Уже мертва Райх Кэти

Клодель фыркнул, покачал головой и еще раз посмотрел на часы.

— Чего вы добиваетесь? — спросил он меня.

Тут в распахнувшуюся дверь влетел Мишель Шарбонно. Размахивая каким-то листком бумаги, он направился к нам:

— Вот он, этот сукин сын!

Лицо Шарбонно было красным, дыхание прерывистым.

— Дай-ка сюда.

Клодель обратился к Шарбонно как к мальчику на побегушках, от нетерпения напрочь забыв о правилах приличия.

Шарбонно нахмурил брови, но лист протянул.

— Через час после убийства это ничтожество заявилось в магазин и воспользовалось банковской кредитной картой своей жертвы. Не хватило ему, понимаете ли, развлечений! А на банкомат в том месте, куда он явился, была наведена видеокамера. — Он кивнул на фотокопию. — Настоящий красавчик, не находите? Сегодня рано утром я ездил туда со снимком. Сторож не знает имени этого типа, но его лицо как будто вспомнил. Говорит, нам лучше побеседовать с владельцем. Он приходит после девяти утра. По-видимому, наш мальчик там постоянный клиент.

— Тварь, — сказал Бертран.

Райан, возвышаясь над своим невысоким коллегой, молча смотрел на снимок.

— Итак, мы теперь знаем, как он выглядит, — сказал Кло дель. — Давай побыстрее его сцапаем!

— Можно, я поеду с вами? — спросила я.

О моем существовании они, наверное, вообще позабыли. Услышав мой голос, все четверо повернули ко мне голову. На лицах детективов СК читалось нескрываемое любопытство, им явно было интересно, что последует дальше.

— C’est impossible, — произнес Клодель по-французски.

«Это невозможно». Мускулы его челюсти сжались, лицо окаменело.

Пришло время раскрыть перед всеми свои карты.

— Сержант Клодель, — начала я тоже по-французски, продумывая каждое слово, — я заметила явные сходства на телах нескольких жертв, которые обследовала. Если мои выводы не ошибочны, то это означает, что все три жертвы убиты одним и тем же человеком. Неужели вы со всей ответственностью готовы проигнорировать мои предположения и таким образом подвергнуть опасности жизни других невинных людей?

Я произнесла это вежливо, но очень твердо.

— Черт возьми, Люк! Пусть она поедет с нами, — сказал Шарбонно. — Надо как можно быстрее побеседовать с хозяином магазинчика.

Клодель не произнес ни слова. Достав ключи, он засунул фотокопию в карман и прошел мимо меня к двери.

— Пойдемте, потанцуете с нами, — бросил мне Шарбонно.

Меня охватило предчувствие, что и сегодня работать придется допоздна.

9

Поездка предстояла нелегкая. Шарбонно повел машину в западном направлении, вдоль Мезоннева. Я сидела на заднем сиденье, глядела в окно и старалась не замечать раздающиеся из радиоприемника шумы помех. День стоял жаркий. Проезжая вдоль тротуаров, я наблюдала за воздухом, что поднимался мерцающими прозрачными волнами.

Монреалем владела патриотическая лихорадка. Изображение лилий пестрело повсюду: на окнах и балконах, футболках, шляпах, шортах, на лицах людей, полотнищах и плакатах. Улицы в направлении от центра к Мейну были запружены развеселым потным народом. Тысячи людей бело-синими потоками беспорядочно продвигались в основном в сторону Шербрука, на парад. Панки, молодые мамаши с колясками. Демонстранты отправились часа в два дня с Сен-Юрбен в восточном направлении по Шербруку.

Шум вентилятора в салоне машины заглушал раздававшиеся отовсюду громкий смех и обрывки песен. Пока у одного из перекрестков мы дожидались зеленого света светофора, я наблюдала, как какой-то увалень прижимает к стене подружку. Цвет его волос походил на нечищеные зубы. Сверху они торчали ежиком, снизу были длинными. Мы тронулись с места, так и не увидев, чем закончилась эта сцена, но у меня перед глазами еще долго стояло изображение напуганного девичьего лица. Глаза прищурены, рот буквой «О». Вокруг — копия с рекламного постера экспозиции Тамары де Лампики в Музее изобразительных искусств.

«Ирония жизни», — подумала я.

— Дай-ка я еще раз взгляну на этого типа. — Шарбонно повернулся к Клоделю.

Клодель достал из кармана фотокопию. Шарбонно изуча юще осмотрел изображенного на ней человека, переводя взгляд то на дорогу, то на фото.

— Снимок отвратный. Почти невозможно что-то разобрать, — сказал он, не обращаясь ни к кому конкретно.

А спустя несколько мгновений без слов передал листок мне.

Это была черно-белая распечатка: увеличенная копия снимка, сделанного сверху с правой стороны. На ней я увидела расплывчатую фигуру мужчины, сосредоточенного на извлечении кредитной карты из банковского автомата.

Спереди его волосы были короткими и редкими, на лбу — прямая челка. Практически голую макушку закрывали зачесанные слева направо в попытке скрыть лысину длинные пряди. Нравится мне эта мужская особенность. Почти так же, как купальники «Спидо».

Его глаза закрывали кустистые брови, уши торчали в сто роны, как лепестки анютиных глазок, а кожа отличалась мертвенной белизной. На мужчине были клетчатая рубашка и штаны, похожие на рабочие. Шарбонно правильно сказал: качество снимка оставляло желать лучшего. На фотографии мог быть кто угодно.

Депанерами называются в Квебеке магазинчики, работающие допоздна. В любом месте, где в закрытом помещении есть возможность расположить полки и холодильник, вы найдете депанер. Разбросанные по городу, они выживают за счет того, что обеспечивают покупателей самым необходимым: бакалеей, молочными продуктами, сигаретами, пивом, дешевым вином. Депанеры есть в каждом райончике и образуют капиллярную сеть города. Рядом нет парковочных площадок, а их обстановка не отличается роскошью и блеском. В самых лучших стоят банкоматы. В один из таких депанеров мы и направлялись сейчас.

— Улица Берже, — сказал Шарбонно.

— Тянется на юг от Сен-Катрин. Езжай по Рене-Левеск до Сен-Доминик, затем сворачивай на север.

Шарбонно повернул налево, и мы поехали на юг. От нетерпения он то и дело сильнее давил на газ и тут же жал на тормоза, заставляя «шеви» резко дергаться. Ощущая легкую тошноту, я постаралась сосредоточиться на действиях, разворачивавшихся в бутиках, бистро и современных кирпичных зданиях Университета Квебека, окаймлявших Сен-Дени.

— Ca-lice! — воскликнул Шарбонно, когда его подрезала темно-зеленая «тойота». — Вот гад! — повторил он, нажав на тормоз и приостанавливаясь прямо перед бампером «тойоты». — Ты только посмотри!

Клодель никак не отреагировал на возгласы коллеги, по всей вероятности, потому, что привык к его шальной езде. Мне не становилось лучше. С удовольствием приняла бы сейчас таблеточку драмамина.

Наконец мы достигли Рене-Левеск, свернули на запад, потом — на север, выезжая на Сен-Доминик, и, развернувшись, направились к Сен-Катрин. Я опять находилась в Мейне, буквально в квартале от места работы девочек Гэбби. Улица Берже — это несколько переулков, втиснутых между Сен-Лораном и Сен-Дени. Она лежала прямо перед нами.

Шарбонно обогнул угол и подъехал к обочине перед депанером «Берже». Надпись на линялой вывеске над дверью обещала пиво и вино. Окна магазина украшали поблекшие на солнце рекламные плакаты пива «Молсон» и «Лабатт», покрытые пожелтевшей от времени и облупившейся пленкой. Подоконник внизу устилал ковер из дохлых мух. Стекла защищали металлические решетки. По обе стороны от двери на улице на кухонных стульях сидели два каких-то чудака.

— Владельца этого магазина зовут Халеви, — сказал Шарбонно, заглянув в блокнот. — Нутром чувствую, он ничего особенного не знает.

— Они никогда ничего не знают, но, если немного на них надавишь, их память улучшается. — Клодель вышел из машины и хлопнул дверцей.

Чудаки молча наблюдали за нами.

Когда мы вошли в магазин, зазвенели повешенные на дверь медные колокольчики. В нос ударил запах специй, пыли и старого картона. Помещение разделяли два ряда сдвинутых полок с явно залежалыми товарами в консервных банках и упаковках.

В дальнем правом углу стоял горизонтальный холодильный контейнер с орехами, сушеным горохом и мукой. У задней его стенки были разложены овощи.

Вдоль левой стены располагались вертикальные холодильники с вином и пивом и небольшая открытая камера с пластиковыми шторами для сохранения холода. В ней хранились молоко, оливки и сыр. Справа в дальнем углу стоял банкомат. Если бы не он, я подумала бы, что это место не модернизировали с тех пор, как Аляска присоединилась к Соединенным Штатам.

Прилавок с кассовым аппаратом находился слева у самой двери. Мистер Халеви сидел за ним, разговаривая с кем-то по сотовому телефону. Он постоянно проводил рукой по почти лысой голове, наверное по привычке, оставшейся с молодости. На табличке, прикрепленной к кассовому аппарату, красовалась надпись: «УЛЫБНИСЬ. ГОСПОДЬ ЛЮБИТ ТЕБЯ». Но Халеви не следовал собственному совету. Его лицо было красным, и он явно пребывал в дурном расположении духа. Я отступила назад и приготовилась наблюдать за тем, что последует.

Клодель приблизился к прилавку и прочистил горло. Халеви поднял руку, прося таким образом подождать, пока он не закончит разговор. Клодель показал жетон и покачал головой. Халеви смутился, что-то пробормотал в трубку на беглом хинди и выключил ее. Его глаза сквозь толстые линзы очков выглядели огромными. Он посмотрел на Клоделя, потом на Шарбонно, потом опять на Клоделя:

— Я вас слушаю.

— Ваше имя Бипин Халеви? — спросил Шарбонно по-английски.

— Да.

Шарбонно положил на прилавок фотографию:

— Взгляните. Вы знаете этого человека?

Халеви перевернул снимок, нервно вцепился пальцами в его нижний край и наклонился. Он усердно старался показать, что хочет помочь. Многие владельцы депанеров торгуют в своих магазинах контрабандными сигаретами и другими товарами. Визиты полиции для них примерно то же самое, что налоговая проверка.

— По-моему, узнать человека по этой копии довольно сложно. Снимок сделан видеокамерой. А что натворил этот парень?

Халеви разговаривал по-английски с монотонной интонацией жителя Северной Индии.

— Вы о нем что-нибудь знаете? — спросил Шарбонно, игнорируя вопросы.

— Я практически не общаюсь с покупателями на отвлеченные темы. — Халеви пожал плечами. — И потом, фотография слишком плохого качества. Лица почти не видно.

Он удобнее уселся на табуретке, немного расслабляясь. Теперь, когда выяснилось, что интересуются вовсе не им, что дело, с которым к нему пожаловали, касается конфискованной полицией видеокамеры, его поведение заметно изменилось.

— Он проживает где-то поблизости?

— Я ведь вам сказал, что не знаю.

— Посмотрите на фото повнимательнее и подумайте, не напоминает ли вам кого-то хотя бы отдаленно этот человек.

Халеви уставился на фотографию:

— Возможно, возможно. Впрочем, не уверен. Изображение слишком уж размазанное. С удовольствием помог бы вам, но… Одного человека он мне напоминает, хотя…

Шарбонно смотрел на него пристально, размышляя, очевидно, о том же, о чем и я: «Действительно ли Халеви желает оказать нам помощь или все же что-то скрывает?»

— Кого он вам напоминает?

— Одного покупателя. Но я… я с ним не знаком.

— Чем занимается этот ваш покупатель? Хотя бы примерно вы знаете?

Халеви покачал головой.

— Этот парень приходит к вам в какое-то определенное время суток? С какой стороны? Что он у вас покупает? Во что одет? — Клодель начинал терять терпение.

— Я сказал вам, что не вожу дружбу с покупателями, ни о чем их не спрашиваю, не обращаю внимания на их одежду. Я продаю продукты. А ночью ухожу домой. Лицо этого человека похоже на лица многих других людей. Они приходят ко мне и уходят.

— До которого часа работает ваш магазин?

— До двух.

— Он приходит к вам ночью?

— Возможно.

Шарбонно делал пометки в блокноте с кожаной обложкой. До настоящего момента он записывал не много.

— Вы работали здесь вчера во второй половине дня?

Халеви кивнул:

— Народу было много, — наверное, все думали, что сегодня у меня выходной.

— Вы видели вчера этого парня?

Халеви еще раз рассмотрел фотографию, провел обеими руками по голове, отчаянно почесал затылок, с шумом вздохнул и беспомощно развел руками.

Шарбонно положил снимок в блокнот, захлопнул его, до стал визитку и опустил ее на прилавок:

— Спасибо, что уделили нам время, мистер Халеви. Если что-нибудь вам все же удастся вспомнить, позвоните по этому номеру.

— Конечно-конечно, — пробормотал Халеви, и его лицо впервые с того момента, как он увидел жетон, просветлело. — Непременно позвоню.

— Конечно-конечно, — произнес Клодель, когда мы вышли на улицу. — Позвонит эта жаба, как же! Только после того, как мать Тереза поимеет Саддама Хусейна!

— Что ты хочешь от владельца депанера? — сказал Шарбонно. — У него вместо мозгов кетчуп.

Мы перешли дорогу, приближаясь к машине, и я обернулась. Чудаки сидели на прежних местах у двери. Создавалось впечатление, что они здесь находятся постоянно, как каменные собаки у буддистского храма.

— Дайте мне, пожалуйста, фотографию, — обратилась я к Шарбонно. — На минуту.

Он изумленно округлил глаза, но фото протянул. Клодель раскрыл дверцу машины, и на меня, как из плавильной печи, пахнуло нагретым воздухом. Облокотившись на нее, он приготовился наблюдать за мной.

Я подошла к старику, сидевшему справа. На нем были выцветшие шорты, безрукавка, носки и полуботинки. Белые костлявые ноги покрывала паутина варикозных вен. По плотно сжатым губам было видно, что зубов у него нет. Из уголка рта торчала сигарета. Он глазел на меня с нескрываемым любопытством.

— Bonjour, — сказала я.

— Привет, — ответил старик, чуть склоняясь вперед, чтобы отлепить пропотевшую спину от пересеченной трещиной виниловой спинки стула.

Не знаю, почему он ответил по-английски, — может, слышал нашу беседу с Халеви, а может, угадал по моему акценту, что французский для меня не родной язык.

— Жарко сегодня.

— Я видывал жару и посильнее.

Когда старик говорил, сигарета во рту подпрыгивала вверх.

— Вы в этом районе живете?

Старик махнул сухопарой рукой в сторону Сен-Лорана.

— Могу я кое о чем спросить?

Он закинул ногу на ногу и кивнул.

Я протянула ему фотографию:

— Вы когда-нибудь видели этого человека?

Взяв фотографию левой рукой и прикрыв ее от солнца правой, старик отдалил ее от себя на максимальное расстояние и принялся разглядывать. Перед его глазами плавало облако сигаретного дыма. Я перевела взгляд на кошку с рыжими пятнами, что выскользнула из-за его стула, прошла вдоль здания и исчезла за углом. Старик смотрел на фотографию так долго, что я уже подумала: он заснул.

Со второго стула с приглушенным ворчанием поднялся другой чудак. По-видимому, его кожа когда-то была светлой, но сейчас выглядела так, будто ее обладатель просидел на этом месте сто двадцать лет кряду. Поправив сначала подтяжки, потом ремень, удерживавшие рабочие штаны, он шаркающей походкой приблизился к нам, склонился к плечу сидящего старика, прищурил глаза и тоже уставился на фотографию. Наконец беззубый вернул мне фото:

— Родная мамаша этого парня не узнала бы его, покажи ей эту дерьмовую картинку.

Второй чудак оказался более сговорчивым.

— Этот человек живет где-то там, — сказал он, указывая пожелтевшим пальцем на убогий многоквартирный дом из кирпича.

Вероятно, у него тоже не было одного или нескольких зубов: челюсть, когда он говорил, почти касалась носа. Я с трудом разобрала слова. Чтобы удостовериться, что я все правильно поняла, я указала на фотографию, потом на дом. Чудак кивнул.

— Часто вы его видите?

— Мм…

Он вскинул брови, приподнял плечи, выпятил нижнюю губу и сделал жест руками, означающий «можно сказать, что часто»: повернул ладони вверх, потом вниз, потом опять вверх.

Второй чудак покачал головой и с отвращением фыркнул.

Я махнула Шарбонно и Клоделю, подзывая их, и, когда они приблизились, рассказала, что смогла выяснить. Клодель посмотрел на меня так, будто я назойливо жужжащая оса, внешний раздражитель, с которым остается только смириться. Я с вызовом взглянула ему прямо в глаза. Опросить чудаков должны были они с Шарбонно, он не мог не сознавать этого.

Шарбонно без слов повернулся к парочке и заговорил. Мы с Клоделем слушали, не вмешиваясь. Тот человек, что был в подтяжках, тараторил так быстро и так непонятно — растягивая гласные и глотая окончания слов, — что я практически не понимала смысла фраз и внимательно следила за его гораздо более информативными жестами. Он утверждал, что парень с фотографии живет в конце квартала. Старик с варикозными венами на ногах возражал ему.

В конце концов Клодель повернулся к нам и указал подбородком в сторону машины. Мы зашагали к ней, пересекая дорогу. Я ясно ощущала на себе задней частью шеи жгучие взгляды двух пар слезящихся глаз.

10

Прислонившись к «шеви», Шарбонно достал сигарету, взял ее в рот и зажег. Он был напряжен, как пружина ловушки, и с минуту молчал, по всей вероятности переваривая то, что услышал от чудаков.

— Каковы ваши соображения? — заговорил детектив, едва шевеля вытянувшимися в тонкую линию губами.

— Похоже, они проводят здесь немало времени, — произнесла я.

По моей спине под футболкой скатилась струйка пота.

— По-моему, у обоих этих типов не все в порядке с головой, — пробормотал Клодель.

— Не исключено, что они и вправду видели эту сволочь. — Шарбонно глубоко вдохнул, средним пальцем стряхивая с сигареты пепел.

— Ничего особенного мы от них так и не узнали, — произнес Клодель.

— Да, — ответил Шарбонно. — Фотография действительно слишком плохого качества. И потом, твари, подобные этой, всегда стараются выглядеть неприметно.

— Но второй дедуля определенно его узнал, — вставила я.

— Определенно подобные дедули знают только одно: где располагаются винные магазины. — Клодель усмехнулся.

Шарбонно сделал последнюю затяжку, бросил окурок на землю и затушил его ногой.

— Можно долго гадать, правду они сказали или нет. Лучше всего взять и проверить, там ли живет эта сволочь. Если мы его найдем, я не знаю, что с ним сделаю.

— Что ж, давай проверим. — Клодель пожал плечами. — Но сначала подстрахуемся: я позвоню и скажу, чтоб прислали подкрепление.

Он многозначительно посмотрел на меня, приподнял брови и перевел взгляд на Шарбонно.

— Меня ее присутствие не смущает, — ответил тот на его безмолвный вопрос.

Клодель обошел машину и сел на переднее пассажирское сиденье. Сквозь лобовое стекло я видела, как он достал сотовый, набрал номер и начал говорить.

— Будьте начеку. — Шарбонно повернулся ко мне. — Может произойти что-нибудь непредвиденное.

Я была благодарна за то, что он не посчитал нужным предупреждать меня ни к чему не прикасаться в предполагаемом месте обитания преступника.

Менее чем через минуту Клодель открыл дверцу и высунул голову:

— Поехали.

Я села на заднее сиденье, а Шарбонно за руль. Мы тронулись с места и медленно направились к тому дому, на который указал чудак в подтяжках.

— Только ни к чему не прикасайтесь, когда войдем в дом, — сказал мне Клодель.

— Постараюсь, — ответила я саркастически. — Спасибо, что предупредили. Нам, лишенной тестостерона половине человечества, трудно запомнить подобные вещи.

Клодель фыркнул и отвернулся. При наличии благодарной публики он наверняка еще закатил бы глаза и тупо улыбнулся.

Шарбонно затормозил у кирпичного трехподъездного до ма, и мы принялись внимательно рассматривать его. Здание окружали несколько пустующих участков земли. Сквозь потрескавшийся цемент и гравий у его основания пробивались сорняки. Повсюду валялись разбитые бутылки, куски старых шин и прочий хлам, обычно скапливающийся в неухоженных районах на окраине города. На стене дома кто-то нарисовал козла с торчащими из ушей автоматами, из пасти которого высовывался человеческий скелет.

«Понимает ли кто-нибудь, кроме самого „художника“, смысл этой картинки?» — подумала я.

— Сегодня старик его не видел, — сообщил Шарбонно, барабаня по рулю пальцами.

— А в какое время обычно этот тип является в магазин? — поинтересовался Клодель.

— Около десяти, — ответил Шарбонно.

Мы, все трое, как собаки Павлова, посмотрели на часы: десять минут четвертого.

— Может, он всегда поздно ложится и поздно встает, — предположил Шарбонно. — Или слишком утомился вчера и все еще отдыхает.

— Или живет вообще не здесь, а эти идиоты покатываются со смеху, представляя, что мы ищем его в этом доме, — проворчал Клодель.

— Не исключено.

Участок земли, поросший травой, сбоку от дома пересекла группка взявшихся за руки девочек-подростков. Их шортики образовывали целый ряд квебекских флагов, некий хор эмблем лилий, колышущихся при ходьбе. На голове каждой из девочек красовались залитые ярко-синим лаком косы. Они смеялись и шутливо пихали друг друга локтями.

Я смотрела на них и думала о том, что кому-то ничего не стоит уничтожить эту юную беспечность. Мне стало страшно.

В это мгновение сзади к нам медленно подъехала сине-белая патрульная машина. Шарбонно вышел, переговорил с полицейскими и через минуту вернулся.

— Они нас подстрахуют, — сказал он. Его голос прозвучал резче обычного. — Пойдемте.

Когда я открыла дверцу, Клодель повернул ко мне голову, намереваясь что-то сказать, однако передумал, вышел из машины и направился к дому. Мы с Шарбонно двинулись следом. Я обратила внимание на его расстегнутый пиджак и на положение правой руки — напряженной, чуть согнутой в локте. Клодель к чему-то приготовился. Но к чему?

С южной стороны дом был огорожен ржавой провисшей оградой из металлической цепи. Нарисованный козел смотрел на север.

Три старые белые двери выходили на улицу Берже. Участок земли перед ними, простиравшийся до обочины дороги, покрывал асфальт, когда-то красный, теперь же напоминавший цвет засохшей крови.

С внутренней стороны к одному из заляпанных окон, занавешенных посеревшими кружевными шторами, была приставлена табличка. Я едва смогла разобрать надпись на ней: «Сдаются квартиры». Клодель поставил ногу на ступеньку у среднего подъезда и нажал кнопку верхнего — из двух — звонка на дверном косяке. Ответа не последовало. Он позвонил еще раз и, немного подождав, постучал.

— Дьявол! — прокричал пронзительный голос.

Мое сердце подпрыгнуло к горлу.

Я повернула голову и увидела, кому принадлежит голос. Из окна на первом этаже, удаленного от моего уха дюймов на восемь, на нас смотрело чье-то нахмуренное лицо.

— Что ты делаешь, кретин? Хочешь сломать дверь? Будешь потом платить!

— Откройте, мы из полиции, — сказал Клодель, пропуская мимо ушей «кретина».

— Да что ты говоришь? Тогда ты должен кое-что предъявить!

Клодель поднес свой значок полицейского прямо к окну. Лицо подалось вперед, и я увидела, что оно принадлежит женщине. Красное, жирное, это лицо обрамлял прозрачный белый шарф, завязанный наверху в огромный узел. Кончики торчали вверх, словно заячьи уши. Если бы не отсутствие вооружения и не лишние килограммы, можно было подумать, что художнику, нарисовавшему козла, позировала именно эта дама.

— И?..

Концы шарфа заколыхались, когда, изучив значок, она подняла голову и посмотрела на Клоделя, потом на Шарбонно, потом на меня. Наверное, я показалась ей наименее опасной. Ее взгляд остановился на мне.

— Мы хотели бы задать вам несколько вопросов, — ответила я по-французски, на мгновение ощущая себя Джеком Веббом.

Фраза, которую я произнесла, и по-английски прозвучала бы настолько же избитой. Хорошо еще, что я не добавила к ней «мэм».

— О Жане-Марке?

— Разговаривать с вами с улицы нам неудобно, — ответила я, размышляя, кто такой Жан-Марк.

Лицо несколько мгновений колебалось, потом исчезло за занавеской. Послышалось лязганье открывающихся замков, и перед нами растворила дверь необъятная женщина в желтом кримпленовом халате. В области подмышек и спереди на халате темнели пятна пота. Пот, смешанный с въевшейся грязью, блестел и в складках на шее дамы. Она впустила нас, закрыла дверь, вперевалку прошагала вперед по узкому коридору и свернула налево. Мы прошли вслед за ней — Клодель первым, я замыкающей. Пахло капустой, кошачьей мочой и застарелой грязью. Температура воздуха в этой квартирке достигала, наверное, градусов девяносто пяти.

Комната, в которой мы очутились, была заставлена старой громоздкой мебелью, произведенной, по всей вероятности, годах в двадцатых — тридцатых. Вряд ли ткань на диване и креслах с тех давних пор кто-нибудь менял. Посредине комнаты поверх потертого ковра — жалкой имитации персидского — лежала виниловая дорожка. Повсюду царил чудовищный беспорядок.

Хозяйка тяжелыми шагами прошла к устланному какими-то тряпками стулу у окна и опустилась на него, задев металлический столик для телевизора справа. Стоявшая на нем бутылка из-под диетической пепси едва устояла. Женщина нервно повернула голову и выглянула в окно.

«Интересно, она кого-то ожидает или просто злится, что мы оторвали ее от наблюдения за событиями на улице?» — подумала я, протягивая ей фотографию.

Глаза толстухи приняли форму личинок. Она рассмотрела фото, перевела взгляд на нас и, только подняв голову, поняла, что, усевшись, поставила себя в менее выгодное положение. Стоящий человек в подобных ситуациях чувствует себя более уверенно. Настроение хозяйки заметно изменилось: ее воинственность превратилась в осторожность.

— Вас зовут?.. — спросил Клодель.

— Мари-Ив Рошон. А в чем дело? Жан-Марк попал в какую-то передрягу?

— Вы консьержка?

— Я собираю деньги за жилье для хозяина, — ответила она, неуютно ежась.

— Вы знаете человека на фотографии?

— И да и нет. Он здесь живет, но мы незнакомы.

— В какой квартире?

— В шестой. В соседнем подъезде, в комнатах на первом этаже. — Она махнула жирной рукой.

— Как его зовут?

Мари-Ив Рошон на мгновение задумалась, рассеянно теребя кончик шарфа на голове. Образовавшаяся на ее лбу капля пота, достигнув своего гидростатического максимума, скатилась по лицу.

— Сен-Жак. Но вряд ли это его имя. Они все здесь называют себя как-нибудь по-другому.

Шарбонно делал записи в блокноте:

— Давно он живет в этом доме?

— Примерно с год. Довольно долго. Здешний народ обычно часто меняет места жительства. Вообще-то, я вижу его редко и не обращаю на него особого внимания. Может, он то здесь живет, то еще где-нибудь. — Она потупила взгляд и поджала губы. — Я ни о чем ни у кого не спрашиваю.

— Не посоветуете, с кем еще о нем поговорить?

Мари-Ив Рошон громко фыркнула и покачала головой.

— К нему приходят посетители?

— Я ведь сказала вам, что вижу его редко. — Она выдержала паузу, продолжая теребить кончики шарфа. От этого узел находился теперь не на самом верху ее головы, а сбоку. — По-моему, он всегда один.

Шарбонно огляделся:

— В этом доме все квартиры такие, как у вас?

— Моя самая большая. — Уголки губ Мари-Ив Рошон напряглись, она слегка приподняла подбородок: даже в такой убогости ей было чем гордиться. — Другие квартиры полуразрушены. В некоторых нет ни кухни, ни туалета.

— В данный момент Сен-Жак находится здесь?

Страницы: «« 23456789 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Очаровательная Астара чувствует себя Парисом, которому предстоит вручить золотое яблоко прекраснейше...
«Машина желаний» киноповесть (киносценарий), один из вариантов «Пикника на обочине»....
Перед Вами – сценарий художественного фильма «Сталкер» Андрея Тарковского. Общеизвестно, что сценари...
Бывшие мошенники, а ныне преуспевающие детективы красавица и умница Лола и ее верный друг, хитроумны...
Дети Тысячелетий......
Оставшись в Нимриане, Дэвид Брендом нанимается в охрану каравана, курсирующего между Темными и Светл...