Чаша гнева Казаков Дмитрий
В тот же момент началась служба. В поле зрения появился епископ тулузский Фолькет в сопровождении чинов капитула. С хоров послышалось слитное пение. Судя по всему, здешний регент певчих свое дело знал.
Робер молился, даже не замечая, что его молитва отклоняется от канона, что он вовсе не повторяет те слова, что бормочут все вокруг. Он искренне просил Господа даровать этой земле, такой красивой и благодатной, достойных ее духовных пастырей, которые будут славны духовной силой, а не какими-либо пороками…
И как всегда во время удачной молитвы мир вокруг исчез, смолкли все звуки, Робер словно повис в озаренной божественным светом пустоте. Чувство, что Всевышний тут, рядом, за непреодолимой для человека завесой, и слышит каждое слово, заставило трепетать его сердце.
Брат Анри во время молитвы не забывал поглядывать по сторонам, и когда ему показалось, что голова Робера светится, он сначала решил, что ему показалось. Де Лапалисс мигнул, но видение не пропало. Наоборот, широкое кольцо света вокруг русой головы молодого рыцаря, который стоял неподвижно, сложив руки и закрыв глаза, сделалось ярче.
Брат Анри перекрестился.
Но кольцо, до ужаса похожее на нимб святого, не исчезло. Надеясь, что больше никто его не заметил, де Лапалисс толкнул молодого нормандца в плечо. Тот зашевелился, открыл глаза, и непонятное свечение тотчас начало тухнуть.
– Что такое? – спросил Робер, недоуменно моргая.
– Ты, никак, заснул? – Анри за гневом спрятал облегчение.
– Нет, сир, – тихо отозвался Робер. – Просто задумался.
Он вновь стал молиться, но вернуться к прежнему состоянию не удалось. Вздохнув, молодой рыцарь открыл глаза. Служба шла своим чередом, а люди вокруг занимались собственными делами. Тихо переговаривались рыцари из графской свиты, сплетничали дамы, даже легаты Святейшего Престола о чем-то шептались украдкой. Шут приплясывал на месте и смешно размахивал руками. Лицо его было дурашливо-торжественным. В тот момент, когда Робер понял, что дурак копирует движения проводящего службу епископа, его прошиб холодный пот.
Как граф допускает подобное святотатство?
Но повелитель Лангедока наблюдал за происходящим с улыбкой.
Служба меж тем завершилась. Причастившись, рыцари двинулись к выходу, но дорогу им неожиданно преградили. Невысокий рыцарь, темноволосый и голубоглазый, встал на их пути.
– Подождите, мессены, – проговорил он поспешно.
– Что вам угодно, во имя Господа? – в голосе Пона де Риго слышалось удивление.
– Мое имя Раймон де Рекальд, – последовал поклон в сторону бальи Тулузы, – и брат Бертран меня хорошо знает. Я сенешаль графства, и мессен граф Раймон послал меня к вам известить, что он желает поговорить с вами!
Рыцари остановились. Граф подошел сбоку, легкой изящной походкой. Выглядел он куда моложе своего возраста [172] , в теле не было массивности, а седина только чуть тронула темные волосы.
– Мессены, – проговорил он с легким поклоном, – рад видеть столь знаменитых воинов Ордена Храма в Тулузе.
Голос графа звучал любезно, но в глазах, черных, точно агат, не было тепла.
– Для нас честь беседовать со столь благородным человеком, – спокойно отозвался Пон де Риго. – Что вам угодно, граф?
– От вас, почтенный магистр – ничего, – Раймон Сен-Жилль улыбнулся. – Дела Запада мне известны не хуже ваших, а вот о Востоке я хотел бы узнать поподробнее.
Робер краем глаза заметил, как напрягся брат Анри.
– От достойных доверия людей я узнал, что в тулузском командорстве остановилось несколько братьев, прибывших из Леванта, – продолжал говорить граф, лицо его было непроницаемым. Не так ли, эн Бертран?
– Вы прекрасно осведомлены, сир, – ответил несколько удивленный, судя по тону, бальи. – Вот, брат Анри и брат Робер, достойные рыцари, недавно покинувшие Святую Землю.
– Мессены, – в ответ на поклон графа Робер тоже поклонился, – Завтра состоится посвящение в рыцари молодого Бертрана, сына Арчимбауда, виконта де Комборн, моего родича. Я хочу пригласить вас туда.
– Это большая честь, во имя Господа, – ответил де Лапалисс. – Но…
– Вот и отлично, – перебил рыцаря Раймон. – Завтра за вами заедет эн Раймон, – последовал кивок в сторону сенешаля. Всего хорошего, мессены.
И, не обращая внимания на ответные слова, граф тулузский стремительно отошел. За ним потянулась свита.
– Вам придется пойти, брат Анри, – проговорил де Риго. – Хотя это и опасно. Сен-Жилль крайне непостоянен и скор на злые шутки, но идти против его желания даже я бы не стал!
– Воистину так, сир, – мрачно согласился де Лапалисс. – Вот только чего ему от нас надо?
– Скорее всего, – пожал плечами магистр, – он желает послушать рассказы о Святой Земле. Но мы задержались, нам пора…
У дверей собора рыцарей встретили пришедшие по приказу предусмотрительного брата Бертрана слуги с факелами. Было уже темно, и ветер поднимал полы плащей, нещадно дергал пламя, заставляя тени плясать на мостовой и стенах домов.
– Почему все так опасаются графа? – спросил Робер, когда они оказались в пределах командорства.
– Все очень просто, – ответил со вздохом де Лапалисс. – Он очень непостоянный и переменчивый человек, собственное обещание или клятва для него мало чего значит, как, впрочем, и выгода. Он всегда поступает лишь под действием мимолетной прихоти и поэтому непредсказуем. А учитывая, что он самый могущественный властитель от Пиренеев и до Луары, легко представить, какие неприятности Ордену может принести его гнев, вызванный мимолетным раздражением… И откуда он только про нас узнал?
– Наверняка, у него есть лазутчики, – проговорил Робер.
– В этом даже сомневаться не приходится! – ответил ему брат Анри. – Но не среди братьев же! Впрочем, теперь нам все равно придется идти, даруй нам сил Пречистая Дева!
30 октября 1207 г.
Лангедок, Тулуза
Раймон де Рекальд постучался в ворота командорства сразу после утренней трапезы. Робер и брат Анри, наряженные в лучшие одеяния, которые только позволял устав, ждали его.
– Следуйте за мной, мессены, – проговорил сенешаль графства, – граф не хотел бы, чтобы вы опоздали.
Забравшись в седла, рыцари в сопровождении оруженосцев отправились в путь.
За северными воротами города, на широком лугу, собралась, похоже, вся знать графства. Тут были золотые на алом фоне кресты Тулузы, белые звезды Кастра и синие и золотые квадраты Лодева, башни Альби и львы Руэрга.
– Мессены, – сказал граф, сидящий на роскошном белом жеребце в окружении многочисленной свиты, – рад приветствовать вас в добром здравии!
– Во имя Господа, сир, – ответил брат Анри. Робер молча поклонился.
По лицу графа пробежала мгновенная гримаса неудовольствия, тут же впрочем исчезнувшая.
– Пора начинать, – бросил он. – Эн Арчимбауд, где твой отпрыск, не заснул?
– Никак нет, сир, – ответил толстый рыцарь с лицом красным, точно спелая земляника. Судя по всему, это был отец посвящаемого. – Уже идут!
Со стороны города показалась процессия, возглавлял которую довольно пухлый юноша, босой и в одной рубахе. Ему было, наверняка, холодно, но лицо его выражало высшую степень восторга. Вслед за посвящаемым, который ночь, по обычаю, провел на бдении в церкви, шагали несколько слуг, которым предстоит теперь сопровождать будущего рыцаря в дни войны.
– Готова ли бадья? – вопросил граф.
– Готова! – ответил кто-то. Несколько дюжих слуг, кряхтя от напряжения, выволокли в центр свободного пространства огромную деревянную бадью. Над ней поднимался пар.
– Отлично! – возликовал Раймон. – Эн Бертран, поторопитесь! А то мы все тут замерзнем!
Наследник виконта де Комборн задвигался быстрее. Оказавшись около бадьи, он скинул сорочку на руки слуг, и поспешно погрузился в теплую воду. Раздался плеск.
К бадье тотчас поспешил размахивающий кадилом священник. Загнусавил что-то, мелко крестя воду и разместившегося в ней юношу.
– Они что, заново крестят его? – тихо спросил Робер.
– Да, а у вас что, все по-другому? – отозвался брат Анри.
– Все гораздо проще, – шепотом сказал Робер. Привлекать внимание кого-либо из графской свиты ему не хотелось. – После ночной молитвы сразу следует адобер [173] !
– Вот из-за такой простоты вас и считают некуртуазными, – усмехнулся брат Анри. – Но ради Господа, тише. На нас уже смотрят!
Заново окрещенного юношу уже извлекли из бадьи, сыгравшей роль купели, и теперь одевали. Во все новое, из самых дорогих тканей. Отцу молодого рыцаря, да и ему самому сам Господь велел быть щедрыми…
– Подойди ко мне, эн Бертран, – голос графа раскатился над поляной. Раймон уже спустился с коня и теперь стоял, держа на вытянутых руках меч в искусно украшенных ножнах.
Молодой де Комборн поспешил к сюзерену, а подойдя, замер, почтительно склонив голову и сложив руки в молитвенном жесте. Граф, который был выше, чуть наклонился и ловко привесил ножны к поясу юноши.
– Мессен Бертран, – сказал он громко, в полной тишине, наступившей на поляне. – Желаю тебе стать могущественным рыцарем, защитником слабых и надеждой сюзерена. Избегай общества дурных людей, люби веру Христову и обнажай меч только во имя Господа! Будь куртуазным и смелым, пусть pretz и paratge [174] никогда не покинут тебя!
– Во имя Господа, – скромно проговорил молодой де Комборн, а рыцари разразились приветственными криками.
– Стерпи этот удар и никакой другой, – граф шагнул чуть в сторону и довольно чувствительно треснул посвящаемого по затылку. – Доспехи и коня рыцарю Бертрану!
Из задних рядов конюхи вывели рослого серого коня. Белоснежная грива, в которую были вплетены золотые нити, спадала ровными прядями, седло было явно из кордовской кожи, а на чепрак пошел дорогой самшит.
– Ооо, – раздался слитный восхищенный вздох ценителей лошадей. Жеребец был прекрасен, с широкой грудью, длинными мускулистыми ногами. Шкура его лоснилась, точно натертая маслом.
Все время, пока новоиспеченного рыцаря обряжали в доспехи, конь чуть не приплясывал на месте. Было видно, что он готов сорваться в галоп.
В полном вооружении Бертран вскочил в седло, принял от оруженосцев копья и щит, на котором красовался сегодня герб его сюзерена – графа Тулузы.
– Ну, во имя Святого Маврикия, покажи нам свою выучку! – довольно сказал краснолицый виконт Арчимбауд. – И не опозорь наш род!
Только что посвященный рыцарь прокричал что-то неразборчивое из-под шлема и вонзил шпоры в бока коню. Тот заржал и сорвался с места. В стороны полетели комья сырой земли.
В дальнем конце луга, как только что заметил Робер, была установлена квинтина [175] . Расстояние до нее серый жеребец, чей хвост красиво стелился по ветру, преодолел в одно мгновение.
Раздался глухой удар, квинтина со скрипом повернулась.
– Блестяще! – воскликнул виконт де Комборн, из толпы донеслись радостные выкрики.
– Действительно, неплохо, – пробурчал граф Раймон.
Только что посвященный рыцарь вернулся от квинтины, ловко управляя конем. Было видно, что молодой Бертран неплохо владеет оружием и вполне готов для того, чтобы сражаться.
– Мессены! – воскликнул правитель Лангедока, забираясь в седло. – Последуем на пир!
Пиршество было накрыто в парадном зале графского замка. Гостей рассадили за расставленными в виде прямоугольной арки столами, причем Роберу и брату Анри досталось почетное место за центральным столом, рядом с графом. Из-под верхней скатерти, шитой золотом, виднелась вторая, белая, из мягкой ткани, а столовая посуда блистала серебром. Золотой кубок стоял только перед самим хозяином замка. Бесшумные слуги, снующие за спинами гостей, разливали вино.
– Мессены, – проговорил граф, и все разговоры за столами тотчас стихли. Роберу хорошо были видны два ряда лиц, направленных в одну сторону – к Раймону Сен-Жиллю. – Во имя Господа в ряды рыцарей вступил сегодня еще один достойный воин. Так выпьем же за то, чтобы Пречистая Дева не оставила его своей помощью!
И граф, подавая пример, отхлебнул из кубка. Его примеру последовали гости. Робер чуть пригубил вино, оно оказалось густым и необычно крепким. Сколько лет оно пролежало в подвалах замка, прежде чем быть поданным к столу, оставалось только гадать.
– Угощайтесь, – Раймон широко повел рукой и опустился на место.
Поначалу подали пшеничный хлеб [176] и травы с диковинной в этих местах спаржей, которую привозят с Востока. Заправленное кислым соком [177] блюдо заставило желудок заворочаться в предвкушении чего-либо более основательного.
Протертый суп из овощей лишь слегка утолил голод, и поэтому когда в зал начали вносить подносы с блюдами из дичи, то многие из гостей сладострастно облизнулись.
Роскошь графского стола поражала воображение. Жареная курица сопутствовала жаркому из куропаток, рядом были дрофы и журавли. Гусиные ножки истекали жиром, Павлины возлежали на блюдах точно живые, но птицами все не ограничивалось. Желающие могли отведать крольчатины, косульего и даже медвежьего мяса. Огромных жареных вепрей подали на стол целиком. Обложенные зеленью звери лежали, грозно оскалив пасти, из которых торчали острые белые клыки. Не было недостатка и в рыбе. Копченые угри соседствовали с миногами, а рядом с ними расположилась пойманная на побережье Аквитании странная рыба камбала.
Украшать мясо, придавать ему неповторимый вкус должны были соусы. И здесь повар превзошел самого себя. Помимо обычного кисло-сладкого соуса из сухофруктов и белого чесночного соуса из миндального молока, тут были вовсе необычные смеси. В них чувствовался вкус восточных пряностей, но точный состав вряд ли бы взялся определить самый искушенный гурман.
Запивать все это великолепие приходилось чистым белым вином хорошей выдержки или гипокрасом [178] . Для особо изысканных гостей подавали горячее вино с чабрецом и мальвазией.
Граф почти все время беседовал с сидящими по правую руку виконтом де Комборном и его сыном, не обращая внимания на тамплиеров. Робер был этому даже рад. Могущественный властитель внушал ему неясное опасение.
Не поддерживая разговор, к тому же, можно было отдаться радостям чревоугодия. Молодой рыцарь решил, что не будет большого греха в том, что он хорошо поест. А если честно, то небогатое меню монастыря слегка наскучило ему.
– Воистину, я бывал за столом короля Иерусалимского, но тот был скуднее! – проговорил брат Анри, шумно отдуваясь. Судя по всему, достойный командор есть более не мог.
– Сложно спорить, – кивнул Робер. Желудок его был набит плотно, точно кошель ростовщика. – А кто здесь есть кто? Я плохо знаю южные гербы…
– Увы, я тоже знаю немногих, клянусь Святым Отремуаном, – пожал плечами брат Анри. – Но кое-кого знаю. Вон там сидят родичи нынешнего командора Горной Аравии из семьи де Бо. Далее – Вильгельм д'Арно и Раймон д'Агу. По другую сторону стола – вон тот, высокий – Драгоне де Бокайран, рядом с ним – Бертран д'Андюз, а еще дальше, – взгляд Робера уперся в могучего седовласого воина, щеку которого украшал длинный рваный шрам, – Раймон де ла Терм, знаменитый вояка из виконтства Безье. Все они достойные рыцари и славные воины.
– Ваша правда, – голос графа, прозвучавший неожиданно громко, заставил Робера вздрогнуть. Даже де Лапалисс немного смутился, – среди моих вассалов много достойных мужей!
Раймон Сен-Жилль смотрел на рыцарей Ордена черными глазами, в которых плескалась насмешка.
– Как вам мой стол?
– Великолепно, во имя Господа, – не покривив душой, отозвался брат Анри.
– Я рад, – владыка Тулузы склонил голову, – а теперь мне хотелось бы послушать ваш рассказ, эн Анри, о том, что творится в Святой Земле. Чего нового слышно в королевстве Иерусалимском и сопредельных землях.
Пока де Лапалисс рассказывал, наступила новая перемена блюд. На стол подали десерт: сыры, фрукты и сладости. Горками лежали обычные для Лангедока яблоки, груши и сливы, гораздо меньше было привезенных с востока фиников и абрикосов. Любители сладостей могли побаловать себя миндальным печеньем, халвой и нугой.
Но отяжелевшие уже гости пробовали десерт лениво, лица были красные, распаренные. В зале, в котором в самом начале пира еще чувствовался холод, стало душно.
Граф слушал рассказ со вниманием, изредка задавал вопросы. Видно было, что ему интересно, и Робер гадал, что кроется за этим интересом – праздное любопытство или нечто большее?
– Благодарю вас, – проговорил Сен-Жилль, когда рассказа был окончен. – Я узнал много интересного!
Он встал и хлопнул в ладоши. Гул разговоров стал чуть потише.
– Дамы и мессены, – сказал граф, – настало время для увеселений. И поскольку сегодня не просто пир, а посвящение в рыцари достойного юноши, то даже развлечение мы сделаем уроком куртуазности. Йокуляторы [179] сегодня отдыхают. Дадим место певцам любви, трубадурам!
– Дадим, дадим! – зашумели гости.
– Кто же споет нам сегодня? – спросила высокая белокурая дама, сидящая рядом с сенешалем графства Раймоном де Рекальдом.
– О мадам, я был бы рад вернуть из монастыря Бертрана де Борна, – с улыбкой проговорил граф, – или вызволить с того света Бернарта Вентадорнского, но это увы, невозможно.
Гости дружно рассмеялись.
– Но и наше время славно многими певцами, – повелитель Лангедока сделал широкий жест, – Раймон де Мираваль!
Глава 13
Ибо те, кто ведет войну и с оружием в руках служит Богу, не противны ему.
Августин Блаженный. «О граде Божием», 413-426 гг.
30 октября 1207 г.
Лангедок, Тулуза
Гости разразились приветственными криками, когда в центр зала, на свободное пространство выбрался высокий и стройный мужчина лет пятидесяти с лютней в руках.
Лицо его освещала добродушная улыбка, а одежда, роскошная, как и у самого графа, красноречиво говорила о том, что трубадур при тулузском дворе в большой чести [180] .
– Начинайте, прошу вас, мессен, – проговорил Сен-Жилль. – Мы ждем от вас кансону!
Раймон де Мираваль вместо ответа ударил по струнам, и лютня запела. К ней вскоре присоединился густой и мягкий голос.
- Любо петь, когда весна
- В свой наряд разобралась.
- Не смолкает птичий глас
- И синеет вышина,
- В мире всюду благодать.
- Так и тот, кто счастья чает
- И Амора привечает
- Должен сладостно вздыхать,
- Должен о любви мечтать [181] .
Если Гаусельм, веселый монах из Монтаудона, позволял в своих песнях шутить, описывал в них вещи в общем-то обыденные, то Раймон де Мираваль был истинным певцом Любви, и только ее одной. Лицо трубадура выглядело одухотворенным, а пальцы, перебирающие струны, как казалось, жили собственной жизнью.
- Хочет, чтобы ей сполна
- Рыцари служили враз
- Без притворства и прикрас
- Гонит прочь льстеца, лгуна
- И мужлана будет гнать,
- Но достойных поощряет.
- Всяк ее рад восхвалять,
- Издали ей песни слать.
Робер никогда не считал себя поклонником труверского искусства, но песня странным образом коснулась его сердца, пробудила в нем необъяснимую глухую тоску, тягу к чем-то прекрасному, но недостижимому.
- Госпожа! Вам век блистать.
- Мираваль вас воспевает,
- Песни в вашу честь слагает.
- Чая в скорости опять
- Радости любви стяжать.
Лютня в последний раз звякнула и умолкла. В течение нескольких мгновений никто не решался нарушить тишину. Лица, которые еще недавно не выражали ничего, кроме тупой сытости, странным образом смягчились, даже барон де ла Терм выглядел не таким свирепым, как ранее.
– Воистину, искусство ваше от Бога, эн Раймон, – сказал граф.
– Не буду спорить с вами, – улыбнулся в ответ де Мираваль. – Но пусть не будет сегодняшний вечер таким, чтобы звучал только один голос. Я вижу среди гостей достойного жонглера [182] , прозвищем Пистолета [183] . Голос его знают многие сеньоры Прованса…
– Что же, пусть споет и он, – Раймон Сен-Жилль благосклонно кивнул.
Де Мираваль изящно раскланялся и отошел, его место занял невысокий и довольно толстый молодой человек.
– Пусть говорят, что я пою чужие песни, – сказал он, улыбаясь, – но на одну кансону меня хватило!
Собравшиеся засмеялись.
Пистолета, не смущаясь, ударил по струнам и запел:
- Мне тысячу бы марок серебром,
- И золота бы красного в казну,
- И закрома с пшеницей и овсом,
- Быков коров, баранов, и одну
- Пусть сотню ливров каждый день на траты,
- Мне б столь широкостенные палаты,
- Чтоб выдержать могли любой напор,
- И порт речной, и весь морской простор.
- Мне бы таким же обладать умом
- И постигать такую глубину,
- Как Соломон, в делах не быть глупцом,
- И чтоб никто не ставил мне в вину
- Измены иль коварные захваты
- Земель, иль скупость, иль отказ от платы
- Долгов, и чтоб на мой стремился двор
- Попасть и бедный рыцарь, и жонглер [184] .
Пение Пистолеты не лишено было изящества, но все же до великолепного Раймона де Мираваля ему было далеко. Граф, судя по всему, уже слышал эту кансону. Краем глаза Робер заметил, как он склонился к де Лапалиссу.
– Ну как вам мой двор, эн Анри?
– Великолепно, – осторожно ответил командор, и с этого момента Робер слушал уже не песню, а происходящий рядом разговор. – Воистину, я не видал ему подобного!
– Как по-вашему, он достоин королевского?
– Мне трудно судить, – осторожно ответил де Лапалисс, – мне не доводилось пребывать при дворе Филиппа Французского…
– О, уверяю вас, – резко прервал собеседника граф, – там гораздо скучнее. Тулузу называют "царица и цвет всех городов в мире", а Париж… Что такое Париж? Никакой куртуазности, все озабочены только тяжбами да деньгами, что не пристало истинным дворянам!
– Сир, – со всей возможной почтительностью поинтересовался брат Анри, – вам мало графства, вы хотите править королевством?
– Почему бы и нет? – Раймон пожал плечами, но в этот самый момент Пистолета закончил петь, и графу пришлось прерваться. В нескольких словах он похвалил певца, и место его занял следующий, имени предпочитающий прозвище Каденет. Стихи и музыка в его песне были весьма изощренны:
- Ах, Амор, чего я жду?
- Вновь тоска меня томит,
- Вкус которой был забыт,
- Когда сняли Вы узду,
- Чтоб увидеть, впрямь ли сможет
- Жизнь моя стать весела.
- Весела? Ну, нет. Но прожит
- Век бывает спрохвала,
- Так, как, вижу я, живут,
- Не прося у вас подмоги,
- Лодырь и богатый плут,
- Что сошли с прямой дороги [185] .
Но Роберу вновь не дано было насладиться искусством трубадура. Он вслушивался во возобновившийся разговор.
– Почему бы мне и не править королевством? – сказал граф. – Мой предок Эд [186] повелевал всеми землями южнее Луары, а род наш так же древен, как и Робертины [187] !
– Но они ведут свои корни от Карла Великого, – осторожно заметил де Лапалисс.
– А, – махнул рукой граф, – это все вранье. Если в принце Людовике и течет какая-либо часть крови Каролингов через его мать, Изабеллу де Эно [188] , то в короле ее столько же, сколько и во мне [189] !
– Дело не только в крови, – покачал головой брат Анри. – Никому не нужно королевство Лангедок, ни Филиппу Французскому, ни Педро Арагонскому, ни Иоанну Английскому…
– И даже римскому епископу [190] Иннокентию! – со злобой проговорил Сен-Жилль. Глаза его сверкнули. – Они все спят и видят, как прибрать Лангедок, богатый и цветущий, мой Лангедок, к своим рукам!
Де Лапалисс промолчал.
– Но я им не дамся! – граф сжал кулаки, лицо его исказила кривая усмешка. – Пусть они все кричат, что я еретик, пусть!
– Но ведь для этого есть основания, в ваших землях болгарские еретики чувствуют себя привольно, – сказал брат Анри, и Робер внутренне сжался, кляня старшего товарища по Ордену за опрометчивость.
Но граф, вопреки ожиданиям, не разгневался.
– И что? – сказал он, усмехнувшись. – Они живут тут больше двух сотен лет. Первый раз катаров жгли в Тулузе в тысяча двадцатом году, а спустя сто лет [191] сам папа прибыл сюда на собор, чтобы предать ересь анафеме. Да только толку никакого. С тех пор число катаров только выросло, как я думаю, их большинство в пределах графства. И мне предлагают воевать с ересью. Я что, должен обнажить меч на собственных подданных?
– Если это не сделаете вы, то сделает кто-то другой, – сказал брат Анри.
– Я понимаю, – Раймон кивнул, – но надеюсь, что у Ордена хватит выдержки остаться в стороне, если римский епископ двинет сюда войска?
– Об этом вам лучше было спросить брата Пона, – ответил де Лапалисс. – Он все же магистр, а я даже не бальи…
– Но вы прибыли из Заморской Земли, где бьется сердце Ордена, – покачал головой граф. – А здесь, в Европе, всего лишь его брюхо. Мне интересно ваше мнение.
– Сдерживать неверных – задача непростая, – ответил брат Анри. – Я верю, что у Жака де Майи хватит благоразумия не ослаблять монастырь в Леванте или Испании, во имя Господа…
– Хорошо, – и граф тут же повернулся к закончившему петь трубадуру, который явно ожидал похвалы от хозяина замка.
Больше к разговору Раймон не вернулся и, как казалось, вообще забыл о тамплиерах. К радости последних.
1 ноября 1207 г. Лангедок, дорога Тулуза – Монтобан
Столица Южной Франции осталась позади. Маленький отряд, находящийся в беспрерывном странствии почти два месяца, вновь был в дороге, двигаясь на этот раз на север. Отдохнувшие рыцари, сержанты и оруженосцы выглядели гораздо бодрее, чем до прибытия в Тулузу, да и лошади, как казалось, шли быстрее, и весело помахивали хвостами.
Робер сидел в седле, глубоко задумавшись. Из головы все не шел разговор на пиршестве у графа Раймона. Нынешний представитель дома Сен-Жиллей выглядел достойным славы предков, один из которых участвовал в завоевании Святой Земли [192] , а другой, рожденный на берегах Иордана, был убит во время попытки отвоевать Эдессу [193] . Но все же чувствовалась в нем некая ущербность. Словно граф скрывал некий тайный, полностью пожравший его душу порок.
– Что задумался? – подъехал к молодому нормандцу брат Анри.
– Никак сир Раймон из головы не идет, – не стал запираться Робер. – Что-то в нем не так…
– Он, воистину, достойный граф, – ответил с улыбкой де Лапалисс. – Но он изо всех сил стремится стать больше, чем графом, при этом прекрасно осознавая, что надеть королевскую корону ему не дадут. И первым, кто встанет поперек пути, будет его двоюродный брат [194] .
– И зачем же он идет против всех? – с недоумением проговорил Робер.
– Нам с тобой, скромным рыцарям, трудно понять могущественного вельможу, чьи владения обширнее, чем у иного короля, клянусь Святым Оремуаном, – рассмеялся брат Анри. – Но такой уж у графа нрав, не может он довольствоваться тем, что у него есть. Боюсь, это его и погубит…
6 ноября 1207 г. Аквитания, окрестности города Марманд Столб черного дыма был четко виден на фоне чистого неба. Он поднимался в вышину, точно огромный лисий хвост, испачканный сажей, и слабого ветра не хватало, чтобы развеять толстые, жирные струи.
Дым вызывал вполне понятные ассоциации с пожаром и с войной.
– Неплохо горит, – удивленно сказал брат Андре, когда стало ясно, что черная полоса далеко впереди – не просто дымок от обычного костра.
– И судя по тому, что говорит мне опыт, тут горит не один дом, а целая деревня, во имя Господа, – мрачно заметил брат Анри. – Клянусь Святым Отремуаном, тут не обошлось без крови. Сдается мне, что лучше будет надеть доспехи.
Рыцари заворчали, но повиновались. Никому не было охота лишний раз таскать на себе тяжелую кольчугу, но каждый понимал, что лучше потерпеть, чем получить рану от случайной стрелы.
С помощью оруженосца Робер натянул подкольчужник. Колечки кольчуги на холоде мягко звенели.
– Рутьеры, – мрачно пробормотал уже одевшийся для боя брат Жиль. – Без них тут не обошлось…
– Кто? – спросил плохо расслышавший Робер.
– Наемники, – пояснил бордосский рыцарь, – брабантцы, наваррцы, баски… Их шайки заполонили Юг со времен короля Генриха [195] , и с тех пор от них никак не удается избавиться. Все земли от Комменжа до Пуату и от Оверни до Беарна – их вотчина. Если крупные сеньоры еще могут отражать их набеги, то владельцам небольших фьефов только и остается, что прятаться в замках!
– Они нападут на нас? – поинтересовался Робер, натягивая на голову кольчужный капюшон. Шлемы, которые сильно ограничивают обзор, решили пока не надевать.
– Они словно бешеные волки, клянусь Апостолом! – смуглое лицо брата Жиля исказила гримаса отвращения. – Если шайка большая, то могут и напасть…
– Довольно разговоров, сеньоры, – де Лапалисс уже сидел в седле, лицо его было решительным и суровым. – Пора ехать!
Копыта стучали по высохшей земле, а столб дыма впереди все рос. С вершины холма стал виден его источник – небольшая деревенька, расположившаяся в излучине весело сверкающей на солнце речушки. Точнее, не деревенька, а ее развалины…
От домов остались только груды углей, а церковь, судя по всему, выстроенная из камня, высилась среди пепелища закопченной руиной. Ничего не шевелилось среди пожарища.
Ветер донес тошнотворный запах гари, конь под Робером нервно всхрапнул.
– Вперед, братья, – сказал серьезно де Лапалисс. – И да поможет нам Пречистая Дева!
С холма спустились быстро, и сразу же оказались в пределах деревни. Среди развалин было неестественно тихо, как никогда не бывает в людском поселении. Слышалось, как журчит река, и как чуть слышно вздыхает ветер.
Трупы начали попадаться с первых же шагов.
У крайнего со стороны дороги дома прямо на земле лежали несколько мужчин. Тела их покрывали глубокие раны, а окоченевшие уже руки все еще сжимали рукояти топоров и вил. Застывшие глаза бездумно смотрели в чистое небо. Должно быть, это были те, кто пытался оказать сопротивление.
Их убили быстро и просто, без особых изысков.
Дальше вглубь деревни трупы были совсем другими. Кто-то успел убежать, кто-то сгорел в домах, так что тел было не так много. Но и увиденного хватило опытным воинам, чтобы ощутить тошноту.
При приближении людей с того, что издали казалось грудой фарша, с недовольным карканьем сорвались несколько ворон. Подъехав ближе, Робер понял, что фарш тут не причем, а на дороге лежит человек, которому отрубили руки и ноги, а затем содрали кожу.
Дальше было еще хуже. Девушки со вспоротыми животами и отрезанными грудями, старики, которым, судя по всему, ломали позвоночник, мужчины с вырванными глазами. Те, кто порезвились здесь, не гнушались вырезать из спины жертв длинные полосы кожи, разбивать детям головы и снимать с женщин скальпы.
Брат Готье, бывавший в сарацинском плену и видевший, как там пытают пленников, взирал на окружающее с неприкрытым удивлением. Лицо его было белым, глаза растерянно бегали.
– Хочется верить, что это сотворили звери, – глухим, непохожим на свой голосом, проговорил брат Анри. – Но увы, на подобное способен лишь человек…
На том, что некогда было дверями церкви, был распят священник. Тело его обгорело, но остатки одеяния принадлежали явно служителю Господа. На голове кощунственным венцом красовалась загнутая полоса железа, а на шее вместо креста висел огромный ключ. Изо рта торчали какие-то красные палочки, оказавшиеся при ближайшем рассмотрении отрезанными пальцами.
– Во имя Господа! – только и мог сказать брат Анри.
За спинами рыцарей послышался рыгающий звук. Обернувшись, Робер увидел, что один из оруженосцев, совсем молодой, свесился с седла, и его самым отвратительным образом рвет на землю.
– Клянусь Святым Бернаром, – напряженным голосом проговорил брат Андре. – Если мы не уедем отсюда как можно быстрее, то меня тоже стошнит!
Де Лапалисс, ни слова не говоря, дал лошади шпоры.
Когда выбрались за пределы пожарища, то чистый, без запаха гари воздух показался удивительно вкусным. Робер неожиданно обнаружил, что вспотел, хотя особого тепла не было.
– Кто же такое мог сотворить? – вопросил брат Готье.
– Наемники, – ответил брат Анри, – никакой сеньор ради забавы или для того, чтобы наказать строптивых вилланов, никогда не будет так разорять свою деревню…
– Кто же позволяет им так бесчинствовать? – продолжал спрашивать сержант. Он не был на юге Франции очень давно, и о рутьерах знал только понаслышке.
– Те, кто забыл о Господе в увлечении мирскими соблазнами, кто нанимает их для ведения войн, – неожиданно ответил брат Эрар. Лицо его пылало гневом. – Короли, герцоги и графы!
– Наемников использовал еще Вильхьяльм Незаконнорожденный [196] , – осторожно заметил Робер, – да и король Филипп не гнушается держать их у себя на службе! Но я никогда не слышал, чтобы они творили такое на севере…
– Все просто, – сказал де Лапалисс, – король Филипп настолько силен, что может поймать и повесить любого наемника, который рискнет разбойничать в его владениях или владениях его вассалов. Здесь же, на юге, этого делать некому. Герцог Тулузы еще поддерживает мир в своем домене, но вздумай он со своим войском войти во фьеф любого из вассалов, чтобы навести порядок там, как тот тут же начнет вопить так, словно его режут! Рутьеры ловко пользуются тем, что земля тут поделена между множеством сеньоров, каждому из которых они будут рано или поздно нужны.
– Господи, спаси Лангедок от разорителей, – пробормотал Робер сквозь зубы.
Далее ехали в молчании, до того самого момента, когда дорога впереди оказалась преграждена. Один из двух сержантов, которых предусмотрительный брат Анри отправил передовым дозором, примчался назад и сообщил, что дальше двигаться невозможно, так как путь перекрывают вставшие лагерем наемники.
– Сколько их там? – спросил невозмутимый де Лапалисс. – И где твой товарищ?
– Около пяти десятков, – ответил сержант, тяжело дыша, словно ему довелось не скакать на коне, а бежать. – Из них с десяток конных. Арбалетчиков нет. А Пьер остался приглядывать за ними.
– То есть они вас не заметили, – уточнил брат Анри. – Хорошо. Всем надеть шлемы и вооружиться!
– Объедем? – предложил брат Симон.
Читать бесплатно другие книги:
