Лето Гелликонии Олдисс Брайан
Поговаривали, что двор короля ЯндолАнганола беден - среди борлиенских придворных никто не мог состязаться в роскоши и богатстве с придворными дружественных Олдорандо и города Панновала. Эти всеми почитаемые оплоты цивилизации были средоточием немыслимого богатства; ученые тут находили всяческую защиту и покровительство и сама церковь - несмотря на то, что в Панновале ересь строго преследовалась, - поощряла в определенных границах ученость и искусства. В некоторой степени это объяснялось тем, что управляемый по династическому принципу Панновал, эта колыбель веры, мог благодаря такой дальновидности надеяться на определенную стабильность воззрений.
Почти еженедельно корабли, прибывающие в гавань Матрассила, выгружали на берег пряности, лекарственные снадобья, звериную кость, ляпис-лазурь, ароматное дерево и редкостных птиц. Однако лишь малая часть этих сокровищ попадала во дворец здешнего правителя. Король ЯндолАнганол, Борлиенский Орел, в глазах всего мира, да и в собственных, был начинающим правителем, новичком. Направо и налево он хвастал просвещенностью, царившей в Борлиене в эпоху правления его деда, который, если уж говорить начистоту, был не более чем удачливым полководцем - одним из многих, в свое время сражавшихся за спорные борлиенские земли, у кого хватило смекалки сплотить фагоров в боевые дружины, поставить над ними командиров-людей и таким образом одолеть врагов.
Но не всех своих недругов дед ЯндолАнганола сумел одолеть. Многие из них, сильные враги, уцелели и процветали. Одной из самых блестящих «реформ», проведенных в жизнь во время своего регентства отцом ЯндолАнганола, было создание парламента, скритины; скритина состояла из представителей народа и могла давать советы королю и всячески изъявлять свою волю. Скритина была создана по олдорандскому образцу. Проявив смекалку, ВарпалАнганол допустил в скритину по преимуществу две категории людей: главарей уцелевших недовольных и ремесленников, например кузнецов, издавна имевших в стране силу. В первую категорию входили побежденные, но не сдавшиеся воинственные бароны и представители их семейств, которым членство в скритине позволяло легче пережить обиду, в то время как сам король мог скинуть со счетов возможность восстания этих своих вассалов. Большая часть груза, прибывающего на причал в Матрассиле, шла на оплату бездействия этой затихшей на время своры.
После того как молодой ЯндолАнганол сверг и заточил в темницу своего отца, первым делом он хотел упразднить и распустить скритину. Чему скритина яростно воспротивилась - избранники не хотели остаться не у дел. Парламент продолжал регулярные заседания, по-прежнему ставил палки в колеса королю и вовсю обогащался за счет рьяного использования служебного положения. Председатель скритины, БудадРембитим, кроме прочего, был мэром Матрассила.
Скритина созвала внеочередное экстренное собрание. Без сомнения, в ближайшее время следовало ожидать от парламента новых требований возобновить попытки поставить на колени Рандонан и расправиться с воинственными племенами разбойников вроде мордриатских, забирающихся все дальше и дальше в глубь страны - последняя вылазка была предпринята в провинции, расположенной в трех днях быстрой скачки от границы. Королю пришлось держать ответ перед парламентом, представив на обсуждение план действий на ближайшее время.
Выступление короля перед скритиной состоялось в день заседания во дворцовом Зале совета, в полдень, когда гости Орла предавались полуденному отдыху. Приказав своему рунту остаться за дверью, король при мрачном молчании парламентского зала опустился на трон.
Пережив неприятности сегодняшнего утра, он уже столкнулся с новыми затруднениями. Взгляд короля бродил по обшитым деревянными панелями стенам зала скритины, словно он решил непременно выявить источник этих затруднений.
Заседание началось с выступления представителей виднейших семейств. Для своих заявлений они выбрали темы малооригинальные - разговор шел, во-первых, о визите иноземцев, а также о старых, избитых и наболевших вопросах. Вопросы старые касались опустевшей казны. Вопросы новые вращались около военных действий, речь о которых зашла в связи с последним малоприятным сообщением с фронта Западной войны: приграничный город Киивасиен был осажден. Части рандонанской армии форсировали реку Касол и взяли город в непроницаемое ни для конного, ни для пешего кольцо.
Вслед за сообщением об осаде города посыпались нарекания в адрес генерала Ханры ТолрамКетинета, которого называли то слишком молодым и неопытным, то слишком безответственным для того, чтобы командовать целой армией. Каждая жалоба и выпад против генерала по сути дела были выпадом в сторону короля. ЯндолАнганол слушал выступления бесстрастно, выстукивая пальцами по подлокотнику кресла марш. Он снова вспоминал несчастные дни своего далекого детства, наступившие после смерти матери. Отец бил его и пренебрегал им. Молодой Орел, часто прятавшийся от слуг отца в дворцовых подвалах, в конце концов поклялся там себе, что, когда вырастет, никому не позволит стоять на пути его счастья.
После того как он, жестоко раненный при Косгатте, с трудом добрался до столицы, а потом долго лежал в лихорадке, прошлое, которое он отчаянно хотел бы забыть, снова и снова возвращалось к нему. Вновь он был бессилен что-либо предпринять. Именно в те тяжелые дни он впервые заметил улыбку молодого капитана ТолрамКетинета, обращенную к королеве МирдемИнггале, улыбающейся мужественному военачальнику в ответ.
Как только король смог снова подняться с кровати, он немедленно произвел ТолрамКетинета в генералы и отослал на фронт Западной войны. В скритине было много недовольных, преимущественно из тех, кто полагал - и не без оснований, - что его собственный сын гораздо больше ТолрамКетинета заслуживал повышения в чине. Каждое новое известие о неудачах в упрямых западных джунглях только укрепляло уверенность недовольных, и их озлобленность на короля возрастала. Король отчетливо понимал, что ему в самое ближайшее время необходима как воздух победа того или иного свойства… И это среди прочих причин заставило его искать помощи у Панновала.
На следующее утро, перед началом новой официальной встречи с послами, король Орел отправился в покои принца Тайнца Индредда, чтобы переговорить с ним лично. Он снова оставил рунта за дверью, где тот, уже начавший привыкать к подобному ожиданию, расположился с удобством, свернувшись на полу клубком, как собака. Панновальского принца он не любил не меньше, чем тот его.
Принц Тайнц Индредд вкушал первый, легкий, завтрак - овсянку с кусочками тропических фруктов. Выслушивая короля ЯндолАнганола, принц согласно кивал, не переставая отправлять в рот ложку за ложкой.
То, что он наконец сказал, на первый взгляд никак не было связано с тем, о чем говорил с ним король Орел:
– Кузен, я слышал, что твой сын сбежал из дворца.
– Робайдай любит иногда побродить по пустыне в одиночестве. Он равнодушен к жаре и не гнушается самой простой пищей, тем, что удается добыть охотой. Он часто так пропадает, иногда его не бывает неделями.
– На мой взгляд, будущему королю не пристало подобное времяпрепровождение. Король должен учиться, набираться знаний и опыта. Тебе бы следовало отослать РобайдайАнганола в монастырь, где в свое время побывали и ты, и я. А вместо того, как я слышал, он скитается по степям с протогностиками.
– Я не пастух своему сыну. И чужие советы мне тоже не нужны.
– Согласись, кузен, что учение в монастыре пошло тебе на пользу. Ты узнал, что в мире даже для королей существует то, что приходится делать, даже если оно тебе не нравятся. Наше будущее не сулит нам ничего особенно заманчивого. Панновал с огромным трудом выжил, преодолев Великую Зиму. Как оказалось, наступившее лето мало уступает зиме по количеству неприятностей… Мои придворные астрономы и астрологи не могут разыскать в будущем ни одного светлого лучика доброй надежды. Конечно, ты можешь ответить, что таков их хлеб…
Принц замолчал и, со вкусом закурив вероник, красуясь, выдохнул огромный клуб душистого дыма, разогнав его небрежным, но явно хорошо отработанным взмахом руки.
– Насколько ты помнишь, дорогой кузен, церковные книги Панновала еще в стародавние времена предупреждали об опасности, грозящей с неба. Акханаба был рожден из камня. Ты не забыл об этом?
Принц Тайнц поднялся с дивана и, прогулявшись к окошку, выглянул наружу, навалившись животом на подоконник. Обтянутое шелковым халатом объемистое пузо принца выпятилось в сторону короля Орла.
Молча взирая на филейную часть отпрыска Панновальского дома, король терпеливо ждал продолжения монолога.
– По словам астрологов, Гелликония и ее материнское светило, Беталикс, проходят в опасной близости от Фреира каждый большой год. В течение одного следующего поколения - следующих восьмидесяти трех лет, если быть точным, - нас будет отделять от Фреира кратчайшее расстояние. По прошествии этого времени, если небесная механика не подкачает, мы начнем медленно, но верно удаляться от огнедышащего светила. Для следующих за нашим поколений настанет время великих испытаний стойкости. Жара будет спадать постепенно, начиная с северных континентов, стран Сиборнала и Геспагората. Нам, обитателям тропиков, жизнь еще долго не покажется сносной.
– Борлиен выдержит. С юга нас омывает море - там прохладно. Оттассол тоже продержится - он такой же подземный город, как и твой Панновал.
Мгновенно повернув к королю Орлу жабью физиономию, принц Тайнц впился в его лицо маленькими глазками-буравчиками.
– Так вот - мой план, дорогой кузен… Я знаю, ты не слишком-то жалуешь меня, своего родича, но мне бы хотелось, чтобы ты услышал это из моих уст, а не в пересказе твоего горячо любимого друга, моего святейшего советника Гуаддла Улбобега. В ближайшем будущем, как ты сказал, Борлиен не ожидают крупные потрясения. Панновал, укрытый в горах, также будет в относительной безопасности. Больше других, по моему мнению, пострадает Олдорандо. В ваших и наших интересах, чтобы Олдорандо сохранил свой суверенитет, а не пал под ударами кочевников. Как по-твоему, кузен, возможно ли, чтобы двор Олдорандо, имея в виду, конечно, только короля Сайрена Станда и его ближних, переждал самые трудные времена, укрывшись в Оттассоле?
Вопрос был настолько неожиданным, что король ЯндолАнганол запнулся, не в силах найти слов для ответа.
– Но в ту пору, может быть, уже нужно будет спрашивать не меня, а моего наследника…
Панновальский принц решил переменить тему разговора, а вместе с ней и тон.
– Кузен, что ты там стоишь - утренний воздух воистину прекрасен, подойди к окну и подыши вместе со мной. Взгляни-ка вот на это чудо там, внизу - это бежит милейшая девочка, Симода Тал, моя подопечная одиннадцати лет и шести теннеров от роду, дочь королевского дома Олдорандо, линия которого восходит к самому славному лорду Дену, правителю Старого Эмбруддока еще в годы Великих Холодов.
Через двор внизу под окнами быстро шла Симода, возвращавшаяся после купания в бассейне королевы МирдемИнггалы к себе в комнаты и не замечавшая, что за ней наблюдают. На ходу вытирая волосы, она наконец обернула голову полотенцем, соорудив подобие лихого тюрбана.
– Зачем ты привез ее сюда, Тайнц?
– Показать тебе, дорогой кузен. Милая девочка, верно?
– Нельзя не согласиться; и что с того?
– Она молода, почти девочка, с этим нельзя спорить, но горячая штучка - это безошибочно видно по некоторым признакам.
Король ЯндолАнганол почувствовал, что ловушка готова вот-вот захлопнуться. Отвернувшись от окна, он принялся мерить шагами комнату. Принц Тайнц тоже отвернулся и, удобно устроившись в кресле, окутался дымом.
– Дорогой кузен, в Панновале наше самое горячее желание - увидеть наконец членов Священной Империи живущими в мире и согласии, чего невозможно достигнуть, пока между их странами остается рознь и вражда. Грядут тяжелые времена, от которых нужно суметь защититься. Уже сейчас ситуация во многом требует принятия кардинальных решений. Милостью Акханабы нам в Панновале дарован дар предвидения. Исходя из некоторых объективных предпосылок, в которых мы совершенно уверены, мы хотим, чтобы эта юная девушка, Симода Тал, стала твоей женой.
Кровь отлила от лица короля ЯндолАнганола. Старательно сдерживаясь, он спросил:
– Надеюсь, ты не забыл, что я уже женат? И помнишь, кто моя жена?
– От неприятностей нельзя просто взять и отвернуться, кузен. Теперешняя твоя жена, королева, - дочь простого бандита с большой дороги. Она ниже тебя по рождению и не пара тебе. Твой выбор принизил и твою страну, и тебя самого, ибо и первой и второму нужна хорошая партия, ровня. Обручившись с Симодой Тал, ты получишь в союзники силу, на которую сможешь рассчитывать.
– Об этом не может быть и речи. А кроме того, как быть с происхождением этой девочки - ведь ее мать наполовину мади?
Тайнц Индредд пожал плечами.
– Чем мади хуже фагоров, с которыми ты водишь дружбу? Послушай, кузен, я хочу убить одним выстрелом двух зайцев и устроить все к общему удовольствию. Ни о каком коварстве и задних мыслях речи нет, только о дружбе и обоюдной выгоде. Лет этак через восемьдесят пять Олдорандо целиком превратится в большое пекло, средняя температура на территории этого государства составит около ста градусов - по самым мягким оценкам. Олдорандцы вынуждены будут двинуться на юг. Едва ваш брак с дочерью дома Олдорандо станет свершившимся фактом, они немедленно окажутся в твоей власти. Это будут обычные бедные родственники, униженно просящиеся на ночлег у парадных дверей твоего дома. Борлиен и Олдорандо станут одним - если не при тебе, то по крайней мере при твоем сыне. Такой шанс просто грех упустить. Почему бы нам не отведать этих прекрасных фруктов? Скваанейи просто превосходны.
– Нет, это невозможно.
– Ничего невозможного нет. Святейший Це'Сарр готов расторгнуть твой брак своей грамотой.
Король ЯндолАнганол замахнулся, словно собираясь ударить принца. Но, удержав руку на уровне глаз, сказал:
– Та, на которой я женат, была со мной во все прошлые годы и останется со мной. Если вдруг я решу, что династический брак мне действительно крайне необходим, я женю на Симоде моего Робайдая. Они прекрасно подойдут друг другу.
Подавшись вперед, принц Индредд наставил на короля Орла палец:
– Не пойдет. Даже думать забудь. Твой парень ненормальный. Его бабка - дикарка Шаннана.
Глаза Орла сверкнули.
– Никто не смеет говорить о моем сыне, что он ненормальный. Диковат, но не более того.
– Тогда тебе нужно отдать его в монастырь, туда, где уже побывали и ты и я. Спроси свою веру, она ясно подскажет тебе, что твой сын неприемлем в качестве наследника престола. Посему, если ты еще хочешь рассчитывать на успех, тебе не избежать теперь жертвы. Любая потеря с твоей стороны будет восполнена соответствующей помощью с нашей. Как только мы получим твое согласие, в твое распоряжение немедленно поступит целый арсенал новейшего оружия со всеми необходимыми инструкциями. За первым арсеналом, если потребуется, последует другой. Мы научим твоих воинов сражаться против Дарвлиша Черепа и племен рандонанцев. На твоей стороне будут все мыслимые преимущества.
– И что за это получит Панновал? - с горечью спросил ЯндолАнганол.
– Мы получим самое дорогое на свете - стабильность, дорогой кузен, стабильность, вот что. На весь последующий нестабильный период. По мере того как Фреир подкрадывается все ближе к Гелликонии, Сиборнал неуклонно набирается сил.
Принц впился белыми зубами в розовую мякоть скваанейи.
Не сводя глаз с принца, ЯндолАнганол застыл, словно врос ногами в пол.
– Но я люблю женщину, на которой женат. Я не собираюсь бросать МирдемИнггалу.
Принц рассмеялся.
– Любовь! Зиганкис, как сказала бы сейчас Симода Тал! Король не может себе позволить мыслить в таких категориях. Превыше всего ты всегда должен ставить свою страну. Ради Борлиена, женись на Симоде Тал, объедини, успокой…
– А если я откажусь?
Обдумывая ответ, а может просто выдерживая паузу, принц Тайнц Индредд медленно выбрал в блюде с фруктами очередную скваанейю.
– Тогда, скорее всего, тебя просто сбросят со счетов, только и всего - разве это так сложно понять?
Коротко взмахнув рукой, ЯндолАнганол выбил из пухлой ладони принца лакомство. Нежный плод отлетел к стене и от удара лопнул, разбрызгав сок.
– Я религиозный человек и придерживаюсь своих убеждений. Я не могу избавиться от своей королевы, потому что это идет вразрез с этими убеждениями. И я уверен, что в панновальской Церкви найдутся такие, кто поддержит меня.
– Надеюсь, речь не о бедняге Улбобеге?
Сдерживая дрожь в руке, принц наклонился и выбрал другой плод.
– Для начала я посоветовал бы тебе под каким-нибудь предлогом отослать королеву подальше из столицы. Удали ее от двора. Пускай отправится на побережье. И тогда без помех внимательно подумай обо всех тех преимуществах, которые сможешь получить, если пойдешь нам навстречу. В конце недели я должен буду вернуться в Панновал - надеюсь, с благой вестью о том, что король Борлиена дал согласие на династический брак, который благословит сам Це'Сарр.
Начавшись нелегко, день короля ЯндолАнганола так же нелегко продолжился. Во время утренней встречи с послами Тайнц Индредд молчаливо сидел на своем жабьем троне, пока Гуаддл Улбобег развивал планы нового брака. На этот раз все обстоятельства, по сути имеющие тот же смысл, были облечены в весьма дипломатичную форму. После совершения одной стороной тех-то и тех-то действий ею будут получены те-то и те-то выгоды. Святейший Це'Сарр Киландр IX, Верховный Папа Церкви Акханабы, готов одобрить своей подписью обе грамоты с разрешением как на развод, так и на брак.
Никто из мудрых послов не заводил разговор о том, что может или не может случиться в следующие восемьдесят пять лет. Большая часть дипломатических усилий была направлена на то, чтобы хоть как-то прояснить ситуацию на ближайшие пять-десять лет.
На обеде, которым руководил сам придворный мажордом, присутствовала королева МирдемИнггала. Она сидела рядом с королем, а тот ничего не ел и только ерошил шерсть своего фагора. Кроме послов, за столом восседала и верхушка борлиенской скритины.
Трапеза состояла из нескольких перемен блюд - были поданы жареный лебедь, рыба, свинина и журавль.
После пиршества слово взял принц Тайнц Индредд. Словно бы желая отблагодарить короля-хозяина за чудесную трапезу, панновальский принц приказал своим телохранителям продемонстрировать умение владеть мушкетами. Во внутренний двор на цепях были приведены три пустынных льва, отпущены и метко пристрелены.
Дым еще не рассеялся, когда оружие было предложено в дар королю ЯндолАнганолу. Подарок преподнесли Орлу почти с пренебрежением, словно только недавно прозвучавшие предложения Панновала уже были приняты как само собой разумеющееся и вопрос этот больше не стоял.
Хитрость принца Тайнца была шита белыми нитками. Под впечатлением от демонстрации огневой мощи скритина наверняка должна была обратиться к королю с требованием приобрести у Панновала большую партию мушкетов, чтобы при их помощи переломить ход войн на различных фронтах. Панновал несомненно уступит просьбе младшего брата - но за соответствующую плату.
Не успели стрельбы подойти к концу, как во дворцовый двор двое неизвестных купцов ввели под уздцы очень старого кайдава. Через его спину был переброшен кожаный мешок, куда было зашито нечто очертаниями напоминающее человеческое тело. Мешок сгрузили на землю и разрезали ножом. Взорам присутствующих предстало бездыханное тело ЯфералОборала, изуродованное, с огромной зияющей раной в груди. Вид мертвеца преследовал короля ЯндолАнганола до самого вечера, когда он, обессиленный, наконец шатаясь вошел в покои своего главного советника. Беталикс быстро опускался к горизонту, пронизывая закатными лучами гряды облаков, озаренных еще и меркнущим сиянием Фреира. Теплый свет, льющийся с запада, высвечивал все самые дальние закоулки комнаты.
Поднявшись из-за заваленного бумагами стола, советник СарториИрвраш поклонился королю. Советник корпел над своей «Азбукой Истории и Природы». Повсюду на столе лежали древние манускрипты и заплесневелые книги, по которым он изучал легенды и которые служили источниками в его изысканиях. Глаза короля скользнули по книгам без всякого интереса.
– Принц Тайнц Индредд просит ответа, - глухо проговорил король. - Что мне сказать ему?
– Могу я говорить откровенно, ваше величество?
– Говори.
Опершись на подлокотники, король сел в кресло и откинулся на спинку. Фагор-рунт остался стоять в тени, чтобы лишний раз не попадаться на глаза советнику.
СарториИрвраш наклонил голову так, чтобы монарху была видна только его лысая макушка.
– Ваше величество, ваша первейшая обязанность - поддержание благосостояния страны. Так гласит старый Закон Королей. План, предложенный нам Панновалом и сводящийся к укреплению наших связей с Олдорандо путем заключения династического брака, вполне может достигнуть своей цели. Таким образом, укрепив свой трон, вы сможете бестревожно владычествовать еще многие десятки лет. Более того, вы приобретаете этим на будущее нового союзника в лице Олдорандо.
От нового союзника можно ожидать не только военной, но и продовольственной помощи. На более умеренном севере Олдорандо, близ Панновальского моря, лежат плодороднейшие нивы. Наш теперешний урожай наверняка окажется весьма скудным, и в будущем, с усилением жары, мы вряд ли сможем ожидать, что положение выправится. Тем временем наш придворный оружейник успеет спокойно изучить панновальские мушкеты и попробует научиться изготавливать их копии.
Вам не стоит сомневаться - вы с Симодой Тал будете отличной парой, несмотря на ее малолетство, хорошей парой во всех отношениях, кроме одного. Вы женаты, и ваша жена - королева королев, МирдемИнггала. Она образец во всем - и как королева, и как верующая, а кроме того, вы любите ее. Если вы принесете в жертву свою любовь, вам не избежать душевных мук.
– Может быть, я смогу полюбить Симоду Тал.
– Все возможно, ваше величество.
Повернувшись, СарториИрвраш посмотрел в маленькое окошко своей комнаты на закат двух солнц.
– Вот только при всей сладости в этой любви навсегда останется горький привкус ненависти. Другой такой женщины, как королева королев, нет на всем свете, сколько ни ищите; а если есть, уж наверняка ее зовут не Симода Тал.
– Любовь не так важна, - отозвался король ЯндолАнганол, поднимаясь из кресла и принимаясь мерить шагами комнату советника. - Благополучие страны, вопрос, уцелеет ли она как суверенное государство, - вот что имеет значение. Так говорил мне принц Тайнц. Может быть, он прав - не знаю. А вы, что посоветуете вы? Каков ваш ответ - «да» или «нет»?
Советник дернул себя за усы.
– Положение фагоров в Борлиене, вот что еще меня беспокоит. Говорил ли об этом сегодня утром принц?
– О фагорах я от него ничего не слышал.
– Ничего, он еще обязательно скажет свое слово. Скажут люди, чьи слова он повторяет. Как только вы заключите сделку, об этом обязательно заговорят.
– Так что же вы мне посоветуете, советник? Что мне ответить Панновалу: «да» или «нет»?
Остановив взгляд на грудах бумаг, разбросанных по столу, советник медленно опустился на стул. Его пальцы машинально подхватили листок шуршащего как старый древесный лист пергамента и принялись его теребить.
– Вы решили подвергнуть меня испытанию в тяжкой области, там, где веление сердца входит в противоречие с реалиями жизни. Не в моих правилах давать ответ, состоящий только из «да» или «нет»… Возможно, здесь лучший совет даст вам вера. Вам следовало бы обратиться к своему викарию.
ЯндолАнганол ударил кулаком по столу.
– Никакой вопрос нельзя решать без веры, однако сейчас я хочу знать мнение именно моего советника. Ваше почтение перед теперешней королевой внушает мне уважение к вам, Рашвен. Но тем не менее я продолжаю настаивать и требую от вас, отринув все колебания, дать однозначный и ясный ответ - ваше решение. Должен ли я отвергнуть МирдемИнггалу и согласиться на династический брак ради благополучия и безопасности страны? Отвечайте.
Советник не сомневался, что каким бы ни был теперь его ответ, он не несет ответственности за окончательное решение короля. Вместе с тем он не хотел становиться козлом отпущения на все последующие времена; хорошо знакомый с переменчивым характером короля, он страшился его ярости. В союзе Олдорандо и Борлиена он видел много плюсов; перемирие между двумя традиционно враждующими соседями несло с собой множество преимуществ; такой союз - если его верно направить и правильно им распорядиться - можно было превратить в щит не только против северного хищника, Сиборнала, но и против самого Панновала.
С другой стороны, к королеве он испытывал не меньшую привязанность, чем к королю, и предан ей был не меньше. Эгоцентрик, он любил МирдемИнггалу как дочь, в особенности с тех пор, как при страшных обстоятельствах погибла его жена. Прекрасный образ королевы согревал холодное сердце старого ученого. Он с чистой совестью мог воздеть перст и сурово проговорить: «Вы должны оставаться верным той женщине, которую любите, ваше величество, ибо лучшего союзника и друга вам не найти за целую жизнь…» - но (возможно потому, что маячащее перед ним в сумерках лицо короля было искажено гневом) сказать это у него не хватило духу. С ним было его детище, труд всей жизни, его книга, за которую тоже нужно было бороться и чью судьбу необходимо было отстаивать.
Кроме того, заданный вопрос по большому счету был слишком труден для любого, кроме самого короля.
– Ваше величество, я боюсь, что у вас снова пойдет носом кровь, так сильно вы переволновались - вам бы лучше выпить вина. Прошу, вот бокал.
– Всемогущего ради, вы всегда были для меня образцом рассудительности и надеждой на мудрый совет - почему же вы теперь уходите от ответа? Мне нужна ваша помощь! Вы бросаете меня в самую трудную минуту!
Сутулые плечи советника еще больше сгорбились под потрепанным чарфрулом.
– Ввиду невероятной сложности проблемы моя первая обязанность как вашего личного советника сформулировать эту проблему для вас со всей возможной ясностью. Вы, и никто другой, должны теперь решать, что делать, потому что, во-первых, никто не в силах вам этого подсказать, а во-вторых, потому что вам придется потом жить с этим решением. Скажу только вот что: на стоящую перед вами дилемму можно смотреть двояко.
ЯндолАнганол, повернувшийся уже было, чтобы идти к двери, остановился и через всю комнату прямо взглянул на внезапно постаревшего СарториИрвраша.
– Почему я всегда должен так страдать? Почему королевский удел всегда отличается от удела простых людей? Если на мою долю выпадает принимать такие решения и потом претворять их в жизнь, тогда почему я не ангел или дьявол?
– Никому не дано этого знать, только вам, сударь.
– Тебе на все наплевать, верно, - на все, включая меня и королевство, ты знаешь только одно, свою ежедневную возню с покрытыми прахом останками прошлого.
Советник зажал дрожащие руки между колен.
– Может быть, мне и не все равно, ваше величество, но что я могу поделать? Я всегда говорил вам и повторяю сейчас, что трудности, с которыми нам приходится сталкиваться, в основе своей происходят от повсеместного ухудшения климата. Как только это стало мне ясно, я принялся за изучение манускриптов и наткнулся на летописные жития некоего короля по имени АозроОнден, правившего четыре столетия назад другим Олдорандо, отличным от того, с которым мы имеем дело сейчас. Как утверждают летописи, король АозроОнден взошел на трон, умертвив своего брата, с которым до некоторых пор делил правление.
– Я знаю эту легенду, и что с того? Я ведь не собираюсь никого убивать.
– Эта легенда, на мой взгляд написанная весьма мило, отличный образчик мышления в древние, примитивные времена. Возможно, вовсе не следует воспринимать эту историю буквально. Взглянув на нее как на аллегорию, можно увидеть груз ответственности за убийство или тяготы смены времен года, будь то ледяная жестокая зима, изгоняющая лето, или удушливая жара, сменяющая холода, - и тут и там в итоге страдаем мы, люди. Нам на роду написано страдать за грехи предков. Безнаказанно нельзя сделать ни шагу; боль будет всегда. Вот таков мой ответ.
Король застонал.
– Ты, жалкий книжный червь, не от вины я страдаю, а от любви!
Выскочив из комнаты, король с силой хлопнул дверью. Он не собирался раскрывать перед советником душу - ведь он, Орел, на самом деле сходил с ума от саднящего чувства вины. Он несомненно любил королеву; вместе с тем сидящий где-то в глубине его существа червячок извращения заставлял короля стремиться к свободе, и, понимая это, он испытывал муку.
Она была королевой королев. Весь Борлиен был влюблен в нее. Еще один невыносимый поворот пронзающего душу винта - он знал, что жена заслуживает всенародной любви. Возможно, она была слишком уверена в нем, никогда не допускала и мысли о том, что он может разлюбить… Возможно, она получила слишком большую власть над ним…
И эта крепость - ее тело, спелое, как налитая пшеница, мягкие моря волос, сладостная влага чресл, туманная головокружительность взгляда, такая спокойная уверенность улыбки… Но каково это - вонзиться по рукоять в только начинающую поспевать плоть претенциозной задаваки принцессы-полумади? Конечно же, это будет нечто совершенно иное, неизведанное…
Его мысли мучительно шарахались из стороны в сторону, корчились, метались вместе с ним по опустевшим залам и запутанным переходам дворца. Дворцовая обстановка подбиралась случайно, наудачу. Чертоги соорудили на месте бывших крепостных башен, флигеля прислуги - сымпровизированы из руин. Великое и роскошное, вызывающее жалость и полунищее могло стоять бок о бок. Те сильные мира сего, что жили здесь, высоко над городом, изнывали от тех же неудобств, что и ничтожнейшие из горожан.
Одним из таких неудобств можно было бы назвать замысловато преломленную линию границ неба, сейчас четко выделяющуюся на фоне затемняющих облаков над головой. Теплая мгла равнинного воздуха клубилась над городом - так кошка равнодушно сворачивается клубком над убитой мышью. Выцветшие паруса, деревянные флюгеры и маленькие ветряки кузниц торчали над крышами домов словно бесполезные символы попыток тех, кто пытался принести хоть немного свежести и прохлады страдальцам в подземных казематах. Шагая по лабиринту своей обители, король прислушивался к ритмическим скрипам деревянных флажков умоляющего об отдыхе семафора, переговаривающегося в сумерках со своим далеким товарищем. Только раз ЯндолАнганол поднял голову, будто привлеченный заунывным пением неуклонно приближающегося рока.
Вокруг уже никого не было, только стража. Стражники, по большей части двурогие, стояли за каждым поворотом. С оружием наперевес или на караул, неуклюже марширующие и сменяющие друг друга воины королевской гвардии были сейчас единственными хозяевами дворца и хранителями его тайн.
Шагая сквозь сгущающиеся сумерки, король салютовал стражникам, почти не замечая их. На целом свете остался только один человек, от кого он еще мог надеяться получить совет. Возможно, совет, порожденный подлыми намерениями - но так или иначе он его услышит. Создание, о котором шла речь, само по себе было одной из тайн дворца. Король шел к отцу.
По мере того как Орел все ближе подходил к той глубинной, внутренней части дворца, где томился в заточении его отец, в коридорах росло число стражей, замирающих навытяжку при появлении государя с такой удивительной стремительностью, словно от его царственной особы исходил какой-то особый флюид, в мгновение ока замораживающий тела людей. В резных каменных выемках кишели и пищали летучие мыши, из-под ног короля порой разбегались куры; но в остальном дворец хранил странное безмолвие, как будто, как и хозяин, был погружен в нелегкие размышления о сложном выборе.
По каменной лестнице король спустился к площадке с крепкой деревянной дверью в дальнем конце. У находящегося здесь стражника-фагора не были отпилены рога, что должно было подчеркивать его принадлежность к высшему военному рангу.
– Я хочу войти.
Без единого слова фагор достал ключ и, отперев дверь, приоткрыл ее перед монархом. Толкнув дверь, король Орел начал спускаться дальше, осторожно нащупывая в темноте ступеньки и придерживаясь рукой за железные перила. Мрак, и без того почти непроглядный, сгущался еще больше, по мере того как ступени уходили спиралью вниз. У подножия лестницы имелась еще одна площадка со второй запертой дверью и новым стражником. По мановению королевской руки отперли и эту дверь.
За этой последней дверью крылся застенок его отца, темный и сырой, состоящий из трех каменных комнат-мешков.
Погруженный в свои мысли, король вздрогнул, когда холод и влага внезапно пробрали его до костей. В глубине его души шевельнулось раскаяние.
Отца, короля ВарпалАнганола, он нашел в третьей комнате - завернувшись в одеяло, тот сидел на деревянном табурете и неотрывно смотрел на полено за решеткой камина, тлеющее и не желающее разгораться. Сквозь маленькое окошко, прорезанное высоко под потолком и забранное решеткой, в комнату проникали остатки света угасающего дня. Старик на табурете поднял голову, моргнул и чмокнул губами, как будто увлажнял горло, чтобы заговорить, но так ничего и не сказал.
– Отец, это я. Тебе так и не принесли лампу?
– Я пытаюсь высчитать, какой сейчас год.
– Сейчас 381-й, зима.
С тех пор как он в последний раз видел отца, прошло уже несколько недель. Свергнутый король стремительно старел и скоро должен был присоединиться к сонму теней, скитающихся по каменным переходам дворца. Воспоминания о нем станут легендами.
ВарпалАнганол встал и повернулся к сыну, цепляясь рукой за каминную полку.
– Не угодно ли присесть, сын мой? К несчастью, здесь только один стул. Мои покои очень скудно обставлены. Садись, а мне не помешает немного постоять.
– Спасибо, отец, не стоит беспокоиться, я не хочу сидеть. Я пришел поговорить.
– Нашелся ли твой сын - как бишь его? Роба? Ты нашел Робу?
– Роба сошел с ума - теперь об этом знают даже иноземцы.
– Помнишь, ведь он и в детстве любил пустыню. Я возил его туда вместе с его матерью. Такое голубое и бескрайнее было небо…
– Отец, я хочу развестись с Кун. Вопрос касается государственной стабильности.
– Что ж, ты сможешь запереть ее здесь, со мной. Мне очень нравится Кун, она такая милая женщина. Конечно, тогда нам понадобится еще один стул…
– Отец, мне нужен совет. Я пришел просить у тебя совета.
Старик медленно опустился на стул. Подойдя к нему в несколько стремительных шагов, Орел присел на корточки, чтобы видеть его лицо, озаренное трепещущими бликами пламени камина.
– Я хочу говорить с тобой о любви, чем бы она, любовь, ни была. Ты выслушаешь меня и дашь совет, да, отец? Говорят, любви покорны все. И находящиеся на самом верху, и несчастные из низов. Я люблю нашего Всемогущего Акханабу и каждый день совершаю ему службу; я его наместник на земле. Превыше всех живых женщин в мире я люблю мою МирдемИнггалу. Ты знаешь, я убью любого, кто взглянет на нее неподобающе.
Король замолчал. Наступила пауза, во время которой его отец собирался с мыслями.
– Ты хороший фехтовальщик, как я слышал, - наконец прошелестел старик.
– «Любовь подобна Смерти», так, кажется, говорят поэты? Я люблю Акханабу и люблю Кун. Но где-то под покровом этой святой любви - в последнее время я чувствую это особенно явственно - кроется напряженный сосуд ненависти. Разве это нормально, отец, скажи? Чем я прогневал Акханабу, что он так запятнал мои чувства? Или это дьявольский соблазн? Неужели все люди порой испытывают это?
Старик промолчал.
– Помнишь, когда я был ребенком, ты часто бил меня? Как ты меня бил! Наказывая, ты запирал меня в пустой комнате. Однажды ты запер меня в этом самом подвале, помнишь? Но я все равно продолжал любить тебя, любить беззаветно, не задавая себе никаких вопросов. Невинной роковой любовью мальчика к своему отцу. Но возможно ли любить кого-то без этой едкой струйки яда ненависти, сочащегося под спудом?
Прислушиваясь к словам сына, старик ерзал на стуле, словно не находя себе места из-за неизлечимой чесотки.
– Все повторяется, - наконец прошептал он. - Ничему нет конца… Не стоит надеяться, что новое поколение заживет по другим законам, будет страдать и радоваться по-другому. Твои муки порождены не ненавистью, а чувством вины. Вот что тебя изводит, Ян, - вина. Это чувство не ново, оно знакомо и мне, да и другим людям на земле. Это унижение, наследственное отчаяние и жалость впитаны нами с молоком матерей, за них Акханаба покарал нас вечными муками жары и холода. Насколько я успел заметить, женщины тут оказываются в лучшем положении, чем мужчины, - они менее чувствительны и страдают меньше. Мужчины правят женщинами, но кто правит мужчинами? Ненависть, о которой ты говоришь, вовсе не так плоха. Мне всегда нравилась ненависть, она развлекала меня и не давала скучать. Холодными ночами с ненавистью не так зябко.
– Послушай, отец, когда я был мальчиком, подростком, я ненавидел почти весь мир и каждого в нем живущего. Я ненавидел тебя за то, что ты не держал свое слово. Но вина - иное дело, чувство вины унизительно. Ненависть не дает падать духом, заставляет забыть вину.
– А любовь?
Старик вздохнул - его дыхание со старческим неприятным душком разложения вырвалось во влажный воздух. Снаружи уже наступила ночь; стало так темно, что сын свергнутого монарха уже не различал черт отцовского лица, только его абрис с темными провалами глаз и рта.
– Я знаю, что такое любовь собаки к хозяину. Когда-то давно у меня была псарня, отличные собачки, может быть, лучшие в наших краях, с бело-коричневыми мордами, с глазами как у мади. Мой самый любимый пес всегда был около меня и спал на моей постели. Этого пса я очень любил. Как же была его кличка? Забыл…
ЯндолАнганол поднялся на ноги.
– И эта любовь - единственная, какую ты познал в жизни? Любовь к какой-то паршивой гончей?
– Может, и так, потому что я не помню, приходилось ли мне любить кого-то еще… Ну да ладно… так в чем проблема: ты собрался развестись с МирдемИнггалой и пришел ко мне искать, чем заглушить голос изводящей тебя совести? Решил, что я сумею сказать тебе нечто такое, что убедит тебя в твоей правоте? Ждешь волшебного слова?
– Я этого не говорил.
– Тогда зачем ты здесь? Прости, но я уже забыл. Какой сейчас год, скажи пожалуйста? Мне, старику, это простительно, но, похоже, ты тоже об этом забыл. Ты вполне можешь объявить, что королева МирдемИнггала и ее брат, ЯфералОборал, замыслив убийство сиборнальского посла, не сумели претворить свой план в жизнь и брат королевы погиб. Заговор. Во все времена это было наилучшей причиной для чего угодно. Избавившись от королевы, ты угодишь и Сиборналу, и Панновалу, и Олдорандо.
Король ЯндолАнганол стиснул руками голову.
– Отец, откуда ты узнал о смерти ЯфералОборала? Ведь его тело доставили во дворец всего час назад.
– Видишь ли, сынок, то, что я по своей немощи и ревматизму малоподвижен, еще ничего не значит - новости приходят ко мне сами. Теперь у меня гораздо больше времени… Есть и другие возможности…
– О чем ты говоришь?
– Однажды ночью королева может исчезнуть. Очень просто, под покровом темноты. Исчезнуть навсегда, чтобы никогда больше не появиться вновь. Теперь, когда ее брата не стало, нет никого, кто стал бы поднимать по этому поводу шум. Ее старик-отец еще жив?
– Нет. Не знаю. По крайней мере, я его не убивал. То, о чем ты говоришь, отец, не приемлемо ни под каким видом. У меня это не укладывается в голове.
– Ничего, ты справишься, стоит только начать.
Старик начал задыхаться, то ли от астмы, то ли от смеха. Вскоре приступ прошел.
– Но согласись, мой план с заговором хорош, да?
Король подошел к окошку и остановился под ним, задрав голову. По каменному потолку темницы бродили призрачные волны света. Снаружи, за стеной тюрьмы отца короля Орла, находилась купальня королевы королев. Тревоги и печали накапливались в нем, поднимаясь, как вода в половодье. Его старик, такой немощный и слабый, по-прежнему был коварен, хитер и вероломен.
– Хорош ли? Я схожу с ума от угрызений совести - и, используя обстоятельства, удобный случай, выхожу сухим из воды, так, что ли? Теперь мне ясно, в кого я пошел.
Король грохнул кулаком в дверь, требуя, чтобы его выпустили.
После подвального мрака вечерний мир показался ему неожиданно прозрачным и наполненным светом. Толкнув боковую дверь, король Орел вышел к бассейну-купальне и спустился по ступенькам к воде. Когда-то здесь была причалена к берегу лодка; он помнил, как маленьким мальчиком играл тут; теперь эта лодка сгнила, развалилась и затонула.
Небо в заплатах серых облаков было цвета лежалого сыра. На противоположной стороне купальни, подобно скале, черным силуэтом высились покои королевы; их изящные очертания вырисовывались зубчатой линией на фоне темнеющего неба. В одном из окон горел тусклый свет. Может быть, там, за окном, его жена готовилась ко сну. Он еще мог прийти к ней и вымолить прощение. Еще мог забыться в ее красоте.
Но вместо того он, сам не понимая, что на него нашло, бросился в тихую воду бассейна.
Руки он держал перед собой, словно человек, падающий с крыши высокого здания. Воздух медленными пузырями выходил из его одежды. Он погружался, и вода вокруг него стремительно темнела.
– Не подниматься бы никогда, - сказал он себе.
В глубине вода была темной и холодной. Ужас пришел к нему, и он приветствовал его как старого друга, пытаясь ухватить руками тину на дне. Из его носа вырвались пузырьки воздуха.
Но воля к жизни, направляемая Всемогущим, не позволили королю найти прибежище в лабиринтах смерти. Тщась удержаться на дне, он все же начал подниматься к поверхности. Когда он, отдуваясь, наконец вырвался на воздух, свет в окошке королевы уже погас.
Глава 7
Королева в гостях у живых и мертвых
Рассвет следующего дня обещал жару и духоту. Королева королев отдала себя в заботливые руки фрейлин, и те осторожно выкупали ее. После омовения она немного поиграла с Татро, потом, вызвав СарториИрвраша, велела ему ожидать ее в семейном склепе.
Спустившись в склеп, она попрощалась с братом. Вскоре он будет предан земле, в должном месте своей октавы. Сейчас его тело лежало, завернутое в желтую ткань, на огромном блоке лордриардрийского льда. Королева с горечью смотрела на ясные черты безвременно усопшего брата, которые не смогла исказить даже смерть. Поплакав, она помолилась обо всем обыденном и прозаическом, необычайном и экзотическом, обо всем, что сбылось и не сбылось в жизни ее ЯфералОборала. Так ее и застал советник.
На нем был обычный запятнанный чернилами и потрепанный чарфрул. Чернила были и на пальцах советника. Когда он низко поклонился королеве королев, она увидела, что чернилами испачкана даже его лысина.
– Рашвен, я пришла сюда попрощаться, но не только - я хочу поприветствовать душу моего брата, наверняка уже добравшуюся до Нижнего мира. Я собираюсь погрузиться в п?ук. Проследи, чтобы никто меня не тревожил.
На лице советника отразилось волнение.
– Ваше величество, позвольте напомнить вашему опечаленному разуму о двух вещах. Во-первых, умиротворение умерших предков - или п?ук, если вам более по душе это древнее название - наша церковь не одобряет. Во-вторых, вам едва ли удастся связаться с умершим родственником прежде, чем его предадут земле в соответствующей его роду октаве.
– И в-третьих, вы не верите, что п?ук вообще возможен, считаете его сказкой, так?
Королева слабо улыбнулась пожилому человеку, не желая продолжать старый спор, в котором они так и не сумели достигнуть согласия.
СарториИрвраш покачал головой.
– Нет нужды напоминать мне мои собственные слова. Времена меняются, и изменились мои представления. Признаться, я и сам с недавних пор научился прибегать к п?уку, умиротворению умерших, дабы утешить себя кратким свиданием с душой своей усопшей супруги.
Советник закусил губу. Правильно истолковав выражение лица королевы, он сказал:
– Она простила меня.
Королева дотронулась до руки советника.
– Я рада.
Но в нем уже снова проснулся ученый и он сказал:
– Тем не менее, ваше величество, у меня нет оснований считать общение с усопшими физически объективным, слишком уж много здесь субъективного, напоминающего самогипноз. Под землей не может быть ни теней, ни духов, с которыми, как считается, общаются живые.
– Но мы-то с вами знаем, что это правда. И вы, и я, и миллионы крестьян по всей стране разговаривают со своими предками и родственниками в любое время, когда хотят. В чем же дело? Почему вы сомневаетесь?
– Исторические летописи, которых я читал множество, как правило, отмечают, что духи суть создания проклятые и безутешные, несущие наказание за свою неудавшуюся жизнь, способные навлечь несчастья и на живущих. С течением времени взгляды людей на умерших менялись; теперь вместо печали и горя все находят в общении с умершими покой и утешение. Вот откуда я сделал вывод, что все связанное с общением с потусторонними мирами есть не более чем воплощение того, что мы сами желаем увидеть, иначе говоря - самогипноз. Тем более, что последние исследования звездной механики опровергли древнее представление о нашем мире как о земной чаше, покоящейся на первородном камне, к которому нисходят все духи.