вам придется оторвать на секунду лицо от телефона, и как бы [отодвинуться] и позволить другому пройти. Мы делаем это специально. Мы проектируем наши лестницы и наши коридоры такого размера, чтобы два человека действительно должны были смотреть друг на друга, возможно, в глаза и здороваться, даже когда они просто выполняют рутинную задачу, например, наливают воду».
Проблема в том – и это то, к чему компании должны прийти, – что сообщество – это не что-то, что можно купить, или что-то, что может быть навязано руководством. Наоборот, это то, во что люди должны вкладывать время и активно соучаствовать, чтобы оно процветало. Поэтому, сколько бы мероприятий ни организовывал коливинг или коворкинг, сколько бы бесплатной еды или алкоголя они не предлагали, как бы ни были узки коридоры, пока люди, которые в них живут и работают, не взаимодействуют друг с другом осмысленным образом, сообщество никогда не материализуется.
Сообщество основано на том, что люди делают что-то вместе, а не просто собираются вместе или сталкиваются друг с другом, проходя мимо.
Это разница между «быть вместе» и «быть вместе по одиночке», между активным состоянием и пассивным.
Не облегчаем, а избавляемся от одиночества
Стиль «лидерства» сообщества играет четкую роль в определении того, какое из этих двух состояний преобладает. Те коливинги, в которых сами жители имеют свободу действий, планируют свои собственные прогулки и мероприятия, проводят свои собственные собрания сообщества и в которых менеджеры помогают им реализовать свои собственные идеи для новой групповой деятельности, кажется, значительно лучше работают на общественном фронте, чем те, в которых общность навязывается исключительно сверху вниз. Действительно, Чен Авни, харизматичный соучредитель Venn, израильского оператора коливинга с комплексами в Берлине, Тель-Авиве и Бруклине, члены которого сообщают, что уровень одиночества падает в среднем более чем на треть в течение шести месяцев после переезда в дом Venn, отчасти объясняет такой успех признанием принципа самоопределения. «В то время как другие операторы придерживаются подхода “если мы построим, то они придут” относительно взаимодействия жителей с их вечерами вина и сыра и тако по вторникам, из опыта мы узнали, что не “если мы построим, то они придут”, а “если они построят, то они останутся”», – объясняет Авни.
Таким образом, вместо того чтобы просто пытаться самим придумать следующие общественные мероприятия, «облегчающие одиночество», Venn теперь спрашивают своих членов, какого типа мероприятие хотят создать они, и задействует своих менеджеров сообщества в роли кураторов, а не инициаторов. Дело не в том, что каждый участник должен быть инициатором – большинство из нас знает по собственному опыту, что мы не хотим, чтобы на кухне было слишком много поваров, – дело в том, что культура совместного творчества и расширения возможностей членов, кажется, меняет опыт, полученный, как от одного из отелей к чему-то более близкому к дому, к сообществу, в котором человек имеет долю, а не к товару, который можно покупать и продавать.
Авни рассказал мне, что одним из «самых больших ускорителей» создания их сообщества был ежемесячный ужин, куда еду приносили самими члены. (Venn предоставляли только напитки и десерты.) Далее Авни рассказал, как за приготовленной едой старожилы приветствуют вновь прибывших и общаются друг с другом. И как через описания блюд, которыми они решили поделиться, члены рассказывают о своем родном городе или стране, а воспоминания, которые вызывают их блюда, открывают путь к более глубоким разговорам о том, кто они и откуда они, настраивая этап для создания более значимых связей. Такие ужины – самые посещаемые мероприятия Venn.
Возможно, если
вместо того, чтобы предлагать бесплатный бранч с лососем и бейглами, членов The Collective активно поощряли готовить вместе, их чувство общности было бы сильнее?
Часть проблемы также заключается в том, как некоторые из этих компаний определяют сообщество. Возьмем NomadWorks, также предположительно «ориентированного на сообщество» конкурента WeWork – они прямо перечисляют «мероприятия по налаживанию контактов» среди своих услуг членства. А когда я спросила одного из руководителей высшего звена WeWork, как они поняли, что такие мероприятия эффективны, когда дело доходит до сообщества, его «доказательством», что показательно, было количество успешных «транзакций», которые участники совершили друг с другом. В частности, сказал он мне, они измерили, сколько участников WeWork купили что-то у другого участника хотя бы один раз, чтобы показать, насколько сильным было сообщество.
Те, кто арендует там помещения, заметили неотъемлемое противоречие этого явно неолиберального оформления. Джеймс, который работал в здании WeWork в центре Лондона, громаде со стеклянными окнами, чьи туалеты украшены трафаретной надписью «Hustle Harder» на стене, описал свой опыт следующими словами: «Люди здесь очень дружелюбны, но это только потому, что все стараются продать что-нибудь. Удивительно, как быстро я стал персоной нон грата, когда ясно дал понять, что не заинтересован в покупке. Скажем так, никто больше не звал меня поиграть в пинг-понг».
Этот транзакционный аспект, конечно, сам по себе не является чем-то плохим. Ведь тот факт, что более половины пользователей коворкинга в исследовании 2014 года сообщили, что они нашли новых клиентов и новых сотрудников в своем рабочем пространстве, предполагает, что есть, по крайней мере, четкое экономическое обоснование для того, чтобы стать членом. Кроме того, дружба может развиваться наряду с деловыми отношениями или даже зарождаться на сетевом мероприятии. Но просто горсть визитных карточек не создаст сообщество.
Мы обесцениваем понятие сообщества, если оно сводится к группе людей, которые рассматривают друг друга только как потенциальный ценник.
Оно должно означать заботу и помощь друг о друге, а не просто ведение бизнесса.
Бесконфликтная природа этих операций также имеет свои особенности, учитывая, что они обычно подчеркивают удобство почти так же, как и общность. В некоторых коливингах все, от стирки и уборки общей кухни до выноса общих мусорных баков, делается за вас. Это означает, что да, меньше домашних дел, о которых нужно беспокоиться, но и меньше общей ответственности за содержание общего пространства и меньше задач, которые вы будете выполнять от имени кого-либо, кроме себя. Исследование того, что способствует процветанию сообществ совместного проживания (совместное проживание, а не совместное размещение, предполагает более долгосрочную ситуацию сотрудничества, часто когда жители сами создают пространство и его практику), показывает, что решающее значение для развития социальных связей имеет то, что жители берут на себя ответственность за групповую деятельность и уход за участком – будь то еженедельные дежурства, вынос мусорных баков, стирка, прополка в общественном саду или совместный уход за детьми.
Не только вместе, но и с интересом
Кажется, мы подошли к центральному парадоксу многих коливингов и коворкингов: они хотят продавать преимущества жизни или работы в непосредственной близости с другими, но без социальной заинтересованности, тяжелой работы, которую требует сообщество. Как и в случае с настоящей дружбой, когда дело доходит до создания подлинного сообщества, возможно, мириться с некоторыми неудобствами – это часть сделки.
Подумайте о сообществах, с которыми вы больше всего связаны. Скорее всего, это также среда, в которой вам приходится прилагать какие-то усилия, отдавать и брать? Если я думаю о своей еженедельной импровизационной группе, одном из сообществ, частью которого я чувствую себя, задачи и обязанности в ней распределяются. Я отвечаю за сбор взносов и оплату церкви, чей зал мы используем, Родерик руководит сессиями, Тьерри сортирует документацию, когда это необходимо, Кевин приносит свою гитару, Мэй и Эмбер тренирует с нами скороговорки, а Люси появляется, чтобы вести сессию, когда не может Родерик. И, что немаловажно, каждый из нас изо всех сил старается появляться каждую неделю, даже если мы не в настроении. И наоборот, если сообщество подается вам вместе с бесплатным элем и малаби, и вам не нужно ничего делать самому, чтобы внести свой вклад, ваше обязательство по приверженности ему, вероятно, будет ослаблено.
Проявление является ключевым аспектом. Это выдвигает на первый план другую проблему со многими из этих коммерциализированных сообществ – их члены временны. Годовая ротация в The Collective составляет, например, 50 %. И хотя текучку в коворкинг-пространствах подсчитать сложнее – в конце концов, членство в WeWork дает вам доступ к офисам по всему миру – любое место с большим количеством горячих рабочих столов неизбежно будет «средой, определяющей характеристикой которой являются постоянные изменения». Как мы видели в контексте городов, проблема неоседлых сообществ заключается в том, что чем меньше вы укоренены в своем сообществе, тем меньше вероятность того, что вы будете в нем участвовать. Активно продавая гибкость и текучесть как часть предложения, WeWork и другие подобные пространства снижают шансы участников и жителей считать сообщество своим и активно инвестировать в него. Так, если подумать о действительно связанных сообществах, говорим ли мы о прихожанах, членах харедим в Израиле или даже велосипедном клубе, одна из ключевых причин, по которой связи между членами сильны, заключается в их повторяющихся взаимодействиях. Хотя часть силы неизбежно исходит из общей страсти или общих ценностей, людям также требуется время, чтобы почувствовать по-настоящему связанными друг с другом.
Без повторяющихся возможностей проявить солидарность и взаимную поддержку отношения между членами сообщества всегда будут больше похожи скорее на курортный роман, чем на брак, и доверия будет не хватать.
Возможно, неудивительно, что одним из других ключевых вопросов, отмеченных на встрече коливинг-компаний в Берлине, был высокий уровень недоверия среди членов. The Collective справляется с этим, устанавливая видеонаблюдение в своих помещениях, а также такие знаки, как «Улыбайтесь, вы в кадре» и «Если мы найдем еду из общих кухонь в ваших комнатах, мы ее уберем». Я понимаю, как неприятно, если ваш сосед украдет ваше оливковое масло, но, как мы видели в предыдущих главах, такие системы наблюдения вряд ли способствуют сплочению сообщества.
Эксклюзивные сообщества
Пока мы размышляем о том, как лучше всего восстановить наш мир после COVID-19 и восстановить связь друг с другом, правительства, местные органы власти, архитекторы, градостроители и деловой мир, несомненно, смогут извлечь полезные уроки из этих компаний двадцать первого века, которые поставили сообщество в центр своего предложения, как хорошего, так и плохого.
Тем не менее, даже когда коммерциализированным сообществам удается обеспечить чувство принадлежности, очень часто остается вопрос инклюзивности. Южнокорейские колатеки с их низкой платой за вход, йога-студия со скидками для пенсионеров и безработных, субсидируемый книжный клуб остаются исключениями, а не нормой. В большинстве случаев, когда речь идет о коммерциализированных сообществах, если вы не можете заплатить достаточно, вас не приглашают.
Взять, например, групповые занятия бутиковым фитнесом. Несмотря на всю их духовную фишку и брендинг «мы – сообщество», важно отметить, что это вовсе не церковные службы с открытыми дверями. Вместо этого они, как правило, сосредоточены в богатых районах, продаются как предмет роскоши и упаковываются по премиальной цене – некоторые из них стоят до 40 долларов за один сеанс.
Точно так же цены на билеты на музыкальные фестивали выросли настолько, что треть миллениалов, посетивших один из них в 2018 году, заявили, что взяли в долг, чтобы позволить себе этот опыт. Билеты на Glastonbury 2020 стоят 265 фунтов стерлингов на человека, а общий вход на Coachella – 429 долларов «плюс сборы». Что касается моего собственного района, я знаю, что он может сохранить высококачественный местный продуктовый магазин только потому, что его относительно обеспеченные жители могут и готовы платить то, что по сути является «налогом на сообщество», который позволяет ему продавать многие свои продукты по ценам выше, чем в гигантских сетях супермаркетов, и, следовательно, оставаться в бизнесе. Там, где эта ситуация была иной, такие основы общественной жизни очень часто приходилось закрывать, как мы видели в случае с Mission Pie.
И в той мере, в какой коворкинг-пространства могут помочь облегчить одиночество экономики свободного заработка или удаленного работника, опять же, их структура ценообразования на сегодняшний день такова, что, как правило, только высокооплачиваемые белые воротнички могут себе их позволить. Например, в начале 2020 года членство с горячим столом WeWork самого низкого уровня стоило от 200 до 600 фунтов стерлингов в месяц в Лондоне и до 600 долларов в месяц в Сан-Франциско. Это далеко за пределами возможностей, скажем, обычного фрилансера на TaskRabbit.
Что касается концепции «все под одной крышей», любимой многими операторами коливинга, их продуктовые магазины, прачечные, спортивные залы и бары могут порождать социальную сегрегацию. Поскольку жители могут делать покупки и общаться в барах внутри дома, они слишком часто не могут взаимодействовать с соседями за его пределами. Таким образом, они рискуют стать отчужденными от окружающего сообщества, а местные жители, в свою очередь, рискуют стать отчужденными от них. В долгосрочной перспективе это может оказаться проигрышной стратегией не только с точки зрения общества, но и со стороны операторов коливинга. Потому что, если люди действительно связаны с местом, у них не только будет более сильное чувство общности, но они с большей вероятностью дольше останутся в одном месте.
Частные сообщества могут сыграть свою роль в смягчении кризиса одиночества в этом столетии при условии, что их предложение является подлинным, а их члены действительно в этом заинтересованы.
Однако в то время, когда общественные места для сообществ ликвидируются, бесплатных или дешевых мест для собраний становится все меньше, а многие местные центральные улицы разрушаются, существует реальная опасность того, что сообщество станет чем-то все более доступным только для привилегированной части общества. Что вы «найдете свою душу», только если сможете заплатить вступительный взнос. Что одиночество станет болезнью, которую могут «вылечить» только богатые. Учитывая, что одинокие люди и без того находятся в непропорционально худшем финансовом положении, это вызывает особую тревогу.
Если только приватизированные сообщества не станут еще одним проявлением враждебной архитектуры – способом исключить и не допустить других – и вместо этого будут играть активную роль как в облегчении одиночества для отдельных людей, так и в более широком воссоединении общества, гарантируя, что они не только выполнят свои обещания, но и что большее количество людей сможет получить доступ и извлечь из этого выгоду, все это представляет важную задачу на будущее.
На горизонте есть проблески надежды. В конце 2019 года новаторская жилищная программа ShareNYC города Нью-Йорка заключила три желанных контракта на проекты «совместного проживания», которые включают некоторые аспекты коливинга, в том числе общие кухни, общие фитнес-центры и более гибкие условия аренды, при этом предоставляя доступное жилье, преодолевающее социально-экономические различия. Ожидается, что жилье будет обслуживать самые разные семьи, от очень низкого до среднего дохода; только треть более крупных застроек будет по рыночному курсу. Хотя это только начало, градостроители и застройщики, похоже, активно работают над предотвращением разделяющего менталитета, который доминировал в таких застройках, как Royal Wharf и Baylis Old School, которые мы рассматривали ранее. Цель состоит в том, чтобы их члены пользовались равными удобствами и услугами независимо от того, какую арендную плату они платят. Будем надеяться, что в этом случае дети из разных экономических слоев смогут играть вместе, общие пространства не будут ни для кого враждебны, а сообщество будет доступно для всех – без платинового ценника.
Глава одинадцатая
Объединение в мире, который разрывается на части
Одиночество – это не просто субъективное состояние ума. Это также коллективное состояние бытия, которое наносит огромный ущерб нам как отдельным людям и обществу в целом, способствуя гибели миллионов людей ежегодно, обходясь мировой экономике в миллиарды и создавая серьезную угрозу толерантной и инклюзивной демократии.
Еще до того как разразился коронавирус, это был век одиночества. Но вирус еще больше продемонстрировал, насколько многие из нас чувствуют себя оставленными и лишенными поддержки не только со стороны друзей или семьи, но также со стороны наших работодателей и государства, насколько многие из нас оторваны не только от тех, с кем мы наиболее тесно связаны, но и от наших соседей, наших коллег по работе и наших политических лидеров.
Если мы хотим смягчить одиночество не только на индивидуальном, но и на общественном уровне, нам срочно нужно, чтобы доминирующие силы, формирующие нашу жизнь, проснулись и осознали масштаб проблемы. Правительство, бизнес и мы как отдельные лица должны сыграть важную роль.
Кризис одиночества слишком сложен и многогранен, чтобы кто-то один мог решить его самостоятельно.
Именно здесь я отличаюсь от ряда других политических и экономических мыслителей, писавших об одиночестве. Мало того, что они определяют одиночество более узко, часто наблюдается тенденция к менее целостному и более откровенно одностороннему подходу.
Консерваторы часто возлагают вину на распад «традиционной семьи», снижение посещаемости церкви и чрезмерно сильное государство всеобщего благосостояния, которое они демонизируют за уклонение от личной ответственности, а также нашей ответственности по отношению к другим. Таким образом, они обычно утверждают, что решения кризиса одиночества прочно зависят от человека. «Если бы мы делали больше для себя и для окружающих», – взывают они.
У левых, напротив, часто возникало искушение сформулировать данную проблему как проблему слишком малого, а не слишком большого правительства. Представляя граждан как жертв обстоятельств, они вместо этого делают акцент на том, что должно делать государство. Отдельным лицам предоставляется относительное освобождение, по крайней мере, когда дело доходит до того, чья ответственность заключается в исправлении сообщества и лечении социальных болезней.
В обеих крайностях такой бинарный взгляд на движущие силы одиночества в конечном счете бесполезен и обречен на провал. Несмотря на то что в обеих этих политически окрашенных перспективах есть элементы истины, ни одна из них не дает ни полной картины, ни эффективного пути к разрешению кризиса. Как мы видели, структурные факторы одиночества коренятся в действиях государства, отдельных лиц и корпораций, а также в технологических достижениях двадцать первого века, говорим ли мы о нашей зависимости от смартфонов, слежке на рабочем месте, экономике свободного заработка или нашем все более бесконтактном опыте.
Более того, эти факторы часто тесно взаимосвязаны. Если ваш работодатель не дает вам время для ухода за вашими пожилыми родителями в чрезвычайной ситуации, как бы вы ни хотели быть рядом с ними, вы не сможете обеспечить им общение и поддержку, в которых они нуждаются. Если вы не знаете своих соседей, потому что ваша арендная плата регулярно повышается и вам постоянно приходится переезжать, у вас гораздо меньше шансов помочь им или внести свой вклад в местное сообщество. Если вы зависимы от высоких доз дофамина в Instagram или предпочитаете постоянно проверять электронную почту, когда находитесь вне офиса, вы неизбежно будете тратить меньше времени каждый день на личное общение с семьей или друзьями, а когда вы это делаете, вы, скорее всего, будете отвлекаться на свой телефон. Если единственная скамейка, на которой можно сидеть на вашей улице, специально спроектирована так, чтобы быть неудобной, чтобы помешать тем, кого считают «нежелательным», вы не захотите посидеть на ней и поболтать с прохожим. Если вы не уверены, когда именно собираетесь работать на этой неделе, потому что у вас нет стабильного рабочего времени, вы не сможете взять на себя обязательство тренировать футбольную команду вашего ребенка во воскресеньям.
Одиночество – это не единичная сила. Оно живет внутри экосистемы.
Поэтому, если мы хотим остановить кризис одиночества, нам потребуются системные экономические, политические и социальные изменения, и в то же время мы должны признавать нашу личную ответственность.
Воссоединение капитализма с заботой и состраданием
В качестве отправной точки это означает, что мы должны признать, что сегодняшний кризис одиночества не возник из ниоткуда. Его в значительной степени подпитывал конкретный политический проект – неолиберальный капитализм. Зацикленная на себе, своекорыстная форма капитализма, нормализовавшая безразличие, сделавшая положительной чертой эгоизм и принижаюшая важность сострадания и заботы. Форма капитализма, основанная на принципах «сделать себя самого», «больше работать», которая отрицает ключевую роль государственных служб и местного сообщества, исторически игравшуюся в содействии процветанию людей, и вместо этого увековечивает нарратив о том, что наши судьбы находятся исключительно в наших собственных руках. Не то чтобы мы никогда раньше не были одиноки. Дело в том, что, переопределяя наши отношения как транзакции, переделывая граждан в роли потребителей и порождая все большее разделение доходов и богатства, сорок лет неолиберального капитализма в лучшем случае маргинализировали такие ценности, как солидарность, общность, единение и доброта. В худшем случае они просто отбросили эти ценности в сторону. Нам нужно принять новую форму политики, в основе которой лежат забота и сострадание.
Политическая цель заставить граждан чувствовать что кто-то прикрывает их спину, не является несовместимой с капитализмом. Более того, считать, что его неолиберальный вариант «человек человеку волк», «каждый сам за себя» является его единственной формой, – это фундаментальное непонимание капитализма. Даже Адам Смит, отец капитализма, наиболее известный как красноречивый защитник свободных рынков и личной свободы, много писал в «Теории моральных чувств» (предшественнике «Богатства народов») о важности эмпатии, общности и плюрализма. Он понимал, что государство играет четкую роль в обеспечении инфраструктуры сообщества, и что, когда рынки необходимо обуздать для защиты общества, их следует обуздать. В других местах азиатские, скандинавские и даже континентально-европейские формы капитализма на протяжении большей части двадцатого века отличались от неолиберальной традиции большей ролью, которую они отводили государству, и акцентом, который они делали на коммунитарных ценностях. Капитализм никогда не был единой идеологией.
В то время как неолиберальный капитализм – с его узким фокусом на свободных рынках и дерегулировании, первенство, которое он придает правам капитала и его антагонизму по отношению к государству всеобщего благосостояния, даже когда это происходит за счет социальной сплоченности и общего блага – доминировал в большей части мира в течение последних четырех десятилетий, это не единственный наш вариант будущего. Вместе мы должны определить и создать более кооперативную форму капитализма, которая приносит пользу не только в экономическом, но и в социальном плане.
И сейчас настало время сделать это. После Великой депрессии в 1930-х годах президент Франклин Д. Рузвельт инициировал «Новый курс» – масштабную программу государственных расходов и регулирования, целью которой было оказание помощи, восстановление и расширение прав тех, кто больше всего пострадал от экономической разрухи. В Соединенном Королевстве Национальная служба здравоохранения, стремящаяся обеспечить всеобщее медицинское обслуживание, была основана после Второй мировой войны: мощный символ нового стремления к справедливости и состраданию.
Сейчас также настало время для революционных и радикальных шагов, время для внедрения более заботливого и доброго капитализма.
Как минимум правительства должны заверить своих граждан в том, что укоренившееся неравенство, которое одновременно выявила и усугубила пандемия, будет активно решаться, и что в неизбежно трудные времена они будут рядом, чтобы поддержать их. Во многих странах это означает выделение значительно больших ресурсов на поддержание благосостояния, социальное обеспечение, образование и здравоохранение. Еще до пандемии Соединенным Штатам, например, нужно было увеличить свои расходы на социальные услуги (сюда входят расходы на жилищное пособие, пособие по безработице, программы создания рабочих мест и пенсионное обеспечение) на 1,4 % ВВП только для того, чтобы достичь среднего показателя по ОЭСР. И политики могут брать на себя такие обязательства, зная, что общественность их поддержит. В опросе, проведенном сразу после того, как в марте 2020 года президент Трамп подписал законопроект о стимулировании борьбы с коронавирусом на сумму 2 триллиона долларов, более трех четвертей демократов и республиканцев выразили одобрение закона, даже после того, как им напомнили об ошеломляющей цене. Другой опрос, проведенный в то же время, показал, что до 55 % избирателей в США теперь поддерживают национальную программу медицинского страхования «Медикэр для всех», что на девять пунктов больше, чем в январе того же года.
Между тем, в Соединенном Королевстве общественная поддержка увеличения расходов на социальное обеспечение для помощи бедным, даже если это привело к повышению налогов, уже в 2017 году достигла самого высокого уровня за четырнадцать лет. А в мае 2020 года, во время кризиса с коронавирусом, даже самые ярые аналитические центры, выступающие за свободный рынок, призывали правительство избегать снижения налогов и мер жесткой экономии и вместо этого увеличивать государственные расходы.
Необходимость в смелых шагах и беспрецедентном масштабе обязательств станет особенно острой сразу же после пандемии, учитывая вызванное ею экономическое давление и конкурирующие потребности в государственных ресурсах. Тем не менее крайне важно, чтобы по мере того как мы удаляемся от центра бури, правительства понимали, что потребность в дополнительной поддержке будет сохраняться из-за таких факторов, как быстрое старение населения (а именно на Глобальном Севере), долговременный экономический ущерб от коронавируса и дополнительные (и серьезные) потери рабочих мест из-за автоматизации, которые мы можем ожидать в ближайшие годы.
Пусть роботы приходят медленнее
Когда дело доходит до безработицы, поддержка государства не может быть только финансовой.
Правительства должны принять меры, чтобы замедлить темпы замещения труда роботами, и ранее я обсуждала один из возможных способов достижения этого – налог на роботов.
Кроме того, учитывая проблемы, с которыми в настоящее время сталкивается частный сектор, правительствам необходимо будет на данный момент играть роль работодателя последней инстанции и создавать новые рабочие места в больших количествах либо непосредственно через крупные государственные проекты, либо косвенно через фискальную политику. Так как именно через работу – если она достойна – мы можем найти и товарищество, и цель, а также в своих лучших проявлениях дух общности.
Однако программы общественных работ в двадцать первом веке должны заключаться не только в том, чтобы направлять людей на строительство дорог или сбор фруктов. Реальная приверженность ветровой и солнечной энергии создаст значительное количество новых рабочих мест, равно как и обещание местных властей посадить больше деревьев, модернизировать муниципальные здания и установить зарядные станции для электромобилей. А правительства должны создавать рабочие места, специально предназначенные для восстановления структуры общества, будь то строительство библиотек, молодежных клубов или общественных центров или заказ работ у тех, кто духовно питает общество – художников, писателей и музыкантов. Подобное произошло во время «Нового курса», когда художников по всей территории США нанимали для росписи фресок, создания скульптур, проведения уроков рисования и постановки театральных спектаклей – с намерением, как выразился Рузвельт, показать американцам возможности «полноценной жизни». Наши политики сегодня должны быть не менее амбициозны.
Есть кое-что еще, что правительства могли бы сделать: превратить сегодняшние проблемы с безработицей в возможность создать новую рабочую силу из людей, которым платят за то, чтобы они помогали справляться с одиночеством. Здесь мы могли бы черпать вдохновение политического курса Великобритании, который известен, как «социальное предписание», в соответствии с которым социальные работники, прикрепленные к клиникам общей практики, направляются, чтобы помочь людям, которые борются с проблемами психического здоровья, изоляцией или одиночеством, найти местные ресурсы, которые могут помочь им лучше справляться, будь то уроки рисования, уроки физкультуры или мужские группы. Однако такие инициативы имеют смысл только в том случае, если они сопровождаются намерениями надлежащим образом финансировать такие занятия, чтобы у «клиентов» были реальные возможности выбора и они могли позволить себе участвовать в них.
Обучение большего числа людей уходу за пожилыми или молодыми также имеет смысл, по крайней мере в краткосрочной и среднесрочной перспективе, при условии, что правительство обязуется повысить оплату труда в секторе ухода.
Конечно, для всего этого государству нужно будет пополнить свою казну. Учитывая масштаб проблемы, правительства не смогут брать взаймы или печатать деньги на неопределенный срок, не причиняя значительного долгосрочного экономического ущерба, какими бы низкими ни были процентные ставки в настоящее время. Это означает, что самые богатые слои общества неизбежно должны будут облагаться более высокой налоговой ставкой. Это справедливо. Но с этим дополнительным налоговым бременем должны столкнуться не только богатые люди. Многонациональные корпорации, которые продолжают регистрировать свою прибыль в юрисдикциях с низким или нулевым налогообложением, также должны столкнуться с жестким законодательством, которое вынудит их платить взносы странам, в которых они продают свою продукцию. Миллиарды фунтов налоговых поступлений, которые можно было бы направить на общественные проекты, уже потеряны в результате этой гнусной корпоративной практики. Возможно также, что те компании, которые особенно хорошо себя чувствовали в финансовом отношении во время кризиса коронавируса, такие как интернет-магазины продуктов питания, могли бы обоснованно облагаться единовременным налогом на сверхприбыль. Опять же, этому есть исторический прецедент. В Соединенных Штатах налоги на «сверхприбыль» применялись во время двух мировых войн, а также войны в Корее.
Тем не менее, мы должны быть еще более амбициозными. По мере того как мы восстанавливаем наш мир после COVID-19, у правительств есть редкая возможность воспользоваться моментом, действовать конструктивно и переосмыслить приоритеты на фундаментальном уровне. Здесь мы можем черпать вдохновение у премьер-министра Новой Зеландии Джасинды Ардерн, которая объявила в мае 2019 года, что ее правительство больше не будет использовать только традиционные экономические показатели, такие как рост и производительность, для определения государственной бюджетной политики и целей. Вместо этого, «движимое добротой и состраданием», ее правительство обязалось включить более широкий, более социально сознательный и обоснованный набор критериев. К ним относятся: насколько хорошо страна справляется с защитой окружающей среды, предоставлением достойного образования, увеличением продолжительности жизни и, что важно для наших целей, показателями, связанными с одиночеством, доверием к согражданам, доверием к правительству и общим чувством принадлежности. Шотландия и Исландия рассматривают аналогичные подходы к своим собственным процессам составления бюджета.
В то время как другие правительства, в первую очередь Великобритании и Франции, в последние годы только начали измерять благосостояние, бюджет на благосостояние Новой Зеландии считается до сих пор самым смелым шагом, предпринятым страной ОЭСР, учитывая его непосредственную связь с принятием политических и бюджетных решений. Инициативы Франции и Великобритании на сегодняшний день не оказали существенного влияния на политику или решения о государственных расходах. Было бы упущением не упомянуть крошечную и отдаленную страну Бутан, которая фактически проложила путь в этом отношении, включая свои показатели валового национального счастья в определении политического курса на протяжении десятилетий.
Если мы хотим примирить капитализм с осторожностью, нам нужно срочно восстановить связь экономики с социальной справедливостью
и признать, что традиционные способы определения успеха больше не соответствуют цели.
Изменение расчетов капитализма
Даже этого недостаточно. Если мы хотим справиться с чувством покинутости, которое испытывают многие, мы должны пойти дальше, чем просто обеспечить всех граждан эффективной системой социальной защиты, более четко согласовать цели государственного бюджета с общим благополучием граждан и устранить структурное неравенство, в том числе в отношении расы и пола. Мы также должны обеспечить надлежащий уход за людьми и их защиту на работе, а также защиту от любого потенциального вреда, который может причинить крупный бизнес в общем плане. Неолиберальный капитализм с его подходом «минимум государства, максимум рынков» никогда не давал гарантий ни в том, ни в другом. И это не только проект для правительства, бизнесу и его лидерам тоже необходимо приложить усилия в этом направлении.
Так, отчасти в знак признания этого в августе 2019 года Business Roundtable (BRT), группа влиятельных руководителей ведущих американских корпораций, включая Джеффа Безоса из Amazon, Тима Кука из Apple и Майкла Корбата из Citigroup, отменила давний принцип Милтона Фридмана о том, что единственное дело бизнеса – это служить своим акционерам, пообещав вместо этого служить всем заинтересованным сторонам – да, акционерам, но также и поставщикам, сообществам и сотрудникам, которым были обещаны «справедливые компенсации и важные льготы», а также содействие «разнообразию и инклюзивности, достоинству и уважению».
Хотя я приветствую подобный настрой и надеюсь, что подобная риторика перерастет в конструктивные действия, реальность такова, что до тех пор, пока давление на компании, направленное на получение краткосрочной финансовой прибыли, не будет ослаблено, а стимулы их руководителей не перестанут быть связаны с ней, акцент на узком определении «прибыль акционеров», вероятно, будет продолжать доминировать, особенно в случае компаний открытого типа. Таким образом, если такие стратегии, как внедрение цифрового наблюдения или замена штатных сотрудников недорогими работниками по контракту с нулевым рабочим днем или работниками по срочному трудовому договору с ограниченными правами продемонстрируют повышение эффективности, прогрессивно настроенным генеральным директорам будет сложно удержаться от их использования, даже если они враждебны интересам работников и коллективному благу. Это особенно актуально сейчас, учитывая экономический климат и стремление сократить расходы.
Уже сейчас действия некоторых сторон, подписавших новое обязательство BRT, выглядят словно насмешка над поставленными целями. К примеру, Amazon. По мере того как число случаев COVID-19 в Нью-Йорке росло, сотрудник Amazon Кристиан Смоллс все больше беспокоился об отсутствии средств защиты и плохих санитарных условиях на складе в Статен-Айленде, где он работал «сборщиком». Когда руководство проигнорировало его опасения, Смоллс организовал забастовку, требуя большего количества средств защиты, оплачиваемого отпуска по болезни и прозрачности случаев коронавируса среди сотрудников Amazon, которые тесно сотрудничают на складах. «Люди боялись, – объяснил Смоллс, – мы пошли в офис генерального директора, чтобы потребовать закрыть здание на санитарную обработку.
Эта компания зарабатывает триллионы долларов. Тем не менее, наши требования и опасения остаются без внимания. Это безумие. Им все равно, если мы заболеем. Amazon думает, что мы расходный материал».
Какова была реакция Amazon? Сначала Смоллса поместили на подозрительный «медицинский карантин» (хотя других об этом не просили). Затем, когда он все равно вышел на забастовку, его уволили. Генеральный прокурор Нью-Йорка Летиция Джеймс назвала увольнение «позорным» и призвала Национальный совет по трудовым отношениям провести расследование.
Конечно, я не говорю о том, что крупные корпорации в принципе не могут относиться к своим работникам с сочувствием и заботой, мы видели вдохновляющее поведение со стороны некоторых крупных корпораций в период локдауна из-за пандемии. Microsoft, например, объявили в начале марта 2020 года, что контрактные работники в своих кампусах на северо-западе Тихого океана, включая водителей маршрутных такси, работников кафе, обслуживающий персонал и уборщиков, будут по-прежнему получать оплату, даже если меры, принимаемые в рамках работы на дому, означают, что их очные услуги больше не нужны. Но если расчеты капитализма не изменятся, слишком часто такие акты доброты и духа общности рискуют стать исключением, прерогативой только самых дальновидных руководителей компаний и наиболее ориентированных на долгосрочную перспективу и сочувствующих акционеров.
Имея это в виду, и как я подчеркивала на протяжении всей книги, нам нужен новый свод законов для защиты прав трудящихся, отвечающий целям двадцать первого века, особенно когда речь идет о людях с низким доходом, самозанятых, работающих в экономике свободного заработка и тех, кто работает по временным контрактам или контрактам с нулевым рабочим днем. Многие из этих групп оказались «основными работниками», на которых мы все так полагались во время локдауна, но им приходится бороться с низкой заработной платой, ограниченными (или отсутствующими) льготами, большей рабочей незащищенностью и в некоторых случаях небезопасными условиями труда.
Прожиточный минимум, оплачиваемые больничные и соответствующие меры по охране здоровья и безопасности на рабочем месте должны быть абсолютным минимумом.
Если люди должны чувствовать, что о них заботятся, нам также нужен новый свод законов, защищающий общество от вредных действий определенной группы субъектов: компании социальных сетей. Точно так же, как разным предприятиям сегодня – в большинстве стран – не разрешается безнаказанно загрязнять наш воздух и воду или продавать табак нашим детям, так же должно быть сокращено негативное влияние таких компаний на общество, сплоченность, инклюзивность и благополучие, особенно если речь идет о детях и подростках. В предыдущих главах я предложила целый ряд потенциальных регулирующих рычагов, которые мы можем использовать для обеспечения этой защиты. Только из соображений предосторожности правительства не имеют права позволять себе проявлять сдержанность.
Кроме того, на такие действия растет спрос, и не только среди общественности. Политики на обоих концах политического спектра теперь признают, что нельзя ожидать, что люди защитят себя от бед крупных технологических компаний без определенного вмешательства государства, и что, если эти компании не столкнутся с соблазнительным регулированием, они не примут достаточно осмысленных мер по устранению своего коррозионного воздействия.
Обеспечение людей тем, чтобы они чувствовали себя увиденными и услышанными
Если люди должны чувствовать себя менее изолированными или брошенными, нам нужно сделать еще больше. Ибо, как мы видели, одиночество связано не только с ощущением ненужности, но и с ощущением невидимости. Поэтому частью решения кризиса одиночества этого века должно быть обеспечение того, чтобы людей видели и слышали.
Профсоюзы, несомненно, играют здесь решающую роль в усилении мнений работников, в том числе работников экономики свободного заработка и удаленных работников, которые рискуют остаться вне поля зрения и внимания своих работодателей. Крайне важно, чтобы рабочие всех мастей имели свободу объединяться, а также чтобы профсоюзы решительнее отстаивали свои интересы.
Более того, в веке одиночества наше ощущение невидимости проистекает из ощущения, что многие люди никогда бы не одобрили решения, которые принимаются от их имени политическими лидерами, глухими к их опасениям или крикам.
Конечно, неизбежным следствием представительной демократии является то, что интересы не всех будут приниматься во внимание или взглядам всех будет придан равный вес. Тем не менее, одна из причин, по которой связи между государством и гражданином в последние годы так ослабли, заключается в том, насколько поляризованы дебаты, насколько непрозрачным является процесс принятия решений и насколько пристрастными являются последствия. Пересечение отсутствия права голоса и социальной и экономической несправедливости означает, что сейчас как никогда необходимо, чтобы те, кто был наиболее маргинализирован, получали приоритет, когда дело доходит до распределения ресурсов, и что люди, которые больше всего выигрывают от реформ в области регулирования и от щедрости правительства, не являются просто теми, у кого самые толстые кошельки или самая большая лоббистская власть или какой-либо конкретный цвет кожи, пол или класс.
Немаловажно, чтобы граждане имели возможность высказывать свое мнение чаще, чем раз в несколько лет на избирательных участках.
Для связи друг с другом, а также для благоприятной политической обстановки, нужно осмысленно двигаться к демократии…
Дело не в том, чтобы проводить больше референдумов. Речь скорее про изменение грубого правления большинства, которое игнорирует интересы маленьких групп, особенно в эпоху «фейковых новостей». Вместо этого мы можем извлечь уроки из современных инициатив совещательной демократии.
Например, Лондонский городской совет Камдена летом 2019 года выбрал 56 жителей – строителей и студентов, предпринимателей и государственных служащих, иммигрантов и пенсионеров. Их пол, этническая принадлежность и социально-экономическое происхождение соответствуют переписи. Собраны они были для того, чтобы помочь решить проблему изменения климата. Как привлечь людей в местные рестораны? Как сделать экологичные инициативы более доступными? Должны ли новые дома быть с нулевым выбросом углерода? Вот некоторые из вопросов, на которые группу попросили ответить.
У участников оказались разные точки зрения. Явных эко-противников не было, но некоторые были настроены более скептически, чем другие. В это же время кто-то был довольно плохо знаком со всей проблемой. Тем не менее, благодаря четко структурированному процессу, обученным координаторам, ведущим обсуждения к концу 2 вечеров и 1 полного дня встреч группа согласовала 17 рекомендаций. Самое главное – каждый имел право голоса, даже если представитель мнения был один. Предложения группы варьировались от более широких – например, дни, свободные от автомобилей – до более специфичных, таких как выделение большего количества велосипедных дорожек. В совокупности эти рекомендации стали основой действий для Совета по климату в 2020 году.
На Тайване происходит аналогичный процесс, но в большем масштабе. С 2015 года в совещательной демократии приняли участие 200 000 человек. И это в режиме онлайн. Вопросы обсуждались следующие: регулирование дронов, выход Uber на тайваньский рынок, онлайн-продажа алкоголя, запрет пластиковых соломинок и публикация интимных изображений без согласия, то есть «порноместь». В 80 % случаев правительство действовало в соответствии с идеями участников. Если правительство не прислушивалось к гражданам, то им предоставлялись подробные причины, почему были приняты другие решения.
Подобные инициативы могли бы сыграть существенную роль в том, чтобы помочь нам объединиться. Конечно, при условии, что голоса не будут попросту игнорироваться. Когда консенсус становится целью, сам процесс вынуждает участников идти по пути демократии, что означает активно обдумывать и согласовывать взгляды друг друга, учиться управлять своими разногласиями, не замалчивать их.
При просмотре видеозаписей собраний в Камдене меня поразили обнадеживающие улыбки участников в сторону того, кто говорил, зрительный контакт между ними, их наклоны вперед, чтобы выслушать друг друга, даже когда они были против. Принципы демократии крайне важны, если мы стремимся к более инклюзивному и толерантному обществу. Собрания в Камдене были институционализированной, тщательно откалиброванной формой именно этого.
Демократия на практике
На самом деле
именно благодаря нашему членству в местных ассоциациях или группах мы, возможно, лучше всего можем практиковать демократию на регулярной основе.
А также развивать навыки, важные для жизни в обществе – вежливость, доброту и терпимость. Моя импровизационная группа по понедельникам вечером, Ассоциация родителей и учителей или организационный комитет для ежегодного церковного праздника – все это вполне подойдет для наших целей.
Наши рабочие места также могут предоставить возможности в этом плане. Например, мы могли бы ввести практики благодарности внутри различных организаций, как в американской компании Cisco. Даже на микроуровне внутри наших семей сам факт выполнения работы по дому является хорошим способом укрепить отношения. Таким образом мы развиваем другой ключевой принцип инклюзивной демократии – идем на жертвы или просто бескорыстно тратим свое время на общее благо.
Даже в наших районах есть возможность практиковать общность. Конечно, чувство общности напрямую не связано с географией. Ведь даже соцсети несмотря на все их недостатки все равно помогают сократить расстояния между людьми и утолить жажду общения. Тем не менее, людям легче чувствовать связь, когда взаимодействия происходят лицом к лицу и повторяются. Для большинства из нас это означает необходимость находиться в одном географическом местоположении.
Короткие встречи с жителями в магазине, небольшой разговор с бариста, у которого мы каждое утро покупаем кофе, приветствие по имени в местной химчистке, а также более глубокие отношения с теми, кто живет недалеко от нас – благодаря таким мелочам разрушаются барьеры, незнакомцы становятся соседями, а сообщества строятся.
И чем больше мы вносим вклад в развитие собственного района, тем более реальным ощущается общность.
Вот почему следует поощрять меры, такие как стабильная стоимость аренды или налоги на дома, в которых живут менее полугода. Это помогает уменьшить отток из одного района в другой. Для функционирования сообщества необходимо, чтобы магазины и кафе не пустовали, а главные улицы были заполнены.
В бельгийской Руселаре налог на пустующие магазины оказался очень эффективным средством. Арендодатели перестали держать свои магазины пустыми в ожидании более высокой платы за пользование помещением. А местным строительным магазинам особенно потребуется поддержка со стороны правительства и муниципалитета. Они сталкиваются с напором со стороны интернет-маркетов, больших магазинов за городом, а также с экономическим спадом. Сниженные ставки для бизнеса и кредиты, обеспеченные государством, – это практические шаги, которые могут помочь. Местные центральные улицы стоит воспринимать как общественное благо.
Это особенно важно сейчас, когда многие заведения сталкиваются с угрозой исчезновения. По-хорошему нам следует отучить себя от онлайн-покупок и поддержать владельцев бизнеса в собственной местности.
Некоторые предприниматели ставят инклюзивное сообщество в основу своей миссии – будь то книжный магазин Kett’s с его общегородским литературным клубом, или кафе Mission Pie с кружком по вязанию, или южнокорейские колатеки, чьи вступительные взносы намеренно поддерживаются очень низкими. Для них можно предусмотреть дополнительные налоговые льготы и другие формы финансовой поддержки. Это помогло бы поощрять такие инновации, а также обеспечить выгоду не только богатым и популярным.
Люди из одного района, соединяйтесь!
Что еще более важно, власти обязательно должны восстановить общественные пространства в наших районах, которые стремительно разрушались в последние годы. Функционирующая инфраструктура сообщества, которая доступна абсолютно всем, имеет важное значение, если мы хотим обратить вспять кризис одиночества и восстановить связь друг с другом. Сокращение финансирования на городские места идет с 2008 года и должно срочно прекратиться. В то же время необходимо создавать новые виды общественных пространств. За основу можно взять пешеходные «суперкварталы» городского Совета Барселоны с их парками, детскими площадками и ощущением соседства, или жилые комплексы Чикаго, которые строятся вокруг библиотек, где люди независимо от дохода и возраста могут собираться и общаться. Экономический спад после COVID-19 может быть использован правительством в качестве предлога для отказа в поддержке. В наших силах не допустить этого.
Делать что-либо вместе с людьми, отличными от нас – людьми другого социально-экономического происхождения, национальности или политических убеждений, людьми, которые не обязательно разделяют нашу историю, культуру или взгляды, – необходимо, если мы хотим преодолеть различия и найти точки соприкосновения. Общественные места обеспечивают нам взаимодействие друг с другом. Однако однородность многих районов порождает контакты с теми, кто очень похож на нас. Это ограничивает нашу способность встречаться с разными типами людей и получать совместный опыт. А это значит, что мы не можем эффективно практиковать наиболее важные элементы инклюзивной демократии: возможность справедливо примирять наши различия и признавать человечность «других».
Поэтому
основная задача состоит в том, чтобы заставить разных людей проводить время вместе.
В Германии, например, более 40 000 человек приняли участие в программе под названием «Deutschland Spricht» («Говорит Германия»), спонсируемой немецкой газетой Die Zeit. Еще в 2017 году репортеры выступили с инициативой устраивать личные встречи между незнакомцами, поддерживающими полярные спектры немецкой политики. Своего рода «политический Tinder», как они называли эту схему между собой.
Участники объединялись в пары на основе алгоритма, который сопоставлял людей с разными политическими взглядами, живущих в радиусе 20 километров друг от друга. После этого они должны были встретиться. Только четверть участников решилась на это. В кафе, церквях и пивных по всей Германии IT-консультанты встречались с офицерами запаса, полицейские с инженерами, государственные служащие с физиками, неонатологи с судебными приставами. Даже главный редактор Die Zeit Йохен Вегнер встретился с оператором станков и механизмов. Люди, которые были категорически против иммиграции, разговаривали с беженцами, убежденные противники атомной энергетики отправились пить кофе с ярыми сторонниками, те, кто поддерживает Евросоюз, пили пиво с теми, кто призывал к возвращению немецкой марки. Но у всех них была общая цель – получить представление о точках зрения друг друга.
Что касается результатов, то опросы участников до и после их выступлений показали, что даже двухчасового разговора было достаточно, чтобы они начали понимать друг друга, и избавиться от предубеждений. После бесед участники считали людей с другими взглядами менее злобными, менее некомпетентными, а также и более информированными, чем раньше. Они выражали большую готовность включать таких людей в свои собственные социальные группы и сообщали, что получили более четкое представление о том, что у них общего – как правило, то значение, которое каждый из них придавал семье. И что интересно, участники стали больше доверять своим соотечественникам. Они согласились, что немцы в целом заботятся о благополучии других, хотя перед дискуссией мнение было противоположное.
Вдохновляющие инициативы, специально направленные на объединение разных людей, есть по всему миру. В Бристоле, Великобритания, проект «91 способ построить глобальный город» использует еду в качестве объединяющей силы. Задача – свести людей с разным культурным и этническим наследием. Во время нарезки лука, готовки картофельного пюре и замешивания теста разрушаются барьеры, устанавливаются настоящие связи и находятся точки соприкосновения. В Нью-Йорке Публичный театр опирается на древние традиции, которые объединяют людей из разных социально-экономических слоев и 5 районов Нью-Йорка. Они вместе ставят и обсуждают спектакли. Таким образом создается театр «не только для людей, но и о людях». В проекте участвует около сотни граждан.
Свою роль играет и спорт. Так, футбол сплочает бывших партизан революционных вооруженных силы Колумбии с гражданскими жертвами там же, беженцев с местными жителями в Италии и на Ближнем Востоке, израильских детей с палестинскими школьниками.
Когда наши страны, города и сообщества стали поляризованными и раздробленными, единственный выход один – проводить время с людьми, отличными от нас.
Так мы можем тренировать сотрудничество, сострадание, внимание, глубокие связи и сопричастность.
Проектирование разнообразных сообществ
Во всех случаях, которые мы рассмотрели в этой главе, участие было добровольным. Однако есть еще один вопрос – как побудить людей, которые не решаются собираться вместе, сделать это?
Руанда. Дороги Кигали, холмистой столицы страны, обычно полны жизни. Мототакси петляют между расшатанными седанами 1980-х годов и стильными импортными внедорожниками правительственных кортежей. Покрытые грязью джипы и лендкрузеры толкаются среди машин, многие из которых возвращаются из национального парка Бирунга. Там шестичасовой поход позволяет туристам, имеющим разрешение, оказаться в нескольких метрах от неуловимых горных горилл. Тем не менее, в последнюю субботу каждого месяца эти оживленные дороги почти пустынны, если не считать контрольно-пропускных пунктов. Сотрудники полиции обычно вежливо интересуются у проезжающих в этот день, что это за неотложное дело, которое отвлекает от обязанностей в Умуганду?
Умуганда переводится как «собираться вместе для достижения общего результата». Традиция принимает разные формы: некоторые общины посвящают общественные работы строительным проектам. Например, средним школам. Благодаря этим усилиям было построено более 3000 классных комнат с тех пор, как Умуганда была официально восстановлена правительством в 1998 году. Это было сделано в рамках процесса исцеления после разрушительного геноцида в Руанде в 1994 г. Другие занятия Умуганды включают садоводство, обрезку живых изгородей и клумб, уборку мусора и засыпку выбоин. Безусловно, эти часы бесплатного труда имеют свой экономический эффект. Только с 2007 года общая стоимость работ оценивается в 60 миллионов долларов. Однако эти работы помогают создавать сообщество: «Большинству людей это нравится, потому что Умуганда – единственный день, когда вы встречаете своих соседей», – говорит Фостин Зихига, работник банка в Кигали. Он вместе с группой мужчин из своего района работает в саду, во время чего поддерживает оживленную беседу. «Видите вон тех людей, которые разговаривают? – указывает Зихига, – они не виделись всю неделю, а теперь встретились.
Чем больше вы узнаете друг друга, тем больше у вас социальных связей». (60)
Столь же важным, как и 3 часа общественной работы, является часовое собрание сообщества. Оно обычно происходит после всего сделанного, и на нем соседи обсуждают важные вопросы. Собрания Умуганды уходят своими корнями в сотни лет коллективного труда и принятия решений. Это практика, существовавшая задолго до колониальной оккупации Руанды бельгийскими и немецкими войсками, начавшейся в 19 веке. Здорово, что эту деятельность возобновили всего через 25 лет после того, как страну разорвало насилие, которое поругало соседей.
Действительно, Умуганда восстановила доверие в общинах Руанды, потому что это гораздо больше, чем просто благоустройство дорог и строительство школ.
«Если есть социальные проблемы, например, сосед сильно шумит, вы можете сказать об этом. Тогда члены сообщества могут помочь все решить»,
– говорит Зихига. Или «если мы увидим пожилого человека, который испытывает трудности, например, ему нужно построить новую крышу, тогда люди построят ее вместе». Особенность Умуганды в том, что в местном контексте членами сообщества могут быть как жертвы геноцида, так и его виновники.
Но у этой обязательной волонтерской программы есть противники. Есть те, кто рассматривает Умуганду как еще одно средство государственного контроля. К тому же в Руанде жестокое квази-авторитарное правительство. Некоторые обеспокоены тем, что богатые руандийцы, как правило, просто платят штраф за неучастие. Другие считают, что распределение их работ проходит по ранее существовавшим классовым, силовым и гендерным признакам. Однако основная мотивация правительства – принять национальную традицию общественной работы и использовать личную и совместную деятельность для укрепления связей между всеми гражданами. Иначе если лишь отдельные лица начнут преодоление барьеров, то, скорее всего, это будет делать лишь относительно небольшая группа добровольцев. Нам нужно найти способы, которые заставили бы объединяться действительно всех.
Это более реалистично, чем может показаться. В Швейцарии, Южной Корее и Израиле, к примеру, есть воинская обязанность. Поэтому для правительств этих стран не будет сложным ввести обязательные общественные работы. А кое-где схемы-прототипы уже проходят испытания. Летом 2019 года президент Франции Эммануэль Макрон ввел обязательную гражданскую службу для подростков. В ее первой версии 15– и 16-летних подростков отправили на месяц жить в случайно выбранной группе. Первые 2 недели они знакомились друг с другом благодаря ряду мероприятий: ездили в экспедиции по спортивному ориентированию и походы, участвовали в семинарах и обучались оказанию первой помощи. Каждый вечер после ужина они обменивались идеями и мнениями, обсуждая различные социальные вопросы, дискриминацию, гендерное неравенство. Дискуссию модерировал куратор. Во второй половине программы они работали волонтерами в местных благотворительных организациях или в муниципальных органах власти. Подростки работали вместе не только во время занятий. Они также взаимодействовали в домах, где они жили и решали, как разделить обязанности. В рамках проекта мобильные телефоны были запрещены и выдавались на час в вечернее время, что увеличивало шансы на полноценное общение без отвлекающей техники. Правительства или местные органы власти могли бы также финансировать еженедельные обязательные уроки кулинарии, театрального искусства или спорта, ежегодные походы для детей и подростков из различных социальных слоев.
Регулярное взаимодействие, в котором дети из разных культур и наций активно делают что-то вместе, помогает следующему поколению научиться слушать друг друга, жить в мире, справляться со своими различиями,
а также определять общие интересы и, следовательно, ощущать более значительные связи друг с другом.
Будущее в наших руках
Век одиночества ставит перед нами уникальные задачи – экономические, политические, социальные и технологические. Огромные слои населения чувствуют себя одинокими, даже несмотря на то что еще никогда в истории не было так легко с кем-то связаться. Сегодня мы все больше идентифицируем себя на основе различий, но все больше осознаем, насколько переплетены наши жизни с другими людьми по всему миру. Но каждый день наши местные сообщества все еще отчаянно нуждаются в укреплении.
Это век великих испытаний и противоречий. Но наступает время надежд. Прямо сейчас у нас есть реальная возможность собраться вместе и создать совершенно другое будущее. Мы соединим капитализм с чувством общности и состраданием, обеспечим гораздо лучшую работу, если будем слушать людей из всех слоев общества и позволять им иметь право голоса, активно участвовать в сообществе, причем в инклюзивной и толерантной форме. Нам больше не придется чувствовать себя одинокими или разобщенными.
Для реализации этих амбиций потребуется изменение приоритетов в законодательной сфере и финансировании. Наши политики и бизнес-лидеры должны обеспечить социальную и расовую справедливость и защиту рабочих. Но
мы тоже создаем общество, потому что это не просто инициатива, идущая сверху вниз. Поэтому так важно взять на себя личную ответственность. В некоторой степени мы можем повлиять на экономику и социум, грамотно организовывая повседневную жизнь.
Принести печенье в офис, чтобы поделиться с коллегами, отложить телефоны, чтобы больше быть рядом с нашими партнерами и семьями, пригласить соседа выпить кофе, сделать покупки в местных магазинах и посетить мероприятия в районном общественном центре – все это в наших силах. Другие шаги потребуют от нас большего: кампания за политического кандидата, выступающего за сплоченность, солидарность с группой, которую несправедливо демонизируют или дискриминируют, бойкот фирмы с неприемлемыми условиями работы, даже если нам нравится ее продукт или услуги.
В более широком смысле нам необходимо изменение мышления. Нам нужно превратиться из потребителей в граждан, из случайных наблюдателей в активных участников. В контексте работы, нашей семейной жизни или в нашей дружбе мы должны уметь слушать. Иногда нужно уметь признавать, что лучшее для коллектива не всегда соответствует нашим собственным интересам. И даже если мы сами можем попасть под удар, все равно нужно использовать свой голос там, где это возможно. И еще одно важное обязательство в обществе – проявление эмпатии, о которой мы часто забываем в суете.
Некоторые могут осуждать призывы уделять больше внимания «более мягким» ценностям. Но только доброта и внимание к другим может стать нашей путеводной звездой. Мы можем черпать вдохновение в самоотверженных поступках многих людей по всему миру в разгар пандемии. Например, волонтер из Уэст-Мидлендса во время локдауна искал магазин, где продавалось бы молоко в стеклянных бутылках. Так он помогал слепому человеку, которому они были нужны, чтобы различать разные жидкости в холодильнике. Или итальянские студенты, которые оставили записку на лестничной клетке многоквартирного дома в южном городе Бари, предлагая помочь пожилым или социально незащищенным жителям с покупкой продуктов и другими задачами. А подросток из Арканзаса написал в The New York Times, что он пытался приложить усилия, чтобы поговорить с людьми, с которыми он обычно не разговаривает, просто предлагая весело поболтать, чтобы отвлечься от мира.
Нужно избавиться от спешки, а вместо этого останавливаться и больше разговаривать с соседом, мимо которого мы часто проходим, незнакомцем, который заблудился, или с кем-то, кто явно чувствует себя одиноким.
Есть потребность вырваться из пузырей цифрового уединения и взаимодействовать с людьми вокруг нас, даже если мы привыкли надевать наушники и листать ленту в телефоне. Необходимо научить детей спрашивать сверстника, сидящего в одиночестве за обедом, не нуждается ли он в компании. И мы сами должны делать то же самое для коллеги по работе, который всегда обедает в одиночестве. Нужно проявлять больше благодарности к партнерам, коллегам или даже новым помощникам с искусственным интеллектом, таким как Алекса.
Безусловно, проблемы, с которыми столкнулось человечество, сложны. И мы не всегда сможем с ними справляться. Но поглаживание руки больного родителя, разговор по телефону с другом, который переживает трудные времена, или даже просто улыбка соседу – все это оказывает полезный эффект. Ведь чем больше мы пренебрегаем своей обязанностью заботиться друг о друге, тем быстрее мы разучимся делать все эти вещи. И тогда наше общество неизбежно станет менее гуманным.
Лишь нахождение с другими людьми, отличными от нас, время, проведенное с ними, может стать противоядием от века одиночества. Если мы собираемся объединиться в мире, который разваливается на части, меньшего будет просто недостаточно.
Благодарности
Говорят, чтобы вырастить ребенка, нужна целая деревня. Это применимо и к моей книге. Я хотела бы поблагодарить:
Своих редакторов Джульетту Брук из Scepter и Талию Крон из Crown за всегда содержательную обратную связь, ответственный подход к проекту и заботу. Я не могла бы просить большего от вас обеих.
Джонни Геллера за веру в меня и в эту книгу с самого начала, за мудрые и взвешенные советы на протяжении всего написания; Кристину Даль за ее вклад и поддержку; Дэйва Виртшафера за поддержку меня и проекта.
Ребекку Фолланд, Мелису Дагоглу и Грейса Маккрам за их блестящую работу, благодаря которой «Одинокий век» стала продаваться по всему миру; Кейт Брант и Кишан Раджани за их великолепный дизайн обложки; Дэвида Милнера и Аманду Уотерс за их дотошность, а также Хелен Флад, Марию Гарбатт-Лусеро и Луизе Корт за продвижение книги и энтузиазм. Я благодарю невероятную команду Crown, особенно Дэвида Дрейка, Эннсли Рознер, Джиллиан Блейк, Меган Перритт и Рэйчел Олдрич. А также Виолу Хайден, Сиару Финан и Тамару Кавар за всю их помощь.
Я чрезвычайно благодарна:
Профессорам Деборе Спар, Нуриэлю Рубини, Яну Голдину, Антону Эммануэлю, Амиту Суду, Филиппу Марльеру, Джиллиан Пил, Джейми Бартлетту, Джейми Сасскинду, Анн Де Соллар и Лиран Морав за их вдумчивые комментарии к ранним наброскам отдельных глав.
Люси Флеминг, мою научную ассистентку, за ее острый ум, внимание к деталям и усердие в работе. Дэниелю Джейнсу, Татьяне Пиньон, Джерри О’Ши, Шону Мэтьюзу, Айше Собей, Каре Клаассен, Раффаэле Буоно, Ксенобе Пурвис и Карису Хустад за их ценный исследовательский вклад. А также Адаму Лоранд, Ромен Шене, Молли Рассел, Эми О’Брайен, Джонасу Эберхардту, Тиффани Лэм, Бенджамину Брунду-Гонсалесу, Кристоферу Ламбину, Эмили Ломбардо, Леви Хорду, Роуэну Харту, Сэму Холлу, Памеле Комбинидо, Дэниелю Смиту, Ханне Кокер, Тео Косарту, Оливеру Пурнеллу, Рису Томасу, Олли Коллетту, Элли Дикиара, Тиму Уайту, Дебре Винберг, Николо Пеннуччи и Ким Дарра за их помощь в различных главах. Я ценю всю вашу тяжелую работу.
Я благодарна моей семье, в частности моей сестре Арабель Герц, отцу Джонатану Герц и тете Шошане Гельман. И моей покойной матери Лии Герц, чье великолепие и сострадание продолжают вдохновлять меня каждый день.
Моим друзьям, которые не только мирились с тем, что я исчезала в писательстве на длительное время, но и регулярно давали мне понять, что они всегда готовы быть рядом. Особенно благодарна Тиму Сэмюэлсу, Адаму Нагелю, Эбби Терк, Эстелю Рубио, Джеймсу Флетчеру, Кэролайн Дэниел, Молли Найман, Джулии Лил Хартог, Мишелю Кону, Рут и Дэвиду Джозеф, Лену Блаватнику, Рэйчелу Вайсу, Джошуа Рамо, Дайане МакГрат, Алексу Куку, Крейгу Кохону, Джине Беллман, Марку и Диане, Йониту Леви и ШаоЛан Сюэ; моей семье Уосатчей, которая находится за Атлантическим океаном; Родерику Миллеру, Тьерри Лапуж, Эмбер Зохре, Кевину Пламмеру, Мэтти Гарвину, Элли Рудольф, Тони Варнаве, Сандре Вирго и Люси Суттере за то, что помогли мне почувствовать себя частью сообщества и еженедельно развлекали меня. Я всегда благодарна покойным Филиппу Гулду и Дэвиду Хелду за их дружбу и наставничество.
Также я хотела бы поблагодарить Саймона Халфона за его щедрость и талант; Габриэль Рифкинд за ее мудрость; Дженнифер Моррис за то, что следила, чтобы я была организованной; Лизу Коуторн, Джинджи Гарланд, Стефани Найтингейл и Гэри Трейнера за то, что они помогали справиться с долгими часами за рабочим столом; Самару Фаготи Джаллул за ее неумолимый позитив; Уилла Вентворта и Синди Палмано за то, что они были очень добрыми соседями; семью Коэнов за то, что они всегда устраивали самые теплые встречи; а также профессоров Генриетту Мур и Дэвида Прайса за то, что они позволили вернуться в мой первоначальный академический дом – Университетский колледж Лондона.
Больше всего я хочу поблагодарить Дэнни Коэна за его щедрость, интеллект и любовь. Без его участия и поддержки это была бы более скромная книга, а процесс ее создания был бы гораздо более одиноким. Я знаю, что мне повезло.
Список литературы
Фэй Баунд Альберти (Fay Bound Alberti) «Биография одиночества: история эмоций» (A Biography of Loneliness: The History of an Emotion), Оксфорд: издательство Оксфордского университета, 2019 г.
Ханна Арендт (Hannah Arendt) «Истоки тоталитаризма» (The Origins of Totalitarianism), Нью-Йорк: Harcourt, 1951 г.
Аристотель (Aristotle) «Никомахова этика» (Nicomachean Ethics), переведено и отредактировано Роджером Криспом, Кембридж: издательство Кембриджского университета, 2000 г.
Джейми Бартлетт (Jamie Bartlett) «Люди против технологий: как интернет убивает демократию и как мы можем ее спасти» (The People vs. Tech: How the Internet is Killing Democracy, and How We Can Save It), Лондон: Ebury Press, 2018 г.
Джеймс Бладворт (James Bloodworth) «Нанят: шесть месяцев под прикрытием в Британии с низкой заработной платой» (Hired: Six Months Undercover in Low-Wage Britain), Лондон: Atlantic Books, 2018 г.
Эми Э. Буллер (Buller E. Amy) «Тьма над Германией: предупреждение от истории» (Darkness Over Germany: A Warning from History), Лондон: Longmans, Green, & Co., 1943 г.
Дж. Качиоппо и Уильям Патрик (J. Cacioppo and William Patrick) «Одиночество: человеческая природа и потребность в социальных связях» (Loneliness: Human Nature and the Need for Social Connection), Нью-Йорк: WW Norton & Co., 2009 г.
Джули Карпентер (Julie Carpenter) «Культура и взаимодействие человека и робота в военизированных пространствах: военная история» (Culture and Human-Robot Interaction in Militarized Spaces: A War Story), Фарнхэм: Ashgate, 2016 г.
Ангус Дитон (Angus Deaton) и Энн Кейс (Anne Case) «Смерти от отчаяния и будущее капитализма» (Deaths of Despair and the Future of Capitalism), Принстон: издательство Принстонского университета, 2020 г.
Алексис Де Токвиль (Alexis De Tocqueville) «Демократия в Америке» (Democracy in America), перевод Генри Рива, под редакцией Исаака Крамника, Нью-Йорк: WW Norton & Co., 2007 г.
Джон Дьюи (John Dewey) «Демократия и образование» (Democracy and Education), Нью-Йорк: Macmillan, 1916 г.
Эмиль Дюркгейм (mile Durkheim) «Элементарные формы религиозной жизни» (The Elementary Forms of the Religious Life), перевод Кэрол Клосман, под редакцией Марка Кладиса, Оксфорд: издательство Оксфордского университета, 2008 г.
Тиффани Филд (Tiffany Field) «Прикосновение» (Touch), второе издание, Кембридж, Массачусетс: издательство Массачусетского технологического института, 2014 г.
Карл Бенедикт Фрей (Carl Benedikt Frey) «Технологическая ловушка» (The Technology Trap), Принстон: издательство Принстонского университета, 2019 г.
Мэри Л. Грей (Mary L. Gray) и Сиддхарт Сури (Siddharth Suri) «Работники-призраки. Как Кремниевая долина создает новые социальные низы по всему миру и как это предотвратить» (Ghost Work: How to Stop Silicon Valley from Building a New Global Underclass), Нью-Йорк: Houghton Mifflin, 2019 г.
Бернард Э. Харкорт (Bernard E. Harcourt) «Иллюзия порядка: ложное обещание теории разбитых окон» (Illusion of Order: The False Promise of Broken Windows Policing), Кембридж, Массачусетс: издательство Гарвардского университета, 2001 г.
Дэвид Хелд (David Held) «Модели демократии» (Models of Democracy), третье издание, Кембридж: Polity Press, 2006 г.
Р. Хортуланус (R. Hortulanus), А. Махилсе (A. Machielse) и Л. Меувезен (L. Meeuwesen) «Социальная изоляция в современном обществе» (Social Isolation in Modern Society), Лондон: Routledge, 2009 г.
Джейн Джейкобс (Jane Jacobs) «Смерть и жизнь больших американских городов» (The Death and Life of Great American Cities), Нью-Йорк: Random House, 1961 г.
Карл Юнг (Carl Jung) «Воспоминания, сновидения, размышления» (Memories, Dreams, Reflections), перевод Клары Уинстон и Ричарда Уинстона, под редакцией Аниэлы Джаффе, Нью-Йорк: Vintage, 1989 г.
Дэвид Леви (David Levy) «Любовь и секс с роботами» (Love and Sex With Robots), Нью-Йорк: HarperCollins, 2007 г.
Джеймс Линч (James Lynch) «Неслышимый крик: новый взгляд на медицинские последствия одиночества» (A Cry Unheard: New Insights into the Medical Consequences of Loneliness), Балтимор: Bancroft Press, 2000 г.
Карл Маркс (Karl Marx) и Фридрих Энгельс (Friedrich Engels) «Карл Маркс, Фридрих Энгельс: Полное собрание сочинений» (Karl Marx, Friedrich Engels: Collected Works), том 3, Лондон: Lawrence & Wishart, 1975 г.
Кас Мудде (Cas Mudde) и Кристобаль Ровира Кальтвассер (Cristbal Rovira Kaltwasser) «Популизм: очень краткое введение» (Populism: A Very Short Introduction), Оксфорд: издательство Оксфордского университета, 2017 г.
Пиппа Норрис (Pippa Norris) и Рональд Инглхарт (Ronald Inglehart) «Культурная реакция: Трамп, Брексит и авторитарный популизм» (Cultural Backlash: Trump, Brexit, and Authoritarian Populism), Кембридж: издательство Кембриджского университета, 2019 г.
Мартин А. Новак (Martin A. Nowak) и Роджер Хайфилд (Roger Highfield) «СуперКооператоры: альтруизм, эволюция и почему мы нужны друг другу для достижения успеха» (SuperCooperators: Beyond the Survival of the Fittest: Why Cooperation, Not Competition, is the Key of Life), Эдинбург: Canongate, 2012 г.
Рэй Ольденбург (Ray Oldenburg) «Третье место» (The Great Good Place), Филадельфия: Da Capo, 1999 г.
Томас Пикетти (Thomas Piketty) «Капитал в двадцать первом веке» (Capital in the Twenty-First Century), перевод Артура Голдхаммера, Кембридж, Массачусетс: издательство Гарвардского университета, 2014 г.
Роберт Патнэм (Robert Putnam) «Боулинг в одиночку: крах и возрождение американского сообщества» (Bowling Alone: The Collapse and Revival of American Community), Нью-Йорк: Simon & Schuster, 2000 г.
Алисса Куарт (Alissa Quart) «Выжатый: почему наши семьи больше не могут позволить себе Америку» (Squeezed: Why Our Families Can’t Afford America), Нью-Йорк: Ecco, 2018 г.
Хелен Рисс (Helen Riess) и Лиз Непорент (Liz Neporent) «Эффект эмпатии» (The Empathy Effect), Боулдер, Колорадо: Sounds True, 2018 г.
Сара Т. Робертс (Sarah T. Roberts) «За экраном: модерация контента в тени социальных сетей» (Behind the Screen: Content Moderation in the Shadows of Social Media), Нью-Хейвен, Лондон: издательство Йельского университета, 2019 г.
Нэнси Розенблюм (Nancy Rosenblum) «Хорошие соседи: демократия повседневной жизни в Америке» (Good Neighbors: The Democracy of Everyday Life in America), Кембридж, Массачусетс: издательство Принстонского университета, 2018 г.
Дэн Шаубель (Dan Schawbel) «Назад к человеку: как великие лидеры создают связь в эпоху изоляции» (Back to Human: How Great Leaders Create Connection in the Age of Isolation), Нью-Йорк: Da Capo, 2018 г.
Адам Смит (Adam Smith) Теория нравственных чувств (The Theory of Moral Sentiments), под редакцией Райана Патрика Хэнли, Нью-Йорк:Penguin Random House, 2010 г.
Даниэль Сасскинд (Daniel Susskind) «Будущее без работы. Технологии, автоматизация и стоит ли их бояться» (A World Without Work: Technology, Automation and How we Should Respond), Лондон: Allen Lane, 2020 г.
Джейми Сасскинд (Jamie Susskind) «Политика будущего» (Future Politics), Оксфорд: Издательство Оксфордского университета, 2018 г.
Шерри Теркл (Sherry Turkle) «Одиночество вместе: почему мы ожидаем большего от технологий и меньшего друг от друга» (Alone Together: Why We Expect More from Technology and Less from Each Other), пересмотренное издание, Нью-Йорк: Basic Books, 2017 г.
Джин М. Твенге (Jean M. Twenge) «Поколение I: Почему поколение интернета растет менее бунтарским, более терпимым, менее счастливым – и совершенно неподготовленным к жизни» (iGen: Why Today’s Super-Connected Kids Are Growing Up Less Rebellious, More Tolerant, Less Happy – and Completely Unprepared for Adulthood – and What That Means for the Rest of Us), Нью-Йорк: Simon & Schuster, 2017 г.
Читать бесплатно другие книги:
