Скрытное сердце Картленд Барбара
Ее слова прозвучали скорее как упрек, а не комплимент, и Сильвия мягко возразила:
– Ну что ты, какая я красавица. А вот ты действительно ею была, а сейчас не выглядишь ею только потому, что долгое время болела.
Ромола улыбнулась.
– Ты всегда была очень щедра на любовь, – сказала она. – Надеюсь, ты действительно хочешь, чтобы я была счастлива.
– Ты ведь знаешь, что да, – серьезно сказала Сильвия. – Больше всего на свете я хочу, чтобы ты была счастлива.
Ромола снова посмотрела на нее, и Сильвии показалось, что в ее глазах мелькнула насмешка.
– Даже, несмотря на то, что тебе пришлось пострадать из-за меня? – спросила она. – Ведь я когда-то взвалила на твои плечи все бремя несчастий нашей семьи.
– Я никогда не упрекала тебя за это, – поспешно заметила Сильвия. – Даже в мыслях. Ты воспользовалась своим шансом. Я совершенно уверена, что, доведись мне самой оказаться на твоем месте, я поступила бы так же.
– Сомневаюсь, – сказала Ромола. – Мне кажется, что ты бы скорее пожертвовала собой. Но незачем сейчас спорить об этом. Надеюсь, что в будущем нам обеим наконец-то повезет.
– Я тоже на это надеюсь.
– Господь помогает тем, кто сам о себе не забывает, – вдруг совершенно другим голосом сказала Ромола. – Так что, Сильвия, тебе нужно немного встряхнуться и быть поактивнее, чтобы не упустить свой шанс. Бесполезно сидеть и покорно ждать, когда жизнь преподнесет тебе все, что ты хочешь, на блюдечке. Не дождешься! Сама знаешь. За то, что хочешь получить, нужно драться и стараться вырвать его у других, даже тогда, когда, казалось бы, нет надежды.
Сильвия улыбнулась.
– Сомневаюсь, что я на такое способна.
– Да, это не в твоем духе, – согласилась Ромола. – А вот я способна. Я стану бороться до конца и своего не упущу.
– И чего же ты хочешь?
– Много чего. – Ромола подняла руки вверх и потянулась. – Но больше всего денег, власти, положения, защищенности и еще раз денег. За деньги все можно купить. Они – самое главное в этой жизни.
– Главнее любви? – тихо спросила Сильвия.
– Любовь! – Ромола произнесла это слово с нескрываемым презрением в голосе. – Насмотрелась я на то, что ты называешь «любовью». Да ее, как и все остальное, можно купить за деньги! Любовь без денег – это рабство или хуже того.
– Не надо, Ромола. – Сильвия подошла к сестре и обняла ее за плечи. – Я знаю, что ты очень настрадалась, но не нужно так ожесточаться. Когда-нибудь ты обязательно встретишь человека, которого полюбишь, и который полюбит тебя, и тогда больше не будешь так думать.
Ромола резко сбросила руку сестры.
– Я знаю слишком много о любви, чтобы слушать этот вздор. Мне нужны только деньги, и я их получу.
На лице сестры появилось какое-то неприятное выражение, что Сильвия отвернулась.
– Люси уже пора подниматься, – сказала она. – Я пойду. Увидимся за завтраком.
Ромола не произнесла ни слова, и Сильвия, тихо закрыв за собой дверь, почувствовала, что только что сбежала от чего-то, зловещего и даже непристойного.
– Я должна быть терпимей к Ромоле, – прошептала она, идя по коридору. – Бедняжка, должно быть, так ужасно настрадалась. Наверное, человек, которого она любила, оставил ее.
Но, как Сильвия, ни пыталась вызвать в себе жалость, ничего из этого не получалось. Зато ей становилось страшно при воспоминании о том, каким тяжелым взглядом посмотрела на нее сестра. Ромола что-то задумала, и смутные догадки, охватившие Сильвию, заставили ее сердце биться беспокойно и тревожно.
Когда наступил день, стало ясно, что новость о возвращении сэра Роберта превратила Шелдон-Холл в гудящий улей. Служанки то и дело сновали туда-сюда, лакеи были заняты тем, что приводили в порядок большую столовую и надраивали серебряные приборы, которыми пользовались только в исключительных случаях. Садовники несли в дом огромные букеты только что срезанных в оранжереях цветов и расставляли их внизу, в больших комнатах для приема гостей, а также посылали вазы с букетами в спальни. Аромат гвоздик и лилий, наполнивший дом, и суета слуг, бегавших повсюду, создавали атмосферу предвкушения чего-то волнующего. Ею был охвачен весь дом, ее почувствовала даже Люси.
– Мой папочка едет домой! Мой папочка едет домой! – напевала она, бегая по коридору. Набегавшись, девочка без предупреждения ворвалась в спальню леди Клементины. – Мой папочка приезжает, бабушка. Ты рада?
– Очень рада. Но кто тебе сказал, что ты можешь сюда заходить?
– Никто. Я сама зашла, – ответила Люси, и в этот момент на пороге появилась Сильвия.
– Ах, вот ты где, Люси. А я думаю, куда ты подевалась, – сказала она. – Простите, если она вас побеспокоила, но она так возбуждена из-за того, что скоро снова увидит сэра Роберта. Ее просто невозможно удержать в детской, – обратилась Сильвия к леди Клементине.
– Подойди ко мне, детка, – позвала старуха.
Люси послушно подбежала к кровати бабушки и уставилась на нее широко открытыми глазами. Та с высоты своего ложа посмотрела девочке в лицо, а затем, протянув руку, дотронулась до ее щеки. В течение нескольких мгновений она ничего не говорила, и Сильвии, которая наблюдала за происходящим со стороны, показалось, что в глазах старой женщины неожиданно появилось выражение огромной печали.
– Ты любишь своего отца, не так ли, Люси? – спросила она медленно.
– Я люблю его больше всех на свете. А ты разве не любишь его, бабушка?
– Конечно же, люблю, – ответила леди Клементина тихим и нетвердым голосом.
– Вот если бы у нас были флаги! Мы бы стали размахивать ими, когда бы увидели, что папа подъехал к дому! – неожиданно сказала Люси. – Мы бы выставили их в окнах, правда, бабушка? От этого наш дом стал бы таким веселым и нарядным.
– Я думаю, твой папа и без флагов поймет, как ты рада его видеть, – сухо заметила леди Клементина и резко добавила: – Ну а сейчас беги, гуляй! Не досаждай мне! Слушай, что тебе говорит мисс Уэйс. И больше не приходи сюда, пока тебе не позволят этого сделать.
– Хорошо, бабушка, – сказала Люси, совершенно не сконфузившись.
К тому времени как Сильвия вышла из комнаты, девочка уже подбежала к лестнице и собиралась съехать вниз по перилам. Сильвия взяла ее за руку и повела в детскую, но она снова сбежала и, проскользнув на третий этаж, стала болтать с Пурвис.
– Прошу прощения, мисс Пурвис, – подходя к ним, извинилась Сильвия. – Люси совсем не слушается меня сегодня. Она так возбуждена, что никак не угомонится и бегает по всему дому. По-моему, она уже всем порядком надоела, так что я ее забираю на улицу, пока там не начался дождь.
– Да она мне совсем не мешает, мисс Уэйс. Она любит рассматривать пуговицы в моих коробках. Я не знаю ни одного ребенка, которому бы это не нравилось. Вот, возьми, Люси. – Пурвис протянула ей большую жестяную коробку, полную пуговиц всех сортов и размеров.
Люси уселась на пол и, высыпав пуговицы из коробки, начала складывать их в замысловатые узоры. Пурвис посмотрела на нее с улыбкой. Вообще-то она не любила детей, но, как догадалась Сильвия, ей было приятно оттого, что она может чем-то увлечь девочку, в то время когда другим это не удается.
– Она так взволнована, что приезжает отец, – объяснила Сильвия.
Пурвис фыркнула:
– Вот уж сплошная суета! Но на него это очень похоже: даже не удосужился сообщить о своем возвращении заранее! Утром присылает письмо, а днем уже собирается явиться. Да еще хочет, чтобы каждая комната в доме была готова к его приезду. Когда ее милость сообщила мне об этом, я сказала, что так поступать непорядочно, особенно по отношению к ней. Но вы же, конечно, знаете, как она трясется над своим сыночком, считает его самим совершенством. Вот только непонятно почему?
– Думаю, что все матери одинаково относятся к своим сыновьям, – заметила Сильвия.
– Далеко не так, – резко сказала Пурвис. – Ее светлость просто не надышится на сэра Роберта; это какая-то ненормальная любовь, скажу я вам, особенно если учесть то, как он к ней относится.
– Что вы имеете в виду? – спросила Сильвия.
Она понимала, что вообще-то ей следовало уйти, забрав с собою Люси, а не слушать всякие сплетни из уст Пурвис, к которой она всегда испытывала неприязнь. Но в доме было так мало людей, от которых Сильвия могла хоть что-то узнать о сэре Роберте. И сейчас она почувствовала, что должна остаться и выслушать служанку.
– Вы спрашиваете у меня, что я имею в виду? – произнесла Пурвис. – Я вам скажу. Посмотрите только, что он вытворяет. А леди Клементина, несмотря на это, готова отдать за него свою жизнь. Она только о нем и думает. О нем и о доме, потому что этот дом – его. И даже если все кругом полетит в тартарары, ее это будет мало волновать, лишь бы только, у ее сыночка все было в порядке. А что, скажите на милость, она за это получает? Больше пинков, чем благодарности. Скажу вам по секрету, я как-то слышала, как жестоко он разговаривает с ней, знаете, таким мерзким саркастическим тоном, который ранит сердце пострашнее, чем острый нож. Какую-нибудь другую женщину это бы сломало, но ее милость его еще и защищает. Может, она и старая, но в ней сил еще много. А когда он уезжает, для нее это просто испытание! Я сама видела, как она часами лежит, не произнося ни слова, и мрачно глядит в потолок.
Но как-то раз, она все же обратилась ко мне. «Пурвис, – сказала она, – никогда никого не люби всем сердцем и душой. Если так полюбишь – то пропадешь». А когда я спросила ее, что она имеет в виду, она, конечно же, не сказала. Но я прекрасно поняла, о ком она говорила – о сэре Роберте! Мужчины все одинаковы! Возьмут то, что им отдадут, и даже спасибо за это не скажут.
– Но мне кажется, что сэр Роберт любит свою мать, – попыталась возразить Сильвия, чувствуя необходимость хоть что-то сказать в защиту своего хозяина.
Пурвис хмыкнула, затем, повернув голову, через плечо посмотрела на Люси, увлеченно игравшую на полу, и, понизив голос, сказала:
– Иногда, мисс Уэйс, мне кажется, что он ненавидит ее.
– Ненавидит? – испуганно переспросила Сильвия. Пурвис кивнула.
– Именно так. И если хотите знать, за этим что-то кроется. Есть что-то такое, что он скрывает от нее. Он боится, что ей станет что-то известно. Но я обязательно докопаюсь до истины и выведу его на чистую воду. Я покажу ему, как насмехаться над ее светлостью и надо мной, коли на то пошло.
– О мисс Пурвис! Вы, наверное, преувеличиваете! – воскликнула Сильвия.
Ей стало просто невмоготу слушать дальше ее зловещий шипящий шепот,– видеть горящие от негодования глаза и напряженные тонкие губы. Все, о чем она говорила, было, конечно же, сущей чепухой, но Сильвия почувствовала, что эта женщина может навредить сэру Роберту и причинить ему боль.
– Это мы еще поглядим, мисс, – сказала Пурвис. – Помните поговорку о тех, кто смеется последним?
И она снова взялась за свое шитье.
– Вы не любите сэра Роберта? – не удержавшись, спросила Сильвия.
Пурвис подняла на нее глаза. Казалось, она не собирается отвечать на этот вопрос. Но…
– Если вы хотите знать правду, я его просто ненавижу, вот так-то! Терпеть не могу его высокомерие и сарказм.
Сильвия поняла, что больше говорить не о чем. Теперь она уже жалела, что так долго задержалась здесь. Казалось, что отрицательная энергия, исходящая от Пурвис, заполнила все вокруг, и от этого девушка почувствовала себя беспокойно и тревожно. Непривычным для себя голосом, в котором звучали повелительные нотки, она велела Люси сложить пуговицы в коробку и повела ее вниз.
В детской, забравшись на диван с ногами, сидела Ромола и читала роман.
– Где ты была? Я нигде не могла тебя найти.
– Люси убежала на верхний этаж, в комнату мисс Пурвис, – объяснила Сильвия. – Тебе что-то было нужно?
– Ничего такого, – ответила Ромола и тут же, как бы невзначай добавила: – Леди Клементина просила меня спуститься к ней в четыре часа.
– Леди Клементина? – удивилась Сильвия. – А чего она хочет?
– Не имею понятия. Я просто получила записку, в которой она написала, что хотела бы попить со мною чаю.
Сильвия застыла от ужаса.
– Я знаю, что это значит, – пролепетала она. – Наверное, она что-то узнала.
– Какая же ты все-таки трусиха, – презрительно произнесла Ромола. – Да она просто хочет приятно провести время в компании со мной.
– Но это так непривычно, а потом, почему именно сегодня?
– Да не волнуйся ты так! – раздраженно бросила Ромола. – Придет время, все выяснится. А я вот ее совсем не боюсь.
– Я тоже, – неуверенным голосом произнесла Сильвия, но Ромола только рассмеялась, услышав это.
В детской, во время чаепития с Люси, Сильвия все время боялась ответить невпопад. Она напряженно думала о том, что леди Клементина собиралась сказать Ромоле, а также пыталась понять, почему ее сестру вдруг удостоили таким вниманием.
Сильвии казалось, что за последние несколько недель те опасности, которые могли поджидать ее в этом доме, не уменьшились, а, наоборот, увеличились. Присутствие Ромолы сделало ее нервной и озабоченной. Она никогда не была уверена в том, как поведет себя ее сестра в следующую минуту, что она скажет, что выкинет. Это беспокойство, которое то и дело перерастало в страх, омрачало даже радость от предстоящей возможности снова увидеть сэра Роберта.
Время текло медленно. И вот, наконец, когда пришла Этель, чтобы убирать со стола, за окном послышались звуки подъезжающих экипажей.
– Это папа! Я знаю, это он! – закричала Люси, подбегая к окну и выглядывая в него.
И в самом деле, большое количество карет остановилось на подъездной площадке перед парадным крыльцом. Не дожидаясь разрешения, девочка радостно вскрикнула и бросилась бежать через всю комнату. Не успела Сильвия произнести и слова, как она уже стремительно неслась вниз по лестнице. К тому моменту как Сильвия спустилась в передний холл, там уже стояла группа людей. Несколько женщин громко и восторженно выражали свое восхищение домом и вместе с тем жаловались на то, что очень устали от путешествия. На заднем плане вертелся Бейтсон в сопровождении нескольких лакеев. А в центре всей этой картины стоял сэр Роберт. Он держал Люси на руках и целовал ее. Сильвия, увидев это, почувствовала, как забилось ее сердце.
– Папочка, я так рада, что ты приехал, – громко и радостно сообщила Люси.
– Ты скучала без меня? – спросил сэр Роберт.
– Конечно, мы все скучали.
– Я рад это слышать. Но боюсь, что ты мне льстишь, – сказал сэр Роберт и посмотрел в ту сторону, где стояла Сильвия. Он не поприветствовал ее, но их глаза встретились, и в этот момент им обоим показалось, что время остановилось.
Сэр Роберт опустил Люси на землю.
– Иди и познакомься с моими друзьями.
Он подвел ее к женщинам, которые стояли вокруг камина. В этот момент дверь открылась, и еще одна большая группа гостей устремилась внутрь.
– Какой прекрасный дом, Роберт!
– Не представляла себе, что бывает такая красота!
– Мне сначала показалось, что я в Таун-Холле. Раздался взрыв хохота, и кто-то сказал:
– Она хотела сказать, что не представляла, насколько ты богат.
И снова все рассмеялись. Какая-то назойливая и искусственная веселость в поведении гостей заставила Сильвию пристально и критически взглянуть на них. Она стояла в тени лестницы, не замечаемая ими, и смотрела на модно одетых женщин, разговаривавших высоким грудным голосом, окруженных мужчинами, которые помогали им снимать дорожные пальто. И вдруг у нее просто бешено забилось сердце, потому, что она без малейшей тени сомнения поняла, что за люди приехали с сэром Робертом в Шелдон-Холл.
Глава 14
Роберт Шелдон вошел в свою спальню. До обеда оставался еще целый час, но камердинер уже приготовил его вечерний костюм и стоял в ожидании дальнейших распоряжений.
– Я позвоню, когда ты понадобишься, Тернер.
– Очень хорошо, сэр Роберт.
После того, как слуга удалился, сэр Роберт подошел к небольшому столику, на котором стояли графин и сифон с содовой, налил в стакан и уселся в кресло лицом к огню. В дверь постучали.
– Войдите.
Это был Бейтсон.
– Я насчет вина для ужина.
– Кажется, я сказал тебе принести все лучшее, что у нас есть.
– У нас осталось всего пять дюжин бутылок «Перье Жуайе» девяностого года.
– Вот мы их и выпьем.
– А бренди, сэр?
– Неси самое лучшее, Бейтсон.
– Вы хотите сказать, «Наполеон»?
Сэр Роберт повернулся в кресле и взглянул на старого слугу.
– Гости, которые приехали ко мне сегодня вечером, Бейтсон, мои близкие друзья. И я хочу оказать им самое искреннее гостеприимство. Ты меня понял?
На лице Бейтсона не дрогнул ни один мускул, но зато голос немного вышел из-под контроля.
– Очень хорошо, сэр Роберт.
Он с достоинством пересек комнату и вышел, закрыв за собой дверь.
Роберт криво усмехнулся и уставился на огонь. Он прекрасно понимал причину такого поведения Бейтсона. В его понимании хозяин совершал, а вернее, заставлял совершать его нечто вроде святотатства. Такое вино! Лучшее вино, толк в котором понимают только знатоки, будет вылито в глотки людей, которые, не будучи в состоянии оценить его, выпьют все до дна так же запросто и с тем же удовольствием, как какой-нибудь мозельвейн или самый дешевый и крепкий коньяк. Но все это ерунда! Этот жест по отношению к тем, кого сэр Роберт пригласил, был скорее всего призван убедить его самого в том, что все эти люди – его друзья и достойны глубочайшего почтения.
Роберт допил свой коктейль и, поднявшись, чтобы налить еще, тихо и с чувством выругался. Какой он все-таки дурак, что пригласил их сюда. Было глупостью даже на минуту представить, что такая затея увенчается успехом. В душе он признавал, что отдал бы сейчас многое, чтобы эта вульгарная экзотическая толпа так называемых друзей оказалась там, где ей самое место, – в Лондоне. Предложение закатиться в Шелдон-Холл стало неожиданностью для него самого и последовало после того, как они все изрядно выпили на вчерашней вечеринке. Тогда ему стало легко и весело. Он даже поверил, что наконец-то исцелился, и, желая проверить, так ли это на самом деле, решил презреть всякий здравый смысл и хороший вкус.
Излечился! Была ли надежда, что это когда-нибудь и в самом деле случится? Уже в тот момент, когда эти люди подъехали к крыльцу и увидели огромный дом, ему стало ясно, какой смехотворной была эта затея. Но когда он вошел в холл, и Люси кинулась к нему с протянутыми руками и с такой непосредственной радостью, на душе у него потеплело и сердце забилось сильнее, как будто разгоняя опасения и тревогу.
Затем он посмотрел в зал и увидел среди множества лиц лицо Сильвии. Он уже успел забыть, какая она красивая. Какой у нее был взгляд! Так могла смотреть только девушка простодушная и неиспорченная, которая еще не научилась контролировать свои чувства и их можно легко прочитать по выражению лица. В ее взгляде были и радость, которая дала ему понять, что его ждали, и неожиданное удивление, и испуг, когда их разъединила толпа вломившихся гостей. Да, именно вломившихся! Причем в тот момент, когда им обоим показалось, что, все вокруг исчезло и они остались совершенно одни и без единого слова, без какого-либо намека поняли, что в эту минуту их сердца бьются в унисон.
Роберт бессильно уронил голову на руку. Выхода не было: его не оставляла ни душевная боль, ни мучительные раздумья. Он закрыл глаза. Как забыть этот взгляд, как забыть тот миг, когда он, охваченный страстью, начал ее целовать? Желание, которое мучило так долго, взяло верх над волей. Ему казалось, что он желал ее с того момента, когда впервые увидел, но осознание этого действительно проникало в него незаметно и постепенно. Он стал ловить себя на том, что прислушивается к звуку ее голоса на лестнице, к ее шагам, ждет, когда вновь увидит ее. Он никогда не предполагал, что женщина может быть такой невероятно красивой и в то же время такой невинной, а точнее, такой неоскверненной.
Роберт застонал. Зачем снова и снова прокручивать все это в голове? Ему нужно забыть ее и каким-то образом попытаться помочь себе. Но ведь он уже не раз пытался это сделать, Бог тому свидетель. Он выпивал столько, что другие бы уже давно свалились с ног. Его ноги тоже слушались плохо, а вот голова оставалась холодной и трезвой. Он пил и пил, но все равно, когда уже казалось, что, ни один человек на его месте не остался бы трезвым, какая-то часть его сознания никак не отключалась и все время помнила… продолжала помнить.
Тогда он попытался использовать другое средство – женщин. Но пришлось признать, что и они не помогли, как не помогло все прочее. Как они утомляли его своей болтовней и лестью, своим идиотским смехом и одинаково глупыми шутками. Он растратил уйму денег, но ему не было их жалко. Они ничего не значили по сравнению с бесполезной тратой сил и энергии.
В конце концов, все это не имело для него никакого значения, потому что он был тем человеком, который должен был прожить жизнь в одиночестве из-за своего прошлого, от которого никуда не скрыться.
– Если бы я только мог возненавидеть ее, – шептал он, зная, что ненавидеть должен только себя. Он нашел ту единственную, о которой мечтал всю жизнь, и оказался недостоин ее. Он должен отказаться от своей любви. Отказаться – и точка. Но дьявол продолжал искушать.
«Она такая же женщина, как и все остальные. Возьми ее, сделай своею! Какое тебе дело до того, что в один прекрасный день ее любовь превратится в ненависть и отвращение, что она зачахнет, когда узнает правду о тебе. А может, она ничего никогда и не узнает, может, правда так и останется скрытой от нее. Так или иначе, как бы там ни было, но ты, по крайней мере, будешь обладать ею, она будет твоей – и ты сможешь любить ее, держать в своих руках, ласкать…»
Роберт поднялся и стал ходить по комнате. Он уже слышал все это раньше, слышал много-много раз. Это была задача, для которой не существовало ответа, задача, над которой он должен был постоянно ломать голову. Но, в конце концов, как это всегда бывало с ним, он сказал себе: «Хватит, ты прекрасно знаешь ответ! Ты не убьешь ту, которую любишь». Дьявол же, как всегда, предлагал другой ответ, более приятный, приемлемый. Он нашептывал его прямо в душу сэра Роберта:
«А откуда ты знаешь, что она так невинна, так простодушна, как кажется? Вспомни Алису. Она обманула тебя. А другие женщины, которые у тебя были? Те, которых ты искал, преследовал и завоевывал. Когда они уступали тебе, оказывалось, что они любят твои деньги, твои владения, что они вовсе не невинны и не безгрешны, и самое ужасное, что среди них не было ни одного исключения. Так почему же ты думаешь, что она какая-то другая? Возьми ее, возьми на условиях, и ты поймешь, что все твои возвышенные мысли существуют только в твоем воображении, а все, что ты ей приписываешь, скорее всего, неправда».
– Черт побери! Чему же тогда верить! – Он импульсивно швырнул бокал в камин и увидел, как тот разбился на тысячу хрустальных брызг. Он стоял и смотрел на то, как они сверкают в языках пламени. Казалось, это были капли слез.
Раздался тихий стук в дверь. Роберт не ответил, и через какое-то мгновение дверь открылась.
– Простите, сэр Роберт, но уже полвосьмого.
– Очень хорошо, Тернер, я сейчас переоденусь.
Эти его так называемые гости будут, конечно же, ждать, когда он появится. Ему представилось, как они возбужденно и благоговейно щебечут в своих спальнях, обмениваясь впечатлениями.
– Вот это да! Да у него есть лакеи! А какой внизу огромный холл!
– А вы заметили цветы?
– А картины? Спорю, это все – подлинники.
– Он, должно быть, намного богаче, чем мы думали.
– Я всегда говорила, что он миллионер!
– Как вы думаете, он окончательно порвал с Сесиль? Она, наверное, неплохо нагрела на этом руки.
Так, скорее всего, говорили женщины.
А мужчины? Роберт прекрасно знал, о чем они думали, хотя, возможно, будучи умнее, и не высказывали свои мысли вслух. Скорее всего, они соображали, как раскрутить старину Роберта на пятьсот фунтов, или прикидывали, что было его «слабым местом», чтобы хорошенько поживиться за его счет, благо они имели большой опыт в подобных делах. Он предоставит им такую возможность после ужина, за картами. Если он проиграет, то долг будет оплачен, а если выиграет – забыт.
Он слишком хорошо знал своих гостей. Среди них не было ни одного, кто бы, перед тем как приехать, не обратился бы к нему с просьбой дать в долг.
– Извини, старина. Я не успел обналичить чек, перед тем как выехать из Лондона. Ты же понимаешь, я прошу в долг… только в долг.
Да, он презирал их и не только их. Он презирал и тех, которые были людьми его круга и которые приезжали сюда ради его богатства. Они даже были готовы забыть о былой скандальной славе леди Клементины. Эти люди привозили сюда своих дочерей подобно тому, как другие везли на рынок жирных гусей в надежде продать их повыгодней. Они приезжали сюда потому, что Шелдон-Холл давно уже стал злаковым местом, которое почиталось в стране. И этих людей он презирал еще сильнее. Презирал и чувствовал отвращение потому, что они и им подобные были, так или иначе виноваты в том, что случилось с ним в этой жизни. Это они окружили Шелдон-Холл ореолом величия. Они превозносили и прославляли его настолько, что он превратился в идола.
Роберт стал вспоминать былое. В его памяти одно за другим всплывали лица, выражающие благоговейный восторг, лесть, глупость. Лица, на которых отражалось что угодно, кроме честности, правды и непорочности. И вот однажды он увидел лицо девушки, которое он иногда видел в своих снах: доброе, нежное, еще как будто не пробужденное к жизни. Если бы его жизнь сложилась иначе, он смог бы стать тем, кто принес бы ей это пробуждение, он смог бы увидеть, как в спокойном совершенстве этих искренних прекрасных глаз отразится сначала робость и нерешительность, а затем засияет первая любовь во всей своей волшебной красоте. Он бы стал для нее нежным и терпеливым учителем жизни. Он бы преклонялся перед ней, а потом, когда бы она отдалась ему, взял бы ее как победитель. И с того момента она стала бы любить его все больше и больше, как женщина, добровольно покорившаяся тому, кто ей дорог.
Дурак, какой же он дурак!
Слишком поздно мечтать об этом.
– Ваша гардения, сэр Роберт, – прозвучал голос Тернера.
– Да, конечно.
Он взял цветок с манящим экзотическим ароматом и вдел его в петлицу, а затем взглянул на свое отражение. Увидев свое угрюмое лицо, насупленные брови и унылую линию губ, он отвернулся. Зачем женщинам глядеть на него, кроме как из-за денег? Он много раз недвусмысленно давал им понять, как к ним относится. Но они продолжают вести свою игру, как будто ничего не замечая.
Внизу, куда он спустился через пару минут, уже звучал громкий смех. Он доносился из гостиной.
Роберт вошел в комнату. На мгновение все замолчали, а затем заговорили одновременно.
– О, Роберт, да тут же просто рай!
– Это самое очаровательное место, которое мы когда-либо видели!
– Дорогой, почему ты не сказал нам, что богат, как король. Хотя мы бы тебе все равно не поверили бы.
Женщины окружили его, и каждая хотела дотронуться до его руки, похлопать по лацкану фрака; запах их духов, тяжелый и навязчивый, стоял в воздухе.
Он посмотрел туда, где стояли мужчины, встретился с их взглядами, завистливыми, жадными и оценивающими. Ну что же, черт возьми, он предоставит им возможность воспользоваться своим шансом позже.
Когда ужин, на котором все переели и перепили, закончился, внесли столы для игры в карты. Но женщинам хотелось танцевать. За этим желанием стоял свой умысел, и Роберт прекрасно это понимал. Они собирались испытать все свои женские чары на нем, а для этого необходимо было быть с ним рядом.
– Нет, нет! Сначала мы хотим танцевать.
– Мужчины, если вы сядете за карты, мы больше не станем с вами разговаривать!
– О, Роберт, здесь прекрасное место для вальса!
Он не ожидал такого поворота. Бейтсон, отведя его в сторону, сказал, что зал для балов не открывали, потому что не успели протопить.
– Мы обязательно потанцуем завтра вечером, – пообещал Роберт, но увидев, что у женщин вытянулись лица, предложил: – Впрочем, если вы так хотите сегодня, то можно пойти в холл. Лакеи могут передвинуть туда пианино.
Идея была тут же с энтузиазмом поддержана, и вскоре все уже весело танцевали в холле, со стен которого холодно и бесстрастно взирали фамильные портреты. Гости все больше входили во вкус веселья, и Бейтсон подносил им шампанское в украшенных фамильным гербом серебряных ведерках со льдом, разливая его в высокие бокалы.
Сэр Роберт как раз поднес к губам бокал, когда в первый раз увидел на балконе чью-то тень. Сначала он решил, что ему просто показалось, но затем тень пошевелилась, и он понял, что не ошибся. Кто-то наблюдал за ним сверху. На мгновение он даже увидел лицо, но оно исчезло слишком стремительно, чтобы можно было понять, кто это. И все же он инстинктивно чувствовал, что это не кто-то из слуг. Они бы не осмелились по той причине, что за ними очень тщательно следили. Тень на балконе появилась снова.
Сэр Роберт кружился в танце с хорошенькой миниатюрной крашеной блондинкой, которая то и дело старалась прильнуть к нему. Она была картавой, но, несмотря на это, за время своего вот уже десятилетнего пребывания на сцене прекрасно справлялась с ролями молоденьких девушек, которые ей всегда давали.
– Я не велю, что вы любите нас, бедных женщин!
– Что вас заставляет так думать? – машинально задал вопрос Роберт и посмотрел на балкон. Там снова кто-то стоял.
– Мы ведь знаем, что вы думаете о Сесиль! А вот другие ее поклонники очень даже доблы к нам.
– Ну, разве я плохо к вам отношусь? Партнерша покачала своей светловолосой головкой.
– Не очень. Вы нам делаете подалки, но не очень холошо думаете о нас.
Ну что ж, ее замечание отличалось проницательностью. Она знала правду. Все эти женщины были ему совершенно безразличны, он не думал о них, когда оставался наедине с собой. Не думал и сейчас, поглядывая на балкон. Неужели он настолько небезразличен ей, что, спустившись из детской, она смотрела на него, спрятавшись в тени балкона? Неужели ее любовь дошла до такой степени, когда для того, чтобы испытывать счастье, достаточно просто смотреть на любимого человека и больше ничего.
Тень на балконе шевельнулась, Роберт повел блондинку назад к столику, за которым они сидели, и налил ей полный бокал шампанского. При этом, сам того не осознавая, наверное, сказал что-то лестное для нее, потому что она радостно рассмеялась, и ее смех резанул его визгливой фальшью.
– Лоберт, я никогда не подозлевала, что у тебя такое мнение обо мне! Лаз так, то может быть, ты внесешь небольшую сумму денег в новую пьесу, если я получу в ней лоль?
– Да, конечно.
Он так и не понял, что пообещал, но в этот момент был готов согласиться на что угодно. Она снова ушла. Неужели опоздал? А может быть, быстро подняться наверх и встретить ее на ступеньках? Он дал себе клятву не повторять того, что произошло тогда в детской. Надо признать, что тогда он просто потерял голову. Но соблазн был так велик. Эти длинные темные ресницы, приоткрытые во сне губы, как у ребенка, который чего-то испугался перед тем, как заснуть, и который хмурится, потому что видит печальный сон. Одна ее рука лежала на коленях, а другую, которая покоилась на спинке стула, она положила под голову. Сильвия казалась такой беззащитной, что ему захотелось поднести палец к губам, но он так и остался стоять, не отрывая от нее глаз. В этот момент он осознал, какую власть над ним имеет эта девушка. Все самое достойное, рыцарское, что было в нем и что он всегда пытался спрятать поглубже, как будто выступило вперед, сияющее и прекрасное, отвергающее ту деградацию, в которой он искал успокоение, пытаясь заглушить свое горе. Он бы так и ушел тихонечко, еще немного постояв, но она проснулась и взглянула на него сонными, но счастливыми глазами, с тем доверием, которое могло идти только от чистого сердца. И все же даже тогда ему удалось сдержать себя. Но в тот момент, когда он дотронулся до нее, помогая подняться, в нем как будто прорвалась плотина. Он просто не мог поступить иначе, потому, что той невероятной силе притяжения, которая витала вокруг них, противостоять не мог никто; он должен был ощутить прикосновение ее губ. Но даже после того, как он поцеловал ее, его не покинуло сознание того, что он недостоин такого счастья, и ему лишь невероятным усилием воли удалось подавить в себе огонь желания. Он убежал, но чего он смог этим добиться? Все равно пришлось вернуться.
– Я заставлю ее ненавидеть меня!
Как часто он говорил себе эти слова, но они звучали неуверенно. Чего он достиг, так это ненависти к себе самому. Он ненавидел свою жизнь, свои мысли, чувства; он ненавидел притворную пустоту всего, что окружало его, и что он когда-либо знал. Однажды он почувствовал, что достиг самых глубин своего падения и что ничего более, ужасного произойти уже не может, что весь позор, вся тяжесть его деградации теперь на его совести. Но, оказывается, он не знал и половины правды. Просто тогда ему не с чем было сравнивать, а сейчас у него появилась Сильвия.
Он взял бокал шампанского, поднес его к бокалу блондинки и, чокнувшись с нею, произнес тост:
– За будущее!
Она издала возглас восхищения, а затем, подняв голову, посмотрела на него призывно и воскликнула:
– О Лоберт, ты так великодушен!
После минуты колебания он наклонился и с горечью поцеловал ее в краснеющие губы.
Она должна знать всю правду, подумал он, но это относилось не к блондинке.
Пианист вдохновенно заиграл польку.
– Всем танцевать! А то вы становитесь слишком сентиментальными! – воскликнул он.
Роберт прекрасно понимал причину такого неожиданного порыва. Тот, кто играл, заметил его поцелуй, а обогащение ничего собой, не представлявшей инженю не входило в его планы. У всех остальных тоже лихорадочно блестели глаза. Каждому хотелось урвать себе куш. Каждый боялся, что повезет кому-нибудь другому, и был охвачен неосознанным страхом, что ему лично может чего-то не достаться. Везение А могло означать только то, что В достанется меньше, а С – и вовсе ничего. В каком мире ему приходилось жить, и какие ничтожные, глупые людишки были вокруг. Но с другой стороны, что лично он, Роберт Шелдон, представлял собой, чтобы так резко судить о них?
Он заметил, что сидевший рядом с ним мужчина не курит.
– Думаю, старина, тебе не хватает хорошей сигары, и я принесу ее тебе.
Бейтсон, который находился поблизости и был готов выполнить любое распоряжение хозяина, сделал, было, шаг вперед, но Роберт остановил его, дав понять, что сходит сам. Он пересек холл и стремительно пошел по коридору, ведущему к другой лестнице. Сердце бешено колотилось, а в мыслях был один и тот же вопрос: застанет ли он ее или, увидев, что он покинул зал, она успеет незаметно скрыться.
Лестница была едва освещена. Взбежав наверх, он почувствовал, что его захлестнула теплая волна восторга и желания. Выходило, что ее чувства были настолько сильными, что, оставив ребенка одного в спальне, она спустилась вниз, чтобы посмотреть на него. Она уже стоит там примерно час. С ее стороны очень непредусмотрительно, но разве это не говорит о том, что она не заботится о последствиях? Роберт внезапно ощутил, как участился его пульс. Зачем же отказываться от того, что само идет в руки? Для чего с такой привередливостью контролировать свои чувства? Действительно ли необходимы те барьеры, что он сам же и возвел?
Он тихо пошел вперед вдоль длинного коридора, ведущего к балкону, и наконец, увидел ее. Мягкие складки платья ниспадали на пол. Она стояла, наклонившись вперед и опершись на дубовую балюстраду. Он остановился на мгновение, а затем, протянув руку, выключил газовый светильник. В коридоре стало темно. И только слабый свет из холла внизу едва освещал позолоченные рамы портретов и волосы стоявшей к нему спиной девушки.
Он направился вперед, но не успел еще дойти до нее, как она обернулась. Было очевидно, что ее что-то насторожило; возможно, она услышала его шаги или только сейчас поняла, что его нет среди гостей. Какова бы ни была причина, но она пошла к нему навстречу. Было слышно, как шуршит ее платье. И неожиданно, даже раньше, чем он успел это осознать, она подошла совсем близко и оказалась в его объятиях.
Роберт крепко обнял ее, услышав, как она тихо вскрикнула перед тем, как он нашел ее губы, затем поцеловал и почувствовал, что она ответила на поцелуй. В ее поцелуе было что-то такое, что воспламенило его чувства с новой силой, что-то отличное от того, что он испытывал раньше. Он ощутил, как ее хрупкое тело прижалось к нему еще теснее, и тут, наконец до него дошло. Отстранив от себя девушку на расстояние вытянутой руки, он повернул ее так, чтобы на нее упал свет из холла.
Чувства не обманули: он увидел совершенно незнакомую женщину, женщину, которую он никогда раньше не видел. Она улыбалась ему.
– Кто вы, черт побери, такая?
Продолжая удерживать незнакомку, он сжал ее плечи, но, казалось, она совсем не ощущала боли.
– Одна из ваших гостей, сэр Роберт.
– Одна из моих гостей? В самом деле? Это для меня новость.
– Может быть и так, но, тем не менее, я удостоена чести наслаждаться вашим гостеприимством в течение нескольких недель.
– В самом деле? Позвольте мне еще раз взглянуть на вас.
Не выпуская ее из рук, он повернулся спиной к балюстраде. И теперь она стояла перед ним так, что слабый свет падал на ее лицо. Он удивился, что смог спутать ее с Сильвией. Во-первых, у нее были темные волосы, а во-вторых, она была намного старше. Но все же, эта женщина была не лишена очарования и, казалось, смутно кого-то напоминала.
– Ну и что вы можете рассказать о себе?
Читать бесплатно другие книги:
