Чаша гнева Казаков Дмитрий
– Ни за что! – ответил де Лапалисс. – Чтобы мы, рыцари Храма, давали крюк ради каких-то грабителей?
Робер водрузил на голову тяжелую и холодную болванку шлема. Мысли, как обычно в таких случаях, принялись вертеться вокруг предстоящего боя: наемники умелые воины, но снаряжены они не в пример хуже рыцарей, да только вот рыцарей в отряде всего шестеро… Хорошо еще, что арбалетчиков нет… толстые и короткие болты механического лука прошибают любую кольчугу, и прекрасно вооруженный рыцарь, учившийся владеть оружием с пяти лет, для вооруженного арбалетом крестьянского сына представляет собой лишь прекрасную мишень…
Мысль была странной и отдавала смертельным холодом.
– Садимся на боевых коней! Рыцари вперед! – приказал брат Анри, и Робер поспешно повиновался, радуясь возможности отвлечься от размышлений. – Сержанты прикрывают фланги, а оруженосцы в середине колонны отвечают за вьючных лошадей. Всем все ясно?
Непонятливых не нашлось. В отряде практически каждый воевал в Леванте не первый год, и предстоящая стычка представлялась незначительным рутинным событием, немного более опасным, чем обычный выход в караул.
Вельянгиф, когда его седлали, попытался раздуть пузо, за что получил по ребрам кулаком. Жеребец независимо всхрапнул и сделал вид, что ничего не случилось.
Робер забрался в седло, пальцы его, затянутые в кольчужную перчатку, обхватили толстое древко копья.
– Во имя Господа, – сказал брат Анри, направляя своего коня так, чтобы встать в голове отряда. – Нас слишком мало, чтобы сражаться, поэтому просто прорываемся! Они за нами не погонятся, да и Марманд уже близко. И да поможет нам Пречистая Дева…
Двигались шагом, чтобы кони, от которых вскоре потребуется вся прыть, не утомились заранее. Вскоре из кустов выскочил оставшийся сторожить сержант. На круглой розовощекой физиономии был азарт.
– Там они, сир, клянусь Животворящим Крестом, – сказал он возбужденно, тыкая рукой в сторону поросшего деревьями холма, – за ним и встали. Дорога вкруг идет и выходит на поле, а по левую руку туазах в двадцати их лагерь…
– Хорошо, брат Пьер, – проговорил де Лапалисс. – Займи место в строю, во имя Господа.
Отряд двинулся дальше. Холм высился слева заросшей великанской макушкой, и, судя по всему, на нем все же был наблюдательный пост рутьеров, который сержанты не обнаружили.
Дорога через упомянутое братом Пьером поле оказалась перегорожена. Так что тамплиеров, несмотря на все предосторожности, все же заметили. Наемники составили плотную стену щитов, из-за которой торчали только наконечники копий. Холодно сверкали шлемы.
– Стоять, – приказал брат Анри и выехал на несколько шагов вперед. – Кто вы и по какому праву закрываете нам дорогу?
– По праву силы, – из рядов копейщиков вышел высокий молодчик, стати которого позавидовал бы великан. Рыжие волосы кудрями выбивались из-под легкого, не скрывающего лица шлема, а в руке рутьер держал чекан – тяжелый молот с длинным и узким лезвием, годным, чтобы пробивать доспехи.
– Освободите дорогу, во имя Господа, – смиренно попросил брат Анри.
– Ну ты и шутник, – расхохотался рыжий здоровяк. В его речи звучал мягкий акцент, говорящий о том, что появился на свет он, скорее всего, в горах Басконии, – слезайте с коней, рыцари, и отдавайте свое добро. Тогда мы вас, может быть, и отпустим.
– Какое добро у бедных воинов Христовых? – поинтересовался брат Анри.
– Знаем мы вашу бедность, – предводитель рутьеров вновь рассмеялся, бесстыдно скаля белые, как мрамор, зубы. – Ваш Орден давно уже продал Христа, Матерь Божью да и всех святых, и нахапал столько добра, что от него не убудет, если поделится с бедными наемниками…
– Не нам, не нам, но имени Твоему! – рявкнул брат Анри, поднимая копье и трогаясь с места.
Не успев понять, что делает, Робер дал шпоры. То же самое сделали рыцари и сержанты, привыкшие к тому, что боевой клич дается только перед атакой. Лязгающая железом колонна всадников стремительно двинулась вперед.
Робер успел заметить, как удивление отразилось на лице рыжего баска. Он, похоже, привык иметь дело с рыцарями Ордена, ведущими безбедное существование в Европе, занимающимися хозяйственными делами и забывшими, с какого конца браться за меч. Но тут ему противостояли ветераны, прошедшие не одну схватку в жарких песках Святой Земли. Рутьеры для них были не опасными и страшными грабителями, а всего лишь кучкой вооруженного сброда…
– Строй плотнее! – рявкнул главарь наемников.
Копье Робера с треском вонзилось в один из щитов, и легко пробило его. Держащий его воин отлетел назад, свалив стоящего позади.
Со всех сторон стоял звон, треск и грохот, сквозь который пробивались полные боли крики. Набравшая разбег конница проламывала строй рутьеров, точно тупой клинок – дерево щита. Рыцари разили наемников длинными копьями, а могучие кони, закованные в доспехи, топтали их и сшибали наземь.
Робер ощутил, как под копытами Вельянгифа что-то затрещало, и тут же его копье, застрявшее в теле невезучего баска или арагонца, сломалось. Нормандец отшвырнул бесполезную палку и взялся за меч. Но сражаться неожиданно оказалось не с кем. Сквозь смотровую щель была видна пустынная лента дороги, а по ушам хлестал крик брата Анри:
– Вперед, вперед!
Остановились только через несколько сотен шагов, когда стало ясно, что дестриеры слишком устали, чтобы нести всадников дальше.
И тут же брат Жиль зашатался в седле, и если бы не успевшие подхватить его оруженосцы, рухнул бы наземь.
6 ноября 1207 г.
Аквитания, Марманд
– Молите Пречистую Деву и всех святых, чтобы они послали выздоровление вашему брату, – клирик, исполняющий в общине Марманда обязанности лекаря, говорил так тихо, что приходилось напрягаться, чтобы расслышать его слова.
– Что с ним? – спросил брат Анри, перекатывая желваки на скулах. В тусклом свете масляной лампы, освещающей помещение постоялого двора "Герцогиня Алиенора", лицо де Лапалисса казалось желтым и очень старым. До города брата Жиля пришлось везти на попоне, растянутой между двумя лошадьми.
– Кольчуга почти спасла его, приняв удар, – ответил лекарь, – но два ребра сломаны и, как я боюсь, повреждено легкое. Ему нужен покой и тепло, и тогда все будет в порядке.
– Проклятье! – брат Анри ударил кулаком по столу. – И почему в Марманде нет командорства Ордена? Мы не можем ждать, пока он поправится, но и бросить брата вот так я не могу…
– Во имя Господа, – монотонно сказал лекарь, – можно оставить его в нашей общине Святого Креста. За доблестным рыцарем будет наилучший уход, при соответствующем дарении в пользу обители…
И тут почтенный клирик, который уже получил сегодня немало полновесного серебра, облизнулся, показав язык, длинный и узкий, которому позавидовала бы змея. – Сколько отсюда до Бордо? – спросил брат Анри. Судя по решительно блеснувшим глазам, он уже определился с дальнейшими действиями.
– Три дня пути, – слегка удивленно отозвался клирик, столь пекущийся о благоденствии своей обители.
– Завтра, во имя Господа, ты еще раз обработаешь его рану, – тоном, не допускающим возражений, сказал де Лапалисс. – Перевяжешь как следует, и мы двинемся в путь. С Божьей помощью брат Жиль благополучно доберется с нами до Бордо…
Когда лекарь, удивленно покачивая головой, ушел, Робер поинтересовался.
– Брат Анри, а почему вы не согласились оставить брата Жиля на попечение добрых монахов? Ведь тут ему будет лучше, чем в дороге.
– Я вовсе не уверен, что они такие уж умелые лекари, во имя Господа, – пожал плечами командор, – и, к тому же, если оставить Жиля здесь, то потом придется отправлять из Бордо сюда специальный отряд, ведь в одиночку путешествовать по дорогам Аквитании небезопасно. И пока брат Жиль будет вне стен любого из командорств, совесть моя останется неспокойной…
9 ноября 1207 г. Аквитания, Бордо
– Клянусь Святым Отремуаном, мы почти прибыли! – в голосе брата Анри звучало такое облегчение, словно он только что спасся от неминуемой смерти.
В подтверждение его слов впереди виднелись башни крупного города. Это мог быть только Бордо.
Дни, прошедшие после столкновения с рутьерами, выдались тяжелыми. Двигаться приходилось медленно. Брат Жиль, которому брат Готье, самый опытный в обращении с различными ранами, каждый день менял перевязку, сидел на лошади с трудом, и стонал сквозь зубы каждый раз, когда его подбрасывало. Лицо раненого было белее мела, и только глаза лихорадочно горели.
Брат Жиль очень хотел попасть в родной город.
Дорога к столице Аквитании шла вдоль берега Гаронны, и по мере того, как отряд продвигался к северо-западу, река становилась все более широкой. На левый берег перебрались у небольшого поселка Лангон, после чего она вовсе превратилась чуть ли не в морской пролив, другой берег был едва виден в сгустившемся тумане. Лениво плескались холодные, стального цвета волны.
Город постепенно приближался, стали видны мощные стены, построенные еще в те времена, когда Аквитания была не владением английских королей, а независимым герцогством.
При виде Бордо лицо брата Жиля смягчилось, с него исчезло болезненное напряжение.
– Вы ведь видите, сеньоры, он прекрасен? – воскликнул раненый, поднимая руку, и в тот же момент спереди показалась группа стремительно приближающихся всадников.
– Кто это там? – недоуменно вопросил брат Анри, вглядываясь в дорогу. – Никак, это воины?
– О Матерь Божья! – брат Жиль покачнулся в седле. – Нам лучше вооружиться и быть готовыми ко всему…
– Это что, разбойники? – поинтересовался Робер, проверяя, как меч выходит из ножен.
– Нет, – мрачно ответил бордосский рыцарь, – это, скорее всего, епископ Илия.
– Чем нам может угрожать епископ? – покачал головой брат Анри, махая оруженосцу рукой, чтобы тот подал щит. Кольчуги после столкновения с рутьерами носили постоянно, снимая только на ночь.
– Этот – очень многим, – ответил брат Жиль.
В голосе его звучала тревога, и отряд Ордена выстроился в плотный, почти боевой порядок. Правда, шлемы де Лапалисс велел не надевать, да и копья остались на вьючных лошадях.
Всадники приблизились. Стало видно, что впереди скачет высокий мужчина, седые волосы которого вольно вьются на ветру. Он единственный был без оружия, прочие всадники, числом в два десятка, оказались вооружены до зубов и выглядели не лучше, чем те головорезы, с которыми тамплиеры столкнулись у Марманда.
Не доехав до брата Анри десятка шагов, седовласый мужчина, одежда которого никоим образом не походила на одеяние духовного лица, резко остановил лошадь, так что из-под копыт полетели комья земли.
– Рыцари! – сказал он глубоким и звучным голосом. – Приказываю вам остановиться!
– А кто ты такой, чтобы приказывать? – брат Анри был вынужден остановить отряд.
Брови седовласого взлетели к волосам.
– Мое имя – Илия де Мальмор, и я епископ города Бордо, – сказал он, неприятно усмехнувшись. – Неужели вы не знаете обо мне?
– Нет, не знаем, – равнодушно ответил де Лапалисс. – К тому же, я не вижу, ни митры, ни посоха, ни сандалий [197] … И даже тонзура ускользает от моего внимания!
Де Мальмор вновь усмехнулся, глаза его злобно блеснули.
– И, тем не менее, тебе придется поверить мне на слово, – сказал он, – я действительно епископ, и вы – в моем диоцезе. И за неподчинение духовной власти в моем лице я приговариваю вас к штрафу в размере ста марок серебром. Выплатить надлежит немедленно!
– Никакого штрафа не будет, – брат Анри приподнял щит, демонстрируя изображенный на нем алый крест. – Орден Храма волею Святого Престола изъят из епископской власти.
– Но у меня есть другие аргументы в пользу того, что вы захотите заплатить штраф, – всадники за спиной улыбающегося епископа сплотили ряды. С шорохом из ножен были извлечены клинки.
– Что же, у нас найдется чем ответить на такие аргументы, – кротко сказал де Лапалисс. – К оружию, братья!
Робер вытащил меч, ощущая, как напрягаются от его тяжести застоявшиеся мышцы, и как сердце бешено стучит, предвкушая сладостную круговерть схватки. В этот момент молодому нормандцу было все равно, что его противниками станут слуги могущественного духовного иерарха.
– Вы поднимете мечи на меня? – де Мальмор улыбался, но глаза его превратились в две щелочки, из которых смотрела на мир злоба. Было видно, что он сильно удивлен тем, что кто-то посмел ему противиться. – На священнослужителя?
– Мы будем лишь защищаться, – ответил брат Анри. – Освободите дорогу, во имя Господа!
И де Лапалисс двинул коня вперед, прямо на епископа. Тот волей-неволей вынужден был отступить в сторону. Чувствовалось, что Илия готов дать приказ собственным воинам, но что-то его удержало. Должно быть, четкое понимание того, что тамплиеры будут сражаться до последнего.
Нет, дураком де Мальмор не был.
– К обочине! – рявкнул он. – А ты, рыцарь, еще ответишь за свои слова, клянусь Кровью Господней!
Брат Анри ничего не ответил. И лишь когда сыплющий проклятиями епископ и его люди остались далеко позади, вытер со лба выступивший пот.
– Как в Бордо его терпят? – воскликнул он, убирая меч в ножны.
– Увы, епископ Илия знаменит вовсе не святостью и подвигами благочестия, – грустно сказал брат Жиль, – он прославился как разбойник. Но король Иоанн благоволит к нему [198] , а что может сделать город против короля?
– Увы, очень мало, – покачал головой де Лапалисс. – Спрячьте оружие, сеньоры, незачем пугать городскую стражу.
Миновали ворота, сопровождаемые настороженными взглядами воинов, котты которых украшал герб города – золотой леопард на алом поле, и очутились на узких кривых улочках, насквозь пропахших рыбой.
– Ничего удивительного, сеньоры, – сказал брат Жиль, глядя на морщащихся товарищей. – Бордо живет за счет моря…
Сам бордосец вдыхал воздух родины с видимым наслаждением.
Глава 14
Вы видите, мои возлюбленные, к чему ведут мирские войны, чаще всего несправедливые, и к чему ведет война за Христа, самая законная из всех. В первые войны многие люди вовлекаются узами дружбы с мирянами; так пусть дружба с Христом подвигнет вас к решению вести войну за Него. Теми движет тщеславие, а вами пусть руководит жажда небесной отчизны…
Гумберт Романский, «Учебник проповедника», 1256
10 ноября 1207 г.
Аквитания, Бордо
– Боюсь, что ничем не могу вам помочь, брат Анри, – сказал командор Бордо, брат Жирар, по возрасту годящийся Роберу в деды. Маленькие подслеповатые глазки его озабоченно щурились. – Ни одного корабля Ордена нет в гавани, да и поздно уже для плаваний. Море неспокойно, мало какой капитан рискнет отправиться далеко от берега!
– И все-таки такие есть? – уточнил де Лапалисс. Только что закончилась первая трапеза дня, и два командора расположились для разговора в личных покоях хозяина.
– Наверняка, – ответил брат Жирар, – если хорошо поискать. Но не лучше бы вам будет отправиться по суше? Через Пуату, Анжу и Нормандию?
– Не лучше, – покачал головой брат Анри. – Слишком долго, поручение магистра не терпит отлагательства. И, кроме того, если шторм еще может проявить милость, во имя Господа, то рутьеры, вонзающие клинок тебе в брюхо, никогда! Как там брат Жиль?
– Брат лекарь говорит, что все будет хорошо, – покачал седой головой брат Жирар. – Если хотите найти корабль, то отправляйтесь в порт. Там любой уличный мальчишка вам все про капитанов расскажет.
– Хорошо, благодарю, во имя Господа, – де Лапалисс поднялся. – Тогда я отлучусь прямо сейчас!
– И да поможет вам Святой Николай! – сказал напоследок брат Жирар, перекрестив уходящего рыцаря.
– Вы что, мессены, считаете, что я похож на безумца? – кудлатый капитан ревел, точно зимний шторм, в глазах его полыхала ярость, а пудовые кулаки с такой силой молотили по столу, что Роберу казалось, что доски вот-вот не выдержат.
– Нет, во имя Господа… – начал было брат Анри, но был безжалостно прерван.
– А мне кажется, что считаете! – заявил капитан решительно. – Клянусь Задницей Господней, – де Лапалисс поморщился, – только безумец может согласиться на то, чтобы выйти в море в это время года! Уж лучше я стану попом, чем сотворю такое [199] !
Бравого морехода, которого, по словам портовых знатоков, "не испугает и сам Сатана ", брат Анри и сопровождавшие его Робер с братом Андре отыскали в дешевой забегаловке. У входа в нее стоял здоровенный старый якорь, а внутри воняло, точно в винной бочке, содержимое которой прокисло лет пятьдесят назад.
Капитан по прозванию Неистовый Эд обнаружился за дальним столиком, где он предавался обычному занятию моряков, оказавшихся на берегу – то есть напивался. Должно быть, для того, чтобы качка напоминала о море.
На рыцарей он поглядел с мрачным недоумением, решив, видимо, что они ему примерещились.
– Во имя Господа, разрешите присесть, – негромко сказал брат Анри. – У нас есть к вам дело…
– Раз дело, так садитесь, – Неистовый Эд одним движением влил в себя стакан подозрительно мутного пойла, – и выкладывайте!
Но при первых же словах брата Анри, что им нужно как можно быстрее добраться до Англии, моряк взбесился и принялся орать так, что содержатель малопочтенного заведения укрылся за стойкой, а прочие посетители благоразумно удалились.
– То есть ты попросту боишься? – уточнил брат Андре, который, похоже, начинал злиться.
– Я тебя своими руками придушу! – вытаращив пьяные глаза, рявкнул неистовый Эд. – Если еще услышу такое…
– Тихо! – де Лапалисс властно поднял руку, и капитан, к большому удивлению Робера, заткнулся. – Признавайся, Эд, сколько ты задолжал ломбардцам [200] ? Прежде чем идти к тебе, я выяснил, что ты весь в долгах, точно паук в паутине…
Всю воинственность Неистового Эда словно ветром сдуло. Он даже вроде чуть протрезвел.
– Сколько должен, сколько должен, – пробурчал капитан. – Двадцать турских ливров…
– Немало, – покачал головой брат Анри. – Но если ты довезешь нас до Англии, то я выплачу тебе эту сумму сразу же, как мы высадимся на берег.
– Вранье, – без особой убежденности буркнул моряк.
– Надеюсь, ты сказал это без желания оскорбить, – мягко проговорил брат Анри, – для рыцаря Ордена ложь – один из страшнейших грехов…
– Тогда чего я здесь сижу? – Эд вскочил. – Сколько вас, два десятка плюс лошади? Грузиться начнем завтра после обедни, а отплывем, с Божьей помощью, – тут Эд перекрестился, – послезавтра с восходом… Никакой шторм не остановит меня, если на кону стоят долги!
– Очень хорошо, – де Лапалисс тоже поднялся из-за стола. – Надеюсь, что вы нас не подведете, капитан…
Когда выбрались на улицу, Робер обнаружил, что на лицах его спутников написано одинаковое выражение – величайшего отвращения.
– Что они там пьют? – вопросил брат Андре, болезненно кривясь. – У меня от этого запаха голова заболела!
– Придется лечиться, – усмехнулся брат Анри. Он явно был доволен. – И для этого выпить настоящего бордосского вина…
– Пойдем ближе к центру города, где есть хорошие трактиры, – оживился бургундец.
Вскоре они уже сидели за чистым столом в хорошо освещенном зале, а вокруг суетился хозяин, всем видом выражающий счастье оттого, что к нему заглянули столь почтенные господа.
– Что вам будет угодно, мессены, что вам будет угодно, – бормотал он, улыбаясь от уха до уха. – Ваше желание для нас закон…
Брат Анри, единственный, коему по должности полагались деньги, не скупился, и вскоре стол заполнился разнообразными яствами. Но венцом всему стали три запотевших кувшина, наполненных, по словам хозяина, из бочек в подвале…
– Не врет, во имя господа, – сказал брат Андре, пригубив из кружки, – отличное вино.
– Несомненно, – подтвердил брат Анри.
Робер молчал. Для него, выросшего в Нормандии, все, сделанное из винограда, было примерно одинаковым. Что-то чуть слаще, что-то чуть кислее, но все равно самым лучшим напитком на свете оставался кальвадос [201] …
После нескольких кружек глаза достойных рыцарей заблестели, лица покраснели, а речь сделалась чуть более громкой. Со смехом они вспоминали занятную историю, случившуюся в Святой Земле чуть ли не десять лет назад…
– Брат Анри, – подал голос Робер в ту паузу, когда собеседники наполняли кружки в очередной раз, – почему простые люди здесь, во Франции, так плохо думают об Ордене? Даже есть пословица "пьет, как тамплиер". Ведь нельзя сказать, что наш монастырь – сборище пьяниц?
– Ты забыл еще упомянуть поговорку "ругается, как тамплиер", – тяжелым голосом сказал де Лапалисс. – Есть и такая!
Рука его, держащая кувшин, не дрогнула, и вино продолжало с тонким плеском литься в кружку. Лишь поставив опустевшую посудину на стол, брат Анри продолжил отвечать.
– Все просто, – проговорил он, – большинство из тех, кто живут здесь, никогда не видели и не увидят ратные тяготы, в которых мы пребываем в Леванте или Испании. Ведь в Кастилии, Арагоне или Иерусалиме, где нас хорошо знают, отношение к Ордену совсем другое. Не так ли?
Робер кивнул.
– Кроме того, ты знаешь, для чего нужна тайна капитула, но те, кто в Ордене не состоит, могут о ее назначении лишь догадываться. А люди, которые ничего не знают, склонны выдумывать, – тон командора был серьезен, – что мы на своих собраниях предаемся оргиям, и чуть ли не поклоняемся демонам…
– Избави нас от такого Пречистая Дева! – брат Андре перекрестился.
Робер последовал его примеру.
– Кроме того, люди падки на дурное, точно так же, как сороки на блестящее, – продолжил брат Анри. – В Европе дисциплина не так строга, как в тех странах, где Орден воюет, и некоторые недостойные братья могут действительно вести себя неподобающим образом. Но какой-нибудь простолюдин, увидев рыцаря в белом одеянии с алым крестом, упившегося вина или ругающегося почище, чем наш капитан, тут же начинает болтать, что все до одного в Ордене только и делают, что пьют и богохульствуют.
– Я понял, – Робер задумчиво поскреб подбородок и отдернул руку, уколовшись о щетину. – О нас судят по худшим, а не по лучшим…
– Увы, это так, – де Лапалисс сделал еще один глоток. – Про то, что мы отражаем сарацин, жертвуя своими жизнями, очень легко забывают, а любое пятнышко на белом одеянии Ордена тут же вырастает до размеров тележного колеса…
12 ноября 1207 г.
Аквитания, Бордо
Неф, носящий название "Дитя Жиронды", был стар. Он наверняка помнил поход в Святую Землю короля Ричарда. Но мачты его выглядели крепкими, а корпус, хоть и скрипел на поворотах, все же держался на воде.
– Парус ставьте, сучьи дети! – голос Неистового Эда промчался над палубой подобно небольшому урагану, сорвав с места вздумавших было отдохнуть матросов.
– Помоги нам Божья Матерь, – перекрестился стоящий у самого борта брат Анри.
Бордо, представляющий отсюда сплошной ряд причалов с высящимися над ними церквями и чернеющей вдали городской стеной, отдалялся. Полоса желтой грязной воды между кораблем и землей становилась все шире.
Над городом, медленно выплывая над горизонтом, восходило солнце. Луна, висящая на западе, становилась все бледнее.
– Вчера по просьбе брата Анри я смотрел на небо, – тихо проговорил подошедший к Роберу брат Готье.
– И что там было? – с любопытством поинтересовался молодой нормандец.
– Луна в маназиле Аль-Яббах, или по нашему – Львиный Лоб, – ответил сержант, – знак сие весьма благоприятный. А Меркурий, особенно важный в данном случае, поскольку речь идет о путешествии, расположился в маназиле Аль-Ра-Аль-Тхубан, Голова Дракона. Здесь тоже нет ничего тревожащего. Лучи, которые бросают друг на друга планеты, не несут ничего неприятного. Так что, по воле Божией, я думаю, доплывем…
– Остается только на это надеяться, – вздохнул Робер.
Внизу, под палубой, тревожно заржала одна из лошадей, которой начавшаяся качка, судя по всему, не показалась особенно приятной.
Ветер и течение, ощутимое даже здесь, в самом устье реки, где она была на диво широка, несли неф на северо-запад, туда, где Жиронда впадает в море.
22 ноября 1207 г.
Бискайский залив, воды около острова Иль д'Йе, борт «Дитя Жиронды»
Неф трясло так, что казалось, он вот-вот развалится на куски. Волны, видимые с палубы как серые горбы с покрытыми белой пеной вершинами, били в борта с неистребимым упорством. Ветер яростно ревел, намереваясь, должно быть, сломать мачты.
– Во имя Господа! – эти слова вырвались у брата Анри, едва он оказался на палубе. – Да поможет нам Матерь Божья!
Робер был со старшим товарищем полностью согласен. Шторм бушевал вовсю, и оставалось полагаться только на божественную милость, поскольку "Дитя Жиронды" явно не предназначалось для столь суровых испытаний. Неф боролся со штормом как мог, но крепости его могло и не хватить…
Неподалеку виднелся берег, высокий и каменистый. Вокруг него клокотали буруны, и было ясно, что если корабль утонет, то даже опытному пловцу будет непросто добраться до спасительной тверди.
Небо нависало прямо над головой, темное и страшное.
Гневно орал, грозя кулаком непонятно кому, Неистовый Эд. Временами ему удавалось перекричать бурю. Внизу, под палубой, бесились лошади. Оруженосцам, которые пытались их удержать, приходилось нелегко.
– Брат Робер, – де Лапалисс повернулся к молодому нормандцу, его лицо было совершенно спокойным. – Шторм этот послан в наказание за наши грехи. Спустимся же вниз, и помолимся Господу, чтобы он отвел от нас смерть неизбежную!
В обширном помещении, которое занимали рыцари и сержанты, было душно и пахло застарелым потом. Воины Ордена все, как один, лежали на лавках лицами вниз. На столе желтым огонечком моргала привинченная к доскам масляная лампа.
– Клянусь Святым Отремуаном, стыдно вам поддаваться страху! – сказал брат Анри с твердостью. – Все в руках Господних, и если суждено нам вступить в рать Христову именно сегодня, то ничто нас не спасет! Вставайте, сеньоры братия, и укрепим сердце молитвой!
В борт нефа ударила еще одна волна. Раздался громкий треск, пол неожиданно покосился и Де Лапалисс ухватился за стенку, чтобы не упасть. Робер с немалым трудом устоял на ногах.
Когда пол под ногами вновь встал ровно, то дверь открылась, и в нее шагнул брат Готье, невозмутимый, словно находился не внутри терзаемой морем утлой скорлупки, а в Иерусалимской Цитадели Ордена.
– Вставайте, вставайте, братья, и на молитву! – брат Анри потряс за плечо брата Симона, и тот начал подниматься. Лицо астурийца было белым, губы тряслись.
– Как же так, брат Готье, – спросил Робер у сержанта, – ты же говорил, что звезды стояли благоприятно, когда мы отплывали из Бордо, а тут такой шторм?
– Видит Господь, что разум мой слаб, – пожал плечами брат Готье, лукаво щуря темные глаза, – и я мог ошибиться. Но благоприятный прогноз вовсе не гарантирует, что шторма не будет.
– А что же он гарантирует? – с недоумением поинтересовался Робер.
– Что мы шторм, буде такой случится, спокойно переживем, – брат Готье улыбнулся. – Так что будем ждать и уповать на милость Пречистой Девы.
– Больше ничего не поделаешь, – пробурчал Робер, по примеру брата Анри опускаясь на колени.
Рыцари и сержанты затянули молитву, едва слышную в громе волн и вое ветра. Корабль содрогался, все так же грозя развалиться, но Неистовый Эд, ходящий в море с детских лет, чутким носом уловил первые признаки того, что шторм, бушующий уже почти сутки, начал слабеть…
26 ноября 1207 г.
Бретань, Ванн
Входящий в гавань корабль ковылял, точно старый калека. Находящиеся на берегу и палубах капитаны многочисленных торговых и рыбачьих судов, глядели на него со смесью восхищения и тревоги. Последние сутки никто из них не решился высунуть носа из Ваннского порта, а тревога объяснялась просто – каждый из них гадал, доплывет ли корабль с флагом Бордо на мачте до пристани, или затонет в считанных туазах от берега.
А на борту "Дитя Жиронды" бушевал Неистовый Эд.
– Убогие отродья мокриц и бешеных тараканов! – орал он на матросов. – Если вы так будете управляться с парусами, то эта лоханка утонет прямо сейчас, в этой гавани, где вместо воды одни помои!
Матросы обращали на дикий рев не больше внимания, чем святой – на комариное жужжание. Они невозмутимо делали свое дело, и неф медленно приближался к берегу.
– Сеньор капитан, – брат Анри после бури имел вид хоть и слегка помятый, но все же решительный. – Прекратите, во имя Господа, надрывать глотку, и ответьте, сколько дней потребуется на починку?
Неистовый Эд замолчал, задумчиво почесал рыжий затылок.
– Ну, ежели толком говорить, – после паузы сказал он, – то без серьезного ремонта мы дальше не поплывем. Неделю нужно.
– Даю вам три дня, – мягко проговорил де Лапалисс. – И оплачиваю все расходы! Наймите лучших корабельных мастеров в этом порту, но чтобы в День Святого Апостола Андрея [202] мы были в море…
Капитан засопел, точно обиженный кабан, но спорить не стал. Повернувшись к матросам, он разразился новой серией злобных воплей.
– Во имя Господа, трудно с этими простолюдинами, – брат Анри слабо улыбнулся Роберу. – Ни благородства, ни чувства долга, единственное, чего они понимают, это деньги и силу.
– Именно, – согласился молодой рыцарь, разглядывая берег. Ванн был небольшим прибрежным городком, точно таким же как Дьепп или Шербур в родной Нормандии.
– Интересно, кто сейчас правит герцогством? – поинтересовался подошедший брат Эрар.
– Над Бретанью все еще вьются молодые львы [203] Плантагенетов, – ответил Робер, который в силу того, что Бретань являлась соседкой Нормандии, был хорошо осведомлен о местных делах, – герцогом Бретонским считается Артур, сын Жоффруа и Констанции, дочери графа Конана. Но после того, как Артура в 1202 взял в плен его дядя [204] , о нем ничего не слышно [205] , и Бретанью от его имени правит король Филипп…
– А если Артур умрет, то кому достанется герцогство?
– Алисе, дочери Констанции от второго брака с Ги де Туаром, – с некоторым недоумением ответил Робер. Интерес брата Эрара был не очень понятен.
Должно быть, рыцарь заметил удивление молодого нормандца.
– Сам я родился в Галилее, но дед мой прибыл в Святую Землю из Бретани, – сказал он. – Случилось это во время первых пилигримов, когда герцогом был Ален Четвертый.
Все стало ясно. Волею Господа брат Эрар оказался в тех землях, откуда вели род его предки.
– Жаль только, – вздохнул рыцарь, – что не удастся съездить до Ренна. Где-то там, рядом с городом, живут наши родичи, оставшиеся в Европе.
– Вот уж нет, – покачал головой брат Анри. – За три дня вы все равно не доберетесь туда и обратно, так что не отпущу!
– Как вам будет угодно, сир, – ответил брат Эрар и разочарованно вздохнул.
12 декабря 1207 г.
Южная Англия, Гастингс
– Благодарение Пречистой Деве, мы все-таки добрались! – сойдя на берег, брат Анри, судя по всему, едва удержался от желания бухнуться на колени прямо тут, в жидкую черную грязь, лишь слегка припорошенную снежком, и вознести молитву небесной покровительнице Ордена.
Робер его вполне понимал. Плавание вокруг Бретани выдалось нелегким.
Оруженосцы по одному сводили коней. Доски трещали и гнулись под тяжестью дестриеров. Оказавшись на вольном воздухе, Вельянгиф радостно заржал, затряс гривой.
Морозец слегка пощипывал щеки, над городскими домами поднимались дымки. Порт городка, около которого некогда разыгралось сражение, решившее судьбу Англии, был почти пуст. "Дитя Жиронды" высилось у причала, точно башня посреди песков.
С палубы доносились раскаты голоса Неистового Эда. Но в реве и рычании слышались довольные нотки. Капитан получил за эту поездку столько золота, что сможет, вернувшись в родную Аквитанию, выплатить все долги.
Если не пропьет половину по дороге.
Подумав так, Робер укорил себя за недостойные мысли. Оруженосцы уже вьючили лошадей, а брат Анри с задумчивым выражением на лице разглядывал свой отряд.